Волчьи ягоды

Соколова Екатерина
 В одном большом селе жил парень по имени Иван.  Стукнуло ему двадцать пять годков, жениться пока не успел, родителей еще в детстве схоронил. Был он охотником хорошим да  плотником отменным. Говорили соседи, что руки у него золотые, но умным не считали, потому как,  хитрить совсем не умел, всем верил, всем добра желал.  Хозяйство у парня не велико было: кобылка молоденькая – Машка, да псина старая  - Жучка.
 Август в тот год дождливым выдался, хоть и не холодным. Урожаем грибов и ягод удивил,  было за чем человеку в лес податься, ради чего по мокрым кустам полазить, да с деревьев себе за шиворот чистой водички ливануть.
Ранним дождливым утром запряг Иван лошадь в далеко не новые дроги и отправился в ближайший березничек за всем сразу: хвороста для печки набрать, грибами да ягодами побаловаться. Ружье  с собой не для охоты прихватил, а для того, чтобы от дикого зверя защититься, коли на пути встретится. Дороги от дождя в сплошное месиво превратились, лошаденку Иван не подгонял, жалел, а где уж очень тяжело животине приходилось, пешком шел, а иногда и плечом дроги подталкивал. До места добрался быстро, хоть  не легкой была дорога, но и не дальней.  Лошадь распряг, отпустил погулять, а сам за дело принялся.
Не мужская это вроде работа ягоды собирать, но что делать, коли хозяйки в доме нет, пришлось самому брусничным гроздям поклониться. Благо полянку нашел, усыпанную ягодами так, что ступить негде. За час лукошко свое наполнил. Принялся хворост собирать, да и грибы заодно. Подосиновиков с рыжими шляпками хоть косой коси, вроде издали увидишь грибок, подойдешь, а там их три, наклонишься, еще пяток рядом в зеленый мох зарылись, только самые макушечки торчат.
Срезал Иван очередную стайку грибов, распрямился, на ближайший кустарник глянул и встретился взглядом с волчицей. Сначала глазам своим не поверил, в себя пришел, только когда она зарычала и клыки оскалила. Ружье со спины снял, думал, испугается зверюга, убежит, а она на него кинулась. Раздумывать о том, почему волчица летом так близко к человеку подошла, да еще на него бросилась, некогда было, пришлось на курок нажать. Коли хищник в лесу напал, то выбор у человека не велик, либо убить его, либо самому погибнуть. Рухнула волчица наземь, и в миг обрела человеческий облик, тут Иван чуть не завыл от горя: у его ног,  лежала женщина лет тридцати, а не зверюга дикая. Никакой на бедолаге одежды не было, длинные, ниже пояса рыжие волосы, наготу ее прикрывали.  На лице страдание, глаза огромные зеленые, полны боли до краев, а на плече рана страшная от его Ивана пули. Наклонился парень сначала, а затем рядом с ней на колени встал, не знал что сказать, а уж о том, как жить дальше и подумать было страшно, прошептал тихо:
- Прости милая, как же я так ошибся.
- Не ошибся ты, - в ответ услышал, - не казни себя. Ты в волчицу стрелял, ее и убил, не было у меня другого выхода собой прежней стать, только вот так, за несколько минут до смерти. Не причинил ты мне зла, я сама смерти от твоей пули искала, чтобы суметь доброму человеку о беде своей рассказать и попросить о помощи. Слушай и не перебивай, у меня мало времени, а рассказать многое нужно.
Родилась я и выросла в городе, была единственной дочерью богатого купца. Многие ко мне сватались, а я одного любила. Знала, что не отдаст меня отец за него никогда, но разве девичье сердце на замок запрешь? Тайком на свидания бегала, душа огнем горела. Как узнала я, что сосватали меня за другого и осенью моя свадьба, что быть мне женой мужа нелюбимого, пошла к колдунье, живущей на соседней улице. Рассказала старухе обо всем, она выслушала, задумалась не надолго, и беде моей помогла.
- Август нынче на дворе, - говорит, - волчьи ягоды созрели, они тебе и понадобятся. Поезжай в лес, найди куст такой, что возле ручья растет, и нарви ягод три горсти. Домой вернешься, сама три штучки съешь, с остальными напеки пирожков и раздели их поровну между любимым и нелюбимым. Обмани их, скажи, с черемухой мол пироги.  После  угощения пройдет три дня и тот из парней, кто не любит тебя, в ком под личиной доброго человека волчья сущность скрывается, в волка обратится.
