Золотая кувалда

               
                =1=

     Вовка Козлов старшеклассник. Нормальный парень,  хорошо учится, легкоатлет, два лета гонял в велосекции. В самбо пару раз сходил  вместе с Крохалёвым и Сизиковым. Но, после того, как старички поотрабатывали на нём броски через бедро и через плечо, сказал: "Не, пацаны. Я думал, нам приёмы покажут, а тут надо мешком с опилками работать..." Крохалёв с Сизиковым выдержали полгода. Даже в соревнованиях участвовали. Но Сизиков попался на болевой приём, повредил связки, и бросил секцию. А Крохалёву одному заниматься стало скучно и он присоединился к друзьям.

Учитывая спортивный стиль жизни, друзья не курил. В карты, правда, любили играть. Не на деньги – на гирю. Как играют на гирю? Очень просто. Окончив игру, подсчитывают очки и  выжимают двадцатичетырёхкилограммовую гирю соответственно разнице очков с лидером. Одному "повезёт" на пять жимов, а другому и на  сто пять. Приятели подкалывают невезунчика, угорают, если с первого раза не выжмешь весь "грех". Кто прощёлкает много очков  – тому тяжко. Жимов по двадцать на одну руку делали все. А дальше шло тяжелее. По десять, по пять, по три… Нет, правила не садистские: гирю можно перекидывать с руки на руку, ненадолго ставить на пол. Но и так силы кончались, ребята подгоняли: "Жми по разу!". Проигравший кидал гирю на грудь, перекатывал на плечо, выдавливал с приседом, как штангу… И на это уж сил не хватало… Руки становились толстыми и несгибаемыми, как брёвна… В общем, весёлая игра и полезная. Плечи у ребят от игры в карты раздались вширь заметно.

День был двадцать третье февраля, мужской день. К Вовке зашёл  Толька Сизиков и по случаю праздника они побрели к Мишке Крохалёву. Просто так пошли, без задних мыслей. Собирались потом в кино с девчонками.
Мишкины предки куда-то слиняли.
- Батя у меня неделю в поте лица трудился, - похвастал Крохалёв.  Открыл дверцы серванта и с гордостью показал друзьям переливающиеся красивым хрусталём трёхлитровые банки с жидкостью чайного цвета.
- Нынче закончил. Кристалл клир теперь! Процедил через активированный уголь, растворимым кофе отдушил – чистый, говорит, коньяк получился! – одобрил отцовское мастерство Мишка.
- Самогон, что-ли? – догадался Вовка.
- А ты  думал чай? – усмехнулся Мишка. – Двойного перегону!
- Пробовал? – зевнув, спросил просто так Сизиков.
- Нет, - пожал плечами Мишка. Мне, мол, это ни к чему. Они с пацанами крепкие напитки не пили. Шампанское по праздникам, было дело, употребляли. И пиво иногда.
- Сколько градусов? – спросил Сизиков.
В самогоне он разбирался лучше всех из тройки. У него мать сильно любила выпить, да и отец все праздники и конец рабочей недели отмечал, чтоб жену контролировать. Самогон в его семье гнали часто. Но зелье получалось  тошнотного запаха и молочного цвета – как в старых фильмах про бандитов гражданской  войны и Октябрьской революции. Потому что, рассказывал Сизиков, маманька торопилась, жадничала и выгоняла из браги всё до последней капли сивухи.
- Батя мерил спиртометром, сказал – под шестьдесят градусов, - похвастал Крохалёв качеством продукта.

- Раз, два, три, четыре… - считал Сизиков банки, стоящие в серванте. Сквозь тёмно янтарную  прозрачную жидкость в  банках виднелась задняя стенка серванта.
- Семь банок! Под горлышки залиты! Литров двадцать пять… - уважительно выпятил нижнюю губу Сизиков. – Кто пил коньяк?
Коньяк никто не пил.
- Продегустировать надо, - решил Сизиков.
- Самогон же! – попробовал возразить Вовка.
- Это самогон?! – возмутился и защитил честь отца Крохалёв. – Двойного перегона, через активированный уголь из противогаза пропущенный, да с кофеем?! Ты понюхай!
Он достал из серванта банку, сердито грохнул её на стол, сдёрнул пластмассовую крышку. Вовка, вытянув шею, издали принюхался. Самогоном не пахло.
- Ты носом нюхай! – кипятился Крохалёв, задетый незаслуженным оскорблением отца.
Сизиков подошёл к столу, нагнулся, едва не утопив нос в благородном напитке, смело понюхал.
- Самогон…  – насмешливо посмотрел он на Вовку. – Ты нашего самогона не нюхал. Это – благородный напиток!
Чтобы не обижать Крохалёва, Вовка подошёл к столу, наклонился над банкой, осторожно принюхался. Хоть и немного, но сивухой всё же воняло.
- Ну! – потребовал оправдательного заключения Крохалёв.
- Чуть-чуть отдаёт, - не стал врать Вовка.
- Сам ты "отдаёт"! – окончательно оскорбился на Вовку за отца Крохалёв и отвернулся.

Сизиков окунул вытянутый указательный палец по самое основание в спорную жидкость и, засунув на ту же глубину палец в рот, обсосал его. Задумчиво помолчал. Крохалёв краем глаза наблюдал за приятелем, ожидая оправдательного приговора продукту отца.
- Чистый спирт! – одобрил продукт Сизиков. – И кофеем пахнет.
- Кофеем… - примирительно гудел Крохалёв. В принципе, признание отцовского самогона чистым спиртом с запахом кофея его уже устраивало.
- Пальцем разве определишь! – защитил теперь уже свои дегустационные способности Сизиков. – Тащи рюмашки, попробуем.
- Пить?! – удивился Вовка.
- Да никто пить не собирается, - успокоил Сизиков приятеля. – Так, по граммульке. Ты видел, как вина дегустируют? Язык мочат…
Помочить язык в дегустационных целях Вовка отказаться не мог.

Крохалёв достал из того же серванта рюмки, поставил в ряд. Сизиков поднял банку, примеряясь разлить, подержал, поставил банку на стол.
- Из полной я только по кружкам умею разливать. Дай-ка ложку, я ложкой.
Крохалёв принёс с кухни ложку. Сизиков отмерил  в рюмки по валерьяночной дозе.
Все молча взяли посуду, долго принюхивались, окунув носы в рюмки. Да, в общем-то, сквозь не особо сильный сивушный дух пробивался запах кофе.
- Кофеем же пахнет! – настаивал Крохалёв.
- Пахнет немного, - согласился Вовка.
Сизиков плеснул свой миллилитр на язык, закатил глаза, прислушался к ощущениям. Вернул глаза на место, сглотнул, одобрительно кивнул головой, поставил рюмку на стол, в хвалебном жесте поднял руку кверху:
- Пробовали бы вы наш самогон!
Крохалёв плеснул свою дегустационную порцию в рот.
- Коньяк! – восторженно провозгласил он, но всё же скривился.
Вовка осторожно опрокинул стопарик. Язык осушило, во рту защипало, слабый запах сивухи согрелся, расширился,  заполнил тошнотой пищевод. На глаза навернулись слёзы. Выплёвывать такую незначительную каплю было стыдно. Сжавшись, как от мороза, Вовка с отвращением проглотил самогон.
- Тоже мне… - Крохалёв насмешливо указал на прослезившиеся Вовкины глаза.
Спрашивать мнения Вовки о качестве продукта не стали.

Посидели молча. С удивлением почувствовали, как в голову поднялась приятность, доброта, покой.
Переглянулись, чувствуя друг к другу всё большую симпатию.
- Ну чё? Нормалёк? – широко улыбаясь, доброжелательно, не сомневаясь теперь в положительном ответе, спросил Крохалёв Вовку и кивнул на банку с самогоном.
- Да разве с такой дозы расчувствуешь, - решил не кривить душой и найти хоть какую отговорку Вовка.
- Так мы сейчас внимательнее распробуем! – тут же развил идею Сизиков и принялся довольно интенсивно черпать ложкой из банки.
Про рюмки теперь можно было сказать, что в них что-то налили.

Сизиков посмотрел на рюмки и оценил ситуацию реально:
- Огурчика бы!
- Есть огурчик. Что, у нас огурчика, что-ли, нет? – пожал плечами Крохалёв. Сходил на кухню, хлопнул дверкой холодильника, погремел посудой, принёс на тарелке разрезанный огурец.
- А вилки? – выступил с претензией Сизиков.
- Обедать собрался? – усмехнулся Крохалёв. – Не баре, руками возьмёте. А то посуду за вами потом мыть…
Без вилок, так без вилок.
- Ну, пробуйте, - скомандовал Сизиков, опрокинул рюмку, сглотнул, закусил огурцом.
Пронаблюдав за другом, Крохалёв повторил действия сам.
Вовка опрокинул рюмку в рот. Одним глотком самогон в глотку не полез. Вовка поперхнулся, с трудом протолкнул вонючую жидкость в пищевод, закашлялся.
- Не умеет пить, - подвёл итог дегустации  Крохалёв, подсовывая дольку огурца Вовке под нос.
- Не умеет пить! – согласился  Сизиков, грохая кулаком Вовке по спине.
Вовка прокашлялся, зажевал огурец, отдышался.

- Ну как ты пьёшь? – критиковал Крохалёв Вовку. – Цедишь самогон, как газировку. А надо как? Хоп – одним махом в рот! И одним глотком туда его! – Крохалёв показал рукой, как надо одним махом в рот и куда его дальше. –  Потом выдыхаешь через рот: х-хы! И через нос всасываешь новый воздух, чтоб не тошнило. Налей, Толян, покажу молодому, как надо!
Крохалёв родился на пять дней раньше Вовки.
Сизиков взял рюмку, поднёс её к обрезу банки, прицелился, плеснул в рюмку самогону. Рюмка наполнилась до краёв.
- Ты чё? – Крохалёв покрутил пальцем у виска.
- Понял! – согласился Сизиков с ошибкой и выплеснул излишки в соседнюю рюмку, оставив в Мишкиной на одну треть.
- Ну, это ещё сойдёт, - одобрил действия Сизикова Крохалёв. – Учись, студент! – просалютовал он рюмкой Вовке, и профессионально выпил. Зажевал огурцом, похвалил сам себя поднятым вверх указательным пальцем.

- Понял? – спросил Сизиков. – Повторяю!
Отлил из отлитого половину и выпил. Не менее профессионально.
- Усвоил? Закрепи пройденный материал! – велел Вовке, пододвигая к нему оставшуюся рюмку.
Вовка выпил. Рот осушило, опалило, язык защипало. Вовку  передёрнуло, он едва успел задавить тошноту солёным огурцом.
- Не умеет! – презрительно махнул на него Крохалёв.
- Не умеет, - согласился Сизиков и потянулся к банке.
- Ну буду! – хриплым сдавленным голосом категорически отказался Вовка.

Посидели, чего-то подождали, лениво поглядывая по сторонам.
Захорошело.
Мишка крякнул, улыбаясь чему-то своему.
Сизиков согласно покивал головой, улыбнулся молча.
Вовка улыбался не крякая и не качая головой.
Тощий Мишка развалился на стуле, как в кресле, протянул длинные ноги далеко под стол и обнял спинку стула Сизикова.
Коренастый Сизиков оплёл стопами ножки стула, раскорячил коленки, уронил руки между ног и оплыл толстым неполным мешком.
Вовка с добродушным любопытством наблюдал за приятелями.

- А? – Крохалёв задрал брови кверху и победоносно оглядел приятелей.
- Да-а… - серьёзно согласился Сизиков и покачал головой.
Вовка, не прекращая улыбаться, согласился молча.
Помолчали ещё, прислушиваясь к незнакомым приятным ощущениям.
В животе загорячело. Благостный жар по пищеводу поднялся к лицу, хлынул в голову, сделал мир приятным, а жизнь – спокойной и радостной.

- Мужики, - упрекнул товарищей Крохалёв. – Сегодня же двадцать третье, мужской день…
- Отметить надо! – понял намёк Сизиков и взялся за горлышко бутылки.
- Закусить бы чем! – то ли сопротивляясь, то ли внося дельный совет, вздохнул Вовка.
- Стой! – перехватил руку Сизикова Крохалёв. – Надо из другой банки, чтобы незаметно. А то батя пистон вставит, если узнает, что мы пили.
Он закрыл немного початую, на палец от края, не больше, банку, поставил её на место, вытащил соседнюю, полную до обреза.
- Тащи кружку, а то разолью ценный продукт, - посмеялся Сизиков.
Крохалёв сходил на кухню, принёс кружку. Пока Сизиков прицеливался и сливал из банки "продукт", на столе появились колбаса, сыр, хлеб, маринованные огурцы и помидоры.

- Ну чё, по полной? – испытывающе взглянул на приятелей Сизиков.
Вовка переполошился: полную он не выпьет.
- Ты чё? – Крохалёв покрутил пальцем у виска. – Давай по половинке.
Выпили по половинке.
- Овладевает техникой исполнения? – задорно спросил Крохалёв у Сизикова, кивнув головой в сторону Вовки, успешно справившегося с дозой.
- Чья выучка! – одобрительно выпятил нижнюю губу Сизиков, налегая на копчёную колбасу. В его семье копчёная колбаса бывала не часто.
Разговорились, развеселились, вспомнили интересные случаи из школьной жизни. Рассказывали друг другу известные всем приколы… Хорошо!

- Чёт не берёт, - сделал неожиданное заключение Сизиков, разглядывая остатки самогона в кружке.
- Ага, не берёт, - насмешливо окоротил друга Крохалёв, отнимая у него кружку. - Это тебе не пиво. Этот коньячок тебя потом догонит… И так по башке вдарит! Как камнем с пятого этажа. 
Он слил остатки самогона из кружки в банку, закрыл и поставил банку на место.
- Ездили мы как-то рыбалить, на острова. На нашем баркасе. У бати баркас огромный, движок "волговский"…  Человек десять поехало. Сетями ловили. Ну, вечером, как положено, уха… Мужики выпили уж помногу. Дядьку моего приспичило. Пошёл он в кусты. Отец предупредил ещё: "Ты, говорит, подальше иди, чтоб вони не было. А то, говорит, с этого самогона дух чижолый"… Надолго дядька ушёл. Основательно, видать, сидел. Вернулся, и разит от него, ну, натуральным свежачком! Сидеть ни рядом, ни далеко от него невозможно! Все носом водили, водили, батя не выдержал: "Ты хоть, - спрашивает, - штаны снимал, когда под куст садился?" Дядька обиделся: "Что ж я, - говорит, - алкоголик, штоль…" А батя: "Не алкоголик. Но первая степень опьянения с моего самогона – это когда на горшок садишься, а штаны снять забываешь!" Короче, у дядьки моего плащ рыбацкий, прорезиненный, до пят. Он когда под кустом пристраивался, плащ подбирал, подбирал, на спину забрасывал, а ветром его, видать, всё равно вниз сдуло. Погода ветреная была! Дядька спьяну не заметил, себе на плащ и наложил! И всё своё к костру принёс! Смеху было!
Посмеялись.

Сизиков глубоко задумался.
- Из второй банки – точно такой же вкус, как и из первой, - удивился он. – Неужели во всех банках одинаковое  качество?
- Во всех! – с гордостью подтвердил Крохалёв.
- Быть не может. Когда самогон гонят, первая порция самая хорошая – первач, потом идёт похуже…
- Вторач, - подсказал Вовка.
- Нет, такого самогона не бывает, - отмахнулся от дилетанта Сизиков.
- Ну вот, давай попробуем из последней банки! – лучезарно улыбнулся слегка закосевший Крохалёв, польщённый тем, что Сизиков высоко оценил качество батиного "продукта".
Попробовали. Качество оказалось… неизменно превосходного качества.
Весёленький, расслабленный Крохалёв подслеповато щурил глаза в очках, рассказывал о рыбалках с батей, о дяде – любителе выпить, размашисто жестикулировал.

- Мужики, - вспомнил Вовка, посмотрев на часы, - через час сеанс в кинотеатре. Девчонки обещали прийти.
- Девчонки – это хорошо! – восхитился Крохалёв. – Надо ехать к девчонкам.
Сизиков и Вовка встали.
- Торопиться не надо! – остановил приятелей Крохалёв. А на посошок?
На посошок, так на посошок. Никто не возражал.
Убрали початую банку на место, чтобы батя не заметил. Достали непочатую. Сизиков привычно разлил по полрюмки.
- Кто жа на посошок пьёт по половинке? – удивился пьяненький Крохалёв. – Пути не будет!
Выпили по полной.

Убрали посуду, навели порядок, чтобы предки не заподозрили состоявшегося выпивона, стали одеваться для похода в кино. Крохалёв что-то бормотал, блаженненько улыбался, расслабленно путался  в ботинках, в шнурках  и в рукавах. Укоряя напившегося, помогли одеться. Как ребёнку. Сцепившись под руки, двинулись  по тесной лестнице вниз.  Крохалёв норовил  запеть песню, его успокаивали тычками в бок. Он  без зла возмущался. Перед выходом из подъезда навтыкали основательно, приказали молчать и идти по струночке, а то бабки у подъезда увидят пьяного и доложат предкам. Тогда скандала не миновать. Мимо бабок прошли с гордо поднятыми головами.

Гордости у длинного Крохалёва хватило всего метров на двадцать, после которых суставы его опять разболтались, он ослаб и замотался, как на шарнирах. Пока со смехом, толкотнёй и дурачеством, распугивая прохожих, неторопливо двигались к  остановке, Крохалёв немного очухался. Говорил всё ещё  нечётко, но реагировал  на окружающее адекватно.
С троллейбусами была какая-то проблема, ждали долго. Вошли в нужный номер, стали на заднюю площадку. Примолкнувший ещё на остановке и лупавший осоловелыми глазами  на мир по-совиному, Сизиков вдруг стал оседать по стенке на пол. Его успели подхватить под руки.
- Ну вот, то тебя тащили, теперь этот приплыл, - вздохнул Вовка.
- Меня тащили? – удивился Крохалёв. – Да ладно!
- Ага, не помнишь, как в подъезде песни собирался петь?
Как собирался песни петь, Крохалёв не помнил, но прикинул, что, по теории вероятности, если пьяным был сначала он, потом Сизиков, то скоро начнёт отключаться Вовка.

У  кинотеатра выволокли Сизикова из троллейбуса. До сеанса оставалось ещё минут двадцать пять, поэтому стали таскать Сизикова по скверу. Периодически тыкали ему в бока локтями и кулаками, заставляли дышать глубже и прыгать на месте. Сизиков друзей слушался, комично дышал, по-медвежьи неуклюже прыгал, улыбался замороженной улыбкой. Минут через пятнадцать разминки Сизиков стал "держать голову" и смотреть на мир осмысленными глазами. Хоть и сильно затуманенными. Крохалёв с Вовкой угорали со смеху, глядя на пьяненького друга, хватались за животы, хлопали себя руками по коленям, сгибались и приседли без сил от хохота до земли. Сизиков приходил в себя, но стало заметно, что начал "загружаться" Вовка.

- Ну, этого отпустило, теперь другого забирает, - деловито гудел Крохалёв. – Я ж говорил, что догонит вас  "коньячок"! Ну что, пойдём в кино или как? – спросил он Сизикова.
- К-конечно и без-з-с-мнения! – подтвердил изначально принятое решение слегка пришедший в сознание Сизиков. – Там ж-ж девчонки!
- Ну пойдёмте быстрее, пять минут осталось, - скомандовал Крохалёв. – Вон они, стоят у входа. Бери этого под бока, - скомандовал Сизикову всё более трезвеющий Крохалёв. – А ты, чтоб по струночке! Не хватало ещё, девчонкам упитыми показываться!

Подошли к одноклассницам, поздоровались.
- Что это вы втроём под ручки ходите? – посмеялись девчонки.
- А это мы так… ходим, - пояснил заплетающимся языком Сизиков.
- Гуляем, - дополнил посерьёзневший  Крохалёв.
Вовка молчал и блаженно улыбался.
- И речь у вас какая-то нечёткая! – подозрительно улыбнулись девчонки.
- Х-холодно, губы замёрзли, - обосновал нечёткость речи Сизиков, старательно выговаривая слова.
- Где ж холодно? Лёд на солнце тает!
- Давно гуляем, - пояснил причину замерзания губ при тающем льде Крохалёв.
- Ну-ну… - понимающе усмехнулись девчонки.

Вовка без помощи приятелей стоял уже с трудом.
Еле уговорили контролёршу пропустить Вовку в зал:
- Куда мы его оставим такого? – задал вполне резонный вопрос Крохалёв.
Да, такого оставлять на улице было опасно.
Посадили Вовку на крайнее место. В тепле  через короткое время свет погас не только в зале, но и в Вовкиной голове.

Очнулся Вовка оттого, что понял: сейчас его вырвет. Вскочил, задев за все возможные вокруг него предметы, и, мотаясь по проходу от стены к стульям и обратно, заторопился к выходу. До туалета успел добраться вовремя. Долго блевал вонючей, кисло-жгучей кашей. Когда каша кончилась и желудок опустел,  выворачивал его  до слизи, отплёвывался, протяжно стонал. Выпив из крана много холодной, странно-противной воды, вышел в фойе. Остановился, соображая, кто он, где он, и куда ему надо.
- М-мне куда? – спросил техничку, протиравшую пол.
Техничка укоризненно посмотрела на упившегося до потери соображения юнца, поняла, откуда он вышел и что там, судя по густому сивушному запаху, наделал. Поняла, что ей после такого киномана предстоит убирать, и тяжело вздохнула. Развернула Вовку лицом к выходу, и по-над Вовкиным плечом настоятельно указала цель вытянутым вдаль грязным от мокрого мусора пальцем. Так указал бы Наполеон пальцем в белой перчатке своему генералу, ставя задачу по передислокации войск.
- Туда!
Вовка долго вглядывался, пытаясь сообразить, тяжела ли будет передислокация. Но вынести какое-либо решение не успел, так как изображение в его голове снова отключили.

- Эй, парень! – услышал Вовка насмешливый голос Крохалёва. – Куда это ты отправился?
Вовка открыл глаза. Прямо перед ним светилась беззвучием и слегка мерцала довольная рожа Крохалёва. Улыбающийся Сизиков молча держал Вовку за локоть. Они стояли посередине широкой улицы. Молчаливые машины потоками  обтекали их справа и слева.
- Ждали тебя, понимаешь, ждали. Нету! Пошли искать. Где, спрашиваем, парень? На улицу, говорят, пошёл! – с восторженным удивлением рассказывал Крохалёв Вовке, и голос его, какой-то нереально фрагментарный, на фоне полной уличной тишины впечатывался в Вовкино сознание отдельными кусочками. – Выходим на улицу – нету! Глядим по сторонам. Сизиков говорит: "Вот он!". Смотрим, а ты бредёшь через улицу со скоростью беременной черепахи пенсионного возраста, никому не мешаешь, машины тебя аккуратно объезжают со всех сторон. Подбегаем, а у тебя и глаза закрыты! Ну ты даёшь! У меня дядька, на что любитель заложить за воротник и покуролесить, и то по городу с закрытыми глазами не бродит. Ты куда идёшь-то, чучундра? Остановка – там, - Крохалёв радостно показал вправо. - Дом – там, - показал за спину.

- Т-туда, - с трудом выдавил из гулко пустой  головы через замёрзший рот непослушные звуки Вовка.
- Понятно… Ну что, поехали домой? Погуляли, кино посмотрели… Кинщик фигов!
Крохалёв  в размашистом одобрении хлопнул Вовку по плечу. Вовка потерял равновесие и чуть не упал.
- Аккуратнее ты! – озаботился Сизиков неустойчивостью Вовки, подхватывая приятеля. – Стоит человек – пусть стоит. Упадёт – фик поднимешь, придётся на себе тащить! Домой нельзя, куда ему такому домой! Надо прогуляться, чтобы мозги продуло. Пошли пешком, через канал.

Район кинотеатра и район, где жили дегустаторы, разделял судоходный канал шириной с полкилометра. Зимой, естественно, замёрзший. Вместо того, чтобы ехать на троллейбусе вкруговую, жители прилегающих микрорайонов зимой часто ходили через канал пешком. Заснеженную поверхность канала вдоль и поперёк перечёркивали линии тропинок. Множество детишек катались на санках, на картонках, на собственных животах и задницах с высоких, покато забетонированных  и засыпанных теперь снегом берегов. Отполированных детскими одёжками "горок" на откосах чернело льдом больше, чем натоптанных спусков для пешеходов.

По обледеневшей лестнице друзьям предстояло взойти на высокую набережную. Вовка поскользнулся и упал уже на второй ступеньке. Повторная попытка закончилась тем же. На третью попытку сил у Вовки не хватило и он развалился бесформенной кучей на подходах к лестнице.
Решили "груз" кантовать. Сизиков, как более крепкий, на коленях тянул Вовку наверх за воротник. Крохалёв, лёжа на животе, подталкивал снизу. Копошащуюся на обледенелой лестнице тройку время от времени опасливо обходили прохожие.
Через много времени, взмыленные, приятели рухнули на межлестничной площадке.
- Гос-споди! За что такое наказание?! – взмолился Крохалёв, лёжа между Вовкой и Сизиковым, и утирая мокрое лицо шапкой.

Начало темнеть, когда группа "альпинистов" достигла вершины лестницы. Крохалёв и Сизиков поставили "груз" на ноги, шагнули вперёд, намереваясь продолжить путь домой, и остановились, реально оценив невозможность спуска вниз. "Груз" едва стоял на ногах, покачивался, то и дело грозил упасть.
- Стой ты, чёрт эдакий! – тыкал кулаком в бок Вовке Сизиков.
- Ста…ю…у, - согласился Вовка, но тут же сильно покачнулся, и если бы Сизиков не подхватил его, он мог кувырком загреметь вниз по откосу.
- Будешь ты стоять, или нет! – тряс Вовку Крохалёв.
- Бу… у… - обещал Вовка, с трудом поднимая свинцовые веки.

- Нет, не спустить нам его, - безнадёжно махнул рукой Сизиков. – Пошли на троллейбус.
- На тыр… ле…бус… нел… за… - возразил Вовка. – До… мой… нел… за!
- Гля, соображает ещё, чудо такое! – восторженно удивился Крохалёв.
Посмотрел назад – путь до троллейбусной остановки показался Мишке долгим. Тем более, что спускаться по обледенелой лестнице, по которой они только что с великим  трудом забрались наверх.
- Эс… пан… дер… бы… - вдруг невнятно пробурчал Вовка, стал пританцовывать и махать руками в стороны.
- Ну, даёт, мужик! – восхитился Крохалёв. – Соображает! Эспандер ему, говорит! Да, с эспандером ты протрезвел бы в один момент, - заключил он задумчиво. – Ну-ка, давай, попрыгай! – скомандовал он, надеясь таким образом немного протрезвить приятеля.
 
Вовка запрыгал. Обессилевшие приятели  упали со смеху на лёд. Вовка изображал прыжки: замедленно приседал, потом чуть быстрее ускорялся вверх, пытаясь оторваться от земли. Но подошвы его ботинок словно примёрзли ко льду.
- Молодец, прыгай, прыгай! –хвалил его Крохалёв. Пользуясь случаем, он  расслабленно откинул руки в стороны и отдыхал, лёжа на спине. – Старается парень! 
Минут несколько Вовка пытался подпрыгивать.  Наконец, Вовкины ноги стали отрываться ото льда.
- О! Прыгать уже научился! А  идти  смогёшь? – спросил Вовку Сизиков.
- Ид…ти смо…гушь, - согласился Вовка, шагнул вперёд, поскользнулся и упал, звучно ударившись головой об лёд. Шапка соскочила с головы и покатилась далеко по льду.

- Куда, к чёрту, идти! – возмутился Крохалёв, поднимая шапку и нахлобучивая её на голову пьяного. – Сам угробится и нас угробит!
Он посмотрел вперёд, на канал, исчерченный множеством тропинок. Посмотрел на детишек, с писком и криками катавшихся по обледенелым дорожкам.
- В общем, так, - решил Крохалёв. – Кладём "груз" вон туда, - он показал в начало детской ледянки. – Садимся на него верхом, ровненько скатываемся вниз, топаем на ту сторону. Пока дойдём, он протрезвеет до живого состояния, и мы доставим его домой в удобоваримой кондиции.
Да, похоже, это был единственный вариант спуска с набережной. Загреметь по лестнице – смерти подобно.

Уложили Вовку на спину головой вперёд, Крохалёв сел Вовке на грудь, Сизиков пристроился чуть сзади. Для устойчивости "болида" упёрлись коленями в лёд.
Пацанята восторженно суетились вокруг – катания верхом на человеке они ещё ни разу не видели!
- Ты голову ему за шапку придержи, - посоветовал Сизиков, - чтобы на кочках черепком не ушибся.
По-ехали!
Пацаны восторженно завопили!
Ура-а-а!
С ветерком вниз!
Горка почти закончилась… У-ух! Маленький трамплинчик…
Звучно головой об лёд… Громкий хруст… Льда?
Темно.

