Выщелкнуло в странное место. Небо сплошь покрыто темными, свинцовыми облаками. Город почти весь разрушен как будто после бомбежки. Здания смотрят на мир пустыми глазницами оконных рам и обрушившимися стеновыми блоками. Асфальт на дорогах вздыблен огромными кусками, столбы освещения причудливо перекручены и изогнуты. Так же искорежены и практически все металлические конструкции. Заборы, оградки, детские турники, горки и солнцезащитные грибочки. Я стою возле здания садика или школы. Тут уже не разобрать, поскольку все деревянные вывески, которые могли быть, сгорели дотла, а металлические, если и не искорежены, то закопчены и все, что на них было написано, разобрать совершенно невозможно.
– Что же тут произошло? – появилась мысль, а поворачивая голову, увидел стоящего возле обугленного и поваленного дерева Колбаскина, который в точности также озирался по сторонам, явно не понимая причины таких катастрофических изменений.
– Э-эй, великий мастер, – проорал, размахивая руками привлекая его внимание.
– Колбаскин обрадовался, увидев знакомую рожу и, улыбаясь, пошел торопливо навстречу.
– Что случилось? – хором спросили друг друга, и поняли, что ответа на вопрос нет ни у кого.
– Колбаскин почесал затылок и сказал:
– Однако раз мы здесь, то предстоит выяснить, что произошло, что можно сделать, как отсюда выбираться и куда подевались люди. Надо осмотреть окрестности, а для этого очень удобно будет воспользоваться вот этим автомобилем, – и показал на военный ГАЗ 66, практически не поврежденный, стоящий в пятидесяти метрах от точки нашего появления. Когда подошли к нему поближе, выяснилось, что он был не поврежден только относительно. Краска на металле повсюду вспучена от перегрева, тент на кузове отсутствует из-за его легковоспламеняемости, но в остальном машина выглядит вполне исправно. Колеса только странные. Вместо протектора, по всему радиусу колеса приделаны металлические пластины, как танковые траки. Возможно это саперная машина, и железяки сохраняют резину от разрывов мин. А впрочем пофиг, какие у нее там колеса, лишь бы ехать могла. В кабину залез, с трудом отодрав прикипевшую дверцу, и пинком изнутри кабины помог открыть дверку Колбаскину, безуспешно дергавшему ручку двери с той стороны.
– Ключей в замке естественно не оказалось, но зачем ключи угонщику, которым я на этот момент являюсь? Естественно незачем, поэтому выдернув с титаническим усилием пачку разноцветных проводов стал искать необходимую тройку проводов. Военная техника ничем не отличалась от гражданской и искомый, главный провод, был радикально красного цвета и самым толстым из всех. Зажигалкой оплавив изоляцию, пробежался по концам остальных проводов и мгновенно разъяснив провод зажигания и стартера, завел двигатель. Он запустился на удивление без капризов. Переглянулись с Колбаскиным и порадовались за себя, что не придется теперь ноги бить по этим буеракам.
– Двинулись в путь, искать людей, которые наверняка где-то должны были остаться. Двадцать минут колесили по городу и людей обнаружили. Обугленных, разорванных в клочья, или с недостающими конечностями и, по этой причине, естественно мертвых. И трупов нашли огромное количество. Особенно на площади. Видимо праздник намечался с народным гуляньем, когда этот катаклизм настиг. Хотя так и не смогли выяснить какой именно. Похоже на пожар, но не просто пожар, иначе чего бы так все перекорежило. Ядерный взрыв? Тоже нет, потому что дома не сильно разрушены. Что же это такое произошло?
– Пока ездили по городу, периодически натыкались на некие массивные кубические построения из неизвестного материала, в геометрическом порядке установленные повсюду. Построения имели абсолютно гладкую, черную поверхность, без малейших повреждений, и уходили вверх, скрываясь за облаками.
