ЖИЛ-БЫЛ ДОКТОР
Ночь. Тишина. Даже самые неугомонные соседи в доме уснули. Жена с сыном и тещей видят десятые сны, а я сижу на кухне и курю одну сигарету за другой. Спать совершенно не хочется.
Я жду звонка. Сейчас он непременно позвонит. Вообще по моим расчетам звонок должен был раздаться уже около часа назад. Почему же он не звонит? Он должен. А, может, что-то изменилось, и там успели исправить ситуацию? Значит, мой план рухнул? Нет, так быть не должно. Он позвонит с минуты на минуту. Он должен позвонить. Я даже предвижу, что он мне скажет и каким голосом, от чего липкое чувство радости разольется по моему телу.
Странно. Я это сделал. Наверное, должен сейчас раскаиваться, страдать от угрызений совести... Эй, ау, угрызения! Нет, ничего не ощущаю. Никаких даже самых отдаленных всполохов. Только чувствую дыхание мести, что чутко дремлет, свернувшись клубком, чтобы не пропустить звонок. Не упустить тот радостный миг, когда можно распрямиться и, довольно потянувшись, впитать в себя энергию удовлетворения от произошедшего...
- Здравствуйте, доктор, - открыла мне дверь миловидная женщина лет тридцати. - Раздевайтесь и проходите в ту комнату. Ванечке еще хуже стало.
- Извините, что так поздно, - повесил я пальто на вешалку. - Сейчас грипп бушует, сами знаете. Просто обвал вызовов.
-Да, да, - понимающе кивнула хозяйка. - Мы уже перезванивали в поликлинику. Думали, что про нас забыли, как это часто бывает в нашей стране. Но нам так и сказали... Ванная комната вот здесь.
Я вымыл руки, нацепил на лицо повязку и прошел в детскую к больному. Да, квартирка не для бедных. Хотя явно видно, что богатство к хозяевам пришло недавно. Типичная семья, на которую свалились большие деньги. Траты происходят бездумно направо и налево, чтобы вкусить разом все, что соответствует такой ступени. Хозяйка еще не успела обрести тот богатый лоск, который появляется с годами хорошей жизни. Пока на ее лице, в ее походке он проступает грубыми пятнами. Еще нет той утонченности, что приходит на смену прущему отовсюду запаху денег, поднимающего человека над большинством. Вино еще не выстоялось и только намекает на свой дорогой аромат в будущем. Да и обстановка едва обтесанная, не устоявшаяся. Безвкусица пока во всем: в мебели, в обоях, в каждой черточке внутреннего мира этой квартиры. Только потому, что так сейчас модно, и так советуют глупые журналы, сотрудники которых в жизни не станут придерживаться подобной пошлости и аляповатости.
- У него температура еще больше стала, - обеспокоено встал со стула возле кровати отец при моем появлении.
- Не волнуйтесь вы так. Раз температура, значит, организм борется, - попытался я его успокоить. - Нынешний грипп довольно слабый по сравнению с предыдущими периодами. Сейчас вылечим вашего мальчика. И не стойте над душой, а принесите мне лучше чайную ложку.
Вскоре обследование ребенка закончилось со стандартным диагнозом, в котором с самого начала не было сомнений.
- Обычный грипп. Вот рецепты, - вышел я на кухню к ожидающим приговора родителям. - Пока сделал ему жаропонижающий укол. Сходите в аптеку и часика через два начните давать, как здесь написано. Если будете соблюдать постельный режим, думаю, что послезавтра уже будет все в порядке. Этот грипп протекает очень быстро. За сим позвольте откланяться.
- Подождите, доктор, - остановил меня хозяин. - Присядьте. У меня к вам есть деловой разговор. Может быть, кофе или чай?
- Вообще-то у меня еще три вызова, - посмотрел я на часы. - Ай, ладно. Давайте кофе, а то продрог совсем по такой погоде. Только если быстро. Заодно и проблемы свои расскажете.
Тут же, словно по волшебству, перед моим носом появилась чашка горячего, по запаху дорогого, напитка.
- Меня зовут Антон Иванович, можно просто Антон. Это моя жена Светлана, - начал знакомство хозяин. - Думаю, что с Ваней вы уже познакомились.
- Сергей, - кивнул я в ответ, сделав глоток из чашки.
- А предложение у меня к вам, Сергей, следующего рода, - продолжил Антон. - Не хотите ли вы стать личным доктором для нашего ребенка? Зная о достатке наших врачей, думаю, что дополнительный неплохой заработок вам не помешает. Оплата, как везде. Я наводил о вас справки. Вы на довольно хорошем счету, как детский врач.
- Понимаю, - задумчиво сказал я. - А почему именно сейчас этот вопрос назрел? Я вроде бы пришел абсолютно бесплатно. И дальше буду приходить по вызову.
