БреднЯ третья про дядю Мишу и картошку

Игорь Горбачевский
   Приключилась эта история в том же, тысяча девятьсот восемьдесят морозном году. Свет, правда, починили, отопление тоже.
   Жизнь потихоньку налаживалась. С подружкой Леной мы расстались, так как на мои попытки объяснить ей, что все рассказанное дядей Мишей - не более чем сон, она заявила: "Да что ты из меня дуру-то делаешь?", на что я очень удивился и дал понять, что винить в этом ей надо маму и папу, но никак не меня.
   С горя я пошел в кино и там познакомился с милым хрупким (как оказалось, когда она сняла шубу) большеглазым существом.
   Были ж времена! Можно было просто пойти в кино и просто познакомиться с девушкой, причем она не интересовалась с ходу - а какой у тебя автомобиль, а сколько ты получаешь... Да-да, ей-Богу не вру, спросите хоть у своих мам и пап!
  Был у нее, правда, недостаток - она была комсоргом группы в одном высшем учебном заведении, а до этого комсоргом класса и школы... После того как мы пришли ко мне на
пару па....эээ...чашек чаю, она слегка оттаяла и оказалось, что она обладает великим даром красноречия, и очень мечтает со всем пылом нерастраченной молодости рассказать мне о проблемах комсомольских будней, причем тут же эту мечту стала воплощать в жизнь. Я же грустно жевал бутерброд "Былое величие" - большой кусок черствого хлеба с маленьким кусочком заплесневелой колбасы и ждал, когда же сварится картошка, чтобы поесть хоть по-людски, раз с личной жизнью мне не повезло на данном конкретном отрезке времени. Комсомольские будни меня интересовали мало, так как в комсомол я торжественно вступил самым последним, а через полгода так же торжественно из него выступил, точнее - вылетел, радостно размахивая комсомольским значком и с песней "Орленок, орленок, взлети выше солнца...", но это совсем другая история. В небольших паузах, которые делала это милое совсем недавно создание, я отчетливо слышал зловещее щелканье клюва птицы обломинго. Поэтому я отключился от рассказа и стал думать свои черные думы, в частности что подаренный мне кем-то комнатный термометр в виде красивой старинной башенки, похоже не пережил катаклизма - как во время квартирного мороза столбик спрятался вовнутрь своей ёмкости, так там недоверчиво и остался, боясь высунуться на белый свет и убедиться, что уже тепло; впал в столбняк, короче. И как это всегда бывает в историях подобного рода - и вдруг...
    И вдруг в подъезде раздались шаги явно дяди Миши! Извилины мои, запутавшиеся было в огромный клубок немого отчаяния, дружно расплелись и выпрямились навстречу старшему товарищу. Да-да! Предчувствия меня не обманули! Это был он, и как всегда не один, а в обществе знакомо позвякивающей авоськи (которую в те полуголодные годы называли "нихераськой").
 - Ну, здорово, что ль, мужики! - радостно загудел дядя Миша, - и... бабы! - закончил он, увидев мою подружку.
- Здравствуйте...- растерянно пролепетала подружка, которую так грубо вырвали из воспоминаний о светлых буднях комсомола в суровую хмарь действительности.
 - А при свете ты лучше, чем при темноте! - изрек дядя Миша, загромождая свободное пространство кухни собой. Подружка растерянно моргала глазенками, не соображая уже абсолютно ничего.
- Ирина, - встрял я, - это дядя Миша! Дядя Миша, это - Ирина, я с ней только сегодня
 познакомился!
- А-а-а-а! - допетрил дядя Миша, - новенькая! - и, разливая водку по стаканам, произнес: - Ну, значит, с новосельем тебя!
   Как я, наверное, уже говорил, юмор у старого капитана был простой как параллельные прямые и тяжелый, как баллон с ацителеном.