               

                =2=

На бюджетный факультет политеха Вовка провалился.
- Не судьба… – обречённо  вздохнул отец.
- Какая судьба! – стонала мать. – Все бесплатные места новорусские для своих оглоедов на три года вперёд раскупили!
Жаркой звездой в лоб светила армия.
Наслушавшись от соседей, знакомых и дикторов телевидения о дедовщине,  издевательствах всякого рода и расстрелах в армии, отец боялся за сына до противного  холодка в сердце. К тому же, горячие точки в стране и за её пределами воспламенялись с настойчивостью подмосковного торфа в знойное лето. А там надо убивать…
Как мать паниковала – и рассказывать не надо.
Несколько вечеров предки грустно перебирали цифры  небогатого семейного бюджета. Посчитав и прикинув, решили, что шуба матери в ближайшие пять лет потерпит,  у отца зимняя куртка вообще – не сносить, правда, чуть выцветшая… С питанием тоже шиковать не будут… А посему сыну, безвестному гражданину страны, лучше стать бедным здоровым студентом, чем, отдав почётный долг и прочее, заработать военную инвалидность в придачу к славному  ордену, или вернуться популярным героем в персональном цинковом гробу. И устроили Вовку на платный факультет госслужбы в Современный Гуманитарный Университет.
- Разве это дорого? В других институтах дороже! – убеждали в деканате, принимая от матери квитанции об оплате за учёбу. И обещали несомненную отсрочку от военной службы на все пять лет учёбы.
В конце второго курса  Вовку и нескольких парней призвали в армию.
- Они ж… военные! – развели руками в деканате.
Парни военные, в смысле – военнообязанные? Или офицеры, призывающие на службу студентов университета – в смысле "безнадёжно военные"?
Предки ткнулась в одну дверь, в другую, но характеры имели мягкие, не пробивные… От мелких взяток посещаемые чиновники оскорблено шарахались, а крупных денег у Козловых не водилось.
У военкомата мать тихонько плакала, словно на войну сына провожала.
- Ну ты там того… Смотри… - буркнул на прощание отец и спрятал глаза. – Пиши если что. Сильно не борзей, "дедов" уважай, но и в обиду не давайся… Я служил когда, у нас тоже китайцы на Даманском стреляли…
- Типун тебе на язык! – испугалась мать сквозь слёзы.
- Главное, живой чтоб, и здоровый … - виновато поправился отец.
Перед железными воротами каменного ограждения военкомата родители сдали сына с рук на руки офицеру. Трезвого сдали.
С тех пор, как первая Вовкина попойка с самогоном в десятом классе закончилась отравлением, он и пиво на дух не переносил. Его даже от ватки, смоченной спиртом, в медицинском кабинете  тошнило. Да и голова после тогдашнего мозготрясения часто побаливала.
Большинство же призывников, запертых в железобетонном военкоматовском дворе-коробке, родственники доставили  "на службу" сильно поддатыми. Молодёжь  хамила, куражилась, парни задирались друг на друга. Сквозь щели между трёхметровыми плитами родители напоследок кричали сыновьям что-то важное для солдатской жизни. Почувствовавшие вдруг свою взрослость чада пренебрежительно отмахивались и посылали предков.
- Саша! Сашенька! Ты там гляди…
- Серёжа, приедешь, напиши…
- Да отстань ты!..
- Ладно!
- Женя! Я буду ждать!..
- Без тебя никуда!..
- Ага! Так я и поверил!
- Отвали! Надоела!..
Из дверей военкомата вышел хмурый полковник, вероятно, военком. Остановился на ступеньках. Привлекая к себе внимание, поднял вверх папку с бумагами. Призывники насторожились, ожидая информации об отъезде.
- Товарищи призывники! – начал говорить полковник. - Сейчас вы в клетчатых рубашках, а придет время, смените их на защитного цвета фуражки...
По причине бесполезности в плане информационной насыщенности словоизлияний с крыльца, военкома тоже послали. И в завуалированной форме и откровенно.
Мрачное лицо оттенило багровым. Обида от  неуважения к себе с годами растёт быстрее, чем зарплата!
- Полковник, посади меня на губу, чтоб в армию не ехать!
- Начальник! На пятнадцать суток за нарушение общественного порядка!
- Командир! Согласен два раза по пятнадцать оттянуть! Чуваки, кто больше?
Полковник безнадёжно махнул рукой и отдал приказ грузить "контингент".
"Икарус" для поездки на областной призывной пункт стоял во дворе военкомата. Призывников погнали в дверь.
- Прощайтя, люди добрыя! – дураковато улыбаясь, кричал долговязый призывник, размахивая с подножки рюкзаком.
Офицер с передней площадки автобуса ухватил призывника за грудки и втащил внутрь.
- Русские не сдаются! – угощая друзей ударами чемоданчика по головам, кричал узкоглазый, широколицый крепыш. И его  с хохотом запихали в зев двери.
- Как родная меня мать провожала!.. – горланил мелкосортный пацанчик, и его внесли в салон на руках, вперёд ногами.
Нескольких призывников  загрузили  в состоянии полной бесчувственности. Человека четыре особо пьяных уложили в проходе на пол. Офицеры попытались сделать перекличку, но на каждую фамилию пьяный коллектив всё более слаженным хором отвечал "Я!", и бесполезную затею прекратили. Сосчитали людей по головам и выехали за ворота.
Вовка отыскал родителей в толпе провожающих, помахал им через стекло. Мать вяло, как тяжелобольная шевельнула в ответ ладошкой и повисла на груди у отца. Лицо бати перекосилось, он едва сдерживал слёзы…
Прощай гражданка.
- Слуш-шай сюда-а! – раскатисто крикнул старлей  из головы автобуса. – Гр-ражданская вольница кончилась, и никто теперь с вами цацкаться не будет! До областного призывного пункта три часа, едем без остановок. На предмет выйти, как в первом классе, можете не заикаться.  Кому невтерпёж – завяжите в узел свои мочеотводы и на улицу не проситесь! Я не намерен вас, пьяных, по дороге собирать…
Через час кто-то из трезвеющих заикнулся о желании выйти.
- Я что, неясно сказал, чтоб узлом завязали?! – взъярился старлей.
Ещё через какое-то время в салоне густо запахло блевотиной и мочой.

В областном призывном пункте сдачу-приём тоже провели по головам.
- Как ты вовремя! – радовался дежурный офицер старшему офицеру подъехавшей команды. – У нас эшелон ночью отходит, а призывников недобор. Слава богу, теперь отправим в полном комплекте!
Команду сводили в туалет, минут через двадцать погрузили в другой автобус, пересчитали сидячих и лежачих, повезли к эшелону.
На товарной станции автобус остановился у пассажирского поезда.  Солдаты срочной службы стали коридором от дверей автобуса к дверям вагона.  Скомандовали: "Бегом, марш!". Под крики офицеров, понукаемые тычками и пинками сержантов, призывники перебирались из автобуса в вагон. 
- Бегом до конца вагона! В каждом купе размещаться по десять человек! – зычно кричал в тамбуре сухой и крепкий, как дерево в пустыне, старшина срочной службы. Хорошо подогнанная гимнастёрка без складок под ремнём, несколько армейских значков с цифрами "1" на груди, ушитые, обтягивающие бёдра галифе, идеально начищенные сапоги на расставленных, прогнутых икрами назад ногах, сердитое лицо "не юноши, но мужа"  -  пьяненьким призывникам не хотелось с ним хохмить, как они хохмили в военкомате. Этот старшина излучал силу и власть.
В конце вагона стоял ещё один сержант. Выглядел он попроще и помешковатее. Насчитав в конечном купе девять человек, сержант швырнул в "некомплектное" пьяненького десятого. 
- Салаги, до десяти считать не умеете!
- А где мне спать, десятому! – попытался возразить призывник.
- Девять на полках, десятый на полу! – гаркнул сержант. – Чтобы нам с таблицей умножения не путаться!
Последними ввели и внесли "тяжёлых" и "неходячих",  разложили "десятыми номерами" на пол по всем купе, а тех, кто был относительно трезвый, возвратили в начало вагона, на свободные полки.
- Посещение туалета во время стоянок запр-рещается! – громче мегафона рокотал на весь вагон старшина. – Выходить из тамбура запр-рещается! Водку пить запр-рещается! Кого замечу – пусть пеняет на себя! Пр-роводим вечернюю поверку! На вр-ремя поверки хождение по вагону запр-рещается!
Тут же из какого-то купе показалась шатающаяся фигура. Задевая плечами и ногами за всё возможное, пьяный пошёл в направлении старшины.
- К-командир, мож-жно отлить? – панибратски улыбнулся он старшине.
- Тупым повтор-ряю второй и последний р-раз! – рявкнул старшина. – Во время поверки выходить из купе за-апр-рещается-а!
К пьяному подскочил сержант, схватил за шиворот, толкнул в купе.
Раз пять пересчитывали "контингент", носили списки в штабной вагон, складывали цифры, сверяли с общим количеством. Цифры не сходились. Прошёл дежурный офицер с повязкой на рукаве, пересчитал призывников по головам самолично, потом старшина пересчитал своих ещё раз…
Наконец, количество живых голов совпало со списочным количеством дважды подряд.
Из какого-то купе раздался специфический булькающий звук – разливали водку. Но сержанты метнулись по вагону, изъяли у призывников зелье.
- Пр-роводим досмотр вещей! – пророкотал старшина.
- У кого найдём вино-водковые изделия – будут наказаны! – предупредил сержант с менее командирским, чем у старшины, голосом. - Поэтому спиртное рекомендую сдать самостоятельно! Хранение ножей с лезвием длиннее моего пальца не разрешается!
- Двадцать первого? – заржали в вагоне. – Мерить будем!
Начался тщательный шмон.
Сержанты осматривали рюкзаки и чемоданы, обыскивали купе и самих призывников. Спиртное в обычных фасовках изымалось безоговорочно,  любая посуда с жидкостью вскрывалась и пробовалась на вкус. Хитроумно подкрашенные под компот и залитые в банки с вишней-яблоками водка и самогон обнаруживались и  реквизировались. То и дело возникали перебранки по поводу спорной длины лезвий перочинных ножей. Но все споры однозначно заканчивались в пользу сержантов.
Поезд тронулся ближе к полуночи. Вовка, не измученный похмельем, уже дремал. 
- В туалет! – взмолились призывники.
- Слуш-шай мою команду-у! – прорычал старшина и усмехнулся. – Учитывая большое количество желающих…
- А можно побыстрее! – довольно нагло крикнул длинный парень из середины вагона.
- Эй, ты, быстрый, весёлый, красивый! – окликнул старшина парня. – Назначаю тебя дневальным на сегодняшнюю ночь!
В вагоне захохотали, заулюлюкали.
- Это что значит? – недовольно пробурчал моментально погрустневший парень. Его расстроило не столько неведомое дневальство, сколько то, что над ним смеялись приятели.
- Значит, ночью не спать и за приятелями дерьмо убирать по всему вагону.
Приятели довольно заржали.
- Это в качестве зигзага в сторону, - миролюбиво сообщил старшина. Он хотел было продолжить, но его опять перебили:
- Командир! Быстрее, а? В сортир хочется, терпежу нет!
Старшина с интересом смотрел вдоль вагона и словно чего-то ждал.
- Командир, я щас прям здесь… - пригрозил тот же  голос.
Старшина облокотился плечом о стенку, подбоченился другой рукой и с интересом наблюдал за происходящим.
- Стар… - капризно крикнул голос, но его, вероятно, прервали пинком, и он осёкся.
В вагоне наступила тишина.
- Правильно соображаете, - наконец, продолжил старшина. – В армии закон: если говорит начальник – подчинённый молчит. Если кто не понял, я могу на эту тему рассказывать хоть всю ночь. А насчёт "прям здесь" мне по барабану. Убирать дневальному.
Старшина умолк и прислушался. Вагон тоже молчал.
- Все всё поняли?
- По-оняли… - уступили призывники.
- В армии отвечают: "Так точно!". Поняли?
- Так точно… - в разнобой ответил вагон.
- А-атставить! Все поняли?
- Так то-очно… - чуть слаженнее ответил вагон.
- Не слышу желания посетить туалет! – лихо продекламировал старшина. – Есть желание посетить туалет?
- Так точно! – гаркнул вагон.
- Начинаете понимать службу, - удовлетворённо усмехнулся старшина. – Объясняю порядок посещения туалета. Из первого купе, считая оттуда, боец идёт в туалет. Через минуту его сменяет боец из следующего купе. Через минуту из следующего. И так далее. Доходим до конца, начинаем снова. Так что из каждого купе сначала опростаются те, кому невтерпёж. Сержант, отоприте туалет!
Помахивая вагонным ключом и посмеиваясь, сержант направился к туалету.
- А если верёвку кто проглотил? – гыгыкнул нетрезвый голос.
Призывники засмеялись.
- Сержант, тормозни! – махнул старшина.
Сержант остановился, расслабленно облокотился о ближайшую полку. Мне, мол, спешить некуда.
Старшина с интересом разглядывал высунувшиеся из купе головы и молчал.
- Тихо вы! – шумнул кто-то из более разумных.
В вагоне умолкли.
Старшина прислушался к тишине, удовлетворённо кивнул головой.
- Не все поняли, но понятливых уже больше. Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий. Урок второй из устава. Пока начальник не спросил вас: "Вопросы есть?", вы обязаны молчать. Поняли?
- Так точно! – гаркнул вагон.
Старшина кивнул сержанту,  дождался, пока сержант отопрёт туалет,  и резко скомандовал:
- Первый пошё-о-ол!
Команды не ожидали, поэтому из первого купе долго никто не появлялся. Наконец, "боец" неторопливо вышел.
- А-атставить! – скомандовал старшина.
Боец хотел что-то возразить, но его дёрнули назад и зажали рот ладонью. Старшина одобрительно кивнул головой.
- Первый пош-шё-ол! – раскатисто скомандовал он повторно.
Из первого купе выскочил другой призывник, шмыгнул в тамбур, скрылся в туалете.
- Второй пошёл! – скомандовал старшина через минуту.
Помчался второй боец, заскочил в туалет.
- Не вижу первого! – гаркнул старшина. – Если будет задержка, скомандую "Отставить!"
Из туалета выскочил первый.
- Третий пош-шё-ол!

                =3=

- Десятый вагон, па-адъё-о-ом! – разнёсся по вагону командирский голос старшины. – Полчаса на туалет и уборку постелей на третий ярус, потом поимённая выверка.
- Товарищ сержант, что рано? Делать всё равно нечего! – спросил призывник у проходившего мимо сержанта. Сержанта опасались не так, как старшину, допускали вольности.
- В армии встают в шесть утра, независимо от времени суток и наличия дел! – пояснил сержант. – Поторапливайтесь!
Зевая, постанывая от головной боли с похмелья, переругиваясь, "бойцы" неторопливо поднимались с постелей. Старшина с нехорошей усмешкой наблюдал за ленивым подъёмом.
- Поясняю! – громыхнул он на весь вагон. – В получасе тридцать минут. Вас в вагоне без малого сотня. Если в туалет будете ходить  по одному, каждому достанется двадцать секунд…
Понятливые заторопился в туалет.
- Товарищ старшина, мало! – несмело предположили из вагона.
- У нас в части туалет метрах в трёхстах от помещения роты. На горе. После утреней  побудки курсантам даётся три минуты на туалет. Три минуты, чтобы сбегать в туалет, сделать дела и вернуться. А очков в туалете – два десятка на четыреста человек… К тому же в это время может прибежать ещё одна рота…
- Вот, небось, загажено… - не удержался ещё один "боец".
- Чище, чем у вас в вагоне! – усмехнулся старшина. – Потарапливайтесь! Через… - он взглянул на часы, - двадцать четыре минуты – генеральная поверка.
"Бойцы" поняли,  что старшина ни уступит ни минуты, выстроились к туалету в очередь.
- Можете там не аккуратничать, - усмехнулся старшина. – Дневальный всё вымоет!
- Вы там! Чтоб чисто было! – забеспокоился вчерашний дневальный. – А то поотрываю! Товарищ старшина, а когда вы меня замените?
- Я тебя не заменю никогда, вырос уже из дневальных. А смена наряда в шесть вечера, - сообщил старшина.
- Нич-чего себе! – простонал дневальный.


- Симонов Николай Владимирович! – выкрикивал сержант в проход вагона, принимая папку личного дела из рук старшины, сидящего в "сержантском" купе, занавешенном простынёй.
- Я! – отзывался Симонов.
- Двадцать пятого ноября восемьдесят четвёртого года рождения, - выкрикивал сержант, называл место рождения, домашний адрес и прочие данные.
- Так точно! – отвечал "боец".
- Не привлекался, не состоял, не был! – схохмил дополнительно очередной опрашиваемый.
- Наряд вне очереди шутнику! – тут же "поощрил" его  старшина. – Пять минут на помывку всего вагона. Не уложишься вовремя – начнёшь мыть снова, плюс тамбуры.
- И туалет! – попросил дневальный.
- И чтоб чисто всё! Время пошло!
"Боец", понимая, что со старшиной пререкаться бесполезно, ринулся в туалет за ведром и шваброй.
- Остальным поясняю, - гаркнул старшина. – Если вас спрашивает начальник, вы обязаны отвечать "Я!", "Так точно!" или "Никак нет!" Ясно?
- Ясно, - проворчал кто-то негромко похмельным голосом. – Задолбал уже. И даже зае…
- Кто сказал зае? - прервал похмельного старшина. – Кто сказал зае? Жестоко зарубите себе на носу! Любителям мата половая жизнь до конца пути обеспечена! А ехать нам ой как долго ещё!
- Счастливые! А кого трахать будут?
- Полы и очко в туалете с помощью швабры.
- Сами-то, товарищ старшина, то и дело ругаетесь! – укорил тот же негромкий голос.
- Я не ругаюсь матом – я матом разговариваю! – отрезал старшина. – Доживёте до старшинских лычек, или хотя бы до ефрейторских, тогда и поговорим о ваших правах.
- Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора! – проворчал тот же неугомонный похмельный голос.
- Отставить разговоры! А то я найду вам сейчас потное занятие! Продолжаем перекличку!
Выверяли всех поимённо долго, час или больше.
- Фу-у… Последний! – вздохнул сержант, занимавшийся выверкой. - У меня уже всё горло охрипло…
Вовку до сих пор не вызывали. Раз последний – значит он остался. Вовка приготовился лихо крикнуть "Я!" и чётко ответить на все вопросы "Так точно!".
- Волков Владимир Алексеевич! – крикнул сержант.
Готовый ответить "Я!", Вовка чуть не поперхнулся. Фамилия-отчество  были не его.
Не услышав привычного "Я!", вагон насторожился. Стало непривычно тихо.
- Волков Владимир Алексеевич! –  настойчивее крикнул сержант. – Спишь, что-ли? Волков!
Вагон молчал.
Из сержантского купе вышел недовольный старшина, вгляделся вдоль вагона.
- Количество у нас совпадает… - оправдываясь, растерянно проговорил сержант. – Вчера сколько раз пересчитывали… Двери заперты, окна не открываются…
- Есть, кого не назвали? – недовольно крикнул старшина.
- Меня не назвали, - негромко сообщил Вовка.
- Иди сюда! – потребовал старшина.
Вовка подошёл.
Заложив руки за спину, старшина разглядывал  Вовку.
- Ну и что? – спросил он, наконец.
- Ничего, - пожал плечами Вовка.
- Когда подчинённый подходит по приказу начальника, он докладывает: "Боец такой-то по вашему приказанию прибыл!" – сердито пояснил бестолковому призывнику старшина.
Вовка пожал плечами. Откуда ему такие премудрости знать?
- Боец такой-то… - безразличным голосом автоматически начал он повторять "науку" старшины и осёкся. Глаза старшины наливались гневом. – Боец Козлов по вашему приказанию прибыл! – доложил, наконец, Вовка.
- Ты? – ткнул в фотографию, приклеенную к делу, старшина.
Вовка узнал себя.
- Я, - естественно подтвердил он своё лицо в деле.
- Фамилия! – гаркнул старшина.
- Козлов… - удивлённо ответил Вовка.
- Имя-отчество!
- Владимир Александрович…
- Дата рождения!
Кроме фотографии и имени, всё в личном деле оказалось чужим.
Сержант растерянно смотрел на старшину.
- Напутала контора, - крякнул старшина. – Фотография его, фамилия не его… Точно, не твоя фамилия? – спросил с сомнением. – Чудиков у нас разных хватает… В общем, будешь у нас пока Волковым-Козловым, - решил он и велел сержанту: – Допиши там карандашом. В части разберутся.
И утешил Вовку, похлопывая по плечу:
- Не боись! Домой не вернём!
Вовка стал Волковым-Козловым.

                =4=

Куда шёл эшелом, сержанты не говорили. Офицеры на вопросы призывников загадочно улыбались и молчали.
Сначала ехали куда-то на север, вдоль Волги. В Самаре поезд гулко простучал по железнодорожному мосту и направился на восток. Солнце по утрам вставало то справа, то слева, но общее направление поезд не менял. Средневолжское бабье лето сменилось промозглой приуральской осенью. За Урал перевалили ночью, так что никто не видел, как и где переезжали горы. Кто ночью просыпался, сказали, что ехали по тоннелям.
Западная Сибирь встретила лёгкими морозцами. В крупных областных городах из состава высаживали команды призывников. Один раз отцепили целый вагон.
- Эти уже приехали на службу, - рассуждали оставшиеся в эшелоне и не знали, завидовать приехавшим или радоваться, что едут дальше.
Как-то стояли на параллельных путях с таким же "призывным" эшелоном. Окна выбиты, народ дик и пьян…
- Вот придурки, в такую холодрыгу – окна побили!
Вовкин поезд, по сравнению с тем, выглядел цивилизованно.
Сержанты за любую мелочь заставляли мыть полы, поэтому в вагоне было чище,  чем в иной квартире. Ходили "бойцы" по вагону босиком. Чтобы выйти в туалет или в тамбур покурить,  обувь несли в руках.
Дня три ещё сержанты устраивали повальные обыски, потом выборочные – пока не убедились, что вагон абсолютно пуст в отношении спиртного.
- А куда деваете реквизированное? – с подковыркой спрашивали "бойцы" сержантов.
- Полы в тамбуре моем, чтобы не было противозачаточных вибрионов, - усмехались сержанты.
Сами же по вечерам постоянно и подолгу выпивали, негромко бубнили что-то у себя в "сержантском" купе за занавеской. Щедро делились выпивкой с офицерами. 
- Сами выпиваете… - завистливо укоряли призывники сержанта, с которым наладили приятельские  отношения.
- Вы кто? – засунув руки в карманы галифе, вразумлял бестолковый молодняк сержант. – Вы даже ещё и не "салаги"! Вы – "бойцы". То есть, мусор с гражданки. А мы кто? Мы – дембеля! Сдадим вас в часть и – прощай, казарма! Приедете на места, деды быстро вас научат, как службу любить!
Каждый вечер сержанты уводили к себе в купе то одного, то другого призывника, угощали водкой. Призывник бежал в купе, тащил закусь. Одного сержанты  уговаривали из одежды что подарить, другого -  часы, если хорошие.
- Всё равно в частях всего лишитесь! – убеждали молодых. – Деды обсосут вас до ниточки! А нам для гражданки приодеться надо!
От нечего делать призывники всеми днями играли в карты, травили анекдоты. Кто-нибудь начинал:
            "Парня спрашивают:
            - Ты где руку потерял? На войне?
            - Не-е... Это меня в военкомат тащили".
Два-три купе довольно смеялись: про них!
Другой продолжал:
"Стоит часовой  на посту. Подходит майор:
 - Фамилия?
 - Рядовой Петров!
 - Сколько человек в роте?
 - Семьдесят!
 - А в батальоне?
 - Двести пятьдесят, товарищ майор!
 - А ты чего военную тайну раскрываешь?! Вдруг я - шпион?!
Выстрел.
Солдат:
 - Ты смотри, какая сволочь! Майором прикинулся!"
Половина вагона, слышавшая анекдот, хохотала.
- Чёрный юмор слушайте! – громко предложил сержант из своего купе. – Забрали таких, как вы, в Чечню. Лежит цепь новобранцев в обороне. Правофланговый кричит: "Товарищи, передайте нашим, что если из гранаты выдернуть чеку, она взорвется!"
- Да уж… - пробормотал невесело кто-то.
- Везут, вроде, в противоположную сторону…
- Разницы нет. Я по телевизору слышал, что в Чечне даже из Владивостока срочники воевали…
Ночами чудили друг над другом: мазали лица зубной пастой и ваксой, срезали одежду, делали "велосипеды". Это когда между пальцев ног спящего вставляют жгутики ваты и поджигают. Жар тления припекал пальцы и спящий дрыгал ногами, будто ехал на велосипеде.
С одного спящего парня, давясь от смеха,  срезали абсолютно всю одежду, включая бельё и носки. Пощекотали ниткой его дремлющий аппарат и покатились со смеху, когда аппарат тут же вскочил по стойке смирно. 

Первые три дня поездки не кормили.
- Товарищ сержант, а кормить нас не будут, что-ли?
- Свои припасы ешьте, а то протухнут. Через три дня что не в герметичных банках и не высушенное, всё выбросим. Так что делитесь друг с другом, и отцов-командиров не забывайте.
В общем, сержанты оказались не зверями. Были определённые правила армейской  жизни, и если их не нарушать, тебя никто не прижимал. Вовку, например, за всё время ни разу не наказали.
На четвёртый день  отцы-командиры убедились, что у большинства "бойцов" домашние припасы кончились. От каждого купе приказали выделить по одному человеку, собрать деньги на еду, взять по вместительному чемодану и приготовиться к десанту. На очередной крупной станции  добытчики во главе с сержантом десантировались, накупили провианта. По подсказке сержанта не забыли отцам-командирам взять бутылочку хорошей водки.
В обед и вечером солдаты-"повара" стали разносить термосы с кипятком.
- Обед! – хохмили они, приглашая бойцов за кипятком. Наливали только по одной кружке "на нос".
Вовка раньше и представить не мог, что горячий кипяток без заварки и сахара может быть так вкусен и желанен!
По теме кто-то рассказал анекдот:
" В столовую заходит проверяющий.
- Кто дежурный?
- Я, товарищ полковник!
- Почему не кладете лавровый лист в суп?
- Не жрут, товарищ полковник!"
Посмеялись не особо весело.
- Почему так медленно едем, товарищ лейтенант? – спросили у проходящего
офицера.
- Пропускаем все пассажирские и товарные составы, - пояснил офицер.
- А больше и нет никаких!
Писем домой отправлять не разрешали.
- Приедете на место, оттуда напишете!
Утром шестого дня сержанты предупредили:
- Подъезжаем к Байкалу!
Все приникли к окнам.
Эшелон неторопливо полз между сопок, изгибался иной раз так, что из десятого, почти хвостового вагона была видна голова поезда. Заснеженные ели на фоне сопок, пасмурное небо…
- Зима!..
- Вот будем проезжать станцию Зима, тогда увидите, что такое зима, - посмеялся сержант.
- Название, что-ли, такое, Зима?
- Название.
- Байкал, мужики! – закричал кто-то.
Никакого Байкала не увидели.
- Да вон, смотрите!
Все смотрели куда-то вниз, под колёса поезда, а блестевшая серебром лужица оказалась чуть ли не вверху.
Лужица расширялась, расширялась… И свинцовый Байкал разлился до горизонта.
 Поезд двигался по самому берегу!

                =5=
На станции Зима  царила настоящая зима. Белый снег, вертикальные столбы ватного дыма из труб игрушечных домов… Рассказали анекдот по теме:
"Зима. Холода. Войсковая часть.
- Рядовой Петров, какая погода на улице?
- Не могу знать, товарищ прапорщик.
- Ну, так сними термометр в казарме, вынеси на улицу и узнаешь!
- Дык, как же... он же только выше нуля показывает...
- Твою мать, так переверни его!!!"
После Зимы в эшелоне поднялся ропот: "Жрать хотим!"
После нескольких дней питания консервами многих мучила изжога. А теперь у  большинства призывников кончились и деньги, которыми родители снабдили на дорогу. Приятели делились, конечно, кое-чем. Хлебом, в основном. Но что такое кусок хлеба для молодого, голодного призывника? Пустые желудки неприятно прилипали к позвоночникам. Да и изжога от хлеба и холодной воды злела.
Сержанты сдерживали подопечных ещё один день. В станционные магазины за консервами бойцы идти отказались – не с чем. К вечеру вагоны начали скандировать: "Жрать хо-тим! Жрать хо-тим!"
Сержанты бегали по вагонам, но "схватить за язык" никого не могли: там, где стояли сержанты, призывники молчали. Вне досягаемости командирских глаз – скандировали: "Жрать хо-тим!"
Старшина десятого вагона созвал своих сержантов в купе на совещание. Едва отцы-командиры скрылись за занавеской, раздался звон стекла. По вагону потекла водочная вонь. Кто-то швырнул бутылку водки в дверь тамбура рядом с сержантским купе.
Возможно, по той же причине были побиты стёкла в том поезде, вспомнил Вовка.
Разъярённый старшина выскочил в проход. Увидел множество голов, без страха  высунувшихся из всех купе. Подумал, оценил ситуацию. Поднял руку вверх, призывая слушать его. Хотя никто и не разговаривал.
- Обещаю организовать ужин…- старшина замер на некоторое время,  - в ближайшее время.
- Конкретно! – крикнули из вагона.
- Деловой разговор, - мрачно улыбнулся старшина. – Сейчас иду докладывать обстановку коменданту эшелона. Если есть что варить – обещаю ужин в течение двух часов. Если варить нечего – через час после крупной станции.
Одни призывники радостно, другие недовольно заворчали.
Старшина ещё раз поднял руку.
- Я своё слово держу.
Вагон снова притих.
- Но и от вас потребую дисциплины и порядка. Как только вернусь от коменданта, доложу обстановку.
- Ладно! Потерпим ещё немного!
Старшина удовлетворённо кивнул головой.
- Дневальный, уберите это! – не оборачиваясь, старшина указал рукой за спину, в направлении разбитого стекла и бутылки. – Добро зря перевели, - проворчал он с мрачной улыбкой. – Где прятали? – спросил по приятельски.
- Плохо искали, товарищ старшина! – насмешливо откликнулись из середины вагона.