- Честно говоря, раньше я не задумывался над необходимостью личного врача для ребенка, - ответил Антон. - Но прошлым летом, когда Ване исполнилось четыре года, я отправил его с женой на дачу. Мы ее снимаем на Карельском перешейке, хотя, поскольку сейчас дела моей фирмы, наконец, пошли в гору, в планах построить свою. Так вот, сын там приболел. Тут мы и столкнулись с проблемой врача. Местного доктора не найти. Городская неотложка не едет, а свою никак не вызвать, мол, машина сломалась. Привозите, говорят, с утра ребенка в районную больницу. Ну просто не к кому обратиться за помощью. Ладно, это еще обычная простуда, а если что-то серьезное? Вот друзья мне и посоветовали заиметь личного врача. Во-первых, всегда придет на помощь, а, во-вторых, все лучше, когда за ребенком следит один специалист, зная все его нюансы в плане здоровья. Тем более, что в моих со Светой творческих планах стоит еще один ребенок. Сам я, можно сказать, вообще не болею, жена как-нибудь разберется. Поэтому нужды в семейном докторе нет. А вот для детей... Опять же по статусу уже положено. Я хотел, было, с этим разговором зайти к вам на прием, но вот случай подвернулся. Сегодня вызвал врача, и выяснил, что вы сами придете.
- Как-то странно вы говорите, по статусу, заиметь... Будто не о живом человеке речь идет, а какой-то вещице, непременном атрибуте, - хмыкнул я, допив кофе. - К тому же весьма признателен за то, что по наведенным справкам пришелся ко двору.
- Ясно, обижаетесь, - закурил Антон. - Вроде, как вас, свободного человека покупают. Знакомая ситуация, для тех, кто не может отойти от бывшего «совка». Только я в этом ничего обидного не вижу. Это всего лишь нормальная работа. На том же Западе подобная практика распространена и ничего. Ни один врач не чувствует себя морально ущемленным. А в плане заиметь, так это, по-моему, звучит лучше, нежели приобрести. По сути, я вам предлагаю оплачивать ваши визиты. А как я зарабатываю эти деньги? Точно также продаюсь всякому, кто пожелает купить мое и моих сотрудников юридическое умение. Могу оказать подобные услуги и в приватном порядке, если это будет выгодно...
- Хорошо, мне нужно подумать, - поднялся я из-за стола. - Благодарю за кофе.
- Вот мой телефон, - дал свою визитку Антон. - Если надумаете, то звоните. А в качестве подтверждения моих слов примите эту оплату.
И он протянул мне пятьдесят долларов.
- Берите, берите, - сказала Светлана, видя мою нерешительность. - Каждый труд должен вознаграждаться.
- Мне как-то неудобно, - ответил я. - Вызов-то у нас пока бесплатный. За него мне государство платит.
- А зря, что бесплатный, - сунул мне деньги в карман пиджака Антон. - Если бы все у нас стоило, как положено, то и жизнь бы давно наладилась. За «спасибо» работать никому не хочется. А с государством не смешите. Если вы это называете оплатой труда, то я ничего не понимаю в этом мире. Одним словом, думайте...
- Да чего тут думать?! - возмущенно всплеснула руками жена. - Он еще и думает! Покупают его, честного и непорочного! Чего ты добился своей непродажностью к сорока годам? Почетный педиатр детской поликлиники номер семь! Как это гордо звучит! Только твоей семье, тебе самому с этого почета что? Даже никакой прибавки к жалкой зарплате. А он, видите ли, не покупается. Да тебя государство имеет, как хочет и бесплатно, а мы какими-то принципами прикрываемся.
Пятьдесят долларов лежали в центре стола и мозолили взгляд. Притрагиваться к ним почему-то не хотелось.
- Да все это понятно, Лен, - огрызнулся я. - Но как-то... Понимаешь, никогда я не был личным врачом. Необычно. Даже посоветоваться не с кем.
- А с кем тебе советоваться? - хмыкнула жена. - Все умные люди уже по частным клиникам разбежались. Им и так денег хватает, без приработка. Алтуфьев твой, дуб дубом, один диагноз знал ОРЗ, и тот пристроился. А у нас тогда моральные принципы были. Мы считали, что нельзя на болезнях наживаться. Кто у нас, мол, клятву Гиппократа давал, тот бескорыстно должен на помощь приходить.
- Я и сейчас так считаю, - промямлил я.
- Ты идиот? - присела рядом Елена и посмотрела мне в глаза. - Ты в каком времени живешь? Сейчас бесплатно работают только идиоты. С твоими принципами почему-то тебе бескорыстно никто ничего не делает. А ты порядочный. Сергей, ну оторви задницу. Тебе же не ассенизатором предлагают работать или проституткой. Тем же детским врачом, только за деньги. Ну, сходишь лишний раз, прогуляешься. Не так уж это и часто. Дети болеют, конечно, но не каждый день. Неужели нам не пора хотя бы чуть-чуть пожить, как белые люди? Или так и просидим до последнего вздоха в этой халупе, перебиваясь с копейки на копейку?
- Да, пап, - подал голос сын. - Я бы после такого предложения прыгал от счастья.
