Сергей дорогого гостя принял с радостью. Тут же на журнальном столике появились чашки с хлебом, блинами, маслом и вареньем, огромные литровые кружки с чаем и фарфоровый чайник. Беседа предполагалась долгой.
Разлив в кружки чай, и расставив чашки на столе, Сергей уселся к глубокое кресло:
- Ну давай, рассказывай.
- Да чего рассказывать, нормально пока. Только вот с теорией плоховато. Что-то я в последнее время перечитал несколько брошюрок, и они слишком уж мне показались простыми, словно для дураков. Все ругают жидов, ругают, а как, да что – непонятно.
- Да, эти брошюрки издавались специально для неподготовленного читателя, который впервые знакомится с еврейским заговором. Это нормально. А ты уже этот возраст перерос. Тебе нужно уже выше идти, и читать совсем другие книги.
- Какие?
- Ну вот, например, «Князь мира сего», «Имя мое легион». Ты слышал о них что-нибудь?
- Нет.
- Или вот, например, «Мертвую воду» нужно читать.
- А это что такое?
- Это новая философская концепция. Та философия, которую мы в университете учим, это ведь еврейская премудрость, написанная для шабес-гоев. Пустопорожний брех, пустая и никчемная философия, как раз пригодная для заполнения и занятия гойских мозгов. А евреи для себя свою философию создают.
- А какую философию, ты знаешь?
- Мне бы самому узнать. Но и у нас есть своя, закрытая философия, так сказать, для посвященных кругов. Вот это и есть «Мертвая вода». Я сейчас пишу книгу о теории национал-патриотизма. Большую книгу. Пока, правда, до большой книги дело еще не дошло, но вот кое-какие заметочки об истории движения и опыте борьбы у меня уже есть.
Сергей порылся в ящике письменного стола, и извлек оттуда маленькую самодельную книжечку, напечатанную на пишущей машинке. Книжка эта называлась "К технологии государственного строительства". Сергей спросил:
- Хочешь, кое-что тебе зачитаю.
- Давай.
Сергей стал читать Саше отрывки из этого своего произведения:
- Вот слушай, что я написал: “Если бы дело состояло только в оружии, только в вооруженном выступлении, то не стоило бы и огород городить. Герои в России не перевелись, а оружие сейчас достать не проблема; оно продается оптом и в розницу. Тем более, что вооруженное выступление уже было - в октябре 1993 года, только оно закончилось поражением.
Для того, чтобы понять в чем дело, посмотрим на ту самую “революцию” 1993 года. Тогда за Ельциным стоял мощный государственный аппарат, укомплектованный подобранными и опытными людьми; за ним стояли хорошо вооруженные войска, средства массовой информации, причем не только российские. Все это обеспечило большой конфликтный потенциал. К этому следует добавить еще и свободу маневра, как военного, так и политического, обусловленного его высоким положением».
- Погоди, погоди, ты это о чем говоришь? – перебил Сергея Саша.
- Да о перевороте октября 1993 года. Ты что ли, не знаешь? Это когда из танков по Белому Дому стреляли.
- А-а-а! Помню, помню, конечно. Сам по телевизору смотрел.
- Так вот, - продолжил Сергей: - «Против этой силы защитниками Белого Дома было противопоставлено 193 автомата, 14 национально-патриотических газет, выходивших тогда тиражами около 25,000 экземпляров (“Русское Дело”), да группы немногочисленных, разнородных и крайне разрозненных национал-патриотов. К этому следует добавить полную безгласность во время конфликта и отсутствие поддержки не то что в России, но и даже в Москве. Вся “революция” произошла в пределах Садового Кольца.
Случилось то, что должно было случиться. При таких соотношениях сил у защитников Белого Дома не было никакой возможности победить, да и к победе, похоже, А. Руцкой и Р. Хасбулатов не особенно то и стремились. Ничего, кроме бесполезных жертв, это столкновение вызвать не могло.
