Жить на авось и небось, совсем без плана и твердить при этом всякие несуразные зады – это наш исконный национальный стиль. Это в русском духе… Но, спрашивается, соответствует ли этот старый русский дух, который «твердил зады и врал за двоих», соответствует ли это бесполезное повторение пройденного и давно превзойденного новым, творческому духу русской революции?
С.Г. Струмилин.
План – выражение творчества миллионов строителей социализма. В планировании получается наиболее четкое выражение концентрированной воли рабочего класса, направленности развития промышленных сил Советского Союза.
В.В. Куйбышев.
Нам представляется, что наш перспективный план должен дать не сумму предвидений, а систему экономической политики, то есть систему хозяйственных задач и предуказаний, выраженных в цифрах.
С.Г. Струмилин
Странно видеть, как в России забывается и отбрасывается собственный уникальный национальный опыт. Девяностые годы стали временем торжества американизма в нашей общественной жизни, временем превознесения иностранных образцов. Везде, во всех сферах жизни шла, да и сейчас, проходит ориентация на пресловутый западный опыт, на европейские и американские образцы. Такого не было, наверное, со времен Отечественной войны 1812 года, положившей конец восхищению французской культурой и игнорированию русской.
Нет ничего страшного в том, что активно изучается и используется зарубежный опыт. Право, жить чужой головой не вредно. Есть поговорка, что дураки учатся на собственных ошибках, а умные учатся на чужих. По тому, насколько у нас распространено использование западного опыта, можно сделать вывод, что Россия – это страна умных.
Однако слишком сильное увлечение иностранным опытом привело к тому, что был забыт собственный, русский и советский опыт. Забыт совершенно неправомерно: во-первых, потому, что мы шли во многом отличными от западных стран путями и пробовали явно не западные способы развития; а, во-вторых, потому что за него была заплачена слишком высокая цена. Трудно сказать, сколько точно, но речь идет о миллионах человек, которые принесли свои жизни в жертву этому уникальному опыту. Его мы не имеем права забывать хотя бы в силу долга памяти перед теми, кто пожертвовал своими жизнями. Если мы будем помнить их дела, значит, их жизнь прошла не зря.
Одной из сторон уникального российского опыта заключается в экономическом планировании. Наша страна пошла по этому пути раньше всех, раньше всех добилась на этом поприще выдающихся успехов, и раньше всех испробовала трудности планируемой экономики. Ни одна другая страна, даже из числа стран бывшего социалистического лагеря, пытавшиеся тоже построить планируемую экономику по советскому образцу, не имеют того опыта планирования, который был накоплен в Советском Союзе.
В чем суть экономического планирования, если ее выразить в двух словах? Суть в том, что план – это инструмент решения сложных и затратных экономических задач. Если, например, нужно резко поднять производство металла, то без плана строительства металлургических предприятий, без плана капитальных вложений, без плана роста выплавки и производительности никак не обойтись. То же самое, если, например, есть задача развития транспортной системы. Можно привести еще множество других примеров применения планирования.
План выделяет из остальной экономики часть средств, часть национального продукта и направляет ее на цели развития всей экономики в целом. Если так можно выразиться, то план создает «сектор роста», который потом, по выполнении планового задания, интегрируется в структуру экономики. Планирование возможно как на уровне одного, отдельного взятого, предприятия, так и на уровне административных единиц, на уровне государства в целом. Думаю, что при определенных условиях, возможно использование экономического планирования в масштабе всего мира.
Думаю, что именно применение планирования в вышеописанном смысле, позволит сдвинуть с места проблемы бедности, недостаточного развития, проблемы «третьего мира». То, что сегодня делается под флагом решения этих проблем, развитием точно не является. Идет время, говорятся речи, тратятся длинные доллары и евро, а проблема как стояла, так и стоит на месте.
В Советском Союзе после войны экономисты-теоретики все пытались создать «теорию планирования». Потратили на это дело много государственных средств, бумаги, чернил и типографской краски, но к результату так и не пришли. Теории так и не получилось. Основные положения были просты и очевидны, а усложнить их, сделать «научными», так и не получалось. Из всей затеи ничего, кроме конфуза, не вышло.
Так, думаю, получилось оттого, что советское экономическое планирование не было продуктом ума теоретика. Его не выдумывали и не высиживали, как многие теории и концепции. Планирование родилось из практической деятельности, на практике и под диктатом практики. Только что образованная Советская Республика попала в очень сложное положение, окруженная кольцом фронтов, отрезанная от источников сырья и продовольствия, с разрушенной и истощенной промышленностью. Такое критическое положение заставило первых советских хозяйственников взяться за решение таких задач, какие никто и никогда в мире не решал. В ходе этой работы, путем проб и ошибок, и родилось это самое советское планирование.
Для того чтобы постигнуть суть советского экономического планирования, нужно пойти по тому же пути: излагая историю появления, борьбы за план и за методику плана, историю побед и поражений плановиков. Лишь из этого подхода родится понимание сути опыта советского планирования.
Итак, это явление родилось как инструмент решения сложных хозяйственных, экономических задач. Впоследствии партия большевиков и советское правительство часто прибегало к этому методу для разрешения своих затруднений. С помощью планирования И.В. Сталин осуществил грандиозный прыжок в развитии Советского Союза, когда страна поднялась, образно говоря, «от сохи до ядерной бомбы».
Планирование стало одной из опор советской экономики. Первоначально среднеразвитая страна, опираясь на рациональное, разумное и планирование использование своих небольших внутренних ресурсов, выходила в мировые лидеры. В 1925 году И.В. Сталин на XIV съезде ВКП (б) говорил о необходимости превратить СССР из страны, ввозящей машины, в страну, вывозящую машины. В 1934 году это свершилось. СССР стал экспортером машин и промышленного оборудования.
Опираясь на планирование, советское хозяйственное руководство смогло перевооружить промышленность новой, высокопродуктивной техникой, освоить сложнейшие и самые современные технологии, и выйти в самые короткие сроки в мировые лидеры в промышленном производстве. Планирование позволило советским людям проявить свои таланты в деле строительства простой и надежной техники, в крупной промышленности. Планирование сыграло решающую роль в создание крупной и мощной оборонной промышленности, и в создании мощной армии.
С помощью плана Советский Союз мог не только перевооружать свою промышленность, внедрять новые технологии и осваивать технические новинки, и, но и осваивать отдаленные и неосвоенные территории Урала, Сибири и Дальнего Востока. До 1929 года за Уралом было только одно крупное предприятие – Омский металлический трест, производивший косы, серпы и плуги. После 1929 года в Сибири появились крупные металлургические и машиностроительные предприятия, новые железные дороги, большие города, населенные сотнями тысяч человек, целые индустриальные комплексы. Все это – заслуга экономического планирования. Эти индустриальные комплексы обошлись очень дорого, и ни один капиталист не решился бы вкладывать свои средства в их развитие. Планирование, сфокусировавшее на этой задаче колоссальные средства, сделало возможным появление сибирской промышленности.
Россия отличалась от остальных стран своими огромными размерами и слабой освоенностью территории. Большая часть территории лежит в зоне сурового климата, с холодными и снежными зимами. Треть территории России находится в зоне вечной мерзлоты. Большие пространства, многоводные и быстрые реки, леса, болота, тундра. Мало поселков, городов и дорог, мало населения. Есть огромные природные богатства, но до этих богатств еще нужно доехать и доплыть, их нужно добыть и переработать. До сих пор значительная часть природных ресурсов России лежит в очень труднодоступных местах, куда еще нужно тянуть дороги и трубопроводы, где нужно строить города и заводы.
Россия всегда, в силу своей огромности и неосвоенности, нуждалась в особых методах развития. Первая причина такой необходимости – это потребность в колоссальных средствах для развития. Красноярский край, к примеру, вмещает территорию четырех Франций. Но это не та Франция, хорошо обустроенная еще с римских времен. Это, в большинстве своем, глухая тайга, высокие горы и кряжи, пересекаемые большими и полноводными реками. Выше 60-й параллели – лесотундра и тундра, с вечной мерзлотой, снегами, зимними буранами при сильном морозе. Дикое плато Путорана, поражающее нагромождением скал и тайги. Места негостеприимные. Поэтому нашим «франциям» нужно раз в сто больше средств, чем нужно было для развития настоящей Франции.
Вторая причина состоит в том, что для одновременного освоения всей страны никогда бы не хватило никаких средств. Даже если собрать все ценности, какие только были на территории России за всю ее длинную историю, их все равно не хватит для того, чтобы сделать Россию во всех ее уголках одинаково обжитой и устроенной. Поэтому, всегда приходится что-то выбирать, чему-то отдавать приоритет.
К сожалению, при всех своих преимуществах, капиталистическая система хозяйствования не в состоянии добиться полноценного развития России. Она, скорее всего, будет брать наиболее доступные ресурсы, строить в наиболее пригодных местах, оставляя проблему глубокого и всестороннего освоения нерешенной. Развивать ее, включая Сибирь и Север, можно только с помощью плана, аккумулируя средства и направляя ее на наиболее важные «сектора роста».
Третья причина, заключает в том, что весь остальной мир, в целом, не очень-то заинтересован в развитии России, особенно ее труднодоступных уголков. В мире есть еще множество богатых мест, находящихся гораздо ближе к экватору, и до которых гораздо легче добраться. На ближайшую сотню лет, это как минимум, проблема развития севера Евразии будет сугубо российской проблемой. И решаться она будет за счет, в первую очередь, российских средств.
И здесь планирование показывает свои преимущества. План позволяет собрать в единый фонд, сконцентрировать те сравнительно небольшие средства, которые можно собрать в России, и бросить их на решение сложных проблем с максимально возможной эффективностью.
Итак, вот преимущества планирования, впервые опробованного в Советском Союзе. Думаю, что этот уникальный опыт никак не следует забывать и отбрасывать. Он должен послужить делу дальнейшего развития, как России, так и всего мира. Слово - истории советского экономического планирования.
Глава первая.
«Третью неделю «будем посмотреть».
Историки советской экономики не называют дату рождения планирования. Просмотрев множество трудов, мне так и не удалось найти какого-то одного, определенного события, принимаемого за начало советского планирования. Большинство исследователей сошлось на такой точке зрения: начало советского планирования отсчитывать от образования Госплана РСФСР, то есть от 21 февраля 1921 года.
С первого взгляда, точка зрения простая и понятная. Но, однако, она оставляет ряд вопросов. Общеизвестно, что Госплан возник в результате продолжения работы над большим перспективным планом государственной электрификации. Как, в таком случае, определить значение самого плана «ГОЭЛРО»?
С другой стороны, элементы планирования применялись еще до разработки самого плана «ГОЭЛРО», и эти факты относятся к 1918 году, точнее, к марту 1918 года. Понятно, что работы Госплана начались не с «чистого листа», а опирались на уже накопленный опыт работы. И неясно, как определить значение этих, самых ранних и первых, работ в области планирования?
Неясным остается также и то, какие были предпосылки для возникновения самого планирования как такового. Общепринятая версия на эти вопросы ответов не дает.
Если кратко описать отличную от общепринятой версию возникновения и развития экономического планирования, то она будет выглядеть следующим образом: теоретические основы плана были разработаны еще до революции. Ленинское правительство в марте 1918 года приступило, под давлением необходимости организации хозяйства страны, к первым плановым работам, но в широком масштабе планирование стало применяться для решения народнохозяйственных задач со времени составления плана «ГОЭЛРО». Уже, в качестве закрепления этого процесса, был образован Госплана РСФСР.
Планирование берет свое начало с трудов двух экономистов: русского профессора В.И. Гриневецкого, и немецкого профессора Карла Баллода. Владимир Иванович Гриневецкий написал и издал в 1916 году книгу «Послевоенные перспективы русской промышленности», в которой он попытался обрисовать состояние и развитие русской промышленности после окончания войны. Он, по существу, создал первый развернутый перспективный план, обрисовав необходимые условия для достижения определенного уровня производства на имеющихся мощностях. Гриневецкий не пережил революции. Он умер от голода в Харькове в конце 1919 года, и не узнал, что его идеям было уготовано блестящее будущее.
Профессор Карл Баллод был социал-демократом, и написал книгу «Государство будущего. Производство и потребление в социалистическом хозяйстве», где сделал попытку показать трансформацию капиталистической Германии из ее современного состояния в социалистическое общество, и описать сам социализм. Особенно много Баллод работал над преобразованием сельского хозяйства. Книга вышла небольшим тиражом в 1918 году в Германии. Ленин и его товарищи, несмотря на все идеологические расхождения с социал-демократией, заметили эту книгу, перевели ее на русский язык, и в Советской России она выдержала два издания, в 1920 и в 1922 годах.
Эти две книги стали теоретическими источниками хозяйственного планирования в СССР.
Кроме этого была еще область также связанная, в известной степени, с планированием. До революции разрабатывались проекты электрификации Петроградского промышленного района. Ранее петербургская промышленность: тяжелое машиностроение, судостроение, производство вооружения, высококачественных сталей, самолетов, автомобилей, работала на привозном английском угле. Было гораздо легче везти уголь из Англии, чем из Донецка. Перевозка угля морем стоила дешевле, чем по железной дороге. Но, с началом войны, поставки английского угля прекратились, и всю петербургскую промышленность перевели на донецкий уголь. Он доставлялся по железной дороге, пробегая до 2 тысяч километров, прежде чем попадал к месту назначения. Из-за низкой пропускной способности магистралей, топлива стало ощутимо не хватать, и стали разрабатываться проекты строительства электростанций на карельских реках для обеспечения Петрограда электроэнергией.
Аналогичное положение было и в Московском районе, где также было сосредоточено много крупных предприятий. Здесь тоже главным топливом был донецкий уголь. В Москве разрабатывались проекты тепловых электростанций для московского промышленного района на основе бурых подмосковных углей и подмосковных торфяников.
Разработка этих проектов требовала больших капиталовложений, большого объема строительных работ и требовала составления плана электрификации.
Вот из этих трех источников в 1918 году стало формироваться советское экономическое планирование. Как мы видим, оба этих источника были связаны не с теоретическими разработками, а с попытками решения конкретных экономических задач.
Первоначально, сразу после формирования первого советского правительства, В.И. Ленин не имел сколь-нибудь разработанного плана экономических мер. Это показывает резолюция VI съезда РСДРП (б) «Об экономическом положении», которая составлена в общих фразах, и говорит о катастрофическом положении в стране. Первые советские хозяйственные инициативы, принятые в ноябре 1917 – марте 1918 года, не были большевистскими по происхождению. Идею создания Высшего Совета народного хозяйства, ВСНХ, предложил Центральный совет фабрично-заводских комитетов Петрограда. К проведению национализации подтолкнули рабочие Ликинской текстильной мануфактуры, столкнувшиеся с тяжелым положением своего предприятия.
Положение кардинально изменилось в марте 1918 года, после подписания Брестского мира. По условиям мирного договора, к Германии отходили самые важные промышленные области России: Донецкий район, с мощной угольной промышленностью и черной металлургией, Криворожский район с богатыми железорудными и марганцевыми месторождениями, наиболее плодородные области Украины и Юга России. Занятие немецкими войсками Нарвы отрезало Петроград от единственного источника топлива, находившегося неподалеку, - месторождения горючих сланцев. Положение русской промышленности, лишенной источников важнейшего промышленного сырья: угля и чугуна, стало критическим. Имевшийся запас сырья и топлива позволял продержаться некоторое время, но уже к лету 1918 года он должен был иссякнуть.
