В России имя Сталина, его речи и дела были под запретом почти полвека. С момента ХХ съезда КПСС, когда Хрущев прочитал свой доклад о культе личности Сталина, в Советском Союзе на его жизнь и деятельность был наложен негласный, строгий запрет. Срочно были изъяты из всех библиотек собрания сочинений Сталина, сборники его статей и речей, отдельные издания его работ. Было прекращено издание трудов. Из учебников и научной литературы началось повальное изгнание имени Сталина. Изгонялось практически все, что было связано с его именем. Под запрет попали очень многие события, очень многие люди, которые составили славу Советского Союза. Дело дошло даже до переименования названий задним числом. В книге "Краткий очерк истории индустриализации СССР", выпущенной в 1965 году, при изложении событий начала 30-х годов, Сталинградский тракторный завод, первенец советской индустриализации, именовался Волгоградским тракторным заводом.
В итоге, советские историки хрущевской и брежневской эпохи сочинили полностью обезличенную историю страны, в которой действовали безликая Коммунистическая партия и безликие трудовые рабочие и крестьянские массы. Из этой массы выхвачивались отдельные личности, значение которых превозносилось до небес. Это были Генеральные Секретари ЦК КПСС, которые правили в момент написания очередного исторического труда, Ленин - отец-основатель компартии, да отдельные герои, допущенные Идеологическим отделом ЦК КПСС до всенародного прославления.
Все остальное уничтожалось или становилось содержимым спецхранов. От народа прятали его настоящую историю.
Еще совсем недавно, всего каких-то десять лет назад, слово "сталинизм" было ругательным. В пору перестройки советского общества, объявленного апрельским Пленумом ЦК КПСС в апреле 1985 года. разренулась настоящая кампания против Сталина. Его обвиняли во всех смертных грехах, и связывали с его правлением все беды страны.
Было опубликовано огромное количество критических, обличительных статей, разоблачительных материалов, было множество выступлений, которые призывали сурово рассчитаться со сталинским временем, осудить его. "Всесторонняя и последовательная десталинизация общественной и хозяйственной жизни равнозначаная ее демократизации", - провозглашал доктор экономических наук Б. Ракитский. (Обратного хода нет. Перестройка в народном хозяйстве: общие проблемы, практика, истоки. М. "ИПЛ", 1989, с. 66).
Только вот гласность тогда была несколько односторонней. При живейшем интересе к сталинской эпохе, сочинения самого Сталина так и оставались в разряде труднодоступной литературы. Они так и оставались в спецхранах, недоступных простому читателю.
Только вот беспощадное время открывает двери самых недоступных спецхранов и архивов. В конце ХХ века в России развернулась работа по изучению своей истории. Этой работой стало возвращаться также имя Сталина. В 2002 году впервые за полвека вышли в свет отдельной книгой статьи и выступления Сталина. Это была книга "Слово товарищу Сталину", выпущенная издательством "АСТ". Впервые за многие десятилетия она попала на открытый прилавок книжных магазинов и стала доступной самому широкому читателю.
Это небольшое событие имеет выдающееся, поворотное значение. Это значит, что Сталин возвращается в Отечественную историю и занимает принадлежащее ему по праву место в длинной череде российских правителей, начиная с легендарного Рюрика.
Возвращение Сталина на законное место в русской истории требует более пристального внимания к тем людям, которые его ниспровергали и шельмовали. Мы их не будем осуждать. Пусть каждый человек имеет право на ошибки и заблуждения. Но, поскольку их ошибки и заблуждения и до сего дня оказывают влияние на общественность, с ними нужно решительно рассчитаться, и окончательно списать в исторический архив.
Открываем книгу, выпущенную 14 лет назад, "Суровая драма народа: ученые и публицисты о природе сталинизма" (М. "Политиздат", 1989). Это сборник статей восемнадцати публицистов, которые на страницах этой книги рассуждали о природе сталинизма. Открываем для того, чтобы вчитаться, и разобрать заблуждения этих шельмователей Сталина.
Юрий Буртин. Изжить Сталина!
Сборник открывается статьей Юрия Григорьевича Буртина, публициста и члена Союза писателей СССР.
Автор сталкивает два подхода к Сталину, которые бытовали во время написания статьи:
"Вот для сравнения два произведения, создававшиеся почти одновременно, в 70-е годы, оба - без надежды на скорую публикацию, людьми примерно одного возраста: "Дети Арбата" А. Рыбакова и "Глазами человека моего поколения" К. Симонова. Там и тут Сталин. Но при некоторых точках соприкосновения... это, в сущности, два разных человека. У Рыбакова - узурпатор, который... плетет сеть интриг, имеющих целью создание и укрпеление режима своей личной власти, и без того уже к 1934 году фактически безраздельной... А у Симонова... - умный и твердый властелин, внимательный к мелочам, но в то же время мыслящий и действующий по-государственному масштабно, скорее доброжелательный и уступчивый..., чем грубый и капризный; подчас слегка играющий перед собеседником... но в целом достаточно естественный; интересующийся литературой...
Где же правда: там или здесь?" (СДН, с. 8).
Буртин отмечает, что к Сталину относились прежде всего как к личности:
"... в основе критического осмысления Сталина, как исторической фигуры лежала преимущественная характеристика его личности: на Сталина-политика (и на сталинское в политике) смотрели в основном через призму его личных качеств, так или иначе понимаемых и оцениваемых" (СДН, с. 6).
Но тогда, если смотреть на Сталина, как на личность, и возникает это раздвоение исторической фигуры. В нем легко можно увидеть как положительное, так и отрицательное. Буртин делает вывод:
"В рамках "личностного" подхода задача, по-видимому, не имеет решения. Однако нынче уже стал возможным совершенно другой взгляды на предмет затянувшегося спора - оценка исторической роли Сталина на основе такого решающего и вполне объективного критерия, как характер созданной под его руководством системы общественных отношений" (СДН, с. 8).
Что же, с такой логикой трудно спорить. Так оно, в целом и есть. Роль исторического деятеля можно оценить только одним способом: оценивая результаты его деятельности. Были ли достигнуты победы и достижения. или же наоборот, допущены просчеты и провалы, поражения. Согласимся в этом с Буртиным.
Но далее он пишет:
"По-разному именуется сегодня эта система, пока не получившая в нашей теории... адекватного и общепризнанного обозначения: "казарменный коммунизм", "казарменный социализм", "Административная Система", "военно-бюрократический репрессивный режим" и т.п. Но, кажется. все так или иначе сходятся на том, что ее определяющими признаками являлись последовательный антидемократизм; подчинение общества государству, а государства - режиму личной власти; исключительно административно-командные методы руководства..." (СДН, с. 8-9).
Далее перечисляются: неэффективность экономики, низкий уровень жизни масс, бесправие и произвол, официализация духовной жизни общества, изоляционизм во внешней политике.
"И вот если с такой точки зрения мы посмотрим на Сталина, то при самой полной объективности не останется места никакой двойственности в оценках".
Понятно, что оценка, выставленная автором, сугубо отрицательная.
И далее:
"Что же делает тему Сталина столь важной для человека наших дней? ... Наиболее актуальным, непосредственно участвующим в современной жизни остается для нас наследие Сталина. .Прежде всего в виде той системы общественных отношений, которая была создана в СССР под его руководством..
Перед нами стоит задача преодоления этой системы, превращения ее в нечто принципиально от нее отличное" (СДН, с. 13).
Итак, генеральная мысль статьи заключается в том, что личность Сталина можно оценить с точки зрения результатов его деятельности, а не качеств личности. Что результаты деятельности плохи, и потому деятельность Сталина была разрушительной, деструктивной. И что задачей является преодоление той системы отношений, которая им была создана.
Все вроде бы верно, все вроде бы логично. Зацепиться в логике автора вроде бы не за что.
Однако, при внимательном прочтении становится видна любопытная сторона статьи Буртина. На изложение главного, того, что связывает вопрос, поставленный в начале статьи, с революционным выводом в конце, потрачено слишком мало внимания. Это то место, где Буртин перечисляет признаки системы общественных отношений, созданной при Сталине. На это автором потрачено всего 27 строчек.
И это обстоятельство порождает вопрос: а с чего уважаемый автор взял, что эта система общественных отношений в СССР была именно такой? Где доказательства?
Доказательств этой мысли в статье Буртина нет. Да и не может быть. Не вместить доказательства в 27 строчек, отведенных автором в характеристику советского строя. Он просто привел эти характеристики, как нечто само собой разумеещееся. Мол, читатель грамотный, сам поймет о чем речь.
Расчет автора на грамотность читателя оправдался. Статью Буртина опубликовали и поставили первой в сборнике. Видно, редактор-составитель грамотный был, сразу понял смысл статьи.
Но мы не только грамотные, но еще и любознательные. Интересен нам ответ на вопрос: где же Буртин вычитал такие любопытные характеристики? Любопытно нам: кто и на каком основании давал Советской власти такие характеристики?
Буртин этот вопрос оставил открытым. Придется нам, для ответа на него, читать другие статьи.
О статье же, нами только что разобранной, скажем так. Разваливается логика автора от одного только вопроса, нами заданного. Не дает автор доказательств своей мысли, из-за чего мы имеем право ему не поверить. А не поверив в утверждение о том, что Советская власть была плохой, мы приходим к тому, что рассуждения Буртина - чепуха. Он говорит, что исторического деятеля оценить можно только по делам. Мысль верная. Но дать оценку делам этого исторического деятеля он не может, и делает это крайне неубедительно.
В итоге повисает в воздухе его:
"Бескомпромиссное отвержение сталинской системы естественно приводит к столь же твердому взгляду и на автора данной системы, к вполне однозначной нравственной и политической оценке его личности, деятельности и исторической роли" (СДН, с. 10).
Что же это за "твердый взгляд" и "бескомпромиссное отвержение", а также "однозначная нравственная оценка" которое основывается на бездоказательной оценке дел разбираемого исторического деятеля? Что видит этот "твердый взгляд", что отвергается, и что однозначно оценивается? Из текста статьи не следует четкого ответа на эти вопросы. Непонятно, что это имеется в виду: реальная действительность, или представления автора.
Тут двух мнений быть не может. Если Буртин имеет в виду реальную действительность, то он должен был привести документальные и фактически доказательства своей правоты.
Без этого его рассуждения - это просто исписанная бумага.
И, напоследок, следует спросить автора этой статьи Юрия Буртина. Вот Вы, член Союза писателей СССР, "инженер человеческих душ", к чему призываете? Что должны делать читатели Вашей статьи, перед которыми вы поставили задачу "преодоления этой системы", Вами нечетко и бездоказательно охарактеризованной?
Эдуард Баталов. Культ личности и общественное сознание.
Этот автор серьзнее. Баталов Эдуард Яковлевич, кандидат философских наук. Если писатель мыслит образами, то философ должен хорошо владеть логикой. У него профессия такая: логично мыслить.
Философ сразу, без вступлений, берет тему "за рога":
"По мере развертывания перестройки становится все более очевидным, что переход к той форме социализма, которая способна обеспечить выход нашего общества на новые рубежи, невозможен без радикальных изменений в общественном сознании". (СДН, с. 14)
В этой фразе нет постановки проблемы, над которой философ собрается думать. Это - готовый вывод, который читателю предлагается принять, или не принять.
Вообще-то, сначала Баталов должен был объяснить, что такое новая форма социализма, и чем она отличается от старой, а потом, объяснив, должен был еще доказать, почему нужны именно радикальные изменения, а не постепенные реформы. Но этого в статье нет.
Мы пока не станем этого комментировать, но отбросить статью можно после прочтения первого же абзаца.
Далее:
"Необходимость подобных изменений дикутется тем состоянием. в котором оказалось к началу 80-х годов наше общественное сознание, и которое невозможно определить иначе, как кризисное...
Признание кризисного состояния, в котором оказалось наше общественное сознание, - необходимая предпосылка и вместе с тем первый шаг на пути его перестройки, которая диктуется еще и тем обстоятельством, что сознание - в каком бы оно состоянии не находилось - играло и играет важнейшую конституирующую роль в жизни общества" (СДН, с. 14-15).
