Утро... Раннее утро лета... 4 часа утра 17 июля 3529 года. На тёмно-синем небе, покрытом бриллиантами звёзд, ни облачка. В это время звёздное небо кажется особенно прекрасным, почти живым. Звёзды сверкают и подмигивают, будто старые знакомые, одни побольше, другие поменьше, одни ярче, другие тусклее.
Одна из звёзд чем-то отличается от остальных... Но чем же? Да... она чуть больше и ярче других, сияет каким-то необычным пульсирующим светом и... ДВИЖЕТСЯ! Движется по небосклону очень медленно, почти на грани восприятия, как движется по своему бесконечному кругу минутная стрелка часов. Так незаметно она добирается до горизонта и исчезает на востоке, растворяясь в дымке поднимающегося Солнца.
Где-то, совсем рядом в густой, тёмной траве проснулся и застрекотал сверчок. Его однообразное пиликанье навевало грустные мысли, мысли о невечности всего окружающего, о быстротечности времени. Что-то очень печальное, какая-то странная обречённость чувствовалась в этой музыке предрассветной Земли.
Вот к монотонной песне сверчка добавился голос пробуждающегося от беспокойного летнего сна соловья, предвестника наступающего дня. Его, сначала тихие и робкие трели, звучали всё громче, голос обретал силу и уверенность. Этот необычный дуэт сверчка и соловья был наполнен какой-то особой энергетикой, впитавшей в себя прохладное спокойствие Земли, ласковое тепло восходящего Солнца, загадочный блеск далёких звёзд. Эта музыка была прекрасна...
Внезапно откуда-то издалека послышался глухой, низкоголосый гул, постепенно вливаясь в такт этой музыки. Он нарастал и нарастал. И вот уже не стало слышно сверчка, затем потухли трели соловья. И все вокруг будто тяжёлым ватным одеялом накрыл всепоглощающий грохот. И было невозможно определить, откуда он доносился. Казалось, он приходит отовсюду, полностью окутывая тело, поглощая все мысли, и уже не остаётся нечего более, только этот ужасающий гром.
Родился ветер. И понёсся через луг, где затаился испуганный сверчок, пригибая высокую траву, будто великан решил собрать с неё росу, чтобы утолить жажду. Засвистел между деревьев рощицы, где соловей всё еще пытался допеть свою утреннюю песнь - гимн пробуждающейся Земле. Вознесся ввысь по склону великой горы и, как с трамплина, ринулся с нее все выше и выше - к звездам…
ОНА стояла перед проволочным заграждением, отделяющим стартовую площадку космодрома от всего остального мира. Она смотрела на сияющие вершины красавцев-звездолетов, но мысли Ее были далеко от этого величественного зрелища. Она видела перед собой Его лицо. Лицо человека, уходящего от Нее далеко и надолго, может быть - навсегда. Лицо человека, успевшего за короткую человеческую жизнь стать для Нее не просто мужем, отцом Ее детей, а чем-то неизмеримо большим, частью Ее жизни, частью Ее самой.
Ей вдруг вспомнился тот чудный день, когда Он получил назначение на борт "Одиссея" - уникального научно-исследовательского звездолета, отправляющегося на самую окраину Галактики. Как они радовались этому событию и какой чудесный вечер провели тогда, устроив себе прогулку вокруг Земли на высоте птичьего полета, забравшись в катер с антигравитационным приводом. Они даже не думали тогда о предстоящем расставании, все это казалось еще таким далеким. Но вот, этот день настал и Он, попрощавшись с Ней и с детьми, ушел к звездам.
Последний раз они виделись в центре подготовки к полетам и общались через невидимый силовой барьер, предохраняющий астронавтов от нежелательных микрочастиц извне. Прозрачный силовой барьер невозможно увидеть или потрогать, но он также непреодолим, как и миллиарды, миллиарды километров пустоты, которые будут разделять их всего через несколько месяцев. Уже тогда, все еще видя напротив себя Его улыбающееся лицо, Она ощутила себя до боли одинокой и беспомощной.