Немецкая оккупация и начавшиеся бои с первыми белогвардейскими отрядами на Юге, заставили Ленина по-другому взглянуть на задачу управления народным хозяйством. 11 марта 1918 года, в поезде, по дороге в Москву, Ленин пишет статью «Главная задача наших дней», с тезисами о новой хозяйственной политике. Он утверждает о необходимости скорейшего развертывания производства вооружения. До этого ленинское правительство проводило политику разоружения, демобилизации армии. Вспыхнувшие на Юге России бои и оккупация немцами Украины заставили Ленина пересмотреть политику своего правительства.
Разрабатываются планы электростроительства, развертывания научных исследований с целью выявления новых запасов руд и топлива, начинается работа по сбору и привлечению к решению военно-хозяйственных задач научных кадров. Проводится все более масштабная национализация предприятий, завершившаяся национализацией всей крупной промышленности. Национализация сосредоточила в руках хозяйственников ВСНХ 35% всех предприятий страны, преимущественно крупных, с большой производственной мощностью.
К конкретной работе по вооружению образованной декретом от 15 января 1918 года Красной армии немедленно подключаются военные предприятия. Еще 18 февраля 1918 года Тульскому металлическому заводу был выдан первый заказ на изготовление винтовок и частей к ним[1]. В середине марта военные заказы были размещены на других военных металлических заводах.
После переезда Совнаркома и всех главных советских органов в Москву, началась работа по организации хозяйства страны на новой основе. В это время уже шли ожесточенные бои на Дону, как раз в районе сосредоточения угольной и металлургической промышленности. Уголь и чугун достались немцам и белогвардейцам. Подвоз угля и металла сначала резко сократился, а потом прекратился вовсе.
В руках большевиков в марте 1918 года была почти вся машиностроительная индустрия страны, сосредоточенная в Петербурге и Москве, а также металлургический район Урала. Еще сохранялась связь с Бакинским районом, который был в то время основным источником нефти. Напряженнее всего было положение с углем, запасов которого было очень мало, а подвоз прекратился.
В середине марта 1918 года в Президиуме ВСНХ был заслушан доклад Ю. Ларина, председателя Комитета хозяйственной политики ВСНХ, о поднятии добычи угля. Ларин предлагал простое решение угольной проблемы. На востоке страны есть большой угольный бассейн в Кузнецкой котловине. Рядом есть железная дорога. Нужно было наладить добычу угля в Кузнецком районе и снабжение им уральских металлургических заводов и заводов Центральной России[2] . Президиум ВСНХ эту идею одобрил, и постановил вынести ее на обсуждение Съезда совнархозов в мае 1918 года. 1-й Съезд совнархозов идею Ларина одобрил, и уже в конце мая 1918 года ВСНХ выдал заказ на проектирование добычи угля группе инженеров. Они должны были подготовить проект комбината, транспортную схему, проекты шахт и рудников, погрузочных дворов и подсчитать смету затрат[3] .
Нехватка топлива в Петрограде, заставила большевиков также обратить внимание на старые проекты электрификации промышленности города и района. Эти проекты были разработаны в начале 1916 года группой петроградских промышленников во главе с Литвиновым-Фалинским, управляющим Департаментом промышленности Министерства торговли и промышленности[4] . 18 марта 1918 года Электротехнический отдел ВСНХ и Комитет хозяйственной политики ВСНХ подготовили и утвердили программу электростроительства, включающую в себя Волховскую, 1-ю Свирьскую, 2-ю Свирьскую гидростанции, Шатурскую станцию на торфе и силовую установку в Богородске. Ленин присутствовал на заседании и участвовал в обсуждении проектов[5] . Он уделил огромное внимание этому вопросу. Электрификация сулила большой выигрыш – отказ от поставок донецкого угля в Петроград.
Таким образом, уже в марте 1918 года были сделаны первые шаги в деле широкомасштабного хозяйственного планирования. Выдвинуты проекты строительства Урало-Кузнецкого комбината и каскада гидроэлектростанций в районе Петрограда и начаты изыскательские и проектировочные работы. В то время, план развития добычи угля в Кузнецкой котловине и строительства гидростанций был равнозначен планам развития целых отраслей хозяйства.
Однако эти планы полностью выполнены не были. Проект развития угледобычи в Кузнецке был отложен из-за чрезмерной дороговизны и начавшейся в Сибири войны. А строительство гидростанций под Петроградом было начато только на Волховской и 1-й Свирской станциях и завершено уже после Гражданской войны. До 1921 года удалось провести только подготовительные работы.
В ход хозяйственных работ постоянно вносило свои коррективы положение на фронте. Поскольку в Добровольческой армии оказались лучшие генералы и офицеры бывшей Русской армии, имевшие отличную выучку и опыт боев, то Ленин мог рассчитывать только на численный перевес своей армии. В июне 1918 года против 9 тысяч штыков Добровольческой армии на Северном Кавказе было сосредоточено около 100 тысяч штыков Красной армии, с подавляющим превосходством в артиллерии. Но в ходе боев в июле-августе 1918 года эта войсковая группировка красных была полностью разгромлена. Восстание чехословацкого корпуса в Сибири и на Урале отрезало от Советской республики последний крупный сырьевой район. Подвоз чугуна с Урала прекратился.
В Советской республике начались массовые и масштабные мобилизации в армию. В сентябре 1918 года в Красной армии насчитывалось 600 тысяч человек, а в декабре 1918 года уже 2 млн. 116 тысяч[6] . Вооруженные силы возросли вчетверо за каких-то полгода! Быстрый рост вооруженных сил поставил перед Совнаркомом и ВСНХ нелегкую задачу: одеть, обуть, вооружить и снабдить продовольствием такую огромную армию. При условии резкого сокращения запасов сырья и продовольствия, решение такой задачи упиралось в необходимости жесткого, планового распределения всех ресурсов.
16 августа 1918 года, в день взятия Екатеринодара добровольцами, появилось сразу несколько новых военно-хозяйственных органов. Совнарком принял решение о создании в ВСНХ Чрезвычайной комиссии по производству предметов военного снаряжения. Во главе ее встал Леонид Красин[7] . Эта комиссия провела быструю и тщательную ревизию всего имеющегося на территории Советской республики производства, запасов промышленного сырья, топлива и составила план организации военного производства.
В этот же день Совнарком принял еще одно решение – создать в ВСНХ Научно-технический отдел с Экспертным бюро по делам изобретений. Научно-технический отдел должен был развернуть масштабные исследования для нужд производства и армии. Перед ними были поставлены первоочередные задачи – организовать производство бензина, производство синтетического каучука, произвести геологические изыскания на предмет отыскания новых залежей полезных ископаемых на территории Республики, подконтрольной большевикам. Экспертное бюро должно было проводить экспертизу всех изобретений, и немедленно внедрять те, которые обещали результат.
Массовое производство вооружения потребовало мобилизации всех запасов металла. 27 августа 1918 года Совнарком принимает декрет о распределении металла. Отныне распоряжение запасами металла – дело государственных органов, и запасы распределяются только на первоочередные производственные заказы.
Военные заводы были загружены производством до предела возможностей. О том, насколько напряженным было производство на военных заводов, говорят данные Главного артиллерийского управления. Во втором полугодии 1918 года, то есть за июль-декабрь, Красная армия получила 2500 орудий (в два раза больше, чем получено из арсеналов Русской армии) и 4, 5 млн. снарядов к ним. 900 тысяч винтовок (в три раза больше, чем получено из старых арсеналов), 8 тысяч пулеметов, 75, 5 тысяч револьверов, а также 500 млн. винтовочных, 1,5 млн. револьверных патронов и 1 млн. ручных гранат. Произведенное только за 1918 год в два раза превышало тот арсенал, который удалось собрать после роспуска Русской армии! К этому можно добавить еще 2,5 млн. шинелей и 4,5 млн. пар обуви, произведенных за тот же 1918 год[8] .
Зимой 1918/19 года, сформировав новые части, командование Красной армии запланировало разгром Добровольческой и Донской армий. Но в ходе ожесточенных боев, белым удалось сильно потрепать 10-ю армию, оборонявшую Царицын и разгромить Таманскую армию. Красным в начале января 1919 года удалось нанести серьезный урон Донской армии. Но белые разгадали замысел командования 11-ю и 12-ю армий и нанесли им сокрушительное поражение. Эти две армии были полностью разгромлены.
Зимний разгром 1919 года привел к тому, что от Советской республики оказались, отрезаны все сырьевые районы. Запасы сырья, которые были на заводах, оказались исчерпанными осенью и зимой 1918 года, когда военное производство достигло одного из пиков за Гражданскую войну. Уже в январе-феврале 1919 года началось падение уровня производства винтовок и патронов.
Зимой 1918/19 года начался новый этап военно-хозяйственного строительства. Ленин твердо выбрал единственно доступный для него метод преодоления крупных поражений: заниматься созданием все новых и новых сил, созданием и вооружением новых дивизий. В конце ноября 1918 года Ленин решает централизовать управление военно-хозяйственными делами в еще одном верховном, надправительственном органе, не связанном формальностями. Рождается Совет рабоче-крестьянской обороны, или Совет Труда и Обороны (СТО), куда входили представители важнейших советских органов, что позволяло быстро и оперативно решать все встающие вопросы.
1 декабря 1918 года Совет Труда и Обороны собрался на свое первое заседание. В повестке дня были вопросы продовольственного снабжения, снабжения топливом, вопросы транспорта и учет военного имущества. Это был новый шаг в развитии хозяйственного планирования. Составлением хозяйственных планов стали заниматься верховные партийные и государственные органы.
В конце 1918 – начале 1919 года советские органы произвели подсчет оставшегося у них имущества и производственных возможностей. Была проведена промышленная перепись, охватившая 31 губернию, оставшуюся под контролем большевиков. В руках большевиков осталось 100% текстильного, менее 50% пищевого, 50% металлообрабатывающего, 50% химического производств.
Хозяйственное руководство, несмотря на тяжелое положение в промышленности, развернуло огромную активность. Весной 1919 года, в силу невозможности расширения производства стрелкового оружия, усилия промышленности были сосредоточены на вооружении бронепоездов и бронемашин. В мае 1919 года Реввоенсовет располагал мощным броневым подвижным составом. Было вооружено 46 бронепоездов и 16 бронелетучек[9] . Кроме этого, велся интенсивный ремонт поврежденных бронемашин и вооружение новых. В Красной армии в мае 1919 года было 56 бронеотрядов.
Наступал наиболее драматичный момент противоборства белых и красных. Весной 1919 года в белых армиях было 215 тысяч человек и вместе с ними было 45 тысяч солдат союзников. Против них Ленин имел Красную армию, численностью примерно в 2 млн. человек, из которых около трети не имело оружия. Производство явно и ощутимо не успевало за мобилизациями. К февралю 1919 года нехватка винтовок составила 239 тысяч, или 35%, карабинов – 837 тысяч (87%), пулеметов – 14,5 тысяч (65%) орудий – 2650 (60%). Проценты показывают разницу между фактическим наличием вооружения и необходимостью по штату.
Однако в марте-июне 1919 года командарму 4-й армии М.В. Фрунзе удалось разгромить Западную армию Колчака, занять Уфу и сорвать объединение Вооруженных сил Юга России и армии Колчака в единый фронт. Сообщение с уральскими заводами был восстановлено. Это позволило несколько поправить положение с топливом и промышленным сырьем. С помощью Урала, вторичного занятого красными летом 1919 года, Советская республика получила возможность продолжить войну.
В ходе боев летом 1919 года на Юге России, в апреле-мае 1919 года, А.И. Деникину удалось разгромить 9-ю, 10-ю и 13-ю армии, разорвать кольцо окружения и перейти в наступление, окончившееся взятием Царицына 30 июня 1919 года. В этот момент, несмотря на успех на Восточном фронте против Колчака, территория Советской республики, ограниченная фронтами, сократилась до своего минимального размера.
После победы на Урале и сокрушительного поражения на Юге России, начался еще один этап военно-хозяйственного строительства. Теперь работы по вооружению армий было слишком много даже для такого органа, как Совет труда и обороны. 7 июля 1919 года Совет Труда и Обороны назначил Алексея Рыкова Чрезвычайным уполномоченным СТО по снабжению армии. Его должность сокращенно называлась Чусоснабарм. В задачи Чусоснабарма входили очень простые дела: добыть или произвести новую партию вооружения, патронов и обмундирования, собрать продовольствие для армии.
Задача вооружения армии летом 1919 года заключалась в восстановлении остановившегося производства вооружения и боеприпасов. Чрезвычайный уполномоченный в кратчайшие сроки добился восстановления разрушенного Ижевского металлического завода, завершения строительства и пуска новых патронных заводов.
Огромное внимание было уделено пополнению сырьевых запасов. 10 июля 1919 года Президиум ВСНХ создал временную комиссию по делам Урала, в чье распоряжение было предоставлено 3 млн. рублей золотом[10] . Главной задачей комиссии был сбор металла на уральских заводах и организация его выплавки. С Урала было вывезено 47 тысяч тонн металла[11] . Уральским заводам на остаток 1919 года была установлена высокая производственная программа. В нее входило восстановление 22 домен и выплавка 400 тысяч тонн чугуна, восстановление 12 мартеновских печей и выплавка 380 тысяч тонн стали. Эта огромная программа была выполнена только примерно на 10%. В общей сложности, за второе полугодие 1919 года на Урале было выплавлено 32 тысяч тонн железа, 5 тысяч тонн чугуна и выпущено 1,2 тысяча тонн заготовок[12] .
В ходе этой лихорадочной работы по военно-хозяйственному строительству вырабатывались самые основы советской хозяйственной практики. Для большего удобства работы предприятий еще летом 1918 года были созданы большие производственные объединения, в которые были объединены заводы примерно одного профиля. Первенцем был трест ГОМЗ – Государственное объединение машиностроительных заводов, объединявший самые мощные машиностроительные заводы Московского и Нижегородского районов. Летом 1919 года были созданы: Ленмаштрест – объединение заводов Петроградского района; Гомомез – Государственное объединение металлургических заводов; Гозачугплав – Государственное объединение чугуноплавильных заводов.
Широко было применено планирование в организации работы этих предприятий и трестов. Образцы планирования советскими хозяйственниками были почерпнуты в Германии, из примера государственного регулирования военного производства в годы Первой мировой войны. Однако тяжелое военное положение внесло свои коррективы в становление советского производственного планирования.
Военным заводам, от которых зависел выпуск готовой военной продукции, выдавались планы, почти всегда на пределе их технических возможностей. Брались довоенные данные о производственной мощности того или иного завода, и, исходя из этих цифр, составлялась производственная программа. Разумеется, и в 1918 году, и в 1919 году, и особенно в 1920 году, фактическая мощность завода существенно отличалась от той, что была до войны. Однако плановиков это не смущало. План выдавался напряженным, и забиралось все, что только оказалось возможным произвести. Вот что писал об этом Кржижановский в феврале 1921 года:
«Основную роль играли два момента: первый – это построение производственных программ, главным образом на отставании производственных возможностей. Грубо говоря, ВСНХ в то время строил программы следующим образом: он брал какой-нибудь завод, техническое оборудование которого было известно… исходя из того факта, что потребность в фабрикатах в Республике совершенно неограниченна, и что мы нуждаемся решительно во всем, устанавливалась соответственно производительной возможности завода, с некоторым поверхностным учетом лишь основных производственных факторов, главным образом топлива и рабочей силы»[13] .