Эта фраза многого стоит. В ней Баталов заявил, что жизнь общества определяется сознанием, "в каком бы оно состоянии не находилось". Баталов - коммунист. Во всяком случае, на момент написания и публикации данной статьи, был таковым.
Известно, что коммунистическая партия руководствовалась марксистко-ленинской теорией, которая была теорией материалистической.
Маркс, Энгельс, Ленин и все остальные коммунисты считали, что материя первична. Они же провозглашали, что развитие общества определяется развитием производительных сил, которые влияют на производственные отношения. Марксисты выделяли материальный базис общества и его идеальную, духовную надстройку. Они считали, что сознание - это отражение действительности в процессе умственной деятельности человека.
Коммунисты требовали от своих философов безусловной приверженности материализму и провозгласили принцип партийности в философии, то есть обязались придерживаться только материализма в своих воззрениях.
И тут коммунистический философ Баталов говорит нечто прямо противоположное воззрениям своей партии и ее философской позиции. Заявив о сознании как о конституирующем начале, Баталов, по существу, перешел на позиции идеализма.
Он, конечно, оставил себе лазеечку для отступления, спрятавшись за мудреной формулировкой своей мысли. Мол, может он заявить, "конституирующая роль" - это не определение бытия сознанием. Но мы ему эту лазеечку закроем. Философ-марксист после такой фразы обязательно бы приписал, что он остается на своей партийной позиции и считает, что сознание все же определяется бытием. А вот что написал сразу после этой фразы Баталов:
"Роль, которая далеко не всегда принмалась в расчет при исследовании процессов становления и эволюции советского общества на протяжении более полувека, когда акцент делался либо на "экономический фактор", либо на "роль (выдающуюся) личности в истории", либо на то и другое в соответствующей комбинации при едва ли не полном забвении или периферийном учете общественного сознания эпохи." (СДН, с. 16).
Заявления о приверженности материализму мы не видим. Наоборот, автор обрушился с закамуфлированной критикой на крупных марксистских философов и основателей компартии в России. "Экономический фактор" - это Ленин, "роль личности в истории" - это Плеханов. Это они забыли или "периферийно учитывали" обещественное сознание.
Из этого следует вывод: Баталов - философ-идеалист, враждебно настроенный к материалистам.
Конечно, человеку вольно придерживаться любых взглядов. Но с такими взглядами Баталов коммунистом быть не мог. Состоявши в коммунистической партии, он надувал ее, маскируя свои идеалистические взгляды материалистической фразеологией.
Хотя, может быть и другое объяснение. Баталов - правоверный философ-марксист и материалист. Но вот, конъюктура изменилась, в моде стал идеализм, и Баталов, чтобы продолжать публиковаться, стал баловаться идеалистической фразеологией. Тогда он надувал нас, читателей.
Но и в этом случае остаются вопросы. Почему же тогда философ-материалист Баталов не вывел на чистую воду идеалистов, засевших в советской философии? Побоялся, отошел в сторону. А как же партийность в философии?
Получается, что тов. Баталов придерживается двух точек зрения. С одной стороны, он состоит в компартии, знает и признает ее Устав и Программу, а с другой, придерживается и развивает взгляды, с которыми его партия воююет. Как такое называется? Правильно, двурушничество. И тов. Баталов - двурушник.
Есть ему только одно спасение: заявить, что перед выходом этой статьи, пришел он в свою парторганизацию, бросил партбилет на стол и решительно порвал с коммунистической партией.
Но пока этого заявления не случилось, мы будем считать Баталова двурушником. Веры таким людям нет. Сегодня они говорят одно, а завтра - другое.
Но оставим пока вопрос доверия тов. Баталову. Посмотрим его статью дальше. Он пишет:
"Очевидно, само установление сталинской диктатуры... и существование культа личности Сталина на протяжении двадцати с лишним лет могли стать реальностью только при наличии соответствующих объективных предпосылок... Коротко говоря, культ Сталина мог стать исторической реальностью только при наличии (в числе прочих условий) соотвествующего общественного сознания, "санкционирующего" смой своей качественной определенностью все происходящее в стране, выступающего в качестве духовной основы вопроизводства и культа личности, и всей системы" (СДН, с. 16).
Таким образом и нам становится очевидно, что Баталов рассматривает вопрос как идеалист. У него не объективные исторические условия, не материальные предпосылки, а общественное сознание является основой. И этот его идеализм толкает философа на дальнейшие шаги:
"...необходимо исследовать культ именно как динамическое отношение , как взаимодействие Вождя, Системы и Общественности".
В философии с давних времен укрепился логический принцип, известный как "бритва Оккама", который формулируется так: "не создавай сущностей без необходимости". То есть, философ, объясняя содержание одного понятия, должен пользоваться в первую очередь уже имеющимися понятиями, и не должен вводить нового до тех пор, пока без него можно обойтись. Если возможности словесного определения исчерпаны, то философ может просто назвать понятие, и указать на предмет, которому это понятие соответствует. Это остенсивное определение, лежащее в основе любого философского построения (Петров А.И. Азбука логики. М. "Издательство МГУ", 1993, с. 8-10).
В статье о культе личности Баталов создал сразу три сущности: Вождя, Систему и Общественность. Не листайте философские словари, там таких понятий нет. Это детище идеалистической концепции Баталова, которому нужно было заменить конкретные понятия: "Генеральный секретарь ЦК ВКП(б)", "аппарат тов. Сталина, Секретариат ЦК", "советское общество" своими идеалистическими понятиями, которые будто бы существовали всегда до начала истории.
Это грубое нарушение принципов логики понятно. Если бы Баталов пользовался понятиями, имеющими четкое историческое содержание, то он бы сам себя опроверг.
Автор понимает, что делает, и пишет:
"Что касается предлагаемых заметок, то они носят сугубо предварительный, эскизный характер, не претендуя на полноту и тем бесспорность выводов и суждений" (СДН, с. 16).
Вроде: "не бейте меня, я же маленький!". Баталов прячется за эскизность своих построений и выдвигает тезис о том, что полнота может быть критерием бесспорности. Нет, г-н идеалист Баталов, критерий бесспорности - это следование принципам логики. В чем Вы, к сожалению, не отличились.
Идеалист не может рано или поздно не договориться до духа. Вот, пожалуйста, договорился до этого и автор:
"А ведь именно сознание поколений..., живущих в данную эпоху, во многом определяет ее дух". (СДН, с. 17).
Это еще что! Вот на странице 27 есть буквальное следующее:
"Сегодня критическое Слово - это тоже Дело".
От этого заявления остался лишь только шаг до библейского "Вначале было Слово...". Идеализм автора цветет в этих фразах своим пышным цветом.
Может ли идеалист, который отводит материальному и объективному второстепенную роль, исследовать и анализировать объективные исторические характеристики советского общества во времена Сталина? Нет, не может. Потому лишь, что главное - это сознание, от которого надо танцевать, а все остальное не имеет значения.
Баталов ставит задачу: исследовать общественное сознание советского общества в 20 - 30-х годах, он заостряет на этом внимание:
"И если мы хотим понять, что представляло собой наше общественное сознание к тому моенту, когда в стране началась перестройка, нам необходимо вернуться на полвека назад" (СДН, с. 17).
Полвека от 1985 года - это 1935 год. Выбор даты не безупречен. Это субъективизм чистой воды. А почему не выбрать год 1930-й, или там 1925-й. Или лучше вообще остановиться на 1917-м годе? Критерий выбора именно этой даты непонятен. Автору так захотелось, а его сознание - это главное.
Эта фраза соседствует с другой фразой:
"В нашей научной литературе пока нет исследований, содержащих обобщеную модель сознания советского человека 20 - 30-х годов и более позднего периода. Этот пробел восполянется в какой-то степени художественной литературой, что и прежде случалось в России" (СДН, с. 18, примечание).
Далее список: Платонов, Шолохов, Пастернак, Солженицын, Гроссман, Бек, Дудинцев, Рыбаков. Вроде бы не поспоришь. Все они были современниками того времени и свидетелями происходящего. Но все же, надо признать, что "Тихий Дон", "Доктор Живаго" или там "Дети Арбата" - это не исторические документы. Это не дневники, не письма, не публицистика. Это не те источники, по которым историки изучают духовную жизнь и это самое общественное сознание определенной эпохи.
То есть, мы хотим вслед за Баталовым узнать, какое же у нас было общественное сознание, но он нас ведет не к источникам точной и проверенной информации, а к художественной литературе. Мы узнаем не объективную действительность того времени, а ее преломление в сознании писателя.
Не может быть объективным описание Сталина в романе "Дети Арбата", поскольку доподлинно известно, что Анатолий Рыбаков с ним никогда не встречался.
Более того, автор пытается дезавуировать другие источники информации об этом времени:
"Одним из самых ярких проявлений мифотворческого духа стало издание в 30-х годах "Краткого курса истории ВКП(б)", который был, в сущности, не чем иным, как сводом мифов" (СДН, с. 20).
Во-первых, издан "Курс" не в "30-х годах", а в 1938 году. Второе издание - в 1940 году. Точность и философу не повредит. Во-вторых, это был хоть и краткий, но все же курс истории партии, написанный с опорой на документы о ее деятельности. Его нельзя поставить в ряд с романом "Дети Арбата", в котором Рыбаков писал о Сталине, будучи лично с ним незнакомым. "Курс" тем и отличается от романа, что в его основу положены реальные факты, а не авторский вымысел.
Баталов настаивает на противоположном. в его глазах правда - в "Детях Арбата", а в "Кратком курсе" - мифы и ложь. Что же, философ провозгласил своим принципом идеализм, и мыслит в согласии с ним. Ему захотелось так считать, а сознание - это главное.
Краткий очерк истории советского общественного сознания 20 - 30-х годов, у которого автор отмечает полный разрыв с прошлым и традицией, утопизм, этатизм и мифичность, заканчивается выводом:
"Если исходить из того, что сознание советского общества 20 - 30-х годов формировалось в духе официально провозглашенных установок на создание общественной собственности, ликвидацию эксплуататорских классов и освобождение труда и что эти установки получили закрепление в ощественном сознании в виде определенной системы убеждений (точнее - верований), то это сознание в целом может быть охарактеризовано как сознание социалистического типа" (СДН, с. 23).
Хорошее сложилось положение. Философ-идеалист, враждебно относящийся к материализму, основывающий все свои построения на приоритете сознания, отрицающий точные и проверенные исторические сведения о советском обществе 30-х годов, вывел определение о том, что общественное сознание его было социалистическим.
Правильнее: не вывел, а высосал. Сначала он долго расписывал качества общественного сознания: утопизм, этатизм usw., а потом допустил, что такое сознание могло формироваться исходя из определенных установок, взятых им из столь нелюбимых им Ленина и Маркса, и на основании допущения сделал вывод, что это сознание могло быть в целом социалистическим. Следовательно, предлагает нам завершить построение философ-идеалист Баталов, все эти качества, им перечисленные, тоже присущи социалистическому сознанию. А уж оно такую действительность формирует, что только держись стороной!
Генеральная идея статьи Баталова. Вначале было слово Маркса, Энгельса, Ленина. Они выдумали какие-то установки. Допустим, что они были социалистическими. Почему именно так, это только Мировому Духу известно. Потом Сталин эти установки вколотил в сознание советского общества. Общество тут же сбилось с пути истинного и построило действительность, в которой жить будто бы невозможно.
Но это еще не все. Если бы Баталов был открытым идеалистом, то он бы на этом свою статью закончил, и сказал бы, что установки социалистические оказались негодными, и их нужно отправить на свалку истории.
Однако, Баталов состоит в компартии и маскируется под марксиста-ленинца. Потому прямо сказать, что социализм нужно выбросить, он не может. Потому что тогда его выбросят. Поэтому он заводит продолжение своей песни:
"Вместе с тем нет оснований соглашаться с известной точкой зрения К. Каутского, что сам ход и условия русской революции предопределили установление в стране личной диктатуры со всеми вытекающими отсюда последствиями. Равным образом, нет оснований полагать, что "новое сознание"... являлось фатальной неизбежностью" (СДН, с. 24).
