«И живые пожирали мёртвых, а слабые становились добычей сильных до тех пор, пока победители не оказались все одинаково сильными. И тогда они дрались между собой и становились добычей друг для друга.
И правил Адам, потому что он был Королём. До тех пор, пока желание быть королём не покинуло его. Тогда он сдох, став добычей для более сильного. И самая сильная крыса всегда оставалась Королём, не только благодаря своей силе, но и потому, что быть Королём означало быть хитрым, удачливым и сильным одновременно. Среди крыс».
Джеймс Клавелл
Глава первая. СРЕДИ ЛЮДЕЙ.
=1=
- Привет, коллеги!
Владимир Петрович, заведующий биотехнологической лаборатории, молодой по научным меркам профессор – всего сорока двух лет от роду – стремительно вошёл в помещение.
Утром коллеги сидели молчаливые, тормознутые в делах вчерашних, не освободившиеся от проблем домашних, нехотя занимались кто чем. И, как обычно, энергичный заведующий встряхивал умы и настраивал тела коллег на рабочую волну дня сегодняшнего. Ибо дела гениальные, шутил Владимир Петрович, творятся с утра!
- Изголодавшийся по трудовым свершениям благовоспитанный коллектив… - Гаврилыч, самый старый, пятидесяти двух лет, и самый опытный сотрудник лаборатории, известный своей страстью к анекдотам, не сдержался и зевнул на половине фразы, - тоже желает нашему мудрому руководству доброго здоровья и славных подвигов на фронтах науки, - со вздохом натужено закончил приветственную шутку Гаврилыч.
Гаврилыча в коллективе единодушно признавали неофициальным замом Владимира Петровича, и держал себя он с заведующим на дружеской ноге.
Следом вяло поздоровались остальные сотрудники.
- Слышали? Ещё одного пацана зарезали! Вечером домой возвращался от друга. Зашел в подъезд, а там на него бросился незнакомый парень. Ударил ножом в грудь и тут же скрылся, - сообщил Владимир Петрович, остановившись у двери. Лицо его стало таким растерянным, словно порезали кого-то из его родственников.
- Пятый или шестой уже? Ужас! Маньяк же в городе!
- Конечно маньяк! Психопат! Нападает только на детей. Явно не грабитель. Ну возьмёт он с них денег… Сколько можно взять у подростка денег?
- Подростки нынче разные. У иных денег больше, чем у меня.
Сотрудники лаборатории очнулись от дрёмы и втянулись в обсуждение событий, наводивших ужас на жителей города в последние два месяца.
- Так ведь другой раз вообще ничего не берёт! Режет и убегает!
- Да, и одна особенность – все пацаны аккуратные, симпатичные, каких ставят в пример одноклассникам.
- А вообще, пресса и телевидение делают сыщикам медвежью услугу, - решительно махнув рукой, проговорил Владимир Петрович. – Нет, то, что газеты призывают жителей к бдительности – это хорошо. Но газеты и телевидение рассказывают преступнику чуть ли не планы милиции по его поимке! И если преступник не окончательный дебил, теперь он должен утихнуть на какое-то время. Как говорят бандиты, лечь на дно! Слишком много шума поднялось вокруг него!
Владимир Петрович окинул возмущённым взглядом лабораторию.
Собственно, лабораторией все называли лабораторный зал, половину которого занимали два длинных стола, разделённые перегородкой. Пластик перегородки был облеплен графиками, таблицами, схемами, расписаниями, записками и шпаргалками, нужными сотрудникам во время работы и после неё. На полках вдоль перегородки стояли круглые и стаканообразные, низкие и высокие посудины, прямое, изогнутое и всяко-разное лабораторное стекло. Стартовыми ракетными комплексами взметнулись над столами громоздкие штативы с колбами для титрования.
Дальний угол помещения отгораживали фанерные щиты, образуя аскетический кабинет заведующего. На фоне допотопной мебели, доставшейся кабинету от времён советских, офисное кресло с высокой спинкой и компьютер на столе шефа смотрелись фантастическим космическим оборудованием.
У заведующего раньше был довольно просторный кабинет, но он решил, что шикарные апартаменты пользы делу не приносят, и перебрался в тесную лабораторную подсобку. А освободившееся помещение переоборудовал в послеоперационную палату.
Спортивный в жизни и напористый в работе, талантливый в науках и умелый в прохождении мимо дураков и бюрократов, Владимир Петрович обычно добивался, чего хотел. И делал всё элегантно, с юмором и задором. Он мог высмеять завистливую бездарность и осадить тупицу-начальника. Жулику от коммерции мог наобещать недостижимые горы перспектив… Многие профессора, взращённые социалистической плановой наукой, сломались под давлением рыночной конкуренции. Владимир Петрович успешно перестроился, укрепился сам и поставил на ноги лабораторию. Незаметное до того подразделение научно-исследовательского института, его лаборатория превратилась в ведущее звено крупной фирмы.
- Сегодня к нам привезут важного фрукта под названием Владимир Владимирович Чувяков, - Владимир Петрович перевёл разговор на дела производственные. - Я лично не слышал, на каких удобрениях этот фрукт набрал вес. Но говорят о нём, как о большом денежном мешке. И, скорее всего, ни в чём, кроме делания денег… Незаконным способом, естественно, - поднял вверх указательный палец Владимир Петрович, - он не разбирается. От того, насколько мы ему понравимся, зависит финансирование лаборатории. Так что, приберитесь каждый у себя под носом, наморщите лица и сделайте умные выражения физиономий. Даже те, кому это природой не дано.