Минут через пятнадцать по вагону в хвост эшелона торопливо прошёл старший лейтенант довольно расхристанного вида, вслед за ним старшина десятого вагона. Не отставая от офицера, старшина что-то требовал.
- Армия - не дойная корова, и вы меня не сосите… - сердито огрызался старлей, оглядываясь на старшину. 
В хвосте эшелона был прицеплен товарный вагон, в котором должны везти пищевые припасы и стояли полевые кухни для приготовления пищи личному составу.
Ещё минут через несколько старлей и старшина прошагали в обратную сторону.
Старшина на ходу подмигнул своим бойцам.
- Будет ужин! – поняли призывники.
Ещё через короткое время в сторону кухонного вагона опять проторопился старлей, за ним четверо бывалых солдат срочной службы. Старшина, замыкавший "колонну", наугад ткнул в своих бойцов:
- Ты, ты и ты… В наряд на кухню бегом марш! Да не жрать, а работать!
И, хитро улыбнувшись, прислонил указательный палец к губам: тихо, мол!
Когда кухонная команда вышла из вагона, старшина пояснил ситуацию:
- Сейчас растаганят котлы и в течение часа-двух приготовят кашу. Сегодня будет немного. Завтра – больше.
- Ур-ра! – гаркнул вагон.
Призывники смотрели на своего старшину уважительно: этот слово держит!
- Спасибо, товарищ старшина!
Старшина поднял руку вверх, вагон разом замолчал.
- Обещаю… Как только прибудем в часть… - старшина словно раздумывал над каждым своим словом, - я доложу командиру части о том, что личный состав эшелона не кормили в течение недели! – старшина словно выстрелил пальцем в пол и сжал губы, будто сдерживая в себе ярость. - Мне придётся сделать это через голову начальника эшелона. А это – нарушение субординации. Но я доложу. От вас я… - старшина снова остановился, обдумывая слова, - не смотря ни на что, потребую порядка и дисциплины. – Он снова указательным пальцем поставил точку в пол. – Пусть где-то – раздолбайство, но у меня - армия! Ясно? – сердито сверкнул он глазами вдоль вагона.
- Так точно! – слаженно гаркнул вагон.

Кормёжкой это назвать было трудно. Два раза в день давали по половнику каши без ничего под названием "кирзуха", которую сержанты есть отказывались. Три раза в день разносили кипяток, по кружке на нос,  и по два кусочка хлеба.
Ходили слухи, что начальник снабжения эшелона продал весь провиант. Призывники сомневались, что провиант ушёл налево без ведома начальника эшелона. 
Ночью внезапно скомандовали "Подъём!"
Поезд стоял.
- Приехали, служивые! – радовались сержанты окончанию полуторанедельного похода с приключениями.
Бойцы выглядывали в окна вагона. Маленькая станция, снега нет. Солдаты вдоль вагонов стояли в пилотках и без шинелей. Значит, на улице тепло! После сибирской зимы опять тепло?
- Где мы? – спрашивали сержантов.
- Сад-город, пригород  Владивостока.
- Тепло, что-ли, на улице?
- Тепло, не замёрзнете!
- Кормить будут?
- Наверное…
Поторапливаемые сержантами, вышли из вагона, построились в колонну по четыре. Сержанты много раз пересчитали своих подопечных.
По сравнению с остальными вагонами, десятый вагон строился быстрее, спокойнее, и настрой у призывников был доброжелательнее. Старшина десятого вагона не командовал, как обычно делал в вагоне, а спокойно, не особо громким голосом подсказывал, что делать, как становиться и куда идти.
Офицеры удостоверились, что личный состав весь в строю, дали команду отправляться.
По обеим сторонам колонну контролировали солдаты.  Не сказать, что конвой, но за новобранцами следили пристально.
По узким дачным улочкам вышли из населённого пункта. По шоссе, вьющемуся между редких высоких сосен, зашагали  куда-то вверх.
Наконец, через ворота КПП вошли в военный городок. По освещённым электричеством бетонированным дорожкам протопали мимо длинных одноэтажных казарм барачного типа. Шумной толпой неумело выстроились на одной стороне плаца. Сержанты чуть подровняли переднюю линию, чтобы разномастная орава походила на военные ряды.
Начальник эшелона доложил встретившему колонну подполковнику о прибытии команды новобранцев и стал на правый фланг строя.
- Слушай мою коман-нду-у! – натренированным голосом гаркнул на весь плац вышедший на середину подполковник. – Сейчас сержанты отведут вас в баню. Вы помоетесь, переоденетесь в военную форму. Если есть деньги, чтобы отправить гражданскую одежду домой, возьмёте  одежду с собой. Вопросы есть? Вопросов нет! Сержанты, ведите подразделения в баню!
Новобранцы недовольно загудели. Подобную речь они восприняли как издевательскую. Что значит: "Вопросы есть-вопросов нет!" Есть вопросы!
- А жрать когда?
- Жрать хотим!
- Хавать давай, полковник!
Подполковника наглое поведение новобранцев возмутило.
- Ат-ставить р-разговоры! Завтрак у нас в семь тридцать – и команды менять распорядок дня не было! Сержанты…
Толпа новобранцев возмущённо загудела, раздался свист, улюлюканье, выкрики.
- Жрать хотим!
- Полковник, мы щас разбежимся кто куда, все магазины разгромим!
- Сам, небось, плотно похавал на ночь глядя!
- Сержанты, наведите порядок! – нервно махнул рукой подполковник.
Сержанты повернулись лицами к новобранцам, но стояли молча, ничего не предпринимали. Они понимали голодных новобранцев.
- Неделю не кормили!
- Начальника снабжения под суд!
- Начальника эшелона под суд!
- Жрать хо-тим! Жрать хо-тим! Жрать хо-тим! – в восемьсот голодных глоток скандировали новобранцы.
- Прекратите дебош! – заорал подполковник.
- Жрать хо-тим! Жрать хо-тим! – на многие километры вокруг разносился над сопками молодецкий крик.
Новобранцы увидели, как к подполковнику подошёл старшина десятого вагона, отдал честь и стал что-то докладывать. Подполковник недоверчиво слушал доклад, поглядывая то на новобранцев, то на офицеров эшелона, стоявших на правом фланге шумного строя. Выслушав старшину, кивнул головой и, не сказав ни слова, быстрым шагом отправился куда-то.
Старшина повернулся к новобранцам, поднял руку вверх. Шум постепенно прекратился.
- Просьба… - негромким зычным голосом проговорил он на весь плац. – Я думаю, мы решим вопрос с питанием. Просьба… Подождите пятнадцать минут.
Старшина посмотрел на часы.
- Десятый вагон, подождёте?
- Так-точно-товарищ-старшина! – слаженно гаркнул десятый вагон, заглушив все шумы.
На плацу воцарилось удивлённое молчание. Даже офицеры поразились лихому ответу гражданских ещё подчинённых своему командиру. 
- Мужики, подождите! – негромко пробасил голос из толпы новобранцев десятого вагона. – Старшине можно верить!
- Кто устал, можете сесть, - негромко разрешил старшина. – Но когда подполковник придёт – встаньте. Таков порядок.
Скоро вернулся подполковник.
- Я позвонил командиру части… Доложил ситуацию… - сдержанно говорил подполковник. – С нарушениями будем разбираться. Я отдал приказ на кухню срочно отварить вам макароны. Другое, к сожалению, сейчас и быстро приготовить в таком количестве невозможно, - извинился подполковник. – Макароны без ничего будете есть?
- Бу-удем! – радостно загудели новобранцы. – И побольше!
- Из расчета по две порции на человека, - улыбнулся подполковник.
- О-о-о! – одобрительно загудели новобранцы.
- Ну и хорошо, - облегчённо вздохнул подполковник. – А сейчас – мыться и переодеваться. Начальник эшелона! – повысил подполковник голос, намереваясь передать ему командование.
- У-у-у… - угрожающе загудели новобранцы.
Старшина что-то коротко сказал подполковнику.
- … и сопровождающие офицеры – ко мне! – неожиданно скомандовал подполковник. – Старшина, ведите личный состав на помывку!
- О-о-о! – восторженно встретили эту команду новобранцы.
Старшина подождал, пока офицеры с правого фланга выйдут из строя и зычно, на весь военный городок, скомандовал:
- Слуш-шай мою ком-манду-у! Вещи взять! Напра… во! Десятый вагон в голове колонны, остальные повагонно – следом…
Десятый вагон и так оказался в голове колонны, но новобранцы  поняли, что таким образом старшина выделил своих из общей массы и поблагодарил за помощь и поддержку.
- … С песней!.. – командовал старшина громче и чище, чем можно было бы скомандовать через мегафон. Ну и луженая глотка была у старшины!
- О-о-о! – восторженно заголосили из колонны.
Подполковник что-то опасливо спросил старшину, старшина с улыбкой ответил.
- Ат-ставить… - добродушно отменил приказ старшина. – Ночь на дворе!
В строю засмеялись.
- Шаго-о-ом… - громогласнее и восторженнее, наверное, нельзя было скомандовать. Это была своего рода ария из военной оперы, соло командира, распоряжающегося парадом. Колонна примолкла и ждала, когда старшина скомандует "Арш!", чтобы двинуться вперёд.
- Да вы не умеете, - "в полголоса" на весь плац пошутил ещё раз старшина. – Вперёд, служивые, - разрешил он как-то по-домашнему.
Новобранцы рассмеялись и двинулись вперёд. Похоже, эта шутка сняла последнее голодное напряжение.
Подполковник покачал головой и укоризненно посмотрел на старшину. Старшина устало улыбнулся, отдал честь, спросил разрешения идти и отправился вслед за колонной.

- Раздевайтесь догола, гражданскую одёжку складывайте сюда! – командовали солдаты "банной службы". – Из личных вещей оставляйте только туалетные принадлежности. Из продуктов ничего не положено…
Новобранцы засмеялись.
Каждому дали кусочек хозяйственного мыла размером в полспичечного коробка и мочалку в виде пучка лыка. Наподобие того, чем на гражданке слесари-сантехники для герметичности обматывают водопроводные краны.
- На помывку десять минут. Затем, не задерживаясь, выходите туда, получаете обмундирование.
Баня оказалась душем с едва тёплой водой.
- Скажите спасибо, что такой воды успели нагреть! – огрызались солдаты "банной службы".
Не стесняясь новобранцев, они копались в брошенных вещах, отбирали приглянувшееся барахло.
Перед выходом, в  двери комнаты, переоборудованной во временный склад, стоял ефрейтор. Взглянув на голого солдата, он прикидывал размер одежды, брал у себя за спиной  и швырял ему стопку одежды -  бельё, штаны с гимнастёркой, портянки, перетянутые ремнём. Размеров было всего три. Небольшие кучки  сорок восьмого и пятьдесят второго, остальные пятидесятого.
На все недовольства ефрейтор отвечал, что не виноват в нестандартном размере новобранцев. Главное, чтобы форма была не мала, а если велика – подошьётся, подогнётся, подотрётся.
Чуть дальше сержант спрашивал размер обуви и выдавал сапоги. С сапогами постоянно возникали проблемы. Никто на гражданке не носил кирзовых сапог и как их считать впору, никто не знал. То и дело возвращались, жаловались, что одному сапоги малы, другому велики.
- Ну, если одному дали сорок второй, а он у него сорок третий, а другой обычно носит сорок третий, а ему дали сорок второй, то почему бы им не поменяться? – удивлялся "сапожный" сержант. 
Один из новобранцев вернулся к ефрейтору с претензией, что у него в пакете портянки грязные. Похоже, что "банная служба" вытянула из пачки новые и вложила свои, поношенные.
- Ты мне рот своими портянками не затыкай! – ругался ефрейтор, не глядя на принесённые новобранцем портянки.
- Товарищ ефрейтор, ну разве это новые портянки?!
- Да, это - новые портянки! Ну, стираные... – шёл на уступки ефрейтор, взглянув на портянки. - Ну, не совсем чистые... – соглашался, унюхав нестиранный запах портяночного аромата. - Ну, пошли заменю…
Десятый вагон постепенно выходил из бани. Портянки наматывать почти никто не умел, поэтому они торчали из карманов, из-за пояса, из-за пазухи как белые платки. С хохотом смотрели друг на друга, никто никого не узнавал. Новая форма на всех стояла коробами, всех сделала одинаковыми.
- Постройтесь, бойцы! – приказал-попросил старшина.
Бойцы стали в четыре шеренги, замолчали, готовые слушать. Старшина неодобрительно посмотрел на портянки, покачал головой.
- Ваша задача на сегодня – через столовую дойти до казармы и не натереть ноги. Завтра командиры научат каждого наматывать портянки, у всех проверят сапоги. Если у кого что не подходит, обязательно заменят. Насчёт формы – главное, чтобы не маленькая была. Остальное подошьётся. Ну что, бойцы… - старшина вздохнул. То ли радостно, то ли сожалеюще. – Служите… Вы на меня, вроде, не в обиде…
- А что, товарищ старшина, вы не с нами? – спросил боец из строя.
- Я своё оттрубил. Завтра утром… - старшина посмотрел на часы. – Какое, завтра! Сегодня уже! Канцелярия откроется, получу документы, и – прощай, армия!
- Жалко… Может на пару дней останетесь, пока мы…
- Даже на час не останусь! Отслужите два года – поймёте меня. Ну, удачи вам, бойцы! – старшина привычным жестом поднял руку.
- И вам тоже!
- Удачи, товарищ старшина!
- Спасибо вам!

                =6=

В квартиру Козловых позвонили.
- Кто там? – спросила хозяйка.
- Ваш участковый, спросить кое-что надо.
Хозяйка принялась открывать замки и запоры. 
Мужской голос за дверью рассказывал кому-то:
- Темно, говорит, как у негра в… . А ты, спрашиваю, не задумывался, откуда в негритянской заднице гуталину взяться?
Козлова, наконец, открыла дверь. Сбоку двери стоял милиционер с серьёзным лицом и папочкой под мышкой, а за ним…
- Козлова Анна Петровна? – деловито удостоверился участковый.
- Анна Петровна… - повторила Козлова и почувствовала, как стали слабеть её ноги.
- У нас к вам серьёзное дело… - сурово сообщил участковый.
- Саша… - негромко простонала-позвала Анна Петровна  мужа и схватилась за грудь. – Что… Уже?
Из комнаты подошёл Козлов. Увидел милиционера и стоящего за ним военного, посмотрел на бледную жену, охнул, схватился за сердце, потом за стену.
- Раньше надо было… - укоризненно проговорил офицер.
- Как же так… - шептал Козлов. –   Раньше? Две недели всего… Как?
Козлова без сил опустилась на тумбочку под зеркалом в коридоре.
- Пройти-то хоть можно? – сердито спросил военный.
- Да что проходить-то… Две недели, как повестка…
- Не ожидали так быстро нас? – усмехнулся военный.
- Вы что смеётесь?! Вы что… - ужаснулся Козлов. – Как вам не стыдно! Уходите!
- Нет уж, гражданин Козлов. Мы не уйдём. Сын дома?
Козлов замер на полудвижении,  непонимающе уставился на военного. Попытался что-то сказать, сделал неопределённое движение, повернулся к жене, долго смотрел на неё. Она тоже ничего не понимала.
- Удивлены, что мы так оперативно? Давайте-ка, мы поговорим с вашим сыном, обсудим всё по-мирному, чтобы без судов всяких, без насильного увода, - уговаривал Козловых милиционер.
- С каким сыном? – недоверчиво и подозрительно переспросил Козлов.
- С каким… А сколько у вас сыновей? С Козловым Владимиром Александровичем. Есть такой?
- Есть… - ошарашено согласился Козлов. – То есть, нет…
- Ну вы же взрослый человек! – убеждал Козлова милиционер. – Зачем вам его прятать? Разрешите нам поговорить с Владимиром… В противном случае придётся выписать ордер… Разрешите войти?
- А чего входить? Его дома нет, - оправлялся от пережитого ужаса Козлов, но так и не мог ничего понять. "Что, Вовка сбежал, что-ли, из армии? Не мог он этого сделать!" – шаровыми молниями взрывались мысли в голове Козлова.
- Когда будет? – деловито спросил милиционер.
- Когда… Когда в отпуск отпустят… Мы ж его в армию отправили…
- Гражданин Козлов! Вы что думаете - вы все дураки, а я один умный? Не надо из нас дурачков делать! – слегка возмутился военный. – Ваш сын уклоняется от призыва в армию…
Козлов начинал понимать, что случилось какое-то дикое недоразумение.
- Послушайте, уважаемые! – начал потихоньку возмущаться Козлов. – Мы сами отвели сына в военкомат, с рук на руки передали его вашим офицерам, это было двадцать пятого октября… Мы попрощались с сыном, когда его везли в автобусе из военкомата… Где наш сын?
- Не надо нам сказки рассказывать! – возмутился военный. – Ваш сын не явился по повестке на призывной пункт, то есть, является уклонистом…
- Являются черти… - возмутился было Козлов, вспомнив поговорку времён своей службы в армии, но побоялся упомянуть про тот свет. – Где мой сын?!
- Послушайте, граждане! – возмущённым, угрожающим и всяким другим нехорошим тоном заговорил военный. – Ваш сын по повестке не… - военный споткнулся на слове, чуть не сказав опять "явился", - не прибыл на призывной пункт… Мы пришли к вам, чтобы по-хорошему выяснить причину уклонения от службы в рядах вооружённых сил… Вы укрываете своего сына, что есть противозаконно… Сказки, тут, небылицы рассказываете!
- Сын дома? – прервал возмущённую речь военного милиционер.
- В армии службу служит! – заорал Козлов. – Мы вам его с рук на руки передали двадцать пятого! И вы увезли его на автобусе! А завтра я пойду к военкому разбираться, почему мой сын, который как честный дурак пошёл в армию, числится уклонистом!
- Ну вот что, гражданин, - устало произнёс военный. – Крику мы слышали много всяко-разного. А потом сыновей под…  кроватями у мам находили. Даю вам сроку один день, сегодня и завтра…
- Офицер, у вас что, с головой не в порядке? – тихо и участливо спросил военного Козлов. – Я вам в который раз говорю: мы сына отвели в горвоенкомат и передали вам с рук на руки. Мы завтра придём к военкому…
И тихо закрыл дверь.
- Как они мне надоели! – возвёл очи к небу военный. – Это ж надо такое придумать! Сдали сына в военкомат! Что-нибудь правдоподобное даже не могут придумать! Как перепугались, когда нас увидели! А сын, небось, вообще обделался где-нибудь под кроватью…
Он скептически хмыкнул и покачал головой.

На следующий день Анна Петровна отправилась в военкомат. В канцелярии Козлов Владимир Александрович числился в списках призывников, подлежащих службе в армии.  В предварительных списках напротив его фамилии была отметка о вызове на двадцать пятое октября, но в списках отправленных на областной призывной пункт Козлов  Владимир  не значился.
- Может, напутали что? – тихо спрашивала Козлова женщин в военной форме, ворошивших картотеки в поисках фамилии сына.
- Ну что вы! – сочувственно улыбались женщины. – Если в нашей армии что и не разучились  делать, так это составлять списки и отчёты! Сходите к начальнику отдела.
Хмурый начальник отдела разговаривал с Козловой, не поднимая головы, явно не верил в выдумки, которые рассказывала женщина.
- Как это - вы привели сына в военкомат и передали с рук на руки?! Всех до единого мы фиксируем и много раз пересчитываем, прежде чем отправить дальше. Даже мертвецки пьяных. А таких, нам на горе, в призывной день бывает…
- Да видела я пьяных! – согласилась Козлова. – Но мой-то сын трезвый был совершенно! Он после… - женщина чуть не сказала, что после перепою в школе, но вовремя удержалась, - он после сотрясения головного мозга капли в рот не берёт три года уже!
Начальник отдела отнял три года от восемнадцати, хмыкнул.
- А раньше брал?
Женщина не нашлась, что сказать.
Начальник отдела тяжело вздохнул, по телефону распорядился принести ему списки отправленных на областной призывной пункт двадцать пятого октября.
Знакомая женщина из канцелярии принесла списки.
Офицер ещё раз вздохнул, самолично полистал списки.
- Та-ак… Козловых в тот день вообще не было… Отчество как?
- Владимир Александрович.
- Владимиров много… Владимиров Александровичей… Гляди-ка! Тоже нет!
Офицер взглянул на женщину первый раз за время разговора и развёл руками.
Помолчали некоторое время. Офицер – победоносно, с интересом. Что, мол, вы будете делать дальше? Женщина – растерянно.
- А с военкомом можно поговорить? – робко попросила разрешения женщина.
- Поговорить можно, да толку что? Он вызовет меня, и мы будем смотреть всё те же списки, - со скрытой насмешкой разрешил офицер. "Это ж надо – так прикидываться! – думал он, рассматривая Козлову. – Сына, видите ли, нам сдала, а он ни в одном списке не числится! Чушь какая!"

                =7=


- Рота, подъём! Бегом одеваться и строиться на улице! – громко командовал деловой старший сержант, прохаживаясь вдоль кроватей.
- Поспать бы!
- Вчера поздно легли!
- Устали же с дороги! – недовольно ворчали новобранцы.
- Ат-ставить разговоры! В армии нет "поздно легли" и "устали". Подъём в армии для всех подъём, и он производится всегда в шесть часов! Побыстрее шевелимся! Солдату на просыпание-одевание-построение даётся сорок пять секунд!
Сержанты, заместители командиров взводов, подгоняли бойцов.
Кое-как одевшись, сунув портянки в карманы, расстёгнутые, с ремнями через плечо и вокруг шеи, новобранцы неторопливо выходили из казармы.
Наконец, рота построилась в две шеренги.
- Нда-а… Четыре минуты выползали… Вечером проведём "сонтренаж"! - недовольно ворчал старший сержант.
- Что за "сонтренаж"? – зашушукались бойцы.
- Вряд ли это соревнование под девизом "кто дольше проспит"…
Сержанты ходили вдоль строя, ровняли солдат.
- Слуш-шай мою команду-у! – раскатисто скомандовал старший сержант. – Там, - он показал на едва видимое в сумерках строение с крохотными светящимися оконцами, метрах в трёхстах от казармы, - туалет. Обычно утром солдатам отводится три минуты на туалет. Я даю вам пять…
- А если запор? – спросили из строя и засмеялись.
- Ат-ставить разговорчики в строю! Запоров в армии не бывает! Не с чего! Повторяю: пять минут на туалет… Бегом… марш!
Переговариваясь, новобранцы неторопливо пошли в сторону туалета.
- Это что за  горлопан?
- Старшина роты. Говорят, назначили  только что. Выслуживается…
- Вместо нашего назначили, из десятого вагона? Жалко… Выжмет он нас, чувствуется!
- Ат-ставить! – гаркнул старший сержант за спиной у новобранцев. – Построиться!
- Ну чего ещё? – ворчали недовольные, возвращаясь в строй.
- Все приказания в армии выполняются бегом! Если вы не понимаете с первого раза, мы можем потренироваться, но тогда опоздаем в столовую, и приём пищи произведём в последнюю очередь, когда все роты поедят. А последним всегда  чего-нибудь не достаётся, то сахара, то масла… Поняли меня?
- Поняли… - в разнобой ответили новобранцы.
- Поняли меня? – более требовательно крикнул старший сержант. Общение с такой громкостью можно было назвать только криком, но никак не разговором.
- Так точно… - неслаженным хором ответили бойцы.
- Не слышу задора! Поняли меня?
- Так точно! – более-менее одновременно ответил строй.
- Пять минут на туалет… Р-разойдись!
Бойцы гурьбой потрусили в направлении туалета.
Старшина недовольно покачал головой, но возвращать новобранцев не стал.
После туалета бойцам дали пятнадцать минут на бритьё  и умывание, затем сержанты быстренько показали, как наматывать портянки, общими усилиями обули бойцов.
- Товарищ сержант, а почему вы называете нас бойцами?
- Присягу примете – станете рядовыми. А сейчас вы кто? Никто! Ни гражданские, ни военные!
- Значит, и наказывать не имеете права, если мы не военные? На губу посадить, например?
- О, ми-ила-ай! – ласково пропел сержант. -  На губе посидеть – это почётное наказание для дедушки-дембеля какого-нибудь. А вас наказать – у меня есть миллион способов противнее! Наряды вне очереди через день, а между ними – работа после отбоя и перед подъёмом, чистка туалетов – и не только мытьё полов в них, но и чистка выгребных ям. Боец надевает противохимический костюм, противогаз, и опускается на верёвке в очко. И гребёт ведром, что там накопилось. А потом моет свой костюм с мылом. Руками – стиральных машин у нас нет… А половая жизнь? Это же песня! Полы у нас моют не так, как на гражданке. У нас полы моют с задором и усердием, так трут, что  вода под тряпкой скрипит!
После завтрака вернулись в казарму.
Вовка, наконец, разглядел внутренности казармы. Помещение наподобие спортзала, потолок с голыми железобетонными рёбрами, как в спортзале. С отступом на метр  от стен, в два яруса, блоками по четыре плюс четыре, стояли железные койки. В проходах между койками втиснуто соответственное количество тумбочек, опять же – одна на одной. В конце главного прохода, у глухой стены растянут турник, рядом - брусья, на полу лежали гири и гантели.
Старший сержант  построил личный состав, пошёл  в канцелярию. Громко, так что было слышно в казарме, доложил:
- Товарищ капитан! Рота по вашему приказанию построена!
- Что они все орут? – прошептал сквозь зубы Вовкин сосед. – Неужели спокойно нельзя сказать, что рота построена?
Вовка молча улыбнулся.
Из канцелярии вышел сумрачный капитан лет тридцати пяти, на середине строя повернулся лицом к бойцам, приложил руку к козырьку, лихо поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи бойцы!
- Здравия желаем, товарищ капитан… - вразнобой ответили новобранцы.
Капитан недовольно покачал головой, снова сказал:
- Здравствуйте, товарищи бойцы! – ещё молодцеватее, чем в первый раз.
- Здравия желаем, товарищ капитан! – чуть удачнее проскандировал строй.
- Плохо, - буркнул негромко капитан. – Потренировать надо.
Капитан молча ходил вдоль строя, сутулый, и ещё более подчёркивающий сутулость сложенными сзади, как крылья у ворона, руками. Военная фуражка с широкими полями и лихо заломленной тульей, почему-то голубого, как у летунов, цвета и с авиационными нашлёпками на ней, делала втянутую в плечи голову капитана ещё более похожей на птичью голову. А уж нос, крупный и горбатый, как у грузина, с каплеобразно свисающим кончиком, вообще походил на вороний клюв.
- Я командир учебной роты, которой командую я! – на удивление негромко изрёк капитан и обиженно посмотрел под ноги бойцам. - Не надо на меня смотреть, как на истукана на памятнике, я не гипсовый идол, а всего лишь ваш командир.
- Что они на нас все обиженку закатывают? – едва слышно прошептал боец за спиной у Вовки.
- Не думаю, что у вас  в голове вакуум, как у депутатов в Госдуме, - продолжал обижаться на бойцов капитан. - Поэтому, запоминайте мои слова и переваривайте, как червяки навоз! А у кого мозгов нет, чтобы запоминать, слушайте и мотайте на ус.
- У нас усов нет, - хохотнул кто-то из строя.
Ни капли не изменившись лицом, лишь прекратив расхаживать из стороны в строну, капитан задумался.
- Усов нет – мотайте на нос или на уши. Вырастут – перемотаете, - сказал он, наконец. - Дисциплина в роте лучше, чем я ожидал, но хуже, чем я думал. - Подумал ещё некоторое время, недоверчиво качнул головой и коротко усмехнулся одной стороной лица. – Боец шутки изволит шутить? – спросил негромко, не ожидая ответа. -  Передайте ему, что он шутит с огнем, то есть со мной!   А на будущее запомните: кто громко смеется в строю, тот смеется в последний раз на многие ближайшие дни.
Капитан помолчал, словно бы вдумываясь в сказанные слова.
- Не надо из меня делать дурака! Я и так прослужил в армии пятнадцать лет! А вы бы лучше помолчали, товарищ боец, у вас еще лапша на ушах не обсохла. С вами интересно разговаривать, когда вы молчите.
Капитан неторопливо ходил перед строем. Не глупые поняли, что капитан никуда не спешит. А служба у него и без спешки идёт!
- Вы стоите вот здесь, и себе, наверное, такими умными кажетесь! - походив ещё некоторое время, и ни разу не взглянув на солдат, продолжил капитан. - А это так противно со стороны!  Много вас сейчас умных развелось среди молодых: и пацифисты, и пофигисты. Вы думаете, что, раз я капитан, то в этих пацифистах ничего не понимаю? Я тоже, между прочим, в школах учился! Пацифисты, которые за мир, оно, конечно, хорошо.
Капитан остановился и в искреннем недоумении развёл руки, пожал плечами.
- А вдруг война или какое другое подобное мероприятие?
Победоносно оглядев строй,  он назидательно поднял указательный палец кверху и провозгласил аксиому:
- Поэтому, пацифист ты или кто, но за мир должен бороться, в том числе и с оружием в руках.
Снова размеренно зашагал перед строем. Безнадёжно отмахнулся, словно окончательно разочаровавшись в бойцах, стоящих перед ним:
- Некоторые так называемые пацифисты и в армии продолжают пытаться уклониться от защиты Родины. Надеются комиссоваться, там, и всё такое прочее. Думают, что они самые умные... А вот думать-то как раз не надо. Самые умные, не будь дураками, давным-давно сачканули от армии. А вам я хочу сказать вот что: попали в армию - теперь вам даже мама с лохматой рукой не поможет. Так что, попрошу не питать иллюзий, и лишнего не умничать! Мы тоже высшую арифметику проходили - но тут брать тройные интегралы по замкнутому контуру и прочей сложной математикой заниматься не будем. Солдату в армии заумности не нужны: если в армии положено говорить "полста пять" - не пытайся говорить "пятьдесят пять" – тебя не поймут. И жить в армии надо, соблюдая простую целесообразность. Говоря упрощённо,  если чешется левое ухо, зачем я его буду чесать правой рукой? Я почешу правое... 
Капитан молча замер. Вероятно, раздумывал о простой целесообразности армейской жизни.
- Передо мной поставлена задача куда как проще, чем те задачи, которые ставила перед вами гражданка, - размахивая правой рукой сверху вниз, вдалбливал длинным указательным пальцем в пол свои мысли капитан. - Передо мной стоит задача прямая, как штык карабина:  в кратчайший срок сделать из вас боеготовных солдат. А штык - это вам не вилка в задницу. Но я свою задачу выполню. Потому что я своё дело знаю!
 Капитан повернулся лицом к строю, гордо выпятил туго обтянутую тонким щегольским сукном и ремнями портупеи грудь бывшего летуна, и первый раз взглянул прямо в лица солдат. 
- Не каждый дурак может учиться в военной академии, а я ее кончил. За хорошую работу меня в прошлом году даже наградили доской почета. Я вставлю в ваши  головы свои мозги! – с пафосом пообещал капитан. - У нас не гражданка, и вы  быстро забудете звон стаканов и махание интимными частями тела! Гонору-то у вас поначалу много, мамы откормили на сосисках и сметане!
Капитан долго качал головой, показывая, что он знает о великом гоноре новобранцев. Покачав головой и помолчав достаточное время, вновь, ссутулившись и заложив руки за спину, пошёл вдоль строя.
- Да, в армии тяжело, в армии всё по уставу и нет той вольницы, в какой вы жили на гражданке. Но здесь вам не тюрьма, здесь два года оттрубил - и свободен. Время течёт так же быстро, как деньги, - успокоил он молодёжь. -  А вообще, между нами говоря, это матерям вы - радость, а нам вы – горе, - чуточку разоткровенничался он. -  Но могу заверить вас, что у  нас созданы все условия, которые нужно преодолеть, чтобы стать настоящим солдатом, защитником Родины. Здесь вы все пройдете через фильтр тонкой очистки... то есть, через меня. В армию вас призвали сделать человеками, но не так, как это делал папа на маме. Конечно, папемаминым нытикам на первых порах придется тяжело, каша поперек горла будет вставать, привыкаясь к организму. И вы привыкнете. Я тоже в своё время был обыкновенным человеком, пока не окончил училище и не получит воинское звание. Теперь обо мне этого уже не скажешь. Вообще, не думайте, что вы – это одно, а офицеры – другой породы. Мы, офицеры,  такие же люди, как и вы, только амуниция другая.
Капитан о чём-то задумался, даже улыбнулся. Наверное, вспомнил годы  молодые, когда он учился в училище…
- Будут у вас и нарушения, будут и наказания. Каждый из вас схлопочет, и не раз, наряд вне очереди. А то и на губу случайно  загремит. Потому что, как бы вы не старались, но и у старухи бывает прореха. Но не старайтесь в другую сторону, не пытайтесь нарушать правила и порядки, предписанные нашими уставами. Все начинается с малого: сегодня ты не вышел на зарядку, завтра у тебя не подшит подворотничок, в субботу ты пойдешь в увольнение, напьешься и убьёшь человека… А дома по вам скучают матери, сестры, невесты и другие люди женской национальности. Поэтому, не запутайтесь в этих самых. А то потом будете плакать и руки наизнанку выворачивать. Запомните: кто не хочет жить как люди, будет жить по уставу!
Капитан погрустнел. Ему стало жалко новобранцев, которые по неопытности, из глупого гонора и другого неизвестно чего, нарушают в армии дисциплину, причиняют командирам неудобства…
- Человеческие отношения на гражданке подчас настолько сложны, что мы в армии заменяем их другими, более простыми, - обнадёжил новобранцев капитан. Не всё в армии так сложно! - Мы живём согласно свода неписаных, давно написанных правил. И этот свод называется Устав. Первой любовью молодого бойца должен стать Устав, а второй - командир. И всякий солдат в армии должен жить по Уставу. По Уставу и по закону солдатского братства и товарищества. А нарушитель дисциплины - не наш товарищ. Нарушитель дисциплины - пособник врага. Некоторые будут оправдываться, мол, я первый раз в армии, поэтому не получается. А у кого что с первого раза получается? Вы двадцать раз попробуйте, на семьдесят первый раз получится! Да, вас будут наказывать и другой может пожаловаться, что он не виноват и его неправильно наказали. Но в армии виноват не тот, кто виноват, а тот - кого назначат! В армии многое неясно, зато все правильно! И тот, кто будет нарушать эту правильность, пусть не надеется, что сможет это сделать безнаказанно. Я всегда узнаю, кто где и что нарушает, и  тогда наказание будет безвозмездным! Я твёрдо считаю, что если у солдата сквозит в голове, пилоткой тут дырку не прикроешь, надо такого закручивать на все гайки. Потому что, если гайки не закрутить вовремя, то из такого дырявого получится солдат, как из дерьма снаряд.
Капитан долго молчал, разглядывая солдатские шеренги. Поняли? Должны понять. Он ясно говорил, образно. 
- Это первая и последняя моя речь перед вами. Я вам все разложил по полочкам - бери и отскакивай от зубов. Я вообще не любитель речей говорить. Вместо того, чтобы речи разговаривать, каждый должен делать своё дело. И я  в том числе. А я вместо дела стою здесь попугаем и на вас каркаю. Все мораль читаю какую-то нехорошую. Никита Сергеевич Хрущев в своё время говорил американцам: "Я вам покажу Кузькину мать!" Но не радуйтесь за американцев. Я вам ее тоже покажу!
- Суровый мужик… А почему он в форме летуна? – спросили бойцы сержанта, когда получили разрешение разойтись.
- Он в лётной части служил, а в этом году его к нам перевели. Нет, он не лётчик. В какой-то вспомогательной службе, что-ли, служил.
- Да он нас задолбает!
- Вы его видеть только на разводах будете. Командиры взводов сейчас в отпуске, на днях вернутся. С личным составом в основном сержанты занимаются, да командиры взводов немного.