Разве может любящая женщина сомневаться в том, кто ей дороже жизни? Уверена была, что докажу отцу с матерью, как не правы они были, когда в день моей свадьбы, жених, ими для меня выбранный, обретет истинное свое звериное лицо. Все, как велено было, сделала я, и за три дня до венчания обоих пирогами с волчьими ягодами накормила.
Накануне рокового дня колдунья ко мне пришла, усмехнулась лукаво и говорит:
- Глупа ты, девка, однако. Неужто, так веришь в свою любовь, что себя не пожалела? Ведь, не дай бог, волком станет, тот что дорог тебе? Тебе его судьба уготована, потому что душу  ему отдала, а под сердцем  его ребеночек. Сама в волчицу превратишься и волчонка родишь, если окажется, что не ты ему нужна, а твое приданое. Пока колдовство до конца не доведено, я могу и не совершать его, если  попросишь и заплатишь.
Но не кинулась я колдунье в ноги, не молила ее отвести беду от меня неразумной, свою жизнь загубила и для дочери своей судьбу волчицы выбрала. Ослепла я видно в любви своей, зверя рядом с собой за доброго молодца принимала, а доброго хорошего человека проглядела.
Колдунья мне еще тогда сказала, что спасти мое дитятко может только чудо: если найдется человек  который ради того, чтобы чужой ему девчонке втолковать чем человек от зверя отличается, себя не пожалеет и множество лишений вытерпит. Нет в наших краях, Иван, человека тебе по доброте равного, это я точно знаю. И еще я знаю, что не сможешь ты умирающей в последней  просьбе отказать. Сними с моей руки кольцо, оно тебе поможет, и девочке моей от меня на память останется. По этому кольцу ее мои родители признают. Дочку мою от других волчат отличишь легко, не серая она, как все волки, а рыжая. Когда спит, становится она человеком, а стоит ей проснуться, в миг превращается в  зверюгу лютую.  К колдунье сходи,  может она над дитем моим сжалится и хоть советом тебе поможет. Она в городе на главной улице живет, спроси, там всякий скажет, где ее найти.
- Скажи, хоть как зовут тебя, милая, и  дочку твою?
- Меня Дарьей звали, и дочку мою, коли спасешь, так зови.
Может и еще, что сказала бы горемычная,  да смерть помешала. Вздохнула она в последний раз всей грудью и замолчала навеки.   Иван тело растерзанное в свою рубашку завернул и похоронил под высокой красивой рябиной, слезы с лица вытер, кобылку свою в дроги запряг и домой отправился.  Всю дорогу думал, как просьбу умершей выполнить, как свою и ее душу успокоить. Хорошим парень охотником был,  не такой уж сложной казалась ему задача, волчонка выследить и поймать, вот как потом ему человеческий облик вернуть он не знал.
Дома Ивана ни что не держало. Огород небольшой  ухода особого не требовал, заказов по плотницкой своей работе срочных не было. На другое утро с утра отправился в город колдунью искать. Еще до полудня у ее ворот стоял.  Постучал в дверь и услышал в ответ:
- Входи, мил человек.
Шагнул Иван в избу, видит возле окна сидит бабка совсем старая,  личико махонькое в морщинах все, нос большой, глаза не злые у нее, а  равнодушные какие-то, тихие такие глаза, молчащие.
-Здравствуй, бабушка, -  поприветствовал хозяйку с порога,  у меня к тебе просьба.
Достал из кармана Дарьино колечко, на ладонь положил, старухе показывает:
- Вот посмотри,   может вспомнишь девушку, которую ты волчицей сделала.
- Помнить помню, только это ее воля была, она сама так решила.
- Погибла та девушка от моей пули. Перед тем как умереть, просила дочери ее помочь, облик ей человеческий вернуть. Я к тебе за советом пришел, может подскажешь, как это сделать. Сжалься, бабуля, помоги.