Шефа народ уважал и подобные двусмысленные шутки допускал.
Владимир Петрович на ходу сгрёб папкой выцветшие листки протоколов давнишних опытов, подобно осенней листве коробившиеся у компьютера, указал на образовавшуюся кучу:
- Эдик, разберись, пожалуйста. Что ненужно, выбрось.
И, заранее зная ответ, спросил:
- Ты Васю кормил?
Питон Вася жил в террариуме на второй половине лабораторного зала, которую сотрудники называли зоопарком. Рядом с террариумом стояли два вольера с белыми крысами и одна клетка с мышами. К жителям зоопарка причисляли и грозного монстра, присевшего в засаде между двумя шкафами - электронный микроскоп. Ещё несколько массивных шкафов с архивами и мелкой ненужной аппаратурой занимали остальную часть лаборатории.
Тощий, по-юношески нескладный и угреватый Эдик не любил, когда его называли Эдиком. Придумали, чёрт возьми, родители имечко – институт окончил аж два года назад, аспирант давно… почти полгода, кандидатскую скоро начнёт писать, а всё в Эдиках ходит. Человеку скоро двадцать пять стукнет, а… Даже девчонки, снисходительно: Эдик! «Эдик! Какой у тебя голос тихий! Между прочим, тихий голос - признак скрытой жестокости!»
А сами хихикают пренебрежительно. И тащатся, когда их за дойки тискают пробкоголовые качки.
Эдик мечтал, чтобы его называли Эдуардом. Вот это звучит весомо! Хорошее имя для молодого, подающего надежды учёного! И почему, как мусор убирать, так Эдик, как питона кормить - снова Эдик?!
- Нет, не успел ещё.
Серьёзное лицо с глубоко сидящими, какими-то безжизненными глазами под короткими мохнатыми, странно разорванными бровями Эдика приобрело мрачное выражение. Он ещё больше ссутулился над журналом, лежавшим перед ним, и сжался, будто ждал удара.
«Что твоему змей-горынычу сделается! Ест раз в месяц – позавтракает неделей раньше или неделей позже, брюхо от того не заболит…» – ворочались недовольные мысли в его голове.
- Ну, Эдик! Как ты не запомнишь, что в первый рабочий день каждого месяца мы кормим Васю. А уже третье число! Между прочим, хорошая черта современного учёного - пунктуальность! Время рассеянных Ньютонов прошло. Яблоки на наши головы давно перестали падать. Грандиозное озарение – удел гениев, а мы, к сожалению, не гении. Даже я! – завлаб подмигнул коллегам. - Наука нашего времени – это кропотливая статистическая работа. Тщательность и пунктуальность в современной науке…
«Понесло шефа! Выговаривает, как маленькому. Да покормлю я твоего пресмыкающегося!»
- Сейчас покормлю, - буркнул Эдик, пытаясь сосредоточиться на сканворде, вложенном между листками лабораторного журнала.
- Эдик, покорми сейчас, сканвордом в обеденный перерыв займёшься. Сергей, приберись и попроси Лену стол протереть, грязюку развёл, - шеф указал на стол перед носом Сергея, соседа и почти сверстника Эдика, тоже читавшего какой-то журнал.
«Он, может, роман-газету читает! Не заглянул даже на обложку… Да нет, этот наверняка какой-нибудь научный журнал из библиотеки приволок. Любимчик! Шеф сам кандидатскую ему правит! Я, видишь ли, Эдик, а этот – Сергей. Почему не Серёжа? Подумаешь, на год раньше меня в лабораторию пришёл! У них, видишь ли, обычай такой: кто последний оформился в лабораторию, тот и «молодой», тот и на побегушках…» – злился Эдик, нехотя закрывая журнал со сканвордом. Он считал, что его, принятого в лабораторию по протекции, «старая гвардия» приняла в штыки.
Чёрт дёрнул любимого дядечку устроить его сюда! «Закрытая лаборатория! Фантастически интересные и перспективные разработки!» – передразнил Эдик дядю. Что тут интересного? Когда он первый раз пришёл сюда и увидел крыс в клетках, ему вспомнился зоомагазин. Там тоже крысы в клетках. Но оказалось, что это, так сказать, простой крысиный народ, предназначенный для скармливания питону. «Влияние трансгенного белка на потребляющий его организм», – передразнил Эдик тему научной работы, суть которой заключалась в том, что питона кормили генетически трансформированными грызунами и следили, не изменится ли каким образом питон. Как он может измениться? Ноги, что ли, у змея вырастут? Мясо – оно и есть мясо, пусть даже трансгенное. Пусть даже крысиное. Тьфу! Да этот шланг ползучий и гвозди переварит! А через коридор для лаборатории оборудована целая свиноферма по выращиванию мясомолочных крыс! Изолированное помещение, воздух только сквозь кондиционеры с антибактериальными фильтрами… Без стерильного халата в эту крысоферму не войдёшь! С правой стороны крысофермы белые крысы при длинных хвостах, с левой – чёрно-белые с обычными хвостами, посередине – серо-буро-малиновые с короткими хвостами! Чистый генетический материал, видите ли… А рядом операционная, в которой оперируют лабораторных животных. А в цитологической лаборатории под микроскопом «оперируют» живые клетки, генной инженерией занимаются… И операционные тоже с кондиционерами! Однажды электричество отключили на пять минут, кондиционеры перестали работать – так Петрович чуть с ума не сошёл. Крысы, видите ли, у него бактериями с улицы заразятся! Здесь, где народ сидит, кондиционеров нет, а для крысофермы – расстарались!