Сержанты проверили у каждого бойца, по размеру ли сапоги, кому-то обувь поменяли. Штаны и гимнастёрку сменили лишь тем, кому одежда была явно мала. Научили каждого индивидуально наматывать портянки, подшивать подворотнички – белые полоски материи по внутренней поверхности воротника гимнастерки.
- Товарищ старший сержант, а часто их надо перешивать?
- Каждый вечер. Дослужишься до деда, будешь через день перешивать.
Из помещения с табличкой "канцелярия" вышел сонный капитан.
- Внешний вид бойцов проверили? – обратился капитан к одному из сержантов. - Воротнички, ремни, портянки правильно намотаны?
- Учим, товарищ капитан!
- Постройте роту! – приказал капитан старшему сержанту. - Я хочу их посмотреть внешним лицом.
- Рота, строиться в главном проходе! – скомандовал старший сержант.
Пока бойцы строились, пока сержанты подправляли ряды, капитан расхаживал между кроватей, заглядывал в тумбочки, что-то недовольно ворчал себе под нос. Наконец, вышел перед бойцами. Старший сержант скомандовал:
- Р-рота… равняйсь! Смирно!
Бойцы реагировали на команды с любопытством, по принципу: "А что это такое?"
Старший сержант отдал капитану честь и доложил:
- Товарищ капитан, рота по вашему приказанию построена!
Капитан тоже козырнул, повернулся к строю лицом. Скептически осмотрел стоявших кое-как бойцов, махнул пальцем на солдатские сапоги, негромко спросил:
- Почему вы до сих пор криво строитесь?! Всем равняться по половым щелям!
В строю засмеялись.
- Убрать смешочки с лица, тут вам не клоун перед вами командует. А то счас пробежкой развеселю, - негромко пригрозил капитан.
Капитан пошёл вдоль строя, разглядывая бойцов и хмыкая чуть ли не перед  каждым.
- Нда-а…  Одни частично помытые, другие  частично небритые… Посмотришь на вас, и такая тоска возьмет, словно сердце дверью прищемили!
Капитан остановился перед тощим сутулым бойцом с усталым лицом. Одежда на бойце топорщилась, как на колу.
- Товарищ боец! А вы скоро умрете, да - через три дня. По вашему внешнему виду вам уже лет восемьдесят.  Что тоскуете, как Аленушка у ручья с серым волком? По гражданке тоскуете? Без девок скучно? Я же вот обхожусь, а у меня тоже все при мне и все свое ношу с собою в такой же ширинке армейской. Что у вас за вид, товарищ боец? Брюки не глажены, сапоги  не чищены, морда не бритая… Как пятилетний, понимаешь! Вы можете забыть почистить утром зубы, но не сапоги. Умом ты можешь не блистать, но сапогом блистать обязан! – назидательно продекламировал капитан. - Вы - сплошное нарушение формы одежды! Какой же вы солдат, если такой зачуханный? Или под поросёнка косишь? У нас этот номер - сала нагулять - не пройдет.
Капитан передвинулся к следующему бойцу. У бойца из-за воротника торчал белый краешек нательной рубахи.
- А у вас, боец, почему постельное белье на шее торчит? – капитан вытащил край рубахи ещё больше. - Поправьтесь!
Шагнул дальше, осмотрел бойца сверху вниз, зацепился взглядом за болтающуюся пуговицу.
-  Боец, что у вас за внешний вид? Почему пуговица повисла, как сопля в морозный день? Срочно пришейте пуговицы на ширинке, а не ловите простуду интимным местом. Чем отличается солдат от ширинки? Солдат всегда застегнут на все пуговицы. Поэтому пуговицы на солдате должны быть пришиты намертво, как шлагбаум!
Капитан ссутулился, по-вороньи наклонил голову, прошёлся вдоль строя, вернулся на прежнее место, продолжил осмотр.
- Товарищ боец! У вас прическа хуже, чем у Котовского. Посмотрите на мою голову! – капитан снял фуражку, изобразил головой  фас, профиль. - У меня здесь ничего нет, и вас ничего не должно быть! Ну и волосы отрастил! Как у овцы. Скоро рычать начнешь. Длина волос висит в бытовой комнате. Подстригись, глядишь, и служба лучше пойдет. А вообще, мы приветствуем тех, кто стрижется наголо!
- Значит, можно наголо не стричься? – спросили из строя, сделав естественный вывод из услышанного.
- Отставить разговоры! С завтрашнего дня за разговоры будете получать наряды вне очереди. Раз приказано устранить прическу, значит, устранить. Чтобы к завтрашнему дню все были острижены сверху донизу! Стрижку и все такое спереди - сзади подравнять, все лишнее убрать, необходимое выпятить, и чтобы мне язык прикушенным был у каждого во рту, не трепыхался, как беспокойный конец в штанах!
Капитан взялся за ремень бойца, побултыхал его снизу вверх, отпустил брезгливо.
- Почему ремень весит здесь жутким образом? Пряжка аж на порнографическом выступе вашего организма? Подтяните сейчас же!
Перешёл к соседу:
- И у вас ремень на яйцах висит, как у беременной бабы. Форма помята! Ремень должен быть начищен, а боец – наглажен!
Посмотрел на следующего бойца, одобрительно кивнул головой:
 - Вот, боец - первый начищенный ремень в роте! И сапоги начищены! И подворотничок хорошо пришит? Откуда навыки, боец?
- Служил в охране, товарищ капитан! – чётко ответил боец.
Капитан одобрительно покивал головой, укоризненно взглянул на строй разгильдяев-бойцов, указал на бывшего охранника:
- Свежему подворотничку, как и начищенному сапогу, всегда увольнительную дать хочется.
- А что, и увольнительные будут? – не утерпел и спросил боец, стоящий чуть ли не  напротив капитана.
Капитан молча и презрительно уставился на бойца.
- Закройте рот - трусы видно!  - процедил, наконец, он сквозь зубы. – Сколько раз говорить, что разговаривать в строю не положено?
Мимо трёх бойцов прошёл молча и снова остановился. Оглядел бойца и радостно всплеснул руками:
- Ба! Да у нас уже дедушки-дембеля появились! Гляньте на его ремень! У него бляха загнута круче, чем у самого старого деда! Боец, снимите ремень!
Капитан поднял над головой ремень, бляха которого была форсисто согнута чуть ли не полукругом, вместо положенного лёгкого изгиба.
- Сержант, приведите амуницию бойца в надлежащий вид! – протянул он ремень сержанту.
Сержант с ухмылкой взял ремень новобранца за один конец, размахнулся и изо всей силы ударил бляхой по деревянному полу. Победно продемонстрировал плоскую, как крышка консервной банки, бляху бойцам.
- Одевайте, боец, - разрешил капитан. – И не вздумайте согнуть ещё раз. Я солдатскую бляху и ночью за сто метров на ощупь узнаю! А пару раз так отремонтируем – на пятый раз бляха и сломается. Придётся вам в военторге за свои деньги покупать. А бляхи нынче ой какие дорогие!
- Денег всё равно нет, - буркнул боец, застёгиваясь неудобной теперь плоской бляхой.
- Тогда старшина выдаст вам брезентовый ремень с люменевой бляхой. Будете ходить, как последний стройбатовец, - капитан скривился в презрительной гримасе и подмигнул старшему сержанту. – Старшина, найдётся у тебя в каптёрке брезентовый ремень?
- Для хорошего дела, товарищ капитан, найдём хоть оловянный!
Вовка, до которого капитан ещё не дошёл, заслушался цветистыми высказываниями капитана и стоял с открытым ртом, скрестив руки ниже пояса.
- Товарищ боец! Да, вы, у которого крестообразные руки на яйцах! – заметил "нестроевую" позу бойца и окликнул Вовку капитан. – Как вы стоите?
Вовка встрепенулся и скрестил руки сзади. Капитан удивлённо поднял брови. Вовка вконец растерялся и схватился за полы кителя.
- Товарищ боец, что вы никак не можете найти позу, которая бы удовлетворила вашего командира?
В строю сдержанно хохотнули.
- Вытяните руки по швам, не разевайте рот по сторонам.
Вовка вытянулся и во все глаза уставился на капитана.
- Надо не глазами смотреть, а подбородок выпячивать, - сделал замечание подобревший капитан. То, что боец старался, капитану понравилось. Он осмотрел бойца. Придраться, вроде, бы не к чему. Придраться всегда есть к чему!
- Что у вас боец, вся пилотка по голове разбросана!
Вовка непонимающе уставился на капитана.
- Поправьте головную пилотку!
Вовка залихватски сдвинул пилотку на затылок. Капитан укоризненно покачал головой.
- Почему пилотка не на три пальца? Впереди пилотка должна быть выше бровей на три пальца. А сбоку должна одеваться по верхнему срезу ушей. Поправьтесь!
Не дойдя до конца шеренги, капитан вернулся на середину казармы.
- Посмотрел я на ваш внешний вид, - он развёл руки в стороны. -  Плохо! Прошёлся у вас по тумбочкам, - развёл руки ещё шире, - и обнаружил там бардак! Во многих тумбочках нет мыла. – Капитан с интересом взглянул на старшего сержанта. - Хотел бы я посмотреть, чем они зубы чистят. Тапочки валяются под кроватями как попало… А ведь прикроватные тапочки положено выставлять у изголовья ног лицом к проходу! И про ваши кровати, бойцы, не скажешь, что в них конь не валялся. Да что кровати? Утром я посетил с проверкой солдатский туалет. Кто-то уже успел нарисовать на стене голую бабу! Спрашиваю: зачем в туалете голую бабу нарисовали? Во-первых, непохожа, во-вторых, страшна, как нечищеный автомат... Меньше всего надо думать сегодня о бабах! Баба в современном скоротечном бою - не помощник! Я понимаю, плох тот солдат, который не мечтает об генераловой дочке. Но ладно б генералова дочка… А то, судя по картинке - у вас на уме одни "тёлки" неприличного использования. Неужели так уж невмоготу без бабского пола? А не женился бы до армии, не напробовался бы энтого дела, не привык бы к мягкому прикладываться, счас бы веселился, как все другие неженатые. В общем, низкая неорганизованность.
Капитан сокрушенно покачал головой.
- Содержать туалет в таком неприглядном виде... А вдруг туда девушка зайдет, и что она о вас подумает, глядя на эти неприличные росписи?  И дневальному лишняя работа – затирать вашу клинопись.
 Капитан осуждающе осмотрел строй ещё раз, приказал старшине:
- Сегодня до обеда подтяните внешний вид бойцов, поучите убирать кровати… А после обеда я проверю внешний вид и порядок ещё раз. Вопросы есть? – спросил у бойцов.
- Товарищ капитан, сапоги жмут, узкие!
- Сапоги жмут? Узких сапог не бывает, бывают неправильные ноги! Сержант, у всех бойцов проверили ноги?
- Так точно, товарищ капитан. У каждого щупал. Кому малы – поменяли.
- Ещё вопросы есть?
- Товарищ капитан, как сапоги сушить? У меня ноги сильно потеют!
- Как сапоги сушить? Конечно, дурак бы вывернул их наизнанку. Но солдат не дурак, он и в мокрых походит. Сапоги - это ваше лицо. Сапоги и портянки должны стоять около табурета. Товарищ боец, а если завтра война, а ваши грязные сапоги сушатся неизвестно где?
Капитан удивлённо посмотрел на бойца. Вдруг стал по стойке смирно и гаркнул:
- Р-рота, равняйсь!
Бойцы встрепенулись.
- Ат-ставить… Р-равняйсь! Ат-ставить… Команда "Равняйсь" касается всех, а не каждого в отдельности. Р-рота, р-равняйсь! По команде "Равняйсь!" чайник поворачивается вправо. Что за шевеление по команде "Равняйсь"? Смир-р-рна! По команде "Смирно!" голову надо держать перед собой. Вольно! По команде "Вольно" головной убор не поправляется и не разговаривает. По команде "Вольно" ослабляется не правая и никакая другая нога, а левая! Боец, это не вольно, а в раскорячку называется, так только женщины стоят, когда им отлить приспичит. По команде "Вольно" разрешается ослабить одну из левых ног!
Капитан безнадёжно махнул рукой и молча пошёл к выходу.
- Сержант, займитесь личным составом! – буркнул он перед самой дверью. – Да, кстати, за час перед обедом сделаем поимённую выверку и разобьём роту на взводы.
Старший сержант распустил бойцов и с заместителями командиров взводов продолжил  учить новобранцев одеваться, обуваться, подшиваться и прочим бытовым солдатским навыкам, к результатам которых так любил цепляться капитан.

Перед обедом старшина в очередной раз  построил роту. Вытащил из канцелярии гору личных дел, сложил рядом с собой на табурет, приступил к перекличке и выверке. Процедура была знакомая, проходили уже в поезде.
Вовка ждал своей очереди с неприятным чувством. Вряд ли что могло измениться оттого, что папки из поезда перенесли в канцелярию роты.
На этот раз, правда, папки были разложены по взводам. Старшина зачитывал фамилию из списка, отыскивал папку, бойца переводили из строя на новое место, под начало младшего сержанта, сержанта или старшего сержанта – заместителей командиров взводов.
Фамилию "Волков" старшина зачитал в составе второго взвода. Никто, естественно, не откликнулся.
- Волков! – требовательно повторил старшина и сердито оглядел строй. – Спишь в строю?!
- Я за него, - негромко откликнулся Козлов, предполагая, что такой ответ старшиной будет воспринят очень недобро.
- Я тебе повыдрючиваюсь! – разозлился старшина. – Службы – полдня, а он… Сортир зубной щёткой есть желание почистить?!
- Там напутали с документами! – сумел втиснуть фразу в сержантское негодование Вовка. – Фотография моя, а фамилия и отчество не мои.
- И какая у тебя фамилия?
- Козлов.
- А зачем же ты на Волкова откликаешься?
- Фотография в деле моя. А Козлова нет вообще.
Старшина недоверчиво смотрел на бойца.
- Правда. Сами посмотрите, - подтвердил Вовка.
Старшина открыл папку с делом, взглянул на фотографию, на бойца.
- Иди сюда!
Посравнивал с близкого расстояния. Да, фотография, несомненно, этого бойца. Остальные данные, кроме имени, чужие.
Старшина присвистнул.
- Ни-х-х-себе!
Задумался.
- В военкомате, что-ли, напутали? И как же тебя фамилевать?
- В поезде на перекличках меня называли Волков-Козлов, - подсказал Вовка.
- Волков-Козлов… Козлов-Волков… Козловолков… Так какая фамилия твоя?
- Козлов.
- Вот и будешь Козлов-Волков. Козловолков… Разберёмся! Пока курс молодого бойца пройдёшь – разберёмся! Присягу примешь и военный билет получишь под своей фамилией!
Так Вовка стал Козловолковым.

                =8=

После обеда младший сержант Коваленко, которого назначили заместителем командира взвода несколько дней назад, сразу после окончания учебки, повёл взвод на плац.
Едва заместитель командира взвода построил бойцов в две шеренги и скомандовал: "Равняйсь!", как на плацу появился командир роты.
Увидев приближающегося капитана, младший сержант скомандовал "Смирно!" и строевым шагом направился к командиру роты. Командир не стал утруждать себя приближением к строю и остановился чёрт те где, на краю плаца. Так что младший сержант  отбивал строевым шагом метров пятьдесят.
Капитан удовлетворённо понаблюдал, как печатает шаг новоиспечённый заместитель командира взвода, выслушал доклад, что второй взвод в количестве, и так далее, прибыл для занятий строевой подготовкой…
- Продолжайте занятия, - милостиво разрешил капитан.
Младший сержант строевым шагом вернулся к шеренге – хотя возвращаться можно было уже и обычным. Стоящему по стойке смирно взводу ошибочно скомандовал "Равняйсь!" и окончательно стушевался.
Командирский голос младший сержант выработать не успел, и его петушиные дисканты капитану не понравились.
- Команда "Равняйсь" должна подаваться так, чтобы резонанс, получаемый от нее, носился из угла в угол плаца и бил солдата не в глаз, а в бровь! – сделал замечание капитан и  подошёл к строю. - Товарищи бойцы, человек, не знающий строевой подготовки, не может ходить по земле... Поэтому в течении шести  часов каждый день мы будем прививать вам любовь к строевой подготовке. Три часа до обеда и три часа после обеда. Строевая подготовка - вот ваш основной предмет на время курса молодого бойца.
- Ни-х-х-себе, - удивлённо огорчились в строю.
- Кто выразился в строю нецензурным соображением в адрес строевой подготовки? Насчет выражений нецензурным матом, чтобы я больше в строю не слышал. Для этого есть сортир - вот там и упражняйтесь, кто кого переплюнет!
Бойцы сдержанно хохотнули.
-  Кто давал команду смеяться? Оставьте свои дурацкие ухмылки на дембель. Я вам не Юрий Никулин, а командир роты. Я бы, на вашем месте, товарищи бойцы, поопасся ухмыляться. Потому что после занятий на плацу вы мне тут станете потом и кровью!
Капитан раскипятился не на шутку.
- Боец, вот вы! – капитан указал пальцем на Вовку. – Вы чем до армии на гражданке занимались?
- Студентом был. Учился в университете, товарищ капитан! – довольно чётко ответил Вовка.
- Студенты, несомненно, умнее баранов, но ими нужно командовать! – скептически похвалил студентов капитан. Но тут же засомневался в их армейской дееспособности: -  И чему вас только в ваших университетах учат: стоять не умеете, ходить не умеете... Если вы, студенты, все такие умные, то почему строем ходить не умеете?  Я себе в вашем возрасте ноги сапогами до задницы стер! В армии что главное на сегодняшний день? Ходьба строем. А ходьба строем - это ходьба в ногу. Что будет, если человек идет не в ногу? На него наступят, по нему пройдут, его раздавят и не станет человека. Поэтому, хотите вы этого или не хотите, но если попали в армию, должны ходить строем и в ногу! И вы у меня все будете ходить строем, я вам не позволю членом по забору стучать! Движение строем всегда начинается с левой ноги, - капитан внезапно перескочил с воспитательно-теоретических вопросов к практическим. -  Понятно? Р-р-равняйсь! Ат-ставить! Не слышу единого щелчка при повороте голов! Р-р-равняйсь! Смирно!... И – не дышать! Дышат? Дышат! Отставить! Смирно! И не дышать! Напра-во! Ша-а-а-аго-о-о... Отставить! С какой ноги приготовились? Забыли, где у вас первая нога? Боец! Что вы дергаетесь в строю, как ампутированная конечность?! Ша-а-аго-ом… марш! Р-раз! Р-раз! Раз-два-три! Ногу взять! Это до чего надо доучиться в институте, чтобы не взять ногу впереди идущего товарища! Р-раз! Р-раз! Раз-два-три! Ты что хромаешь? Рожать что ли собрался? Р-раз! Р-раз! Раз-два-три! Левое плечо вперёд! Р-раз! Р-раз! Направляющий, я сказал – левое плечо вперёд! Лево - это там, где левое плечо. Р-раз! Р-раз! Раз-два-три! Что вы там изучаете между ног, боец? Голову держать прямо! Р-раз! Привыкли, понимаешь, к вольнице на гражданке! А теперь вы в армии! Учитесь различать, где демократия, а где - строй!  Боец! Подберите ногу! Р-раз! Р-раз! Раз-два-три! При движении в строю голову надо держать прямо перед собой, взмах рук от пряжки до отказа. Р-раз! Р-раз! Р-руку, товарищ боец, надо взад - до отказу! Ставьте ногу на весь плац!  Боец, когда вы научитесь ходить строем и в ногу, я от радости скорее всего напьюсь в стелькину маму. Р-раз! Р-раз! Раз-два-три!  Так, начинает получаться! Представьте, что там, где стою я – трибуна с высоким начальством! Р-равнение на меня! При прохождении мимо трибуны на лицах патриотическая улыбка, а не оскал цепного пса! Шеренги идут, как живые! Р-раз! Р-раз! Раз-два-три!