 Подружка, не понимая что происходит, скользила взглядом по нашим мужественным лицам, не зная за что зацепиться. От предложенного стаканА она гордо отказалась ("Я не пью!"), и явно начинала чувствовать себя не в своей тарелке, небезосновательно подозревая, что со строителями светлого будущего  мы имеем очень мало
 общего, скорее всего мы - простые пахари настоящего. На ее отказ пить дядя Миша удивленно вскинул свои брови на меня, требуя пояснений. Надо сказать, что у нас на районе пили все, включая бродячих собак, кошек и крыс, которых было в изобилии.
 - Да ей, дядь Миш, обстоятельства не позволяют! - успокаивающе сказал я, - семья, то-сё... Общее состояние здоровья организма...
 Это дядя Миша понять мог, поэтому настаивать не стал. Тут, наконец-то, поспела и картошечка, чему я был рад до поросячьего визга, так как за два дня кроме вышеупомянутого бутерброда ничего не ел. - Дядь Миш, картошечку вот сейчас... горяченькую, с маслицем да лучком! - жизнеутверждающе провозгласил я, но тут
 заметил, что моя жизнерадостность поимела обратный эффект. Дядя Миша посмурнел и углубился в себя, видимо в поисках смысла жизни.
 - Картошечка, говоришь? - проворчал дядя Миша, - ох уж эта картошечка мне!
 Я даже растерялся от такого вступления. Дядя Миша, хватив стакан водки, продолжал:
 - У меня тут помполит, мля, что учудил, кадрило лысое! Говорит, пока не ушли в рейс, надо картошку посадить! Вот же блин, сирота потомственный в четвертом поколении!
   Я опешил, проглотив целиком горячую картофелину. Конечно, когда дело касалось помполитов, можно было ждать чего угодно, но такого? Я недоверчиво покосился в окно - может мне было так хорошо, что я впал в зимнюю спячку, и на дворе уже весна, так сказать, конец мая месяца, когда снег уже сошел и энтузиасты с песней высаживают на камнях картошку. Но нет, на оконном стекле успокаивающе  блестел пятисантиметровый слой льда, да и пар при дыхании привычно вырывался изо рта.
 - Ээээ... дядь Миш, - проблеял я растерянно, хватив очередную порцию пития, чтобы залить пожар, разгорающийся внутри, - сажать? Картошку?!
  - Ну да! Этот инвалид умственного труда, небось со своим ампутированным мозгом с пионеров в секретарях ходил, ни на что большее и негоден! Я ему - мол, пока может не будем, а в рейсе я б ему мозги прочистил да на место поставил! А он уперся рогом, лось таёжный, и ни в какую!
  - Дядь Миш! - чувствуя, как какая-то мысль блуждает в темноте извилин моего сознания и не спешит высовываться на свет, - ты-то надеюсь, не собираешься ее сажать?
  - Нет, конечно! - угрюмо сказал дядя Миша, ловко откупоривая новую бутылку, - что я, больной что ли, как этот, уроненный в детстве? - он сделал паузу, опрокидывая стакан и закусывая картошиной.
  - Уфф! - вздохнул я с облегчением, про себя, - хоть один нормальный человек в этом дурдоме!
  - ...хотя, может и следовало б, да я наоборот, - продолжал дядя Миша, - вытаскивать ее буду! Не идти ж в рейс совсем голодными, если помполит - совсем дурак?
 Тут я почувствовал, что водка, только что радостно разбегавшаяся по жилам животворным теплом, замерзла напрочь и упала куда-то на дно меня. Вся волосатость моя зашевелилась и встала дыбом. Краем глаза я заметил, как комсомолка Ира дрожащей рукой взяла отклоненный ранее стакан и единым духом опустошила его.
  Н-да, - мрачно констатировал я факт, - явно я сплю и вижу кошмар!
   - Дядь Миш! Что он у вас, совсем-совсем? - озадаченно спросил я, - она ж пропадет на фиг!
   - Ну пропадет-не пропадет - это уж не наше дело, но пока эту посадють, пока новая появится, что мой экипаж - голодным будет ходить?
   - Я… это... Пойду, "Время" может посмотрю? - неуверенно прошептала Ирина, по-видимому совсем теряя нить разговора, - А то завтра политинформация, а я о последних новостях не слушала...