Эдик с детства брезговал серыми тварями. Хвосты длинные, лысые, глазёнки… крысиные. Вонючие! Уроды. И коллектив какой-то… Помешанные на своих крысах. Даже лаборантка!
- Эдик, покорми Васю! – настойчивее попросил-приказал шеф. – Мы ублажим богатого дядю, позволим ему погладить нашего шикарного питона, я навешаю ему длинной-предлинной лапши на уши, и он нам много-много денюжков даст. А потом я всем премию за хорошее поведение и умные выражения физиономий выпишу. Но Вася у нас добрый, когда сытый, а когда голодный, он совсем не добрый… Неужели ты хочешь, чтобы голодный питон бросился на очень важного для нашего благосостояния дяденьку и начал жрать его?
Эдик тяжело вздохнул, поднялся со стула, нехотя пошёл к террариуму, где под лампой-обогревателем толстым водопроводным шлангом завился полутораметровый питон Вася с красивой, расписанной узорами мексиканских индейцев, спиной.
Эдик любил наблюдать, как этот заморский гад пожирал крыс. Точный бросок – и медленно, невозмутимо, не торопясь заглатывает жертву… И глаза, такие философски-задумчивые…
Чёрт! В лаборатории довольно холодно, а лампу он забыл включить! Простудится змей импортный, будет чихать-кашлять… Шеф со свету сживёт! Нет, не любит он, когда у подчинённых влиятельные родственники! Другой бы… А этот наоборот – с пристрастием. И остальные работнички тоже какие-то… Зарплаты у всех смешные, а за бабки ни сделать за тебя ничего не хотят, ни прикрыть, когда с работы надо сдёрнуть по-срочному…
Эдик стукнул длинной линейкой по голове питона. Точно, закоченел, не шевелится, колбаса ливерная!
Загородив лампу корпусом, Эдик щёлкнул выключателем.
- И обогреватель опять забыл включить! – укоризненно заметил шеф.
«Всё видит, чёрт глазастый!» – ругнулся Эдик.
- Брось ему крысу, а то забудешь, - напомнил шеф.
- Петрович, новый анекдот слышал? – подмигнул Эдику и постарался отвлечь внимание шефа от нерадивого сотрудника Гаврилыч. - Грызёт пузатая крыса морковку на овощебазе. Подходит её муж-крыс: «Сколько раз тебе говорить, не грызи эти нитраты! Хотя бы во время беременности!»
Все, кроме Эдика, воспитанно улыбнулись. Анекдот, конечно, так себе, на троечку.
«Опекает, как маленького, - хотел обидеться на шефа Эдик, но признался, что уже хотел отойти от террариума, забыв дать питону крысу. За непрошенную помощь пришлось обидеться на Гаврилыча: – И этот туда же… Спаситель!»
Эдик открыл вольер рядом с террариумом. Десяток крыс засуетились, забегали перед дверцей. Неуверенный при людях, убегающий взгляд Эдика окреп, набрал силу и прилип к отличавшейся от белых собратьев светло-серой крысе. Вот она, иллюстрация закона монаха Менделя, по которому цивилизованная женщина, согрешившая с негром, и благополучно опроставшаяся белым продуктом чёрного греха, в пятом поколении может напомнить о себе черномазой отрыжкой древнего сластолюбия. И муж, не знающий о грехах тёщиной прабабушки, как, впрочем, и все тёщины родственники, включая первородившую жену, готов прибить ни в чём не повинную «жену-блудницу» за плод соблазна, выросший на порочной ветви генеалогического дерева, привитого её неверной прародительницей. Гинекологического… Гы-гы… Бедная жена! Вместе со всеми родственницами она твёрдо уверена, что негров в округе полутысячи километров от места её обитания со времён царя Гороха не водилось! И, не зная законов биологии, бестолковым обывателям не разрешить вопроса, какой шальной ветер занёс этого черномазого ребёнка ей в… Кхм… Гы-гы…
Эдик ухмыльнулся, злорадствуя над виртуальной женщиной, страдавшей за грехи страстной прабабки.
Схватив крысу за длинный хвост, он небрежно кинул её на съедение удаву. Крыса шмякнулась брюхом о стенку террариума, упала на пол, с писком зажалась в угол. Шеф, искоса наблюдавший за действиями Эдика, поморщился, осуждающе покачал головой и скрылся в своём кабинете.
Эдик усмехнулся. Па-адумаешь! Всё равно ей подыхать!
Крыса забилась в дальний от удава угол, нервно теребила передними лапами усы и словно бы что-то жевала.
«Боишься? – без капли сожаления усмехнулся Эдик. – Боишься… А как не бояться, если нос к носу с таким бандюгой встретилась! Бандюга… Удав! Щас он тебя тихо и спокойно начнёт заглатывать. А ты не дёргайся, чтоб долго не мучиться!»
Мысли Эдика перескочили на недавний разговор коллег о маньяке, убивавшем в городе подростков.