– Что это еще за хрень такая, – непроизвольно вырывалось каждый раз, когда, натыкаясь и выйдя из машины, задирая головы вверх, пытались разобраться с природой происхождения этих колоссальных, квадратного сечения столбов.
– Объезжая по второму кругу город, наткнулись на живых людей, самые крепкие из которых, заслышав рев двигателя нашего перпетуум мобиле, сподобились выползти из подвала, превозмогая физические страдания от искалеченных тел, корост от ожогов и огромных гнойных язв непонятного происхождения.
– Люди с непонятной настойчивостью стремились приблизиться к нам и обязательно потрогать руками. Защитных костюмов на нас не было, поэтому держим дистанцию, а то фиг его знает, может это какая ни будь заразная болезнь, науке пока не известная.
– Люди наши опасения поняли и наперебой стали объяснять:
– Огонь! Огонь упал с неба и все уничтожил!
– А говорят это с великими страданиями, потому что лица у всех обезображены ожогами и рты им раскрывать очень трудно, поскольку коросты вокруг рта лопаются и оттуда сочится жидкость. Но стараются объяснить изо всех сил, боясь, что мы уедем и бросим их тут погибать.
– Мы с Колбаскиным переглянулись:
– Какой еще огонь с неба упал? Комета что –ли?
– Нет, нет, не комета, не бомба, – нашелся один более-менее разумный мужик без одной руки. – Это что-то сверхъестественное было. Огненные вихри, как смерчи вертикально с неба спустились с огромной скоростью и разрушили все здесь. Как раз на день города это приключилось. Почти все жители на гулянье вышли, и всех пожгло. А кого поразбросало в разные стороны, искалечив и поубивав. Страшная сила у смерчей была! Никого не пощадила, ни старых, ни малых.
– Что за вихри с неба, откуда они взялись? – опять на Колбаскина посмотрел вопросительно.
– Да я то откуда знаю! Я же вместе с тобой появился.
– Пойдемте с нами, посмотрите что с остальными произошло. Мы все надеемся, что спасатели приедут, или медики. Вы хоть и не те кого мы ждем, но людям нужна хоть малая надежда. А вы совершенно здоровые и это главное.
– Проходим в подвал этого здания, а там, от открывшегося зрелища у меня сердце сразу защемило.
– На полу на каких-то тряпках и замусоренных коврах, вытащенных видимо из разрушенных квартир, лежали люди, состояние которых нельзя назвать даже плачевным. Почти умирающие. Дети и взрослые, мужчины и женщины, старики и старухи. И если те, которые нас встретили, были сильно покалечены и обожжены, то на этих вообще живого места не было. Сплошная корка на теле, которая лопается при малейшем движении. И это видимо причиняет такие колоссальные мучения, что в подвале витало ощущение одного общего страдания, одного общего стона боли и безысходности.
– Самое странное для нас это то, что никто из них не умер до сих пор. Лежат, мучаются и не выздоравливают и не умирают. Мы уже стали привыкать даже к их воплям. А постоянно видя их мучения, свои даже меньше ощущаются, – сказал один из сопровождающих, замотанный в присохшие к ранам, не особенно чистые тряпки.
– Ладно, мы поедем дальше, может найдем больницу, или врачей, или еще что ни будь, и пришлем к вам, – сказал, потому что нужно было что-то сказать и уйти подальше от этого очага боли.
– Этот же обожженный, который нам все пытался ситуацию объяснить проводил к выходу и добавил, что эти квадратные колонны, уходящие за облака появились как раз в тех местах, где опускались огненные вихри, несущие смерть.
– Они мало того, что начали все вокруг пожирать своим огнем, так еще и ездили туда сюда во все стороны. А потом успокоились и, постепенно остывая, окаменели, превращаясь в квадратные колонны.
– Странно, вихри при вращении имеют цилиндрическую форму, а столбы квадратные…
– Отъехали с Колбаскиным на несколько кварталов от этого места и он мне идею подкинул:
– Хорошо бы посмотреть куда они ведут, столбы эти, но снаряжения альпинистского нет у нас, да и неизвестно еще как альпенштоки вбивались бы в эти непонятно что. Камни не камни, металл не металл.
