Санд и Мюссе

Gulush Aga
Цитируется по книге "Sand et Musset. Les enfants du siecle". Jean-Pierre Guno, Diane Kurys, Roselyne de Ayala.» 1999. Editions de la Martiniere, Paris.

Нам интересно с высоты прошедшего столетия оглянуться на отношения двух людей, оставивших потомкам свои произведения, уже преодолевшие рубежи двух столетий.
Вместе они были очень недолгое время, с июня 1833 года по март 1835 года. Отношения их вызывали, да и сейчас вызывают неоднозначную реакцию. Общественное мнение разделилось на два полюса: сторонники Мюссе, утверждавшие, что она лишила его таланта, и сторонники Санд, упрекавшие Мюссе в дебоше и разврате. Невозможно судить об отношениях людей, живущих по законам вдохновения. Можно лишь получить наслаждение от порывов души с таким мастерством изложенных на бумаге. Отметим, что главный роман своей жизни «Исповедь сына века» Альфред де Мюссе опубликовал сразу же после окончательного разрыва с Жорж Санд в феврале 1836 года.

Альфред де Мюссе и Жорж Санд. Переписка.

Мне нужно сказать вам глупую и смешную вещь. Я пишу вам, как дурак, после той прогулки неизвестно зачем, вместо того, чтобы говорить с вами. Вы рассмеетесь мне в лицо, посчитаете меня пустозвоном в отношениях с вами. Вы выставите меня за дверь и будете думать, что я лгу. Я влюблен в вас. С первого дня, когда пришел к вам. Я думал, что излечусь, встречаясь с вами как друг. В вашем характере много такого, чтобы могло меня излечить. Я пытался убедить себя в этом, как мог; но я плачу слишком дорого за мгновения, проведенные с вами. Я предпочитаю сказать вам об этом, потому что теперь, я меньше буду страдать, если вы откажете мне от дома...Если вы захотите сказать, что сомневаетесь в том, что я написал вам, лучше вовсе не отвечайте. Я знаю, что вы думаете обо мне и не надеюсь ни на что, говоря вам об этом. Я могу лишь потерять друга и единственные приятные часы, проведенные мной в этом месяце. Но я знаю, что вы добры, что вы любили и я вверяюсь вам, не любовнице, а честному и лояльному товарищу. Жорж, я сумасшедший, потому что лишаю себя удовольствия видеть вас в то недолгое время, которое вы еще проведете в Париже до вашей поездки в деревню и отъезда в Италию, где мы могли провести прекрасные ночи, если бы у меня были силы. Но правда в том, что я страдаю и мне не хватает сил.

. Письмо Альфреда де Мюссе к Жорж Санд от 26 июля 1833 года.
*********************************************************

Мне хотелось, чтобы вы лучше узнали меня, чтобы увидели, что в моем отношении к вам нет ни обмана, ни высокомерия и что я не стану, благодаря вам ни более значительным ни более ничтожным, чем я есть. Я бездумно отдался удовольствию видеть вас и любить вас... Пожалейте меня, привыкшего жить в заколоченном гробу, и ненавидьте людей, принудивших меня к этому. Вот тюремная стена, сказали вы вчера, все разбивается о нее, - да, Жорж, вот стена; вы забыли только, что за ней пленник... Пожалейте меня, не презирайте меня. Я не могу говорить в вашем присутствии и поэтому умру немым. Если имя мое написано в уголке вашего сердца, каким бы слабым и бесцветным ни был этот оттиск, не стирайте его.Я могу обнять девку, больную чесоткой и пьяную в стельку, но не могу обнять свою мать.
Любите тех, кто способен любить, я могу лишь страдать. Бывают дни, когда мне хочется убить себя; а я плачу; или заливаюсь смехом, но только не сегодня. Прощайте, Жорж, я люблю вас как дитя.

Письмо Альфреда де Мюссе к Жорж Санд от 27 июля 1833 года.
********************************************************