На прощание Он, улыбнувшись, сказал Ей только:
- Жди и верь! - а затем, взмахнув рукой, исчез за тяжелой металлической дверью.
"Жди и верь"… Эти слова звучали в Ней с момента их последней встречи. Она знала, что будет ждать и верить столько, сколько будет необходимо до Его возвращения на Землю. Да, Она все сделает именно так. Она передаст свою веру и ожидание их детям, чтобы и они ощутили себя чем-то единым, ведь это Их дети. И тогда настанет день, когда расколется небо и из невероятных глубин космоса явится Он, окутанный сиянием славы и блеском звезд, и пыль неведомых миров еще быть может будет лежать на Его сапогах…
* * *
Внезапно усилившийся грохот достиг своего апогея и перешел в визжащее крещендо разогревающихся двигателей. Затем, словно внезапно устав, двигатели сбавили обороты и теперь их голоса издавали лишь негромкое утробное урчание. Эта перемена оторвала Ее от мыслей о днях грядущих и вернула сюда, к проволочному ограждению космодрома.
Вдруг Она прильнула к натянутой проволоке, Ее пальцы вцепились в дюрапластовые стойки - опоры забора, дыхание участилось. К звездолету подлетел небольшой антиграв, перевозящий экипажи кораблей. Из него стали поочередно выходить астронавты.
Она насчитала двадцать семь человек, которые сверкали в лучах восходящего солнца белоснежным покрытием своих скафандров. Кто-то из них был Им, самым дорогим Ей существом, но кто именно, разобрать было невозможно из-за большого расстояния. Несомненно, каждый из них был достойным человеком, у каждого наверняка есть семья здесь, на Земле, которая, как и Она, обещала "ждать и верить". Она зашептала слова давно забытого благословения и повторяла их, пока экипаж поднимался к входу в звездолет и исчезал в его недрах. Один из астронавтов на секунду задержался в дверях корабля и победно взмахнул рукой. Ее рука инстинктивно взметнулась в традиционном жесте прощания, но человек уже исчез в люке корабля и команда обслуживания тщательно задраивала его, обрывая последнюю ниточку, связывающую экипаж с окружающим миром, не считая, конечно, компьютерную и радиосвязь с Центром Управления Полетами.
Опуская руку, Она украдкой взглянула в сторону и заметила, что множество людей, также пришедших проводить "Одиссей", машут руками, прощаясь со своими друзьями, родными и знакомыми.
Еще через полчаса двигатели взревели вновь и на этот раз уже не затихали, разогреваясь все сильнее и сильнее. Внезапно подал голос главный двигатель-ускоритель; среди оранжево-желтого зарева, окутавшего всю нижнюю часть взлетной площадки, робко вспыхнул и стал набирать силу бело-голубой огонек. Вдруг этот огонек неистово полыхнул и, в одно мгновение превратившись в разгневанного джина, вылетающего из бутылки, одним титаническим усилием приподнял и начал разгонять миллионнотонный звездолет.
Это величественное зрелище захватывало дух и завораживало разум. Вид грандиозного смешения металла и огня порождал в умах людей представление о человеке-гиганте, пробуждающемся ото сна и устремляющемся ввысь, к будущему, разрушая невидимые оковы земного притяжения. На протяжении всей истории человечества Homo Sapiens стремился к небу и звездам, и только теперь все мечты и надежды человека нашли свое воплощение в виде громадных межзвездных кораблей, уносящихся в Космос, окутанные грохотом пламени и гордостью Человека.
Спустя две минуты "Одиссей" превратился в еще одну звездочку на предрассветном небе.