«Да, он не дурак… И поэтому обязательно на какое-то время ляжет на дно. Милиция у нас какая? Палкой в бок потычешь – зашевелятся. Перестанешь беспокоить – успокоятся, уснут…»
Вот чёрт! Эдик увидел, что он бросил в террариум крысу не из того вольера. Надо было из левого, где доживал короткий лабораторный век «отработанный материал» – трансгенные крысы с надорванным во благо науки здоровьем. А он презентовал питону бодрую крысу из правого вольера. Ну и чёрт с ней!
Вылавливать зверя Эдик не собирался. Во-первых, крыса теперь перепугана, запросто укусить может. А во-вторых, если питон подумает, что его рука – новое блюдо… Цапнет – мало не покажется! Пусть жрёт здоровую крысу, она полезнее!
В кабинете шефа задребезжал телефон.
- Бу-бу-бу… Бу-бу-бу… - убеждал кого-то шеф. – Да готовы мы!
Дверь резво отворилась. Застёгивая на ходу белый халат, шеф выскочил из кабинета.
- Ребятки, по коням! Лена, глазки не забудь подкрасить и реснички чтоб веером и попушистее! – выписывая на скорости виражи мимо столов, крикнул шеф симпатичной лаборантке, пассии Сергея, а, в общем, как считал отвергнутый девушкой Эдик, – кормилице мышей и уборщице с сильно незаконченным ещё вечерним образованием. – Халатик у тебя достаточно короткий? Верхнюю пуговицу забудь застегнуть! И нижнюю тоже! Сейчас приведут нашего дойного бычка, покрутись перед ним. Я скажу, что ты наш перспективный научный сотрудник. Такие деньжастые любят симпатичных и перспективных научных сотрудниц. Что ты улыбаешься? Институт закончишь, к тому времени Гаврилыч на пенсию уйдёт, вот мы тебя и оформим на его место… Нет, не старшим научным поначалу… И молчите, пожалуйста, чтобы лишнего чего не ляпнуть! Я сам всё расскажу. А то напутаете по рассеянности, выдадите суперсекретный материал за научнопопулярный – вам ничего, а мне дознаватели из органов разглашение гостайны припишут! – успел выдать тираду завлаб, пока шёл из кабинета к двери.
«Ага, ты у нас умный, один перед начальством будешь стелиться, а мы – серенькие подопытные мышки, на нас можно внимания не обращать… « – позавидовал завлабу Эдик.
Он покосился на террариум. Седая крыса сидела, скукожившись в дальнем от питона углу, питон лежал неподвижно, не проявляя желания срочно позавтракать. «Замёрз, гадина, даже жрать не хочет», - неприязненно подумал о питоне Эдик и побрёл разгадывать сканворд.
- Хорошо, если шеф выбьет финансы из этого денежного мешка, - помечтал Сергей, сладко потягиваясь, словно только что проснулся, и мечтательно поглядывая на Лену.
«Тебе какая разница! – возмутился Эдик. – Есть финансирование, нет финансирования, зарплата всё равно идёт! Строит из себя учёного, а у самого морда… как у деревенского молотобойца!»
- Может, и мне кое-что на исследования подбросят. А то я материала для завершения кандидатской никак не наберу. Тонет наша лаборатория без финансов! – с сожалением повторил ходовые слова шефа Сергей, занимавшийся в лаборатории автономным функционированием органов. Проще говоря, втыкал в отрезанные почки-печёнки трубки, прокачивал по ним разные жидкости и старался, чтобы этот ливер в его банках-склянках не протухал. Сергей гордо утверждал, что выпотрошенные им печёнки-селезёнки жили в склянках-мензурках по целой неделе.
«Па-адумаешь, умные мы какие! Персональные деньги, видите ли, ждёт он на исследования!»– облил коллегу презрением Эдик.
На самом Эдике висела «почётная обязанность» контролировать «функционирование систем и организмов». На подхвате, короче. За самописцами следить. И тему кандидатской шеф не торопится ему определить. «Ты, говорит, ещё не встроился в жизнь лаборатории!» Встроишься тут, если коллектив целенаправленно отторгает тебя, как пересаженный орган с несовместимой группой крови.
- Нет, судя по репрезентативным статистическим данным, мы пока не тонем, - знающе успокоил Сергея Гаврилыч, работавший над докторской по генной инженерии.
- И какие же тому признаки? – скептически спросил Сергей.
- У моряков примета есть стопроцентная: если вокруг много крыс, значит, корабль в ближайшем походе не утонет. А в нашей маленькой лаборатории на пять человек десятка три крыс, питон, и чёрт те знает сколько мышей. Лена, сколько у нас мышей?
Лена пожала плечами:
- Не знаю. Плодятся, как… мыши. Изводите вы их, изводите, а живности всё больше.
- Впрочем… Я знал корабль… Перед отходом в море все крысы организованно сошли на берег, клятвенно побожившись капитану, что у них учебная тревога. Обманули, заразы. Корабль утонул.
Лена улыбнулась.
- Не помню, какое потомство даёт пара мышей, а пара крыс, если им предоставить благоприятные условия, размножается в геометрической прогрессии. За год пара крыс может расплодиться до восьми сотен особей.
Гаврилыч подошёл к Лене, и с удовольствием взял её под локоть, не забыв скосить глаза на Сергея.
- Фантастика! – удивилась Лена. – Сколько… мяса зря пропадает! – сделала она совершенно необычный вывод относительно плодовитости крыс.