Любимый мой Жорж, я в Женеве. Я уехал из Милана, не найдя письма от тебя на почте, может ты писала мне... Напиши мне в Париж, друг мой, я оставил тебя довольно уставшей, изнуренной двумя месяцами печали; впрочем, ты сказала мне об этом, тебе было, что сказать мне. Скажи мне, что ты спокойна, что будешь счастлива; знаешь, я очень хорошо перенес дорогу; Антонио, вероятно, написал тебе. Я чувствую себя хорошо, почти счастлив.Если скажу, что я не страдал, что я не плакал во время унылых ночей, проведенных в трактирах? Это значило бы хвастаться тем, что я скотина, и ты не поверишь мне.
Я тебя еще люблю любовью, Жорж, через четыре дня между нами будет триста льё , почему мне сказать откровенно? На этом расстоянии нет ни необузданности, ни нервных приступов; я люблю тебя, я знаю, что ты рядом с человеком, которого любишь и тем не менее я спокоен...
Сегодня я пробежался по улицам Женевы, рассматривая магазинчики; новый жилет, красивое издание английской книги, вот что привлекло мое внимание. Я увидел себя в зеркале, и узнал ребенка прежних дней. Что ты сделала, мой бедный друг? Это тот человек, которого ты хотела любить! Десять лет страданий твоего сердца, вот уже десять лет тебя гложет неутолимая жажда счастья, и эта та самая соломинка, за которую ты хотела ухватиться! Тебе любить меня! Мой бедный Жорж! Меня охватил озноб. Я сделал тебя такой несчастной; и какие несчастья еще более ужасные я мог тебе принести! Бедный Жорж, бедное дитя, ты ошиблась; ты думала, что ты моя любовница, а была только матерью; небо создало нас друг для друга; наши разумы в возвышенной сфере узнали один другого, как горные птицы и полетели навстречу .Но объятие было слишком крепким; мы виновны в кровосмешении.
Итак, единственный мой друг, я был почти палачом для тебя; по крайней мере в последние дни, я заставил тебя много страдать, но слава Богу, то, что я мог сделать еще более ужасное, я не сделал. О! Дитя мое, ты живешь, ты прекрасна, ты молода, ты гуляешь под самым прекрасным небом на земле, опираясь на человека, сердце которого достойно тебя. Добрый малый! Скажи ему, как я люблю его и что я не могу сдержать слез, думая о нем...

Письмо Альфреда де Мюссе к Жорж Санд от 4 апреля 1834 года.
*********************************************************


Я ужасно беспокоилась, мой ангел... Не думай, не думай, Альфред, что я могу быть счастлива при мысли, что потеряла твое сердце. Я была твоей любовницей или твоей матерью, какая разница, внушала я тебе любовь или дружбу, была ли я счастлива или несчастна с тобой, ничего не меняет в сегодняшнем состоянии моей души. Я знаю, что люблю тебя, вот и все. Без болезненной жажды обнимать тебя каждую секунду, которую невозможно утолить, не став причиной твоей смерти. Но с мужской силой и с нежностью женской любви. Опекать тебя, хранить тебя от зла, неприятностей, окружать тебя развлечениями и удовольствиями, вот необходимость и сожаление, испытываемые мной с той поры, как я потеряла тебя...Почему приятная обязанность, выполняемая мной с радостью, постепенно стала такой горькой и затем, неожиданно, совершенно невозможной?...Я знаю, я чувствую, что мы будем любить друг друга всю жизнь сердцем, умом, и будем стараться из привязанности, взаимно излечиться от страданий, причиненных друг другу...
Мы были любовниками, мы знали душу друг друга, тем лучше. Какое открытие могли бы мы сделать, отвратившее один от другого? О! Горе нам расставшимся в гневе, без понимания и объяснений! Тогда только одна отвратительная мысль отравила всю нашу жизнь, тогда мы бы не поверили ничему. Но могли мы расстаться таким образом? Разве мы не пытались тщетно много раз, наши сердца охваченные спесью и злопамятством не разбивались от боли и сожаления каждый раз, когда мы оказывались в одиночестве? Нет это не могло произойти. Мы должны были, отказавшись от отношений, ставших невозможными, остаться связанными навечно. Ты прав, наше объятие было кровосмешением, но мы не знали этого... Ты упрекал меня однажды в горячке и бреду в том, что я никогда не могла доставить тебе наслаждения любви. Я заплакала и сейчас, я рада, что в твоем упреке есть доля истины. Я рада, что удовольствия были более скромными, скрытыми, чем те, которые ты найдешь в другом месте. По крайней мере ты не будешь вспоминать обо мне в объятиях других женщин. Но когда ты будешь один, когда тебе необходимо будет молиться и плакать, ты подумаешь о твоем Жорже, о твоем настоящем товарище, о твоей сиделке, о твоем друге, о ком-то лучшем чем все это; потому что чувство, объединяющее нас образовалось из стольких вещей, что не может быть похожим ни на какое другое. Люди никогда ничего в нем не поймут. Тем лучше, мы будем любить друг друга и посмеемся над ними...

Письмо Жорж Санд Альфреду де Мюссе. Венеция. 15 апреля 1834 года.


Мой дорогой друг, я в Париже с 12... Как только я поднялся с постели, то кинулся без оглядки в прежнюю жизнь... Чего ты хочешь? Чем дальше, тем больше я привязываюсь к тебе, и хотя я очень спокоен, я снедаем печалью, более непокидающей меня. Твоя мебель закрыта чехлами, на кровати один матрас и окна без занавесей. Мне показалось, что я вошел в квартиру умершего. Я не смог там находиться... Друг мой, ты написала мне хорошее письмо, но не такие письма мне нужно писать. Ты говоришь, что ты останешься одна и будешь думать обо мне; что я могу испытывать, читая такие слова? Лучше расскажи мне, дитя мое, что ты отдалась человеку, которого любишь и что ты любима.; тогда я чувствую себя решительным и прошу у неба, чтобы каждое мое страдание превратилось в радость за тебя. Тогда я чувствую себя одиноким, одиноким навсегда и силы возвращаются ко мне, потому что я молод и жизнь не хочет умирать в своем расцвете. Но подумай о том, что я люблю тебя, что одно твое слово может решить мою жизнь, и что все прошедшее возвращается, услышав его.
Не нужно сердиться на меня, дитя мое, из-за всего этого. Я делаю, что могу (может даже больше). Подумай, что теперь во мне нет ни ярости, ни гнева; мне не хватает ни любовницы, моего товарища Жоржа... Прощай моя обожаемая сестра. Езжай в Тироль, в Венецию, в Константинопль; делай то, что тебе нравится, смейся и плачь в свое удовольствие, но когда однажды ты окажешься где-нибудь одна и грустна, как в Лидо , протяни руку прежде, чем умереть, и вспомни, что есть где-то на свете человек, у которго ты являешься первой и последней любовью. Прощай мой друг, моя единственная госпожа. Пиши мне, главное, пиши мне.
 