Баталов замаскировался под марксиста-ленинца своим показным несогласием с Карлом Каутским. Вроде бы Ленин с ним не соглашался, и все несогласные с ним тоже вроде станут ленинцами. Только вот сам Каутский придерживался другой позиции, не той, какую изобразил Баталов. Каутский считал, что революцию в России предопределит развитие в ней капитализма. Ленин с ним не соглашался. Баталов приписал Каутскому чужую позицию и тоже не соглашается. Смотрите, и я марксист-ленинец!
А заодно и свою мысль протащил. Не было фатальной неизбежности, а была альтернатива "иного по типу и содержанию социалистического общественного сознания".
Какие тому были предпосылки? Крестьянство и рабочий класс не придерживались монархической ориентации. Ее придерживались аристократия и мещанство, коих было меньшинство:
"И только потом, когда процесс омещанивания принял массовый характер, "совмещанство" стало мощной социальной силой, одной из главных опор сталинщины" (СДН, с. 24).
Тонкий аргумент, ничего не скажешь. Вполне в духе идеализма. Крестьяне с рабочими - не монархисты. Монархисты - аристократия и мещанство. Потому рабоче-крестьянская власть не может быть монархией. Жили бы крестьяне в деревне, а рабочие в городе, и все было бы хорошо, и социализм был правильный получился. Ленинский. Говорил же Ленин, что крестьяне должны жить в деревне!
Но как оторвались рабочие и крестьяне от корней, как поехали крестьяне в город, а рабочие в деревню, так стали они все мещанами. Стал им нравиться царь-батюшка, царем стал Сталин, и вышел социализм у нас неправильный, с извращениями.
Обогнал Баталов Маркса с Лениным. Философ-идеалист ультрамарксисткую идею двинул. Вот ведь как бытие определяет сознание! Стоит только крестьянину в городе оказаться, а рабочему в деревне, как становятся он монархистами и царя над собою ставят. До такого ни Марксу, ни Ленину додуматься не довелось.
А как же Марксов тезис о сближении города и деревни? Это же страшно подумать, что тогда произойдет!
А Баталов пишет дальше:
"Далее. Российская дореволюционная интеллигенция обладала огромным культурным - демократическим в своей основе - потенциалом. Но этот потенциал остался в основе своей не реализованным, а сама интеллигенция была частью изгнана из страны, частью удушена или омещанена" (СДН, с. 24).
То же самое: был интеллигентом, стал мещанином и запел "Боже, Царя храни!". Интересно, предусмотрел ли Баталов теоретически возможность обратного перехода?
А еще, логика у Баталова просто блещет. Почему был возможен правильный социализм? Потому что интеллигенция обладала потенциалом. Почему не состоялся правильный социализм? Потому что потенциал этот был удушен, а интеллигенты омещанены. Но ведь известно, что происходить с человеком, если его омещанить. Он сразу забывает демократические идеалы и начинает петь хвалу царю. А почему у нас установился неправильный социализм? Потому что опорой Сталина были "совмещане". Итак, правильный социализм не состоялся потому, что интеллигент был придушен и стал совмещанином. А душили и делали интеллигента совмещанином те же совмещане, которые составляли опору Сталину. Эх, души прекрасные порывы!
Логика по пословице: "На колу мочало, начинай сначала". Интересная у философа теория построения в СССР "неправильного социализма". Оригинальная. Более нигде не встречается.
Баталов призывает к перестройке:
"Никто не в состоянии описать в деталях, каким должно и может стать общественное сознание, адекватное новой, демократической форме социализма... Оно может явиться на свет лишь как продукт естественно-исторического процесса, складываясь шаг за шагом в ходе перестройке нашего общественного бытия...
По всей вероятности, перестройка сознания должна быть ориентирована не на новый разрыв с историей, а на сопричастие ей...
Начало этому процессу положено той критикой прошлого, которая нацелена на развенчание не только и не сколько даже лично Сталина... сколько методов его руководства, которые приобрели всеобщий характер... Эта критическая работа должна быть продолжена и сегодня... Сегодня критическое Слово - это тоже Дело....
Работа по формированию социалистического общественного сознания не приведет к желаемому результату без активного включения граждан... в работу по переустройству существующих социальных, экономических, политических и культурных структур. а это напрямую подводит к требованию - оно давно уже раздается в обществе - перераспределения власти в обществе...Однако представляется, что задача сегодня состоит в том, чтобы обеспечить возможность действительного участия в политическом процессе не только народных представителей, но всего народа" (СДН, с. 27-28).
Как эти заявления согласовать с вышесказанным автором, я не знаю. Баталов только что раскритиковал советское общественное сознание, возложил на него вину за построение "неправильного социализма", назвал, что опорой сталинизма был "совмещанин". И теперь призывает к революционному шагу: привлечь к изменению общественного сознания тот же самый народ, чье общественное сознание только что критиковалось. Дать власть народу, и пусть он рушит все социальные, политические, экономические структуры, исходя из своего сознания, которое только что было названо "совмещанским", порождающим сталинизм.
И рефрен всем этим рассуждениям:
"Это - основная гарантия того, что на смену административному сознанию не придет со временем сознание нового бюрократического и технократического типа".
Не волнуйтесь, г-н идеалист Баталов, придет. В точном соответствии с Вашими же философскими построениями.
Итог рассуждениям философа.
Первое. Оказался наш философ не марксистом-ленинцем и материалистом, а идеалистом. Это ему не мешало, впрочем, состоять в компартии и говорить от ее имени. Кто же он: материалист или идеалист? Идеалист. Баталов - идеалист, потому что вопрос, им поднятый, рассматривает исключительно с идеалистических позиций, и даже реверансов в сторону материализма не делает. Более того, критикует он марксистских философов Плеханова и Ленина.
Но говорит от имени марксистской философии.
А это значит, что делает Баталов нехорошее дело - подделывает марксистко-ленинскую философию и протаскивает под этим именем такие взгляды, какие таковой никогда не принадлежали, и были разбиты задолго до рождения Баталова. Философия идеалиста Баталова, изложенная в статье, липовая.
Мы как-то задавались вопросом: кого надувал Баталов, партию или читателя? Оказалось, что и партию, и читателя. Партию тем, что будучи идеалистом, маскировался под материалиста. А читателя тем, что будучи идеалистом, называясь марксистом, подделывал марксистскую философию, выдавая за нее свои идеалистические взгляды.
Это все означает, что можно не верить ни одному слову статьи философа Баталова.
Но, поскольку мы обязались не осуждать авторов этих статей, то нужно дать ему возможность сохранить лицо. Заявите, г-н Баталов, что никогда вы марксистом-ленинцем не были, что в компартию Вас затащили обманом и насилием, а перед выходом этой статьи Вы с ней решительно порвали. Может быть, мы и поверим.
Второе. Идеалистические взгляды толкнули философа на то, чтобы выступить против исторических фактов. Если факты не ложатся в его концепцию, то тем хуже для фактов! Баталов отрицает необходимость изучения достоверных исторических сведений. Во главу угла им поставлено субъективное сознание, свое собственное, разумеется.
Факты его бьют. Обе предложенные в статье теории: одна - советского общественного сознания, вторая - альтернативного пути развития социализма, не выдерживает столкновения с историческими фактами. Отмахивается он от фактов всеми силами, но, как говорил один товарищ, факты - вещь упрямая.
Третье. Мы говорили, что профессия философа - это логично мыслить. Вот философ Баталов на поверку оказался профнепригоден. Он не соблюдает законов логики. Он никогда в жизни не слышал о принципе "бритвы Оккама", и плодит новые и новые сущности по своему разумению. А еще философ частенько попадает в "порочный круг", и гуляет по нему, не в силах вырваться. И выводы его основаны не на твердых посылках, а на допущениях. Допустим так, тогда так. А не допустим так, то и не так. Вот его логика.
Как такой человек стал философом? Кто недосмотрел? Как такую статью пропустили в печать? Неужели и в журнале "Общественные науки", где она была впервые опубликована, тоже такие же философы засели?
Агдас Бурганов. "История - мамаша суровая...".
Вслед за философом выступает историк. Бурганов Агдас Хусаинович, кандидат исторических наук, профессор.
Писатель отмолчался, философ оскандалился. Может быть, историк нам "кузькину мать" покажет? Первым двум простительно не дружить с историческими фактами. Но вот историк нам должен показать первоклассное знание предмета. Ведь это его профессия.
Чего мы ждем от историка? Мы ждем профессионального рассказа о событиях прошлого. Но вот с чего начинается статья Бурганова:
"И все же: какая улица ведет к храму? Игорь Клямкин в своей интересной, потому и небесспорной , насыщенной эмоциями статье не ответил на поставленный им же впрос. Пора бы, однако, от эмоций перейти к научной постановке вопроса, кстати сказать, далеко не праздного. Ибо, с одной стороны, речь идет о том, был ли неизбежен тот путь, по которому мы прошли, с другой - по какому пути, по сути, а не по заявлениям, мы сможем прийти к цели, к социализму, построенному в соответствии с теорией, стратегией и тактикой научного коммунизма" (СДН, с. 29).
Историка сразу же понесло в высокие материи, в научный коммунизм. Бурганов собрался научно ставить вопрос о том, как построить в соотвествии с теорией, стратегией и тактикой искомый социализм. Почему бы ему такой вопрос не поставить? Его поставить можно. Но тогда он утрачивает право говорить от имени исторической науки, поскольку таковая никогда перед собой не ставила цели строительства коммунизма. Цель исторической науки - изучение истории, а не строительство чего бы то ни было.
Но далее историк Бурганов пишет:
"Что касется того, были ли возможен иной ход нашей истории, тут, думается, нет двух мнений: был! Иначе надо становиться на фаталистическую точку зрения" (СДН, с. 29).
Одним словом, он собрался привлечь для ответа на научно поставленный вопрос о строительстве социализма в соответствии
с теорией научного коммунизма рассуждения об альтернативной истории. Рассуждения типа: "что было бы, если было бы...".
Становится непонятно, от имени какой науки говорит Бурганов: истории или научного коммунизма? И наши сомнения углубляет следующий пассаж его статьи:
"Рассуждения о неизбежности в конце 20-х годов отказа от нэпа и проведения коллективизации крестьянства, о том, что иного решения быть не могло, требуют ответа на некоторые вопросы. Какое положение научного коммунизма обосновывает необходимость разорения, массового голода, невиданных страданий трудящегося крестьянства, насилия над ним как условия строительства социализма? Почему они (нэп и колхозы) не могли сосуществовать, пусть бы и соперничая друг с другом, почему непременно они исключают друг друга?" (СДН, с. 30).
Странное заявление для историка. Историки обычно аппелируют к документам, к историческим источникам, к историографии, но не к научному коммунизму.
И потом, любой советский историк знает, что колхозы были впервые созданы еще в 1918 году в довольно большом числе. Они пережили Гражданскую войну, потом вошли в нэп, и вплоть до начала 30-х именно сосуществовали с единоличным крестьянским хозяйством. Это - исторический факт, который был Бургановым выпущен из внимания.
Историк на месте Бурганова несомненно бы поставил конкретный вопрос: в чем суть политики коллективизации (коль скоро она затронута), как она проводилась, какие этапы прошла и чем закончилась. И только потом, после обстоятельного, основанного на документальных сведениях, он сделал бы необходимые выводы. От конкретного исторического знания историк подошел бы к масштабным обобщениям.
Статья Бурганова идет по прямо противоположной логике. Он сразу же начинает с постановки масштабной задачи - построения социализма по теории научного коммунизма, ни больше, ни меньше. Но, назвавшись историком, он вынужден аппелировать к историческим фактам. Делает он это, мягко скажем, не лучшим образом. Задав вопрос: почему крестьянство примирилось с коллективизацией, Бурганов отвечает:
"Нет сомнений, что обстоятельство могло играть некоторую роль в поведении части крестьянства, но оно не могло быть определяющим. Решающим было вовсе не то, что крестьянство будто бы предпочло кулацкой эксплуатации коллективное разорение и голод... Решающим в определении поведения крестьянства была его раздробленность. Этот класс "образуется простым сложением одноименных величин, вроде того как мешок картофелин образует мешок с картофелем" (Маркс, К, Энгельс Ф. Сочинения. Т. 8, с. 207-208). Именно поэтому сельское население не может предпринять успешного самостоятельного движения. По этой причине наше крестьянство не было способно организованно и действенно сопротивляться методам коллективизации" (СДН, с. 30).