Назовем главные причины провала. Во-первых, у руководителей обороны не было, судя по их действиям, никакого плана действия. Не то, чтобы нечеткого, а вообще никакого. Уже слышны голоса возмущения бывших защитников. Как же, был план, был! Хорошо, допустим был. Только победы он не предусматривал. Иначе из 2 тысяч стволов раздали бы не 193 автомата… Во-вторых, оппозиция оказалась безголосой во время конфликта. Информация о событиях поступала не из Белого Дома, а от зарубежных корреспондентов. 14 октября 1993 года Ельцин закрепил информационную победу, закрыв все национально-патриотические газеты (центральные). По моим данным, возобновили работу 5 из 14 запрещенных газет. В-третьих, защитники не выставили серьезных вооруженных сил. Добровольцев, вставших на защиту, нельзя назвать серьезной силой ни по вооружению, ни по организации, ни по руководству. В-четвертых, оппозиция не собрала достаточно широкой массовой поддержки. О выступлениях в поддержку парламента в регионах России, что-то слышно не было, вероятнее всего их и не произошло. А теперь зададим вопрос. Как в таких условиях и с такими силами можно было победить?".
Саша сидел молча, прихлебывая уже подстывший чай, и слушая немного взволнованный голос Сергея, видно впервые читающего свое творение. Сергей же откашлялся, выпил немного подостывшего чая, и спросил:
- Ну как тебе?
- Да так, ничего. Ты знаешь, Серега, я плохо разбираюсь. Не знаю. Наверное, хорошо, - и, помолчав, добавил: - Слушай, Сергей. Ты, конечно, все хорошо говоришь, но я все-таки не понимаю. Вот ты только что говорил о том, что Хасбулатов и Руцкой к победе не стремились. Но я не понимаю, почему они к ней не стремились, не могу понять. Они же ведь - тоже патриоты.
Сергей задумался, нахмурился, и вроде бы понял, о чем идет речь:
- А ты и не можешь понять, - сказал он в ответ: - Вот об этом и написано в «Князе мира сего». Патриот патриоту – рознь!
Сергей снова полез в шкаф с книгами. Снова стал копаться в рядах книг, переворачивать, вытаскивать и снова ставить на место. наконец, после нескольких минут поиска, он нашел, и аккуратно, из-за третьего ряда книг, извлек тщательно спрятанную небольшую книжку коричневого цвета, с большой пятиконечной звездой на обложке и черными литерами "Князь мира сего". Вверху обложки стояла фамилия автора - Григорий Климов. Саше ни название книги, ни фамилия автора ничего не говорила.
Когда Сергей достал эту книгу, он прямо весь просиял, словно достал свою Библию. Он осторожно положил ее на стол, и открыл на середине. Книга была старой и сильно зачитанной. Простая, склеенная книга уже стала распадаться на отдельные листы. Обложка уже отваливалась от книжного блока. Сергей листал страницу за страницей, ища какое-то место:
- Вот, нашел. Слушай: "В качестве профессора социологии Максим руководил каким-то чрезвычайно засекреченным Научно-исследовательским институтом НКВД, где у всех научных сотрудников из-под белых халатов, как хвост у черта, выглядывали малиновые петлицы НКВД. Одновременно Максим был начальником какого-то оперативного отдела НКВД, где теоретическая работа его института находила свое практическое применение…".
Сергей перелистнул несколько десятков страниц, и стал читать вслух снова. Только теперь его отрывок стал много больше и длиннее:
- "Так поступил и 13-й отдел НКВД. Чтобы разрешить путаное дело о властелинах человеческих душ, мозговой центр профессора Руднева взял себе на помощь не только одного умного еврея, а целых трех из ранее живших умных евреев. И это даже объяснилось почему. Якобы потому, что корни этого дела нужно искать в Библии и учении апостолов. И это уже своего рода еврейская профессия. И эти три умных еврея, каждый по-своему, как бы продолжают линию библейских апостолов.
