Холодный стальной браслет тяжелых часов скользнул по запястью. Это был ”Парсифаль” – хронометр швейцарской фирмы ”Раймонд Вейл”. Я люблю красивые, по-настоящему изысканные часы. Я вообще люблю дорогие, со вкусом сделанные вещи. Не стремясь к их приобретению, даже наоборот, сознательно ведя аскетический образ жизни и ограничивая себя во всем, ценю вкус, изящество, мастерство. Это что-то интуитивное, заложенное от природы.
Часы стали чем-то мистическим в моей жизни. Каким-то непостижимым образом они связываются у меня с Вечностью, чем-то неопределенным, но очень важным, что должно когда-то наступить. Я до сих пор храню яркие воспоминания раннего детства о наручных прямоугольные часы с поцарапанным стеклом и пожелтевшим циферблатом. Обычные, непримечательные, они остались в памяти навсегда. Эти воспоминания не просто память о первых увиденных мною часах. Да и были ли они вообще, эти часы? Иногда кажется, что есть нечто, заложенное во мне от природы, привнесенное в мою жизнь еще до рождения и существующее, всплывающее в памяти помимо моей воли, само по себе. Точно так же, как и воспоминания о хрустальных куполах, над которыми я когда-то плыл на широких крыльях в прозрачном, чудесном, ярком свете сказочного неба зазеркального мира.
Видел ли я это небо в детских снах, отпечатавшихся навсегда в памяти, или принес его с собой из прошлой, безумно древней, необыкновенно прекрасной жизни? Я не задумывался над этим, пока жизнь не дала трещину, и суровые испытания не заставили заново и заново просматривать картинки прошлого, ища смысл и цель прожитых и еще не прожитых лет. Именно они – эти суровые испытания заставили меня начать перестраивать свои взгляды на жизнь, искать духовные истоки сущего. И разрозненные воспоминания из прошлого, мозаика, калейдоскоп каких-то, как будто совершенно разрозненных, случайных событий, снов, предсказаний, чудес, явлений мне Бога и Его слова, сам ход жизни постепенно перестроились в целостную, стройную, безупречно логическую картину прекрасного, вечного мира, вечной, неизменной и блаженной частичкой которого должен быть я.
Самое первое соприкосновение с нереальным, сверхъестественным, случившееся в раннем детстве, было ужасным! Над моей кроватью ночью вдруг склонилось чудовищное – зеленое, разлагающееся нечеловеческое лицо с хоботом вместо носа. С криком вскочил я и побежал к постели матери. Это кошмарное событие оставило во мне тяжкий, неизгладимый след. Уже много позднее я понял, что это первое соприкосновение с потусторонним было дано мне не случайно, как бы в качестве сигнала о параллельном существовании иного, неведомого, страшного мира, окружающего нас. Но тогда я не знал этого и на многие годы забыл случившееся, хотя в подсознании навсегда остался этот темный ужас, иногда прорывавшийся, уже потом, во взрослой жизни, в минуты сильного алкогольного опьянения, страшными, безудержными рыданиями.
Я не знаю, какую тайну храню в себе. Но я точно знаю, что она есть. В своих снах я бьюсь хрупкими крыльями о нездешний хрустальный небосвод, бьюсь, неспособный проникнуть туда – в царство вечного света и истины. Но я уверен – придет время, и я буду там! Но пока лишь бегущая секундная стрелка равнодушно отсчитывает время, остающееся до какого-то великого события. События, которое перевернет или уничтожит мир!
Я не знаю, что это за тайна. Но я знаю, что она связана со временем, символом чего являются часы. Означает ли это, что часы даны мне напоминанием того, что какое-то событие произойдет в обусловленное время уже в моей жизни? Скорее всего – да. Но ведь еще Христос говорил, что о дне и часе конца времен не знает никто, кроме Отца Небесного.
А может быть, время исчезнет вообще, как и связанное с ним пространство? Никто не узнает этого до тех пор, пока не придет час.
А то, что он скоро придет говорят и Библия, и просто здравый рассудок.
Я смотрю на бегущие стрелки часов – равнодушно, час за часом, днем за днем обегающими циферблат, и думаю о тайне, раскроющейся, когда настанет время.