Производственное планирование охватило в годы Гражданской войны производство металла, вооружения, боеприпасов и обмундирования. Во многих случаях это делалось впервые. Такой важной отрасли, как металлургия, лето 1919 года впервые был дан обязательный производственный план. До этого металлургические заводы ориентировались на помесячные программы трестов или синдиката, на фактические запасы угля и наличие рабочих. Выпуск мог колебаться от почти полной загрузки мощностей, до использования едва ли трети их возможностей.
Теперь же была спущена обязательная полугодовая программа выплавки металла, рассчитанная на основе полной загрузки мощностей. Она не была выполнена, но, тем не менее, дала первый опыт централизованного управления крупным производством. Несмотря на ничтожные показатели выполнения программы, важен был сам факт работающего производства и металл, который смог на некоторое время сократить дефицит сырья.
Нововведения в хозяйственной работе в середине 1919 года показали, что отдельные хозяйственные задачи следует решать путем создания специализированных организаций: постоянных или временных. Сосредоточение решения всех вопросов в одном центральном органе, пусть бы и наделенном чрезвычайными полномочиями, тормозит всю хозяйственную работу. Рассмотрение сотен вопросов делает руководящий орган неповоротливым. Например, тот же СТО провел за 1919-1920 года 101 заседание, на каждом из которых рассматривалось по 15-20 вопросов. В целях улучшения руководящей работы, функции руководства следовало в определенные моменты децентрализовать. Этого принципа советские хозяйственники придерживались вплоть до конца 50-х годов. Он хорошо показал себя как в годы индустриализации, так и в годы войны.
Работа на Урале показала, что лучше вопросы развития промышленности решать не в масштабе всего государства, а порайонно. Территория страны, подвластная большевикам, была условно разделена на районы, для промышленности выделялась какая-либо специализация. Например, Урал специализировался в начале 1920-х годов на выплавке металла, как черного, так и цветного. Донецкий район – на добыче угля и выплавке чугуна и стали. Петроградский район – на тяжелом машиностроении. Известная специализация районов позволяла провести рационализацию производства и добиться большей его эффективности.
Это обстоятельство можно рассмотреть на примере черной металлургии. В то время на каждом крупном заводе были свои литейные мастерские, иногда даже доменные и мартеновские печи. В принципе, ничего не мешало разворачивать выплавку металла на имеющихся мощностях. Это делалось по мере возможностей. Однако, как только был занят Урал, главный упор в снабжении заводов металлом был сделан на уральские металлургические заводы. Здесь имелись достаточно крупные и хорошо оснащенные заводы, запасы руды и топлива. Их пуск позволял в разы расширить выплавку металла. Комиссия на Урале в чрезвычайном порядке организовала восстановление разрушенного оборудования этих заводов. Восстановление и частичный пуск нескольких крупных заводов дал резкий подъем производства.
Итак, итоги хозяйственной деятельности 1918-1919 годов заключались в следующем:
1. Впервые задача организации хозяйства страны стала важнейшей задачей государственной власти. Были сформулированы задачи общегосударственного управления хозяйством, были созданы необходимые органы, в том числе с чрезвычайными полномочиями, и был накоплен первый опыт государственного управления производством.
Необходимо отметить, что роль государства, которую стал играть Совнарком в хозяйственной деятельности РСФСР в это время, была гораздо больше регулирования, как это принято считать сейчас. Совнарком, Совет Труда и Обороны, ВСНХ РСФСР и их органы были хозяйствующими субъектами. Они управляли конкретными заводами, добычей сырья и топлива, производством необходимых государству, армии и населению, продуктов, а также осуществляли функцию распределения этих продуктов.
Такой подход к роли государства сохранялся и в дальнейшем. В руках государства сосредотачивались важнейшие предприятия и отрасли промышленности. Кроме государственного сектора существовал достаточно крупный сектор частного производства и распределения. Государственные органы ограничивали его развитие, исходя из задач военного времени.
2. Была создана иерархия государственных органов, которые позволяли общие указания превратить в конкретные программы и донести их до каждого предприятия. Функция верховных государственных хозяйственных органов стала заключаться в том, чтобы руководить хозяйством, в общем: давать планы и программы целям отраслям промышленности, заниматься развитием целых отраслей, промышленных районов и секторов хозяйства страны в целом. Планирование зародилось на этом, самом верхнем уровне хозяйственного руководства.
3. Планирование разделилось на два направления: планирование производства, такие, как планы выпуска вооружения и план выплавки металла на Урале; и планирование развития, такие, как планы развития угледобычи в Кузнецком районе и строительства гидроэлектростанций под Петроградом и Москвой.
Планирование производства означало создание программы достижения в определенный срок определенного уровня производства, с расчетами необходимых для этого затрат и капиталовложений. Этот тип планирования охватывал также задачи поддержания определенного уровня выпуска продукции и применялся в наиболее важных отраслях промышленности.
Планирование развития означало создание программы строительства новых заводов и предприятий, с расчетами необходимых затрат и капиталовложений, а также уровня производства с учетом ввода в строй новых мощностей.
4. Был разработан принцип создания временных хозяйственных организаций для решения отдельных крупных задач: например, для составления планов, или для осуществления строительства новых предприятий, или резкого подъема уровня производства.
Глава четвертая.
«Организация полуанархического промышленного фронта».
Несмотря на наметившиеся успехи в плановой и хозяйственной работе, она еще не была поставлена на достаточно высокий уровень. Руководство Госплана, в первую очередь Кржижановский, понимали, что без сколь-нибудь разработанной методологии хозяйственного планирования, которая могла бы быть руководством для составления планов на всех уровнях от Госплана РСФСР до плановых отделов заводоуправлений, настоящей плановой работы организовать невозможно.
Работа промышленности в начале 20-х годов носила, по признанию самого Кржижановского, «полуанархический» характер. То есть, в структуре организации промышленности не было единообразия, не было нормальной, отлаженной системы подчинения, не было системы учета и контроля. Хозяйственная система Республики складывалась в обстановке войны, с ее чрезвычайными методами, как попало и как придется. Структура управления государственной промышленностью и государственной хозяйственной деятельностью получилась громоздкой и неэффективной.
Система управления хозяйством приняла более или менее законченный вид к лету 1918 года. Советские хозяйственные органы управляли, главным образом, двумя вещами: заготовками сырья, топлива и продовольствия и управлением национализированной промышленностью. Первоначально, согласно декрету 2 декабря 1917 года главным хозяйственным органом был Высший Совет народного хозяйства – ВСНХ. Но 1-й Съезд совнархозов, прошедший 25-30 мая 1918 года, отверг такое устройство управления, и сам стал главным управляющим органом, полномочным решать все хозяйственные вопросы.
Как принято говорить, в промежутках между созывами Съезда совнархозов хозяйством управляли два органа: ВСНХ и семь областных советов народного хозяйства: Московский, Северный, Уральский, Западно-Сибирский, Харьковский, Ташкентский и Поволжский (образован на съезде поволжских губсовнархозов 17-22 июня 1918 года). В результате реорганизации, проведенной на Съезде совнархозов в мае 1918 года, ВСНХ стал заниматься вопросами промышленности и снабжения сырьем и топливом. Ему были подчинены главки и трестированная промышленность. На местах ВСНХ руководил через свои секции экономическими отделами местных Советов разных уровней. А облсовнархозы стали заниматься вопросами мелкой национализированной и еще не национализированной промышленности, заготовками сырья и продовольствия совместно с Советами и отделами Наркомата продовольствия. Им были подчинены губернские совнархозы с одной стороны, которые имели на своей территории еще и уездные совнархозы, и областные управления национализированной промышленностью, не входящей в тресты.
Внутри ВСНХ Президиуму органа подчинялся Секретариат, который занимался текущими делами, делопроизводством и перепиской, а также 14 отделов, каждый из которых занимался какой-то своей отраслью. Каждый отдел, в свою очередь, имел связи с множеством организаций: с главками, с экономическими отделами местных Советов, с трестами, с совнархозами. Взаимодействие заключалось, главным образом, в получении информации. Отделы занимались разработкой производственных планов, составлением обзоров состояния той или иной отрасли и статистикой хозяйственной деятельности . После того как были организованы государственные объединения национализированных предприятий – тресты, они также вошли в систему ВСНХ и были подчинены отделам. Летом 1918 года под управлением был только один трест – ГОМЗ[15] .
В систему ВСНХ входили главки. Главк – это такое особое административное образование, которое занимается каким-то товаром, материалом или продуктом. Это его главное отличие от совнархозов, которые управляли, главным образом, людьми. В задачи главка входит контроль над наличием этого продукта в государственных закромах. Он должен иметь сведения о том, сколько имеется того или иного продукта в наличии. Потом, главк должен иметь сведения о потреблении этого продукта и потребителях. В его задачу входило также составление планов распределения. Если же продукта недостаточно, то в полномочия главка входило налаживание производства или его закупка. В этом деле главк имел широкие полномочия, имел право создавать новые предприятия и финансировать уже имеющиеся. Если Отделы – это административное управление промышленностью, то главки – это материально-техническое снабжение.
Первые главки появились в январе 1918 года, учрежденные членом Президиума ВСНХ Лариным[16] . После этого их число быстро возросло примерно до сорока, и до 1920 года появлялись все новые и новые главки. В конце 1920 года их уже было 71. В начале 1921 года провели большую реорганизацию главкового хозяйства, сократив число главков до 16.
Областные совнархозы, в составе которых также были многочисленные отраслевые отделы, занимались примерно тем же самым, что и ВСНХ, но только в пределах своей области. То же самое: управление национализированной промышленностью, заготовка сырья и продовольствия, снабжение. Только вот полномочия облсовнархозов не распространялись на тресты и на распоряжение отдельными видами продуктов, которыми заведовали главки. Система была организована по-своему логично, только на практике далеко не всегда удавалось наладить взаимодействие органов. Такой порядок, когда имелось множество ограничений на деятельность совнархозов, вызывал бесконечные столкновения между совнархозами и главками.
Часть своих функций, которые касались части территории, например, одной губернии, областной совнархоз передавал нижестоящей организации – губсовнархозу, который имел практически точно такое же строение и занимался тем же самым делом. А уже губсовнархоз имел право в уездах своей губернии создавать еще и уездные совнархозы. Не все этим правом пользовались, и уездные хозяйственные органы имелись лишь в крупных губерниях. Московский облсовнархоз имел два подчиненных органа – Мосгубсовнархоз и Мосгорсовнархоз – городской.
Управление национализированной промышленностью, не входящей в тресты, велось органами совнархозов. Во-первых, при областном совнархозе создавалось областное управление национализированной промышленностью, председатель которого входил в Президиум облсовнархоза. Во-вторых, облуправление созывало конференцию представителей заводов. На ней происходили выборы в состав облуправления. В-третьих, на каждом заводе тоже проходили выборы среди рабочих в состав заводоуправления. Но рабочие выбирали только одну третью часть, а остальные назначались облуправлением и утверждалось на конференции заводуправлений. А состав самого облуправления утверждался на Президиуме облсовнархоза.
Вот такая сложная и громоздкая система управляла народным хозяйством в Советской Республике в начале 20-х годов. Впоследствии ее подвергли коренной реорганизации и ликвидировали целый ряд промежуточных и ненужных звеньев. Полная реорганизация прошла уже в годы первой пятилетки.
Нужно еще добавить, что эта громоздкая система управления порождала колоссальное количество документации и отчетности. От заводов требовалось заполнение бесчисленных анкет и формуляров и своей работе, так, что отчетность за год занимала тысячи страниц и переплеталась в отдельные тома. Принятие решений проходило через десятки разрешающих и контролирующих инстанций и занимало нередко несколько месяцев. Не меньший разнобой царил в планировании. Каждое управление, будь то отдел, будь то главк, или отдел совнархоза или его подчиненных организаций, составлял свои планы и требовал их исполнения. Планирование велось наобум, по совершенно разным принципам и с совершенно разными целями.
С самого начала было ясно, что заставить работать по общему плану такую большую и разветвленную бюрократическую систему будет стоить очень больших трудов. Однако в 1921 году сам Госплан еще не был готов приступить к «организации полуанархического промышленного фронта». Главная причина состояла в том, что сам Госплан не имел своей методологии планирования. Ее еще нужно было разработать.
К разработке методологии планирования подталкивала еще и другая вставшая проблема. В целях быстрейшего восстановления разрушенного войной хозяйства и выполнения плана «ГОЭЛРО» требовалось уже переводить промышленность на работу по годовым планам. Но самих этих планов еще не было, и никто не имел четкого представления о том, как их нужно составлять. Мировой опыт, смотревший тогда только на частную инициативу, ничем не мог помочь советским плановикам. В деле краткосрочного хозяйственного планирования они были первопроходцами.
За годовыми планами вставал и другая проблема. План «ГОЭЛРО» при всем его значении, при всем его успехе, все же не удовлетворял потребности управления государственной промышленностью. Он был слишком приблизителен. В нем не было плановых предположений для каждой отрасли. А для эффективного выполнения его требовалось, чтобы каждый трест и даже каждый крупный завод имел на руках государственные планы и ориентировался на их выполнение. Такое положение ставило задачу разработки конкретных планов перспективного развития на два, три года, пять и более лет. И здесь советским хозяйственникам помочь было некому. В мире никто еще не составлял таких планов.
В начале октября 1921 года, когда самые неотложные проблемы планирования продовольственного снабжения и топливного кризиса были в основном решены, в Госплане занялись рассмотрением итогов работ по составлению планов по отраслям промышленности на предстоящий год. Струмилин в своих воспоминаниях так охарактеризовал первые планы, составленные тогда Госпланом РСФСР:
«Труднее всего были, конечно, первые шаги Госплана, когда мы только учились на опыте собственных ошибок новой науке – науке социалистического планирования. Эти трудности усложнялись тем, что внутри Госплана и вне его было еще очень много прямых недругов планирования… И были время, кода наши планы наталкивались на противодействие даже в СТО и в Совнаркоме со стороны таких их руководителей, как Каменев и Рыков. Однако планы эти выдержали суровую проверку временем. И суд истории нас вполне удовлетворяет»[17] .
Инициаторы развития методологии планирования стали инженеры промышленной секции Госплана, которые более всего нуждались в конкретных годовых и перспективных планах. 24 октября 1921 года в Президиуме Госплана состоялся доклад представителя промышленной секции Госплана А.А. Башмачникова о принципах составления производственных программ. Но это выступление стало прологом к бурным столкновениям внутри органа.
На этом заседании впервые столкнулись два метода планирования. Один метод, которого придерживались специалисты, не являющиеся коммунистами, заключался в восстановлении промышленности до довоенного уровня. Их предложения, как можно судить по стенограмме прений, заключались в следующем:
- составление плана по каждой отрасли отдельно,
- государственное субсидирование промышленности,
- план восстановления промышленности в объемах производства и пропорциях довоенного хозяйства,
- стремление к достижению коммерческой доходности промышленности.