Мысль его понятна. Крестьянство было раздробленным, сопротивляться не могло, и от этого все беды. Но это рассуждения не историка. Историк, выдивнув такую мысль, тут же доказал бы ее документально, приведя конкретные примеры попыток организации крестьянского сопротивления, которые окончились неудачей. Привел бы цифры и данные, которые бы этот процесс характеризовали. И не стал бы в этом вопросе аппелировать к фразе из Маркса.
Или вот еще пассажи такого же рода:
"Скорее наоборот: молодой рабочий класс, горящий революционным нетерпением, явился некой опорой как раз для усиления не знающей меры торопливости - ярко выраженной черты характера Сталина. Последний использовал незрелость рабочего класса для противопоставления крестьянам. На них навесили ярлыки кулака и подкулачника, и таким образом было как бы оправдано форсирование индустриализации страны за счет ограбления крестьянства.
Социальной опорой левацкой политики Сталина была мелкобуржуазность общества, беднота города и деревни..." (СДН, с. 31).
Историк, даже если он выдвигает такие мысли, обязательно постарается их доказать. "Молодой рабочий класс", - вот, в таком-то году лиц до 25 лет было столько-то процентов. Выходцев из деревни и имеющих стаж до года - столько-то процентов, от года до пяти лет - столько-то процентов, свыше пяти лет стажа - столько-то процентов.
"Торопливости - ярко выраженной черты характера Сталина", - вот свидетельства очевидцев, которые утверждают и показывают на примерах, что Сталин принимал необдуманные и поспешные решения. Здесь Бурганов пошел против факта. Все люди, когда-либо работавшие со Сталиным, и оставившие воспоминания, говорят о прямо противоположной черте характера Сталина: неторопливости в решениях, обдуманности, вниманию к мелочам и деталям.
"Социальной опорой", - вот сведения о составе партии, начиная с 1922 года, вот как менялся состав партии от съезда к съезду, вплоть до XIX съезда КПСС. Рабочих - столько-то процентов, крестьян - столько-то процентов, и так далее.
Вот это - подход историка. Если такие доказательства собраны и приведены, то придется с его мнением согласиться, или же оспаривать приведенные им факты.
Бургановский же подход - это неисторический подход. Это подход ученого по научному коммунизму, который решает все вопросы умозрительным путем с опорой на сочинения классиков.
А это означает, что в позиции Бурганова есть существенное противоречие. Он назвался историком и поднял в заглавие фразу Ленина об истории, но под видом исторического подхода проталкивает подход, на деле с историческим ничего не имеющий.
Дальше Бурганов начинает спорить со сторонниками сталинских методов и доказывает им, что эти методы будто бы оказались несостоятельными. Он доказывает, что лучше было бы держаться методов Ленина. Ведь он столько много говорил и писал о необходимости мудрой политики и рачительного хозяйствования:
"... у него нет и намека на необходимость форсирования индустриализации за счет сверхэксплуатации крестьянства, зато прямо сказано о необходимости сохранить его доверие к рабочему классу ценой мудрого хозяйствования, недопущения излишеств в госаппарате и еще многого другого, что было проигнорировано Сталиным" (СДН, с. 32, выделение мое - авт.).
Бурганов, должно быть, хотел написать, что нужно сохранять доверие крестьянства, нужно вести мудрое хозяйствование, нужно не допускать излишеств в госаппарате. Но во фразе получилось нечто противоположное. Написано, что нужно сохранить "доверие крестьян ценой мудрого хозяйствования" и всего остального. То есть, нужно этим пожертвовать, так выходит по смыслу фразы.
Вот так оговорка! Она стоит всей статьи. Что же: "написано пером, не вырубишь топором".
Кстати, каждый историк знает эту пословицу, и если он историк добросовестный, то лишний раз перестрахуется, чтобы не допустить таких досадных ляпов. Это обстоятельство лишний раз доказывает нам, что Бурганов совершенно напрасно назвался историком.
Если какой-то историк занимается историей хозяйства, то он тщательнейшим образом исследует материалы и статистику, и на время исследования, по сути, превращается в экономиста. Он делает выводы только на основании собственного исследования документов и статистических материалов, и при изложении обильно их использует. Но Бурганов пошел и здесь отличным от общепринятого путем:
"Я присоединяюсь к выводам экономиста О. Лациса: "Практика показал, что для реального повышения темпов не нужно и даже вредно подхлестывать и подгонять страну" (СДН, с. 33).
Он не стал исследовать советское хозяйство сам, а спрятался за широкую спину экономиста Отто Лациса.
"Этот фундамент был бы значительно прочнее, если бы он создавался по-ленински. На искажение ленинских принципов кооперирования крестьянство отреагировало е лучшим для Советской власти образом: массовый забой скота в 1929-1930 годах привел к тому, что в 1940 году ... страна имела крупного скота на 5,5 процента меньше, чем в 1930-м, коров - на 20 процентов, овец - на 22,1, лощадей - на 43 процента. В 1928 году, когда единоличники владели 97,6 процента посевных площадей и 99,5 процента скота, а общая посевная площадь еще не достигла довоенного уровня, страна превзошла по валовому производству сельхозпродуктов 1913 год на 24 процента - оно составило 71,9 млрд. рублей. В 1940 году, когда площади посевов превысили 1928 год на 30,4 процента, а основные производственые фонды возрасли почти в 12 раз, продукции было произведено лишь на 76,7 млрд. рублей, то есть всего на 7 процетов больше. Иными словами, сельское хозяйство ступило на путь экстенсивного, крайне вялого развития". (СДН, с. 33).
Что нам сообщил Бурганов в этом абзаце? Ничего. Сколько было скота в 1940 году? Бодрый ответ: на 5,5% меньше, чем в 1928 году. Надо от Бурганова потребовать точных цифр, которые выражаются в количестве голов скота, а не в процентах, которые мы бы сами как-нибудь вычислили.
Кстати, маленькая ремарочка: нет такого "крупного скота", есть "крупнорогатый скот". Бурганов плохо знает сельскохозяйственную терминологию.
Советская статистика измеряет сельскохозяйственное производство не в рублях, а в натуральных показателях. Главным показателем является тонна зерна. Но почему же тогда Бурганов приводит данные в рублях? Этого нам не понять, так же как и то, почему историк вдруг заговорил про научный коммунизм.
А между тем, факты историка Бурганова бьют. В 1927 году валовый сбор зерна в СССР составлял 40,8 млн. тонн. Из них 0,49 млн. тонн собиралось колхозами. В 1940 году валовой сбор зерна составил 95,6 млн. тонн (Народное хозяйство СССР в 1987 году. Статистический ежегодник. М. "Финансы и статистика", 1988, с. 188; История социалистической экономики. Т. III. М, "Наука", 1977, с. 377-388). Прирост производства зерна составил не 7% как у Бурганова, а 42,6%.
Можно и по коровам сравнить. В 1927 году, по данным сельскохозяйственной переписи, крестьяне владели 29,9 млн. голов коров. В 1941 году поголовье коров составило 54,8 млн. голов (Народное хозяйство СССР в 1987 году. Статистический ежегодник. М. "Финансы и статистика", 1988, с. 214; Немчинов В.С. Избранные произвеления. Т. 4. Размещение производительных сил. М. "Наука", 1967, с. 342). Коров оказалось не на 20% меньше, а на 54,5% больше.
Если производство зерна выросло за десять лет на 42,6%, а поголовье коров на 54,5%, то как назвать эту сельскохозяйственную политику? Правильно: успешная.
Теперь понятно, почему Бурганов спрятался за широкую спину экономиста Отто Лациса. Чтобы спастись от разгрома со стороны фактов. Вроде того: "не бейте меня, это он сказал!".
Как назвать такого историка, который искажает исторические факты? Правильно: лжец. "Историк" Агдас Бурганов - лжец, что нами документально доказано.
Есть и другая версия событий. Бурганов - никакой не историк, а всего лишь "ученый" по научному коммунизму. То есть, начетчик классиков и собиратель цитат. На историка, особенно историка хозяйства, он никак не тянет. Уровень не тот.
Тогда, в таком случае, Бурганов такой же липач, как и философ-идеалист Баталов. Он, назвавшись историком, подделывает историю Советского Союза, и протаскивает под этим видом положения научного коммунизма. Значит у него две точки зрения, одной из которых он придерживается, а другую проводит в статье. Значит, он надувает читателя своей статьи, пытаясь доказать то, чего никогда не было.
Для тех, кому непонятно, объясню. Липач - это такой человек, который рисует фальшивые деньги и документы. "Историк" Бурганов и "философ" Баталов вполне могут быть названы липачами, потому что оба фабрикуют фальшивые аргументы, и выдают их за истинные.
Теперь пройдемся по предмету, которым, должно быть, особенно много занимался Бурганов: по истпарту и научному коммунизму. Мы имеем на это полное право, поскольку сам автор еще в начале статьи подменил историческое рассмотрение проблемы политэкономическим. Большая часть статьи Бурганова - это рассуждения именно на политэкономические темы.
Вот он характеризует процесс формирования ленинской теории построения социализма в России:
"1. Своеобразные, не предусмотренные теорий результаты победы Февральской революции. в частности лишь частичное осуществление идеи революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства... привели к тому, что партия до возвращения Ленина из эмиграции в Россию оказалась не в состоянии определить курс пролетариата на дальнейшее развитие революции в социалистическом направлении...
2. Непоследовательное развитие буржуазной революции в 1917 году, нерешение ею демократических задач привело Ленина в канун Октября к выводу о наличии у русского пролетариата в социалистической революции кроме социалистических еще и демократических союзников в лице всего крестьянства и трудящихся национальных окраин...
3. Ход революции до Октября и после него побудил Ленина пересмотреть теорию войны и мира, резко изменить тактику по отношению к ним....
4. Победа пролетариата в одной только России, гражданская война и иностранная интервенция побудили Лениан внести существенные коррективы в теорию социалистического строительства: сначала вынужденная политика "военного коммунизма", а потом новая экономическая политика в сопряжнии с кооперативным планом обеспечили возможность удержаться Советской власти..." (СДН, с. 42-43).
Бурганов ошибся по всем четырем пунктам. Во-первых, Февральская революция никак не могла принести собой "революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства", потому что была нацелена на достижение демократических свобод. Ленин ее так и оценивал, как буржуазно-демократическую. И поддерживал ее, считая такую революцию первой фазой революции социалистической.
Эта позиция Ленина широко известна. Широко известна его теория о перерастании буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. Так что, теория здесь не ошиблась. Ошибся здесь Бурганов, чьи взгляды действительно теорией не были предусмотрены.
Ремарка. Партия большевиков и не пыталась между Февральской революцией и приездом Ленина вырабатывать линию. Внимание большевиков, в частности Сталина и Каменева, было направлено на быстрейшее восстановление партии большевиков в легальных условиях. Сталин и Каменев прибыли в Петроград 14 марта 1917 года, а 4 апреля приехал Ленин. За две недели легального положения, впервые после многих лет подполья, они и не могли выработать какую-то линию. У Сталина с Каменевым было слишком много дел, и слишком мало времени. Так что, Бурганов ошибся и здесь.
Во-вторых, Бурганов говорит совершенную чушь во втором пункте. Это его заявление рассчитано на людей, которые совсем не знают истории партии. Ленин призывал трудящихся национальных окраин не перед Октябрем, а задолго до него, с начала 1900-х годов. Сталин был, как раз, представителем "трудящихся национальных окраин".
И о крестьянстве тоже самое можно сказать. Ленин активно занимался крестьянским вопросом, начиная с 1886 года. В книге "Развитие капитализма в России", Ленин писал преимущественно о крестьянах, опираясь на подробнейшие статистические данные. И в союзники большевики крестьян звали с 1905 года, когда впервые им пообещали землю.
И в этом вопросе Бурганов бьет мимо цели.
В-третьих, ошибается Бурганов и в третьем вопросе. От своего главного тезиса в теории войны и мира, о перерастании войны империалистической в войну гражданскую, Ленин и не думал отказываться. Наоборот, он активно занимался претворением этой теории на практике.