- Ну почему зря… У меня есть знакомый, Жора, он во Вьетнаме одно время токсикологом работал, после войны с американцами. Так вот, Жора рассказывал, что для рисовых плантаций вдоль Меконга крысы – стихийное бедствие. Крестьяне истребляют их тоннами. Но вьетнамцы не выбрасывают крыс, как у нас. Они их едят!
- Фу, какая гадость! – сморщила носик Лена. Да и остальные посмотрели на Гаврилыча недоверчиво.
- Ну почему гадость? Питаются звери отборным рисом! Живут в чистой плодородной земле. Практически ничем не болеют. И едят их не голодные крестьяне - крыс едят в ресторанах! Ежедневно в бары и рестораны поставляют тонны крысиных тушек. И посетителям предлагают суп из крысиного мяса, жареную крысу, крысу в соусе, крысу-гриль. И все эти блюда, кстати, очень популярны во вьетнамских ресторанах! Зайдите в Москве или в Питере в такой ресторан и попросите перевести название мясных блюд на русский – сами убедитесь!
- Фу-у… - брезгливо протянула Лена. – Никогда не пойду во вьетнамские рестораны!
- А столицу вьетнамскую, Ханой, крысы скоро погубят.
- Съедят, что ли?
- Нет. Ханой стоит в низине. И от разливов реки город отделяет система дамб. Крыс расплодилось столько, что изрытые норами дамбы стали как решето. Одно хорошее наводнение – река снесёт дамбы и затопит город…
- Ужас какой! – всплеснула руками Лена.
В коридоре послышались громкие голоса, шеф что-то объяснял кому-то. В распахнувшейся двери появился важный широкий господин в накинутом на плечи белом халате – похоже, тот самый Чувяков. В кильватере шли директор биотехнологического института, завлаб и человек пять свиты. Гости насторожённо разглядывали поверх голов друг друга противоположную стену, вдоль которой на железных стеллажах разлеглись осциллоскопы, импульсные генераторы и другая ценная для лаборатории аппаратура. Вслед за главным гостем, словно по его команде, взоры свиты опустились вниз, где на коляске ждал своего часа какой-то самописец.
- Это энцефалограф, - пояснил завлаб, увидев, что гости уставились на аппарат, помещённый как бы особняком от остальных. – С его помощью мы заглядываем в тайные уголки мозгов подопытных животных.
- А людей? – спросил кто-то из свиты.
- И людей тоже.
Гости скромно отвели глаза от аппарата, способного раскодировать их тайные вожделения. Опять же, следом за важным господином, взгляды делегации скользнули по трём письменным столам с компьютерами и мощными современными оптическими микроскопами на каждом. Глаза делегатов подёрнулись задумчивыми плёнками – аппаратуру с множеством кнопок и никелированных регулировочных винтов они уважали. Но блестящие ледышки покровных стёкол с отработанными препаратами, рассыпанные около микроскопов, вызвали у гостей такую же неприязнь, как битые стёкла на асфальте у перекрёстка.
Делегация опасливо топталась у двери лаборатории, недоверчиво принюхиваясь к запаху формалина, эфира, йода и прочим лабораторным «ароматам».
- Входите, пожалуйста, - пригласил гостей директор. - Это наша самая перспективная лаборатория, Владимир Владимирович.
Директор гордо повёл рукой над головами сотрудников.
- Дела мы здесь творим поистине фантастические! Владимир Петрович, расскажите гостю, что вы творите!
- Работаете с животными? – бесцеремонно перебил директора гость.
- Да, Владимир Владимирович, работаем с животными, - уважительно, но с достоинством подтвердил завлаб. – Можно сказать, даже с одним видом животных. Остальные – вспомогательные.
- С каким же видом?
- С крысами.
- Фу, какая гадость, - не сдержал брезгливости гость. Судя по топорности исполнения лица, шкафоподобности фигуры и отсутствию манер, в благородных пансионах Чувяков не воспитывался, и сдерживать чувства не привык.
- Ну, это только на первый взгляд. Так считают те, кто не знает достоинств этих животных. Геном крысы, например, сопоставим с геномом человека. С этой позиции крысы – лучший объект для исследования методов лечения и предотвращения заболеваний человека. Сходство биохимии крысы и человека помогает фармакологам разрабатывать и испытывать новые лекарства для человека, - разразился микролекцией Владимир Петрович.
- Может быть, может быть, - недоверчиво проворчал Чувяков. У него относительно крыс мнение давно устоялось, и менять его он не собирался. – Хоть такая польза от глупого зверя – травить, резать его и потрошить в лабораториях.
- Вообще-то, врожденный интеллект крыс лучше интеллекта искусственного и превышает уровень интеллекта кошек и собак.
- Да ладно! – недоверчиво покосился Чувяков на завлаба. – Чтоб крыса была умнее служебной овчарки?
- Мы изучали особенности биополя крысы и обнаружили, что наши животные очень чувствительны к изменениям биополя человека. Они, например, чувствуют, когда человек говорит неправду.
- Вроде живого детектора лжи, что ли? – загоготал Чувяков. – Так их ещё инквизиция в средневековье использовала. Допрашиваемому грешнику надевали кожаные штаны и запускали в них десяток голодных крыс. Признательные показания грешник выдавал в течение десяти секунд! Или ещё… Ведьме к интимному месту, - Чувяков раздвинул колени и сложенными руками показал на себе, к какому месту, - приставляли трубу, а может даже и впихивали, если размер подходил. И запускали в трубу голодную крысу. О последствиях сами можете догадаться!