- Ты сначала институт закончи, а потом прыгай, - осадил я своего отпрыска. - Понятно, вы меня считаете за тряпку с идиотскими моральными принципами. Я порчу вам жизнь, потому что смотрю на нее не как все. Ладно, уговорили, звоню...
Практика личного детского врача пошла успешно. Причем, она практически никак не сказывалась на моей основной работе. Приходилось, конечно, приходить по вызову и ночью, и ехать к черту на рога на Карельский перешеек, где вскоре Антон, как и обещал, построил дачу. Но все это происходило не так часто, даже с учетом родившейся у моих благодетелей дочери. А с покупкой подержанной «девятки» стало еще легче в плане разъездов.
Ни я, ни мои работодатели, друг к другу симпатий не испытывали. Впрочем, как и явного полного отвращения, что могло бы привести к замене меня на кого-либо более приятного в восприятии. Я просто занимался своим делом, а мне за это платили. От какого-либо завязывания дружеских отношений с этой семьей я принципиально уклонялся, стараясь даже избегать малейших жизненных разговоров за чашкой кофе, если таковая случалась. Может быть, во мне говорила какая-то неполноценность более низкой ступени положения в обществе. Антон и Светлана, явно не переживавшие по поводу моей отчужденности, вели себя очень корректно и не давали ни малейшего повода к проявлению каких-то барских замашек со своей стороны. Наоборот, щедро оплачивая мои визиты, порой самые пустячные, они изображали даже некое преклонение передо мной. Причем, иногда казалось, что они всецело видят во мне светило и готовы верить всему услышанному из моих мудрых уст. Семья же моя стала жить несравненно лучше, и вскоре я стал даже ловить себя на гаденьком желании, чтобы дети Антона болели почаще.
Как ни странно, при моей любви к профессии детского врача, среди всех маленьких пациентов я редко питал к кому-то теплые чувства. Большинство воспринималось мной лишь, как обычный детский страдающий организм. С детьми Антона тоже не сложилось. Более того, я испытывал к ним даже некое чувство неприязни, особенно к подрастающему капризному барчуку Ване, поскольку его сестра была еще слишком мала, чтобы судить о ее внутреннем мире. Как человеку, мне не нравились такие избалованные дети, воспитываемые по модному принципу «никакого воспитания». Но работа есть работа, и внешне я никогда не выказывал своего далеко не лучшего отношения к этим «платным» пациентам...
Так прошло три с лишним года, пока не возникла серьезная проблема. После смерти отца Елены здоровье ее матери стало ухудшаться. Настал момент, когда жена решила перевезти старушку из родного Воронежа к нам в Питер. Естественно, что с нашими жилищными двухкомнатными условиями в «корабле» такой вариант был практически невозможен. И мы решили купить квартиру.
- Конечно, я помогу вам в этом вопросе, - за чашкой кофе обнадежил меня Антон, когда я впервые обратился к нему за советом. - Есть один хороший вариант. Моя юридическая фирма уже давно сотрудничает с одной строительной организацией. Ребята замечательные, работяги, да и здания оригинальные ставят. Сейчас они как раз строят возле вас неплохой и довольно приемлемый по цене кирпичный дом. Планировка там отличная, площадь большая. Думаю, что присмотрим хорошую трехкомнатную квартирку. Причем, я даже посодействую с взносами. Сначала можете оформить договор о покупке, а деньги внесете уже к окончанию строительства, где-нибудь через полгода. Завтра суббота? Вот и славно. Сейчас позвоню. Часов в десять утра за вами заедут. Походите, посмотрите. Если понравится, то вперед.
На следующее утро к нашему дому подкатил блестящий «мерс», и отвез меня и Елену на стройку. Директор строительной фирмы лично провел нас по всем уже готовым этажам, а затем пригласил к себе в кабинет, где на планах предлагал имеющиеся варианты, объясняя преимущества и недостатки того или иного выбора. Антон оказался прав, это жилье выглядело мечтой любого горожанина. Мы долго терзались в раздумьях, поскольку квартиры были неодинаковыми, а хотелось жить везде. В конце концов, при согласии жены я сделал окончательный выбор. Конечно, здесь имелись квартиры и подешевле, но этот вариант приглянулся больше всего. Все-таки не кастрюлю покупаем, а жилье на долгий срок. Директор заключил с нами договор, поздравил и указал срок, когда следовало внести оплату.
За пять месяцев мы продали свою квартиру, перевезли мать Елены к себе, продав, пусть и за небольшие деньги, ее халупу в Воронеже. Что-то поднакопилось у нас, небольшую сумму я занял у знакомых, остальное охотно одолжил Антон, не настаивая на скорой отдаче. Мы выплатили стоимость квартиры, а на время до сдачи дома сняли трехкомнатную квартиру неподалеку.
Все рухнуло в одночасье, когда мы с ордером отправились получать ключи и прикинуть, что нужно подкупить для дополнительного ремонта. В нашей квартире уже стояла железная дверь, а внутри суетилась какая-то бригада ремонтников.