Брестский мир - это только тактическая уступка. Подписали 2 марта 1918 года, а разорвали 11 ноября 1918 года. Договор этот просуществовал всего восемь месяцев. Не мог он повлиять на Ленина в такой степени, чтобы подвигнуть его на изменение теории войны и мира.
В-четвертых, до 1920 года теории социалистического строительства в экономическом смысле у Ленина не было. Он ее только стал создавать в конце 1920 - начале 1921 года. Главный документ ленинской хозяйственной политики после Гражданской войны - план ГОЭЛРО, который у Бурганова даже не упомянут.
Именно в выступлении по поводу этого плана Ленин высказал свой лозунг экономической политики Советской власти, политики построения нового общества: "Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны...". И добавил: "...ибо без электрификации поднять промышленность невозможно" (50 лет ленинского плана ГОЭЛРО. Сборник материалов. М. "Энергия", 1970, с. 55).
Заявления о том, что будто бы только новая экономическая политика и кооперативный план Ленина составляли суть и содержание его экономической политики после войны - ложь. И то, и другое, были важными частями ее. Но центральным звеном ленинской хозяйственной политики был план Государственной электрификации России, который Ленин назвал "второй программой партии".
Этим он недвусмысленно дал понять, что он считает главным.
Итак, в вопросе теории ленинизма, Бурганов ошибся по всем четырем, выдвинутым им, тезисам. По всем четырем пунктам, взгляды Ленина были прямо противоположны тем, какие ему пытался приписать Бурганов.
Далее он пишет о теории социалистического строительства Сталина:
"При Сталине руководство партией и государством осуществлялось на началах догматизма, сектантства и усеченно-извращенного плана социалистического строительства, единоличной власти, в условиях перманентного обострения "классовой борьбы" со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями" (СДН, с. 46).
Любопытная характеристика. Только вот идет она сразу после заглавия этой части статьи: "Сталинская концепция партии и строительства социализма". На этом месте должна быть постановка проблемы, вопрос типа: "А какая у Сталина была теория социалистического строительства и чем она отличалась от ленинской?".
Но вместо этого - готовый вывод.
Мы его даже обсуждать и опровергать не будем. Мы его просто отбросим на том основании, что автор статьи уже два раза был схвачен за руку на вранье. Его ложь нами была документально доказана.
Снова обвинив Сталина в презрении к народу, в насильной коллективизации крестьян, в больших потерях в войне, уничтожении ленинской гвардии и извращении ленинского плана, Бурганов говорит:
"Прогресс, купленный ценой безнравственности, не может именоваться прогрессом" (СДН, с. 49).
Вольно ему считать так. Но ведь и Бурганов - коммунист. Не мог профессор в СССР не быть коммунистом. А между тем коммунистическая партия, начиная со своих отцов-основателей и идейных вдохновителей, никогда не руководствовалась в своих действиях и оценка нравственостью и моралью.
Маркс и Энгельс по этому поводу имели совершенно четкое мнение. В "Манифесте Коммунистической партии" они привели такое обвинение против коммунистов:
"Но", скажут нам, "религиозные, моральные, философские, политические, правовые идеи и т.д., конечно, изменялись в ходе исторического развития. Религия же, нравственность, философия, политика, право всегда сохранялись в этом беспрерывном изменении. К тому же существуют вечные истины, как свобода, справедливость и т. д., общие всем стадиям общественного развития. Коммунизм же отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность, вместо того чтобы обновить их; следовательно, он противоречит всему предшествовавшему ходу исторического развития".
Маркс и Энгельс дают на это обвинение четкий ответ:
"Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с наследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого" (Маркс К., Энгельс Ф. "Манифест Коммунистической партии", М. "Госполитиздат", 1952, с. 42)
Бурганов, выдвинув в качестве критерия прогресса нравственность, тем самым выступил против идеологии коммунистической партии, членом которой он тогда был.
Это значит, что в эту идеологию он не верит, и имеет два мнения. Одно - для своего партийного руководства, а другое - то, которое проводит в своей статье. Это значит, что и он тоже надувал партию, в которой он состоял.
Бурганов такой же двурушник, как и философ-идеалист Баталов. Только в отличие от него, Бурганов двурушник в квардрате. Он, как мы видели, называясь историком, откидывал историческое рассмотрение темы, подменял его политэкономическим подходом, и выступал с позиции научного коммунизма. Но, оказывается, что он не верил и в научный коммунизм, от имени которого говорил. Он отказался от него, а также и от идеологии компартии, отказавшись выполнить требование Маркса и Энгельса о "решительном разрыве с идеми, унаследованными от прошлого". Вот потому он двурушник в квадрате.
Порвав с идеологией коммунистической партии, Бурганов, тем не менее, берется давать определение коммунизма:
"Перефразируя известные слова Ленина, попытаюсь дать коммунизму следующее определение. Коммунизм (социализм) есть концентрация (сочетание) в себе всего лучшего, то есть человечного, что выработано человечеством на протяжении всей его истории в экономике, политике и культуре" (СДН, с. 49).
Концентрация - это не сочетание, также как и коммунизм - это не социализм. Но главное не в этом. Бурганов порвал с идеологией компартии и заявил об этом двумя абзацами ранее этого определения. В свете этого обстоятельства что собой представляет попытка "перефразировать известные слова Ленина" и попытка "дать коммунизму следующее определение"? Совершенно верно: ревизия.
Сравните формулу Маркса и Энгельса и формулу Бурганова. Вам станет ясно, что это ревизия и ничего больше.
Бурганов взялся ревизовать марксизм-ленинизм. Для чего? Это понятно. Для того, чтобы приспособить его к своим немарксистским и неленинским взглядам. То есть, не будучи марксистом-ленинцем, замаскироваться под такого.
И напоследок:
"Во имя торжества марксистко-ленинского социализма и в соответствии с методологией научного коммунизма нужно отрицать последовательно все то, что так или иначе есть следствие культа личности" (СДН, с. 49).
Ревизионист и липач Бурганов, Вы не имеете права говорить от имени той идеологии, от которой отказались. Вы не имеете права призывать что-либо делать во имя торжества этой идеологии, потому что Вы отказались от нее. Вы не имеете права следить за соотвествием каких-либо дел с методологией научного коммунизма, поскольку Вы ревизовали его, подделывая его и наполняя содержанием, не имеющим ничего общего с марксизмом-ленинизмом.
Итак, что же у нас вышло. А вышло вот что. Как и в случае с автором предыдущей статьи, философом-идеалистом Баталовым, мы имеем перед собой человека с немарксистскими и неленинскими взглядами, состоящего непонятно из каких соображений в компартии, который ревизует и подделывает марксизм-ленинизм и научный коммунизм. Этот человек называет себя историком, имеет степень кандидата исторических наук, преподает в высшем учебном заведении. Но он профнепригоден, потому что правил исторического исследования не придерживается, и занимается извращением истории Советского Союза, на чем был пойман за руку.
Мы в начале статьи обязались не осуждать авторов статей в этом сборнике. Вот и Бурганову надо дать путь к отступлению. Бурганов Агдас Хусаинович, заявите, что Вы никогда не были марксистом-ленинцем, что не принимали идеологию коммунистической партии, в которую Вас затащили обманом и насилием, и что Вы перед выходом этой статьи с компартией решительно порвали.
Гелий Шмелев. Перед поворотом.
Следующий автор сборника - специалист по сельскому хозяйству. Шмелев Гелий Иванович, член-корреспондент ВАСХНИЛ, Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина.
Авторы, один другого виднее. Выступал уже писатель, философ, историк. Теперь выступает специалист по сельскому хозяйству с высоким академическим рангом.
Только вот предыдущие авторы все как-то не на высоте оказывались. Но есть надежда. Аграрный вопрос среди обличителей Сталина - главный вопрос. Надеемся, что член-корр. ВАСХНИЛ нам его раскроет самым исчерпывающим образом.
У этой статьи многообещающее начало:
"Время революционной перестройки заставило по-новому взглянуть на многие страницы нашей истории, очистить представления о них от ржавчины стереотипов и заблуждений. С учетом современных знаний необходимо обратиться и к истории так называемого "правого уклона" в партии" (СДН, с. 55).
Мы ждем от член-корра ВАСХНИЛ квалифицированного рассказа о сельском хозяйстве. Поскольку речь идет о делах минувших, специалисту по сельскому хозяйству Шмелеву разрешается квалифицированно рассказать о сельском хозяйстве полувековой давности. Вот пусть он расскажет о лошадях и коровах, о посевах пшеницы и ржи, и очистит наши представления об этом "от ржавчины стереотипов и заблуждений".
Но рассказывать об истории "правого уклона" в партии должен был ревизионист и липач Бурганов, который оказался, как мы видели, не на высоте своего положения.
Статья начинается с прославления славных руководителей партии большевиков: Бухарина, Рыкова и Томского. Перечисляются посты, которые они занимались. Шмелев говорит, что не надо строго судить из за взгляды, ибо они были людьми своего времени:
"Учились у жизни, у Ленина. В меру сил и возможностей отстаивали намеченный Лениным путь социалистического развития, ленинские приниципы кооперирования сельского хозяйства, выступали за правильные отношения с крестьянством. И вполне закономерным было неприятие ими амбициозной сталинской политики "большого скачка" в экономике, его "теории" обострения классовой борьбы" (СДН, с. 56).
Шмелев говорит, что Сталин всеми силами стремился убрать этих видных деятелей партии, которые "учились у жизни, у Ленина", и развернул против них кампанию дискредитации. Проследить эту механику приглашает нас Гелий Шмелев.
Ну что же, проследуем вслед за ним, и посмотрим.
"Одним из предлогов для развертывания кампании против "правого уклона" послужили письма в Политбюро заместителя наркома финансов М. Фрумкина. Этим письмам (прежде всего первому) Сталин придал особое значение. Он подготовил ответ Фрумкину и разослал его членам Политбюро (20 июля 1928 года)" (СДН, с. 56).
Странно однако. Можно понять, что в статье трудно развернуть всю аргументацию и весь механизм борьбы подробно, но все же нужно дать краткую характеристику разногласиям Сталина и Бухарина, проследить, как они нарастали, пока наконец, и не потребовался этот предлог в виде писем Фрумкина.
А между тем, в середине 1928 года между Сталиным и Бухариным уже имелись резкие противоречия по поводу дальнейшего развития сельского хозяйства страны. На XV съезде партии уже были представлены две точки зрения. Бухарин разработал программу "наступления на кулака", которую провозгласил в октябре 1927 года. Суть этой программы сводилась к тому, чтобы ограничить возможности роста кулацкого хозяйства, обложить более высокими налогами, ужесточить правила аренды земли и найма работников. При этом основа этой политики – охват кооперацией крестьян, оставалась в неприкосновенности. Бухарин твердо считал, что нэповская политика в сельском хозяйстве себя оправдывает и отказываться от нее не нужно. Кризис хлебозаготовок, который обозначился с конца 1927 года, Бухарин воспринял с большой долей самоуспокоенности, сказав, что он, скорее всего, вызван неправильной ценовой политикой и нежеланием кулаков продавать свой хлеб.
Сталин же кризис хлебозаготовок воспринял по-другому, и считал, что кризис хлебозаготовок происходит от неспособности мелкого крестьянского хозяйства вырабатывать большое количество товарного хлеба на продажу. Это понимание Сталин в ясной форме выразил в беседе со студентами Института красной профессуры, Комакадемии и Свердловского университета 28 мая 1928 года. В ней же он высказал достаточно отчетливую и ясную мысль о том, что путем развития сельского хозяйства и уничтожением кризисов в хлебозаготовках является создание крупных хозяйств, могущих использовать машины и передовую агротехнику. Сталин указал на то, что колхозы дают 47,2% товарного хлеба, а вся масса мелких и средних хозяйств – всего 11,2%, и сослался на записку члена Коллегии ЦСУ В.С. Немчинова о строении сельского хозяйства до войны, которая показывала, что основную массу товарного хлеба тогда давали крупные помещичьи хозяйства (Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е издание. М. "Госполитиздат", 1953, с. 193).