Письмо Альфреда де Мюссе к Жорж Санд. Париж. 19 апреля 1834 года.

Я только что получила твое письмо, час тому назад, и хотя оно больно взволновало меня и не в одном месте, я чувствую себя сильнее и счастливее, чем две недели назад. Мне тяжело от мысли, что ты не заботишься о своем здоровье. О! Я молю тебя на коленях, не надо больше вина, ни девок! Еще слишком рано.Подумай о твоем теле, у которого меньше сил, чем у души и которое я видела умиравшем у меня на руках. Не предавайся удовольствиям, прежде чем природа властно потребует того, но не ищи их как лекарство от скуки и печали, оно самое худшее из всех, когда не является наилучшим. Побереги жизнь, которую я тебе сохранила, может быть своими ночными бдениями и заботами. Разве не принадлежит мне она немного по этой причине? Позволь мне думать так, позволь мне погордиться тяготами моего бесполезного и глупого существования, позволившими спасти жизнь такого человека, как ты. Подумай о твоем будущем, способным разбить столько смешных гордынь и заставить забыть о стольких современных знаменитостях. Подумай о нашей дружбе, вечной и святой впредь, которая будет следовать за тобой до смерти. Ты любишь жизнь и ты прав. В дни тоски и несправедливости, я ревновала тебя ко всем радостям, предпочитаемые тобой мне.Сегодня я люблю тебя без угара и без уныния. Я хотела бы возвести тебя на мировой трон и пригласить тебя заходить ко мне в келью иногда, чтобы пофилосовствовать.Видеть, как ты достиг славы и красть тебя у мира время от времени, чтобы подарить тебе сердечную радость, в этом мои амбиции и надежды.
Я посылаю тебе письмо, о котором говорила2; я написала его так, как мне пришло на ум, не думая о тех, кто прочтет его. Я увидела в нем лишь форму и предлог, чтобы громогласно заявить о своей нежности к тебе, и чтобы сразу же заткнуть глотку тем, кто не упустит возможности сказать, что ты разорил меня и оставил. Перечитав его, я испугалась, что оно покажется тебе смешным. Свет, в который ты вернулся, ничего не понимает в подобных вещах и может, тебе скажут, что эта напечатанная любовь смешна. Если ты веришь мне, ты позволишь говорить им и передашь письмо в журнал. Если в письме и есть что-либо смешное, то только для твоего птенчика, которому плевать и который предпочитает хулу похвалам некоторых людей. Пусть наши красавицы кричат о скандале, какая тебе разница? Они только больше будут увиваться за тобой. Впрочем, в письме нет ни одного имени и его можно принять за отрывок из романа, никто не обязан знать, что я женщина. Одним словом, я не считаю письмо слишком неприличным, что касается формы. Ты решишь это сам, выбросишь или изменишь то, что сочтешь нужным.

Не беспокойся о моих планах на путешествия, о моих печалях, о моих stranezze. У меня странное душевное состояние, между одним существованием, которое неоконченно и другим – не начавшимся. Я жду, плыву по воле случая, я работаю, занимаю свой ум и даю отдых сердцу. Я болела несколько дней, Пажелло пустил мне кровь и я чувствую себя хорошо. Но недомогание не позволило мне уехать из Венеции, а теперь отсутствие денег вынуждает меня остаться здесь в ожидании их получения. Не беспокойся обо мне, твое спокойствие свято для меня, дорогое дитя, и я предпочту быть оскорбленной, чем быть причиной несправедливых упреков направленных против тебя. Так что ты не услышишь , что я умерла от отчаяния или нищеты в каком-нибудь углу. Я буду заботиться о своей жизни, при условии, что ты будешь заботиться о своей. Сохраним себя оба, чтобы вновь обрести друг друга, стариться по-братски говоря: мы знали друг друга, мы любили друг друга и мы уважаем друг друга.
Представь себе, что с самого начала я попала в хитросплетения романтических авантюр. Господин Пьер Пажелло сентиментальный Дон Жуан, который вдруг оказался с четырьмя женщинами. Каждый день новые трагедии и комедии со стороны его любовниц и подруг. Это невероятно запутанная интрига и я тебе расскажу об этом подробно расскажу, когда мы увидимся в августе месяце....