Они понимали задачу так: сначала, первым этапом, восстановление промышленности и хозяйства до уровня 1913 года, со всеми характерными пропорциями русской довоенной промышленности. А затем только, вторым этапом, дальнейшее развитие. Но второй этап наступит, в самом лучшем случае, согласно их прикидкам, только в начале 30-х годов. Потому специалисты особенно не торопились с составлением перспективных планов развития, предпочитая заниматься планами восстановления отраслей промышленности по образцу 1913 года.
Соответственно и планы они рекомендовали составлять так: в качестве планового уровня берется уровень производства 1913 года, а разница между фактическим производством на конец 1921 года и плановым уровнем, раскладывается на два-три, а то и пять-шесть лет постепенного роста. Этот подход гарантировал небольшие ежегодные капиталовложения, небольшие затраты на промышленность из госбюджета. Но, с другой стороны, этот же подход гарантировал крайне медленный рост советской промышленности.
Партийное меньшинство Госплана, в первую очередь Кржижановский, Струмилин и Иван Григорьевич Александров[18] , смотрели на задачу совершенно с другой стороны: нужно, не обращая внимания на падение производства, на разгром, немедленно перестраивать промышленность и хозяйство, выводить его на новый уровень, и подниматься снова до уровня 1913 года уже на принципиально другой производственной и энергетической основе, как, собственно, и говорится в плане «ГОЭЛРО».
В их планах акцент ставился на максимально возможном развитии производства. Главной идеей их планирования была концентрация производства на лучших предприятиях. Кроме того, нужно было всеми мерами содействовать росту промышленного производства, не останавливаясь перед большими расходами и затратами. Нужно было, по их мнению, уже сейчас приступать к развитию новых отраслей промышленности, которых не было в 1913 году.
Доклад Башмачникова был подвергнут коммунистами жестокой критике. Выступили все руководители секций и подсекций Госплана, выступил и сам Кржижановский. Плановики-коммунисты встали на позицию резкого неприятия предложенных секцией промышленности принципов планирования.
На заседании после выступлений, Кржижановский обобщил высказывания в некий систематизированный взгляд на проблему плановиков-коммунистов. Он выделил пять пунктов, в которых были самые серьезные расхождения. Эти пять пунктов составили теоретическую основу советского хозяйственного планирования и были в дальнейшем развиты и доработаны.
Итак, 24 октября 1921 года впервые были высказаны основы принципиально нового подхода к планированию хозяйственной деятельности. Эти пункты включали в себя:
«1. Всякий план развития промышленности необходимо рассматривать лишь в плане перспектив, в связи с развитием экономики в целом.
2. План развития промышленности в целом должен опираться на изучение ресурсов определенного района.
3. При постройке плана государственной промышленности первая задача заключается в установлении объема государственного хозяйства, необходимого для устойчивого существования советского государственного строя.
4. Выделение предприятий для поддержки со стороны государства должно происходить по двум признакам: во-первых, по признаку производства предметов широкого потребления, во-вторых, по признаку производства средств производства.
5. Признать, что принцип денежного хозяйства, упорядочивания финансового учеты, упорядочивания элементов налоговой системы имеет значение не в силу того, что мы будем иметь в виду, таким образом, благополучный баланс нашей прибыли и убытков, а только как принцип учета»[19] .
В тот день Президиум Госплана принял решение – принципы составления производственных программ отвергнуть и вернуть на доработку.
Через несколько дней, 29 октября 1921 года, состоялось новое заседание Президиума Госплана по вопросу метода планирования. Из секции промышленности вынесли инструкцию по составлению производственных программ. Члены Президиума обсуждали ее по каждому пункту и вносили поправки. В конечном итоге очень долгих и жарких дебатов получился документ, который лег в основу советского планирования:
«1. Предпосылкой для правильного составления плана промышленности ввиду существующего бестоварья, является форсирование производства до возможной степени с целью удовлетворения потребностей государства и населения…
2. Государственная промышленность должна быть построена на основе технической рационализации и хозяйственного расчета, то есть с таким учетом издержек производства и его результатов, и, прежде всего стремления к безубыточному ведению дела, разумея под последним возможность реализации продуктов не ниже себестоимости. Исключения из принципа безубыточности возможны лишь для предприятий, развертывание которых возможно в порядке перспективного плана, и предприятия, продукты которых необходимы народному хозяйству…
3. Прежде всего, до включения в хозяйственный план, должен быть в спешном прядке произведен отбор наиболее жизнеспособных предприятий, то есть могущих быть обеспеченным всеми элементами производства: оборудованием, сырьем, рабочей силой, построенных в наиболее выгодных транспортных условиях, и работающих с наименьшими затратами…
4. Ввиду ограниченности ресурсов государственного фонда и трудностей, связанных с централизованным снабжением, все предприятия, включенные в хозяйственный план, подразделяются на два категории:
а) обеспечиваемые сырьем, топливом и денежными знаками за счет государства,
б) переводимые на самоснабжение…
5. Государственные предприятия, переводимые на самоснабжение, не могут приобретать путем товарообмена или покупать те продукты, которыми они могут быть снабжены государственными органами снабжения…
6. При организации промышленности следует иметь в виду:
а) районирование промышленности, применительно хотя бы к тем районам, выделение которых уже является делом предрешенным,
б) группирование объединений в одно хозяйственное целое с четом территориально близости предприятий – соединение в одно целое предприятий:
1) по принципу теплосилового комбинирования,
2) связанные последовательными стадиями производственного процесса,
3) основные предприятия с подсобными,
4) предприятия, продукты которых могут служить источником товарообменного фонда для других предприятий того же объединения.
7. Заработная плата должны быть поставлена в связь исключительно с производительностью труда»[20] .
Итак, общие принципы хозяйственного планирования были разработаны. Этот документ лег в основу всех планов, составленных в Госплане СССР до конца 30-х годов, в первую очередь, конечно, в основу планов первой и второй пятилеток.
К сожалению, сам документ не стал украшением советской экономической науки. Его текст содержался в протоколе № 82/26 Президиума Госплана РСФСР, несколько десятилетий пролежал в архиве, и был опубликован только в 1979 году в малотиражном сборнике «Протоколов Президиума Госплана РСФСР за 1921 год». Несмотря на его эпохальное значение, колоссальное влияние на ход развития советской экономики, он так и не стал широко известен.
Значение этого документа гораздо большее, чем у книги Джеймса Кейнса «Общая теория денег и кредита», книг Мильтона Фридмана и Пола Самуэльсона, так превозносимых на Западе. Это не теория, которая лишь частично, от случая к случаю, отражалась в государственной политике. Это практическое руководство по созданию новой, мощной крупной промышленности, невиданного в мире по мощи единого промышленного комплекса. Принципы, изложенные в пунктах этой инструкции, принесли триумфальный успех первых пятилеток и позволили Советскому Союзу выйти в мировые лидеры по промышленному производству.
В начале 20-х годов в Республике был острейший недостаток не только продовольствия, но и промышленных изделий. Несколько лет, во время Первой мировой и Гражданской войны, гражданская промышленность практически не работала. Население успело износить и израсходовать большую часть имевшихся у них предметов потребления: одежду, посуду, обстановку домов, хозяйственные инструменты и другие нужные в домашнем хозяйстве и быту вещи. Внутренний рынок требовал скорейшего насыщения самыми простыми товарами народного потребления.
Нам сейчас трудно представить себе то время. Нужда чувствовалась практически во всем, даже в самых простых вещах. Три года одежда производилась только для нужд армии. Красная армия потребляла 90% всего производства мужской кожаной обуви, которой все равно не хватало. Производства женской обуви, конечно же, не было. Сильнейшая нехватка обуви заставила Чрезкомснаб в 1920 году загрузить кустарную промышленность производством лаптей. Главкустцентру был выдан заказ на 5 млн. пар лаптей. В 1921 году последовал еще больший заказ, на 16 млн. пар лаптей[21] .
Наполнение внутреннего рынка импортными товарами было невозможно. Во-первых, потому, что еще не была налажена широкомасштабная внешняя торговля. Большинство стран еще не признали РСФСР. Во-вторых, для закупок просто не было средств. Это толкало к тому, чтобы наполнение внутреннего рынка поручить советской промышленности, какое бы не было ее тяжелое положение после военной разрухи.
Правда, в деле производства товаров народного потребления была одна особенность, оказавшая на ход государственной хозяйственной политики большое влияние. К концу 1920 года подавляюще большая часть производства товаров народного потребления сосредоточилась в кустарной и мелкой промышленности. По портняжному делу кустарями производилось 98% продукции, по обуви – 95%, по столярному делу – 81%, кузнечно-слесарному – 66%[22] . Во время жестокого топливного кризиса лета 1921 года, согласно декрету от 5 июля 1921 года, государство сняло все эти мелкие предприятия со снабжения, и предоставило им право работать самостоятельно, при условии самоокупаемости и самоснабжения, оставив за собой только самые крупные и самые важные фабрики.
Поэтому к началу 1922 года центр внимания государственного хозяйственного руководства и плановых органов окончательно переместился на тяжелую промышленность, которая почти полностью осталась в государственной собственности. После реорганизации промышленности в сентябре-октябре 1921 года, окончательно сложилось разделение производства на группу «А» – тяжелую промышленность, и группу «Б» – легкую промышленность. Приоритет был отдан первой группе.
Перед тяжелой промышленностью в начале 1922 года стояли две крупные задачи: развернуть производство оборудования для перевооружения промышленности и железнодорожного транспорта, и развернуть производство металлоизделий широкого потребления, особенно сельскохозяйственного инструмента, большой спрос на которые предъявлял огромный крестьянский рынок Советской Республики. Задача производства сельхозинвентаря была поставлена на одном уровне с задачей общего восстановления крупной тяжелой промышленности, потому что сбыт металлоизделий позволял получить оборотные средства для работы заводов и накопить средства для капиталовложений.
Арманд Хаммер, сам занявшийся организацией своего концессионного производства, так описывает хозяйственную обстановку начала 20-х годов:
«Мне очень скоро стало ясно, что основной проблемой для изготовления промышленной продукции в Советском Союзе является, не сбыт, как в Америке, а почти исключительно производство. Со времени революции недостаток промышленных товаров был настолько велик по сравнению с постоянно растущими потребностями, что любой предмет ширпотреба, производившийся в стране по приемлемой цене, как правило, продавался, так сказать, на корню. Не будет преувеличением сказать, что в Советском Союзе в двадцатые годы вообще не существовало проблемы сбыта.
С другой стороны, организация производства была связана с большими трудностями. Всегда было трудно получить сырье, особенно, когда большую его часть приходилось ввозить из-за границы, как это мы делали в начале нашей работы. Трудно было найти квалифицированных рабочих, часто хромала дисциплина. С самого начала передо мной стояла задача постоянно увеличивать производство для удовлетворения спроса»[23] .
Итак, восполнение огромного товарного дефицита в стране упиралось только в организацию производства.
Увеличить запасы сырья, приобрести новое оборудование и набрать квалифицированных рабочих было совершенно невозможно, поскольку все это требовало планомерной работы в течение нескольких лет и порядочных затрат на развитие сырье добывающих отраслей, на производство и закупку оборудования и подготовку рабочих. Советское хозяйственное руководство в 1922 году пошло по пути наименьшего сопротивления – проведения в жизнь мер, доступных для правительства и хозяйственного руководства.
Такой мерой, выполнение которой является доступной, было намечено упорядочивание товарно-денежного оборота, расстроенного войной и непомерной эмиссией. Необходимость финансовой реформы диктовалась не только наведением порядка в учете работы государственной национализированной промышленности, но и для того, чтобы заработали рыночные механизмы. Расстройство денежного обращения не давало возможности широко развить торговлю и получить для государственной промышленности средства помимо госбюджета, чьи возможности тогда были небольшими. Кроме того, развитый товарно-денежный оборот позволял также пополнять государственный бюджет за счет налогов и увеличивать, таким образом, финансовые возможности госпромышленности.
В первую очередь внимание было направлено на сокращение трат государственных средств. Разрушительная финансовая политика прежде, вызывалась к жизни необходимостью больших трат на войну, военную промышленность и нужды государства. Раньше Государственный банк выпускал огромные эмиссии, которые уходили в промышленность, на поддержание производства и рабочих, на финансирование местных Советов, ревкомов, на подъем восстаний. Большевики сами напечатали в 1918-1919 годах много царских банкнот для финансирования восстаний на Юге России, Украине и в Сибири. В дни кризиса 1921 года Совнарком, кроме всего прочего, выделял большие суммы для топливной промышленности, для строительства, для финансирования Помгола. Все это тоже обесценивало рубль. Доходы в это время составляли всего 13% от расходов. Все остальное восполнялось эмиссией и продразверсткой[24] .
Теперь от такой практики решено было решительно отказаться. Составной частью финансовой реформы было изменение порядка финансирования тяжелой промышленности. Но вот, в начале 1922 года, после реорганизации государственной промышленности в Госплане решили изменить порядок ее финансирования. 11 марта 1922 года Кржижановский сделал в Президиуме Госплана доклад, в котором предложил финансировать только жизненно важные предприятия и те, что работают без убытков. Предлагалось снять с государственного снабжения Донбасс и ввести плату за топливо. Это предложение поддержал Наркомат финансов.
Вопрос, с участием наркома финансов Григория Яковлевича Сокольникова и заместителя председателя ВСНХ Георгия Леонидовича Пятакова, обсуждался в Президиуме Госплана 23 и 30 марта. Пятаков, выступавший от имени ВСНХ, высказался против предложения Госплана и Наркомфина о финансировании промышленности. Он считал, что список предприятий, стоящих на госснабжении и финансировании нужно расширить[25] . Сокольников в споре с Пятаковым занял позицию сокращения финансирования промышленности, даже в ущерб производственным программам.
После доработки предложений, 11 мая 1922 года вопрос о финансировании был снова вынесен на Президиум Госплана, так же с участием Пятакова и Сокольникова. Два заседания, 11 и 18 мая снова прошли в острых прениях, но Госплан и Наркомфин остались на своих прежних позициях. Финансирование промышленности решено было кардинально сократить.
Правда, только секвестром дело не ограничивалось. Сокольников тут же предложил организовать государственный кредит для развития промышленности, снятой с госснабжения. 1 сентября 1922 года открылся Торгово-промышленный банк, где предприятиям можно было получить ссуду от государства. Это в какой-то степени возмещало сокращение финансирования промышленности.
Теперь на повестку дня встал вопрос об оздоровлении денежного оборота в Республике. Инфляция затрудняла работу государственных ведомств, мешала определить реальное состояние рынка и промышленности, реальные потребности государства и населения, и расстраивала попытки организации нормально работающего производства. Финансовый вопрос обсуждается на самом высоком уровне, в Госплане в ЦК РКП (б) и Совнаркоме. Финансовая комиссия ЦК РКП (б) поручила Струмилину разработать особую счетную единицу для измерения курса рубля. Этот коэффициент был необходим для оценки состояния промышленности, рынка и налаживания внешней торговли. В ее основу были положены цены на основные продукты потребления. Индексный рубль приравнивался по определенному коэффициенту к золотому рублю 1913 года. Таким образом, курс совзнаков через индексный рубль можно было пересчитать в золотой эквивалент. Индексный рубль использовался Госпланом для составления производственных планов на 1922/23 год.