- Извините, но это наша квартира, - сказал я вышедшему к нам хозяину. - Вот все документы.
- Действительно, - обескуражено ответил тот, внимательно изучив бумаги. - Но это и моя квартира. Могу показать то же самое. Получается, что нас развели. Мы вдвоем купили одно и то же жилье.
- И что же нам с вами теперь делать? - охнул я, припоминая все слышанное про подобные аферы.
- Мне ничего. Я сюда первый въехал, - спокойно пожал плечами мужчина. - А вам разбираться и судиться...
Первым делом я отправился к Антону.
- Бывает, - похлопал он меня по плечу, подождав пока закончится мой эмоциональный рассказ. - Не переживайте. Сейчас разберемся и все уладим.
Антон взял телефон и вышел в другую комнату.
- Накладка вышла, - хмуро сказал он, вернувшись минут через пять. - Дом наполовину принадлежал подрядчику. Почему-то там вашу квартиру не учли, как проданную, и сбыли вторично. Наверное, потому, что у вас договор из-за сроков оплаты был нестандартный, лежал отдельно. Вот и проморгали. В общем, дело темное.
- Но, может, тогда остались другие квартиры? - с надеждой в голосе спросил я. - Жалко, конечно, что не эта, но другие были тоже неплохие.
- К сожалению, все уже продали, - покачал головой Антон. - Выход остается один - судиться, поскольку даже деньги забрать не получится. Если вы внимательно читали договор, то там говорится, что от внесенной суммы получите максимум половину в случае расторжения. Но и эту сумму еще нужно отсудить, поскольку ордер у вас на руках и договор, если разобраться, уже закрыт. По делу, так остается для возврата денег ее продать, а продавать-то нечего. Поэтому в данной ситуации наиболее приемлемо отсуживать квартиру. Ну да ничего, у меня адвокаты опытные, прорвемся. Неприятно, конечно, но что делать.
- Хорошо, а если отсудим, то ведь другой жилец пойдет таким же путем? - логично предположил я.
- Если уж отсудим, то все его попытки будут бесполезны. Мои ребята работают четко и в одни ворота, - обнадежил меня Антон. - Правда, придется вам на это дело потратиться. Дело непростое, люди будут стараться. Так что, боюсь, обычной дружеской услуги я вам не окажу.
- Минуточку, - возмутился я. - Но ведь это вы присоветовали мне такой вариант! И даже нестандартная оплата эта по вашей рекомендации!
- Так вот вы как? - насупился Антон. - Я просто хотел помочь, а на меня теперь все шишки? Вы же сами взрослый человек и тоже должны думать. Знаете, если бы я слушал каждого советчика и не раскидывал своими мозгами, то давно сидел бы в такой заднице, что и врагу не пожелаешь. Вы пришли за советом, я предложил вариант, вам все понравилось. С оплатой, так это вообще мелкая дружеская услуга. Посмотрел бы я на вас, если бы пришлось проплачивать все, как положено. Повертелись бы тогда. Заметьте, что я даже не вспоминаю про одолженные деньги. А уж к остальному я никакого отношения не имею.
- Но вы же сказали, что эту фирму прекрасно знаете!
- Знаю, и что? - развел руками Антон. - Знал, как порядочных, а теперь знаю их в другом аспекте. Они мне не родственники и даже не друзья. Вот вы стопроцентно поручитесь, скажем, за своего тихого и спокойного соседа, что завтра он не возьмет в руки берданку и не станет отстреливать прохожих на улице? Очень вы меня обидели такими заявлениями. Вот уж не ожидал от вас способности к взваливанию своей вины на чужие плечи. Короче, заканчиваем этот разговор. Согласны на помощь моей фирмы, пожалуйста. Не согласны, больше вообще этот вопрос никогда не поднимаем...
Чудные ребята из конторы Антона благополучно провалили процесс, увеличив сумму моего долга на две тысячи долларов. А к моменту, когда они затеяли дело о возврате денег, «замечательная» строительная фирма растворилась в воздухе, и директор вообще исчез. По этому неудачному делу Антон лишь принес соболезнования, заявив, что иногда обстоятельства бывают сильнее возможностей его фирмы.
Я продолжал снимать квартиру и стал главой семьи бомжей. К Антону больше не обращался, решив сам попытать счастья, но вскоре понял, что пороги обиваю впустую. Жена от расшатавшихся нервов вся покрылась какой-то сыпью. Поначалу ничего непонимающая теща вскоре все чаще стала жаловаться на сердце и окончательно слегла. Лишь сын пытался утешить меня тем, что подработает, чтобы хоть как-то помочь, а лучше женится и съедет от нас, сняв обузу с родительских плеч.