– А сейчас и посмотрю что к чему, – сказал, вспомнив, что гладкая поверхность очень благоприятствует технике передвижения по ней с помощью пранической накачки ладоней рук и кожи груди. Рубашку скинул, сделал двадцать йоговских дыханий и, почувствовав наполненность силой, приклеился к гладкой и на удивление теплой поверхности и заскользил вверх, направив поток сознания в макушку, чтобы преодолеть силу тяжести.
– Колбаскин только присвистнул от удивления, а я заметил, что стена сама помогает подъему. А когда вообще перестал прилагать усилия, то скорость подъема увеличилась на порядок, что приятно удивило и воодушевило на следующий, безрассудный поступок.
– Коротко и резко выдохнув, отскочил на несколько сантиметров от стены и… Полетел параллельно стене. Вверх!
– Вот так стена крутая! Сама несет вверх.
– Оглянулся назад и увидел, что плачевная ситуация разрухи и былых пожарищ простирается куда только достает взгляд. А взгляд с такой высоты достает уже очень далеко. Город выглядит небольшим пятном размером с суповую тарелку. Леса сожжены повсюду. Запустением и унынием несет от всего пейзажа. Вскоре начались облака и видимость упала до нуля. Собственной руки в тумане не видно, но подъем продолжается с большой скоростью.
– «Интересно, а что же ждет нас там за облаками? За туманом»!
– А я еду, а я еду за туманом, – напел, и следом дразнилку добавил, – за туманом едут только дураки.
– Успел еще проорать от осознания своей безнаказанности:
– Столбы, подпирающие небо!
– Облака резко закончились и я оказался стоящим на траве. На настоящей зеленой траве а не на выжженной земле. И никаких облаков под ногами не намечалось. Вышло так, что столбы те подпирали не небо, а землю. А может то небо было этой землей?
– Каким это образом такое превращение получилось? И дальше лететь не получается.
– Пейзаж открылся великолепный. Луг зеленый простирается широко, местами усеянный цветами, деревья плодовые ровными участками посажены. Метрах в трехстах народ какой-то тусуется нарядно одетый и необычайно радостный, судя по смеху и возгласам доносящимся. А еще дальше виднеется город в виде цельного храмового здания огромных размеров, отливающего золотом и драгоценными камнями на стенах. И здание не похожее на то, которое я видел раньше, но такое же монолитное и красивое. А прямо передо мной оказался молодой парень в черном пиджаке, белой рубашке и с бэджиком на лацкане. Мормон одним словом. И парень этот с превеликим удивлением, читаемым на его лице, рассматривал мою персону.
– Ну и чего ты так уставился? – спрашиваю развязно.
– Тот даже вздрогнул. Наверное, не ожидал от меня способности к разговорам.
– А… как? А кто?…А почему ты оттуда? – и пальцем в землю ткнул.
– А откуда же мне по-твоему нужно появляться?
– Оттуда, – палец перевернул вверх и указал на небо.
– Я голову задрал и убедился, что на этом небе облаков нет. Сплошная голубизна с крохотными точками летающих птиц и самое странное это наличие двух солнц. Под углом примерно градусов в 120 по отношению друг к другу.
– Ничего себе прикол! – присвистнул. – похоже, что тут день длиннее в несколько раз, если солнца друг за другом следуют. А может и вообще ночи не бывает. Может за горизонтом еще парочка солнц прячется, и таким образом на небе постоянно два солнца присутствуют. Только одно заходит, сразу другое поднимается. Забавно!
– А почему это я должен был оттуда появиться, – закатив глаза вверх, спрашиваю мормона, с интересом разглядывающего меня.
– Ангелы! – многозначительно произнес парнишка, – если и появляются перед людьми, то всегда с небес спускаются.