Чувяков довольно заржал и масляно поглядел на Лену, стоявшую у окна. Солнце ореолом отсвечивало в её волосах, тоненькая фигурка казалась прозрачной. Вся свита заинтересованно уставилась на девушку, стараясь что-то разглядеть в её прозрачности. Лена засмущалась, уловив, как мужские взгляды скользнули с её груди по талии на бёдра. Вероятно, все представили, как пытают ведьм. Она медленно сделала шаг в сторону, уходя из-под любопытных взглядов за шкаф. Быть допрашиваемой колдуньей даже в чужих мыслях ей не хотелось.
- Владимир Петрович, расскажите гостю о биотестировании на совместимость, - предложил директор.
- Белые крысы чувствуют биополе человека. Мы приглашали семейные пары в специальную комнату, где с ними беседовал психолог. В другой комнате за стенкой из специального материала жила своей жизнью белая крыса с вживленным датчиком, который фиксировал вектор ее передвижения в вольере. По истечении контрольного часа компьютер выдавал на экран узор перемещений крысы. Мы выявили, что суммарная составляющая узора в виде неопределённого пятна говорит о полной совместимости супругов. Если узор напоминает треугольник - семейной паре угрожают любовницы мужа, если схож с трапецией - любовники жены. И так далее. Хуже всего, если доминируют параллельные линии или круг. Первое свидетельствует, что брак может завершиться тяжелой местью одного из супругов, второе говорит о полной несовместимости.
- Го-го-го! – заржал Чувяков. – Тогда мне рядом с крысами нельзя появляться. Они мне таких узоров набегают, что жена… - он безнадёжно махнул рукой. - Или сами от моих узоров свихнутся. Ну, а что-нибудь на самом деле полезное можно от вас получить, кроме… э-э… чистой науки? Или чего-нибудь такого… - Чувяков сурово насупил брови, оттопырил нижнюю губу и энергично потряс в воздухе несоразмерным с комплекцией маленьким, но крепким кулаком, показывая, какого полезного он хотел бы получить.
- У крыс поразительная способность к размножению, но они крайне редко болеют половыми болезнями, - сообщил Владимир Петрович. - Мы выделили у крыс ген, который производит вещество, защищающее организм от передающихся половым путем болезней. Кроме того, вырабатываемое им вещество является естественным контрацептивным средством. Через несколько лет мы получим мощное лекарство от вензаболеваний и невидимый презерватив-микробицид в форме геля или крема.
- Нужная вещь, - с раскатистым смехом одобрил разработку Чувяков. – Для моего Валерика особенно, - он махнул через плечо в сторону охранника. – Охоч парень до женского тела. Но, пока вы лекарства и презервативы из крысиной кожи разработаете, какая-нибудь грудястая шмара успеет моему охотнику ружжо попортить. Валера, смазка из ствола ещё не капает?
Чувяков хитро подмигнул окружающим, а Валера молча вздохнул.
- Или забеременеет и на себе женит. И придётся моему… э-э-э… сильному, но доброму Валере содержать неизвестно чьего крысёнка. Вместе с крысоматкой.
- Я ж не дурак, Владимир Владимирович, - возмутился охранник.
- Мы пересаживали в мозг крыс нервные ткани различных эмбрионов, - подхватил новую тему завлаб. - В том числе и нервные клетки улиток Helix aspersa в возрасте пяти суток. У крыс с трансплантатами гораздо лучше заживали повреждения мозга, вызванные операцией.
Владимир Петрович не обращал внимания на дубовые шуточки гостя и твёрдо решил выбить из него финансы на дальнейшую работу лаборатории.
- Эти опыты помогут в будущем эффективно лечить заболевания, связанные с гибелью нейронов в мозге — болезни Паркинсона, Альцгеймера и некоторые другие.
- Ну, слизняков с мозгами эмбрионов у нас тоже хватает! – не удивился Чувяков и победно оглядел «сопровождающих его лиц».
- В нашей лаборатории удалось клонировать живой эмбрион крысы. Эмбрион оказался абсолютно здоровым, без всяких признаков аномалий. Наша технология оплодотворения клеток позволяет перепрограммировать ядро клеток крыс и получать заданные конечные результаты.
Завлаб скрыл, что половина крыс, бегающих в клетках – клонированы.
Гость пожал плечами. Подумаешь, клонирование эмбрионов! Этим давно уже никого не удивишь. За бугром, вон, клонированные овечки блеют! Даже про клонированных детей одно время поговаривали… Тоже мне, секретная лаборатория! Не лаборатория, а… фабрика по производству крысиных презервативов!
Директор и завлаб встретились взглядами. Директор разрешающе кивнул.
- Мы провели сенсационный эксперимент, - немного задетый скепсисом гостя, усмехнулся завлаб, – внедрили в организм крысы особый человеческий ген. Результат превзошел ожидания. Мозг зверька увеличился в объеме, а главное - на нем появились многочисленные извилины. По внешнему виду он стал напоминать строение человеческого мозга. Более того, поведение животных стало пугающе разумным…
- Это, вроде как… скрестили человека с крысой, что ли? – вдруг притихнув, недоверчиво спросил Чувяков.