Вот в силу этих соображений, Сталин придал такое значение письмам Фрумкина, в которых заместитель наркома финансов требовал укрепления индивидуального крестьянского хозяйства.
Письма Фрумкина не могли быть поводом для критики Бухарина, поскольку таковая раздалась на XV съезде, в декабре 1927 года, почти за полгода до написания этих писем. Тогда Бухарина как партийного теоретика критиковали Шацкин, Ломинадзе и Лозовский, сторонники Сталина.
Более того, столкновения между Сталиным и Бухариным начались намного раньше появления этих писем. 6 февраля 1928 года Сталин вернулся в Москву из поездки по Уралу и Сибири, и на заседании Политбюро произошло первое его столкновение с бухаринцами. Именно тогда Бухарин впервые обвинил Сталина в терроризировании середняцких хозяйств, в перегибах в политике, и заявил о недопустимости таких крутых мер. Между Сталиным и Бухариным начался спор, в котором Сталин настаивал на проведении коллективизации.
Это был первый спор, в котором Сталин уступил Бухарину на словах, на деле оставаясь при своем понимании обстановки. В течение всего 1928 года тема противостояния в Политбюро и Цк ВКП(б) по аграрному вопросу не поднималась. Она была снова поднята только на январско-февральском Пленуме ЦК и ЦКК 1929 года. На этом Пленуме спор Сталина и Бухарина возобновился с новой силой.
Шмелев напирает на аппаратные методы борьбы Сталина с Бухариным, тщательно обходя вопрос о позиции самого Сталина в этом споре. Весьма характерно, что он приводит цитаты из речей Сталина, но не дает на них ссылок. Шмелев старается всячески замазать позицию Сталина.
А между тем, позиция по аграрному вопросу выражена Сталиным в форме, не оставляющей сомнений и превратных толкований:
"1) Выход состоит, прежде всего, в том, чтобы перейти от мелких, отсталых и распыленных крестьянских хозяйств к объединенным, крупным, общественным хозяйствам, снабженным машинами, вооруженными данными науки и способными произвести наибольшее количество товарного хлеба. Выход - в переходе от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному, к общественному хозяйству в земледелии…
2) Выход состоит, во-вторых, в том, чтобы расширить и укрепить старые совхозы, организовать и развить новые крупные совхозы…
3) Выход, состоит, наконец, в том, чтобы систематически подымать урожайность мелких и средних индивидуальных крестьянских хозяйств" (Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е издание. М. "Госполитиздат", 1953, с. 196-198; выделено мной - авт.).
Еще раз напомню, что товарный хлеб, это такой хлеб, который может быть вывезен крестьянином на рынок и продан. То есть, это такой хлеб, который остается после потребления крестьянина и может быть у него куплен. Вот за увеличение количества именно такого хлеба и выступал Сталин.
Он не только выступал в поддержку, но и предпринимал конкретные меры к тому, чтобы увеличить в стране производство товарного зерна. В 1927/28 году только в совхозы было вложено 65,7 млн. рублей. В следующем году вложения удвоились, и составили 185,8 млн. рублей. Но и это был не предел. В 1929/30 году вложения увеличились в 4,5 раза, и достигли 856,2 млн. рублей. За три года они, все вместе, составили 1 млрд. 167,7 млн. рублей. Цифра, вполне сопоставимая с вложениями в промышленность, которые за 1927/28 - 1928/29 годы составили 3 млрд. 686,9 млн. рублей (История социалистической экономики. т. III. Создание фундамента социалистической экономики в СССР 1926-1932 гг. М. "Наука", 1977, с. 152, 347).
В 1928 году в Северо-Кавказском крае был организован совхоз "Гигант". Это было по-настоящему колоссальное хозяйство: 140 тысяч гектаров земли, 60 тысяч гектаров пашни, 2,5 тысячи сельхозрабочих, 342 трактора и 79 машин. Одно только это хозяйство было сильнее десятков тысяч крестьянских хозяйств, вместе взятых. В 1929 году один этот совхоз дал 50 тысяч тонн зерна (История социалистической экономики. т. III. Создание фундамента социалистической экономики в СССР 1926-1932 гг. М. "Наука", 1977, с. 347).
И это было только началом грандиозного переворота в сельском хозяйстве Советского Союза.
Далее, в своей статье, Гелий Шмелев останавливается на статье Бухарина "Заметки экономиста":
"В своих "Заметках экономиста" Бухарин обоснованно предупреждал, что стремление к чрезмерно высоким темпам оставляет нас без резервов, а политика, постоянным спутником которой является отсутствие резервов, попахивает авантюризмом" (СДН, с. 59).
В этой своей оценке Шмелев выдернул статью Бухарина из контекста событий, из-за чего она утратила свое истинное значение. Это была не программная, а чисто полемическая статья. Секрет открывается просто. Статья вышла 30 сентября 1928 года, а 19 сентября 1928 года на Конгрессе Коминтера в Москве Валерьян Куйбышев от имени советской делегации огласил новую программу индустриализации СССР, лозунгом которой был "максимум вложений в тяжелую индустрию". Вот эту формулу и пытался оспорить Бухарин.
Кстати о темпах. Вот что писал Бухарин в разбираемой статье:
"Осью всех наших плановых расчетов, всей нашей хозяйственной политики должна быть забота о постоянно развивающеся индустриализации страны, и партия будет бороться проив всякого, кто задумает свернуть нас с этого пути...
Мы должны стремиться к возможно более быстрому темпу индустриализации...
Для всякого коммуниста понятно, что нужно идти вперед так быстро, как это возможно. Понятно, что нам в высокой степени нежелательно снижать уже достигнутый темп, который - это нужно помнить - мы достигли ценою величайшего напряжения бюджета, ценою отсутствия резервных накоплений, ценою сокращения доли потребеления и т.д." (Бухарин Н.И. Путь к социализму. Новосибирск,"Наука", 1990, с. 358, 364).
Из текста статьи следует, что Бухарин не сомневался в необходимости высоких темпов. Он это повторил два раза по разным поводам. А уже из этого следует, что Шмелев, назвав Бухарина противником "чрезмерно высоких темпов", извратил смысл статьи Бухарина.
Вокруг чего же шел спор? Продолжим фразу из статьи Бухарина:
"Мы должны стремиться к возможно более быстрому темпу индустриализации.Значит ли это, что мы все должны вкладывать в капитальное строительство? Вопрос в достаточной степени нелеп. Но этот нелепый вопрос скрывает в себе другой вопрос, вполне "лепый", а именно вопрос о границах накопления, о верхнем лимите для сумм капитального вложения" (Бухарин Н.И. Путь к социализму. Новосибирск,"Наука", 1990, с. 358-359).
Бухарин пытался оспорить курс, взятый Сталиным и Куйбышевым на максимальное вложение в тяжелую индустрию, в капитальное строительство предприятий этой тяжелой индустрии. Он пытался выступить против плана построить в первой пятилетке 518 крупных предприятий и 1054 машинно-тракторных станций.
Но как у него это получилось? Плохо. Пожалуй, это единственная работа Бухарина, в которой он широко использовал фактические данные. До этого его излюбленным приемом было не обращение к цифрам и статистическим данным, а к цитатам основоположников. Но вот, нужда заставила, и Бухарин засел за статистические сборники.
Хоть в то время дискуссия шла, главным образом, со Сталиным и Куйбышевым, тем не менее, ни тот, ни другой, в статье ни разу упомянуты не были. Зато он дал многословный разбор прегрешений перед партией Троцкого и его сторонников, снова обвиняя их во всех смертных грехах. Оценим ситуацию. Год - 1928-й. Троцкого уже успели выгнать из Политбюро, ЦК и из партии, уже успели выслать из Москвы, а Бухарин все никак не может успокоиться: ах какой Троцкий подлец! В стране совершается грандиозный хозяйственный поворот, готовится первая пятилетка в промышленности, уже почти готов проект пятилетнего плана, готовятся площадки строительства новых заводов. Разворачивается коллективизация сельского хозяйства, создания колхозов, совхозов, МТС. А главный теоретик партии Николай Бухарин все еще сводит счеты с битым много раз, и разбитым Троцким!
Правда, сторонники Бухарина считают, что он имел в виду Сталина. Что же смелый поступок, ничего не скажешь. Это ли по-большевистски: критиковать Сталина, ни разу не назвав его по имени? А где партийность Бухарина? А где его непримиримость к ошибкам и заблуждениям, когда речь идет об интересах партии и социалистического государства?
Если становиться на эту точку зрения, и считать что Бухарин в этой статье критиковал Сталина, то нужно признать, что Бухарин смалодушничал выступить открыто. Он не только не назвал Сталина по имени, но еще и прикрылся названием статьи, которое звучит так: "Заметки экономиста к началу нового хозяйственного года". Мол, это не критики ради, а к началу хозяйственного года написано.
Предложения у Бухарина путаные. Он связывает вместе вопрос о высоких темпах, резервах, расхода и экономии строительных материалов, удовлетворения спроса. Он говорит, что если сократить расход строительных материалов, то можно сэкономить целых 1 млрд. 300 млн. рублей. Их нужно срочно направить на покрытие дефицита спроса, на создание резервов и на сохранение реально достигнутых темпов. Вот суть его предложения.
К тому моменту уже было вложено в промышленность более 3,5 млрд. рублей капиталовложений. В сельское хозяйство более миллиарда рублей. По плану первой пятилетки предусматривалось вложение 13 млрд. рублей в развитие промышленности, большая часть из которых направлялась в тяжелую промышленность. При общих фактических вложениях, которые за 1927-1933 годы составили 26 млрд. рублей, бухаринский миллиард погоды не делал.
Кроме того, разница взглядов Сталина и Бухарина на капиталовложения заключалась еще вот в чем. Сталин тратил огромные средства на развитие промышленности, потому что понимал, что они со временем вернутся с прибылью. Бухарин же требовал ради сохранения сегодняшнего спокойствия средства частью отложить на полку, а частью проесть.
Победила точка зрения Сталина. Средства, вложенные в промышленность в 1927-1929 годах, еще до начала пятилетки, стали давать прибыль уже в 1930 году. Это обстоятельство позволило превысить запланированный уровень капиталовложений на 40%, и выполнить пятилетку по основным показателям в четыре года. К 1940 году объем валового продукта, доходов бюджета выросли настолько, что позволили вложить в третьей пятилетке средств больше, чем за вторую и первую, вместе взятые.
"На апрельском (1929) Пленуме ЦК Бухарин прямо выступил и против зловещего тезиса обострения классовой борьбы по мере успехов в строительстве социализма. Он верно расценил этот тезис, сформулированный Сталиным на июльском (1928) Пленуме ЦК..." (СДН, с, 60).
Тезис выдвинут интересный. Но вот что писал Бухарин в своей статье "Заметки экономиста к началу народнохозяйственого года":
"В переходный период (переходный от капитализма к социализму) классы еще остаются и классовая борьба временами даже обостряется. Но общество переходного типа есть в то же время известное единство, хотя и противоречивое. Поэтому и для этого общества... можно построить, по аналогии со вторым томом" Капитала", "схемы воспроизводства", т.е. наметить условия правильного сочетания различных сфер производства и потребления и различных сфер производства между собой..." (Бухарин Н.И. Путь к социализму. Новосибирск,"Наука", 1990, с. 341).
Итак, мы видим он писал нечто противоположное заявлению Шмелева. Бухарин не расценил верно тезис об обострении классовой борьбы. В сентябре 1928 года он с ним солидаризовался. Он его даже не пытался оспорить, и использовал его, как видим из цитаты, для своих теоретических построений. А через полгода от него отказался. Совершенно неудивительно, что Бухарин был разбит в дискуссии на апрельском Пленуме ЦК в 1929 году.
А мы, тем временем, второй раз поймали Шмелева на извращении бухаринской позиции и подлинных событий того времени.
На фоне предыдущих выступающих, статья Шмелева выглядит более или менее пристойно. У него нет таких кричащих ошибок, ляпов и подтасовок, которые мы видели в предыдущих статьях.
