Говорят, кто ищет, тот находит. В мире есть все – любовь, романтика, дружба, разврат. Главное уметь найти и отличить одно от другого. Я всегда искала романтики, зачитывалась Алыми парусами Грина и верила, что после первого поцелуя непременно следует венчание. Школа для меня была невыносимой каторгой, т.к. красотой я не блистала и успехом у мальчишек не пользовалась. Я старалась всеми правдами и неправдами избегать эту повинность, моя больничная карта пестрела всевозможными болячками, которые давали мне возможность реже появляться на уроках. Наконец, честно простояв у стенки все медленные танцы на выпускном балу, я вступила во взрослую жизнь.
С первых недель учебы в институте, я была замечена, выделена из толпы симпатичным молодым человеком. Меня сначала смутило его внимание. Я ждала и ждала подвоха, но его не было. Виктор подсаживался на каждой совместной лекции за мою парту, пропускал в очереди в столовой и раздевалке, встречал на остановке и доносил до аудитории мою сумку. Мы подолгу разговаривали в библиотеке или коридоре после занятий, он смотрел в глаза и говорил, что я самая-самая. И я поверила. Каждое утро я вставала до звонка будильника и мчалась в институт, чтоб увидеть его.
Прошло уже полгода нашего знакомства. Он сидел рядом, я смотрела на его подбородок, брови и представляла, как касаюсь их губами, как кладу голову на его грудь… Я ждала, когда он пригласит меня на первое в моей жизни свидание, когда обнимет, прижмет к себе, хотела целоваться с ним. Я придумывала имена своих будущих детей, и называла его отчеством. Но после первой сессии его отчислили, за неуспеваемость. Он приехал в институт только раз, забрать документы. Я ожидала, что он будет искать меня, что наша дружба продолжится и перерастет в любовь, но он не появился.
Ночью мне приснился сон, что я сижу на лекции, ко мне подсаживается Витя, улыбается, просто светится счастьем. Я его спросила, что его так радует, на что получила ответ, что у него родилась дочь. Во сне это почему-то меня ничуть не удивило, я только поинтересовалась, как он ее назвал. «Маша». Я встала и перешла на другой ряд. Пробудилась в ужасном настроении. Приснившееся неприятно шевелилось, зудело в душе. Я никак не могла ответить себе, что меня задело во сне, или то, что у него родился ребенок или, что назвал он его не в честь меня. В этот же день, переборов гордость, поинтересовалась у его друга, видел ли он Витю, как тот живет, почему нас совсем забыл и не приезжает в институт. Женька ответил, что на днях у Витьки родилась дочка, и он помогает жене по хозяйству. У меня потемнело в глазах и не упала я лишь потому, что ноги стали ватными и превратились в подпорки моего дрожащего тела. Я всеми силами старалась не показать вида, что не знала, что человек, с которым сидела на каждой лекции и обедала на каждой большой перемене, женат задолго до нашего знакомства. «Как он назвал дочку? - изобразила улыбку, - Тоже мне друг! Узнай обязательно…»
Я не плакала, не было мне горько, не было обидно. Моя душа жаждала романтики и теперь наступила развязка романа, написанного жизнью – он любил ее, он пропускал ее вперед и лишь тихонько придерживал за талию, он краснел, прикасаясь к ее руке, он ждал, искал, был рядом, конечно любил и боготворил. Он не смог обидеть ее, воспользоваться ее любовью, зная, что вместе им не быть, ведь рядом с ним беременная жена. На следующий день его друг Женька поставил красивую точку, рассказав, что дочку Виктор назвал в честь меня – Рита.
Прошло чуть больше года. Я вышла замуж и уже месяц, как жду ребенка, маленького мальчика Витюшку. Стоим с мужем в очереди в кассу аэропорта за билетами – он иногородний и едет за своими вещами домой. Мы мило беседовали, как вдруг я почувствовала, что мурашки бегут по спине, и кровь пульсирует в висках. Я обернулась и увидела Витю, он, не замечая меня, шел к воинским кассам через зал. Я отвернулась к своему спутнику, сдерживая дрожь в коленках, язык отказывался говорить, а мозги – думать. Каждая моя клеточка чувствовала Его передвижение, дыхание, биение сердца. В обеденный перерыв все вышли на улицу, я увидела его, стоящего прямо напротив крыльца и курившего. Мы прошли метров сто, и я поняла, что дальше идти просто не смогу. «Извини, - сказала я мужу, - мне нужно подойти к тому парню» и пошла назад к Вите, поприветствовала. Проговорили мы весь обеденный перерыв и после, стоя в его кассу, пока муж не купил свой билет и не поинтересовался, не собираюсь ли я, наконец, домой. Виктор засуетился, спросил нет ли у меня ручки и бумаги записать его адрес (он уже год как служил в Азербайджане) Ручку с бумагой мы не нашли и я сказала свой адрес: «Если запомнишь – пиши»
До самого дома не могла унять дрожь в коленях. Я чувствовала, что теряю, упускаю что-то важное, что-то главное. Я отвечала невпопад на вопросы мужа, а на следующий день, проводив на самолет, послала вдогонку телеграмму, чтоб он не возвращался, т.к. люблю другого.