– На этих словах меня такой хохот пробил, что я даже пополам согнулся:
– Это я-то ангел? Ой, не могу! Ой, помру сейчас!
– А кто же ты тогда? – психика мормона похоже уже с трудом выдерживала эту ситуацию.
– Меня Олег зовут.
– О-ЛЭГ, – с акцентом повторил этот парнишка и я понял, что русское имя для него такое же далекое, как и имя какого либо Цадкиила, одного из ангелов, существующих в мыслеформенных образованиях.
– И я человек! Точно такой же, как и ты.
– Тут я заметил, что на нашу беседу стали обращать внимание остальные жители этого места. Толкая друг друга, и показывая пальцами, вскоре все как один уставились на нас.
– А крылья? У людей крыльев не бывает, – заговорщически понизив голос до шепота, указал пальцем мне за спину, боясь даже притронуться ко мне.
– Я повернул голову и даже на месте подпрыгнул от удивления:
– Ё-у-у, мать моя женщина!
– Крылья были на самом деле. Огромного размера. От уровня ушей до самых пяток. Сплошь покрытые белыми и длинными перьями неизвестного происхождения.
– Правой рукой через левое плечо ухватил крыло, пытаясь снять эту декорацию и рванув, тут же взвыл от боли.
– Крыло приделано насмерть прямо к телу. Точнее не приделано, а растет прямо от позвоночника. Шевельнул обеими лопатками, и крылья тут же расправились в стороны так, что у меня ступни даже от земли оторвались.
– Ни фига себе подъемная сила! – подумал, а как перевел взгляд на отшатнувшихся в панике назад зрителей, понял что теперь надо что-то соответствующее ситуации и произведенному впечатлению глаголить.
– Ведь они, после того как я найду способ отсюда свалить, кинутся с расспросами к этому Стэфану (вроде такое имя у него на бирочке написано), а если он ответит, что ангел ругался как сапожник, то вера у людей будет подпорчена. А это неправильно. А если пожелает выгородить меня, то начнет отсебятину нести, что тоже неправильно, ибо многие пророчества на таком бреде построены.
– Еще раз себя оглядел и изумился белоснежной одежде и золотому поясу. На ногах сандалии на тоненькой деревянной подошве.
– «Хреново ангелов экипируют», – подумал, а следом, – «как это я в такой одежде и с такими габаритными крылами, умудрился, не замечая этого, за рулем ГАЗ 66-го рассекать по грязному городу и не только не вымазаться, но и не заметить крыльев. И Колбаскин паразит ничего не сказал».
– Как давно построен храм сей? – придавая голосу торжественность и величие, как и полагается ангелу, спрашиваю у деятеля от религии.
– Я не знаю, да и никто здесь не знает. Мы все здесь одновременно появились, когда во время массового гуляния на дне города, с неба спустились колонны света и забрали нас сюда. А здесь храм уже стоял, и мы в нем живем. Только это не совсем храм, это целый город. И времени здесь никакого нет. Здесь всегда ВСЕГДА. На дворе солнца по кругу ходят, поэтому ночи не существует, а внутри храма с нами живет БОГ, как и было предсказано по писанию. Нам не нужно ни есть, ни пить, ни болеть. Страха нет, злобы нет. Все в точности, каждое слово исполнено.
– Тут я и оживился:
– Как выглядит ваш БОГ?
– Он никак не выглядит! Он есть просто присутствие, но когда с ним соприкасаешься, то знаешь, что это БОГ! Любовь заполняет все существо и всю душу, и весь разум.
– Вновь вернул себе серьезное выражение на физиономию:
– Сие определение есть единственно верное, ибо БОГ есть ЛЮБОВЬ и иного не существует. (Хотя на языке так и крутилась подколка: «нет бога кроме Аллаха и Магомет пророк, Харе Кришна – мама ваша, ну а Будда - папа ваш»). Я проверял правильность веры твоей, - чадо божие, однако время мое здесь окончено, и мне пора возвращаться.