Кроме разработки счетной единицы, Струмилин произвел оценку финансовой деятельности государства. Оказалось, что в денежном обороте на 1 мая 1922 года находится всего 40 млн. рублей, в пересчете на довоенный рубль 1913 года. При этом, в самом 1913 году в обороте находилось 2,28 млрд. рублей[26] . Выяснилось парадоксальное положение: денег в обороте находится очень много, даже чрезмерно много, но покупательная их способность настолько низка, что они не покрывают даже небольшой части всей потребности в наличных деньгах.
Острый недостаток наличных денег, рассчитанный по их реальной покупательной способности, а не по номинальной стоимости, вел к натурализации обмена и развалу торгового оборота.
В то же время, государство часть своих доходов черпало из денежной эмиссии. Считалось, что этот способ наиболее надежен, хотя и небезвреден для экономики в целом. Но Струмилин проанализировал доходы госбюджета и увидел, что дело реально обстоит как раз наоборот. Большая часть доходов госбюджета приходит от налогов, доходов государства от промышленности и торговли. Эмиссия же, принося какие-то доходы, приносит также еще и убытки, связанные с обесцениванием денег. В 1922 году, по данным, собранным Струмилиным, госбюджет получил 443,9 млрд. рублей доходов. Из них на налоги и доходы приходилось 273 млрд. рублей, или 62,2%. На эмиссию – 160,9 млрд. рублей, или 37,8%. При этом, убытки от эмиссии составили 67,3 млрд. рублей.
Раскладка доходов по месяцам 1922 года выявило еще одну любопытную деталь. Оказалось, что потери от эмиссии возрастают с течением времени, а доходы от нее падают. В январе 1922 года госбюджет получил от эмиссии 20,9 млрд. рублей доходов, и получил убыток всего в 1,6 млрд. рублей. В декабре же 1922 года, доход от эмиссии оказался всего 9 млрд. рублей, а убыток составил уже 21 млрд. рублей. Итого, в декабре госбюджет потерял на эмиссии 12 млрд. рублей[27] .
Эти данные показывали, что с политикой обеспечения доходов госбюджета за счет эмиссии пока решительно порывать. В противном случае, на продолжении ее можно было разориться. Струмилин предложил отказаться от эмиссии и расширить государственный фонд реальных ценностей, чтобы подкрепить рубль.
Идея укрепления рубля была подхвачена в Наркомате финансов. Летом 1922 года нарком финансов Сокольников предложил ввести в оборот совзнаки, которые были бы обеспечены золотом и устойчивой валютой на 25%, а на 75% легко реализуемыми товарами. Конечно, на размен их на золото налагалось множество ограничений, но, тем не менее, эти совзнаки должны были иметь гораздо большую покупательную силу, и их введение должно было остановить падение курса рубля. Предполагалось насытить денежный оборот новыми совзнаками, и изъять из обращения старые, потерявшие свою покупательную способность.
К концу 1921/22 хозяйственного года, когда стали ясны итоги урожая 1922 года, выдавшегося на фоне прошлогодней засухи очень даже хорошим, и когда стало известно, что производство поднялось на 30%, а в национализированной промышленности на 52%, Совет Труда и Обороны, Госплан и Наркомат финансов решили приступить к финансовой реформе. Новые совзнаки получили название «червонцы». 11 октября 1922 года червонец был выпущен в оборот.
Новые задачи перед промышленностью вызвали в Госплане обострение споров между плановиками-коммунистами и привлеченными специалистами о методе планирования. Теперь уже фронт столкновения пролегал не через разногласия о пропорциях восстановления и развития промышленности, а через разногласия о значении рынка.
Еще в ноябре 1921 года членом Президиума Госплана Владимиром Алексеевичем Базаровым была выдвинута такая идея: план, в том виде, в каком он существовал, – есть пережиток военного коммунизма, а настоящий же, действенный план должен опираться на рынок и хозрасчет, на складывающуюся рыночную конъюнктуру. Задачи Госплана сводились, таким образом, к прогнозам развития рыночной конъюнктуры и составления планов на основе этих цифр. Он так и сформулировал суть своего взгляда:
«Планировать в этом смысле, это означало бы, прежде всего, учитывать рыночную конъюнктуру и следовать ее велениям»[28] .
Эта концепция планирования, как можно судить, была выдвинута в противовес мнению большевистской части Госплана сформулировавшей свои воззрения раньше, в инструкции к составлению производственных программ. К мнению Базарова присоединились профессора Владимир Георгиевич Громан и Николай Дмитриевич Кондратьев.
Плановики-коммунисты смотрели на дело по-другому, и подходили с совершенно другой стороны. Для них главным была совсем не доходность государственного хозяйства, а обобществление средств производства, то есть сосредоточение производственных мощностей и ресурсов в руках государства. Всего тогда в руках государства находилось 62% средств производства. Это, в общем. В промышленности – 89%, на транспорте – 97%, а в сельском хозяйстве – 4%[29] .
Нэповский рынок ими понимался как поле сражения между государственным и частным хозяйством. И главной задачей ставилась монополизация этого рынка, вытеснение с него частного хозяйства. План составлялся в виде баланса, где на одной половине находились государственные производительные силы, а на другой – частные. Обмен между ними не равноценен, и каждый акт обмена между частником и государством кому-то приносит выгоду. Так плановики-коммунисты понимали прибыль государственного хозяйства. Струмилин это понимание сформулировал таким образом:
«Нашей задачей в балансовых построениях было выявление динамического равновесия борющихся социальных сил, чтобы плановым воздействием обеспечить перераспределение производительных сил в интересах социализма[30] …
Иными словами, основной нашей задачей в области плана является преодоление несоциалистических элементов нэпа, то есть преодоление стихии товарно-капиталистического хозяйства и практическое воплощение в жизнь хозяйства социалистического»[31] .
Такое разное понимание роли рынка и вызвало столкновение позиций и острые дебаты в Госплане, которые позже приобрели политический характер, и привели сторонников торговли на скамью подсудимых по делу «Промпартии».
В начале 1922 года борьба в Госплане развернулась не на шутку. Группа специалистов продолжала разрабатывать свою программу восстановления промышленности и ее организации. Промсекция Госплана под руководством профессора Виктора Николаевича Калинникова подготовила «Основные положения по составлению промышленного плана на 1922/23 год».
Главным тезисом в этих положениях было развертывание промышленного производства, во-первых, преимущественно на рынок, а во-вторых, с точным учетом баланса спроса и предложения. Специалисты считали, что плановые предположения плановиков-коммунистов не обеспечены внутренними ресурсами, и предлагали ориентироваться на рыночный спрос:
«Производственный план не должен отвечать теоретической потребности в фабрикатах государства, а должен только точно соответствовать покупательной их способности… Указанное требование должно быть признано основным»[32] .
В требовании специалистов ориентироваться на рыночный спрос, было одно немаловажное обстоятельство. На нем Струмилин построил всю свою критику работы Калинникова и Громана, добившись, в конце концов, пересмотра их планов. В планировании развития промышленности, специалисты ориентировались на расчет емкости внутреннего, в первую очередь, конечно, крестьянского рынка, сделанного профессором Львом Николаевичем Литощенко[33] , который считался крупным знатоком русского крестьянства. Согласно его расчетам, опубликованным в конце 1923 года в брошюре «Крестьянский бюджет в 1922/23 году», в 1921/22 году платежеспособность рынка составит 325 млн. рублей, в 1922/23 году – 318 млн. рублей, и столько же в 1923/24 году. То есть в 7 раз меньше довоенного уровня.
Струмилин исходил из совершенно других оценок. По его данным, в 1922/23 году емкость внутреннего рынка составит 957 млн. рублей, а в 1923/24 – 1530 млн. рублей, то есть в пять раз больше уровня оценки Литощенко[34] . Впоследствии, когда поступали фактические данные о состоянии крестьянского рынка, специалисты вынуждены были отказаться от своих прежних оценок.
Признав соответствие покупательной способности и приняв оценки покупательной способности проф. Литощенко, специалисты-плановики стали составлять свои планы. Вокруг них, разумеется, развернулась борьба между составителями и плановиками-коммунистами, которая получила звучное название: «Госплан или Крестплан?».
Суть противоборства «Госплана» с «Крестпланом» состояла в следующем. Специалисты составляли свои планы по такой схеме: определяли емкость крестьянского рынка, его рост в будущем, и уже, исходя из этого, рассчитывали, сколько следует произвести товаров и по какой цене, чтобы они имели гарантированный сбыт на рынке[35] . В какой-то степени, в логичности подхода им нельзя отказать. В тех экономических условиях, у крупной промышленности не было выбора, и она вынуждалась идти за рынком. «Яблоко раздора» заключалось в сильно заниженной оценке покупательной способности крестьянского рынка. Вытекающие из нее планы также оказывались слишком заниженными и зависящими от потребителя-крестьянина. Струмилин обозвал такое планирование, где развитие государственной крупной промышленности зависит от крестьянства, «Крестпланом».
В плановую работу вторгались политические мотивы. Специалисты-плановики, приглашенные в Госплан, были в прошлом членами других партий, в большинстве своем социал-демократами, меньшевиками. Они стояли в оппозиции методам плановиков-коммунистов, в том числе и по политическим мотивам.
Планирование плановиков-коммунистов в большой степени опиралось на уже составленный и принятый план государственной электрификации и на принципы, заложенные в плане «ГОЭЛРО» - приоритет развития электроэнергетики и тяжелой промышленности, в условиях централизованного управления хозяйственным комплексом страны.. Кржижановский предполагал, сохраняя общие контуры плана «ГОЭЛРО» составлять уточняющие его годовые и трехлетние для ряда отраслей планы. Основная часть хозяйства должна была работать по годовым программам, увязанным с производством продовольствия и топлива, а для тех отраслей, производственные программы которых выходили за пределы одного года, составлялись трехлетние планы. В начале 20-х годов этот принцип был воплощен на деле, и составлены планы судостроения, паровозостроения, тракторостроения до 1925/26 года.
Плановики-меньшевики, исходя из своего понимания экономики, роли государства и задач хозяйственного планирования, считали план «ГОЭЛРО» порождением «военного коммунизма» и требовали отказа от принципов, заложенных в его основу. Они навязали руководству Госплана дискуссии сначала по общей методологии планирования, а потом и по значению рынка для промышленности.
Когда же стало очевидно, что руководство Госплана не сойдет со своих позиций, плановики- меньшевики выдвинули проект развития планирования, который с виду был бы в рамках плана «ГОЭЛРО», но, по сути, означал его отрицание и пересмотр.
Еще осенью 1921 года по инициативе заместителя председателя ВСНХ Петра Алексеевича Богданова в Госплане был поставлен вопрос о разработке плана работы металлопромышленности на предстоящее пятилетие[36] . 21 марта 1922 года эту задачу поручили Главметаллу ВСНХ РСФСР. Но, в тот момент она была отложена, из-за необходимости решить более насущные задачи, о которых уже было сказано выше. Но в конце 1922 и в начале 1923 года, в секциях Госплана к этой идее снова вернулись, и плановики-меньшевики взяли ее знаменем своей борьбы с плановиками-коммунистами.
Вот это и была та идея, которая позволяла подвергнуть план «ГОЭЛРО» серьезной ревизии. Он был рассчитан на десять лет. Соответственно, два плана по пять лет равнялись одному десятилетнему. Внесение в каждый план сравнительно небольших корректив, всего по 5-10% от плановых показателей позволяли отвернуть развитие хозяйства далеко в сторону от первоначальных предположений.
В 1922 году сторонникам Калинникова и Громана не удалось использовать эту идею в борьбе за плановую линию. Но в конце 1922 года, когда попытка навязать Госплану принципиально иные основы планирования была отбита, Промсекция пошла по более сложному, но зато по более изощренному пути – составлению больших планов, в первую очередь пятилетних. Принятие хотя бы одного такого плана сильно укрепит позиции специалистов в Госплане, и позволит им повернуть планирование в нужное для них русло.
По инициативе Промсекции, в ВСНХ в феврале 1923 года началось создание пятилетнего плана развития металлопромышленности. К составлению плана были подключены все главные хозяйственные органы, занимающиеся руководством металлопромышленностью. 22 февраля Президиум ВСНХ отдал указание Главметаллу о составлении такого плана. 15 июня 1923 года в Президиум Госплана из Промсекции поступил первый набросок пятилетнего плана по металлопромышленности на 1923/24-1927/28 годы, и началось его обсуждение.
Планирование охватило 32 отрасли. В нем был предусмотрен ежегодный рост в 19-28%, а общий за пятилетие – 182% по отношению к уровню 1923 года, при исходном уровне 1922/23 года в 1156 млн. рублей валовой продукции, и при плановом уровне 1927/28 года в 3260 млн. рублей. Ежегодно планировалось вкладывать в развитие промышленности от 75 до 120 млн. рублей, всего за пятилетие 443 млн. рублей. В плане не было указано источников для покрытия этих вложений. Когда же у Калинникова спросили, как он собирается финансировать развитие металлопромышленности, то он прямо ответил, что эти деньги можно взять из займов за рубежом[37] .
Из Главметалла пришел более подробный план, в котором рассматривались вопросы производства чугуна, стали и проката в 1922/23-1927/28 годах. Планом, составленным под руководством инженера Романа Яковлевича Гартвана, предусматривалось достижение планового уровня по чугуну 1 млн. 230 тысяч тонн, по стали 1 млн. 480 тысяч тонн, и по прокату 1 млн. 140 тысяч тонн. Исходный уровень по чугуну составлял 300 тысяч тонн, по стали 590 тысяч тонн, по прокату 460 тысяч тонн. На развитие металлургии было запланировано затратить 171,2 млн. рублей за пятилетие. Планом предусматривался убыток в 14 млн. рублей[38] .
Инженер А.А. Свищенко предложил план восстановления металлургической промышленности Юга России, согласно которому, из 18 заводов, только два должны были быть пущены за счет государства, а остальные предлагалось отдать в пользовании иностранным капиталистам по концессионным договорам.
Руководство Госплана дало такому плану жесткий отпор. Плановикам-коммунистам он очень сильно не понравился. Струмилин так охарактеризовал значение планов Калинникова и Гартвана:
«Но именно поэтому план «концентрации», к которому они склоняли нас в Госплане, был, собственно говоря, планом «концентрации» почти всех гигантов современной металлургии в руках бывших собственников этих заводов, уплывших после революции в заграничные «палестины»[39] .
До рассмотрения план Калинникова даже не допустили. А вот план Гартвана рассматривался в Президиуме Госплана 15, 17 и 19 июня 1923 года. После долгих дебатов было принято решение считать этот план ориентировочным. Как оказалось впоследствии, в результате деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского на посту председателя ВСНХ, весь план был выполнен всего за два года[40] .
Комиссия по транспорту Госплана СССР под руководством А.А. Неопиханова разработала план развития транспорта. По этому плану рост грузооборота устанавливался в 50% к уровню 1923 года, с 58 млн. тонно-километров (ткм) до 87 млн. ткм, притом, что в 1913 году грузооборот составлял 132,9 ткм. Были, опять-таки, запланированы убытки от работы железнодорожного транспорта за пятилетие в размере 106,8 млн. рублей. Вся пятилетка для железных дорог должна была быть убыточной[41] .