- Если я всех жалеть начну, то без работы останусь. Мне сейчас вот прогнать бы тебя надо из жалости, чтобы не рисковал  жизнью ради волчьего дитя. Но разучилась я людям сочувствовать, потому и расскажу тебе все, что знаю, если заплатишь.  Для того, чтобы ее человеком сделать,  нужно от волчьих повадок отучить.  Объяснить ей нужно,  чем человек от волка отличается, и почему она должна зверя в своей душе убить.
В начале весны этот рыжий звереныш на свет появился, вместе со всеми волчатами. Значит сейчас, ей месяцев пять от роду будет. Если на человеческий возраст перевести,  это значит чуть больше десяти лет, ребенок она еще. Вот если сумеешь ее скоро найти, то приручишь легко.  Только дитю неразумному, лесом воспитанному,  объяснить, зачем ей нужно человеком становиться,  сложно, она вырасти должна прежде, чем поймет. А как начнет взрослеть, начнет волчьи законы в твоем доме устанавливать.  Прежде всего, в стае должен быть вожак, и все должны ему подчиняться. Собака,  она хоть и родственник волку, но за то, чтобы главной в стае быть не борется особо, легко человека вожаком признает.  Шкуре ее мало что угрожает и потому насмерть биться она  не умеет.  Волк другое дело, если он бороться не будет – не выживет.  И что ты будешь делать, когда она клыки покажет? По ее законам за место под солнцем бороться станешь или позволишь ей вожаком стать и эти законы в доме твоем установить?
- Нет,  бабуля, я ей по человечески все объяснить попытаюсь.
- Ну, твоя воля, пытайся, может и сможешь. Только зачем тебе это?
- Ее мать перед смертью просила об этом, и если я в такой просьбе откажу, человеком себя считать перестану.
- Коли ты сам себя не жалеешь, зачем мне тебя жалеть, слушай дальше.  Если случится так, что, став взрослой, выберет она себе пару среди волков, а не среди людей,   уйдет она  в лес и никакая сила ее назад не вернет. Ну, и самое простое – мясом сырым ее не корми, приучай к человеческой пище. Отца ее остерегайся. Таким как он жить везде просто, это человеку в волчьей стае не выжить, волку среди людей легко. Он научился быть и волком и человеком по своей воле,  почти сразу, как я Дарью загубила. Нашел тот куст колдовских ягод, что возле ручья. Стоит ему их наесться досыта и облик его меняется.  У него все в жизни просто. Ну, а где в лесу волков найти, ты лучше  меня знаешь.
Домой вернулся Иван, лошадь распряг,  напоил и в стойло поставил,  овса ей насыпал,  и пошел к соседке узнать, не нападали ли где волки на стада деревенские. Услышав, что в соседнем селе трех овец средь бела дня утащили, понял, с чего начнет.
Уложил в сумку охотничью крупы, хлеба, соли да патронов и на лошади верхом  в путь тронулся.  Жучку на этот раз с собой прихватил.   Охотничья лайка, нюх имела отменный, предана был  по-собачьи и умна, словно человек. От того места, где волки овец зарезали, сразу след взяла и началась погоня.
Долог был путь и тяжел. До леса дорожка вела широкая, там, где по опушке березки растут, превращалась дорожка в тропинку, а  уж в настоящем лесу даже узенькой стежки не осталось. Только к вечеру Иван волков догнал. По тому, как лошадь дрожит и у собаки шерсть дыбом встала, понял, что нельзя сейчас к волкам близко подходить. Хоть и спят они сытые после удачной охоты, да много их. В лесу темно совсем стало, а ночью с волчьей стаей  совладать сложно. Благо дело было недалеко от лесной охотничьей избушки, туда и направил лошадку. За полночь к высокому частоколу, за которым домик стоял, подъехал. Спешился, ворота отворил и вошел  во двор.
О том, что  волк преследует, Жучка сразу предупредила. Только один волк в лесу мог на это решиться, тот, что раньше человеком был. Для того чтобы убить  не от голода, а по какой другой причине, волчьего ума не хватит.
Но напасть зверь так и не решился, видно понимал, что шансов выиграть бой с охотником один на один, у него нет. На волчьей стороне тьма ночная да зубы острые, а на Ивановой ружье, руки сильные, глаз меткий и собака. Сильнее был человек, а волк только на слабого нападает. Весь день спали – Иван в избушке, Жучка у ворот,  а волк неподалеку в кустах.