- Ну, если сказать об эксперименте максимально упрощённо, можно сказать и так, - согласился завлаб.
Сообщение о крысах с человеческими мозгами заинтересовало гостей. Все внимательно уставились на Владимира Петровича.
- Вы говорите, обычные крысы уже сейчас умнее кошек и собак…. А если ваши расплодятся, да сбегут из лаборатории? Эти сверхумные твари наделают немало бед, - задумчиво пробормотал главный гость. Налёт шутливой дураковатости на его лице сменился сосредоточенным и задумчивым выражением.
- Мы уничтожаем все объекты экспериментов, - успокоил гостей директор.
Эксперименты начали проводить как раз в то время, когда в лабораторию пришёл Эдик. Вопрос, откуда брать «генный материал», разрешился автоматически – почётное право стать донором спермы предоставили самому молодому представителю лаборатории, новичку Эдику. Чтобы исключить возможность случайного смешения «мозговитых» крыс с простыми белыми, эксперименты проводили с серыми пасюками. Понаблюдав недолгое время за серыми «умниками», дабы не искушать судьбу разными случайностями, подопытных животных умертвляли. Эту малоприятную процедуру возложили опять же на самого молодого сотрудника.
Но убивать крысят и заливать трупы негашёной известью Эдик ленился. Он попросту спускал зверьков в унитаз, как делал дома с новорождёнными котятами.
- Да, последствия такого смелого эксперимента предугадать пока никто не может, - согласился директор. – Известно, что в секретных лабораториях развитых стран создают зверей-мутантов для военных целей. Сфера их деятельности широчайшая.
- Крысы обладают феноменальной способностью ощущать рентгеновские лучи, - продолжил завлаб. - Степень живучести крыс как биологического вида хорошо изучили ученые-исследователи «ядерной зимы»: в случае мировой атомной войны из животного царства на планете по шансам на выживание человек стоит на третьем месте — после тараканов и крыс. На тихоокеанских островах — полигонах наземных атомных взрывов США — доминирующим видом стали именно крысы: радиоактивное заражение местности только помогло им упрочить свои позиции за счет менее стойких видов.
- Кстати, о крысах-воинах, - перебил завлаба директор. - По заказу военного ведомства мы разработали устройства с дистанционным управлением, которые вживляли в мозг крыс. По нашим сигналам крысы обследовали обширные завалы и места, недоступные людям и машинам, с целью обнаружения там людей или мин. Мы можем заставить крыс бегать, поворачиваться, прыгать и преодолевать полосу препятствий. «Испытатели» работали даже в местах, которых крысы обычно избегают - например, на освещенных открытых пространствах. Крыс можно обучить идти на запах человека, заваленного обломками. Они смогут работать в качестве крыс-спасателей.
- А в качестве крыс-вредителей могут? В качестве крыс-разведчиков или крыс-диверсантов?
- Мы вживляли крысам крошечную видеокамеру и видели всё, что видела крыса. В будущем такие грызуны облегчат задачу спасателей при катастрофах, смогут искать жертвы землетрясения намного эффективнее, чем собаки, а также проверять мины и проводить разведку на земле неприятеля.
- А…- Чувяков запнулся, - человеку подобные прибамбасы можно вживить?
- Да, аналогичный метод стимуляции мозга способен воздействовать и на человека.
- Мне пришлось работать с теми крысами, - осмелился заговорить Сергей. - Это умнейшие животные…
- Получается, что с мозгом человека крысы обставят людей по многим параметрам, - бесцеремонно перебил молодого Сергея один из породистых сопровождающих. - И умные грызуны станут для нас серьёзной опасностью. С внедрением человечьего гена умственные способности у крыс разовьются… А нравственность и мораль передать им невозможно. Такие ни перед чем не остановятся – по людям знаю.
- Я не понимаю, для чего крысам внедряют человеческий ген, - возмутился другой сопровождающий. - Эти твари и без того хитрые, а если им еще и наши мозги дать!.. Сбегут из вашей лаборатории – и всякая работа по уничтожению крыс станет бесполезной. Я категорически против крыс с человеческими мозгами!
- А ещё каких монстров вы выращиваете? – прекратил полемику Чувяков. Ему были интересны монстры, а не опасность крыс для человечества.
- В принципе сегодня любые эксперименты генной инженерии реальны, - заговорил директор. - Гены-то у всех одинаковые. Их можно пересаживать от крыс человеку и наоборот. Например, есть ген, отвечающий за развитие глаза. Если его соответствующим образом стимулировать, у человека можно вырастить глаз там, где заказчик посчитает нужным. Раньше подобные секреты были неизвестны. И когда природа преподносила своеобразные сюрпризы, никто не мог их объяснить. Рассказывали, что у некоего мальчика появился второй половой член. И вырос он… на необычном месте. Сегодня механизм образования дополнительных органов ученым ясен и подобная информация не кажется фантастической.
- Теперь понятно, откуда появилось пожелание: «Чтоб у тебя на лбу член вырос!» – хохотнул Чувяков. – А я думал, это из разряда баек.
- Медики знают случаи, когда у женщин есть дополнительные молочные железы под мышками. И даже несколько пар молочных желёз…
- Как у свиноматки, - хихикнул кто-то из свиты.