– Подпрыгнув вверх, взмахнул крыльями и, приспосабливаясь к необычному способу перемещения, начал быстро подниматься все выше и выше, удивляясь открывающимся перспективам. Храмов, подобных этому, было несколько, на значительно удаленных расстояниях друг от друга.
– Как только внимание обращалось на другое строение, как мгновенно приходило знание о принадлежности постройки к религиозной конфессии. Иеговистский храм, католический, православный, пятидесятнинский, адвентистский. А потом мне надоело рассматривать их и, отметив, что к каждому храму идет толстый золотого цвета световой поток, а значит все они не обделены божественной энергией, вновь обратил все внимание вверх.
– Интересно, а это небо чьей землей является? – не забывая размахивать крылами размышляю, – и почему те люди, все в ожогах которые, видели столбы огненными и устрашающими и уничтожающими, а эти верующие видели те же самые столбы световыми и уносящими в иной, более комфортный мир?
– На этих мыслях слегка стукнулся головой о небо и проколол его как лист бумаги. В следующем мире, земли как таковой не было. Вместо нее некий голубоватый пух с серебристыми вкраплениями. А прямо перед моими глазами возникли чьи-то босые ноги, стоящие поверх голубого пуха и нисколько его не приминающие. Видимо веса у этих жителей никакого нет. Этот жилец моему появлению нисколько не удивился, а стоял и мягко улыбался не только губами, но и всем телом. Во всяком случае такое ощущение возникло. Улыбчивости и мягкости. Вокруг всего его тела виднелось довольно отчетливое, хотя и дымчатое сияние.
– Никакого желания разговаривать с ним у меня не возникло, поэтому прижав крылья к спине, раскрутил все тело по часовой стрелке и спиралью ввинтился в очередное небо, постепенно набирая скорость и желая только одного. Добраться до самого верхнего предела и как можно быстрее. Скорость развилась просто фантастическая. Даже перестал отслеживать и подсчитывать небеса и земли. Только легкие щелчки ощущаю, когда перегородку проходишь, разрывая ее головой.
– Внезапно полет прекратился и я повис. В нигде. А когда открыл глаза, то увидел, что вокруг все было заполнено ярчайшим светом. Земли не было, неба тоже. И одновременно не было меня. Не было крыльев, не было ног, рук, головы. Вообще ничего не было. Было только ощущение, что я сейчас являюсь светящимся шаром. Но границ шара тоже не было видно. И некоей волной все существо заполнило невыразимое блаженство. Сладостная истома переполнения любовью.
– А-а-а-х, – только и вырвалось изнутри вспышкой света.
– А-х-х-х, – ответило световым эхом эта сияющая бесконечность.
– О-о-о, – протянул я, испытывая наслаждение от любого произносимого светозвука.
– Добро пожаловать домой, сын мой, – провибрировало, мерцая, пространство.
– Если бы у меня было тело, то наверняка хлынули бы слезы счастья, но тела не было. А соответственно не было глаз и не было слез. Только чувство предельного счастья, которое можно было выразить только световыми вспышками, исходящими из центра шара, которым был я.
– Ты рад? – спросил свет.
– Да! – вспыхнул я, – даже не так, я есть радость!… и любовь…и… я не знаю даже как это выразить.
– Такое глубинное понимание, осознание себя радостью обрушилось, заполнило и переполнило, что невозможно выразить словами. Лучший способ, и самый удобный способ, это выражать свои чувства светом, его переливами.
– Я знаю!
– Почему тогда спрашиваешь?
– Но ведь тебе сейчас очень непривычно. Поэтому я говорю, чтобы обозначить границы безграничного. Спрашивай ты, я отвечу!
– Но у меня нет вопросов. Мне сейчас так хорошо, что кажется, что я все знаю.
– Да это тоже так, но все же спрашивай.
– Я летал. У меня были крылья, я видел земли и неба. Что все это?