Поначалу мои нервы были также ни к черту. Ночами я постоянно просыпался от кошмарного сна, в котором моя семья оставалась на холодной улице и замерзала в какой-то ночлежке. Я стоял возле грубо сколоченных дешевых гробов и всматривался в их посиневшие лица, на которых навсегда застыл немой укор. Возвращение в реальность происходило, когда мои попытки убрать эти горькие усмешки, разжав закоченевшие мышцы их лиц, перед тем, как заколотят крышки, ничем не заканчивались. Я потерял в весе, осунулся и как-то почернел, а на работе стал ловить себя на участившейся рассеянности и вспыльчивости, что было недопустимо. С утра и до вечера все мысли были только о той беде, в которую попала моя семья. И главное, что мой мозг рисовал самые ужасные картины будущего, кроме какого-нибудь достойного выхода. От безысходности меня даже однажды посетила мысль о самоубийстве.
Тогда я смотрел в открытое окно и едва не вышел наружу. Мне неожиданно пришла в голову чудная мысль: одно усилие и не будет этих жутких проблем, не будет этой гребаной жизни. Раз, и уснул. Не знаю, смог ли бы я спокойно выпасть из окна, поскольку вовремя все же взял себя в руки и мысленно отхлестал по щекам, зарекшись никогда больше не уподобляться истеричной бабе. В данном дерьме завяз не только я, но и мои близкие, причем исключительно по моей вине. Потому и разгребать все нужно мне, каким бы невозможным это не казалось. Я решил ползти до последнего, цепляясь за любую соломинку хилой надежды на какое-либо сдвиг в лучшую сторону. В конце концов, не инвалид, голова на месте... Жизнь продолжалась, какой бы поганой она не представала, и соплями ее все равно не исправишь.
В плане Антона, с одной стороны, я должен был бы послать его семейство куда подальше и гордо закончить надомную врачебную практику. Наверное, этого поступка ждали от меня родственники, особенно сын, невольно берущий с отца пример. С другой же, это был единственный источник приличного заработка, позволявший мне снимать квартиру, и дающий слабую надежду на возможность новых накоплений. И моя семья вынуждена была согласиться с этим, сделав вид, что всецело уверена в моих решениях. «Девятку» я решил не продавать, поскольку за нее мало что можно было получить. Зато в свободное время она давала возможность подкалымить, чтобы хоть как-то начинать отдавать долги. Я попробовал связаться с бывшими своими знакомыми в надежде подыскать вакантное доходное местечко или упросить рекомендовать меня какой-нибудь другой семье, как грамотного детского и даже семейного врача. Готов был даже рассмотреть любые варианты работы не по профессии, лишь бы денежной. Но все попытки оказались тщетны.
В общем, в этом плане все оставалось, вроде бы, по-прежнему. Я приходил к двум малолетним пациентам по вызову, лечил их, стараясь внешне убрать даже самую малую тень проблем со своего лица. Антон же и Светлана вели себя так, будто ничего не случилось, и с невинным видом продолжали оплачивать мои хлопоты. Причем, в нашем общении, улыбках, манерах, расшаркиваниях и рукопожатиях все казалось настолько реальным, что периодически я щипал себя в надежде, что обрушившаяся на меня беда лишь плод больного воображения, обычный страшный сон
А вскоре наступило какое-то прозрение, поставившее мои продолжающиеся походы на совершенно иной уровень. Я, наконец, начал осознавать, что мысли о заработке, о каких-то невозможных накоплениях - обычное прикрытие для настоящей цели. Эта цель зародилась где-то в глубинах моей души сразу после случая с квартирой, но в силу моей мягкотелости раскручивалась внутри постепенно, набирая силу, пока не пришло время открыться. Я понял, что хочу обычной человеческой мести за нанесенную боль. Мое сознание, в конце концов, пришло к пониманию того, что так просто утереться нельзя. Я получил не какой-то маленький плевок. Меня втоптали в грязь под личиной сочувствия и понимания. И я не могу в ответ лишь уйти, гордо хлопнув дверью, в лучшем случае потешив это семейство.
Не знаю, был ли Антон действительно так уж виноват в произошедшем, но это стало той последней каплей, за которой начинается безумный протест маленького человека. Протест от возмущения непрекращающимся пресмыканием перед теми, кто выше и богаче. От возмущения обманом и тычками со стороны этой неправильной жизни в качестве вознаграждения за свое честное и порядочное существование. От возмущения, затмившего характерные для цивилизованного человека крупицы разумного. И, приняв новую животно-дикарскую мораль, я уверенно вышел на тропу войны, чтобы просто хотя бы раз дать надежду и веру своей забитой чести, спрятавшейся в самом темном и дальнем углу моего мирка...
Поначалу мое чувство мести напоминало некоего подвыпившего юнца, жаждущего глупейших картинных сцен разрушения. То я представлял, как, пожимая перед уходом пухлую, ставшую ненавистной, ладонь Антона, всаживаю ему в сердце заранее принесенный нож. То мое сознание явно рисовало кадры поджога их квартиры. Иногда я вообще представлял себя в роли коварного умника, способного подставить контору Антона. Однако, в последней ахинее умнее звонка в налоговую инспекцию в голову ничего не приходило. Словом, по первости я просто жаждал крови, выхватывая всякую чушь из второсортных книжиц и фильмов.