Но и у него есть большие прегрешения. Он, во-первых, взял не свою тему. История - не его профиль, и не его профессия. Он выступил как дилетант. Во-вторых, в статье, даже на историческую тему, у него ничего нет о сельском хозяйстве по существу. Положение сельского хозяйства в конце 20-х годов, изменения, связанные со спорами в руководстве партией, у него не находят никакого освещения. Вся статья посвящена только описанию того, как "плохой" Сталин задавил "хорошего" Бухарина.
Даже вывод статьи не имеет никакого отношения к сельскому хозяйству:
"Но именно разгром так называемого "правого уклона" открыл прямую дорогу к утверждению тоталитарной власти Сталина в партии и государстве" (СДН, с. 66).
Странное складывается положение. Специалист по сельскому хозяйству Шмелев говорит об утвердении тоталитарной власти Сталина в партии и государстве. Говорил бы он лучше о коровах, лошадях и посевах ржи и пшеницы.
В-третьих, Шмелев извращал позицию Бухарина по вопросам спора вокруг хозяйственной политики. Трудно сказать, делал ли он это сознательно, или же просто смотрел на события через призму упрощенного представления о них.
Вывод - статья дилетантская, с существенными искажениями фактического материала. Поскольку Шмелев в вопросах истории дилетант, то скорее всего, он честно заблуждался.
Отто Лацис. Перелом.
А вот и статья доктора экономических наук Отто Рудольфовича Лациса, за широкую спину которого прятался "историк", ревизионист и липач Бурганов.
Что-то не в порядке ряды ниспровергателей Сталина. Писатель отмолчался, философ и историк осканадлились, специалист по сельскому хозяйству взял не свою тему и впал в дилетантизм. Может быть нам экономист покажет класс владения предметом. Ведь, наряду с крестьянским вопросом, ниспровергатели Сталина оспаривают его экономическую, хозяйственную политику. Статья очень большая по объему. Она занимает 108 страниц из 510 страниц объема всего сборника. Надо полагать, что здесь будет изложена самая суть позиции ниспровергателей Сталина.
Лацис статью начинает так:
"Ну вот мы и вернулись к тому, с чего начинали тридцать с лишним лет назад. К проклятым нашим вопросам. Почему мы строили социализм по-сталински? И могли ли иначе его построить? Не праздное любопытство стоит за этим желанием постичь гаше прошлое, за ним - тревога о нстоящем и будущем, потому что не сведя счетов со сталинщиной, мы не найдем гарантий против ее повторения, не укрепим доверие новых поколений к социализму, не возродим его авторитет в мире. Мы просто не сможем жить без этого" (СДН, с. 67).
Многообещающее начало. Вообще-то, экономист, взявшийся критиковать экономическую политику Сталина, должен в начале вопрос поставить: что собой представляла экономическая политика Сталина, как она проводилась в жизнь, и к чему она привела. Но и Лацис тоже, как и "историк" Бурганов, начинает с социализма.
И потом, с самого начала статьи мы можем сказать, что Лацис не настроен на справедливую критику Сталина. Он сразу заявляет, открытым текстом и не таясь, что намерен сводить счеты со Сталиным! Что это нужно, де, для поднятия авторитета социализма во всем мире!
Далее Лацис пишет о том, как Волкогонов сказал "всю правду" про Сталина, и о том, что:
"Только в органах НКВД "более 20 тысяч честных людей пало жертвами этой вакханалии беззакония".
Если быть более точным, чем Лацис и процитированный им Волкогонов, то нужно сказать, что в 1937-1938 годах было арестовано и расстреляно 13,4 тысячи человек, а не "более 20 тысяч".
"Вот так. Преступник, бесчеловечности которого нет оправдания. Невозможно придумать худшее: на всех поворотах истории, на каждое ее развилке Сталин избирал для нашего народа путь наибольших издержек и жертв" (СДН, с. 68).
Мы не удивляемся такой характеристике и не требуем подкреплящих ее доказательств. Мы прочитали в начале статьи, что Отто Лацис "сводит счеты".
Лацис спорит с концепцией Игоря Клямкина, изложенной в статье последнего в "Новом Мире". Клямкин доказывал, что не было в 30-е годы другого пути построения социализма, чем тот, который был реализован Сталиным. Лацис не соглашается с ним:
"Нет, не удалась и И. Клямкину попытка доказать, что страна наша получила тот путь, какого заслуживала, иного быть не могло. Был иной путь, были сторонники иного пути...
Был иной путь. Почему же он остался только возможностью? Полный ответ на этот очень важный и далеко не академический вопрос потребует немалых трудов, в том числе изучения еще не прочитанных документов. но некоторые предложения можно высказать уже сейчас. Они связаны с характеристикой не крестьянства, а рабочего класса и его партии, руководства этой партии после Ленина" (СДН, с. 69).
Странно. Лацис должен был выступить как экономист и раскрыть критически содержание хозяйственной политики Сталина, указать на его ошибки, просчеты и упущения, опыта ради. Но мы видим нечто другое. Лацси не разбирает экономическую политику, а спорит с публицистом Клямкиным. Лацис главный упор поставил на характеристику партии и его руководства. Экономическая тема отошла на второй план.
Это обстоятельство нас заставляет усомниться в том, что Отто Лацис выступает с позиции экономиста. Он задается вопросом, почему мы строили социализм по-сталински, почему оказался невозможен другой путь развития, и упор в ответ на эти вопросы ставит в характеристике партии рабочего класса и его руководства. А где же экономика?
Мы это уже где-то видели. Точно такое же положение было у "историка" и липача Бурганова. Разбор его статьи мы начали с подмеченного расхождения между заявкой автора и поставленным вопросом статьи, а дошли до вскрытия его неленинских взглядов и ревизиции марксизма-ленинизма, его липачества на ниве советской истории и научного коммунизма.
Статья разбита на ряд главок. Главка первая: "Сталин против Сталина".
Лацис ее начинает с рассуждений о том, как отдельная личность не может перевесить в момент резкого неравновесия общественных сил. Мол, восстание в 1917 году было неизбежным, что бы там не говорили по этому поводу Каменев и Зиновьев. Иное, говорит он, дело, когда сталкиваются противоборствующие тенденции, вот, например, как было при принятии Брестского мира.
"Состоянии не очень устойчивого равновесия - притом не на момент, а на длительный период - создавал неизбежно и план перехода к социализму, названный новой экономической политикой. На десятилетия - вплоть до создания нового рабочего класса - преобладающей в стране оставалась крестьянская масса, отнюдь не сознававшая своей заинтересованности в социалистическом будущем...
Избежать связанных в этим опасностей можно было лишь при полном единстве среди "личностей" - верхнего слоя партии" (СДН, с. 70).
Странную мысль вывел Лацис. По его утверждению, нэп возник из состояния "не очень устойчивого равновесия". По контексту, имеется, должно быть, ввиду равновесие социальных сил. Иначе, с чего бы это он стал говорить о рабочем классе. Но вот дальше он говорит, что преобладала на десятилетия крестяьнская масса, антисоциалистическая в своей основе. Это противоречие №1.
Противоречие №2. Лацис пишет, что избежать можно было только "при полном едистве среди "личностей". Значит, спастить можно было от натиска крестьянских масс только вмешательством личностей, составляющих руководство партии. Но ведь он раньше говорил, что:
Отдельная личность мало что может изменить в моменты резкого неравновесия общественных сил, значительного перевеса одной силы". (СДН, с. 69).
Итак, перевес крестьянства - налицо. Значит, следуя логике Лациса, отдельная личность мало что может изменить, что документально доказано. Тогда при чем же здесь "единство "личностей"? Как оно может что-то изменить?
Есть еще противоречие №3. Если крестьяство преобладает, если оно антисоциалистично, если отдельная личность мало что может сделать при перевесе одной социальной силы, то о каком плане перехода к социализму может идти речь?
Избавиться от этих противоречий можно только таким образом. Нужно что-то отбросить. Или невозможность влияния личности, или антисоциалистичность крестьянства, или заявить, что никакого резкого перевеса его над рабочими не было.
Что же выбрал Лацис?
"Чтобы понять ленинские взгляды на социалистическое строительство, надо особенно внимательно изучать все, что Ленин писал в эти годы: 1921-1923-й. ... А вопросы почти всегда сводились в конченом счете к одной главной проблеме. Это была проблема социальной базы революции. Как дажить до того момента, когда сложится мощный слой рабочих? Как избежать перерождения и прочих опасностей? ведь мелкокрестьянское хозяйство порождает капитализм "ежедневно, ежечасно". А тонкий слой рабочих стал после войны еще тоньше. Кто убережет его от всепроникающего мелкобуржуазного влияния?
Ответ был только один: убережт партия. А кто убережет партию? ...Два процента - но твердокаменых, с громадным политическим опытом, занявших все ключевые позиции в партии и государстве. Они должны были удержать на рельсах паровоз революции на самом трудном перегоне" (СДН, с. 71).
Из этой большой цитаты ясно, что Лацис оставил в силе все три своих постулата, не попытался ни один из них дезавуировать. А значит, оставил в силе все три противоречия, присущие его концепции. Это значит, что Лацис запутался на шестой странице своей огромной статьи.
В его статье, выходит, нет логики. Он старался доказать, что руководители партии могли правильным руководством построить социализм. Но это его суждение бездоказательно в силу выявленных нами противоречий.
Из посылок его концепции можно вывести только один вывод, не страдающий противоречиями. Это вывод о том, что социализм стал невозможен еще в начале 20-х годов. Личность ничего сделать не может при перевесе сил, перевес антисоциалистического крестьянства налицо, рабочего класса почти нет. Все - социализм был не возможен и следует заявить, что мы просто потеряли время.
Если мы признаем Лациса сторонником социализма, то мы должны признать в свете изложенных соображений, что он не владел логикой и запутался в трех соснах. Мы должны признать тогда, что он просто истратил бумагу на изложение своих запутанных мыслей. Если он не владел логичным мышлением, тогда его степень доктора экономических наук - липовая.
Если же мы признаем, что Лацис все же владел логикой, к чему обязывает его степень доктора экономических наук, даваемая за новые достижения в области экономической науки, то мы должны признать тогда, что Лацис был противником социализма, что он, также как и Баталов и Бурганов, состоял в компартии не по убеждениям, а из каких-то других соображений. И должны признать, что в статье "Перелом" Лацис надувал читателя, подсовывая ему негодную концепцию, доказывающую недоказуемое по предложенным посылкам. То есть, занимался тем же, что и Баталов и Бурганов, - липачеством.
Вот ведь выбор: или липовый доктор экономических наук Лацис, или доктор экономических наук, липач Лацис.
Посмотрим. А пока - Лацис о хозяйстве:
"С 1923 года, когда Ленин отошел от руководства страной, и до конца 1927 года, включая XV съезд, Сталин неизменно стоял на позициях твердой защиты новой экономической политики, начатой Лениным... Он стоял как скала, казалось, оставив все колебания и ошибки в том, прошлом времени, когда был Ленин, который мог поправить любого. Тем более ошеломительным выглядит его поворот в 1928 году.\
Основными вопросами схватки с "правыми уклонистами" были пути и темпы индустриализации и пути и темпы коллективизации" (СДН, с. 72).
Итак, поворот в 1928 году. Однако далее Лацис пишет:
"В апреле 1929 года XVI партконефренция без споров приняла оптимальный вариант на основании единых по духу докладов Рыкова, Кржижановского и председателя ВСНХ Куйбышева... Однако история плана этим не кончилась. Во-первых, серией постановлений ЦК партии, Совнаркома, ЦИК СССР были повышены показатели по отдельным отраслям - чугуну, нефти, тракторам, сельхозмашинам, электрификации железных дорог... Во-вторых, был выдвинут лозунг "пятилетку - в четыре года". Это стало общепризнанной целью, но поздее и ее решено было превзойти" (СДН, с. 74).
То есть, по логике изложения, поворот хозяйственной политики в промышленности произошел уже после апреля 1929 года, и не одномоментно, раз упомянута "серия постановлений". То есть, теория Лациса трещит под напором тех фактов, которые сам Лацис же приводит в подкрепление своей позиции.
Так оно и было. Действительно, показатели в хозяйственной работе менялись в течение 1930-1931 годов. Но в чем Лацис не прав, так это в том, что поправки вносились в план. Поправки вносились в ежегодные планы, а не в пятилетний план, исходя из того соображения, что действительность меняется самым непредвиденным образом, и ей нужно соотвествовать.