А вечером вышел охотник за ограду, был он в тот момент и без ружья и без собаки, не удержался волк, кинулся, чтобы убить, но угодил в яму, специально для такого случая Иваном прошлой зимой вырытую. Метался загнанный зверь по дну своей тюрьмы, в бессильной злобе клыками лязгал, от страха за свою жизнь дрожал, но чем больше боялся, тем яростнее рычал и зубы скалил. Только убивать его Иван не собирался, он и волков-то лишний раз жизни не лишал, а уж  на того, в ком хоть что-то человеческое осталось, и подавно руку поднять не мог. Для того он волка в яму заманил, чтобы себя обезопасить, а еще надеялся, что на его вой вся стая соберется, и рыжий волчонок тоже придет.
На ночь  Иван лошадь на двор загнал, а сам с Жучкой в доме заперся. Ворота в заборе закрывать не стал, гостей ждал. Когда совсем стемнело стая на зов своего собрата, в яме сидящего, явилась.  Словно сама природа человеку помочь решила, тучи рассеялись, луна все вокруг серебряным светом залила, из окна дома то, что во дворе и за забором делается, хорошо видно было.  Волки сначала вокруг частокола ходили, во двор зайти боялись. Но постепенно осмелели. Человек с собакой в доме тихо сидели, а лошадь на дворе нервничала и ее запах хищников привлекал. Они запах страха хорошо чувствуют, он им смелости придает. Выбрал парень момент, когда  рыжий волчонок, оказался в том месте, где он петлю поставил, бросил в кучу заранее приготовленного хвороста горящую свечу и в тот же момент сам с собакой во двор выбежал.
Дикие звери они огня не просто боятся, они при его виде в панику впадают и бросаются бежать прочь, не помня себя от страха. Вот в тот момент, когда волки ни о чем кроме спасения своих серых шкур, думать не могли Иван с Жучкой Дарьину дочку рыжую и скрутили окончательно. Ну, а клетка для дикого зверя во дворе была на всякий случай давно построена. Хоть и знал Иван, что волки к избушке теперь близко не подойдут, ворота в заборе все-таки запер.  Волку, что в яме сидел, кусок мяса кинул и спать отправился.   
Заснуть долго не мог, все ворочался. А стоило чуть задремать, будил вой волчонка, запертого в клетку. Рвалось дикое сердце на свободу, не знало оно другой жизни кроме волчьей, жестокой то была жизнь, тяжелой, но привычной. Да и страшно было зверю находиться в чужой воле, и хотелось убежать в лес в самую чащу вместе с теми, кто был ее семьей всю жизнь. Чувствовал Иван боль своей пленницы, терзался тем, что он эту боль ей причинил, не было в душе покоя.
Перед самым рассветом заснул, спал недолго – не привык в постели валяться, если солнышко светит.  А в тот день оно уж больно ласковым было, словно хотело упущенное в дождливые дни наверстать. Подошел Иван к окну, глянул туда где клетка стояла там, свернувшись клубочком, спала девчушка. Волосы ярко рыжие, как у матери, прикрывали ее наготу. Личико нежное и доброе, носик курносый, на щеках румянец нежный,  губешки пухлые.  Совсем дите беззащитное.  И захотелось Ивану ее приласкать, утешить, по головке погладить, волосы спутанные ей расчесать.  Хотелось объяснить ей, что если бы не просьба ее матери, никогда бы он не решился ее в клетку запереть, силой навязать свою волю. Вышел во двор, ближе подошел и тут она глаза открыла, ребенком быть перестала. Злобный волчонок  смотрел ему в глаза и скалил страшные клыки, в ярости метался по клетке.
- Не бойся меня, Дарьюшка, успокойся, сейчас я тебе поесть принесу.
Да разве волк человека услышит? Этот зверь сам добра никому не делает и ни от кого его не ждет. Только рычит в ответ на ласковые слова.
Сходил Иван в избушку, принес мяса вареного, руку сквозь решетку просунул, положил еду перед пленницей своей. Она в дальний угол клетки забилась, ощетинилась, вся дрожит от страха и злобы. Решил парень, что лучше зря ее не тревожить, закинул ружье на спину,  в руки корзинку взял, кликнул Жучку и отправился в лес. Вернулся к обеду с полной корзиной грибов и тремя убитыми утками.  Дарья спала, но скрип открываемых ворот услышала, проснулась и зарычала по-волчьи.  Одно порадовало – мясо она все-таки съела.