Со временем желание мести повзрослело и остепенилось. Оно превратилось в огромную черную кошку, которая, мурлыкнув мне «Не торопись и подожди», спрятала коготки и свернулась клубочком внутри меня, не давая забывать о себе своим шевелением. И я стал ждать.
Я понял, что для настоящей мести нужно отбросить все детство и придумать какой-то более изощренный план. Каждый день, каждую ночь мой мозг лихорадочно работал, выдавая все новые и новые варианты. Я стал напоминать себе какого-то психически нездорового народовольца, с маниакальным упорством желающего отомстить царю. Но все идеи продолжали казаться мне глупыми и в итоге сводились, по сути своей, к тем же размахиваниям ножом. Наконец, мой мозг окончательно протрезвел, и заставил меня свыкнуться с мыслью, которую я постоянно пытался отбросить при малейшем ее появлении в голове. Нужно было нанести удар своим умением. Ударить, как врач, лечащий детей Антона. Сделать выпад с той стороны, которая не придет на ум ни одному нормальному человеку. Все люди могут принимать слова врачей на веру или не принимать, доверять им свою жизнь или нет. Врач бывает хорошим или плохим. Но любой видит в нем механизм, который никогда не дает сбоев назло, исходя из каких-то личных мотивов, поскольку не имеет на это право. А идеальных механизмов не существует...
Нет, я не собирался убивать детей этого ублюдка, подсунув им вместо таблетки яд или устроив милую передозировку каким-нибудь препаратом. Это все для пошлых фильмов, да и подобного вся моя сущность не допускала даже в случае мести. Я понял, что нужно ждать, а потом, когда подвернется случай допустить одну маленькую ошибку...
Нельзя сказать, что решение было принято хладнокровно и бесповоротно. Не раз оно подвергалось осуждению и оспариванию внутри меня. И тут просыпалось мое желание мести, с шипением и с выгнутой спиной распугивавшее все душевные потуги.
- Причем здесь дети? Ведь ребенок не отвечает за отца.
- Притом, что лучшшего ты придумать не можешшшь. А это в яблочко. Удар под дых этой мрази.
- Да, возможно, это месть за боль. Но все же моя обида явно неравноценна с человеческой жизнью.
- Вполне равноценна. Этой платой я удовлетворюсь. На каждый удар нужно бить сильнее, чтобы неповадно. И чем спокойствие, а, может, даже и жизнь, твоих близких менее ценны для тебя, чем жизнь чужого ребенка, к которому ты вообще не питаешшь каких-либо светлых чувств?
- Да, но я, давший клятву Гиппократа, не имею права даже на подобные мысли, не говоря уж о действиях.
- Почему бы и нет? Забудь обо мне и думай лишшь, что каждый врач обычный человек, а каждый человек имеет право на ошшибку. Возьми ссвоего Алтуфьева сс его тупыми, порой даже преступными, диагнозами. И что? Где он сейчасс? Уж точно не кается и не бичует ссебя.
- Нет, я не смогу.
- Сможешшь. Ты сам удивишшься, как все будет просто...
В итоге после длительных терзаний я все же решил отказаться от своих коварных планов. В итоге после длительных терзаний я все же решил отказаться от своих коварных планов. Не потому, что ко мне вернулся нормальный трезвый разум. Просто за моими думами время прошло, и стоило ли теперь махать кулаками? Это все равно, что наказывать собаку за события недельной давности. Месть, может, и хороша, когда не тянешь кота за хвост. Но кошка внутри меня продолжала царапать коготками мою душу и, мурлыкая, измывалась: - А ты не тяни меня за хвост. Не будь тряпкой. Сделай хоть раз поступок и докажи, что ты мужчина, защитник себя и своей семьи.
Возможно, я бы все-таки задушил в себе это черное дьявольское создание или уморил голодом, если бы не два случая, неожиданно произошедших с интервалом в три дня...
- Сергей, послушайте, - сказал своим культурно-вкрадчивым мерзким голосом Антон, замявшись в коридоре перед моим уходом. - Мы со Светланой подумали и решили с этого раза урезать ваши гонорары раза в полтора.
- То есть, уже не нарабатываю? - горько усмехнулся я.
- Да, нет, все в порядке. Просто личный детский врач в последнее время не такая уж диковинка. Собственно, наверное, их, как бухгалтеров, даже хороших. Поэтому цены в городе падают, и мы платим вам уже слишком много. Дело ваше, соглашаться или нет. Не хотелось бы с вами расставаться, мы к вам уже привыкли, да и доверяем всецело, но в случае отказа придется подыскать что-то другое.
Я съел это унижение, когда дают понять, что твоя оплата зависит от моды, от спроса на что-то. Когда ты видишь, что дело не в твоем умении, а в соображениях о вознаграждении заказывающего музыку. Проглотил я и следующий инцидент.
Спустя три дня около двух ночи раздался телефонный звонок.
- Сергей, - услышал я Антона. - Моей дочери очень плохо. Приезжайте скорее.