   - Иди, иди, деточка, - хмуро проворчал дядя Миша, - там как раз сейчас "Спокойной ночи, малыши" должны начаться.
  Оставшись на кухне вдвоем мы молча пили водку под уже остывшую картошку. Дядя Миша что-то все бурчал под нос, а я все не мог отделаться от картины великого художника Репина "Досрочная посевная в условиях вечной мерзлоты", причем в реальности происходящего я уже перестал сомневаться, ведь были же когда-то вполне
 серьезные планы сажать у нас кукурузу и рис, для чего и надо-то было всего повернуть северные реки вспять... Но очень печально было воображать, как одни долбают мерзлую землю кирками и ломами чтобы закопать в нее картошку, а другие потом так же целенаправленно долбают, чтобы выкопать... Прям "Как закалялась сталь"...
  - Ну что молчим, как на собственных поминках? - не выдержал дядя Миша, - что, случилось чего? 
- Да я, вот, дядь Миш, представляю как вы эту картошку... Одни сажают, а другие тут же выкапывают! 
- Кого выкапывают? - вытаращился на меня дядя Миша.
- Ну..., - опять почувствовав себя где-то не здесь, неуверенно промямлил я, - картошку... из-под снега... 
- Чего-то ты мне тут не то говоришь! - озадачился дядя Миша, - какого хрена я буду выкапывать картошку из-под снега? Как она там окажется-то? 
- Ну так... - совсем теряя связь с реальностью почти прошептал я, оглядываясь, -  так ведь сажать же ее собрались!
     - Ну! - так же, оглядываясь, прошептал дядя Миша, - а под снегом-то чего она делать будет?
    Я молча хлопал глазами, пытаясь привести разбежавшиеся мысли в порядок. Ничего не получалось, видимо разбежались они далеко.
- Не, - проворчал дядя Миша, извлекая еще один пузырь из не-авоськи, - без бутылки тут не разобраться! Давай, выпей, и внятно, так сказать, членомраздельно, объясни старому тупому капитану, что за муть ты тут несешь!
   Выпив для приведения себя в более-менее осмысленное состояние еще стакан водки, я, зажмурившись, наполовину жестами начал объяснять старому ...гм... капитану - что же привело меня в замешательство:
- Ну так это ж... - жест рукой на окно, - январь же на дворе! (Знамо дело, не июнь! - кивком подтвердил мои слова кэп). Мороз же, едрыть его, - щелкнул я для наглядности по бутылке, - сорокет градусов! (снова согласный кивок). Ну тык! А вы! Картошку сажать! - сделал я жест, как будто лопатой копаю землю, - и выдергивать! - соответствующий жест.
    Дядя Миша вылупился на меня в немом изумлении, забыв про полный стакан в руке. 
- Ты чего - того? - покрутил он пальцем у виска. - До такого и наш помполит бы не додумался! Все проще, Игорюха, все проще! Есть у нас там такая, завпродбазой, Картошкой мы ее зовем... Ворюга - жуткая!.. Вот ее сажать собрались! В тюрьму! А не в землю! Ну ты вообще - того!
  Радостно тут стало мне на полегчавшей вдруг душе, что дядя Миша, оказывается, нормальный; и я - нормальный, может даже и вожак комсомольской стаи Иришка, и та - ничего! На радостях мы с дядей Мишей вытащили комсорга на кухню, заставили выпить еще стакан водки (Я не пью! - слегка заплетающимся языком сообщала она нам. - Я вообще против пьянства! "Ничего! - взрыкивал дядя Миша, - надо бить врага его же оружием!"). Второй и третий стаканы комсомольская красота пила уже без принуждения...   
   В мире и согласии ушел от нас дядя Миша, похлопав меня на прощание по плечу: "Ты это, Игорь, мозгами своими займись, какие-то они у тебя стали стылые!"; Ирина две недели пыталась наставить меня на путь истинный, сделать из меня идейного комсомольца, я же тем временем толкал ее на тропу близости с народом... В результате мы разошлись, так как пути у нас оказались все-таки параллельными.
   А параллельные линии, как известно, не пересекаются...