32 и 1. элегия в четырёх частях

С Смирнова
1. Бег

Вошла, как обычно, быстро и стремительно.

- Ты давно тут?
- Да нет.
- Пойдем!
- Куда?
- Пойдем, там узнаешь.

Схватила за руку и потащила. Flex’у ничего не оставалось, как пойти следом. В этом была вся Искра – делать все так, как хотелось ей. Flex знала Искру два месяца без  трех дней и уже успела убедиться в том, что ждать от Искры вопросов бесполезно. Если в начале их знакомства Flex удивлялась и даже пыталась делать что-то исходя из собственных желаний, то сейчас точно знала, что проще подчиниться.
Вот и сейчас Flex мчалась за Искрой, вцепившись пальцами в ее ледяную ладонь, и боялась предположить, что ждет их на это раз. Растолкав прохожих, Искра вытащила Flex на проезжую часть. Холодный воздух дал силы на вопрос:

- Постой. Куда мы?
- Сюрприз!
- Не люблю сюрпризы, Искра, ты же знаешь!

Искрой высокую, резкую, острую, рыжеволосую девушку называла не только Flex. Так ее звали все – за порывистость движений, за темно-зеленые блестки в серых глазах, за искренность. С точки зрения Flex, никакое реальное женское имя Искре не подходило.
Когда они представлялись, Flex поинтересовалась:

- Что это за прозвище?
- Меня все так называют.
- Хорошо, тогда не буду отличаться от всех. «Искра» - мне нравится. Тебе подходит. Меня зовут Полиной. Или Flex. Как тебе больше нравится.

Полиной Искра не назвала ее ни разу. Искра жила без планов, остановок, пробелов, терзаний. Без работы и семьи. Она жила сама по себе, торопясь, будто боялась, что случайный, нечаянный сквозняк может неожиданно задуть ее, искрину жизнь.

- Искра! Остановись! Куда мы идем? Я так больше не могу!
- Какая тебе разница? Ты ведь идешь со мной.

Может быть сегодня был такой день, или Flex устала, возможно, ей стало все  равно. Flex села на скамейку, уставилась перед собой и проговорила:

- Я никуда больше с тобой не пойду. Ни-ку-да.

Кажется, она как в юности, ждала, что Искра начнет диалог, спросит, что произошло, успокоит. Искра молчала. Смотрела в сторону. Стало неважно, что будет дальше. Искра ушла, поглубже надвинув черную кепку на рыжие волосы. Не обернулась.

2. Не важно

Flex довольно долго смотрела перед собой, затем устало поднялась. Мелькнула мысль наплевать на то, что сегодня только вторник и впереди еще три трудных рабочих дня, и напиться до бессознательного состояния. Flex отодвинула мысль до поры до времени и направилась по Тверской в сторону Пушкинской площади. Прибавила шагу, затем еще, и практически бегом, задыхаясь, не обращая внимание на машины и прохожих, добралась до Манежки. Присела на скамейку, поняла, что плачет. Было больно внутри. Отогнав боль, по давней, многолетней привычке, принялась изгонять боль, анализируя ее причины. Закурила.
Больно было не потому, что ушла Искра – таких у нее было не одна и не две, и будут еще, тонкие рыжеволосые нимфы, льнущие к ее рукам. Обидно, что ушла, но не смертельно. Пройдет.
От одиночества Flex не бывало больно никогда. Это состояние редкое, иногда долгожданное и желанное всегда, в силу стремительности и шума города, который она сделала своим домом.
Больно было и не от сознания того, что Flex опять ошиблась – с кем из нас порой не случаются ошибки?
Flex погасила сигарету и прислушалась к себе. Сердце молчало, душа, видимо, вступила с сердцем в сговор, и теперь они молчали в унисон. Что ж, так даже лучше, по крайней мере, старые раны не будут ныть сегодняшней ночью. Flex еще немного посидела с закрытыми глазами. Боль внутри не унималась. Она не походила на тоску, хандру, депрессию – верных спутников успешной, как это стало модным говорить, женщины 30 лет. Похожих ощущений Flex никогда раньше не испытывала – не то, что боль была сильнее, просто другая.
Flex накинула капюшон, спасаясь от ветра, опять закурила, прикрыла глаза, слушая себя. Внутри опять резануло. Flex откинулась на спинку скамейки, глубоко затянулась. Явных причин для страданий не было. Шум машин отодвинулся на второй план, затихай с каждым ударом ее сердца. Кажется, начался дождь. Flex подумала, что надо бы подняться и идти домой – там собака, с ней надо погулять, да и холодно уже. На месте ее удерживала тишина – здесь, в сердце города она была настолько необычной, что хотелось продлить момент, послушать ее.
Внимание Flex привлек новый звук – шипел, догорая, в луже окурок. Flex удивилась – когда она выронила сигарету?

3. Воздух

Искра, запыхавшись, подбежала к площади. Уперлась в спины людей. Подростки, запоздалые прохожие, милиция. Синие отсветы в лужах. Какая-то старушка с пакетом в руках встала рядом и со вздохом посочувствовала:
- Надо же. Такая молодая, тридцать два года, и инфаркт.
- Тридцать три. – Поправила Искра, надвинула кепку до бровей и ушла прочь.

4. 33

Тридцать три бутылки: белые, зеленые, темно-коричневые, стоят ровным рядком на парапете. Искра снимает кепку, передает ее своему молчаливому спутнику – в тусовке говорили, что это или ее брат, или отвергнутый возлюбленный – щурится, целясь, и методично, без остановки, без промахов дарит каждой бутылке по гладкой, горячей свинцовой пуле. Осколки разных цветов мелкими фонтанчиками взвиваются в воздух и покрывают асфальт на мосту причудливой мозаикой. Искра считает про себя, чуть шевеля губами:

- Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… - меняет обойму. – Пятнадцать, шеснадцать, семнадцать…

Спутник молча курит, не глядя вокруг. Опять накрапывает дождь.
Искра заканчивает, твердо произносит:

- Лиза.
- Что? – переспрашивает спутник, возвращая ей кепку.
- Лиза, – чуть громче. – Это мое имя.
28 сентября 2003 г.