Права оказалась колдунья,  приручить волчонка оказалось не так уж и сложно. Уже на другой день он шарахаться при виде человека перестал, а еще через два дня с рук пищу брал. Через неделю Иван звереныша из клетки во двор выпустил, а через две недели на поводке в село привел и вместе с  собакой на своем дворе поселил.
Перед уходом из лесной избушки волку, что в яме сидел колдовских ягод кинул и лестницу поставил, чтобы смог он в человека превратиться и на волю выбраться, а куда он потом пойдет и что делать будет, это не его Ивана дело.  Только срубил он куст с ядовитыми волчьими ягодами.  Решил, что так лучше для всех будет. 
Время вперед бежать не спешило, но и на месте не стояло. Дожди с каждым днем все холоднее становились, ветер все жестче в лицо хлестал. За сентябрем пришел октябрь, раздел деревья до гола, лужицы по утрам подмораживать начал.   Иван Жучку с волчонком из конуры в сени переселил.  Лайке,  к холодам привычной,  осенняя непогода нипочем была, а вот Дарье в конуре спать никак нельзя стало.  Выросла она, тесна   собачья будка, да и холодно ей на земле спать.  С каждым днем хорошела  девушка. Только тяжело стало Ивану на нее спящую смотреть.  Тревожила она его душу, гнала беззаботный покой прочь.  Любовь в его сердце просыпалась, Дарья ему и волчицей  и девицей дорога стала. На ночь впустит собаку и волчицу в сени, дождется,  пока уснут обе, выйдет он к ним, одеялом накроет обеих, Жучку погладит, а до Дарьи дотронуться боится. Вот если только днем обнимет ее волчью шею и задумается надолго, а она даже вырваться не пытается.
Однажды в ноябре поехал Иван в город, кое-что с огорода продать, да на вырученные деньги себе одежки купить.  Жучку с Дарьей дома оставил, не думал он, что они в догонялки играть надумают.  А они глупые набегались так, что лапы держать перестали, и уснули на холодной земле.  К вечеру у Дарьи жар начался. Металась девушка в бреду три дня. И все три дня Иван от ее кровати не отходил. Пот со лба вытирал, отварами трав поил.
Несколько раз она в себя приходила, но в волчицу не превращалась, улыбалась грустно и нежно, у Ивана от ее улыбки в глазах темнело. И рад он был в ней девушку хорошую видеть, и ужасом душа наполнялась. Ведь говорила ее мать, что облик человеческий может и перед самой смертью вернуться. На коленях возле постели  стоял, руки ее с обломанными ногтями целовал.
Задремал однажды, вот так на коленях стоя, а проснулся от того, что она его по волосам гладила.  В глаза зеленые заглянул, увидел, что ожили они и заплакал. Не стеснялся своих слез и не вытирал их.
- Вань, я есть хочу, как волк.
- Сейчас Дарьюшка, сейчас милая.
Поднялся с колен и  бегом на кухню бросился, а она почти следом за ним пришла, только уже в рыжей волчьей шкуре.
Молока ей налил, между ушей погладил.
- Пей пока молоко, я сейчас суп сварю.
 Принес Иван из кладовки кусок мяса, хотел в кастрюлю положить да на огонь поставить, а волчица запах крови почуяла и в мясо это зубами вцепилась.
- Даша, Дарьющка, родная, нельзя тебе этого, отпусти.
Как у голодного волка кусок мяса отнять?! Рычит зверь,  всеми лапами упирается,  добычу к себе тянет, клыки скалит. Иван от страха за нее о себе забыл и не страшны ему ни зубы волчьи, ни рык звериный.
- Нет, Дарья, не дам я тебе это,  не видать мне тебя потом никогда, навсегда потеряю,  тогда и меня сожри, как я без тебя жить буду?
 Вот тут чудо и случилось: разжала волчица зубы, руку человеку лизнула и стала девушкой Дашей. Рыжей, зеленоглазой, очень красивой. 
Через неделю она от болезни совсем оправилась и повез ее Иван в город к  бабушке  и дедушке.  Давно пора уж им было узнать о том, что с их дочерью приключилось, о том что внучка у них есть, а у внучки жених хороший.
.