-Оля-ля! Ну, еще раз!
-Пафнутьич, ты утомил меня, честное слово! Оставь это…
-Оля-ля! Останови время, тогда поговорим.
-В твоих требованиях, Пафнутьич, нет ни логики, ни смысла…
-Ты несправедливо жесток, мой милый. Ну, одно из двух: либо логику, либо смысл мне оставь…
-Я устал от слов Пафнутьич…
-Ты, похоже, устал от жизни. А и верно, что тебе дает твоя жизнь? Кроме самой жизни, что, в общем-то немало, но ведь, скотина неблагодарная, ты ведь жизнь свою не ценишь… Ты готов ценить жизнь эфиопского мальчика, умирающего с голода…
-Девочки.
-Почему девочки?
-Я так хочу.
-Это по-царски, мой милый, хорошо, девочки.
-Да, да, да! Вот именно! Я хочу спасти от голода бедную эфиопскую девочку! У нее кожа светло-шоколадного цвета и большие несчастные глаза! Но ты мне запрещаешь говорить про ее глаза! Ты хочешь, чтобы я молчал об этой девочке! Ты пытаешься вывести ее из круга моих интересов! Пафнутьич! Я ненавижу тебя! Я вижу, вижу, что ты подозреваешь меня в непристойных мыслях по отношению к этой девочке! Боже мой, как гнусен ты мне, Пафнутьич! Ты думаешь, что я хочу сделать из нее свою Лолиту, свою темнокожую Ло… И т. д., и т. п.
Пафнутьич (смотря на часы): - Девочка уже умерла, мой милый…
-И мир не содрогнулся?!
-Не содрогнулся.
-Никто не заметил?
-Никто, кроме нас с тобой, но ей от этого легче не стало.
-Стоп, стоп, стоп. Пафнутьич, миленький, давай о другом.
-Давай, конечно, разве я не о том твержу тебе битый час?! Свинья ты неблагодарная!
Мы с Пафнутьичем двинули в пельменную. Слопали по-тарелке пельменей, но не наелись. На Пафнутьича нашло желание пофилософствовать.
-Представь, что у тебя СПИД, - сказал он, запуская сладострастно указательный толстый палец в ноздрю.
Пельмени горкой вернулись на тарелку, правда в виде уже несвежем. Вы слышали что-нибудь о цепной реакции?.. Пафнутьич тоже опорожнился в свою тарелку.
Мы хотели уйти и не заплатить, но нас остановили у самых дверей и набили наши с Пафнутьичом морды. И выставили вон.
И кончился день, и наступил вечер…
Я плакал в темноте, вспоминая умершую эфиопскую девочку. Я молился за ее душу, я хотел бы взять ее за темную ручку и держать ее у себя на груди, у меня сердце рвалось на части. Я проклинал Пафнутьича, я проклинал себя. Я был гадок и противен себе, я подозревал себя в лицедействе, а Пафнутьич где-то спал спокойно, в коконе темноты, на чистых простынях, в безмятежной ауре одеколона, и сопел себе мохнатыми ноздрями, и, может, даже улыбался… И ничего не снилось ему. Ему, ему, ему!!! Но что же я все о нем? О нас! Обо всех! Ведь девочка - умерла… Никто не заметил. И даже вы, кажется, решили, что я выдумал ее… А она умерла, суки!!!