После трёхчасовой маршировки учились заправлять кровати. Добивались, чтобы матрацы, завёрнутые в одеяла, выглядели плоскими кирпичами, а для этого утюжили их табуретками. Выравнивали по нитке спинки кроватей, ножные концы матрацев, крайние полоски на байковых одеялах подушки и тумбочки. Всё по нитке!
- Боец, почему кровать проваленная? – выговаривал сержант новобранцу.
- Матрац старый, его не сделаешь, как надо! – жаловался боец.
- Руки у тебя не сделаны как надо, - ругался сержант и показывал, как правильно заправлять постель. – Может, вам еще и инструкцию по пользованию матрасом повесить?! Натягивать надо матрац! Одному не получается – вдвоём натягивайте! Натянул свою кровать – натяни  товарища!  Армия – это большой коллектив! В армии всё на взаимопомощи и взаимовыручке!
После ужина  кто-то брил  лёгкую поросль на лице, чтобы утром не бриться, другие перешивали подворотнички, третьи чистили бляхи и сапоги. Похожие на сонных мух, бойцы еле шевелились и туго соображали. И с тоской поглядывали на "натянутые" кровати – до отбоя на кроватях сидеть не разрешили.
Сержанты в спортивном конце казармы кидали гири, вертелись на перекладинах, отжимались на брусьях. Как у них сил хватало, после ужина, после занятого до минуты дня, ещё и спортом заниматься?
- Товарищ младший сержант, а какой у нас обратный адрес? – спросил боец у заместителя командира взвода, тягавшего гирю. – Письмо хочу написать домой.
- Пишите "У-2" и фамилию. Учебная рота, второй взвод. А номер военной части в канцелярии штампом поставят. Письма мне сдайте, я отправлю, - пояснил младший сержант, перебрасывая гирю из правой руки в левую.
Вовка написал письмо домой. "…Доехал хорошо… Служим под Владивостоком… Никто не обижает…  Есть одна проблема – когда оформляли мои документы, спутали фамилию и отчество. Теперь я Волков Владимир Алексеевич. Но к принятию присяги обещали всё исправить. А то вернусь из армии Волковым, и в университете восстановиться не смогу…"
Подал письмо младшему сержанту. Коваленко мельком взглянул на адрес и зацепился за фамилию отправителя.
- Как фамилия, боец?
- Козлов… То есть, Волков… По паспорту – Козлов, а по личному делу – Волков, - спутался Вовка.
Младший сержант положил его письмо в самый низ.
- Рота, строиться на вечернюю прогулку! – крикнул дневальный.
- Каждый вечер перед сном личный состав в течение пятнадцати минут прогуливается строем на улице, - пояснил замкомвзвода. – Дышит свежим воздухом, выпускает несвежий, чтобы ночью воздух в казарме чище был.
Строем прошли вокруг плаца, устало и уныло спели песню.
- Рота! Шире шаг! Почему зад не поет? Когда взвод поет песню, рот открывать на ширину приклада! – покрикивал старшина. - Чем шире рот - тем лучше аппетит!
- Вот уж от отсутствия чего не страдаем, - буркнули в строю.
"Прогуляешься так перед сном, с песней, и весь сон к чёрту!" – недовольно думал Вовка о исчезающем на свежем воздухе сне.
- Боец, в строю надо петь со всеми, а не прикидываться "фанерой"! – взбадривал кого-то старшина.
Вернулись к казарме.
Прежде чем распустить роту, старшина предупредил, что если завтра петь будут без задора – устроит песенный тренаж.
- Десять минут на туалет и подготовку к отбою! Р-разойдись!
Бойцы рассыпались по казарме.
- Щас как лягу – и без сознания!
- А я и лечь не успею – на подходах к кровати усну! Вы меня направьте в кровать, если я не туда пойду…
- Р-рота, на вечернюю поверку становись!
Побежали строиться.
- Р-равняйсь! Смир-рно! Товарищ старшина! Рота на вечернюю поверку построена! Дежурный по роте, сержант…
"Слава тебе, Господи, скоро отключусь!" – думал сонный Вовка.
- Слушай поверку! Афанасьев!
- Я!
- Базаров!
- Я!..
Вовка задумался. Ни единой минутки ведь не было свободной! Да… Тяжела ты, солдатская служба… Бойцы сонные стоят, усталые… А сержанты – хоть бы что! Привыкли!
- Козловолков!
Тишина висела чуть дольше, чем обычно. Это было каким-то сбоем в перекличке.
Сосед пнул Вовку локтем в бок. Вовка спохватился. Ведь это у него теперь такая фамилия!
- Я! – гаркнул он что есть силы. И эта чрезмерность тоже была диссонансом в ходе переклички.
- Что-то ты у нас, боец, весь какой-то особенный! – очень недоброжелательно заметил старшина роты. – А в армии особенных не любят! В армии все должны быть как у всех! Ты у нас особенный, что-ли?
- Никак нет, товарищ старший сержант!
- Ну-ну… Гришин!
- Я!
Наконец, перекличка закончилась.
- Внимание, бойцы! – усмехнулся старшина роты. - На отбой и на подъём в армии даётся сорок пять секунд! Но я не зверь, понимаю ваше неумение. На первый раз даю вам две минуты.
Старшина роты замолк и выжидающе оглядел строй. 
- Две минуты на подготовку ко сну… Р-разойдись! Время пошло!
Неторопливо разбежавшись, бойцы принялись раздеваться. В узких проходах четыре человека мешали друг другу, толкались. Снимая сапоги, падали… Половина ещё не успела раздеться, как старшина скомандовал:
- Рота, отбой!
И выключил свет.
Бойцы, чертыхаясь и проклиная вся и всех, продолжали толкаться в темноте.
Вдруг свет загорелся вновь.
В кроватях лежало меньше половины личного состава.
- Ат-ставить! Рота, строиться на главном проходе! – скомандовал старшина.
Бойцы удивлённо смотрели друг на друга, на старшину, на сержантов и не шевелились.
- Строиться, я сказал! – гаркнул старшина. – Две минуты – время для ленивых дедушек, а вы салаги – не укладываетесь. Значит будет сонтренаж! Строиться! Две минуты, время пошло!
Бойцы шарахнулись одеваться.
Старшина смотрел на часы, медленно поднимал руку, словно судья на старте.
- Становись!
Бойцы шарахнулись в строй. Половина не успела застегнуться, у многих портянки торчали из карманов…
- Р-равняйсь! Смирно!
Старшина прохаживался вдоль строя, скептически осматривал бойцов, молча выдёргивал у них из карманов портянки, вытаскивал из-за ремня незастёгнутые кителя.
- Сапоги без портянок – это членовредительство! А если сейчас тревога и маршбросок? Да вы через две минуты ноги сотрёте в кровь! В первую очередь должны быть одеты штаны и сапоги! Обязательно на портянки! Поняли?
Старшина требовательно вгляделся в разгорячённые лица бойцов.
- Поняли, я спрашиваю?
- Так точно! – не очень чётко ответили бойцы.
- Не чувствую задора в голосе! – злорадно заметил старшина. – Поняли?
- Так точно! – гаркнули бойцы.
- Привести себя в порядок, заправиться, - снисходительно разрешил старшина.
Бойцы зашевелились, стали приводить  одежду в порядок. Некоторые сели на пол наматывать портянки.
- Р-разойдись! Подготовиться ко сну! Две минуты – время пошло! – весело рявкнул старшина.
Ряды сломались. Бойцы прыгали  через сидящих на полу, падали… Сержанты предполагали такой цирк и, не обманутые в надеждах, угорали теперь со смеху.
- Рота, отбой! – скомандовал старшина и выключил свет. Но через три секунды включил его.
Чуть меньше половины бойцов стояло в проходах. Одни смотрели на старшину удивлённо, другие со злостью.
- По команде "Рота, отбой!" вы должны прыгнуть в постель и замереть под одеялом, как мышки! – усмехнулся старшина.
- В сапогах, штоль? – недовольно спросил боец.
- Да хоть в противогазе, если команда была! Рота, подъём! Две минуты, время пошло!
- Рота, строиться!
Старшина шёл вдоль тяжело дышавших бойцов. Бойцы дозастёгивали пуговицы, поправляли ремни. Портянки из карманов не торчали ни у кого.
- Сними сапоги, боец! – приказал старшина с нехорошей улыбкой.
Боец снял сапог, показал голую ногу.
- Я что сказал? В первую очередь – штаны и сапоги с портянками! Думаешь, ты хитрее меня? Где портянки?
- Под матрасом, - буркнул боец.
- Неси.
Боец побежал к своей кровати, вернулся с портянками в руках.
- Дежурный, возьми помощника, пусть сортир продраит перед сном! – скомандовал старшина. – Рота, разойдись! Приготовиться ко сну – время пошло!
- Ну и сволочной нам достался старшина! – пробурчал сосед Вовки, стаскивая сапоги.
- Должность такая…
- Старшина!  Казарма без старшины, что клетка без обезьяны!
- Рота, отбой! Плохо! Рота, подъём!   
И ещё раз…
И ещё раз…
Похоже, они набегали уже кросс средней дистанции. А те, у кого второй ярус кроватей – напрыгались не хуже скалолазов…
По команде "Отбой!" некоторые бойцы прыгали в кровать прямо в штанах и в сапогах.
Но ходивший вдоль кроватей старшина, заметив "недокомплект" одежды на табуретах, откидывал одеяло и заставлял прыгать одетых бойцов вниз. Таких было ещё много.
- Рота, отбой!
- Который раз уже? – спросил Вовка соседа, прыгнув под одеяло.
- Двенадцатый, кажется…
- Бойцы! Помните: когда вы спите - противник не дремлет! Поэтому спите дольше и чаще - изматывайте врага бессонницей!  – раздался в темноте насмешливый голос старшины. – Спокойной ночи… И молча чтоб! Если не хотите продолжить сонтренаж!
От потного тела простыни быстро намокли, лежать стало неприятно. Сон, одолевавший сознание перед вечерней поверкой, сбежал далеко и надолго.
Как хотелось спать… час назад! А сейчас не хочется… Ну зачем это издевательство? Сделал бы этот тренаж днём…
Вовка смотрел в потолок. Глаза не закрывались. Разве можно уснуть, пробежав хороший кросс? Ничего, это первое время… Все проходят через это… Примем присягу – будет чуть полегче. Полгода пройдёт, ещё полегчает. Полгода – не так уж и много!
Сон… Где ты, блаженный сон?  Он у молодых не обидчив. Как бы его не прогоняли, всё равно возвращается. Вот уж и глаза сами закрываются. Тяжёлые мышцы расслабились…
Скрип… Скрип… Скрип… Скрип-скрип… Скрип-скрип… Скрип-скрип… Скрип-скрип-скрип … Скрип-скрип-скрип-скрип-скрип…
Что за чёрт? Кто там мешает! Сволочь, сон прогнал!
Послышался звук пинка, сдавленный вскрик. Скрип замолк.
Вовка начал засыпать. Но опять: Скрип… Скрип… Скрип-скрип… Скрип-скрип… Скрип-скрип…
Сон опять убежал.
- Ты, сволочь! Кончай дрочить! – сдавленно прошептал кто-то.
- Отстань, дурак! – огрызнулся тот, который был причиной скрипа.
Вовка приметил днём бойца, который лежал теперь на "скрипучей" кровати. Это был толстенький, как сурок, невысокий, какой-то нездорово рыхлый парень постарше остальных года на четыре. Глаза его постоянно бегали и прятались, как у виноватого.
- Эй, бойцы! – негромко предупредил один из замкомвзводов со своей кровати. – Кирзовый сапог не теряет убойной силы на всем протяжении полёта…
- Да он дрочит, сволочь! – со слезой в голосе пожаловались из темноты.
- Ты чё, дурак? – послышался сурчиный голос.
- Заткнитесь оба!

                =9=

Вовка и глаза толком не успел закрыть, как снова послышалось:
- Р-рота, подъём!
"Ну, это уже не издевательство, а изуверство какое-то! – подумал он. – Сколько можно заниматься проклятым сонтренажом?"
Вокруг молча, сосредоточенно посапывая, одевались бойцы.
- Чего дрыхнешь? На экскурсии, что ли?  Эй, вставай! Утро уже! – тряхнули Вовкину кровать.
Вовка вскочил, как ужаленный. Утро?! Лихорадочно стал одеваться.
- Мама, если б ты знала, как в армии хорошо! Можно валяться в постели аж до шести часов утра!..- процитировал кто-то "отрывок из письма домой". 
После подъёма делали на улице  зарядку, потом бойцы мылись, брились и убирали кровати.
Из дальнего от Вовки ряда кроватей раздался громкий возмущённый голос:
- Он меня обоссал, сволочь!
Вовка вместе с другими любопытными подошёл к месту скандала.
- Утром просыпаюсь – одеяло мокрое. Думал, как в вагоне подшутили, водой полили… А сейчас  смотрю вверх – пятно чёрное во весть его матрас! И запах! – возмущённо рассказывал боец с нижней кровати.
Хозяин верхней кровати стоял, затравленно отвернувшись лицом в глубину прохода. Это был тот усталый боец, которому капитан вчера во время осмотра пророчил жизни совсем немного за внешний вид на восемьдесят лет.
- Он в соседнем купе ехал. Ни разу не обдулся, - проговорил боец, стоявший неподалёку.
- Это ж первый способ скосить из армии! – усмехнулся другой боец.
- Да сейчас таких раскалывают в два счёта! Кладут в санчасть, лупят болючие уколы в четыре точки, и лежишь неподвижный, как коряга, боишься двинуться. Три дня вытерпишь, а на четвёртый сил не хватит! Раскалывают и тех, которые под ссыкунов, и которые под буйных косят!
Привлечённый шумом, подошёл старшина роты.
- Что за митинг?
Кто-то молча указал на постель. Старшина глянул на мокрые простыни, унюхал вонь, выругался:
- У, твою мать!
Помолчал несколько секунд.
- В поезде тоже гадил? – старшина вопросительно оглядел бойцов.
Бойцы молчали.
- Понятно. В противоправных действиях во время следования к месту службы замечен не был. Ты зря это, боец. Памперсы мы тебе на ночь одевать не будем, не надейся. У нашей родной армии на памперсы денег нет. И сушить матрац не будем. В воспитательных целях. Заправляй постель, болезный. И ходи уссатый.
- Товарищ старшина… старший сержант! – взмолился боец с нижней кровати. – А как же я? С него же течёт!
- Поменяйтесь местами. Он вниз, а ты вверх. Со своими постелями, - добавил старшина, улыбнувшись.
Тут уж завозмущались соседи.
- Мы же задохнёмся! Там хоть вонь вверх уходит!
- Ладно, - подумав, решил старшина. – Над сержантом незанятое место, ложись пока там.

После завтрака командир роты проводил во втором взводе занятия по изучению Устава.
- Всем известно, - сказал со значением капитан, и все подумали, что он сейчас изложит бойцам какую-то важную для службы аксиому, - что я не читал, не читаю, и никогда не буду читать ничего, кроме Устава!
От такого неожиданного заявления один из бойцов хихикнул.
- Что вы смеётесь, боец? Лицо бойца на занятиях  должно выражать скорбь и задумчивость!  Для жизни солдата и офицера знания Устава вполне достаточно, вы уж поверьте мне! Устав - это ваша конституция. Поэтому Устав вы должны знать, как "Отче наш". А "Отче наш" вы знать не обязаны. Какой принцип в нашей армии самый главный, согласно Уставу?
Капитан оглядел новобранцев.
- Вот вы, боец! – он указал авторучкой на одного из бойцов.
- Боец Афанасьев! – встал и представился новобранец.
- Так какой принцип?
- Не могу знать, товарищ капитан! – бодро ответил Афанасьев.
- И как ты только попал сюда, с таким знанием устава… Ты что устав не учил ни разу? Ты чем до армии занимался?
- Учился в академии, товарищ капитан!
- В академии… У меня раньше было семь пядей во лбу, и то в академию не поступил, - задумался капитан и скептически хмыкнул. – Чему же вас там, в академии учили?
- Электромеханике, товарищ капитан! Я учился на электромеханическом факультете.
- Кстате, об электромеханике… - встрепенулся капитан. - Товарищи бойцы, до вас еще не доводили правил электробезопасности? Поаккуратнее с электричеством.  В соседней части, в бане солдат схватился за оголенный конец, в результате – труп! Садитесь, боец.
- Есть!
- Согласно Уставу, основной принцип в  нашей армии – принцип единоначалия. Все всегда должны подчиняться старшему начальнику. Кто такой старший начальник? Старший начальник потому и старший, что старше его уже просто невозможно быть.
Капитан надолго задумался, вникая в самый важный принцип жизни армии.
- Солдат должен, - капитан выделил интонацией слово "должен", -  верить командиру, а не инстинкту самосохранения. В конце концов, инстинктов много, а командир - один. Но, признаемся честно, старший по чину не всегда может быть таким же умным по званию. Исходя из этого, вы можете иногда не соглашаться с правильностью приказа старшего начальника. Но выполнить тот приказ обязаны! Согласно Уставу! Представьте такую ситуацию. Вы в обороне. Враг наступает. Командир приказывает стрелять, а вы думаете, что стрелять не надо. Но вы не обладаете всем объёмом информации, которым обладает старший начальник! И поэтому ваши думы – ошибочные. И поэтому вы обязаны подчиниться приказу. В данном конкретном случае, начать стрельбу. А уж если вы будете настаивать, что приказ командира неправильный – подайте рапорт по инстанциям. Так что, солдат должен подчиняться слепому инстинкту командира, - задумчиво повторил капитан.
Капитан ещё долго рассуждал о целесообразности выполнения уставных правил в армии, доказывал, что армейская жизнь, до мелочей "предписанная" уставами, проста и целесообразна…
 - Судя по лицам, вижу, что семя брошено не в каменистую почву, - удовлетворился  капитан в конце занятия.-  Уставы пригодятся вам в жизни!
Бойцы сдержанно засмеялись.
- А как же вы будете воспитывать своих детей?

После пятнадцатиминутного перекура капитан повёл бойцов на спортплощадку. С другими взводами с утра занимались вышедшие из отпусков лейтенанты, а командир второго взвода почему-то задерживался. Сержанты рассказывали, что второму взводу не повезло – командир взвода у них старший лейтенант Серков, раздолбай тот ещё! Ему давно пора капитаном быть, но его капитанская звёздочка  "в водке утонула". Серков часто напивался в казарме после службы, бросал на пол канцелярии старую шинель, которую хранил для этого дела в шкафу, и спал прямо на полу.
Беда в том, что сон алкоголика крепок, но краток. Проснувшись часов в пять утра, а то и раньше, с похмелья злой, как бобик, Серков, на правах старшего офицера, поднимал роту по тревоге и заставлял бегать кросс с полной выкладкой.
Иногда Серков, предполагая, что вечером напьётся, посылал курсанта к себе домой, сказать жене, что у них в части объявлены учения и домой ночевать он не придёт. Естественно, никаких сопроводительных бумаг курсанту не давал, поэтому идти надо было по партизански, перебежками и оглядываясь, чтобы не напороться на патрули. Жена у Серкова была добрая женщина, понимала, какие у мужа "учения", часто оставляла посыльного ужинать. Не пропадать же добру, приготовленному для мужа! Говорили, что, когда у неё настроение бывало особо тоскливое, посыльные задерживались с поручением гораздо дольше, чем на время, отпущенное Уставом для доставки посыльным донесения на дом и принятия пищи…

На спортивной площадке капитан выстроил взвод в две шеренги.
- Форма одежды – голый торс. Всё, что снимете с голого торса, сложите кучками на том бревне. Ясно?
- Так точно!
- Приготовиться к проведению занятий. Р-разойдись!
Бойцы принялись раздеваться по пояс.
- Товарищ капитан, а что вы всё сами, да сами… Товарищ младший сержант провёл бы занятия, а вы отдохнули! – схитрил один из бойцов, предполагая, что капитан и на физподготовке достанет всех своей занудливостью.
- Во-первых, боец, если хотите обратиться к старшему начальнику, чётко подойдите, отдайте честь, если у вас голова не пустая. В головном уборе, я имею в виду. Потому что к пустой голове в нашей армии руку не прикладывают. И спросите разрешения спросить. Поняли?
- Так точно, товарищ капитан! – стал по стойке смирно и выпятил тощий живот боец.
Капитан скептически оглядел бойца.
- Хорошо выглядишь, боец.  Как туман на кладбище.  Кто же с такими мускулами приходит в армию служить? Тебе бы студенчить где-нибудь в институте, подальше от турников и козлов с матами.  А занимаюсь я с вами вот почему… Жизнь в армии, она, в общем-то, не сложная. Делай всё, как предписано Уставом, и в нужное время тебе присвоят положенное тебе звание, продвинут по должности… Что губит командира? Пьянство, воровство, женщины. Не пей, не гуляй, не воруй! Если еще и работать будешь, слава тебя сама найдет! Ясно?
- Так точно, товарищ капитан!
- Сержант, постройте взвод перед турником!
- Объясняю порядок проведения занятий, - по-птичьи заложив руки за спину и наклонив "клювастую" голову вниз, расхаживал капитан перед строем. -Услышав свою фамилию, боец моментально откликается: "Я!" Далее следует команда: "Для исполнения упражнения, на исходную позицию – шагом марш!". Вы отвечаете "Есть!" и строевым шагом подходите к турнику. Далее следует команда "Выполнить упражнение!". Вы отвечаете "Есть!" и выполняете упражнение. Спрыгнув с турника, докладываете: "Товарищ капитан, боец такой-то упражнение закончил!" По команде "Стать в строй!" строевым шагом становитесь в строй…
Бойцы в глубине душ плакали навзрыд, выслушивая "армейский порядок выполнения спортивных упражнений"!
Упражнение было простым – подтягивание. Норма для молодого бойца – десять раз.
Младший сержант чётко сказал всё, что положено при подходе к турнику, без устали подтянулся двадцать пять раз, капитан остановил его.
- Вот так вот, бойцы, - показал он на сухощавого, но мускулистого сержанта. – Покажите теперь, на что вы способны!
Бойцы показали мало. Редко кто подтягивался семь-восемь раз. Многие осиливали свой вес только один-два раза.
- Что у вас на лбу печать скорби отложилась и уши погрустнели? Что вы висите, как танк на заборе? – ворчал капитан, брезгливо разглядывая по бабски толстенького бойца, дрыгающего ногами, будто пытающегося сбросить с себя сапоги для облегчения подтягивания.
- Что вы повисли на турнике, как сосиска, без признаков жизни? – ругался он на Вовку, обессилевшего до неподвижности после второго подтягивания.
- У меня сотрясение головного мозга было, я долго физкультурой не занимался… Да и сейчас голова болит, - оправдывался Вовка.
- Отставить разговоры! Мозготрясение, голова болит, - передразнил капитан. – Если болит голова - читайте Устав, помогает... Как это голова болит? Кость головной болью  болеть не может! И мозготрясения у солдата не может быть, потому что для этого нет почвы. И вообще, перенесённая болезнь – не повод для невыполнения норм ВСК – военно-спортивного комплекса, хотя бы третьего разряда. Я в детстве тоже переболел серьёзной болезнью. Менингитом. После менингита либо умирают, либо становятся дураками. Мой брат умер, а мне повезло.
Показ своей немощи бойцами продолжился.
- Я думаю, товарищ младший сержант, после ужина вам с бойцами надо провести тренаж по физической  подготовке. И выходной проведём не только в культурном отдыхе, но и в активном развитии: с утра кросс, перед обедом – турник, после обеда – просмотр телевизора и ещё раз турник… Не займётесь физической подготовкой, будете, как майор из соседней роты, страдать зеркальной болезнью. Он двадцатый год родной член только в зеркале видит.


После обеда   капитан проводил политзанятия. Учебная комната выглядела стандартно: учебные столы в два ряда, на стене за преподавательским столом -  доска, слегка перепачканная мелом. На окнах – канцелярские занавески. На боковых стенах и за спиной – наглядная агитация по Уставу.
- Слушайте меня внимательно, иначе я вас неправильно дезинформирую! – серьёзно предупредил бойцов капитан. - Неважно, будут ли на вас погоны офицера или простого гражданского человека после службы, но в политической обстановке внутри страны и за её пределами вы обязаны разбираться. 
Никакой вспомогательной литературы, никаких конспектов капитан с собой не принёс. Говорил, неторопливо шагая по проходу между столов. Доходил до стены, чётко поворачивался, размеренно печатая шаг, возвращался к доске. Негромкий, спокойный голос убаюкивал, мерный стук шагов гипнотизировал, как звук метронома в кабинете психиатра…
- Я не профессионал в политике, поэтому врать не буду…
"Есть же и в армии славные минуты", - думал Вовка, расслабившись и ощущая, как тело наливается приятной тяжестью и теплом. Даже ночью он спал в напряжении. А сейчас…
- О Родине-матери многие забывают и вспоминают о ней, когда в очередной раз не получают денежное содержание…
Стук… Стук… Стук… Шаги капитана, размеренные, как метроном…
-  …После войны Германия была расчетвертована на три равные половины. Сейчас великий Советский Союз тоже разодрали на части. Но это нашему потенциальному противнику не поможет! Произошла перетрубация распределения и страна сейчас находится на глубочайшем подъеме…
"Говорят, когда ты сильно возбуждён, надо заниматься аутотренингом… Я спокоен… Я спокоен… Мои мышцы тяжёлые и расслабленные… Нет уж, после турника мышцы рук  тяжелее сегодня не станут, а после вчерашней строевой подготовки ноги гудят, как столбы в степи. А за политзанятиями опять строевая подготовка. Хорошо, что только после обеда, а то обещали два раза в день…" 
- …Наша армия непобедима только потому, что она действует вопреки логике и здравому смыслу… Противник очухаться не успеет - яйца советского солдата у него в траншее... а куда деваться если они есть? Наделённая вот этой наделённостью…
- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
- Обращайтесь.
- Советской армии уже нет.
- Советской армии нет? Да, и  Красной Армии нет. Сейчас я по этому поводу доведу до вас анекдот. Американский проповедник выступает перед солдатами: "После того как первые грешники, Адам и Ева, съели запретный плод и были изгнаны из рая, Ева плохо кончила в публичном доме, а Адам записался добровольцем в Красную Армию". "Но, сэр, тогда не было Красной Армии!" "Заткнись, идиот! Красная Армия была, есть и будет вечно!!!"
"Хороший анекдот… Патриотический… Мышцы расслабленные и тяжёлые… Тепло распространяется по рукам и ногам…"
- …Мы воевали в Афганистане, мы не кончили воевать ещё в Чечне. Но наконец-то политики сообразили, что лучше протирать штаны на переговорах, чем рвать их в клочья на войне!..
"Руки горячие, тяжёлые и расслабленные… Ноги горячие, тяжёлые и расслабленные…"
- …Товарищи бойцы, неужели вам это не понятно? Я и то понял! 
"Мышцы лица тяжёлые и расслабленные…"
-  …Создавались две системы, на конкурсной основе, в плановом хозяйстве. То есть, мы – в плановом хозяйстве, а они – в рыночном. И в итоге были приняты обе. И обе оказались хреновыми. Потому что наша плановая система не выдержала конкуренции и развалилась, а в ихнюю рыночную систему мы с вами вляпались сегодня до такой степени, что аж блевать охота…
"Веки тяжёлые, расслабленные, закрываются…"
- …Что вы там пишете, боец? Вы что, умный, что ли? Что вы меня все время записываете? Вы лучше устав учите и повторяйте... А то я, бывает, такое иногда скажу!.. Я ещё не знаю, как оно повернётся в будущем… Не надо меня записывать! Особенностью мышления бойца является отсутствие этой особенности. Поэтому, основная задача бойца - сдать зачёты не уча, ибо уча и любой дурак сдаст…
"Веки тяжёлые, глаза закрываются, спать, спать, спать…"
- Боец, встаньте! Встаньте, боец!
Совед пнул Вовку сапогом в ногу. Вовка открыл глаза. На него в упор сердито глядел капитан. Вовка вскочил.
- Боец Козлов… Боец Волков-Козлов… То-есть, Козлов-Волков, - путался в своих фамилиях Вовка.
- И спать хочется, и Родину жалко...  Рядовой Петров спал на посту у знамени. Чуть не проспал самое святое, что у нас осталось.  Вот до чего дошло! Один чуть знамя не проспал, другой так заспался, что фамилию свою забыл! И это называется российский солдат! Так как ваша фамилия, боец?
- По паспорту – Козлов, по личному делу – Волков, по списку в роте – Козлов-Волков! – доложил Вовка.
- Оставьте свои плоские шутки для дурочки без погон, – рассердился капитан и спросил язвительно: – Вас что, во сне замуж отдали и вы приняли фамилию жены? Вы уже проснулись, боец?
- Товарищ капитан, разрешите обратиться! – встал заместитель командира взвода.
- Обращайтесь.
- Вчера только выяснилось, что произошла какая-то путаница с документами. В личном деле бойца фотография его, а остальные данные, кроме имени, не его. Напутали, наверное, в военкомате.
- А какими-либо документами подтверждено, что все данные не его?
- Никак нет, товарищ капитан.
- Так откуда вы знаете, что все данные не его? Фотография его? Похож он на фотографию?
- Фотография его.
- Сядьте, боец, - осторожно приказал капитан и искоса посмотрел на Вовку. - Интересно получается, - рассуждал он, - от фотографии боец не отказывается, а от фамилии – отказывается!
Капитан хмыкнул и недоверчиво крутанул головой
- Так фотография его! – напомнил сержант.
- А кто сказал, что фамилия не его? – капитан с ехидством посмотрел сначала на Вовку, а потом на сержанта.
- Он сказал.
- Он сказал… У нас один в госпитале говорил, что он внук Наполеона! А один боец в поезде полторы недели не ссался, а сегодня обоссался… Ну, что это за армия! Самолеты не летают, танки не ездят... Бойцы ссутся и от фамилий своих отказываются… А Родину кто защищать будет? Я что ли? Да нафиг оно мне это надо!.. Почему вчера не доложили насчёт фотографий-фамилий?
- Не успел, товарищ капитан, первый день напряжённый был, - сержант выглядел очень виноватым.
- Не успел он! День напряжённым был! А если бой напряжённый будет! А если ты не успеешь вечером доложить в штаб, что у тебя боеприпасы кончаются?
Капитан возмущённо заходил перед бойцами.
- Закончилось занятие по сборке и разборке оружия. Старшина, как положено в конце занятия, спрашивает новобранцев: "Вопросы есть?" А один, такой же шустрый, как вы, говорит: "Есть, товарищ старшина. Почему винтовку можно собрать, разобрать, а человека нельзя?" "Вопрос понял, ответ думаю, - отвечает старшина. -  Вот представь себе, боец. Ты себя развинтил, спать лег, а тут боевая тревога. Ты второпях все свинтил, а на место головы приставил задницу. И что получается: пилотка не налазит, гимнастерка не застегивается, все кричат "ура", а ты?"  Точно так и у вас получается. День у них напряжённый был… Старшина вчера немного потренировал вас перед сном ширинки вовремя расстёгивать-застёгивать, да сапоги одевать, а сегодня вы уже и… Вместо головы у вас неизвестно что! Тяжело в учении - легко в очаге поражения! А насчёт заявлений бойца, что на фотографии он, а в документах – не он… Это ещё проверить надо! Был у меня один боец, таблицу умножения помнил, а номер автомата всё запомнить не мог…
Вовка дёрнулся было возразить, но капитан его опередил:
- Товарищ боец, вы хотите что-то сказать? Встаньте! Закройте рот! Садитесь! Товарищ боец, если у вас возникают вопросы не по теме, станьте по стойке смирно, и все вопросы сразу отпадут! Продолжаем политзанятия! Сержант, вы тоже садитесь! А документы его мне покажите сегодня обязательно!
"Вот чёрт, - думал Вовка, - так всё хорошо дремалось! Подвёл аутотренинг! Ну почему я не умею спать с открытыми глазами!"
- Не буду скрывать, - важно рассказывал капитан, - что наш главный потенциальный противник – Америка. Вы скажете, Америка далеко? И ошибётесь! Америка рядом! Соединенные Штаты Америки и Южная Карелия часто проводят совместные учения в районе Тихоатлантического океана.
"Интересно, - думал Вовка, - капитан замечает свои оговорки? Или это у него не оговорки?"
- …  И нам надо быть не только умными студентами, как некоторые бойцы, которые поступили сюда из институтов, но и умелыми солдатами. Американца интегралом по башке не ударишь!   Зачем Америке учения с Кореей?  Для того, чтобы иметь в Корее порты. У Америки порты разбросаны по всему миру! Приплывают в эти порты американские авианосцы с атомными подводными лодками на борту…
А, в принципе, лекционный бред капитана Вовке был совершенно неинтересен. Его беспокоило, что проблема фамилии капитаном воспринята не как ошибка канцелярских крыс, а как возможность новобранца таким образом отлынить от военной службы.
- Чем отличается американская армия от российской? Принципиальное отличие американской армии в ее названии… Это те же яйца, только вид сбоку...
"А тут ещё этот… Ночной моряк… Представляю, как воняет теперь его невысушенный матрац! Неужели вечером он ляжет в эту мерзость?! Полторы недели в поезде всё у него держалось, а тут потекло! Вот этот как раз – симулянт! А вместе с ним могут и меня в симулянты записать. Да куда меня запишут? Я же не болею! И не по моей вине документы перепутали!"
- Боец! Какие страны входят в блок НАТО?
- Боец Семёнов! В блок НАТО входит Германия, США, Япония…
- Нет, Япония в НАТО не входит. НАТО североатлантический блок, а Япония в каком? В Тихом океане…  А вы зачем ему подсказываете? Если он ничего не знает, то не надо его голову всякой ерундой забивать. Они вот свои военные блоки сохранили и даже усилили, а мы свой Варшавский договор профукали… И базу во Вьетнаме профукали, и на Кубе профукали, и в Югославии аэродром отдали американцам…
- Да жалко что ль? Не надо денег тратить на содержание войск за границей!
- Товарищ боец! Вы уподобляетесь африканской птице страусу, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии нашей военной доктрины! Мы, военные, понимаем важность для России военных баз за рубежом. А то, что их отдали – это козни наших продавшихся политиков. И вообще, я вам не профессор, чтобы отвечать на такие простые вопросы! В общем, рассказал я вам в основных чертах о внешней и внутренней политике… - капитан чуть не сказал "коммунистической партии Советского Союза". Понятия, вбитые в голову четырьмя годами политучёбы в военном училище неистребимы! - Э-э-э… О политике. О различиях военной доктрины нашей и нашего предполагаемого противника. Рассказал всё в три этапа: с заходом слева, справа и спереди. Понятно рассказал?
- Так точно! – повеселели бойцы, предчувствуя окончание занятий.
- Понятно рассказали, - позволил себе кто-то вольность с места. – Образно!
- Да, образно, - простил вольность и подобрел капитан. – Говорить я умею! Один раз на учениях… я тогда ещё комсомольцем был… своей пламенной речью я зажег целую эскадрилью!
Капитан задумчиво улыбнулся, махнул рукой. Давно, мол, это было!
- Товарищ младший сержант, "боевой листок" выпустили?
- Не успели ещё, товарищ капитан! – оправдался сержант.
- Что-то вы постоянно ничего не успеваете, товарищ младший сержант! Мы, бывало, устанем на ученьях, грязные, голодные, невыспавшиеся, а вечером, прежде чем спать лечь, обязательно боевой листок выпустим! Кто умеет рисовать? – обратился капитан к бойцам. – Кто хочет выпустить "боевой листок"?
Вовка подумал, что надо  начинать отличаться. А то заклюёт, как младшего сержанта.
- Я могу оформить, товарищ капитан, - встал Вовка. – Я стенгазеты оформлял в школе.
Капитан неодобрительно посмотрел на бойца.
- Что значит "Я"? Я, я… Головка от… противогаза… Как надо? Встал, представился… "Разрешите" и так далее! В школе он оформлял…
- Боец Козлов… Волков! – Вовка так и не понял, как надо называть себя, чтобы не вызвать гнева у начальства. – Разрешите оформить боевой листок!
- Оформляйте! – разрешил капитан.
- Разрешите вопрос, товарищ капитан? – спросил Вовка и испугался: опять капитан будет недоволен.
- Задавайте, - разрешил капитан.
- А что нарисовать, что написать?
- Не знаете, о чём писать в "боевом листке"?! Заметку о том, как приехали в часть, заметку о том, как обещаете хорошо служить, заметку о том, кто в роте больше всех подтянулся на перекладине, - капитан раскрыл свою ладонь, будто показывал всем листок бумаги, - здесь ленточку, грудь разрывающую, здесь бабу голую и надпись: "Юмор".  Шучу. Товарищ младший сержант, подскажите бойцу, как оформлять боевой листок! Кстати, учитывая, что бойцы с непривычки в первые дни устали, я скажу старшине, чтобы он дал людям отдохнуть…
Новобранцы затаили дыхание. Что отменят? Строевую подготовку или физподготовку?
- Завтра подъём сделаем не в шесть ноль-ноль, как обычно, а в шесть десять…
Радостное предвкушение отдыха на лицах бойцов быстро увяло и невосстановимо погибло.
- Сержант, не забудь про документы! – капитан кивнул в сторону Вовки. – Занятия кончатся – сразу ко мне!