После того, как план Неопиханова был вынесен на обсуждение в Президиум Госплана, Кржижановский заявил, что эти плановые установки по железным дорогам нельзя считать серьезными, потому что в реальности грузооборот развивается куда быстрее. Комиссия по транспорту, после доработки сочла возможным увеличить грузооборот на 90%. Это снова вызвало несогласия, но, тем не менее, доработанный план решено было считать, также как и план по металлопромышленности, ориентировочным. Впоследствии оказалось, что реальный рост грузооборота составил 160% по отношению к 1923 году и достиг 150,6 ткм.
Наркомат земледелия работал над планом развития сельского хозяйства. Плановыми работами руководил профессор Кондратьев, хорошо известный своими экономическими теориями. Он так сформулировал принцип планирования развития сельского хозяйства:
«Исходя из важнейших особенностей сельского хозяйства, всему построению которого придан в значительной мере генетический характер, в силу этого предположения плана отправляются от анализа тенденций фактического стихийного развития сельского хозяйства»[42] .
В итоге, план Кондратьева представлял собой экстраполяцию в будущее тенденций развития сельского хозяйства за 1921-1923 годы. К 1927/28 году посевы зерна должны были расшириться до 90,6 млн. га., посевы технических культур до 15,4 млн. га. В сельское хозяйство было запланировано вложение 540 млн. рублей, большая часть из которых приходилась на долю местных бюджетов и сельскохозяйственного кредита.
В плане имелась программа мелиорации и машинизации сельского хозяйства. За пять лет планировалось построить 782 пруда, 8993 шахтных и 543 трубных колодца и 120 фильтров. Число тракторов в 1929 году должно было составить 16 тысяч штук[43] .
План Кондратьева составлялся очень долго. Начатый в 1923 году, он прошел множество доработок и был более или менее готов только в середине 1925 года, когда нужда в нем отпала. Кондратьев не ошибся в определении роста посевных площадей зерновых, преуменьшил посевы технических культур на 4 млн. га., и составил совершенно негодную программу мелиорации и машинизации сельского хозяйства. Она-то и вызвала критику. Руководство Госплана, увидев тысячи запланированных к строительству колодцев, тут же забраковало план. Он предусматривал распыление государственных и общественных средств среди тысяч мелких объектов. Эти затраты не произвели бы почти никакого влияния на главное: рост производство зерна. Из-за этого план Кондратьева много раз переделывался, пока не был окончательно заброшен.
В общем, первая попытка планирования потерпела неудачу. Планы оказались далеки от хозяйственной реальности. Единственное, был накоплен первый опыт составления таких среднесрочных планов, который потом пригодился при составлении первого пятилетнего плана.
Советская промышленность того времени, с огромными незадействованными производственными мощностями, с трудно предсказуемыми тенденциями развития в условиях нэповского рынка, с большим трудом поддавалась планированию. Можно сказать, что в 1923 году еще не было возможности создать перспективные планы ее развития. Кржижановский так оценил работу советских хозяйственников в тот период:
«Первое трехлетие 1921/22-1923/24 годов ушло на сложную и кропотливую работу по организации полуанархического промышленного фронта»[44] .
Итак, итоги плановой работы 1921-1923 годов можно подвести следующим образом:
1. Были созданы основы методологии составления планов, которые нашли свое отражение в документах Госплана СССР. В плановой работе возобладало направление, которое развивало планирование именно крупной государственной промышленности. Основным принципом планирования была признана концентрация: производства, капитала, рабочих кадров, оборудования, сырья и так далее.
2. В спорах с привлеченными специалистами Госплана, руководство органа, плановики-коммунисты выработали свое понимание назначения плановой работы. Сутью их работы стало не просто абстрактное развитие экономики, а такая хозяйственная деятельность, которая бы вела к укреплению государства, его экономической, производственной и военной мощи.
3. В спорах с привлеченными специалистами в 1922-1923 годах, плановики-коммунисты сформулировали цель хозяйственной политики Советской власти, которая находила отражение и воплощение в составляемых ими планах. Главным было создание и развитие социалистического сектора хозяйства, и постепенное вытеснение сектора частнокапиталистического.
Социалистическая система хозяйства определялась, правда больше на практике, чем в теории, как экономическая система, основанная на крупных хозяйственных единицах, работающая по принципу комбината, то есть объединяющая добычу сырья, его переработку всех стадий, выработку конечного продукта и его распределение среди потребителей.
Первоначально социалистическая система могла быть построена только в крупной промышленности, где были уже условия для функционирования такой системы. Вопрос о построении социалистической экономики в масштабах всей страны дебатировлся в теории, но на практике, в частности в работах Госплана СССР, не рассматривался.
4. Опыт перспективного планирования, накопленный в 1921-1923 годах, показал, что методология планирования, сформулированная в общих чертах, требует своего дальнейшего развития. В частности, стало ясно, что основания планирования недостаточны для составления планов, которые бы даже могли предсказывать фактическое развитие экономики и промышленности, не говоря уже о том, чтобы вносить в этот процесс какие-то желательные поправки.
Остро назрела необходимость в новом опыте планирования, ближе стоящего к реальным потребностям промышленности и экономики.
Глава пятая
Металлический кризис.
В начале 20-х годов, не успев толком вылезти из топливного кризиса, советская промышленность угодила в другой, – металлический кризис. После долгого и сильного спада производства металла, советская металлопромышленность не могла быстро оправится от понесенного в результате войны и топливного кризиса ущерба. Этот кризис, как и следовало, ожидать, быстрее всего проявился в самых металлоемких отраслях, в частности в производстве паровозов.
Восстановление транспорта в 1920-1922 годах шло за счет закупок новых паровозов за границей. Они были новыми и более мощными, чем те, которые имелись в наличии на советских железных дорогах. Новые шведские и американские паровозы переводились на нефтяное топливо и сыграли большую роль в оживлении железнодорожных перевозок.
В середине 1922 года Совет Труда и Обороны сделал первую попытку отказаться от закупки паровозов за границей. Топливный кризис в общих чертах был разрешен, и над железными дорогами не висела более угроза остановки. С этой стороны надобность в импортных паровозах отпала. С другой стороны, шведские паровозы требовали золота. Золото требовалось еще на множество других дел, и потому Совет Труда и Обороны решил сократить заказ на строительство паровозов в Швеции. 14 мая 1922 года Госплану было дано поручение изучить вопрос о строительстве паровозов на заводах Республики, и аннулировать часть заказа.
Через месяц, после изучения производственных возможностей, 13 июня 1922 года Госплан принял решение сократить шведский заказ на 650 паровозов. Паровозостроительные заводы в 1922/23 году выпустили 95 новых паровозов, и, в принципе, за пять-шесть лет могли справиться с этим заказом[45] .
Госплан, совместно с наркоматом Рабоче-крестьянской инспекции разработал в июне-июле 1922 года вторую программу строительства паровозов до 1925 года. Она была пересмотрена и сокращена, в целях экономии металла. По этой программе до 1925 года советские заводы должны были выпустить 508 паровозов. До этого машины строились на семи заводах. По программе, производство решено было сосредоточить на пяти: Харьковским, Сормовском, Коломенском, Брянском и Луганском заводах. Каждый из них должен был выпускать в год 35-40 паровозов для выполнения программы[46] . Кроме этого, заводы должны были 1800 паровозов подвергнуть капитальному ремонту.
24 августа 1922 года Совет Труда и Обороны утвердил эту программу паровозостроения.
Программа паровозостроения была точкой зрения Госплана. Наркомат путей сообщения был совсем иного мнения. Трансплан НКПС исходил из того, что имеется около 6 тысяч «больных» паровозов, капитальный ремонт которых в состоянии удовлетворить потребность в тяге при железнодорожных перевозках, даже в условиях роста их объема. Специалисты говорили, что строить паровозы в ближайшие 3-4 года совершенно не нужно, и что СССР может вплоть до 1929 года обойтись старым паровозным парком. А потом уже, можно и нужно будет строить новые паровозы. Трансплан НКПС подготовил свою производственную программу, согласно которой нужно было построить 800 паровозов в 1930 году, и 1500 паровозов в 1931 году[47] .
План, составленный Транспланом НКПС, был внесен в Госплан. Однако Президиум Госплана его не признал, и даже отказался обсуждать документ, сразу указав на его нереальность. Кржижановский заявил, что промышленность будет не в состоянии произвести в один год сразу полторы тысячи паровозов. Программа явно превышает производственные мощности паровозостроительных заводов Республики. Такое количество нужно накапливать постепенно, за несколько лет.
Начался спор между Госпланом, Советом Труда и Обороны и НКПС. Наркомат был против программы паровозостроения, потому что строительство паровозов будет оплачиваться из бюджета наркомата, и составит весьма существенное изъятие из бюджета наркомата. Для них было гораздо дешевле отремонтировать тот парк, который есть. Дзержинский, будучи наркомом путей сообщения, поддержал позицию своего ведомства, и на заседании Совет Труда и Обороны 7 февраля 1923 года решительно отстаивал проект ремонта паровозов.
После долгих споров, СТО, еще раз рассмотрев программу паровозостроения, 9 марта 1923 года, подтвердило ее своим постановлением. Споры продолжались до июля месяца, пока, наконец, вопрос не дошел до ЦК РКП (б). На Пленуме ЦК РКП (б) 4 июля 1923 года было принято решение образовать межведомственную комиссию для согласования интересов транспорта, топливной и металлургической промышленности. В состав этой комиссии, под председательством заместителя председателя ВСНХ Г.Л. Пятакова, вошли Дзержинский и М.Н. Владимиров[48] . 9 августа 1923 года, после решения Совет Труда и Обороны, эта комиссия приступила к работе.
Работа комиссии по транспорту развернулась на фоне нового промышленного кризиса, захватившего страну. В середине лета 1923 года на советскую промышленность совершенно неожиданно обрушился еще один кризис. В условиях начала 20-х годах он выглядит совершенно необычно и несвойственно. Это был кризис цен 1923 года.
Начиналось все, как обычно, достаточно спокойно. После решений об изменении финансирования промышленности, ВСНХ первую половину 1922/23 года работал в новом режиме, пытаясь приспособиться к новому порядку. Однако это не удалось. Средств промышленности сильно недоставало, особенно в условиях, когда основные фонды требовали огромных амортизационных отчислений, а на рынке сырья и топлива имелся сильный дефицит и того, и другого. Дефицит, высокие цены и колеблющийся рубль привели к тому, что промышленность к концу 1922/23 хозяйственного года[49] осталась без оборотных средств.
До конца 1922/23 года оставалось три месяца, когда выяснилась вся катастрофичность положения. Отсутствие оборотных средств означало, что не будут закуплены запасы сырья, и топлива на будущий год, что рабочим не будет выплачена зарплата, и что в будущем году производство упадет. Зарплата уже стала задерживаться, что вызвало летом 1923 года волну забастовок на заводах и фабриках. Не выдавая зарплату, администрация заводов так относилась к рабочим, что они взбунтовались и потребовали, наконец, перестать ущемлять их права.
Вдобавок, в 1923 году ВСНХ оказался без руководства. После удара у Ленина, председатель ВСНХ Рыков, бывший заместителем председателя Совнаркома, оказался вынужденным погрузиться в ведение совнаркомовских дел, и исполнять свои обязанности в ВСНХ уже не смог. Вся работа была взвалена на помощников: бывшего председателя ВСНХ Богданова, и Пятакова, посланного ЦК РКП (б) на помощь в реорганизации Высшего совнархоза. И тот, и другой оказались негодными руководителями. Богданов прославился своей мягкостью и уступчивостью, защитой своих выдвиженцев, которые все, словно на подбор, оказались запойными пьяницами. И Пятаков был убежденным сторонником самых крайних решений, причем крайних нередко до абсурда. Он-то и захватил фактическое руководство ВСНХ, оттеснив на второй план Богданова, и стал проводить такую политику в хозяйстве, какая, на его взгляд, была самой правильной.
Пятаков был сторонником самого жесткого и централизованного администрирования, но, вместе с тем, и нэповские начинания в хозяйстве нередко доводил до самых крайних форм. Когда четко обозначилась нехватка средств, он 16 июля 1923 года подписал приказ по ВСНХ об извлечении максимальной прибыли. Этим приказом предписывалось поднять цены.
Получилось так, как мало кто ожидал. Предприятия, работающие на рынок, резко подняли цены на свой товар. Например, трест «Моссукно» наценил свои ткани на 137%[50] . Наценка была столь высока, что рынок фактически отказался покупать товары металлопромышленности. Большей части покупателей, крестьян-единоличников, новые цены на сельхозинвентарь были совершенно неподъемны. Если в июне 1923 года цены составляли 214% к уровню цен 1913 года, то уже в июле уровень цен поднялся до 220%, а в сентябре до 287%, в октябре до 323%, то есть цены выросли в 1,5 раза[51] .
Конец июля и август 1923 года металлопромышленность продолжала выполнять производственные программы и отгружать готовую продукцию на склад. А оттуда она не расходилась. Сбыт прекратился, и склады начали наполняться продукцией. В начале сентября склады предприятий ВСНХ оказались затоваренными. Трест «Донуголь», который выполнил программу СТО по производству на 127%, сумел выполнить программу реализации угля только на 80%. Продолжая набирать рабочих и увеличивать добычу, предприятия треста накопили на своих складах 1 млн. 100 тысяч тонн угля[52] .
Положение промышленности стало еще более катастрофичным. Сбыт оказался парализован. Приток средств, и без того маленький, прекратился совсем. Случилось нечто парадоксальное. В стране, где была жестокая нехватка самых необходимых товаров, разразился кризис перепроизводства.
Пятаков, увидев первые последствия своего решения, шарахнулся в противоположную сторону, и в августе 1923 года протащил через Президиум ВСНХ решение о закрытии Путиловского завода. Оно через несколько дней было отменено постановлением Совет Труда и Обороны[53] .
Положение, которое сложилось в металлопромышленности, привлекло внимание Дзержинского, который был тогда членом Межведомственной комиссии ЦК по согласованию работы транспорта, металлической и топливной промышленности. Своего мнения по строительству паровозов он еще не изменил, но вот состояние металлопромышленности в целом стало предметом его внимания. 16 сентября 1923 года он попросил своего секретаря в ОГПУ В.Л. Герсона достать доклад Главметалла к 6-му съезду профсоюзов. Этот доклад и другие материалы по металлопромышленности Дзержинский изучает до конца октября 1923 года, находясь в отпуске.
В этот момент он еще отстаивает ведомственные интересы. 2 октября 1923 года Дзержинский пишет письмо в Политбюро ЦК, в котором говорит о ненужности широкой паровозостроительной программы, указав на наличие 5800 мощных паровозов, которые нельзя использовать из-за малой грузоподъемности мостов. 12 октября это же письмо отправляется им председателю Совнаркома Рыкову, и заместителю председателя Совет Труда и Обороны Каменеву[54] . Этот спор продолжается в Политбюро ЦК РКП (б) 2 ноября, на заседании Совет Труда и Обороны 14 ноября, и на заседании Президиума Госплана 17 ноября. Дзержинский по-прежнему, твердо отвергает необходимость расширения паровозостроения.
Но уже в конце октября 1923 года взгляды Дзержинского меняются. Изучив положение в металлопромышленности, он видит, что ей необходимо настоящее развертывание, чего можно добиться только выполнением большой производственной программы. Тогда же ему становится понятно, что НКПС является самым главным заказчиком изделий металлопромышленности. По тресту ГОМЗ заказы для НКПС составляли 70% производства, по тресту «Электросталь» – 82%, а в среднем по национализированной промышленности – 38%[55] .