Первым апостолом 13-го отдела был профессор Ломброзо, отец научной криминологии, который был знаменитым психиатром и заведовал сумасшедшими домами, где он собирал свои наблюдения…
Идя дальше по этому пути, профессор Ломброзо написал ученую книгу “Политические преступления и преступники”, где он на основании богатого фактического материала доказывал, что большинство политических заговорщиков и революционеров в том случае, если они проигрывают, то попадают на плаху, на виселицу или под расстрел, а если они выигрывают, то становятся вождями, диктаторами, премьерами или президентами, то есть князьями мира сего, но все они в большинстве случаев в принципе те же самые душевнобольные вырожденцы, дегенераты и маньяки.
Двигают ими не любовь к свободе, равенству и братству, о чем они всегда кричат, а маниакальная, болезненная жажда власти, характерная для определенной категории дегенератов. Это некий специальный комплекс власти, у которого есть специальная формула. И если знать эту формулу, то…
Конечно, все это страшно заинтересовало 13-й отдел НКВД. И в особенности таинственная формула власти. Как-никак, но ведь профессора Ломброзо считают отцом научной криминологии.
Вторым апостолом 13-го отдела шел ученик профессора Ломброзо доктор Нордау-Зюдфельд, который нашумел своей книгой “Вырождение”, где он разобрал по косточкам всех властелинов человеческих душ 19 века: Ницше, Шопенгауэра, Толстого, Золя, Флобера, Бодлера, Ибсена и так далее - и пришел к печальному выводу, что с точки зрения медицины все они явные вырожденцы и душевнобольные. От этого открытия доктор Нордау явно волновался. Но властелины душ, хотя и душевнобольные, спокойно сидели на своих пьедесталах.
Третьим апостолом 13-го отдела шел знаменитый доктор Фрейд, отец психоанализа, который доказал, что психические болезни, как правило, связаны с половыми извращениями, и наоборот. А потому, зная одно, можно судить о другом.
Иначе говоря, гениальный Фрейд утверждал, что дьявол дегенерации прячется в двух местах - в голове и в штанах человека. Но в голову человека так просто не заглянешь. А заглянуть ему в штаны гораздо проще. И тогда можно судить, что происходит у него в голове. Но это было как раз то, что и требовалось специалистам 13-го отдела НКВД.
Ведь так можно переловить всех политических преступников. А ну, дядя, снимай-ка штаны! Просто - до гениального. Единственная загвоздка только в том, что в эту ловушку попадут почти все гении".
- Во-о-от! Вот так-то! - торжественно произнес Сергей. Вот поэтому-то Хасбулатов и Руцкой не стремились к победе русских патриотов.
- Все равно не понятно. При чем тут эти-то, психбольные?
- Как причем. Во власти нормальных людей. Туда стремятся только дегенераты, вроде этих, климовских героев. Они лезут туда, отталкивают всех здоровых людей, и заполняют собой все места. А потом, как только оказались у власти, начинают устраивать меж собой войны, революции, в которых истребляются здоровые люди. Вот, как эти: Хасбулатов и Руцкой. Устроили провокацию, втянули, подставили нормальных русских парней под пулеметы такого же дегенерата Ельцина, и сидят, радуются сейчас.
- Слушай, Сергей. Дай эту книгу почитать. Я быстро прочитаю и скоро верну.
- Не-ет, сейчас не дам. Вдруг ты обчитаешься и начнешь на экзамене рассказывать о дегенерации. Пока не дам. Пройдут экзамены, там и прочтешь.
- Слушай, Серега, тебе Анатолий Николаевич никакого задания не давал?
- Нет, а что?
- А мне он поручил следить за Владимиром Александровичем?
- Да-а? А зачем?
- Не знаю. Говорит, мол, последи, будь осторожен.
- Ну и что ты сделал?
- Я что, дурак, за русскими патриотами шпионить? Конечно ему рассказал, что вот, мол, что мне сказали сделать. А он и говорит: «Да, ты не беспокойся, все нормально». И еще рассказал о том, как в РНЕ Анатолий Николаевич забыл на улице пакет с личными делами на баркашовцев.
