Я часто задавалась вопросом, почему, будучи увлечённым читателем, мне не доводилось испытывать настоящий интерес к иностранной, то есть переводной литературе. Чтобы ответить на этот вопрос, можно почитать статьи Михаила Лукашевича ( http://www.russ.ru/authors/Lukashevich.html ).
В статье "Кризис перепроизводства" М. Лукашевич делает обзор наиболее известных переводов стихотворения Эдгара По "Эльдорадо", написанные такими известными авторами как К.Бальмонт,В. Брюсов, И вольпин, В. Рогов. Автор статьи указывает не только на достоинства, но и на искажения, потери, допущенные переводчиками. Сравнительный анализ показал, что ни один из представленных переводов не оказался лучше предыдущего, поскольку "многократно переводить одно и то же произведение - всё равно что из года в год засевать поле одной и той же культурой", от чего "запас полезных веществ в почве - "лучших слов" - уменьшается."
В статье "Прибытие и отъезд" М. Лукашевич разбирает замечательный перевод романа Артура Кестлера, сделанный Ольгой Юрченко. Но и этот в целом хороший перевод содержит некоторые искажения и даже смысловые ошибки.
В статьях "Дуэли переводчиков" и "Эдвард Лир по-русски" М. Лукашевич также сравнивает разные переводы одних и техже произведений, а также разоблачает халтуру Юрия Сабанцева, выпустившего перевод лимериков Эдварда Лира. Я в очередной раз убедилась, что далеко не каждый переводчик имеет моральное право поставлять массовому читателю свои псевдопереводы. Конечно, идеальный перевод невозможен, но нельзя же искажать оригинальное произведение до нечитаемого состояние, тем самым создавая у читателей неправильное представление об авторе оригинала и даже отторжение. Встречаются неоправданные перемены ритма, которых нет в оригинале, невозможные сочетания слов. Например, перевод Луиса Стивенсона "Одеяльная страна", сделанный О. Мандельштаммом содеожит такие слова: "И простынь бушует океан" - это уже чуть ли не эротика, а за "эротикой" следует "садизм" про города и башни, поставленные к стенке. Хотя у Стивенсона это добрый стишок про воспоминания о детстве. В стихотворении тогоже автора "Реквием" встречаются не только эмоциональные искажения, на которые указал М. Лукашевич, но и корявости фраз типа "Под небом широким, в сиянье светил// Пусть бы кров мой последний я получил!" (В.Рогов), и даже изменения смыслы: "К широкому небу лицом ввечеру//Положите меня, и я умру.." (А. Сергеев). Получилось, что лирического героя положат, чтобы он умер.
Хочу выразить благодарность Михаилу Лукашевичу за то, что он открывает русскоязычному читателю глаза на то, что он читает. Ведь беря в руки книгу иностранного автора, мы чаще всего даже не задумывемся, что читаем всего лишь перевод.