Со сна я даже не обратил внимания на странно заплетающийся язык Антона. Через пятнадцать минут моя «лохматка» остановилась уже возле его дома.
- Проходите, доктор, - открыла мне дверь явно подвыпившая Светлана и, хихикнув, показала на гостиную.
Я вошел и на какое-то время остолбенел. В комнате возле выдвинутого на середину журнального столика сидело пять незнакомых нагрузившихся рыл, которые при моем появлении непонимающе уставились на меня.
- Вот, мужики, - обнял меня за плечи появившийся сзади пьяный Антон. - А вы говорили. Это, бля, мой дохтур. В любое время дня и ночи. А все почему? Да потому, бля, что я ему бабки плачу. А ради бабок любой встанет даже в такое время и побежит. Это вам, на хрен, уже ни хера не надо. Вы свои жирные задницы и днем не оторвете. А человек понимает, что значит работать. Причем, ему, бля, зарплату снижаешь, а он тут как тут. Вот оно, лицо капитализма.
- Где дочка? - глухо спросил я.
- Да все путем, доктор, не парься, - хлопнул меня по плечу Антон. - С ней все нормально. Ты, бля, не переживай, домой иди. Просто мы тут с друзьями поспорили. Они, блин, не поверили ни хера, что ты вот так... ик... ночью приходишь по первому зову. Петька, блин, к примеру, уссаться... Он вон, в центре сидит... Так вот он, бля буду, даже вечером или в выходные уговаривает своего дохтура зайти и двойной тариф ему платит. А ночью ни ни. Если только консультация по телефону с дикими извинениями и с последующей оплатой. У него дохтур трахнутый. Себе цену набивает. Гони ты его, Петька, на хер! А ты не переживай, ты дохтур классный, с понятиями. Иди домой и спи. Эй, мужики, пузырь с пивом за вами, проспорили...
Он звонил на следующий день. В ногах, конечно, не валялся, но очень долго извинялся за случившееся. Но мне уже было все равно. Здесь уже не было сомнений в вине Антона. И если на снижение жалованья можно было закрыть глаза, расценив это просто, как неуважение со стороны наглеющего хозяина жизни, увидев в этом какую-то понятную ему экономическую целесообразность, то второму случаю оправдания не имелось. Он просто растоптал меня, сознательно унизил до такой степени, до которой меня не смел унижать никто, даже родное государство. Этого я стерпеть уже не мог. Кошка внутри торжествовала, фыркая о том, что наконец-то мои глаза открылись на подлинную личину этого зарвавшегося по отношению к людям денежного мешка. Она изготовилась к прыжку, потачивая коготки и заняв своим мохнатым телом все пространство. А вскоре представился и случай...
- Сергей, приезжайте к нам на дачу. Ване очень плохо, - позвонила мне часов в семь вечера Светлана.
- Очередная проверка на вшивость? - хмыкнул я в трубку.
- Вы все еще обижаетесь? - неожиданно холодно спросила она. - Вообще, перед вами извинились, а кто старое помянет... Нет, сыну действительно плохо. Температура высокая и на горло жалуется.
- Наверняка обычная ангина, - высказал я предположение. - Дайте ему пока жаропонижающее, скоро буду.
Спустя час мне удалось добраться до загородного дома Антона.
- Вчера начал хныкать, жаловаться на зубную боль, - встретила меня Светлана. - Потом температура небольшая. Вас вызывать не стали, решили, что зуб коренной режется, или просто дырка. А сегодня на зубы жаловаться перестал, сказал, что горло побаливает. К вечеру вот, свалился с температурой. Говорит, что дышать тяжело.
Я заглянул мальчишке в рот. Так и есть, гнойный абсцесс в горле. Причем мешок набух уже здоровый и часов через пять закроет всю глотку, если его не удалить хирургическим вмешательством. Вот он случай. Сколько раз я проигрывал варианты со своими ошибками, но лучшего и придумать было нельзя. Природа была явно на моей стороне. Ну, Антон Иванович, держись! Пришло, сволочь, возмездие! Как я этого ждал!
- Ничего страшного, - медленно вытер я руки. - Обычная сильная ангина. Перекупался, наверное. Сейчас сделаю укол, дам снотворное. Утром проснется, нужно будет пополоскать водой с медом, и принять вот эти лекарства, они без рецепта в любой аптеке. Если завтра к вечеру лучше не станет, то снова вызывайте.
Кошачий ум моей жажды мести оказался прав на все сто. Я в глубине души поразился, насколько спокойно произнес эти слова, без каких-либо воззваний со стороны совести и врачебного долга. Лишь только одно чувство тогда пьянило меня. Я сделал это. Сделал сознательно и назло.
- Хорошо, сейчас я позвоню Антону, чтобы по пути купил. А это точно ангина? - в этот раз почему-то не поверила мне Светлана. - Я вообще смотрела ему в горло, какое-то оно странное.
- Точно. Гланды просто сильно расширены, вот и несколько необычно, - похлопал я ее по руке и как можно небрежнее буркнул: - Смотрела она. Каждый должен заниматься своим делом...
