3 июля 2050 года, пятница.
Ура! Ура! Снова лето. Я с отличием закончил пятый класс гимназии. У меня каникулы, и мы сегодня едем на дачу. Настоящий праздник и даже больше. Папа вчера купил машину, новую «двадцатку». Он долго думал, что купить, старый «мерседес», или может взять в кредит «пежо», но трезвый рассудок и патриотизм взяли свое. Мы купили отечественный автомобиль "жигули" и, к тому же, совсем новый.
Я вышел на улицу раньше всех и долго ходил вокруг нашей машины. Вокруг пели птицы, шелестела листва, запах цветов сводил с ума, но я ничего этого не замечал. Машина, только к ней было приковано мое внимание. Яркая, красная, она словно цветок бабочку притягивала меня. Соседские пацаны подходили ко мне, смотрели на папину машину и фыркали:
— «Жигули?» Говно! У него же бензиновый двигатель.
— Ну, и что?— возмущался я.
— Ну, и то,— отвечали мне мальчишки.— Весь мир уже давно ездит на водороде и на аккумуляторах, а вы на своих керогазах всю Россию задымили.
— Так, ведь, это наша русская машина,— возражал я.— У нас в России кроме как бензиновых никаких других машин не делают.
— А у моего папы «тойота-волдклузел»,— сказала маленькая девочка с бантиком на голове. Она ничего не понимала в машинах и двигателях и просто так констатировала факт.— Он больсой, больсой, как дом.
— «Волдкрузер» хорошо,— сказал я.— Только у моего папы на него денег не хватило. К тому же он патриот. Он только наше покупает, отечественное.
— А видик у вас тоже отечественный?— спросил Витька, прыщавый соседский мальчишка.
— Нет, видик у нас японский,— признался я.
— Вот, видишь?— Витька многозначительно поднял вверх палец.— А почему?
Я пожал плечами.
— Потому, что наши видики говно,— объяснил Витька.— И машины тоже.
— Ну, и пусть, говно,— обиделся я.— Зато новая. А «мерседес» твоего папы старше моего дедушки. Мой папа сказал, что он ведро с гвоздями.
Витька покраснел от злости, да так, что его прыщи налились гноем. Я даже отошел от него, еще забрызгает.
— А «жигули», а «жигули»…— Витька едва не задыхался.
Ситуацию разрядила моя семья, появившаяся в дверях подъезда. И папа, и мама были нагружены как верблюды.
— Вовка! А ну, иди, помогай,— крикнул мне папа.
Я забыл про Витьку и бросился к родителям. Мне досталась мамина сумка на колесиках, и я с деловым видом покатил ее к нашей машине.
Вещи уместились с трудом. Багажник еле закрылся. Часть сумок пришлось положить на заднее сиденье, там же разместился и наш телевизор, и кот Васька, занявший полку у заднего стекла. Мне досталось место сзади справа. Я сидел придавленный папиным рюкзаком, едва не упираясь в потолок. Мои коленки упирались в мамино кресло, которое та отодвинула как можно дальше, так как ее ноги были еще длиннее моих. Папа вообще сидел за рулем в три погибели, словно он не нормальный человек, а горбун собора Парижской Богоматери. Мы отъехали от дома. Впереди нас ждало великое приключение. До дачи было не меньше ста шестидесяти километров. Конечно, было очень тесно в нашей машине, но радость ощущения колес под ногами наполняла нас и заставляла забыть о неудобствах.
О неудобствах мы все же вспомнили примерно через полтора часа после стояния в пробках на выезде из города. Первым заговорил я, так как мой мочевой пузырь сдавленный поджатыми к подбородку коленями напомнил о себе самым нелучшим образом.
— Я хочу писать,— сказал я.
— А потерпеть ты не можешь?— спросил папа.
— Нет,— возразил я.
— Почему?— удивилась мама.— Ты уже большой мальчик. Мог бы и потерпеть. Я-то терплю.
— В том-то и дело, что уже большой,— объяснил я.— В этой машине не только мне, моему мочевому пузырю и то тесно.
— Что поделаешь,— вздохнул папа.— Люди растут быстрее машин, акселерация. До двухтысячного года человек двухметрового роста был редкостью. В две тысячи двадцатом два метра был уже средний рост, а сейчас в две тысячи пятидесятом средний рост два пятьдесят.
— Но, если люди растут, почему нельзя делать машины больше?— не понял я.
— Это очень сложно,— сказал папа.— Нужно перестраивать огромное производство, менять оборудование, штампы. Все это очень дорого.
— Почему тогда немца и американцы могут все это менять, а мы нет?— папины доводы не показались мне убедительными.— Вон, у Витькиного папы «мерседесу» уже двадцать лет, а салон в нем большой и высокий.
— Зато он гремит, как ведро с гвоздями,— усмехнулся папа.
— Гремит,— согласился я.— Но они на дачу как люди едут, а не как шпроты в банке. Я ниже среднего роста, но мне все равно тесно. И кондиционер у них в машине есть, а у нас нет.
— И я поставлю,— нахмурился папа.— В нашей машине предусмотрено место для кондиционера.
— А почему же его тогда не поставили сразу?— не унимался я.
— Наверное, не было. Но ведь и машина за счет этого стоила дешевле.
— Дешевле, не значит лучше.
— Что-то ты слишком умный стал!— возмутился папа.
— А разве, это плохо?— удивился я.— Глупые дети лучше?
Папа не ответил. Он долго сидел вглядываясь в пробку и громко сопя, затем выдал вопрос:
— Чем еще не нравится тебе эта машина?
— Тем, что она ездит на бензине и от нее воняет,— ответил я.— Все иномарки уже двадцать лет ездят на водороде и электричестве.
— Это потому, что у них с нефтью проблемы,— заметил папа.— Кончилась у них нефть, и не из чего бензин делать. А у нас нефти завались, еще на тысячу лет хватит.
— Зато у них воздух чище,— выдвинул я контраргумент.— А у нас в городе по утрам смог, как в Англии прошлого века.
— Ладно,— папа сдался. Желания дальше спорить о преимуществах отечественного автомобиля у него не возникло. Уверен, в душе он был согласен со мной. Признать верность моих слов ему мешал патриотизм.— Но ведь кто-то должен покупать наши машины,— подтвердил он истинность моих предположений.— Мы должны поддерживать отечественного производителя, иначе все наше производство просто развалится.
— А он?— спросил я.
— Что, а он?— не понял папа.
— Отечественный производитель не должен поддерживать нас?
— Он поддерживает.
— Поэтому и делает машины для карликов.
— Зато, они дешевле.
— И ломаются чаще.
Наш спор внезапно прекратился. Мы наконец-то выбрались из пробки. Остановились у обочины, пописали, и всем стало легче. Часть неудобств прошла сама собой, и мы снова радовались мелькающим за окнами нашей «двадцатки» пейзажам. Единственное, что по-прежнему омрачало их, это свистящие мимо, словно пули и обгоняющие нас как стоячих, электрические и водородные иномарки. Но мы их старались не замечать, ведь почти все они старые, а наша машина новая и к тому же действительно НАША, отечественная. А родное надо любить всегда, везде и несмотря ни на что.
Санкт-Петербург
21 октября 2003 года