Витя запомнил адрес. Каждые 11 дней мне приходили письма из Азербайджана. Нам это показалось мало, и запустили еще один круг писем, и теперь получали по письму в 5 дней. Это была обычная дружеская переписка, искренняя, нежная, длинная. «Люблю, люблю, люблю…» - шептала я и рассказывала, что интересного происходит в городе, чем заняты друзья и как я провожу свободное время. Через полгода почта принесла сразу два тоненьких письма. Открыла первое: «Я знаю, что это тебе может показаться диким, ты можешь сказать, что я сошел с ума, что я не имею права говорить это тебе, но каждый день, каждую секунду я думаю о тебе. Я знаю, что ты замечательный, верный друг, но испытываю к тебе другие чувства, которые как бы ни старался, не могу заглушить в себе. Я люблю тебя. Люблю с того первого дня, как увидел. Я помню каждое твое слово, каждое движение ресниц, я знаю, как ты облизываешь губы в напряжении, как лучатся твои глаза в радости. Я все помню и все люблю. Я с усилием выписываю в конце письма «Счастливо», когда рука стремится написать «Целую тебя, мое сокровище! Как я скучаю по тебе, любимая» Следующее письмо было послано, видимо сразу за первым. В нем он скачущими строчками и сбитым слогом извинялся, если причинил мне неудобства своим письмом. Понимает, что не имеет права надеяться на взаимность, т.к. я замужем. Очень боится потерять и просит, чтоб написала, даже если не приму его любовь, чтоб осталась другом… Я плакала. Слезы счастья, любви, надежды текли ручьем. Казалось, весна началась, и таял снег мечты. Наша переписка приняла новый оборот. Сколько нежности было выплеснуто нами на бумагу, а потом с упоением прочитано. Я ждала ребенка и шептала при каждом его движении, толчке: «Витюшенька, сыночка, милый, славный, я люблю тебя», и писала в письме: «Витюша, любовь моя, сынишка пинается своими ножками, так необыкновенно приятно. Как жаль, что тебя нет рядом…» На что получала ответ: «Родная, милая девочка, как я хочу быть рядом с вами, дышать вашим теплом, заботиться о тебе, ждать сынишку и встретить вас у дверей роддома…» На следующий день после рождения сына мне принесли письмо: «Наверное, это письмо тебе принесут уже в роддом…. Как там мой крестник? Я все бы отдал, чтоб быть сейчас с тобой, поздравить тебя и обнять сынишку. Любимая, как я скучаю по тебе»
Счастливые хлопоты, уход за маленьким Витенькой отодвинули на задний план ожидание дорогого мне человека. Да и потом я постепенно смирилась с мыслью, что письма, пусть даже полные нежности не являются доказательством всепобеждающей любви, способной встать выше обстоятельств. Жизнь рисовала иную картину – в солдатских буднях хочется ласки и любви, и мои письма замечательно вписывались в эту картину. Дома же его ждала жена и маленькая дочка. Письма не приходили уже дольше месяца, и я поняла, что скоро дембель и лишний груз ответственности никому не нужен. Новый красивый роман был закончен и поставлен на полочку души.