* * *
Направляясь к стоянке аэрокаров, Она вдруг заметила, что, несмотря на то, что на поле было очень много провожающих, над всей этой массой людей, все еще находящихся под впечатлением от старта "Одиссея", шагающих по полю к стоянкам, витала почти осязаемая Тишина. После рева двигателей звездолета эта Тишина была какой-то гнетущей, даже пугающей и люди начали беспокойно поднимать головы и бросать тревожные взгляды на своих спутников и соседей, словно пытаясь заручится у них моральной поддержкой.
Внезапно, так что все вздрогнули, со стороны стартовых площадок космодрома донесся сильный клацающий металлический стук. Все инстинктивно обернулись, пытаясь взглядом отыскать источник потревожившего их стука, но в душе благословляя его, так как он непостижимым образом снял то непонятное пугающее напряжение, охватившее людей, молчаливо шагающих к аэрокарам.
Она тоже оглянулась и сразу же увидела огромный тягач-очиститель и команду людей в форме обслуживающего персонала космодрома. Они хорошо знали свое дело и занялись уборкой стартовой площадки с профессиональной ловкостью и сноровкой.
Тягач подцепил магнитными захватами огромную стальную балку - часть направляющей опоры и оттащил ее в сторону от пусковой шахты стартовой установки. Затем ослабил магнитные клещи, сжавшие многотонную сваю и она металлическим грохотом отметила свое соприкосновение с жаростойким бетонным покрытием взлетной площадки.
Именно этот звук, разнесшийся на несколько миль в округе, заставил задумчиво идущих прочь от космодрома людей вздрогнуть, вывел их из оцепенения, навеянного недавним расставанием. Но, как ни странно, он также пробудил в сердцах людей волю к продолжению жизни, веру, что все будет хорошо, что также как пришел ЭТОТ день, настанет и час встречи...
И люди решительно и значительно более уверенно двинулись к своим аэрокарам, притаившимся в загоне стоянки.
Она стояла и смотрела на лица этих людей и видела в них волнение и надежду, грусть и веру, радость и гордость, вселяющие в их души уверенность и спокойствие...
* * *
Очень быстро и как-то незаметно промелькнул перелет от космодрома до дома с терраской, и вот уже Она спускается с близлежащего холма, превратившегося в небольшую посадочную площадку для аэротранспорта. Она намеренно выбрала эту тропинку, петляющую средь розовых и вересковых кустов, ведущую к летней кухне, и теперь неторопливо шагала по колено в высокой траве, еще не до конца освободившейся от тяжелых капель росы.
Это была Его тропинка. Он очень любил, возвратившись с полетов, пройтись не спеша по ней и подойдя к домику-кухне, опуститься в старомодную кресло-качалку, оставшуюся Ему от бесчисленных поколений благородных предков, взирающих на мир кто со старинных фотографий, висящих на стенах в деревянных рамочках, кто с лазерограмм, расставленных на полках, кто с голографий, вмонтированных в стены дома.
Он любил посидеть здесь в жаркий полдень, отдохнуть, собраться с мыслями и просто - помечтать...
Хотя, почему - "любил"?.. Нет! Любит! Он рассказывал Ей, что на "Одиссее" специально для того, чтобы помочь астронавтам преодолеть психологические факторы пребывания в закрытом пространстве, в тесном кругу строго ограниченного состава экипажа корабля, для снятия напряжения и тоски по дому, каждому из членов экипажа в отведенной для него каюте установлен голопроектор, который в точности воспроизводит какой-либо из уголков старушки-Земли.
Она знала, что Он когда-нибудь придет в эту каюту и будет сидеть на веранде летней кухни в поскрипывающем кресле-качалке и вспоминать о Ней и их детях.
Об этом Она думала, не спеша ступая по едва заметной тропке среди травы, замершей в безветрии и безмолвии под давящими лучами уже почти полуденного солнца.
Подходя к террасе, Она заметила настежь распахнутую дверь в дом и поняла, что дети уже проснулись и убежали вместе с огромной черной собакой к морю, радуясь жаркому и яркому солнцу, голубому и безоблачному небу и, наконец-то, наступившим, долгожданным каникулам.