На строевой подготовке отрабатывали "отдание чести и подходы к начальнику".
Сержант построил бойцов на плацу, группами у краёв плаца напротив столбов с фонарями.
- Это ваши генералы, - указал на столбы. - Боец строевым шагом подходит к столбу, докладывает: "Товарищ Главнокомандующий Столб! Боец такой-то по вашему приказанию прибыл!" Получив приказ, отдаёт честь, говорит "Есть!", поворачивается в сторону предполагаемого движения, делает четыре-пять строевых шагов, а затем бежит исполнять приказание. В данном случае, становится в строй. К столбу идёт следующий боец, и так далее. Ясно? Приступить к отработке задания!
Бойцы строевым шагом подходили к столбам, отдавали честь, обращались к ним, как к большим начальникам, возвращались в строй. Над плацем разносились громкие голоса новобранцев – обращаться к "начальству" надо было в полный голос. Голоса одновременно семи-восьми человек смешивались с беспрестанным треском строевых шагов…
На плац "вышел с дозором" командир роты, направился к группе из пяти человек, с которыми занимался младший сержант. Заместитель командира взвода чётко, как положено Уставом, доложил тему занятия. Боец, который только что докладывал сержанту о "прибытии по его приказанию", продолжал стоять спиной к капитану.
- Что вы стоите, показывая мне место, где спина теряет свое название! – окликнул капитан бойца.
Боец продолжал стоять по стойке смирно.
- Это чья там ж... ко мне спиной повернулась? – недовольно спросил капитан у младшего сержанта. – Боец, что вы спите, стоя на ходу?
Спина бойца напряглась, но он продолжал стоять по стойке смирно. Что делать? Повернуть голову на сто восемьдесят градусов? Или повернуться целиком, лицом к капитану? В строю уже гримасничали, намекая, что обращаются к нему.
- Боец Смирнов! – окликнул замкомвзвода "спину". – Повернитесь! К вам командир роты обращается!
- Не "повернитесь", а "кругом", товарищ младший сержант. Вы что, Устав строевой службы не знаете? – пожурил капитан молодого сержанта.
Боец повернулся лицом к командиру роты, задом к строю. Радостно произнес:
- Я!
Капитан скривился.
- Задом к командиру - плохо! Задом к строю, передом к командиру - совсем никуда не годится! Значит, требуется искать половинчатый результат, когда полуперед и к командиру, и к строю, а зад как бы совсем не присутствует.
Боец повернулся "полупередом".
- Боец Смирнов, ко мне! – приказал капитан.
Боец пошёл неуклюжей иноходью, то есть "левая рука-левая нога, правая рука-правая нога",  доложил. Капитан покачал  головой:
- Плохо. Тренировать надо. Боец, - спросил он с подковыркой, - что короче: кривая или прямая?
- Прямая, товарищ капитан! – не задумываясь ответил боец.
- Любая кривая, обходящая начальника, короче прямой, проходящей мимо него! – назидательно проговорил капитан, подняв палец кверху. – Ну, работайте! – кивнул он сержанту.

После занятий командиру было не до разборок с Вовкиными фамилиями.
Дежурный по кухне, старослужащий сержант, уличил одного из новобранцев в употреблении спиртного. Но, если честно, грех был не в том, что новобранец выпил, а в том, что не угостил "дедушку"!
После короткого разбирательства командир роты велел построить личный состав.
- Нет, это что получается?! – возмущался капитан. – Он ещё служить не начал, строем, так сказать, ходить не научился, а уже… - Капитан не находил слов от возмущения. -  Пока летчики полеты летают, а техники матчасть устраняют, вы тут дисциплину хулиганите! У него первое дежурство – и что? Ушёл в самовольную отлучку! И думал вернуться в незамеченном виде! Ты почему покинул пределы расположения части! Ты понимаешь, что через час после твоего ненахождения я должен доложить о твоём отсутствии командиру части и поднять часть по тревоге!
Провинившийся боец стоял перед строем. По его виду не было видно, что он пьян. Капитан обходил бойца то с одной, то с другой стороны, словно коршун, готовящийся заклевать свою добычу. 
- Я пива хотел выпить – и назад.
- Выпил?
- Да.
- Сколько?
- Одну бутылку.
- Тебе жить-то на один раз пописать, а ты: "Пиво"! – возмущался капитан. - Употребление алкоголизма в армии ведет к гибели больших человеческих жертв! С чего он начинает службу в армии?! С нарушения, которое я обязан наказать гауптической вахтой! Службу в армии стыдно начинать с гауптвахты! Это же, как первая брачная ночь без оргазма. Некоторые вырвутся за пределы части, купят себе поллитру и страшно радуются... А чего радоваться, если закусывать нечем? И в часть на ужин пьяным не придешь – ужин, значит, друзья съедят! Учитывая вашу неопытность, я все время спускал вам сквозь пальцы. Но теперь, если я кого-то за что  поймаю, запомните, это будет его конец! Не умеешь нарушать – не нарушай! Не умеешь пить, не берись! Приди сначала к своему командиру, так, мол, и так, научите... да со своей бутылкой. Может, и помогу. Шутка. Попали в армию, можно и потерпеть без спиртного два года. Вернётесь на гражданку – наверстаете. И вообще… Я вот пьяницей никогда не был, и не буду, если не подохну…
Бойцу объявили три наряда вне очереди на ту же кухню.

Замкомвзвода сказал Вовке, что его документами капитан займётся завтра, выдал лист бумаги, фломастеры, и через полчаса велел вывесить на положенном месте "боевой листок".
Капитан, уходя домой, прошёл мимо  рисующего Вовки. Остановился, посмотрел на его художества, одобрил:
- Рисуешь? Ну, рисуй, рисуй, Паганини!

- Кто ночью чавкал под одеялом или чем там другим занимался?  - зло оглядывая ряды бойцов, спросил старшина на вечерней поверке. - Здесь вам казарма, между прочим, а не онанизматорий. Больной? Таких больных мы быстро лечим… Пошлём в автороту, на "обкатку"… С соответствующим "медицинским направлением"… Таких "клизм" в автороте навставляют… И без вазелина!..  Что придётся в сортире на одной двери вывеску вешать "Женская комната"!
- Шофера не знают, куда клизьму ставить, ошибутся! – хохотнули из строя.
- Отставить разговоры! Это женщине можно клизьму не в то место поставить, а онанисту только туда - не ошибутся  "медицинщики".
Потом  опять был сонтренаж. Раза с десятого все бойцы успели раздеться и лечь в постели за две минуты. Потный и разгорячённый Вовка долго не мог уснуть, а когда сон стал накрывать его тёплым приятным облаком… Скрип-скрип-скрип… Скрип-скрип-скрип… Скрип- скрип-скрип…
Онаниста пинали, ругали, он огрызался…

                = 10=

Утром обнаружили, что из-под ссыкуна на пол натекло целое море. Вонь  от собравшейся  за двое суток в матраце мочи стояла жуткая. Бойцы в открытую грозились ночной расправой. Сжавшийся солдатик, похожий на забитого, запуганного зверька, отвернувшись от всех, стоял между кроватями.
Старшина велел ссыкуну собрать вонючую постель и увел куда-то. Больше в роту боец не вернулся.
После развода на занятия командир второй роты отправился с докладом к командиру части, полковнику Самарханову. Полковник писал какую-то бумагу.
- Садись, - кивнул он капитану. – Пишу вот…
Полковник покачал головой, будто у него случилась крупная неприятность.
- "Спокойный, сдержанный офицер. Изобретательный, упорный, вдумчивый и аккуратный. Обладает талантами…" - полковник усмехнулся и добавил от себя: -  но умело это скрывает. – И опять с листа: - "Наделён остро аналитическим, высокоразвитым умом, который лучше всего было бы использовать в научных исследованиях". – И от себя: - Но здравый смысл ему неведом. И ни при каких условиях я не хотел бы видеть его в составе вверенного мне подразделения! Но, к сожалению, вынужден с этим умником мириться… Эх, служба ты наша… Подневольная!..
Командир части брезгливо уронил листок  с представлением на стол. 
- Тут твоя жена приходила и сразу в позу встала, - пожаловался полковник. - Ты ее предупреди, мне такая поза не нравится. Да она и не одна нуждается. Много ко мне таких ходит! Сам знаешь, с квартирами сейчас проблемы. Но я держу на контроле этот вопрос. Как только появится – так сразу её удовлетворю. Что у тебя?
- Есть у меня солдатик - не солдатик, а так, студент, - вздохнул капитан. – Он по документам Волков, а называет себя Козловым. Фотография - его. Говорит – напутали.
- Где напутали? – не понял полковник.
- Чёрт его знает, где напутали. Может, в военкомате?
- А личное дело как? Всё там, фотография, фамилия написаны без исправлений?
- Дело как дело…
- Может, закосить решил?
- Да уж больно умно, не догадаешься, с какой стороны. Отправили сегодня одного на обследование, так тот – стандартный, под ссыкуна косит. А этот… На занятия ходит, дистрофик, правда… Говорит, мозготрясение было.
- Вот под это дело он и хочет закосить! Дуриком прикинется – не помню, мол, ничего, не знаю никого, и фамилия у меня не моя! После мозготрясения, мол, у меня это… Фотография точно его, не отказывается?
- Его.
- А фамилия и прочее, значит, не его? Ошибки, подделки, исправления в деле есть?
- Всё чисто, без ошибок и исправлений.
- А кто же решил, что фамилия и прочее – не его?
- Он решил.
- Да он тебе с три короба наговорит! И ты всему верить будешь?

С утра взвод познакомился со своим командиром, старшим лейтенантом Серковым.
Старлей вчера, похоже, отмечал последний день отпуска. На службу пришёл злой и отёчный. На младшего сержанта орал в канцелярии так, что на улице слышно было:
- …Живёте здесь, как свиньи в берлоге! … … Сержант должен каждое утро вставать не с той ноги, чтобы солдат не дремал! …При такой службе я буду тормозом на твоём  пути к отпуску! … … …
Наоравшись о никудышней дисциплине во взводе, вывел взвод на плац, построил в две шеренги, скомандовал "Вольно".
- Вот вы расслабились, у вас веселое настроение. А мне не нравится, что вы улыбаетесь в период всеобщей озабоченности. Но вы смеетесь - заливаетесь, и не знаете, что я вам готовлю... А готовлю я вам вот что! Взвод, вспышка справа!!! – заорал капитан страшным голосом.
Бойцы с удивлением смотрели на старлея. Чего это, мол, он орёт, как блаженный? Некоторые, особо продвинутые в службе, неторопливо легли на асфальт. Легли аккуратно, оперевшись руками, чтобы не испачкать одёжку о пыльный асфальт.
- А-а-атставить…  Вы что, первый раз с Луны свалились? Или бастуем? Не хотим, значитца? - многообещающе "жевал слова" старлей. – Неподчинение командиру есть злейшее нарушение воинской дисциплины и карается… - старлей аж захлебнулся от того, как сильно карается неподчинение командиру.
- Товарищ старший лейтенант, а мы ещё не учили такую команду, - рискнул сообщить боец.
- Не учили… Детство какое-то… Ты кто? Ребенок или взрослый? По-моему, снизу - взрослый, сверху – ребенок, - цедил сквозь зубы старлей. – Не учили они… По команде "Вспышка справа!" вы обязаны в течение одной секунды упасть лицом вниз, головой вправо, прикрыть подручными средствами голову, а если таковых нет – руками, спрятав кисти рук под одежду! Потому что все открытые участки тела могут быть сожжены! И эта команда может застать вас где угодно: на плацу, на газоне, посреди лужи! И попробуйте мне не выполнить её! И именно – лицом вниз, закрыв голову руками! Хороший солдат даже в нетрезвом состоянии ложится в канаву головой в сторону, противоположную ядерному взрыву. Это что за толпа?! – взъярился старлей ещё раз, обратив внимание, что бойцы слушают его разъяснения, собравшись толпой. – До команды "Вспышка справа!" вы стояли в строю! Значит, по команде "Отставить!" вы должны стать строем! Боец, куда вылупился? Что вас больше занимает: то, что я говорю, или дохлый голубь, который летает над столовой? Ваши действия при сигнале "Воздушная тревога"? Тоже не учили? При сигнале "Воздушная тревога" личный состав укрывается в щели. Не радуйтесь, это не та щель, которой вам здесь так не хватает. На плацу нет щелей, поэтому мы не будем отрабатывать действия личного состава по этому сигналу.
Долго тренировались выполнять команды "Вспышка справа!", "Вспышка слева!", "Вспышка сзади!", "Вспышка спереди!".  Падали друг на друга, сшибали друг друга, давили друг друга. Об асфальт стёрли ладони до крови, брюхо, локти и колени извозюкали в пыль…
А старлей грозил за неусердие потренировать бойцов после первого же  дождя.

После обеда Вовку вызвали в канцелярию, к командиру роты.
Вовка подошёл к двери канцелярии и остановился, продумывая, как надо войти, как доложить, что он пришёл… Какой фамилией представиться?
- Что стоишь? Языка нет, войти? – подстегнул Вовку зашедший в канцелярию старший лейтенант Серков.
Вовка постучал в дверь вслед вошедшему Серкову, неудобно протиснулся в канцелярию, остановился у двери по стойке смирно, забыв, что и как надо докладывать.
- Что голову наморщили?! Докладывайте! – поторопил капитан.
- Товарищ капитан! Боец Козлов-Волков по вашему приказанию прибыл!
- Закрывайте дверь, вы не к любовнице пришли! – буркнул капитан.
Не оглядываясь, протянутой назад рукой Вовка закрыл дверь.
- Вольно, - разрешил капитан.
Вовка немного расслабился.
- Что у тебя за проблема с фамилией? – недовольно спросил капитан.
- Напутали где-то. В личном деле фотография моя, а данные, кроме имени, чужие, - пожал плечами Вовка.
- Там, в шкафу, личные дела лежат. Поищи своё, - кивнул капитан на шкаф сбоку от двери.
Вовка открыл дверцу, стал разглядывать стопы папок, громоздившиеся на полках.
- Ну, что? – спросил нетерпеливо капитан.
- Да тут непонятно, где что, - оправдался Вовка.
- Вы без прожектора и ширинку свою не сможете найти! – рассердился капитан. – Серков, дай его личное дело.
Серков с недовольным видом подошёл к шкафу, быстро отыскал дело, подал капитану.
Капитан раскрыл папочку, перелистал листы.
- Всё тут как надо! – пожал плечами.
- Да  насквозь вижу я таких! – вспыхнул Серков. -  Дед его, наверняка, был бендеровцем, а бабка с немцами спала. От армии пытается откосить, вот и придумывает! Сегодня отправили в госпиталь на обследование одного ссыкуна. Тот хоть понятно как хочет откосить – ссытся! А этот… Больно уж заумно! Под шизика косит! Я, мол, фамилию свою не помню!
- На гражданке следовало свои мозги психиатру показывать, не везти их на муку прапорщикам и офицерам, - задумчиво проговорил капитан. – Что за жизнь? – обиделся он на жизнь. -  Постоянно приходится решать какие-то идиотские проблемы, а на свои, такие же, нет времени! Что за народ – нынешняя молодёжь пошла? Лишь бы только никакой ответственности! Лишь бы ничего не делать! Если в свое время вы не воспользовались удобным случаем скосить от армии, то сейчас у вас есть уникальная возможность сачкануть только от кросса под видом наряда на кухню. Привыкли, чуть что, как страусы, голову в снег. Ну что вы, как эти, вы же будущие и все такое прочее! Ты куда сюда пришел? В армию пришёл служить, долг Родине отдавать. Вот и служи, вот и отдавай честь, а не коси! – возмутился капитан, сердито взглянув на Вовку.
- Да не кошу я! – оправдался Вовка. – Вы мне только фамилию мою верните…
- Вы за дурака меня принимаете? Вы чем до армии занимались?
- Учился на втором курсе университета.
- Вот и докажите, что вы не медведь на велосипеде, а бывший студент университета. Покажите, что вы все-таки из МГУ, а не из какой-нибудь другой шарашкиной конторы. 
- Я не в МГУ учился, а в СГУ, в Современном Гуманитарном Университете.
- Товарищ боец, вы заставляете меня думать! МГУ, СГУ – какая разница! Возможно, вы и умнее меня, но я тоже не лыком сделан. Шизу косить придумал! Это ж надо! Придумал бы что-нибудь поинтереснее! А то ведет  себя… как средний гражданин в экстремальной ситуации, когда на него гадит пролетающий мимо слон. На призывных комиссиях военкоматы совместно с врачами выявили всех дебилов, кому нельзя доверять оружие, руль и рычаги. В армию пришли только дееспособные, годные к несению службы призывники! Так что все эти твои заморочки про чужую фамилию белыми нитками шиты!
- Да нет никаких заморочек! – не выдержал Вовка. – Бухгалтерия напутала… Исправьте чужую фамилию – и нет заморочек. Трудно, что-ли?
- Вы мне больше этих трудных вопросов не задавайте! Не забывайте, что я - военный... И не думайте, что я на морду такой дурак. Я умный человек! Могу полком командовать, могу дивизией. Голос позволяет. А если всех в стране переодеть в военную форму, и с государством управлюсь. И не надо меня оскорблять! Меня каждый год оскорбляют высококвалифицированные специалисты на медицинской комиссии! Экий он простой! Фамилию, говорит, в документах исправьте! У каждого человека свой собственный организм!
 Ты на гражданке вот так просто фамилию в паспорте себе исправишь? Не надо мне здесь валить с больной головы на здоровую задницу. Фамилию ему исправить! Оно, конечно, ничего, если ничего не случится. А вот если случится, тогда что? А, может, ты на гражданке под этой фамилией преступление нераскрытое совершил! А мы тебе её и поменяем, преступление скроем… За смену фамилии преступники в кино о-го-го какие доллары платят! Не надо ловить блох, если не понимаешь идеи! Вы слишком себя чувствуете.  Вы у меня в кишках уже по горло сидите со своей чужой фамилией. А моя голова, между прочим, не дом терпимости! Если вы разгильдяй - напишите это себе на лбу, я прочту, и мне все сразу станет ясно.
- А что вы меня оскорбляете? Что я вам плохого сделал? – не выдержал Вовка.
Командир роты и старлей Серков удивлённо переглянулись.
- Молодой человек, я сейчас собираюсь пойти на х... Не желаете пойти впереди меня? – с глубочайшей язвенностью в голосе проговорил Серков.
- А что вы на меня матом ругаетесь?! – отбивался Вовка.
- Подумаешь, командир  матом обозвал!.. – примирительно проговорил капитан. - Да он, может быть, в отличие от вас, этот мат всю жизнь заслуживал.
- Где у него совесть была, там член вырос! Когда сделаете в жизни столько бесполезного, сколько я, тогда и будете меня критиковать! – обиделся на Вовку Серков.
- Когда встречаются два странных человека, один из них всегда неправ, - глубокомысленно изрёк капитан, и Вовка опять не понял, к чему был этот афорзим.
Офицеры помолчали.
- Давайте, я напишу письмо домой, и оттуда пришлют…
- Давайте без давайте! – рассердился Серков. – Надо будет написать, без тебя напишем! Домой он напишет… Чтобы ксиву на отмазку прислали?
- А что же делать?
- Я не знаю, что делать, но ты предлагаешь неправильно.
Вовка понял, что предлагать что-либо рациональное здесь бессмысленно.
- Если ты без тормозов - не дави начальство! И не строй из себя то, что ты есть на самом деле.  Лезете, куда понятия не имеете, – основательно подумав, проговорил, наконец, капитан. – Мне-то всё равно, да люди страдают. Что там у тебя с мозготрясением было? – уже миролюбиво спросил он Вовку.
- Головой ударился. Ну и… вроде контузии.
- Контузия? Да, пришлось мне однажды такую перенесть. На учениях дело было. Едем ночью, идеальные условия, луна светит, солнце... Вдруг как бабахнуло - в глазах темно, будто лампочка в голове перегорела. А потом – похмельное состояние. И подлечиться, главное, нечем!  А ты на гражданке как получил контузию?
- Да… Два друга… Спускали меня…
Капитан и старлей медленно посмотрели друг на друга, чуть выпятили нижние губы, понимающе покачали головами.
- …с горки…
- Сразу вдвоём, что-ли? – недоверчиво переспросил Серков.
- Вдвоём насели на меня, - улыбнулся Вовка. – Ну, я головой и стукнулся в конце спуска. Сотрясение мозга получилось. В больнице лежал.
- Да, у военного обязан быть мозг, как минимум, костный! – сообщил очередную странность капитан.
- Под суд надо таких… - брезгливо посмотрел Серков на Вовку и покачал головой.
- Да ну… Друзья же… Они не со зла.
- С горки спускали? – переспросил капитан и ещё раз красноречиво взглянул на Серкова.
Вовка молча кивнул головой.
Офицеры помолчали, попереглядывались, покачали головами.
 - Ну, я думаю, у нас будет общее взаимопонятие. Потому что, сколько веревочке не виться, а конец все равно у меня в руках. Я завидую вам, что у вас столько образования, но я не злопамятный - зло сделаю и забуду. Выясним насчёт твоей фамилии. А ты служи и не выпендривайся!  И друзей таких здесь не заводи. Вопросы какие есть? Если есть замечания, предложения, высказывай сейчас, а то всегда так: сейчас молчок, а как генерал приедет на присягу, так и выдаете все в лоб, как нож в спину... Идите!
- Есть… - "без задора" козырнул Вовка, неуклюже повернулся и вышел.
- Из него солдат, как из говна - пуля! – заключил Серков. – Если ему как следует дать по башке, оттуда ничего хорошего не вылетит, кроме соплей. Сразу видно – из умников-шизофреников голубых! С горки они его спускали вдвоём! Это как, интересно?
- Не знаешь, как вдвоём? Один сзади, другой спереди…
- То, что один сзади, а другой спереди, понятно. А что за поза – "с горки"?

                =10=


После пропесочки старшим лейтенантом Серковым младший сержант Коваленко с усердием взялся за приведение взвода в порядок. Капитан Серков на его пути к отпуску – это серьёзно! 
Сонтренажами занимались не только по вечерам, но и днём. В постель прыгать и строиться по команде "Подъём!" взвод научился за сорок пять секунд после двух дней потных тренажей. Пуговиц надрали за сорокапятисекундные раздевания множество. Но нет худа без добра – младший сержант испросил разрешения у старшины роты, чтобы его взвод, ложившийся и поднимавшийся теперь вовремя, по вечерам сонтренажом не занимался. Старшина подумал, что отдыхающие бойцы – стимул для нерадивых, и разрешил.

Вовку назначили в суточный наряд на кухню. Что ж, всегда что-то случается в первый раз. Сегодня первый раз на кухню, потом первый раз дневальным.
Накануне заступающим  в дневальные дали уставы, чтобы те выучили свои обязанности. Ну а дневальным по  кухне… Там мыть посуду, чистить картошку и драить столовую можно  без устава.
Заступающим в наряд бойцам разрешили после обеда  поспать, чем все с удовольствием воспользовались. Затем бойцы побрились, подшились, начистили сапоги и бляхи ремней. Сначала  старшина проверил внешний вид бойцов самолично, затем выстроил на развод. Учитывая, что бойцы присягу ещё не приняли, им устроили "миниразвод" прямо в казарме.
- Товарищ старший лейтенант! Бойцы суточного наряда на развод построены!
Серков, заступавший дежурным по части, прошёл вдоль строя из семи человек – трёх дневальных по роте, трёх дневальных на кухню и сержанта первого взвода, заступавшего дежурным по роте, - но к внешнему виду придраться не смог: всё начищено, всё подтянуто.
Серков остановился перед правофланговым.
- Боец Петров! Заступаю дневальным по роте! – доложил боец, задирая глаза выше головы стоящего слишком близко старшего лейтенанта.
- Обязанности, - буркнул старший лейтенант.
Боец замер в растерянности, не зная, что бы это слово значило.
- Обязанности расскажи! – недовольно повторил Серков.
- Дневальный по роте обязан… - бодро начал рассказывать боец статью из Устава, тут же спутался, наплёл отсебятины, правда, в соответствии с текстом Устава. 
Серков слушал самодеятельность бойца, морщился, как от зубной боли.
- Наконец-то догребли до той стороны, - буркнул Серков, когда боец умолк. – Что так слабо?
- Забыл… - по-школьному оправдался боец.
- Забыл он… Забыл! Я вот старший лейтенант,  а не забыл, чему меня в первом классе учили! Обязанности дневального надо знать наизусть! Сержант, изобразите! – обратился он к сержанту, заступающему дежурным по роте.
- Дежурным по роте назначаются военнослужащие из сержантского состава. Дежурный по роте обязан… - чётко, не задумываясь, без запинки печатал слова сержант.
- Достаточно, - остановил его Серков. – В следующий раз, если кто "забудет", отстраню от дежурства, а это влечёт за собой автоматически три наряда вне очереди.
Серков постоял молча. Было впечатление, что ни единой мысли в его мозгу не шевелилось.
- Что должны делать дневальные на службе? – вдруг спросил Серков, и бойцы напряглись, не зная, к кому обращён вопрос. – Вы думаете, что один дневальный должен стоять столбом у тумбочки, козырять проходящим и говорить сигналы точного времени вместо радио, а остальные из наряда – отдыхать? Чёрта с два! Дневальные должны крутиться как пчелки в колесе! Весь день наводить чистоту и порядок в помещении роты! Старшина, дневальные предыдущего наряда подготовились к сдаче дежурства?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - без сомнений ответил старшина, стоявший вместе с Серковым перед строем.
- Проведи-ка носовым платком по-над дверью… с той стороны! – распорядился Серков и усмехнулся.
Старшина вытащил из внутреннего кармана кителя аккуратно сложенный белый носовой платок и направился к двери. Провёл платком по косяку, так, что все слышали шуршание ткани по дереву. Показал носовой платок Серкову. На белоснежной ткани отпечаталась едва заметная серая полоска. Старшина уже проверял все достижимые места, даже на стремянку становился, лазая с белой тряпкой под потолок. Так что проверок он не боялся.
Серков коротко кивнул: принимаю, мол.
Подошёл к тройке бойцов, заступающих в наряд на кухню. Остановился перед Вовкой.
- Боец Козлов-Волков! Заступаю…
- Ты – Волков! И никаких Козловых чтоб я от тебя не слышал! – разозлился Серков. – Я не знаю, что там тебе взбрело в твою… голову, но по документам ты – Волков! И нет причин сомневаться в неправильности тех документов! А раз по документам ты Волков, значит, ты - Волков, и никто другой! И по мне тут хоть перекати-поле не расти, ты – Волков! Ясно?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - подтвердил Вовка, потому что понял,  возражать сейчас – здоровью дороже.
- Как отвечаешь?! – не удовлетворился тоном бойца Серков. – Ты – Волков! Ясно?
- Так точно, товарищ старший лейтенант! – громко выдавил из себя Вовка. Похоже, его окончательно из Козлова переделали в Волкова.
Серков несколько раз возбуждённо прошёлся туда-сюда. Остановился, наконец, перед строем.
- И у заступающих на кухню бойцов та же задача – поддерживать везде чистоту. Даже ещё с большим старанием, чем в казарме. Потому, что грязь на кухне – это что? Это дизентерия! Боец Волков! – Серков хищно сощурился, ожидая возражений.
- Я! – нейтрально, но громко ответил Вовка.
- Знаешь, что такое дизентерия?
- Так точно!
- Так скажи… твою мать!
- Дизентерия – это понос!
- Это не просто понос! Это когда из  задницы начинает течь со всех дыр.
И получается не служба, а беспрестанная беготня  в туалет, не успевая снять штаны. Таким образом целые армии выходят из состояния боеготовности!
Серков глубоко и разочарованно вздохнул, вяло махнул рукой.
- Жалобы, вопросы у заступающих в наряд есть?
- Товарищ старший лейтенант, у меня  чирей, - пожаловался боец из дневальных.
- Где?
- На заднице.
- Чирей у нормальных военных вскакивает на шее, ну в области головы. А чтобы на заднице - это наверняка мозоль! Старшина, развести наряды по местам службы!
Старшина скомандовал:
- Наряд, напра-во! К выходу, шагом… марш!
Промаршировали по коридору, за это время Серков ушёл в канцелярию, а наряд остановился перед выходом из казармы. Вовке, Афанасьеву и Смирнову старшина велел отправляться на кухню, отыскать там повара или дежурного по кухне и поступать в их распоряжение. А наряд дневальных оставил в роте.
Дежурный, сержант с петлицами автороты, на рукаве которого была повязана красная повязка, сидел в каком-то подсобном помещении, довольно не чистом, с двумя рядовыми из шоферской команды ел жареную картошку с мясом. Мяса было много даже по  гражданским меркам.
- Товарищ сержант! – громко начал докладывать Вовка, став по стойке смирно. – Бойцы Козлов-Волков, Афанасьев, Смирнов…
Сержант удивлённо покосился на Вовку, махнул на него ложкой:
- Ты чё орёшь? Обслужился? Чё надо?
- Мы… Наряд на кухню, - растерянно сообщил Вовка.
- А… А я думал, ты решил отсюда через окно до штаба докричаться. Четвёртый где?
- Нас трое.
- Ты ж четверых назвал!
- У меня двойная фамилия, - пояснил Вовка. "Одинарную" фамилию Серков назначил ему несколько минут назад, и он по привычке назвался, как прежде, двойной.
- Какая разница между салом и мясом, знаешь? – спросил сержант, указав ложкой сначала на кусок сала, лежащий у него в чашке, а потом на кусок мяса. И сам же ответил: -  Никакой. Ни того, ни другого в солдатской миске нет.
Шофера, евшие с ним, сыто откинулись, довольно заулыбались.
- Ладно, - решил он. – Ты иди в овощной зал картошку чистить, - указал сержант на Вовку, - ты к повару в варочный зал, а ты посуду мыть. Хорошо будете работать – мясом покормлю. Плохо – кирзухой. Вперёд, надёга и опора Красной Армии!
Овощной зал оказался закутком без окон, обложенным кафелем. Через окошко с деревянным жёлобом снаружи засыпали картошку. Той картошки, что лежала сейчас под жёлобом, Вовкиной семье хватило бы на ползимы. У другой стены стоял обитый металлом стол. Рядом с дверью громоздилась машина, похожая на помесь бетономешалки и промышленной мясорубки.
Солдат из посудомойки в жутко грязной одёжке с засученными рукавами и распаренными руками вручил Вовке  увесистый нож и приказал чистить картошку.
- Тут бойцы начистили уже, - солдат кивнул на две ванны, наполненные чищеной картошкой и залитые водой. – Тебе немного осталось.
Мешка два, прикинул Вовка.
- А вот эта машина, - он указал на бетономешалку-мясорубку, - не картофелечистка? Она, наверное, за пять минут почистит всю картошку!
- Это старая модель, - пояснил солдат. – Почистит за пять минут, и половина уйдёт в отходы.
- А новой модели нет?
- Есть, - кивнул солдат. – Самая последняя, усовершенствованная модель. Ты! Работает хоть и медленно, но качественно!