Лацис упоминает об изменениях в планах производства чугуна (было изменение плана и по стали), нефти, тракторам, сельхозмашинам и прочему. Упоминает, но не объясняет того, что суть этих изменений была в незапланированном изменении хозяйственной обстановки, в том, что новостроечная промышленность первой пятилетки потребовала значительно больше чугуна, стали и нефти, чем предполагалось ранее.
Он не упроминает о плане "Большого Урала", выдвинутого Уралпланом и Уралобкомом ВКП(б) в начале 1930 года, который предусматривал резкое увеличение мощности металлургических предприятий Урало-Кузнецкого комбината: Магнитогорского и Кузнецкого металлургических комбинатов.
Вот Лацис пишет об успехах металлургии:
"Отправным вариантом предполагалось выплавить в последнем году пятилетки 7 миллионов тонн чугуна, оптимальным... - 10 миллионов, повышенным заданием XVI съезда - 17 миллионов. Фактическит в 1932 году выплавлено 6,2 млн. тонн" (СДН, с. 75).
Вот здесь мы сталкиваемся с тем, как Лацис манипулирует цифрами. В тексте статьи стоит ссылка на публикцию в журнале "Коммунист" №18, 1987 года. Но это уже вызывает вопросы. Почему бы не сослаться на полную публикацию плана 1933 года, или же на частичную, где есть данные обо всех основных показателях плана в сборнике "Индустриализация СССР 1929-1932 годы. Документы и материалы" (М., "Наука", 1978)?
И мы видим подтасовку факта. В отправном варианте плана выплавка чугуна была установлена на уровне 6 млн. тонн, а не 7, как у Лациса. И по этому показателю план был выполнен с небольшим превышением отправного варианта.
"То же произошло и со всеми прочими натуральными показателями. Пятилетний план намечал довести производство тракторов до 53 тысяч штук, повышенное задание - 170 тысяч, фактический итог - 49 тысяч. Соответствующие показатели по автомобилям: 100 тысяч, 200 тысяч, 24 тысячи" (СДН, с. 75).
Вот тут он начинает крепко подвирать. 53 тысячи - это уровень производства по оптимальному плану. Если быть точным, уровень был в 55 тысяч тракторов. Тут Лацис немного ошибся. Производство немного не дотянуло до этого уровня - 49,8 тысяч тракторов. Но по этой графе производство было выполнено с превышением отправного варианта плана.
170 тысяч тракторов - это задание второго пятилетнего плана.
То же и про планы производства автомобилей. Оптимальный план устанавливал цифру в 20 тысяч машин. "100 тысяч" - это цифра, взятая Лацисом с потолка. 200 тысяч - это задание второго пятилетнего плана. Реальное производство в 1932 году - 23,8 тысяч, с превышением оптимального плана.
Тоже самое было по другим статьям плана.
Лацис доказывал, что будто бы первый пятилетний план не был выполнен, и для доказательства этого использовал фальсифицированные данные.
Лацис много говорит о темпах роста:
"Отправной вариант предлагал высокие, но постепенно снижающиеся ежегодные приросты промышленной продукции - от 21,4 процента прироста в первом году пятилетки до 17,4 - в пятом. Это соотвествовало объективным тенденциям роста в те годы. Оптимальным вариантов предписан был постепенный рост - от 21,4 до 25,2 процента. Но в годовых планах уже со второго года началось подхлестывание, которое не дало реального ускорения, но дезорганизовало производство. Вместо декретированного прироста на 31,3 процента фактический прирост в 1930 году составил 22 процента. На третий год запланировали 45 - вышло 20,5. На четвертый план был 36 - фактически 14,7. Начался неудержимый спад, который снизил прирост 1933 года до 5,5 процента - неслыханно мало по тем временам. Но Сталин уже объявил пятилетку выполннно, пятый год в нее не попал и не испортил картину побед...
Так получилось с металлургией. Когда задание пятилетки по чугун с 10 миллионов подняли до 17 миллионов - отрасль надрвалась. Год самых больших по плану темпов - 1931-й - фактически дал снижение выплавки и чугуна и стали. Затем послеловал медленный рост, так что от 5 миилионов в 130 году дошли лишь до 7,1 миллиона в 1933. А потом сразу скачок до 10,4 миллиона в 1934 году, когда ускорительские тенденции перестали существовать и таких скачков от промышленности не требовали" (СДН, с. 76).
Лацис правильно подмечает факт неравномерности темпов работы черной металлургии в годы первой пятилетки, но дает ему неправильное объяснение.
Из это фразы можно понять, что чугун и сталь в то время выплавлялась на существующих предприятиях, от которых и потребовали "прыгнуть выше головы". Но это не так. Лацис упустил из виду важнейшую деталь - стройки. В первой пятилетке строилось и много, ни мало, а 518 крупных предприятий из которых несколько десятков были крупнейшими в мире или в Европе. Это относится и к черной металлургии. В 1931 году 2/3 советской черной металлургии еще не были построены и пущены в ход. Это были гигантские предприятия с огромными, сверхмощными печами.
План "Большого Урала" предлагал резко увеличить производство важнейших видов промышленной продукции: чугуна - в 3,5 раза, меди - в 3 раза, машиностроительной продукции - в 4,5 раза, химической продукции - в 3,5 раза (Зуйков В.Н. Создание тяжелой индустрии на Урале (1926-1932 гг.). М. "Мысль", 1971, с. 37). Методом этого был выбран метод резкого увеличения производственной мощности заложенных заводов против запроектированной. Это решение коснулось всех крупных строек, в первую очереь, металлургических комбинатов. 26 января 1930 года этот план был утвержден Президиумом ВСНХ, а 25 марта 1930 года - постановление Политбюро ЦК.
После этого решения черную металлургию СССР должны были тянуть три завода: Магнитогорский им. Сталина, мощностью в 2,5 млн. тонн чугуна, Кузнецкий им. Сталина, мощностью в 1,2 млн. тонн, и Макеевский им. Кирова, мощностью в 1,3 млн. тонн чугуна. Вместе они могли дать 5 млн. тонн чугуна, то есть 80% отправного варианта плана и 50% оптимального варианта.
Из перечисленных комбинатов - два в постройке. Магнитогорский был пущен в июле 1932 года, но достроен только в 1934 году, Кузнецкий достроен и пущен в октябре 1932 года. Вот и вся разгадка скачущих темпов и "срыва" плана. Здесь решающую роль играло затягивание проектных работ на Магнитке, и неправильное планирование стройки. Там все внимание было направлено на строительство и пуск домен, в ущерб сопутствующим производствам и службам. В итоге, комбинат, выплавлявший чугун, долгое время не мог его перерабатывать в сталь, а сталь перерабатывать в прокат, из-за чего первая очередь работала в пол-мощности. Но в 1934 году все остальные цеха комбината были пущены, и работа пошла полным ходом. Итог - резкий рост выплавки чугуна в 1934 году.
Причина, если объяснить ее правильно и в соотвествии с фактами, становится ясной и простой. И понятной.
"Позднее Орджоникидзе говорил о недостатках в организации работы металлургии в те годы. Магнезит возили на южный заводы с Урала, хотя он был на Украине. Огнеупорный кирпич покупали за границей. имея огнеупорную глину в стране. Это были неизбежные издержки погони за росто любой ценой" (СДН, с. 77).
И здесь у Лациса та же самая ошибка. Он упускает из виду главное - стройки, из-за чего хозяйственная политика в его изложении становится становится малопонятной. Трудно понять, почему руду возили с Урала, если она была на Украине. Ответ: потому что Магнитогорский рудник вошел в строй раньше, чем Криворожский. И возили руду на юг только некоторое время, пока не был достроен рудник в Кривом Роге. Аналогично и с огнеупорной глиной. Мало ее иметь, надо еще иметь заводы, который глину превращают в огнеупорный кирпич. Нужны были миллионы штук такого кирпича, потому что строились десятки домен и мартеновских печей. И, до тех пор, пока не вошли в строй кирпичные заводы с огнеупорными цехами, кирпич такой приходилось покупать за границей.
Упомянув еще прирост рабочих, рост цен и сбор зерновых, Лацис распрощался с экономикой и взялся анализировать материалы партийных съездов. Этому он посвятил 94 страницы своей статьи.
Эта часть составляет 87% статьи. Но мы ее даже не станем разбирать. И вот почему. Нас интересует веское слово Лациса как экономиста. А он нам почти ничего не говорит о развитии экономики, но зато страницами цитирует партийные резолюции и выдержки из стенограмм съездов.
Нас интересует экономический анализ, а не резолюции и стенограммы съездов. Если же Лацис считает, что они неизвестны народу, то нужно было добиться их переиздания, а не заполонять цитатами свою статью.
Экономического анализа в статье нет. Нельзя назвать анализом то, что занимает всего 10% статьи по объему. Это, по всем признакам, вступление к изучению Лацисом партийных резолюций и съездов. Так, напомнил цифры и вперед - изучать политику партии. Это подход историка партии, а не экономиста.
С другой стороны, мы выяснили, что в той части, в какой он говорит об экономике, Лацис пользуется фальшивыми данными и дает неверное объяснение экономическим процессам в стране в 30-е годы.
Вопрос: можно ли, руководствуясь негодной логикой, продемонстрированной нам в начале статьи, и негодными данными по экономике, получить правильные и надежные выводаы по анализу политики партии? Нет, нельзя. Потому что, неправильная постановка вопроса и фальшивые данные не позволят доктору экономических наук Лацису прийти к правильному выводу.
Так кто же Лацис: липовый доктор экономических наук, или липач? Думаю, что липовый доктор. Это человек, который оказался не в состоянии правильно поставить вопрос, сформулировать вывод, вытекающий из выбранных им посылок, и дать правильную характеристику экономическим процессам.
Это значит, что степень доктора экономических наук Лацису дали зря, что он годами проедал государственные средства и тратил бумагу с типографской краской на свою негодную работу.
А также значит и то, что доводы и аргументы Лациса не могут приниматься во внимание, по причине вывода их из концепции автора, страдающей противоречиями, и из фальсифицированных данных.
Сам Лацис и его защитники могут протестовать против этого вывода и утверждать, что он хороший ученый. Но тем самым они признают, что он может быть липачом, который состоял в компартии, придерживался немарксистских взглядов, чем партию обманывал. А также тогда признают и то, что Лацис обманывал читателей статью, подсовывая им негодную концепцию и фальсифицированные данные по экономике.
Мы взялись не осуждать людей, чьи статьи разбираем. С теми, кого уже разобрали, понятно. А что же делать с Лацисом, который показал свою профнепригодность? Есть и для него путь к отступлению. Он должен признать, что носит степень доктора не по праву и вернуть в Высшую аттестационную комиссию документы на присвоение этой степени.
Некоторые итоги рассмотрения.
Складывается интересное положение. Сплошная проверка статей на доказательность, на следование логике, на простую порядочность авторов, показала, что ни одна статья из числа написанных ниспровергателями Сталина не свободна от грубых ошибок. Более того, большинство статей страдают настолько серьезными недостатками, что их нельзя принимать во внимание.
Мы не станем продолжать критику статей этого сборника дальше, ибо того, что уже рассмотрено, вполне хватит для однозначного вывода: авторы статей, наспровергающих Сталина, широчайшим образом использовали ложь и демагогию. Первая же проверка их теории, логики и аргументов показала несоответствие и того, и другого элементарным законам логики и исторической действительности, известной по документальным данным.
Авторы многих статей оказались на поверку липачами, которые, будучи коммунистами, придерживались немарксистских взглядов и протаскивали их под именем марксизма-ленинизма.
Есть все основания считать, что крушение марксистско-ленинской идеологии в Советском Союзе произошло оттого, что партию заполонили такие вот липачи, как авторы разобранных статей, подделывавшие и извращавшие идеологию партии и марксистскую теорию.
Неприятно, конечно, признавать, что лидерами общественного мнения некоторое время назад были двурушники, или люди, совершенно не знавшие подлинного положения дел. Но в связи с этим встает большая задача – ниспровергнуть ниспровергателей Сталина, и выбросить их сочинения, как старый хлам, на свалку истории.