– Показалось, что присутствие улыбнулось:
– Я создал миры, и нет им числа.
– Но как получается, что небо одного – земля другого?
– Слоеный пирог. Так удобнее творить.
– Как происходит творение?
– Простая мысль! Точно так же как и тебе летать. Просто мыслить и утверждать трижды.
– Почему именно трижды, я с этим сталкивался неоднократно и не понял?
– Чтобы не было ошибок. Проверяешь все сотворенное трижды, утверждаешь трижды и только тогда оно воплощается в материи.
– Огненные вихри, почему они несут одним страдания и боль, а другим свет, спасение и вознесение.
– Ты правильно заметил, вознесение. Здесь все зависит от уровня сознания и восприятия. Я создал новый мир, новый слой пирога. Все сущее пришло в движение, ибо все стремится к росту и более комфортным условиям. Те существа, которые были на предыдущем уровне и приняли условия жизни в новом мире, переходят на него в мгновение ока. Те, кто не принял, попадают в худшие условия в своем мире.
– Почему условия становятся хуже?
– Количество энергии для творения конечно. Для созидания более высокого слоя она заимствуется из одного из нижних слоев. Старая игрушка разбирается, а некоторые запчасти используются для новой.
– Но ведь жителям становится плохо.
– Они всегда предупреждаются заранее через таких же жителей-пророков. Сроков достаточно чтобы изменить свой уровень сознания на более высокий, и быть готовыми к переходу. Ноя возьми к примеру.
– Так он что, на самом деле существовал?
– Конечно существовал и ковчег построил, и животных в него собрал как я ему сказал.
– У меня сильное неприятие этого момента возникло. Ведь животные жрут и гадят как прорва. Как он за ними ухаживал? Ведь даже за одной коровой ухаживать сложно, а тут целое стадо.
– Животные были погружены в глубокий транс и все физиологические процессы их организмов были приостановлены на весь срок плавания.
– Ага! Теперь ясно. А вот на том плане, откуда я начал подниматься, я видел обезображенных людей. Они очень страдают и, по непонятной причине, не умирают.
– Смерти не существует. Есть только переход на высший уровень с сохранением осознанности, или при утрате осознания себя, растворение в новом творении в виде строительного материала. Энергия движется по кругу из одного состояния в другое. И движение это не прекратится никогда. Когда приходит срок, все существа, обосновавшиеся на низших уровнях, не сумевшие, или не захотевшие увеличить уровень своей осознанности, расформировываются на энергетические составляющие. А те, кто не умирают, не умирают только потому, что имеют последний шанс совершить скачок сознания, приняв правила.
– Но они живут сейчас как в аду. Как в таких мученических условиях менять свое сознание?
– Ада тоже не существует. Это человеческая выдумка. Но выдумка побуждающая к возвышению и утончению душевной структуры. Любое существо стремится к комфорту и старается избегать ухудшения жизненных условий. Ад – это плохо и низко, рай – это хорошо и высоко. Стремление к лучшему побуждает искать правила, которые как раз и дают возможность перемещения в более высокий план бытия. Правила для вознесения в вашем мире известны всем. Но следовать им стремятся немногие. Здесь камень преткновения именно вашего сознания. Сила привычки, неспособность мыслить методом индивидуальной и независимой пробы, равнение на себе подобных, приводит к попаданию под управление коллективным сознанием. Коллективное сознание подчиняется определенным правилам. Но правила не обязательно правильные и развивающие. Сознание массы редко бывает эволюционным.
– Что касается страданий, то, как раз именно в таких условиях изменить сознание легче всего и совершить переход даже не на соседний, более высокий план бытия, но и на значительно более высокий. Страдание высвобождает огромное количество энергии для квантового скачка. Когда страдает тело, дух бодрствует и имеет больше возможностей настроиться на информационную волну из другого измерения.
– Как определяются сроки?