- Хм, интересно. Ладно.
- Может быть нам с ним прерват работу?
- Да нет, не надо. Зачем? Анатолий Николаевич нормальный мужик. Владимир Александрович тебя, наверное, так проверяет.
- Может быть. Ну ладно, Серега. Мне пора уже. Дела, дела.
Друзья вышли в коридор, и Саша стал обуваться.
- Ну давай, до скорого!
- Давай!
Дверь за Сашей закрылась, и Сергей вернулся обратно в комнату. Лицо его было озабоченное. Он стал одеваться, специально вытягивая время, чтобы выйти из дома незаметно для Саши. Оделся, взял телефонную карту, и выскользнул из квартиры. А на улице почти бегом побежал к ближайшему телефонному аппарату. Быстро вставил карту, набрал номер Анатолия.
В трубке долго звучили длинные гудки. Наконец, трубку взяли:
- Алло, я слушаю!
- Да, здравствуйте, Анатолия Николаевича можно?
- Я у телефона.
- Здравствуйте Анатолий Николаевич.
- Здорово! Дело какое есть?
- Есть. Тут Саша Удалов ко мне заходил. Вы ему давали поручение за Козыровым последить?
- Да, давал, а что?
- Он все ему рассказал.
- Так! Понятно. Спасибо. Все больше?
- Пока все?
- Ладно, пока! Да, скажи ему, чтоб пришел на площадку. Разговор к нему есть.
- Хорошо.
Во дворе старого сталинского дома, где стоят гаражи и находится площадка для сбора антисемитов, стало уже темно, и свет разгоняется только одним фонарем, светящим над площадкой. Владимир Александрович проехал на машине во двор, и завернул в тот самый темный угол, в который обычно он здесь ставил машину. Он заглушил мотор, и на секунду задержался в машине. Из-под куртки он достал большой и тяжелый "Айсберг". Владимир Александрович взвесил на руке тяжелый револьвер, ухмыльнулся, и открыл барабан. Все каморы барабана были заполнены блестящими медно-красными патронами. В нескольких каморах были газовые заряды красного перца, а в остальных были патроны, снаряженные резиновыми пулями. Резиновая пуля, конечно, не свинцовая, но тоже хороша. Она свободно пробивает доску, и сбивает человека с ног намного лучше удара кулаком. Владимир Александрович поставил патрон с пулей под боек револьвера, и сунул пистолет под куртку в кобуру. А если кому-то и резиновой пули окажется мало, то газовый заряд красного перца точно умерит его пыл.
Вчера вечером, когда он сидел на работе, раздался телефонный звонок. Звонил Осадкин, и со срывающимся от злобы голосом начал материть Удалова. Щенок, мол, сволочь, козел. Я, кричал Осадкин, ему еще покажу. Выслушав его долгий и громкий монолог, ничего ему не ответив, Владимир Александрович решыл ехать на встречу, чтобы Анатолий там слишком не разошелся.
Владимир Александрович запер машину, и пошел в сторону площадки. Когда он подходил ко входу на площадку, он увидел подходившего со стороны въезда во двор Сашу. Дело принимало наилучший оборот. Саша и Владимир Александрович поздоровались, и вместе прошли на площадку. Там, кроме них уже стоял Сергей с самым отсутствующим видом, маленький активист со своей неизменной сумкой, и еще человека два антисемитов. Анатолия пока не было.
Потянулось ожидание. Разговор как-то не клеился. Владимир Александрович попытался было вовлечь в разговор Сергея, но тот отделывался только односложными ответами. Так, в напряженном ожидании, тянулись секунды, которые складывались в минуты. Анатолий опаздывал.
Наконец, за гаражами раздались торопливые шаги. В следующую секунду на площадку не вошел, а скорее вбежал с перекошенным от гнева лицом Анатолий. Он был сильно перевозбужден, и начал сразу с пронзительного крика:
- А-а-а! Прише-е-ел! Чего ты там про меня рассказывал?