Часов в одиннадцать вечера позвонил Антон.
- Сергей, а вы уверены, что это обычная ангина? - обеспокоено спросил он.
- Абсолютно, - невозмутимо ответил я, удовлетворенно подумав: - «Волнуешься, сволочь. Недолго тебе осталось волноваться. Скоро ты забудешь обо всем, кроме доставшей тебя кары».
- Мне кажется, ему становится все хуже. Во всяком случае, за тот час, что я его вижу, температура не падает и дышит он так, будто задыхается.
- Это нормально, - ответил я. - Высокую температуру взрослые зачастую тяжело переносят. Что уж говорить о ребенке? Организм борется с болезнью, поэтому и дыхание учащенное. Ваня сейчас спит?
- Да, не просыпался. Но сон очень беспокойный. Может, ему дать еще какие-нибудь лекарства?
- Хорошо, что спит, не будите, - спокойно ответил я. - Лекарства давать не следует, сейчас ими не поможешь. Я ему ввел достаточную дозу. Ну, если под утро лучше не станет, то дайте еще таблетку жаропонижающего. Сейчас у него обычный воспалительный криз.
- Да, еще, - замялся Антон. - Мне жена показала его горло. Оно действительно какое-то странное. Мне кажется, что и задыхается он именно из-за него...
- Не мелите чушь, - придал я голосу металлические нотки. - Все желают быть врачами. Скоро пройти нельзя будет от врачей. Если вы мне не доверяете, обратитесь к кому-нибудь другому. Я ничего другого вам не скажу. А сейчас давайте закончим этот разговор. Завтра утром перезвоню. Всего доброго.
Я повесил трубку и закурил. Ну, еще немного! На какой-то момент моего торжества мне показалось, что я даже жил только ради этого мига. Здравствуйте, это ваш добрый доктор. К тому же очень мстительный. Что, не ждали, удивлены? А знаете, я врач по профессии, а так обычный человек. И вы во мне что-то сломали. Полечимся?!
Эх, только бы этот доморощенный медик не вызвал сейчас «скорую»...
Ну, вот и долгожданный телефонный звонок. Припозднились. Надо же, я ошибся в своих предположениях по времени почти на час.
- Сергей, - почти неузнаваемым глухим голосом медленно произнес Антон. - Ну ты и сука. Ты же знал, тварь. Теперь готовься...
Короткие гудки.
Вот оно! Это тебе, за квартиру, за меня и мою семью, за унижение! Месть вскочила и потянулась, вызывая во мне приятный холодок. Кошачье тело слилось с моим, и ее кровь потекла по моим венам, произведя некое подобие оргазма, растекаясь теплом удовлетворения по каждой клеточке. Я сделал это!
Что будет со мной дальше, не знаю. Может, меня будут судить, хотя вряд ли наше законодательство на это еще способно. Если только с деньгами Антона. Но каждый имеет право на ошибку. Посмотрим. А, возможно, этот придурок мне даже пустит пулю в лоб, хотя едва ли он будет играть в бандитские разборки. Да мне сейчас и наплевать на то, что будет и чего я добился для своих близких. Сейчас я просто доволен, если не сказать, в определенной степени счастлив.
Эта месть стала для меня нечто большим, чем ответный выпад. Это была моя демонстрация самозащиты, доказательство того, что я не маленький человечек, утирающийся от любого плевка рукавом, а человек, способный постоять за себя. Это, наверное, была даже не месть Антону, а бунт против всего, что я считал несправедливым по отношению к себе. Как загнанная в угол кошкой мышь, уже чувствуя полную безысходность, из последних сил старается превратиться в льва, с визгом пытаясь вцепиться в глаза безразличной к ее судьбе обидчицы. И что странно, никаких мучений, никаких положенных в книгах заламываний рук с воплями «Боже! Что я наделал?!». Только одно тупое животное удовлетворение.
Возможно, завтра, когда чувство мести зевнет от скуки и выйдет из меня на своих мягких лапах в небытие, запуганные мысли о раскаянии осторожно высунут нос из тайников души. Убедившись, что опасность миновала, они станут зудеть и причитать, раздувая мою голову. Я протрезвею и ужаснусь. Но разбор полетов будет завтра. Завтра я буду думать о последствиях, каяться в душе перед своими родными. Завтра я стану соглашаться с коллегами о своем недостойном врача поступке. Завтра я буду считать себя последней сволочью, скатившейся на то дно, откуда Антоны Ивановичи кажутся святыми. Сейчас же я еще хладнокровная опасная машина, которую создала жизнь и которую не ожидает увидеть ни один человек. Орудие с взбесившейся начинкой, способное разметать все нормы и правила в этом обществе, чтобы доказать, что у меня есть настоящее «Я», посягнуть на которое безнаказанно не имеет права ни одна живая душа. Я сумасшедший? Нет, не может быть, хотя мой мозг сломан. Но я больше никому не позволю не считаться со мной. Слышите, никому...