Яркий летний день, я отдыхаю после кормления малыша, звонок в дверь, мама заходит в комнату: «Витя приехал». Слова прогремели громом. Я успешно убедила себя в том, что он не появится на моем горизонте, что не увижу его больше, и буду вспоминать, изредка перечитывая письма. Я подскочила с дивана, как ошпаренная, заметалась по комнате, не зная что делать, как вести себя, причесывать ли волосы, красить ли губы, переодевать ли халат… После бессонной ночи, забот о ребенке, постоянных стирок и готовок, я казалась себе опустившейся дурнушкой. Меньше всего мне хотелось предстать перед мужчиной моей мечты в таком виде. На не слушающихся ногах вышла в кухню. Виктор сидел у стола на табуретке, под висящими по всей кухне пеленками и ползунками. Я взяла табуретку и села напротив него: «Привет». Беседа не клеилась. В письмах мы намного легче находили слова и темы. Он смотрел на меня, я на него, невпопад начинали говорить и смолкали. Наконец он сказал, что ему пора. Я предложила проводить его, т.к. все равно нужно было идти в магазин и мы молча пошли на трамвайную остановку. Я шла рядом с ним, ступая ватными ногами, каждая клеточка мелко дрожала, мысли спутались и слова забылись. На остановке попрощались, я развернулась идти домой, но он остановил: «Рит, дай я хоть поцелую тебя…» и прикоснулся губами к щеке. Меня как током ударило, пучок мыслей размотался настолько стремительно, что я даже не уловила ту, под действием которой охватила его шею руками и прижалась к нему, спрятав голову на груди, он нерешительно придержал меня за талию. Рядом услышала шипение: «Бесстыжая, что ты на него повесилась?», повернула голову в сторону старухи, осуждающе смотревшей в нашу сторону: «Я люблю его».
Каждое утро Витя приходил, ждал, когда я покормлю ребенка, положу в коляску и вынесу на улицу. Мы гуляли по нескольку часов, держась за ручку коляски, возвращаясь, домой только пообедать и покормить малышку, и снова шли гулять. Мы не могли наговориться, насмотреться, нацеловаться, казалось, мы настолько соскучились друг по другу, что века не хватит, чтоб утолить жажду быть рядом. Оказалось, что после демобилизации Виктор сразу приехал ко мне, дома еще не появлялся, а жил у своих родителей. Сама не знаю зачем, я попросила его зайти к дочке и жене, выяснить отношения, и он пропал на несколько дней. А, вернувшись, крепко обнял меня в прихожей, поднял на руки и унес на кровать. «Я никуда больше от тебя не уйду, - сказал он, - Никто мне не нужен кроме тебя» Я провела рукой по его влажным волосам: «А я тебя никуда и не отпущу»
Больше года мы везде были вместе, сынишка научился говорить и называл его папой. Но никакая бочка меда не обходится без своей ложки дегтя. Все чаще и чаще Витя приходил с работы навеселе, потом стал и вовсе уходить в запои. Он удивлялся, когда я делала ему замечания, ведь его родители живут именно так, и это не мешает им любить и понимать друг друга. А мне мешало. Он уже развелся с женой и хотел расписаться со мной, усыновить Витюшу и родить девочку, но у меня появился панический страх стать похожей на его мать, которая по запаху в прихожей безошибочно определяла степень опьянения своего мужа. С ужасом я представляла своего сына старшеклассником, волочащим пьяного отца домой, чтоб тот не замерз в сугробе. Полгода мольбы и упреков не привели ни к чему кроме отчуждения. Мы сели за тот же стол, за которым впервые встретились и решили расстаться. Точнее говорила я, а он слушал, опустив голову: «Если ты так хочешь, я уйду…» и ушел. Мне показалось, что из меня вынули душу, она цеплялась где-то в горле, но не удержалась, а больно оцарапала все внутри. Я не плакала – все было выплакано за последние полгода, просто взяла бутылку джина, легла на кровать и влила в себя, чтоб смазать раны, оставленные душей. Потолок закружился, как на карусели, боль душевная перешла в телесную. Я уснула или потеряла сознание. Новый роман был безнадежно испорчен и брошен в пожар, который бушевал внутри меня.
Через год все успокоилось, забылось, и жизнь шла своим чередом. Я спешила на свидание с молодым человеком, с которым совсем недавно познакомилась. Мы встретились на площади у памятника, поцеловались и отправились в кино. У него уже были билеты, а до сеанса оставалось совсем немного времени. Загорелся зеленый сигнал светофора, мы пошли через дорогу. Почти сразу я заметила на другой стороне улицы Виктора – он шел навстречу нам, тоже переходя улицу. Увидев меня с кавалером, он видимо смутился и сделал вид, что не узнал меня. Поравнялся с нами. Это не был удар тока, это не был гром среди неба… просто я вытащила руку из-под руки молодого человека и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, просунула ее под руку Виктора и перешла дорогу с ним. Он меня ни о чем не спросил, просто пошел провожать домой и не ушел. Снова начался наш медовый месяц, мы не можем наглядеться друг на друга и наслушаться друг друга. Новый томик открыла жизнь и заточила перо.