– Сроков в принципе тоже нет. Как только я заканчиваю построение нового плана, все происходит автоматически. Время существует только на трех самых низких планах. Все остальные миры существуют в пространстве безвременья. В состоянии естьности.
– А почему в мире, где я живу, бытует фраза, что о точном времени «конца света» никто не знает? Ни духи, ни ангелы, а только сам БОГ. Почему эта информация закрыта?
– Секрет только один. Для обеспечения безопасности каждого из планов, моим работникам необходимо убедиться, что правила, которые предлагаются для перехода, человеком приняты и перешли в разряд устойчивой привычки и возврата к прошлому для каждого конкретного существа больше не будет. Разовые возвышенные поступки и яркие мыслеформы некоторым весьма неплохо удаются, а в критических условиях и многим. Но разовости недостаточно для существования в новом мире. Нужно постоянное мировоззрение и реальное восприятие окружающей действительности. Если устойчивость мироосознания не является четкой, то новый мир подвергается риску разрушения даже одним единственным сознанием, которое, будучи моей творящей копией, является творцом собственных жизненных условий.
– А-а-а! Теперь понятно, почему те группы людей, живущих в храмах, совершили переход одновременно. Из-за четко сформированного коллективного сознания.
– В точку!
– А те, которые сейчас страдают, наверное, совершали единичные возвышенные поступки, или когда-то мыслили соответственно иному, более высокому миру и поэтому не подверглись окончательному разрушению.
– Опять в точку!
– Но ведь у них теперь нет побуждающих мотивов для перехода, поскольку правила теперь недоступны.
– А вот здесь ошибка! Я постоянно посылаю своих сыновей и дочерей даже в самые нижние слои бытия, чтобы они предоставили шанс любому, даже самому неразвитому существу. Выход есть всегда и ГЛАГОЛ звучит постоянно. Нужно только открыть глаза и уши, или сердце. Но и этого мало. Нужно постоянное усилие в изменении себя. А вот в этом уже никто не поможет. Это достижение личности. Еще один выход в создании коллективной матрицы сознания. Когда количество энергии аккумулированной в общей мыслеформе достигает определенного уровня, она воплощается в материи. Те храмы, которые ты видел, создавал не совсем я. Это духовные построения, обретшие физическую форму именно тех конгрегаций, члены которых в них сейчас и обитают.
– А как понять твое высказывание - «не совсем я»?
– Дело в том, что все есть я. Каждый квант энергии, каждый атом любого физического образования, каждый электрон, нейтрон или позитрон, каждое все, что кто либо может как либо назвать, все есть я, и все есть внутри меня в равной степени как я есть внутри всего сущего. Я являюсь творцом и творением в одинаковой степени. Я являюсь игрой и игроком играющим в игру на каждом из планов. Жители планов играют в игры создаваемые ими, а в создаваемых ими играх есть внутренние игры, в которые играют игроки в свои игры. Но я присутствую во всех играх одновременно и наслаждаюсь процессом игры. Там где существа прекращают играть, там возникает страдание, которое является радостной игрой для других, менее развитых существ. Рай для одних является адом для других и наоборот.
– А что существует за пределами миров?
– За пределами миров существую Я. А сейчас и ты тоже.
– Нет, я не про это спрашиваю. Что существует за пределами тебя?
– Ничего не существует.
– Не понимаю.
– Но ведь ты не понимаешь даже каким образом произошел световой переход из самого нижнего уровня, а пытаешься оперировать теми же самыми ограниченными понятиями для квалификации меня. Проще всего тебе будет пройти путь духовной эволюции с того места, где ты находишься, до этого самого места. Вот тогда и поговорим на эту интересную тему. Тогда у тебя будет и знание и необходимое количество энергии. Но одно я тебе скажу, после того как ты станешь мной в полной мере, ты можешь стать самостоятельным творцом своих собственных миров со своими собственными играми. Но тебе уже пора возвращаться обратно.
– До свидания сын мой! Я люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя отец!