Вовка чистил картошку и слушал, как в варочном зале повар, тоже солдат срочной службы, прошедший поварскую учебку, распекал Афанасьева:
- Я тебе что сказал? Чтобы ты каждые пять минут кашу помешивал! А ты чем занимаешься? Ждёшь,  что перловка сама вскочит и напомнит тебе: "Я пригораю, помешай меня!"?  И в окна поглядывай. Не дай бог, хоть одного офицера или прапора прозеваешь, и он незамеченным в столовую зайдёт!
Нет, в одиночной работе есть свои преимущества.
В коридоре послышались старческие шаркающие шаги, неясное ворчание – так обычно ворчат о чём-то старики себе под нос. "Сторож, может?" – подумал Вовка.
- Чистишь, сынок? – спросил старик Вовку в спину.
- Чищу, дед, - вздохнул Вовка не оборачиваясь. – И конца ей не видать, - добавил просто так.
- Ну, ты потихоньку. Осилишь! Другие осиливали, и ты осилишь! Глазки только вырезай, а то от них привкус нехороший, - попросил дед.
Вовка всё же оглянулся. И начал медленно вставать с места, перепугавшись, что называется, до самых подштанников. В дверном проёме стоял пожилой грузный мужчина в расстёгнутом белом халате. Судя по чистоте халата – вовсе не повар. Эмблемы со змейками. Врач!
- Сиди, сынок! Чисти. Только не порежься, гляди.
Да, нож был хоть и столовский, но, как ни странно, острый.
- Спасибо, - невпопад ответил Вовка.
"Дед" с кряхтеньем повернулся и пошёл дальше. На середине коридора насторожился. Услышал "застольные" разговоры сержанта и его друзей, заинтересованно заторопился на голоса.
- Ага! – обрадовался "дед", увидев сидящих у мясной картошки сержанта и двух его приятелей. – Я уже докладывал начальнику части, что в столовой участились случаи приёма пищи через задний проход!
- Это не про нас, товарищ майор. Мы пищу принимаем только через рот! – ничуть не смутившись, возразил сержант с улыбкой. – Садитесь с нами, товарищ майор, закусите.
- Умник! Я про то, что, как шофера дежурят, так на кухню паломничество с заднего крыльца, и картошку жарят с мясом! А бойцам мяса не хватает!
- Никак нет, товарищ майор, всё по норме! Разве этого на троих много? Садитесь, товарищ майор, пробу снимите!
- Да вы уж половину сожрали! А мясо прожаренное? – деловито спросил майор, дегустационно принюхиваясь.
 Аромат от картошки исходил соблазнительный.
- Обижаете, товарищ майор! Для себя жарил!
Сержант  наконец, вскочил из-за стола, бегом принёс табурет, обтёр его о собственный живот, поставил у стола.
- Вам в тарелочку, или из сковороды?
- Из сковороды. Я шкварочки люблю поковырять, - с капризностью старого любителя поесть, ответил майор. – Чего ты их приучаешь? – кивнул майор на рядовых.
- Да парни из рейса вернулись, устали.
- Могли бы и до ужина потерпеть, - сварливо перечил сержанту майор, принимая от него алюминиевую ложку, которую сержант тщательно протёр чистым полотенцем, и кусочек хлеба.
- Они, товарищ майор, соус вкусный привезли. А он скоропортящийся.
- Соус? – насторожился майор. Взглянул на тройку повнимательнее, заметил блестящие, добрые глаза у всех троих. Хмыкнул. Положил ложку и хлеб на стол. – И что ж за соус?
- Да… Острый, как "Чили", но побелее – похож на соевый. Аппетиту способствует, товарищ майор, - хитро смотрел на майора сержант. – У нас ещё полтюбика осталось. Будете?
- А называется как? – уточнил майор, уже почти благосклонно глядя на кружку.
- "Столичный" соус, товарищ майор.
Одновременным движением майор придвинул к себе кружку, а сержант достал из-под стола початую бутылку "Столичной" водки.
Сержант молча налил полкружки, майор молча выпил. Довольно посопел, закусывая жирной картошкой. Подцепил кусок мяса, пожевал вставными челюстями. Мясо оказалось хорошо прожаренным и не жёстким. Одобрительно покачал головой.
- Ты когда на машине будешь? – спросил, наконец.
- Послезавтра, наверное, - прикинул сержант, разливая остатки водки на четверых.
Сдвинули кружки, выпили.
- Скажешь тогда, мне кое-что подбросить домой надо.
- Обязательно, товарищ майор.
Майор отшкрябал со дна шкварочку, с долго и с аппетитом смаковал её.
- Фу-у-у-у… - длинно вздохнул майор, отваливаясь от стола. Посидел расслабленно, ощущая, как блаженное тепло и слабость разливаются по старческому телу. –  Стакан водовки на ночь все дневные стрессы снимает! Никаких инфарктов-инсультов не будет у того, кто примет стаканчик водовки перед ужином. А вот вам водовку пить нехорошо – уставом не положено. Ты смотри, поаккуратнее. А то дежурным по части сегодня Серков. Поймает – вони не оберёшься!
- Мы тихонько, товарищ майор!
- Запах-то есть! – майор помахал рукой перед ртом.
- А мы хлорки сейчас насыплем везде,  дерьмо не учуешь, не то, что водку.
- Насыпь, сынок, насыпь. Только не больно много. Вредная она, хлорка. Как у вас тут, сегодня, крыс и прочих насекомых замечено не было?
- Нет, товарищ майор. Кыш! Кыш, проклятые! – сержант изобразил, что сгоняет кого-то со стола.
- Шутишь всё!
- А чтоб служба не скучной была!
- Шутки шутками, а тараканов здесь много! Я уж начпроду говорил… У него у самого тараканы скоро из ширинки выбегать станут! Ну, не нарушайте тут ничего! – попросил майор, встал с кряхтеньем и зашаркал к выходу.
- Товарищ майор! – окликнул его сержант.
Майор заинтересованно оглянулся.
- Командир в выходной нам "праздник" устроил – кросс. Побежите с нами? Командир говорит – полезно для здоровья.
- Майоры не бегают! – назидательно поднял палец кверху военврач. – Ибо в мирное время бегущий майор вызывает смех, а в военное - панику.
- Один-ноль в вашу пользу, товарищ майор! – развёл руками сержант.
Майор победоносно взглянул на молодёжь.

- Серков идёт! – крикнул повар из варочного зала. 
По всем закоулкам столовой прошло насторожённое шевеление.
Сержант сунул сковородку с картошкой в какой-то шкаф, накрыл её перевёрнутой кастрюлей. Рядовые утащили куда-то пустую бутылку из-под водки, сбегали в варочный зал, вернулись с мисками, наполненными горячей "кирзухой". Сержант достал луковицу, разрезал нечищеную на четыре доли. Все сунули по дольке в рот. Сержант помчался встречать дежурного офицера.
- Товарищ старший лейтенант! – громко орал он в коридоре. – Столовая работает согласно расписанию! Пища готовится согласно раскладке! Нарушений нет! Дежурный…
- Не ори, - прервал его Серков.
Размеренные шаги приближались к каморке, где два шофёра "ели" кирзуху.
- А это что за сухофрукты? – недовольно кивнул Серков на шоферов, еле ковыряющихся в мисках с "кирзухой".
- Водители. Приехали из рейса, обедают, - пояснил сержант.
- Что-то не видно, что они голодные, - Серков скептически оглядел шоферов.
- Каша горячая, товарищ старший лейтенант! – пожаловался один из водителей. – Да и аппетит пропал с устатку.
- Больно хорошо ваша каша пахнет! – засомневался Серков, принюхиваясь. – Мясом пахнет! Аппетит у них пропал…
- Так каша же с мясом! – неподдельно удивился сержант. – Согласно раскладке! Пробу снимать будете, или так в журнале распишетесь?
- А другого ничего нет опробовать?
- Нет, товарищ старший лейтенант. Сегодня у нас перловая каша с мясом. На завтрак картофельное пюре.
Серков презрительно покосился  на сержанта, заглянул в один шкаф, в другой - в тот, где сержант спрятал сковороду, но поднять кастрюлю не догадался. Постоял молча.
- Это что? – прислушался Серков к голосу издалека.
Дежурный по кухне тоже прислушался.
- А… Это боец поёт. Картошку чистит.
- Если человек поет, он либо пьян, либо придурок. Что за боец?
- Ну… Из вашей роты. Фамилия у него ещё… Козловолкий!  Он не пьян, товарищ старший лейтенант! У него настроение хорошее.
- Не пьян… Зато под шизика косит! Волков он, а не какой не Козловолкий. Присматривай за ним, ножи не давай… К тому же он голубой. Нам с капитаном хвастал, как на гражданке два дружана затрахали его до мозготрясения!...
Не найдя, к чему придраться, Серков потерял интерес к сержанту и его команде.
- Да, - вспомнил он. – Когда пойдёте за продуктами, гляди как следует. Завскладом жаловался, говорит, стоит пустить кого в продсклад - обязательно в штаны наложат!
- Так в складе не дают же есть! – простовато удивился сержант.
- Не умничай. Я говорю, то банку тушёнки в карманы засунут, то банку сгущёнки… Поймают кого на воровстве – по полной программе взгрею!

Ужин в столовой прошёл нормально, личному составу каши  хватило. Правда, мясом запахло только тогда, когда повар стал  жарить для дежурного по кухне сержанта очередную порцию картошки.   
Бойцы убирали в столовой, мыли посуду. Повар для бойцов тоже жарил вкусную картошку, не такую, правда, богатую, как дежурному по кухне.
- Так этот Волкозайкин, или как его там,  у нас благородной голубенькой породы? – спросил друзей сержант, подавая на стол вторую сковороду аппетитно шкворчащей ароматной  картошки.
Приятель дежурного по кухне залез рукой глубоко за шкаф и вытащил ещё одну бутылку водки.
- Никто гомика не пробовал? Может попробуем, скуки ради? Делать всё равно нечего, - хохотнул сержант. – Да и он, я думаю, только спасибо скажет, что мы его ублажим! Мается, небось, без партнёра!
- Не знаю, сержант. Я не разу не пробовал с гомиками, - засомневался тот, которого приятели называли Воропайкиным.
- Я тоже не пробовал, - пожал плечами второй, Федя. – Но на зоне, говорят, этим только и занимаются. Давайте попробуем… Понравится – будет у нас постоянная баба под боком. Не понравится – сделаем приятное голубому, да забудем. Сходи, Воропайкин, пригласи пацанку.
Воропайкин выглянул из двери в коридор и крикнул:
- Волкозайкин, или как там тебя, к дежурному по кухне!
- Волков-Козлов, - козырнул грязной рукой Вовка, войдя через несколько секунд в помещение.
- Садитесь оба, и Волков и Козлов, - миролюбиво предложил сержант, пододвигая табуретку к столу. – Жрать пора.
- Руки сполосну, - показал Вовка грязные руки и побежал мыть руки. Ему уже сказали, что ужинать дежурная смена будет жареной картошкой, так что предложению сесть к столу не удивился.
Ещё через несколько минут он сидел за столом со старослужащими и уплетал картошку.
- Не мечи так, - заметил сержант. – Хлебушком побольше прикусывай. А то на одного тебя не хватит. Выпьешь? – он поднял бутылку, собираясь разлить водку по кружкам.
- Не-не-не! – категорически затряс головой Вовка, почувствовав рвотный спазм в горле. – Я после сотрясения мозга видеть её не могу!
Старички со значением переглянулись.
- Это после того, как тебя опустили, что-ли? – с намёком спросил сержант, разливая водку себе и приятелям.
- После того, как друзья с горы спустили, - кивнул головой Вовка, загребая ложкой картошку.
- Когда опускают, тогда и спускают, - хохотнул Федя.
Вовка улыбнулся шутке, которую никак не мог примерить к себе.
Выпили.
- Это что ж за поза такая, "с горы"? – хмыкнул Воропайкин, зажёвывая луком и закусывая картошкой.
- Ну… Положили меня на спину, двое насели… А на финише я башкой трахнулся обо что-то, не помню. Пьяный был, - решил похвастать Вовка, подумав, что такой нюанс из его гражданской жизни придаст ему веса.
- А говоришь – не пьёшь, - укорил сержант.
- С тех пор и не пью. Не потому, что нельзя, а потому, что она в меня не лезет. Меня даже от ватки со спиртом тошнит!
- Давно тебя… "прокатили"?
- Три года уже.
- Ого! Это уже стаж… Ну а… нас "с горки" не покатаешь? – спросил Федя и обнял Вовку пониже спины.
Вовка перестал жевать, неприятно ощутив, как чужая рука тискает  его зад. От оттолкнул руку, положил ложку, с трудом проглотил недожёваную картошку. Только теперь он понял двусмысленность разговора.
Вовка вспотел. Он слышал от парней, что не только на зонах, но и в армии "опускают". 
Наверное, пора делать ноги. А если  завалят прямо здесь? Их трое! Ну чем я провинился перед тобой, Господи! Почему все несчастья только на меня?! Все служат тихо и спокойно, под своими фамилиями, ни к кому никто не пристаёт с…
- Экая она у нас недотрога! – промурлыкал Федя, снова обнимая Вовку пониже спины.
Вовкин взгляд зацепился за нож на столе, которым резали хлеб. Воропайкин перехватил взгляд и убрал нож.
- Не хами, девочка.
Затем встал и закрыл дверь.
Вовка запаниковал.
- Ну чё ты, подруга? – начал уговаривать Федя, опять обняв Вовку ниже спины. – Мы знаем, что гомики тоже трахаются по любви. Но ты уж, наверное, соскучился по щекотке между ляжек… Так что давай, становись в позу. Может потом с кем и любовь сложится! У тебя было "с маленькой горки" вдвоём, а мы изобразим "большой слалом" втроём!
Воропайкин нервно заходил по помещению. Похоже, он начал возбуждаться.
Вовка понял, что если сейчас он не выскочит отсюда, его опустят и… Как относятся к опущенным на зоне, он читал и видел по телевизору. Армия – тоже "закрытый" мужской коллектив.
- Я не гомик! Почему вы… решили, что я… гомик? – сопротивлялся Вовка, в очередной раз освобождаясь от противной руки.
- Почему, почему… По кочану! – разозлился Федя. – Снимай штаны и становись раком! Давай по хорошему, пердила! А то заломаем сейчас!
- Тихо, тихо, тихо, - поднял руки вверх Вовка и стал подниматься из-за стола.
Федя придавил Вовку на место.
- Куда!
- А чё, под стол лезть? – спросил Вовка. Он понимал, что настала ситуация "ноль", когда надо мыслить холодно и принимать решения нешуточные.
Сержант вольно откинулся к стенке и с любопытствующей улыбкой наблюдал за происходящим.
Федя насторожённо отпустил Вовку.
- Стань на шухере у двери! – велел он Воропайкину.
Воропайкин стал в дверном проёме.
"Пьяные, сволочи! – метались мысли в голове Вовки. – Сержант расслабился, Воропайкин возбудился, один этот по настоящему агрессивный. Значит он самый опасный…"
- В позу, салага! – ткнул Вовку в бок Федя.
Вовка медленно встал, хотел так же медленно наклониться, чтобы взять табурет и трахнуть им с размаху по голове Феди. Но тот словно угадал мысль и выбил ногой табурет из-под Вовки. Теперь Вовке под ногами ничего не мешало, хоть пляши.
Сержант посмотрел на Вовкины ноги и насторожился.
Чёрт! Вовка вспомнил, что у него за голенищем торчит нож, которым он чистил картошку! Острый и большой нож!
Он выхватил нож и сиганул к двери. Упёр нож в бок ничего не ожидавшему Воропайкину:
- Открывай! Открывай, а то зарежу! Мне по фигу, у меня мозготрясение, я под шизу кошу!
Старослужащие оцепенели. Такой прыти от гомика они не ожидали.
- Открывай! – чуть не взвизгнул Вовка и припёр ножом так, что Воропайкину стало больно. Ещё немного – и нож прорежет гимнастёрку.
- Открываю, открываю, - забормотал Воропайкин и на ощупь отпер дверь.
Вовка швырнул Воропайкина к столу и помчался по коридору. Сзади раздавался  топот погони. С размаху Вовка ударился в запертую заднюю дверь. Разбираться в запорах не было времени, он сиганул в ту комнату, где чистил картошку, захлопнул дверь, задвинул засов. Дверь обита железом, петли и засов мощные – не выбьешь. Окон нет, отверстие для засыпки картошки узкое, только один человек пролезет, если что. Относительная безопасность…
Вовка расслабленно осел по стене на пол. Руки и ноги дрожали.
Он услышал, как с той стороны пару раз глухо стукнули в дверь. Плечом, наверное. Вовка невесело улыбнулся.
- Эй, боец, открой по-хорошему! – услышал Вовка Федин голос.
- А то чё? – спросил Вовка.
- А то хуже будет! У нас педиков всё равно…
- Я не педик, - чётко произнёс Вовка. – А если вам приспичило – друг другом попользуйтесь!
За дверью негромко и неразборчиво побубнили, затем послышался звук удаляющихся шагов.
"И что дальше? – невесело думал Вовка. – До утра здесь сидеть? А выходить как?"
Кто-то подошёл к двери, грохнул несколько раз кулаком в дверь.
- Боец, картошку давай! Варить надо! – услышал Вовка голос повара.
- Я ещё не почистил, - усмехнулся Вовка.
- Давай, сколько почистил! В ваннах лежит, мне хватит.
- Картошку варить к завтраку, сейчас картошка не нужна.
- Я наряду пожарю!
- Наряду уже пожарили.
- От, сука… - услышал Вовка Федин голос.
- И вообще, - предупредил Вовка. – Я открою дверь и выйду отсюда, если только мне прикажет Серков. Или командир роты.
- От сука какая! – удивился за дверью Федя. 

Вовка понимал, что до утра ему отсюда не выйти, поэтому сел у вороха и неторопливо продолжил  чистить картошку. Хочешь ни хочешь, утром повару готовить завтрак. Придётся ему вызывать дежурного офицера. Придёт Серков, Вовка скажет ему, что старослужащие пытались его изнасиловать. Серков не поверит, возможно – накажет Вовку. А куда деваться?
Под утро в дверь забарабанили.
- Открывай! Картошка нужна! – потребовал повар.
- Серкова давай, - стоял на своём Вовка.
- Ты чё, салага козлиная! Мне жратву готовить надо! Открывай, сука! – ругался повар.
Вовка молчал. А что повторяться? Он своё сказал, пока его требование не выполнят, дверь он не откроет.
От нечего делать Вовка собрал картофельные очистки в ящик, надел на водопроводный кран обрезок шланга и смыл грязь с пола в сливное отверстие. Помыл деревянный жёлоб для засыпки картошки, сполоснул дерматиновый фартук, закрывающий отверстие. Помыл струёй воды неработающую картофелечистку. Аккуратно поставил табурет к стене, сел.
- Вовк, ты чё там? – услышал он голос сослуживца Афанасьева. – Картошка нужна…
- Серкова пусть зовут. Они меня изнасиловать хотели. По-любому не открою.
- Точно?
- Точно. Я ж не враг своему здоровью.
За дверью опять утихло.
Прошло довольно много времени. От нечего делать Вовка протёр сполоснутой половой тряпкой пыль, где мог достать, и расхаживал по блистающей чистотой комнате.
Вдруг он услышал громкие шаги. "Кто-то сердитый идёт!" – подумал Вовка. – Скорее всего, Серков.
В дверь забарабанили кулаком.
- Кто там? – негромко спросил Вовка.
- Открывай! – рявкнул из-за двери Серков.
- Товарищ старший лейтенант, дежурный сержант и два его дружка вечером после ужина угощали меня водкой, а потом попытались изнасиловать. Я убежал от них и был вынужден запереться здесь.
- Открывай, разберёмся! – повторно рявкнул Серков.
Вовка открыл дверь, отступил в сторону.
Серков ураганом ворвался в овощной зал и остановился, пораженный. Он прекрасно знал, как выглядит обычно овощной зал – грязный кафель на стенах, грязный пол, заваленный очистками, грязь везде, а тут…
- Это что? – обвёл он руками, будто видел перед собой жуткий бардак.
- Делать нечего было, вот я и прибрал, - виновато признался Вовка.
Серков длинно прокашлялся, будто у него в горле сверебило. Его подняли чёрт-те как рано, сказали, что боец заперся, что картошка не чищена, что…
- Дыхни! – потребовал он и придвинул своё лицо к бойцу.
Стесняясь, Вовка дыхнул в лицо старшему лейтенанту. И учуял исходящий от Серкова густой похмельный запах.
В двери стояли удивлённые повар и Афанасьев со Смирновым.
- Н-ну… пойдём… - как-то нерешительно сказал Серков.
- Есть, - спокойно согласился Вовка и пошел следом за старшим лейтенантом.

                =11=


- Это ж надо, с какой неприятности начинается день! Только пришёл на службу и – на тебе! - Капитан тяжело вздохнул. - Куда ты его дел?
- В учебном классе запер… От греха.
А Серков опять ночью порол водку! Рожа опухшая, похмельем  разит… Если доложить о ЧП командиру части, может вызвать для разбирательства, унюхает, вставит – мало не покажется! Серкову ещё повезло сегодня –  о ночных происшествиях докладывал начальнику штаба по телефону, а тот велел сначала на месте разобраться.
- И что ты думаешь по этому делу?
- Шизу гонит со страшной силой! Вечером я заходил к ним – сержант, дежурный по кухне, кормил двух шоферов. Трезвые были. Утром, когда вызвали, тоже всё в порядке было. Все трезвые, никто не побитый. А этот… Заперся в овощном зале, целую ночь там просидел. От нечего делать перемыл всё. Картошки начистил две ванны.
- Взвод за ночь столько не начистит! – заметил капитан. – Если бы ему что мерещилось, он бы чёртиков ловил, а не картошку чистил. Может правда, они хотели его трахнуть?
- Хотели - сделали бы… Втроём-то!
Вздыхая и матерясь в полголоса, капитан подвинул к себе телефон, набрал номер.
- Командир учебки… Кто там у вас есть? Давай прапорщика… Здорово, старшина. Капитан Павлов беспокоит. Слушай, у тебя есть такой… Воропайкин?
- Есть. Шофёр.
- Вечером где он был?
- Вечером? Из рейса приехал, поужинал, а потом в гараже у танка карбюратор менял и дырку для люка к днищу приваривал.
- Карбюратор? – капитан выглядел озадаченным. – А что, у танка есть карбюратор?
- Есть, если с машины свистнуть. А дырку чем он приваривал, я не знаю. Капитан, да у нас и танков нету! Ха-ха-ха! – довольно рассмеялся старшина шоферов. – В казарме Воропайкин после ужина на своей кровати дрых. У нас шофера, когда поздно из рейса возвращаются, всегда после ужина дрыхнут.
- Ну, спасибо.
Капитан набрал ещё один номер.
- Сержант, майор у себя? Командир учебной роты. Дай-ка трубочку… Здравствуй, Петрович. Капитан Павлов. Ты вчера на кухне пробу снимал?
- Снимал, капитан, а как же! Перловка согласно раскладке была. Подписал в журнале, всё чин чином!
- И как там обстановка была?
- В смысле чего обстановка?
- Да там мои бойцы дежурили, вот я и спрашиваю.
- А… Да нормально всё было. Один хлопчик картошку чистил, старательно чистил. Другой в варочном зале вертелся, помогал. А один посудой занимался.
- Шофера были?
- Шофера? Два каких-то ждали ужина. Из рейса приехали.
- Трезвые?
- Тре-е-езвые! Они ж только из рейса!
- Ну, спасибо, Петрович.
- Случилось что, или как?
- Да говорю, мои первый раз дежурили, вот и расспрашиваю!
Капитан положил трубку, долго сидел молча.
- Шизу гонит он, сволочь! В санчасть хочет попасть, а там полным дураком прикинется – и пиши отходную! А хрен собачий он не хочет кой-куда? В строй его – и скажи сержанту, чтоб глаз не спускал! 
Вовка получил приказ: постоянно находиться в пределах видимости заместителя командира взвода. Куда-либо отлучаться, даже в туалет, можно только с разрешения младшего сержанта. 

