«Летать? Это просто… вот я
на земле, и вот я в воздухе!
Вот снова на земле, снова в
воздухе и… Эй, какая сволочь
отключила электромагнит?!!»
Дэвид Копперфильд
Я взглянул на дневник: обычная тетрадь с пружинкой, ничего особенно выдающегося - формата А4, с надписью «Аква» и соответствующими сине-зелёными разводами на обложке из плотной плохой бумаги. Мда. Когда только наши научатся делать нормальные канцтовары?
Я снова подумал о Феде и том, как этот дневник попал ко мне. Собственно, и не дневник даже, а так, записки сумасшедшего – ни дат, ни дней недели – ничего. Только редкие рисунки на полях. Так мне сказали в милиции. Федя… что же с тобой произошло? Вроде бы всё было нормально, ты был весёлый, жизнерадостный… и вдруг такое! Нет, ну вы представляете, а? В один прекрасный (не такой уж и прекрасный, конечно, это так, фигура речи) день мой лучший друг Федька Горелов появляется на балконе своей квартиры на шестом этаже в одних только тренировочных штанах и кричит во двор: «Эй, народ! Я пошёл, а вы Сашке скажите, чтобы дневник мой себе забрал, и попросите за меня перед ним прощения – не подождал я его!» - и с этими словами… прыгает через перила, но не падает, как ни странно, вниз, а идёт по воздуху и растворяется прямо на глазах почтеннейшей публики.
Видело сие человек двадцать, и причём все - одно и то же! На сговор не похоже – люди совершенно разные и подчас довольно враждебно друг к другу относящиеся. Нет, были, конечно, кое-какие различия в рассказах, как-то: один паренёк говорил, что будто бы около головы Феди был нимб, и он ярко светился голубым, как неоновый; другой, наоборот, говорил, что ничего вокруг головы не было, а будто бы он (Федька) весь светился, с головы до пят; дворовая сплетница Зинаида Андреевна утверждала, что никакого света не было вообще, а только когда Горелов растворялся, почудилась ей будто на мгновение открывшаяся перед ним прямо в воздухе чёрная труба, которая, как Федьку засосала, сразу исчезла. Но это что касается мелочей. А по существу никаких различий не было: вышел на балкон, попрощался, перепрыгнул через перила, пошёл по воздуху и растворился. Мистика!
Вы не верите! Я тоже не верил, и милиция… но двадцать свидетелей, говорящих одно и то же! Нас всех потом в отделение вызывали – и тех, кто видел чудо, и тех, кто вообще Федьку знал. Меня так целых семь раз – он же про меня говорил, чтобы мне дневник отдали! Его и отдали. Спустя три месяца, когда закончилось расследование. Так прямо и сказали: «Забери этот дневник чёртов, а то проку от него всё равно как от козла молока… человек был? Был! А где он сейчас? Непонятно… В воздухе он растворился, человек этот… а в дневнике вообще ничего не понять – каракули. И вообще – чушь какая-то. Мистика-пофигистика.»
Ну я его и забрал. И держу вот сейчас в руках. Три месяца… решает это время что-нибудь или нет? В другой ситуации, в другое время, я бы точно сказал: не решает – человек-то уже мёртв! А Федька не мёртв – растворился…
Открыть или не открыть? А то, как знать, может и я испарюсь? А, ладно… всё равно когда-нибудь придётся. В смысле открыть, а не испариться, конечно. Хотя... И вообще – как же я его не открою, если Федька хотел этого? Я хочу сказать, он же был моим лучшим другом. Куда он – туда и я. Что я – то и он. Как он – так и я. Надо открыть. Да и вообще – что там такого страшного может быть? В милиции же открывали, ничего с ними не случилось, а со мной прямо сейчас случится!
Инок
Snaky