Вопрос не был обращен конкретно к Саше, или к Владимиру Александровичу, и был задан словно пустоте. Но и тот, и другой, сразу же напряглись в преддверии схватки. Анатолий расслабиться не давал. Он сразу бросился к Саше, и схватил его за куртку:
- Так что ты там про меня рассказывал? - проорал он прямо Саше в лицо.
Владимир Александрович вмешался, отстраняя Анатолия от Саши, и подчеркнуто спокойно сказал:
- Анатолий, не заводись. Давай поговорим спокойно.
- Да пошел ты! - проорал Анатолий: - Пусть этот щ-щ-щенок сначала расскажет, что он там про меня говорил!
Саша молчал. Он не был готов говорить на таких повышенных тонах. События разворачивались молниеносно. Не добившись внятного ответа от Саши, Анатолий немедленно перешел к действиям. Он резко встряхнул Сашу, и с силой толкнул его от себя на стенку гаража. Саша отлетел, ударившись спиной, и немного согнулся, инстинктивно приготовившись обороняться. Анатолий хотел было уже с дальнего размаха, с силой ударить, но тут произошло нечто совсем неожиданное. Владимир Александрович ловко выхватил из-под куртки пистолет, и хладнокровно выстрелил в Анатолия в упор. Грохот выстрела, прозвучавший в ограниченном пространстве площадке, оглушил всех стоящих. Маленький активист со страха забился в угол, накрывшись с головой своей сумкой. Анатолий лежал посредине площадки, согнувшись от резкой боли, и схватывая ртом воздух. Удар резиновой пули, не смертельный, но тем не менее был нешуточным. Владимир Александрович постояв немного, положил пистолет обратно. Посмотрев на Сашу, он сказал ему:
- Пошли.
Владимир Александрович и Саша вышли с площадки, оставив там лежащего, стонущего Анатолия, напуганных антисемитов, и бледного как полотно Сергея. Вышли, пошли сразу к машине, не оглядываясь и никого не ожидая. Сергей в это время стоял над корчащимся Анатолием, размышляя над тем, куда ему метнуться: вслед за ушедшими, или же все-таки остаться здесь. Но, подумав, и пометавшись, он решил остаться здесь. Анатолий тем временем стал подниматься с земли и выпрямляться. Вдруг он, выпрямившись, резким тычком, ударил Сергея в лицо. Сергей опрокинулся, и из его разбитой губы потекла струйка крови.
- Анатолий Николаевич, за что?
- Сам знаешь, за что, - прохрипел Анатолий.
Сергей вытер кровь с губ, и резко вышел с площадки. Анатолий, загибаясь от труднопереносимой боли, закричал ему вслед, что было мочи:
- Давай, давай! Топай вместе с ними! Э-э-эх! Сука!
Сергей, выбежав из-за гаражей, увидел, что Владимир Александрович и Саша садятся в машину. Сергей побежал к ней со всех ног:
- Стойте, стойте, подождите!
- Чего такое?
- Подождите, возьмите и меня с собой.
- Ну садись.
Сергей сел на заднее сиденье, и с облегчением выдохнул. Здесь он в безопасности.
Владимир Александрович через зеркало увидел разбитую губу Сергея:
- Что, он и тебя бил?
- Да.
- А за что?
- Говорит, сам должен знать за что.
- Странно. Анатолий раньше таким спокойным мужиком был. Сколько его знал, всегда был в железобетонном спокойствии. А тут – такое! Что-то с ним произошло, наверное. Я с ним поговорю, когда он успокоится. Он меня послушает. А вы с ним больше не работайте. Хорошо?
- Хорошо, - в один голос ответили друзья.
Пока ехали, у Сергея в голове крутилась мысль: признаться, или не признаться. Крутилась-крутилась, и он решил не признаваться. Авось не узнают. А если признается, то, может, еще хуже будет.