Работа промышленности на пока еще узкий крестьянский рынок не приносит ожидаемых результатов. Более того, вздувание цен губит те немногие достижения, что уже были достигнуты. 23 октября он пишет письмо в ЦК РКП (б) с предложением проведения кампании против вздувания цен. 2 ноября Дзержинский пишет письмо Сталину, в Политбюро:
«Собирая материалы по металлопромышленности я не нашел ничего, чтобы Главметалл сделал и делает по борьбе с бесхозяйственностью, какие вел кампании, какие произвел изыскания. Все всех докладах, статьях и выступлениях говорится красноречиво только об успехах в производстве, о финансовых затруднениях, что недостаток только один: мало дотаций, низки цены…
Калькуляции цен на металл были «величайшим надувательством». Она проводилась с заранее установленной единственной целью: «вздуть цены»[56] .
По итогам своего изучения положения металлопромышленности Дзержинский сделал доклад на заседании Политбюро 13 ноября 1923 года. Суть доклада сводилась к тому, что ни Главметалл, ни ВСНХ в целом ничего не сделали для предотвращения кризиса, и что нужно организовать общегосударственную кампанию по борьбе с кризисом. Политбюро этот доклад одобрило, и направило вопрос для обсуждения в Совет Труда и Обороны.
В эти самые дни развернулась ожесточенная борьба с Троцким, и вопрос о металлопромышленности отошел на второй план. СТО отложил совещание, назначенное на 16 ноября, до конца месяца. 30 ноября вопрос был отложен еще на две недели, до 14 декабря. Собравшись снова 14 декабря, Совет Труда и Обороны принял решение еще раз отложить рассмотрение доклада Дзержинского еще дней на двадцать.
Из-за развернувшейся внутрипартийной дискуссии и борьбы с группой Троцкого, решение вопроса о металлопромышленности были отложено на начало 1924 года. Но дальше вмешались непредвиденные события. 21 января 1924 года умер Ленин. Через несколько дней после его смерти, Политбюро произвело перестановки руководителей, с тем, чтобы заместить посты, которые занимал Ленин. Рыков был освобожден от должности Председателя ВСНХ и стал председателем Совнаркома. Председателем ВСНХ 2 февраля 1924 года был назначен Дзержинский, с освобождением поста наркома путей сообщения. Наркомом путей сообщения вместо Дзержинского стал Ян Эрнестович Рудзутак.
20 марта Политбюро ЦК РКП (Б) образовало специальную комиссию Политбюро по металлопромышленности, названную Высшей правительственной комиссией, сокращенно ВПК, под председательством Дзержинского. В нее вошли председатель Центральной контрольной комиссии и нарком Рабоче-крестьянской инспекции Валерьян Владимирович Куйбышев, председатель Госплана СССР Кржижановский, нарком финансов Сокольников, нарком путей сообщения Рудзутак и секретарь ВЦСПС Владимир Иванович Догадов[57] . Этой комиссии предстояло разобраться с положением в металлопромышленности, предложить программу ее развития и решить, наконец, спорный вопрос о производстве паровозов.
5 апреля 1924 года в ВСНХ состоялось первое совещание по металлу, на котором и был снова поставлен вопрос о паровозах. Только Дзержинский теперь занял совершенно другую позицию. Сам он объяснил изменение своих взглядов уходом из НКПС, из-под давления железнодорожников, и очевидным ростом железнодорожного грузооборота в 1923/24 году. Став председателем ВСНХ, Дзержинский взглянул на проблему производства паровозов с точки зрения интересов всей государственной промышленности в целом. И нашел, что строительство паровозов является удобным и надежным рычагов быстрого развития металлопромышленности: металлургии и машиностроения[58] .
Мысль Дзержинского шла таким образом. На тот момент, когда он вступил в должность председателя ВСНХ, большая часть заводов стояла законсервированными. Это были, в основном, мелкие и средние заводы. Крупные предприятия, к которым относились такие заводы как: Путиловский, Сормовский, Луганский, Коломенский, Брянский, работали, но с большой недогрузкой оборудования и мощностей. По всей государственной промышленности работало только 31,4% довоенных производственных мощностей[59] . Поддержание недогруженных производств в рабочем состоянии требовало затрат, как денежных, так и натуральных. Основные затраты по промышленности шли именно на поддержание таких предприятий.
Вот здесь Дзержинский и увидел возможности, которые открывались при развертывании паровозостроения. Во-первых, нагружались заводы. Производство паровозов подтягивало за собой другие, связанные с ним, производства. Паровозостроение толкает вперед развитие металлургии. На основе растущей металлургии можно развить металлопромышленность и по-настоящему насытить рынок металлоизделиями, обеспечить доходность государственной промышленности, обзавестись оборотными средствами и сделать накопления, остро необходимые для восстановления основного капитала.
22 апреля 1924 года ВПК рассмотрела план паровозостроения, составленный Госпланом еще в 1922 году. Комиссия сочла этот план приемлемым и передала его на утверждение в Совет Труда и Обороны. 7 мая 1924 года СТО утвердил этот план. Строительство паровозов должно было обойтись в 35 млн. рублей. Дзержинский внес в СТО ходатайство об увеличении строительства паровозов.
Однако стоило только взяться за решение хозяйственных вопросов, как проблемы посыпались, словно из рога изобилия. Очень скоро обнаружилось, что в стране свирепствует металлический кризис. Расчеты выходили такие. На следующий 1924/25 год потребности в металле в текущих ценах[60] исчислялись в 419,7 млн. рублей. Это примерно соответствовало 5 млн. 995 тысячам тонн чугуна. Из них 1 млн. 880 тысяч тонн должна была потребить государственная промышленность, а 2 млн. 110 тысяч тонн должно быть выпущено на рынок[61] . Производство металла в 1923 году составляло 1 млн. 550 тысяч тонн чугуна, 1 млн. 623 тысячи тонн стали и 1 млн. 396 тысяч тонн проката. Этот уровень производства покрывал только шестую часть всей потребности в металле.
К тому же, из-за событий осени 1923 года, металлургическая промышленность вступила в 1923/24 хозяйственный год без производственной программы. Попытки Дзержинского всерьез поставить этот вопрос в Совете Труда и Обороны в ноябре-декабре 1923 года закончились неудачей. Теперь же, когда Дзержинский стал уже председателем ВСНХ и ВПК, вопрос о размерах производства металла был поставлен всерьез. 5 мая 1924 года ВПК рассмотрела данные о производстве и потреблении металла.
На этом заседании Дзержинский устанавливает производственную программу для металлопромышленности на остаток 1923/24 хозяйственного года, на пять месяцев, на уровне выплавки 556, 8 тысяч тонн чугуна, 816 тысяч тонн стали и выпуска 544 тысяч тонн проката[62] . Эта программа соответствовала годовому плану примерно в 1 млн. 110 тысячам тонн чугуна.
Но этим дело не ограничилось. Дзержинский, обладая прямой властью над государственной промышленностью, сам делает шаги для ускоренного подъема советской металлопромышленности. Южные металлургические заводы, которые до войны производили львиную долю русского чугуна и стали, стояли, или работали с минимальной загрузкой. Стояли потушенными самые крупные домны. Дзержинский решил такое положение переломить. 30 мая 1924 года Президиум ВСНХ принимает решение задуть домны на крупнейших металлургических заводах Юга: Юзофском, Екатеринославском и Краматорском заводах, которые стояли с 1918 года. К пуску были намечены: домна №1 на Юзофском заводе, домна №1 на Екатеринославском заводе и домна № 3 Краматорского завода. В десятых числах июня они были задуты. Только эти три домны могли выплавить более 20 тысяч тонн чугуна в месяц, или 245 тысяч тонн в год. Производство чугуна в СССР с 15 июня 1924 года возросло на 40%[63] .
Пока Дзержинский занимался пуском крупных домен на южных металлургических заводах, в Совете Труда и Обороны пересматривали план паровозостроения. На сей раз, они сочли его слишком завышенным. 17 июня 1924 года, Совет Труда и Обороны вынес постановление по ходатайству Дзержинского: производственную программу по паровозам сократить до 28 млн. рублей, то есть урезать заказ НКПС на сто паровозов.
Этим решением Совета Труда и Обороны работа ВПК, после трех месяцев напряженной деятельности, оказалась сорванной. 19 июня, через два дня после отказа СТО увеличить программу, Дзержинский разворачивает бурную деятельность, пишет письмо в Политбюро ЦК ВКП (б), Сталину и созывает заседание ВПК. В записке Сталину, Дзержинский указал, что Совет Труда и Обороны своим решением фактически отменил все решения Высшей правительственной комиссии, и попросил рассмотреть этот вопрос на заседании Политбюро.
В один день 19 июня 1924 года собрались на заседание Политбюро ЦК ВКП (б) и ВПК, на которых был поставлен один и тот же вопрос: состояние металлопромышленности. В хозяйственном штабе Дзержинского, обсудив вопрос, решили прибегнуть к политическому методу решения задачи. Нужно было сделать три вещи: сосредоточить управление металлопромышленностью в одних руках, обратиться к работникам промышленности с просьбой о помощи, и создать единый промышленный бюджет.
В июле 1924 году были образованы три новых объединения заводов металлопромышленности: Металлосиндикат Центрального района, Уральский горнозаводской синдикат, сокращенно «Уралмет», и Всесоюзный синдикат сельскохозяйственного машиностроения, сокращенно «Сельмашсиндикат». Тресты и синдикаты объединялись под управлением Главного управления металлической промышленности, сокращенно ГУМП ВСНХ[64] . Управление подчинялось непосредственно Президиуму ВСНХ.
Вскоре было проведено создание единого промбюджета. Это изобретение Дзержинского пережило самого автора. Только одним этим Феликс Эдмундович обессмертил свое имя. 19 июня 1924 года им был заложен один из краеугольных камней в основание советской экономики и советской индустриализации.
Это изобретение простое, но очень эффективное. До 1924 года был порядок: все крупные программы, строительство и переоснащение заводов проходили утверждение не только в ВСНХ, Госплане и Совтрудобороне, но и в Наркомфине. Подготовленную программу строительства или ремонта какого-либо объекта нарком финансов включает в проект бюджета. Или не включает, если видно, что свободных финансов в бюджете нет. Окончательное решение принимает СТО, но перед этим выслушиваются все стороны. Этот порядок всегда вызывал много споров, в которых верх часто одерживали финансисты. При обсуждении программы паровозостроения именно аргументы финансистов об отсутствии у государства свободных средств оказались решающими.
Дзержинский предложил такой выход. Единый промбюджет – это сумма, которая отпускается промышленности в целом, без указания, сколько идет на производство, а, сколько на строительство. Она точно соответствует возможностям бюджета, и сверх нее ВСНХ не просит больше ни рубля. Но зато распределение промбюджета идет уже в Президиуме ВСНХ, в соответствии с задачами развития промышленности. Тут уже возможны варианты: одну отрасль промышленности развивать за счет другой.
Политбюро ЦК ВКП (б) оказало полную поддержку инициативам Дзержинского. Было принято постановление, об освобождении Дзержинского от всех обязанностей с тем, чтобы он имел возможность сосредоточится на решении проблем металлопромышленности.
Через три дня, 21 июня 1924 года Дзержинский обращается в ЦК ВКП (б) с новой просьбой о пересмотре состава Главметалла ВСНХ. К письму он приложил список членов нового правления Главметалла. ЦК приняло его предложение.
Дзержинский провел решение о радикальном сокращении издержек в производстве металла. Они складывались из двух частей: затрат на топливо и руду, и накладных расходов. 16 июля 1924 года ВПК внесла в Госплан предложение: установить плановые цены на топливо и руду для государственной промышленности на уровне фактической их себестоимости. Это сразу бы дало удешевление металла на 40% и, соответственно, рост производства. Госплан поддержал инициативу Комиссии и ввел эти плановые цены.
В начале сентября 1924 года в спорах с Госпланом и СТО Дзержинский получил серьезный аргумент. Его политика направленная на подъем металлургии дала свои результаты. Установленный на полгода 1923/24 хозяйственного года план оказался перевыполнен. Чугуна было выплавлено 628, 2 тысячи тонн, что на 13% больше установленного плана, стали – 943, 4 тысячи тонн, что на 14% больше плана, проката выпущено – 647 тысяч тонн, что на 19% больше плана[65] . Трест «Югосталь» увеличил, по сравнению с 1922/23 годом производство чугуна в 3,5 раза, стали – удвоил, выпуск проката увеличил в 1, 7 раза.
12 сентября 1924 года Дзержинский сделал на Политбюро доклад о работе Высшей правительственной комиссии по металлопромышленности, в котором сформулировал основные проблемы металлопромышленности и методы их решения.
Он выделил семь главных проблем металлопромышленности, которые между собой были связаны:
1. Высокая себестоимость металла из-за малой загрузки предприятий.
2. Невыплаты главных государственных заказчиков.
3. Сопротивление НКПС паровозостроению и невозможность закрытия паровозостроительных заводов.
4. Отсутствие строительства новых предприятий.
5. Неплатежеспособность населения.
6. Недостаточное кредитование.
7. Изъяны в организации производства.
Дзержинский в своем выступлении поставил вопрос ребром:
«Если мы теперь не проделаем значительной подготовительной работы в области металлургии, то по истечении нескольких лет мы теряем целую эпоху для ее развития»[66] .
Политбюро ЦК ВКП (б) выразило полную поддержку Дзержинскому. Решением Политбюро ЦК вместо Главметалла временно было образовано МеталлЧК во главе с Дзержинским. Информотделу ЦК предписывалось издать стенограмму совещания по этому вопросу с выступлением Дзержинского, как имеющую особую ценность для хозяйственной работы.
17 октября 1924 года состоялось новое заседание ВПК, на котором был поставлен вопрос о производственной программе по выпуску металла и машин. План устанавливал задачу достижения уровня производства в 27% от уровня 1913 года, вместо 15-22% по видам продукции, достигнутых в конце 1923/24 года. В весовом объеме это означало удвоение продукции черной металлургии. До 1 октября 1925 года металлургическая промышленность должна была выплавить 954, 8 тысяч тонн чугуна, 1 млн. 304 тысяч тонн стали и выпустить 928 тысяч тонн проката. План по общему машиностроению устанавливался в 95, 1 млн. рублей, по судостроению в 6, 9 млн. рублей, по метизам в 11, 6 млн. рублей. Промышленность должна была в 1924/25 году построить 570 автомобилей и 2250 тракторов, из них 400 гусеничных. Общая программа промышленности была запланирована на уровне 306 млн. рублей. С этой программой согласился Госплан СССР[67] .
А тем временем Наркомат финансов и Совет Труда и Обороны готовили свое решение по финансированию промышленности. Наркомат финансов внес в СТО предложение о сокращении промышленного бюджета до 260 млн. рублей, то есть почти вдвое. 14 ноября 1924 года СТО приняло постановление, которое утвердило промышленный бюджет в размере 270 млн. рублей.
17 ноября 1924 года Главметалл собрался на экстренное совещание. Решения Совет Труда и Обороны уничтожали все результаты деятельности ВПК и снова обрекали промышленность на убытки. Дзержинскому снова пришлось прибегнуть к политическому методу решения хозяйственных вопросов.