Старший лейтенант Серков завёл взвод в класс огневой подготовки. На стенах висели плакаты, изображающие различные виды стрелкового оружия. В застеклённых шкафах лежало учебное оружие.
- Это что за хреновины? – негромко спросил один боец у другого, рассматривая лежащие в шкафу предметы.
- Это - боевые гранаты, а хреновины - у вас в штанах! – пренебрежительно ответил Серков и приказал всем сесть за столы.
- Товарищи бойцы, сегодня у вас ознакомительное занятие по теме "Огневая подготовка", - начал старший лейтенант. -  Я расскажу вам обо всём понемногу, кое-что покажу в натуральном виде, а кое что на плакатах.  Если сейчас  вы попадете в плен, и вас будут долго бить, - ошарашил слушателей Серков, - вы противнику всё равно ничего не скажете. Но не потому, что вы все такие стойкие! Вы просто ничего не знаете.  Поэтому, с одной стороны, для собственной безопасности вам бы надо знать поменьше… Но с другой стороны, без минимума знаний, к сожалению, солдатам не обойтись. Поэтому я расскажу вам тот минимум, а если у кого появятся дополнительные вопросы – вспомните, что для вашего здоровья лучше. 
Что солдату знать необходимо в нынешних условиях? Необходимо знать, что есть оружие массового поражения, необходимо знать, как от него защититься.
Например. По городу произведены ядерные удары. Вы спрашиваете, сколько? Один удар в пятьсот мегатонн, или четыре - это, товарищи, не принципиально. Страшно сказать, что такое пятьсот мегатонн! У-у-у-у! И задача солдат – выжить после таких ударов. Представляете, какую надо иметь психику, чтобы пережить все поражающие факторы ядерного взрыва! Что должен делать солдат в условиях действия поражающих факторов ядерного удара? В первую очередь в очаге поражения у  солдата между ушей должен быть противогаз с головой и шапкой. Сержант, после обеда эти откормленные лица должны лосниться в противогазах!
- Есть, товарищ старший лейтенант!
- Потому что, если вовремя надеть противогаз, то мгновенная смерть наступает не сразу. Противогаз надевают и при угрозе поражения отравляющими веществами. Какие бывают отравляющие вещества? Нервно-паралитического действия, например. Эти газы вызывают головные боли в мышцах и костях.
Первыми признаками отравления ОВ нервно-паралитического действия являются сужение зрачков, слюнотечение, затруднение дыхания и смерть...
Вовку совершенно не интересовала белиберда, которую нёс Серков. Его интересовало лишь, оставят его в покое шофера, или продолжат преследования? Почему они решили, что он гомик? Ведёт себя, вроде, не хуже всех, поводов никаких не давал…
- …Сидишь в окопе, тут танк над тобой пролетает... Поэтому, необходимо уничтожить танки и другую живую силу противника… Самолеты поражают цель ракетами, пушками и снарядами от пушек.
"В казарме они меня не достанут. Передвижение со взводом тоже безопасно. Не станут же они меня насильно из взвода вытаскивать! А сам я никуда не пойду!"
- … С автоматом надо обращаться бережно, как с любимой девушкой, смазывать раз в неделю.  Стрелять нужно, старательно нацелясь. Случайно в цель попадают только сперматозоиды. Взглянешь на полигоне на одну мишень – сплошное молоко, аж тошно, как с похмелья! Глянешь на другую - тут дырка по центру, и тут дырка. Приятно посмотреть, понимаешь, как на красивую девку!
"Одному теперь ходить по территории части нельзя – встретят, как минимум отдубасят. А если отцы-командиры куда пошлют? А если опять в наряд на кухню? Чёрт! Безвыходная ситуация! И, главное, никто не верит, что меня на самом деле хотели опидорасить! Даже Афанасьев со Смирновым! Они же ничего не слышали! Всё так быстро произошло! А если бы я не поторопился, ходил бы сейчас… с прокладками!"
- …Боец должен быть находчивым и использовать вспомогательные средства защиты! Если зажигательная бомба пробьет крышу, не теряйте голову, а суньте ее в бочку и засыпьте песком.
"Надо предков как-то вызывать сюда, чтобы подтвердили, что я – это я. Ха! Вызывать! На какие шиши! Если от нас до Москвы билет стоит тысячу, то сюда, надо думать – десять тысяч! И обратно столько же! Таких денег у родителей нет…"
- …Из окопа вы должны видеть противника, а не  торчать между двух бугорков, как огурец в каске из задней дырки…
"Да знают ли родители о моих проблемах? Я письмо посылал… Не посылал, а отдавал сержанту. Надо спросить, отправил он его или нет…"   
- Во время учебных стрельб заряжающий подбегает к комбату: "Товарищ майор, снаряды кончились!" "Что, совсем кончились? Ни одного не осталось?" "Так точно!" "Пре-екратить огонь!"  Шутка. Ну и в конце занятия я покажу вам, как действует подрывная машинка. Естественно, взрывчатое вещество в неё не заложено, но остальное – всё, как на самом деле. Вот сюда вот закладывается заряд… Так вставляется детонатор... А вот это - заглушка. А вон там - клеммы. Ай!!! Ничего, там всего сто  вольт…

Во время перерыва к Вовке подошёл Афанасьев.
- Там на улице солдат какой-то. Говорит, что к ним в роту пришло письмо на имя Козлова Владимира, а у них такого нет. Сходи, может тебе прислали.
Вовка выскочил на улицу. Метрах в пятидесяти от входа, в тени кустарника сидел незнакомый солдат. Увидев Вовку, он лениво поднял с бордюра конверт, помахал им и снова положил на бетон. Вовка помчался к солдату. Письмо лежало адресом вниз. Вовка радостно наклонился, чтобы поднять конверт. Жестокий и неожиданный удар под дых лишил его возможности дышать, соображать и кричать. За шиворот Вовку втянули в кусты. Ещё один удар в солнечное сплетение. Дышать невозможно, в глазах темно, круги, мерцание… Вовку распяли за руки, прислонили спиной к дереву.
- Обработай его сверху донизу, - велел один из державших.
Удар в левый глаз. Вспышка в голове! Удар в правый глаз. Вспышка! Удар в нос. Противный хруст, дышать стало невозможно, по верхней губе потекло горячее, рот наполнился солёным. Удар в губы, голова припечаталась к стволу, в мозгах потемнело… Зубы пока целы… Хук справа, хук слева, во рту камешки… По рёбрам, по рёбрам… Х-хых! Х-хых! По печени… М-м-м…
Вовка терял сознание и спускался на ослабших ногах вниз.
Удар коленом по грудине, ещё удар… Ноги Вовку уже не держали.
- Расстёгивай ему штаны!
Вовке расстегнули брючный ремень, стянули штаны.
- Боец Волков! Волков-Козлов, ко мне!
Младший сержант выскочил из учебного здания. Увидев за кустарником под деревом нескольких солдат, бросился к ним.
- Бежим!
- Волков! Чёрт возьми-и… - младший сержант увидел недвижимо лежащего на земле бойца, противно белеющего обнажённым задом. – Что, другого времени не было? Встань и оденься, дерьмо…
Боец не шевелился.
Сержант брезгливо переступил через лежащего и заглянул ему в лицо.
- Чё-о-орт! – схватился он за голову, увидев окровавленное, опухшее до безобразие лицо бойца.
Внимательно взглянул на задницу бойца, не нашёл признаков посягательства на честь, и принялся торопливо натягивать на бойца штаны, оглядываясь по сторонам и стараясь одеть его прежде, чем кто-либо заметит их. Застегнул все пуговицы, перевернул бойца лицом кверху, пощупал пульс. Живой!

                =12=

Вовка сидел в коридоре лазарета своей части, слушал, как врач, тот старик, которого он на кухне принял за сторожа, ворчал, выписывая солдат на службу. В основном, как ни странно, болели солдаты из водительской роты.
- В увольнительной девок не коллекционировать, у меня и без этого дел невпроворот. А кто бывает награжден женскими ласками, передайте, чтоб быстренько на показ ко мне. Легче вас, жеребцов, профилактически пролечить, чем после времени застарелый трихомониаз или сифилис изничтожать! Вы б хоть немножко разбирались, куда что совать! Знаю я тут одну местную, войсковую любовь. Так по ней только танки не ползали! Командир вашей роты вечно жалуется, что вы из увольнений опаздываете! Увольнительная дается на определённое время, а не на все половые контакты с подвернувшимися под руку девушками. Нет, все роты – как рота, а шофера… Что вы за больной народ? Я с детства и до женитьбы не знал что такое болезнь: был здоров вдоль и поперек… Сейчас ещё не холодно, а когда холода?  Простуды их срочно одолевают… Зима скоро начнётся… Это ж от вас тогда хоть караул кричи! Включают в гаражах двигатели, угорают и дохнут. Ну, ладно, сам ужрался водки и дохнет, так ведь нет! Еще и бабу приведет! И дохнут вместе, как Ромео и Джульетта... Зачем вы носите подтяжки? От этого импотенция снижается. 
"В шоферской роте наверняка знают о приключениях со мной. Сейчас ихние шоферюги увидят меня, своим расскажут…" – безразлично думал Вовка.
Из кабинета вышли два хихикающих шофёра. Увидели Вовку, переглянулись, пошли к выходу.
- Заходи, - пригласил Вовку сержант-фельдшер.
Вовка вошёл в кабинет, невнятно доложил сквозь зубы:
- Товарищ майор, боец Козлов после снятия черепа в госпитале и ненахождения в нём дырок, прибыл под ваше наблюдение.
Вовке было теперь на всё наплевать. Почему он, Вовка Козлов, из-за чьего-то раздолбайства должен откликаться на чужую фамилию, называться чужим отчеством?! У него есть отец, и зовут его Александр! И он уважает своего отца и его фамилию!
- Садись, сынок, - указал старик на кушетку. Тяжело вздохнул. Разглядывая укреплённый пластырной наклейкой сломанный нос, синяки под глазами, губы в струпах, издавал сожалеющие  междометия.
- Н-да… - решил, наконец. Ещё раз глубоко вздохнул, осуждающе покачал головой. – А разговариваешь что так?
Вовка ощерил зубы. Металлические шины, наложенные поверх зубов, скрепляли челюсти и не давали открывать рот.
- Перелом челюсти.
- Э-хе-хе… Как чувствуешь себя?
- Терпимо. Голова побаливает. Да есть теперь… через трубочку.
- Ну, насчёт этого не беспокойся! Сметану с сахаром я тебе обеспечу, наешься на год вперёд. Да-а… А казались такими хорошими ребятками…
Вовка уже знал, что "хорошие ребятки" продолжают весело и непринуждённо служить, потому что на момент его избиения у всех, как говорили в фильмах про ментов, были железные алиби. Вовка почувствовав в голосе старого майора искреннее сожаление. И забота о сметане была от души. Добрый старик. На таких добряках сегодня… Похоже, этот странноватый старик-майор был первым офицером-человеком в той армии, которую познал Вовка за короткий срок своей службы. От жалости к себе и к старому майору у Вовки чуть слёзы не выступили.
- Товарищ майор…
- Что, сынок?
- Вы простите меня, что я вас в столовой тогда дедом назвал.
- Ты ж не видел, кто у тебя за спиной стоял, так что ничего страшного.
- Попробовал бы я "не увидеть" Серкова!
Доктор добро засмеялся.
- Товарищ майор, я на придурка похож?
- Нет, вроде. И в госпитале с тобой психиатр разговаривал, ничего не нашёл. И боец ты прилежный.
- Товарищ майор, кроме этого я и не педик. Если бы я был педиком, я бы давно из этого пользу получал, а не… сапогами по голове. Правильно?
- Ну-у… Наверное…
- Добьют они меня, товарищ майор, - безнадёжно сообщил Вовка.
- Ну что ты, сынок! – как-то неуверенно возразил майор.
- И то, что у меня фамилия Козлов, а не Волков, как в личном деле – тоже правда. В бумагах напутали. В военкомате, или не знаю где…
- И такое может быть, - согласился майор.
- Товарищ майор, вы бы моим родителям телеграммку отбили, что я здесь. А то мне не разрешают…
Майор задумался.
- Угробят ведь они меня! Я же запомнил того, который ко мне с письмом приходил.
Дверь внезапно приоткрылась.
- Товарищ майор, я ногу растянул. Посмотрите?
Вовка оглянулся.
В дверь заглядывал тот сержант, который был дежурным по кухне в "неудачный для Вовки день". Он нахально подмигнул Вовке.
Майор заметил и нахальный взгляд, и подмигивание.
- Посмотри, что у него, - послал майор в коридор фельдшера.
- Пожалуйста, уже идёт разведка, - кивнул в сторону двери Вовка, когда за фельдшером закрылась дверь. – Не дадут они мне житья… И, главное, для командира взвода и командира роты я – придурок, который мешает порядку в роте! От меня одни неприятности! Для их спокойной размеренной жизни. Это ж надо – боец отказывается от своей фамилии! Значит – косит от армии. Но непонятно косит! Ссыкун понятно косит, а я – непонятно! Да согласен я служить! Только верните мне мою фамилию и оставьте меня в покое – не гомосек я!
От такой длинной тирады сквозь зубы сломанная челюсть вдруг заныла со свежей силой. Вовка ухватился двумя руками за больную сторону и закачался, как при зубной боли.
Майор выковырял из упаковки таблетку, протянул Вовке:
- На, выпей!
Понял бессмысленность своего предложения, раздражённо швырнул таблетку в сторону двери.
- Укол сделать?
- Не надо, - отказался Вовка.
Вернулся фельдшер.
- Абсолютно ничего, - пожал он плечами. – Слабая попытка симуляции. Даже не настаивал на освобождении от службы.
Вовка выразительно взглянул на майора, майор понимающе кивнул головой.
- Пошлю я телеграмму твоим родителям, сынок, - участливо тронул майор  Вовку за плечо. – А жить ты пока будешь в моём кабинете. Там решётка на окне, и дверь запирается. И уж, извини, как я буду уходить со службы, буду тебя запирать на замок. А ты из кабинета ни на шаг. Пойдём, сынок.
Они вышли в коридор. У выхода стоял Федя, тот рядовой, который не прочь был в столовой попользоваться Вовкой.
- Чего тебе? – грубо спросил майор.
- Ничего. Я сержанта ищу, а сказали, что он сюда пошёл.
- Иди, иди, нечего тебе здесь шлындать! – выпроводил шофёра майор и пообещал Вовке: – Сегодня же после работы зайду на почту и пошлю телеграмму. Напиши мне адрес. Только текст должен быть не… пугающий. Родителей жалеть надо.
- Да какой текст! "Если сможете, приезжайте с моими документами". Вот и весь текст.
                =13=


Козловы получили странную телеграмму.
"Здоров. Если можете, привезите мои документы с фотографиями. Владимир Волков. Владимир Козлов".
Сели обсуждать.
Во-первых, не только жив, но и здоров. Это главное. Почему две подписи? Оба Владимира, но один – не наш. Если просит приехать, хоть и "если можете", значит надо. Наверняка знает, сколько стоит билет с Волги до Владивостока. Значит, нужно ехать. Зачем документы с фотографиями? Что-то с его лицом? Но ведь пишет, что здоров. Две подписи… Напутали с фамилиями? Этого быть не может. Сделать запрос через военкомат? Но, говорят, если какая информация просочилась помимо военных, через военкомат её лучше не проверять, потому что, если в части с сыном что не так, спрячут – не найдёшь.
Решили: надо ехать. Ехать собралась Анна Петровна.
- С вами, мужиками, им легче разговаривать. Обматерят, да выгонят по-свойски. А я, если надо, и зареву, и в обморок упаду… В общем, просто так от меня не отделаешься.
Денег набрали только на поездку туда.
- Если что, устроюсь вольнонаёмной в ту же часть – рабочие в армии нужны. И за Вовкой будет возможность приглядеть. А назад… - Анна Петровна беспомощно посмотрела на мужа, - как получится, сам понимаешь. Я тебя и так с долгами оставляю.
Из "документов с фотографиями" нашли только выпускную фотографию, где был подписан Вовкин портрет.

Вовка жил в докторском кабинете. Спал на какой-то странной кровати дореволюционной "постройки".
- Антиквар! – гордился кроватью майор. – Иногда штабные предупредят с вечера, что в пять утра будет внезапно объявлена учебная тревога… Вот я, чтоб своих дома не беспокоить ранним подъёмом, да не суетиться лишнего, здесь и ночую. Бывает, что и к больному или травмированному солдату вызывают. Так что кровать нужна. Здесь раньше деревянная стояла, узенькая. Ну, я мужик грузный, сам видишь… А один офицер предложил мне поменяться. С дачи привёз. Это ж антиквар! Раритет! Полутораспальная, панцирная сетка, сила натяжения регулируется… Лет семьдесят простояла, и ещё полста простоит! А деревянная бы через пять лет рассыпалась.
И добавлял озабоченно, глядя в окно:
- Зря ты окошко перестал занавешивать. Бережёного Бог бережёт. Твои должны приехать… С фамилией разберутся, в другую часть, может, переведут… А пока остерегись. Затаись, будто нет тебя. Бережёного Бог бережёт!
Вовка вставал и задёргивал шторки.
- По вечерам долго со светом не сиди. Чёрт их знает… Хорошие люди всю жизнь хорошее помнят, а плохие – плохое.
Фельдшер колол Вовке  в задницу болючие витамины, расталкивал и давал глотать горькие таблетки, так что головные боли и слабость у Вовки скоро прошли. Боль в сломанной челюсти тоже уходила. Как только челюсть стало можно щупать без боли, доктор снял Вовке проволоки-шины с зубов.
Вовка начал успокаиваться насчёт своих обидчиков. Ну, избили. Ну, отомстили за непокорность. Он же на них рапорт не написал! Всё, успокоились и разошлись…
Но однажды услышал через дверь, как какой-то солдат спрашивал фельдшера:
- А что-то шизика вашего не видать? В госпиталь, что-ли вы его сплавили?
- Какого шизика? – недовольно переспросил фельдшер.
- Ну, которого чуть в кустах не оттрахали.
- Иди-ка ты… Пока я тебе клизму ведёрную не назначил! – прогнал любопытного фельдшер.
Сержанта-фельдшера солдаты уважали, от него зависело, быть освобождённым солдату от работы или физподготовки.
А вечером Вовка услышал, как кто-то шебуршится под окнами. Хоть окно и было зашторено, он всё же шарахнулся к стене у окна, прислушался.
- Может, здесь они его держат? – негромко спрашивал голос с той стороны. – Не видно ничего… Ага, вот щелка… Кабинет какой-то, врача или фельдшера… Нет никого, наверное, свет забыли выключить.
"Нет, ну что за народ! – с тоской думал Вовка. – Ну – избили, ну – наказали невиновного за неповиновение… Отстаньте! Волчья психология – добей подранка!"
Рано или поздно он с ними столкнётся. Если во второй "встрече" они его чуть не убили, то в следующий раз или убьют, или так изуродуют, что на человека походить перестанешь. Значит, и тактика обороны нужна соотвествующая. Безоговорочное поражение противника. Хорошо бы нож иметь. Нож, во-первых, никто не даст, а во-вторых, с ним надо уметь обращаться, как и с любым оружием. А из меня поножовщик никудышный. Какая-нибудь дубинка? Ага, идёт боец с дубинкой в руках… Не годится.
Вовка обследовал кабинет, но подходящего предмета для самообороны не нашёл.
Медицинские справочники доктора, которые тот держал в кабинете, Вовка уже пересмотрел, отоспался за все прошедшие дни и на много дней вперёд, теперь скучал. Валялся на антикварной кровати, изучал её устройство.
Да, кровать изготовлена основательно. Нигде ничего не приварено, всё только на винтовых соединениях. В качестве декоративных гаек – никелированные набалдашники. Ножки кровати с шарами в полкулака. Вот это дубины! Вовка попробовал повернуть никелированный шар. Повернулся!  Свинтив шар, Вовка перебрасывал его из руки в руку. Да-а… Это тебе не бильярдный шар, которым в кино… Это покруче… Эвирка!
Вовка схватил полотенце, завернул, закрутил шар в полотенце, покрутил оружием в воздухе, как пращёй. Это было внушительно! Стукнул оружием по матрацу. Да, таким отмахаться от кого угодно можно! Даже без навыков рукопашоного боя! Крути вокруг себя пращёй – сами лягут!
Вовка удобнее  вложил шар в полотенце, замотал так, чтобы шар не выпал. На том конце полотенца, где была "ручка", сделал узел, чтобы полотенце не выскальзывало из ладони. Попробовал покрутить оружием, как это делали Чак Норрис и Брюс Ли. Больно ударил себя по боку. А если размахнуться покруче? Это ж убить можно! Вот это… "шаробой"!
Теперь у Вовки было занятие – он учился крутить своим "шаробоем" перед собой, сбоку, сзади. И ведь стало получаться!
Чтобы отсутствие шара на кровати не бросалось в глаза, Вовка повесил на спинку кровати одеяло.

День был из последних солнечных. Второе бабье лето. Вовка с тоской глядел в окно.
Фельдшер воткнул ему в ягодицу витамин бэ-шесть. Что-то неудачно у него сегодня получилось. Ноющая боль разлилась до самой пятки, нога словно отнялась. Вовка скривился.
- День на улице чудесный! – "порадовал" фельдшер Вовку. – Солнце, тишина, птички щебечут… Майор в штаб ушёл, больных до обеда не будет… Иди, во дворе посиди, подыши воздухом. А то сколько уж на улице не был!
Вовка сунул на всякий случай "шаробой" в карман штанов и вышел во двор. Что-что, а карманы армейских штанов хороши! В них можно легко поместить по бутылке водки и со стороны ненамётанный глаз заначку не увидит.
Да, погода в Приморье чудесная! Конец ноября, а бабье лето – как в начале октября на Волге!
Вовка сел на лавочке под дерево. Солнце припекает, а не жарко. Воздух свежий, насыщен осенними лесными запахами, паутинки летят в полном безветрии…
- О, боец! Ты здесь?! – услышал Вовка удивлённый голос и поднял голову. – Тебя обыскались все, а ты здесь сидишь… - укоризненно смотрел на него незнакомый солдат.
- И чего же это меня обыскались? – процедил по привычке сквозь зубы Вовка.
- Так это… Там, понимаешь… - солдат как будто не знал, что сказать. – Там в штабе мать твоя сидит, приехала. Да. Тебя ищут, а ты, вон, оказывается, где… Иди быстрей! – закончил солдат обрадованно.
Мать приехала?! Вовка встрепенулся. Да, майор послал телеграмму больше недели назад, хоть самолётом, хоть поездом – успела, наверное…
Вовка встал.
- В штабе?
- Ну а где ещё? В штабе, естественно! Иди быстрей, чудо!
Мать приехала!
Быстрым шагом Вовка отправился в штаб. Идти по периферии военного городка чуть меньше километра, сначала вдоль южного забора, потом вдоль западного. В центре городка складская зона и заходить туда без дела – себе дороже. Обязательно на неприятности напорешься.
Выйдя из двора лазарета, Вовка увидел, как с другой стороны здания выскочил тот солдат и стремглав помчался в сторону автобата. Вовка скис. Сволочь! Обманул! А вдруг нет? А вдруг мать и вправду приехала? Нет, сходить надо.
Вовка вытащил свой "шаробой", развязал узел и сделал вместо него петлю. Сунул руку в петлю. Так орудовать "шаробоем" явно удобнее. Накрутил полотенце на предплечье, шар спрятал в ладони. А что, похоже на повязку. Лежу, мол, в лазарете, руку повредил… Полуложь похожа на полуправду.
Левой рукой резко вырвал шар, натянул полотенце, с коротким замахом снизу и слева ударил вверх, по инерции прокрутив шар над головой, опустил его на голову "предполагаемого противника". Ловко поймал шар свободной рукой, стал на изготовку. Что, бой с тенью получается красивый! Рискнём!
Вовка дошёл уже почти до КПП, как вдруг услышал за спиной топот сапог. Да, когда солдаты бегут по асфальту, топот слышен на много километров вокруг! Вовка оглянулся. Те двое, из столовой, тот, который, якобы, письмо приносил, и двое незнакомых. Что делать? Драться? Драка будет крутая, с увечьями. Это на крайний случай… Рядом КПП. Бежать туда? Повяжут, скажут, из лазарета сбежал. А вдруг мать в штабе? Упрячут, как Волкова, а она Козлова будет искать… Единственный реальный выход – бежать в штаб.
Вовка припустился по асфальтовой дорожке в сторону штаба.
В штаб с донесениями солдаты бегали часто, поэтому на них внимания никто не обращал. 

                =14=

Анна Петровна, наконец, увидела зелёные ворота с красными звёздами, домик КПП с часовым. Автобус в эту сторону не ходил, поэтому со станции пришлось идти пешком. Анна Петровна устала и хотела пить.
- Миленький, - обратилась она к солдату, - у меня здесь сын служит, как бы мне поговорить с ним или с его командиром?
- Фамилия как?
- Козлов Владимир. Вот, написано всё.
Анна Петровна протянула солдату бумажку с фамилией и номером войсковой части.
- Учебка, второй взвод, - сразу определил солдат. – Молодой, что-ли?
- Да вы здесь все, вроде, не старые, - улыбнулась Анна Петровна и облизнула пересохшие губы.
- Я старослужащий, - снисходительно усмехнулся солдат. – А ваш призван только что, то есть, молодой. Ждите.
И ушёл в домик.
Анна Петровна обрадовалась, что солдат сразу определил срок призыва её сына, значит и сына сразу найдут. Чего искать – учебка, второй взвод!
Анна Петровна с удовольствием дышала чистым воздухом, насыщенным лесными запахами, подставляла лицо ласковому солнцу. Если бы ещё полстаканчика прохладной воды… Но Анна Петровна стеснялась утруждать солдатика несерьёзной просьбой. Потерпит, не маленькая!
- Козлов Владимир в списках второго взвода учебки не значится, - произнёс вернувшийся из глубин КПП солдат.
Анна Петровна была готова к такому варианту. Не даром же сын подписался в телеграмме двумя фамилиями. Значит, случилась какая-то невероятная путаница.
- Посмотри, пожалуйста, там же Волкова Владимира, - попросила Анна Петровна.
Солдат молча ушёл.
Но через короткое время из КПП вышел офицер с красной повязкой на рукаве.
- Дежурный по КПП капитан Давыдов, - представился офицер. – Что вы хотели?
- Я хотела увидеть Волкова Владимира или его командира, - сказала Анна Петровна. – Я его мать.
- Документы, пожалуйста.
Анна Петровна подала офицеру паспорт. Офицер сличил фотографию с оригиналом, прочитал фамилию:
- Козлова Анна Петровна.
Заглянул на страницу, где были вписаны дети.
- Козлов Владимир Александрович… Так вы чья мать?
- Козлова Владимира Александровича.
- У нас такого нет. А зачем вам Волков Владимир?
- Понимаете, могло случиться недоразумение… Мой сын прислал телеграмму с двумя подписями… Я хотела бы встретиться с Волковым Владимиром, или с его командиром.
- А кто вы Волкову?
- Мать.
- В паспорте об этом ничего не сказано. Здесь вписан Козлов Владимир, но у нас такого нет.
Офицер возвратил Анне Петровне паспорт.
Сквозь проходной коридор КПП было видно, как метрах в ста отсюда по асфальтовой  дорожке в сторону штаба из-за кустов выскочил солдат, следом ещё несколько. Похоже, что вторые ловили первого.
- Лови психа! Он из лазарета сбежал! – крикнул кто-то из преследователей солдату, который шёл навстречу бегущим.  Солдат раскрыл руки в стороны и стал на изготовку, готовясь ловить беглеца.
- О, гос-споди! – ахнула Анна Петровна, наблюдая такие дикости в армии.
Беглец вдруг остановился, метнулся назад, к преследователям. Из его руки к голове преследователя вдруг выскочило что-то белое, преследователь упал.
- Схлопочи за психа! – победно воскликнул солдат.
Размахнулся в сторону подбегавшего – и второй преследователь упал.
- Схлопочи за пидораса!
- О, господи! – Анна Петровна узнала голос. Это был сын!

Когда на призывный клич "Лови психа!" перед Вовкой растопырился ещё один автобатовец, Вовка разозлился. Да что ж вы, как тараканы, по всей части бегаете, людям жить не даёте! И служба шоферская вам не в тягость!
Развернулся назад и очень удачным движением влепил свой "шаробой" в скулу первого преследователя.
- Схлопочи за психа!
Вовка увидел, что правая скула шоферюги словно провалилась внутрь лица. Прокрутив "шаробой" по инерции, Вовка врезал им сверху по второму преследователю. Это был один из столовских. Если бы шар опустился на голову парня, домой его повезли бы в цинковом гробу. Вовка промазал. Он услышал, как захрустела ключица, увидел, как параличом обвисла рука водилы. Парень сначала упал на колени, подхватил изуродованную руку, и окончательно повалился в шоке на бок. К Вовке нёсся тот, с подмётным письмом, который так профессионально обработал его в кустах до полуинвалидного состояния. Вовка выкинул "шаробой" слева-снизу, как он тренировался у лазарета, но парень, видно, был спортсмен, присел и ушёл от удара. "Шаробой" на хорошей инерции обрушился парню на спину. Ох, с каким смаком Вовка припечатал своё орудие к спине врага! Длинно охнув, парень упал лицом в асфальт. Вовка не удержался, размахнулся, и хрястнул по ненавистной спине ещё раз.
Тут он совершил тактическую ошибку. Врагов было слишком много, и они набегали на него. Четыре секунды, потраченные на повторный удар, бесполезный удар – уже после первого удара враг лежал без сознания -, хватило, чтобы на Вовку наскочили остальные четверо преследователей, схватили его за руки, поперёк пояса, за ноги, повалили на асфальт, начали избивать ногами.
- Вова! Вовочка! – услашал он вдруг истошный вопль матери.
- Я здесь, мама!

Капитан увидел, что рядом с КПП на территории части происходит неприличная драка.
- Краснов, на месте, остальные за мной! – скомандовал он солдатам и побежал к дерущимся.
Солдат-часовой, который разговаривал с Анной Петровной, быстро ушёл за турникет, запер его, чтобы вертушка не крутилась, и стал боком у стены, наблюдая и за дерущимися, и за странной женщиной, которая приехала неизвестно к кому.
- Миленький, пропусти! Там сына моего бьют! – толкалась женщина в вертушку.
- Без пропуска не положено! – продолжал наблюдать за дракой солдат.
- Сына бьют! Пропусти!
- Не положено!
- Вова! – истошно завопила Анна Петровна. – Вовочка!
- Я здесь, мама! – услышала она отчаянный голос сына.
Анна Петровна ринулась сквозь проходную.
- Стойте! Нельзя! – отступил солдат вглубь коридорчика, преграждая путь на охраняемую территорию сумасшедшей женщине.
Анна Петровна протиснулась сквозь запертую вертушку. Сквозь солдата она могла и не пройти. Но за его спиной кирзовыми сапогами избивали её сына.  Анна Петровна ринулась в помещение, откуда, как и на заводах, управляли воротами, где были телефоны, сигнализация, где наверняка были кнопки, которые нельзя нажимать без причины, а если нажать, то начальство потом делает жуткие разносы…
Анна Петровна стала тыкать во все подряд кнопки и включать все подряд тумблеры. Зашумели электромоторы и ворота поползли в сторону. Страшным рёвом испугала всех  сирена воздушной тревоги…
- Сумасшедшая! – ворвавшийся солдат вытолкнул Анну Петровну из караульного помещения, выключил сирену, закрыл ворота.
Анна Петровна увидела, что остановившиеся на мгновение насильники вновь принялись избивать сына.
- Вова! – закричала она и кинулась к дерущимся.
- Стой! Стой, стрелять буду! – закричал солдат, выбежав из здания КПП.
- Стреляй, милый, стреляй! Там сына моего убивают! – остановилась на миг Анна Петровна. – С тобой что случится, твою мать пусть такой же пристрелит!
И кинулась к сыну.
Солдат словно оторопел. Что делать? Она без пропуска проникла на территорию! После команды "Стой! Стрелять буду!" положено делать предупредительный выстрел вверх!
Передёрнув затвор, солдат непрерывной  очередью выпустил весть боезапас в небо…



ИНФОРМАЦИЯ: Коалиция общественных организаций "За демократическую альтернативную гражданскую службу" объявила итоги конкурса "Золотая кувалда". Победителем конкурса (весенний призыв 2003) года был выбран заместитель начальника второго отдела Пермского областного военкомата подполковник Сергей Самарханов, отправивший призывника служить под чужой фамилией.