Из-за бугра в столицу мы прилетели не то поздно ночью, не то ранним утром. Евро тратить было в лом, поэтому пошли пешком. Один из аэродромов тут прямо в черте города. Зашли в здание вокзала, не торопясь пошли к кассе. Тут навстречу нам вынырнули двое в лётной форме.
- Мужики, у нас сегодня день авиации. Давайте так, вы нам на руки по сто пятьдесят и летите.
Билет стоит двести двадцать, поэтому предложение выглядело заманчиво. Однако, имело место отягчающее обстоятельство.
- Мы-то не против, но и вы, ребята, нас поймите. Мы командировочные. Нам проездные документы нужны по полной форме.
- Какой базар, сейчас сделаем.
- Тогда так: вы даёте нам билеты, я их смотрю. Если всё в порядке – получаете свои четыреста пятьдесят, лады?
Мужики шустро побежали к кассе, о чём-то шушукались с девочкой в окошке, и скоро вернулись с билетами. Я достал проездные документы с прошлого раза, сверил. Всё было как надо. И цена – двести двадцать. Я отсчитал ребятам деньги.
- Вы выиграли приз, - сказал тот, что постарше. – Можете присутствовать при взлёте и посадке!
- Спасибо, я своё отвзлетал. Я МАИ заканчивал.
- Ну тогда и выпьешь с нами.
Мужики убежали, а я подхватил товарищей и направился к стойке регистрации. Полковник и мой почти начальник (мы возглавляем разные отделы, но одной звёздочкой у меня меньше) вопросов задавать не стал, видно и ему левые деньги не мешали. Прошли на посадку, уселись по местам. Тут подбегает стюардесса и просит меня пройти в кабину. Не хотелось дразнить своё почти начальство, но не пойти нельзя, ребята от души звали. Пошёл. Усадили меня на штурманское кресло. Машина мягко выехала на взлётную полосу, постояла, урча и набираясь сил перед прыжком, взяла разбег. Пилоты сосредоточенно смотрели перед собой, нежно, но твёрдо держа штурвалы. Вдруг молодой начал забирать баранку на себя. Щёлк! Старый резким движением шлёпнул его по руке.
- Куда!? Рано ещё… А теперь давай.
Самолёт, как с ковра, мягко оторвался от земли. Молодой потянулся было к тумблёрам, и снова: щёлк!
- Рано.
Несколько напряжённых минут мои хозяева сосредоточенно работали с панелями. Наконец вступил в действие автопилот. Старший вздохнул, откинулся в кресле и скомандовал:
- Давай!
Хорошо отработанным движением молодой запустил руку за кресло и извлёк на свет божий небольшую доску, сообразил на подлокотниках между кресел стол, на котором тут же материализовался пузырь, рюмки и многочисленные тормозки. Всё это не спеша и со вкусом было открыто, разобрано и разложено.
- Мужики, мне много нельзя, – предупредил я. – Я на работе.
Лётчики хохотнули:
- Да ведь и мы, вроде, тоже.
Сообразив, что сморозил глупость, я больше не сопротивлялся. Взяли по первой, за день авиации. Со вкусом закусили. Пока закусывали, я обратил внимание на привычную для меня, и, тем не менее, несколько шокирующую деталь убранства кабины.
- Ребята, я бортинженером на транспортниках летал, на бомбардировщиках летал, на истребителях доводилось, а на пассажирских вот так, как сейчас, не доводилось. В боевых машинах красная кнопка на штурвале под большим пальцем – это гашетка. А у вас… неужели?
- Хотелось бы. У нас это мгновенный отключатель автопилота.
- А зачем?
- Понимаешь, в автопилоте память всего восемь гигабайт. Здесь, - старший постучал себя указательным пальцем по лбу, - больше. Конечно, после такого экстренного отключения в автопилоте предохранитель горят, но лучше он, чем мы.
- А что, память в автопилоте нельзя сделать больше?
- Так это увеличенная. В два раза. Так-то в нём всего четыре.
- Понятно. Четыре гигабайта, это не память – это склероз.
- Так-то оно так, но ты когда-нибудь видел, чтобы рыночная бабка домой не вернулась.