Через три дня, 21 ноября 1924 года, Дзержинский вышел на трибуну 5-й Всероссийской конференции союза металлистов и сделал доклад о металлопромышленности. Он говорил, что из-за недогрузки предприятий и раздутых штатов на заводах, крупная промышленность не выходит из убытков. Убыток по «Югостали» вырос и составил 1 млн. 220 тысяч рублей, по ГОМЗ – 4 млн. 978 тысяч рублей, по Ленмаштресту – 1 млн. 338 тысяч рублей, по «Цупвозу»[68] – 105 тысяч рублей, и по Судотресту[69] – 1 млн. 200 тысяч рублей. 8 млн. 841 тысяча рублей убытка! Прибыль по уральским трестам сократилась на 21% и составила 2 млн. 746 тысяч рублей[70] .
При таких убытках, которые возросли на 24%, сокращение промышленного бюджета вдвое – удар для металлопромышленности. Дзержинский стал уговаривать профсоюзных руководителей поддержать его политику: сократить штаты, уменьшить стоимость продукции, поднять производительность труда, уплотнить рабочий день, а самое главное, потребовать увеличить программу производства.
Профсоюзы встали против Дзержинского. Они наотрез отказались сокращать рабочих и увеличивать производство. После долгих препирательств, профсоюзные вожаки дали согласие сократить численность рабочих на 7%, но взамен выдвинули требование сократить производственную программу на 12%. Потратив время на ругань и препирательства с профсоюзным руководством, Дзержинский ничего от них не добился. Сделку с обменом 7% рабочих на 12% программы он отверг как совершенно неприемлемую.
Добил программу Госплан СССР, Президиум которого собрался 22 ноября 1924 года под председательством Ивара Тенисовича Смилги. Докладывал на нем сам Смилга и профессор Калинников, которые предложили урезать производство металла по всем видам продукции на 5%. Дзержинский боролся изо всех сил. Наконец, состоялось еще одно заседание СТО, 24 ноября 1924 года, на котором Дзержинский смог выспорить у председателя Совета Труда и Обороны Льва Борисовича Каменева 3 млн. рублей сверх уже утвержденного бюджета.
План поднятия производства металла рухнул. У Дзержинского осталась только одна трибуна, где он мог рассчитывать на поддержку. 16 декабря 1924 года он выступил с докладом на заседании Политбюро ЦК ВКП (б). Надежда оставалась только на политические методы борьбы.
Столкновение Дзержинского с Каменевым и Сокольниковым произошло на Пленуме ЦК 17-20 января 1925 года. По требованию Дзержинского в повестку дня Пленума был включен вопрос о металлопромышленности.
Докладчиком по вопросу был Вячеслав Михайлович Молотов, который изложил общее состояние дел, и подчеркнул, что вопрос очень внимательно изучался в ВСНХ и СТО, ничего существенного при этом в чью-то поддержку не сказав. После доклада Молотова, ведомственные вожаки схватились в прениях. Сокольников прочитал целый доклад, целую лекцию о государственном бюджете, где с особенной силой упирал на только что стабилизированный рубль, что политика ВСНХ авантюристична, что нельзя подрывать финансы СССР такими огромными вложениями в промышленность. И сказал в заключение, что нужно двигаться осторожно и осмотрительно. Вот 7% роста – это оптимальные темпы.
Дзержинский со всей своей страстью оспорил слова Сокольникова. Он заявил, что нельзя считать нормальным, когда политику в промышленности определяет Наркомфин, и что план, составленный в Наркомате финансов и СТО уже сейчас недостаточен. Одни только заявки на первый квартал 1924/25 года превысили годовой план СТО: по рельсам на 108%, по балкам на 102%, по листу на 128%, по катанной проволоке на 201%, по тянутой проволоке на 171%. «Жизнь наша развивается гораздо скорее, чем на 7 процентов», - сказал Дзержинский[71] . Исчерпав свои экономические аргументы, Дзержинский указал на то, что Наркомфин претендует на руководство всей хозяйственной политикой страны путем распределения государственных средств.
Этот аргумент вызвал некоторые размышления среди членов ЦК. Тут он задел за живое. Г.И. Петровский, взявший слово в прениях, сказал: «нужно, чтобы направлял политику не товарищ Сокольников, а Центральный комитет»[72] . Спор перешел в политическую плоскость, где аргументы Сокольникова уже не действовали. Сокольникову тут же припомнили поддержку Троцкого в дискуссии 1923 года. Члены ЦК решили, что Наркомат финансов и Совет Труда и Обороны хватили через край, и нужно ограничить их устремления. 20 января Пленум ЦК принял резолюцию, в которой одобрялся доклад Дзержинского, признавалось необходимым расширение металлопромышленности и разрешалось увеличить производственную программу на 15%, а также ставилась задача увеличения финансирования и расширения кредита металлопромышленности.
Дзержинский понял, что ситуация повернулась в его пользу, и тут же отдал указание Владимиру Ивановичу Межлауку, председателю Главметалла, срочно созвать совещание и, опираясь на эту резолюцию, протащить хоть по одному тресту увеличение программы. 21 января, в день закрытия пленума, Главметалл разрешил Ленмаштресту увеличить свою общую программу на 15%, а по отдельным видам продукции – на 40%.
Казалось бы, проблема недофинансирования промышленности была решена. Однако торговля с Наркоматом финансов обернулась другой стороной. Появилась, и получила подкрепление, мысль о том, что развитие промышленности надо осуществлять собственными силами, с опорой на свои внутрипромышленные капиталы. Поэтому Дзержинский решает больше не торговаться с Наркомфином. Нужно было доставать капитал самому и тратить его только на обновление основного капитала. В этом ключ решения проблемы. Обо всем остальном можно было пока забыть.
Еще 23 октября 1924 года, Дзержинский написал письмо председателю Коллегии ГЭУ ВСНХ СССР А.М. Гинзбургу, с изложением развернутой системы постановки промышленности на твердую почву. Цель всей работы ВСНХ заключалась в максимальном расширении и удешевлении производства. Причем он указал, что нужно, в первую очередь, обратить внимание на внутренние ресурсы и накопления промышленности, и первым делом пустить их на финансирование роста. Источниками накопления должны были стать: ликвидация бесхозяйственности в производстве, которая включала в себя повышение качества материалов и сырья, уплотнение рабочего дня, приведения штатов в соответствие с производством. А также ликвидация бесхозяйственности в сфере распределения, проведение удешевления всей продукции и налог на население[73] .
Пока шла подготовка к Пленуму, Дзержинский еще раз доработал свой план развития промышленности, сформулированный в записке в ГЭУ ВСНХ СССР. Количество тезисов было сокращено, но те, которые остались, приобрели резкую формулировку, постановку ребром.
Главная мысль была проста – раз нельзя получить дополнительные субсидии, то нужно опереться на накопления внутри самой промышленности. Нужно максимально затянуть пояса. В программе остались три тезиса: увеличение прибавочного продукта путем повышения производительности труда, сокращение непроизводственного потребления, и широкие займы у населения. Все эти меры давали какой-то капитал помимо Наркомата финансов. Но, вместе с вопросом получения капиталов, встал и другой вопрос – как его использовать. Вопрос немаловажный, ибо полученный такими ухищрениями капитал можно было очень легко и быстро растратить. Дзержинский формулирует решение – бросить капитал на восстановление основных фондов промышленности.
14 января 1925 года за несколько дней до открытия Пленума ЦК ВКП (б), Дзержинский созывает в Президиуме ВСНХ совещание по основному капиталу. На этом заседании было образовано Особое совещание по восстановлению основного капитала, сокращенно ОСВОК, во главе с Дзержинским. Работа этого Особого совещания стала основной для составления первого пятилетнего плана.
Этот этап хозяйственной работы важен тем, что именно в 1924 году была найдена отрасль, работа которой оказывала влияние на все секторы рынка и на все отрасли промышленности. В действительности, металл: чугун, сталь и прокат были главным, наряду с углем, промышленным сырьем, причем таким сырьем, без которого промышленность совершенно не могла обойтись.
В результате работы Высшей правительственной комиссии по металлопромышленности, под руководством Дзержинского, стало окончательно ясно, что главная задача хозяйственной политики на ближайшие десять лет – это рост металлургии. От роста производства металла зависел рост всей промышленности в целом, увеличение внутреннего рынка и выполнение всех остальных частей плана «ГОЭЛРО». Рост металлургии, рост производства металла, в свою очередь, упирался в состояние работавших и законсервированных производственных мощностей, и требовал восстановления основных фондов металлопромышленности, особенно черной металлургии. Одним словом, требовалось новое промышленное строительство.
А уже проблема промышленного строительства потребовала по-иному взглянуть на проблему финансирования его и на составление планов развития.
Итоги деятельности Госплана СССР, ВСНХ СССР и ВПК в 1924 году можно подвести следующим образом:
1. Попытка решить, как казалось, локальный металлический кризис привела к необходимости ревизии всей хозяйственной и плановой политики. Металлический кризис поставил по-новому задачи составления производственных планов, финансирования промышленности по отраслям и в целом, а также дальнейшего перспективного развития.
2. Частично проблемы удалось решить по ходу событий. Дзержинский предложил новую форму финансирования промышленности и разработал силами ВПК и ГУМПа ВСНХ СССР производственную программу на конец 1923/24 года, а также программу ввода в строй законсервированных металлургических печей. Эти производственные планы, в отличие от предшествующих образцов, оказались удачными, и привели к настоящему росту производства, против исходного уровня. Таким образом, деятельность Дзержинского на посту главного хозяйственного руководителя принесла первые образцы хорошо работающих планов.
Главным в этих планах было, во-первых, решение одной, совершенно конкретной хозяйственной задачи; во-вторых, выделение для ее решения конкретных объектов, в данном случае заводов и даже печей; в-третьих, планы составлялись исходя из наиболее полной загрузки производственных мощностей; и, в-четвертых, определялись конкретные сроки и плановые объемы производства, которые должны были быть достигнуты на выбранных объектах.
3. Частично проблема немедленному решению не поддавалась и требовала более тщательной подготовки. Требовалось оценить имеющийся производственный потенциал в черной металлургии, определить потребности, как текущие, так и плановые, в черном металле, и составить конкретный хозяйственный план роста производства, в котором были бы уже и введение в строй старых, законсервированных мощностей, и строительство новых. Дзержинскому удалось сделать первый шаг к разрешению этой проблемы – создать Особое совещание по восстановлению основного капитала.
1.Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 34
2. Идея развития добычи угля и выплавки чугуна в Кузнецке разрабатывалась еще до революции, и ее пыталось осуществить общество «Кузнецких каменноугольных копей». Но Ларин впервые предложил вывозить уголь в Европейскую часть России.
3. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 142-143
4. Вопросы истории народного хозяйства СССР. М. «Издательство АН СССР», 1957, с. 346-347
5. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 142
6. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 161
7. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 168
8. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 227
9. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 283-284
10. Авдаков Ю.К. Организационно-хозяйственная деятельность ВСНХ в первые годы Советской власти (1917 - 1921 гг.). М. «Издательство МГУ», 1971, с. 48
11. Коваленко Д.А. Оборонная промышленность Советской России в 1918-1920 годах. М. «Наука», 1970, с. 293
12. История народного хозяйства Урала (1917-1945 гг.). Свердловск, «Издательство УралГУ», 1988, ч.1, с. 39
13. Кржижановский Г.М. Хозяйственные проблемы Советской Республики и работы общеплановой комиссии (Госплана), вып. 1. М. 1921, с. 65-65
14. Впоследствии, после многочисленных реорганизаций, отделы преобразовали в управления, с более широкими полномочиями и функциями. В конце 20-х годов главки были слиты с управлениями и образовали единые руководящие органы в составе ВСНХ, а потом и хозяйственных наркоматов, появившихся после реформы 1932 года: Наркомата тяжелой промышленности, Наркомата легкой промышленности и Наркомата лесной промышленности.
15. Государственное объединение машиностроительных заводов. О нем в следующей главе.
16. Цыперович Г. Синдикаты и тресты в России. Петроград. «Издательство Петроградского ГСНХ», 1920, с. 158
17. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 3
18. Впоследствии составитель проекта Днепровской гидроэлектростанции.
19. протокол № 78, Протоколы Президиума Госплана РСФСР за 1921 год. М. «Экономика», 1979, т.1, с. 109-110
20. протокол № 82/26, Протоколы Президиума Госплана РСФСР за 1921 год. М. «Экономика», 1979, т.1, с. 124-130
21. Бузлаева А.И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. М. «Наука», 1969, с. 50
22. Бузлаева А.И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. М. «Наука», 1969, с. 49
23. Хаммер А. Мой век - двадцатый. Пути и встречи. М. «Прогресс», 1989, с. 108
24. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 245
25. Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М. «Наука», 1979, с. 46, 57
26. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 53
27. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 70
28. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 258
29. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 236-238
30. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 256
31. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 133
32. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 257
33. Струмилин пишет, что проф. Литощенко был самым ярым и неутомимым критиком работы Госплана. Его можно было видеть везде, где критиковались или обсуждались цифры Госплана.
34. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 266
35. К слову сказать, рассуждения специалистов Госплана, в прошлом меньшевиков и эсеров, сильно напоминают рассуждения современных американских, и повторяющих их зады российских экономистов.
36. Эта инициатива была связана с образованием мощного металлургического треста из донецких заводов «Югосталь» и возобновлением металлургического производства. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 274
37. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 262
38. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 195
39. Струмилин С.Г. На плановом фронте. М. «Политиздат», 1958, с. 262
40. Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М. «Наука», 1979, с. 95
41. На самом деле, железнодорожный транспорт СССР в 1922/23-1927/28 годах работал с прибылью и принес 1 млн. 007 тысяч рублей прибыли.
42. Цит. по: Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 203
43. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 206-207
44. Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М. «Наука», 1979, с. 73
45. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 31-32
46. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 32
47. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 34
48. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 43
49. Конец хозяйственного года, это июль-сентябрь.
50. Валентинов. Н. Наследники Ленина. М. «Терра», 1991. с. 116
51. Струмилин С.Г. Избранные произведения в пяти томах. Т. 2. На плановом фронте. М. АН СССР, 1963, с. 45-46
52. Звездин З.К. От плана ГОЭЛРО к плану первой пятилетки. Становление социалистического планирования в СССР. М. «Наука», 1979, с. 73
53. Хавин А.Ф. У руля индустрии. М. «Издательство политической литературы», 1968, с. 17
54. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 41
55. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 49
56. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 50-51
57. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 73-74
58. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 78
59. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 148
60. Стоимость пуда чугуна в 1924 году – 1 рубль 25 копеек. Тонна стоила 70 рублей, а 1 тысяча тонн чугуна – 70 тысяч рублей.
61. Это расчет по чугуну. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 112
62. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 86
63. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 119
64. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 140
65. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 124
66. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 125-127
67. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 136-137
68. «Цупвоз» - Государственное объединение механических военно-оборонных заводов.
69. Судотрест – судостроительные заводы Ленинграда.
70. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 144
71. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 177-180
72. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 177
73. Хромов С.С. Ф.Э.Дзержинский во главе металлопромышленности. М. «Издательство МГУ», 1966, с. 132