Она вышла на аккуратно выложенную дорожку из белоснежного прессованного морского песка и направилась к другому холму, который отчасти заслонял собой вид на морской прибой. Взойдя на вершину, Она увидела безмятежное бескрайнее море, которое раскинулось вдаль до горизонта и ласково подмигивало Ей солнечными бликами на мелкой ряби, вызванной легким летним бризом.
На мелководье действительно играли дети, и большой черный пес огромными прыжками носился от мальчика к девочке и обратно, поднимая тучи брызг, которые сверкали в лучах солнца всеми цветами радуги. Дети играли в мяч, стоя по колено в воде и радости их не было предела. На мелких волнах у самого берега сиротливо покачивались два антигравитационных гидробайка...
Какое-то необъятное теплое чувство захлестнуло Ее сердце, когда Она смотрела на детей. Наверное такое чувство испытывает к своим детям каждая мать, но Ей казалось, что это нечто особенное, что только Она могла почувствовать что-то подобное.
До Нее доносился их счастливый смех и радостный лай собаки. Несколько минут Она стояла, наблюдая за их игрой. Вот дети заметили Ее, приветственно замахали руками и с криками, не прекращая игры, побежали к холму, где стояла Она, сопровождаемые юлой вертящимся вокруг них псом.
Она улыбнулась и, рассеянно наблюдая за ними, перевела взгляд на растворяющийся в морской дымке горизонт. Что-то там привлекло Ее внимание. Это "что-то" было малюсенькой яркой искоркой, вспыхивающей в лучах все набирающего силу солнца. Эта искорка росла, приближаясь, и двигалась все быстрей.
Улыбка на Ее лице постепенно угасла, уступив место появившемуся любопытству и призрачной надежде. До Нее донесся далекий, но мощный гул работающих на посадочном режиме двигателей звездолета. Он нарастал и усиливался пропорционально увеличивающейся в размерах уже не искорке, но громаде межзвездного скитальца.
Дети оставили свою игру, не добежав до Нее тридцати шагов. Брошенный мяч лежал у их ног, но его постоянно меняющийся, переливающийся цвет не привлекал сейчас их внимания. Даже черный пес, интуитивно почуяв, что не мяч сейчас занимает умы его маленьких, боготворимых им хозяев, остановился, тяжело дыша, и его язык красной тряпкой выпал из широко распахнутой пасти, когда он уставился на приближающийся силуэт звездолета.
Путь "Искателя", это название было начертано на фюзеляже корабля во всю длину его километрового корпуса, пролегал почти над головами четырех наблюдателей. Он на несколько секунд заслонил собой огнедышащий диск солнца и монотонный рокот его двигателей совпал почти в унисон со стуком Ее сердца.
Через минуту "Искатель" пропал из виду, уйдя за гребни невысоких красных гор в сторону космодрома.
- Сегодня будет день встречи, - произнесла Она вполголоса, все еще глядя туда, где только что исчез "Искатель". Она почувствовала, как с обеих сторон Ее за руки схватили сын и дочь. Она вновь улыбнулась, опустила свой взгляд на возбужденно галдящих детей и повела их к дому.
"Наверняка даже не завтракали", - подумала Она, глядя на детей, с улыбкой кивая головой в ответ на их захлебывающийся рассказ об увиденной утром стае дельфинов.
- Мама, я тоже буду астронавтом, - серьезно заявил маленький сын, - как папа.
Она внимательно посмотрела на него:
- Будешь, - мягко ответила Она и убежденно добавила, - обязательно будешь!
Они шли, держась за руки, по белой песчаной дорожке и большой черный пес вертелся вокруг них, покусывая детей за руки и призывая их играть.
Где-то, за гребнями красных гор, слышался терпеливый рокот двигателей заходящего на посадку звездолета...