Я как-то сразу подумал о свой матери, которая не спеша и перебирая в уме, не нагрели ли её где, медленно бредёт с рынка… Взяли по второй. На меня вдруг накатила ностальгия по прошлым денькам.
- Можно мне по старой памяти зайти на вираж вправо, влево?
- Ты что!? Нет!
- Что, машина не выдержит?
- Эта машина и не такое выдержит. Рюмки полетят.
Подняли рюмки. За машину. Этот самолет, как оказалось, купил себе в транспортный цех (так сейчас называется наш аэродром) один из наших металлургических гигантов. Купили за два миллиона. Ремонт же сделали на все пять. Усовершенствовали, и тот же автопилот, и многое другое.
- Смотри, вот это стекло, - старший показал на иллюминатор перед молодым, - родное.
Он стукнул кулаком по стеклу, раздался угрожающий хруст, от которого молодой ощутимо вздрогнул и покосился на старшего неодобрительно.
- А вот это, - он указал на свой иллюминатор, - новое.
Потянувшись, капитан достал внушительный металлический дрын, лежавший за креслом неизвестно для каких надобностей, и, не успел я и рта раскрыть, задурно шарахнул им перед собой. Сердце моё ушло в пятки, но паче чаяния, стекло не только выдержало, но и не издало ни звука, ни вибрации.
- Броня! На заводе мужики на спор сделали. Куб из такого стекла выдерживает взрыв лимонки. Понятно, пришлось тройные рамы приварить. Зато встречной птицы можно не бояться. Опять же, не дай Бог кому-то снять с самолёта обшивку и посмотреть. Там всё трижды подстраховано. Вес. конечно, увеличился, зато спокойно.
Внимая этой неожиданной рекламе отечественного кустарного самолётостроения, мы с младшим продолжали с аппетитом закусывать. И тут меня посетила тревожная мысль.
- А как же чёрный ящик?
- Что чёрный ящик?
- Ну он же всё записывает.
- Записывает.
- А мы здесь сидим, разговариваем.
- Успокойся, там же одна кассета.
- Ну так что?
- А мы её ещё в первый полёт записали.
Поговорили за жизнь. Молодой пришёл после военно-авиационного училища, прямо с истребителей. Капитан же начинал с бомбардировщиков, потом летал на транспортниках, теперь тут… Понятие «Летать по пачке «Беломора» – исконно наше. Мне предстояло увидеть, как это выглядеть здесь, в пассажирской авиации.
Время полёта, а с ним и водка, подходили к концу. Стол прибрали, доска легла на своё место за креслом второго пилота. Показались пригородные пляжи, замаячил в дымке городской порт и портовской посёлок.
- Гадкое место, - сказал старший. – Однажды, когда только приехал в город, надумал сдуру здесь искупаться. Вылез весь в мазуте! С тех пор, кода пролетаю здесь испытываю жгучее желание зайти в пике и сбросить «дорожку» на портуправление… На этой машине такого не сделаешь, но желание есть.
Снова защёлкали тумблёры, отключая автопилот. Пилотам стало не до разговоров. Они ушли в работу, а я тихо сидел сзади. Самолёт зашёл на пригородный маяк. Впереди маячил в дымке завод. Старший установил курс таким образом, что как только маяк пропал под носом, громадная, главенствующая над заводскими дымами колонна газовой трубы точно совместилась с перегородкой между стёклами кабины. Земля стремительно приближалась, посадочная полоса кинулась нам навстречу. Наконец, последовал толчок и, теряя скорость, машина покатилась к зданию аэровокзала. Пилоты откинулись в кресле. Гудели, останавливаясь, турбины.
- Попали? – спросил молодой.
- Спрашиваешь.
Я вопросительно посмотрел на мужиков.
- Идём, - сказал старший.
Когда мы вышли (полковник проводил меня неодобрительным взглядом), пилоты указали мне на переднее колесо, перед которым лежала пустая канистра.
- Зачем это?
- Видишь эту полосу?
На поле белой краской был намалёван большой круг.
- У нас тут своего рода состязание. Эту канистру кладут на взлётную полосу. Выигрывает тот, кто передним колесом первый втолкнёт её в круг И не помнёт. Сегодня мы выиграли.