- Наподобие, - не смутился директор. – Бывает, ткань матки развивается в пупке. И тогда во время месячных пупок женщины кровоточит. Об этом вам любой гинеколог расскажет. Но выведение крыс с человеческим мозгом - случай уникальный. Это существенный прорыв в науке. Естественно, выпускать из лаборатории таких крыс нельзя. Они наделают немало бед.
- Эдик, можно тебя на минутку, - негромко позвала Лена, издали разглядывая внутренности террариума.
Гости с удивлением посмотрели на беспардонную девчонку, осмелившуюся при высоком госте громко позвать какого-то Эдика.
Эдик уничтожающе посмотрел на Лену. При всех она назвала его Эдиком! Нашла мальчика!
Но Лена ожесточёнными жестами продолжала звать его к себе.
Эдик подошёл к террариуму. Боже! Питон вялым кольцом обвил седую крысу, а та вгрызлась гаду пониже головы – и, похоже, жертвой в данном случае был питон, а не крыса. Судя по всему, лаборатория могла лишиться подопытного животного стоимостью во много-много кучек зелёненьких долларов!
Подавив отвращение, Эдик схватил питона за хвост, размотал его кольцо с крысы, схватил крысу за шкуру на спине. Крыса злобно огрызнулась, пытаясь ухватить Эдика за руку. Эдик отдёрнул руку. Странно, в клетке крыса не была так агрессивна. Конечно, змеиной крови попробовала!
Эдик ухватил крысу за длинный хвост, потянул вверх, но крыса успела намертво вцепиться в питона.
Лена метнулась к клеткам, схватила брызгалку, фыркнула россыпью воды крысе в морду. Крыса отскочила в угол террариума. Питон безвольно уронил голову. Да, плакали денежки. Замёрзший питон утратил бойцовские качества и пал позорной смертью от зубов своей пищи.
- Что там интересного? – уловил неординарность происходящего гость и направился к террариуму.
Все пошли за ним.
Директор заглянул в террариум, вопросительно посмотрел на завлаба. Завлаб понял всё с лёту, и метнул на Эдика такой красноречивый взгляд, что тот понял: протекция ему сегодня не поможет.
- Здесь у нас крыса-монстр, - начал вдохновенно врать завлаб, спасая реноме лаборатории. Он понял, что гостю нравятся байки о кровожадных зверях. - Несмотря на кажущуюся обычность, это животное является естественным гибридом сразу трех видов: Rattus rattus, или корабельной крысы, завезенной к нам из портового города, чёрной туркестанской крысы Rattus Turkestanicus и белых лабораторных пасюков Rattus norvegicus fancy Domesticus, сбежавших из местных НИИ после прекращения научно-исследовательской деятельности и выживших в суровых условиях местной зимы.
Шеф сыпал латинскими терминами, давил, что называется, на психику гостя наукой. А научные сотрудники только глаза таращили от удивления: они-то знали, что туркестанская и белая лабораторная крысы – родственники, а корабельная крыса – это совсем другой биологический вид, с другим хромосомным набором, не дающий естественных помесей с домашней крысой ни при каких обстоятельствах.
- Утром мы начали эксперимент: борьба крысы с биологическим врагом, питоном, - ошарашил коллег новым секретным опытом шеф. - Вы, вероятно, слышали, что удавы гипнотизируют обезьян, когда хотят съесть их. Вот и наш питон гипнотизировал крыс. Но в данном случае гипноз не помог. Наш боец противостоял психическому давлению и победил в открытой схватке. Эдик, не забудь оформить эксперимент документально, - ласково попросил завлаб.
Эдик понял, что, судя по суперласковости шефа, оформлять ему, скорее всего, придётся заявление по собственному желанию.
- Я бы не сказал, что она такая неказистая, - проворчал гость, с любовью разглядывая крысу, загрызшую питона.
- Да, это метис, весьма крупных размеров, - моментально сделал нужную поправку завлаб, - очень живуч, умен и, обладая редким обонянием, безошибочно распознает приманку с ядом. Такие хищники плодятся с неимоверной быстротой, одна пара за год в благоприятных условиях может дать потомство до тысячи голов, - преувеличил плодовитость крыс завлаб. - Случись таким крысам жить в городе, они великолепно расплодятся как при двадцатиградусном морозе, так и в сорокоградусной жаре – это комфортная для них температура. Такие смогут жить и размножаться даже на острововах Антарктики и на Чукотке при сорока с лишним градусах мороза! Жертвами нашего Серого, - на ходу выдумал кличку крысе завлаб, мимоходом определив, что крыса – крыс, - стали уже более ста животных.
- Это как… - не понял гость.
- Ну… эксперименты, - важно и обтекаемо пояснил завлаб.
- Бойцовская порода, - бросился на подмогу шефу Гаврилыч. - Эти эксперименты в основном проводил я. Стравливал Серого с кошками, с собаками, с ужами и гадюками – всех побеждает!
- Да вы что! – восхитился гость. – Бойцовская крыса!.. – мечтательно протянул он. – А мозги у него как? Свои, крысиные, или… наши?
- Пока свои, - вздохнул завлаб. И подумал, что с «вашими» мозгами он был бы слишком опасен. – Мы планировали ему пересадку мозгов, но финансирование подводит, - Владимир Петрович покосился на директора.
Директор, слушая фантастическое враньё завлаба, поддержанное подчинёнными, закрыл глаза ладонью и отвернулся в сторону. Не мог же он самому перспективному учёному приказать: «Кончай врать!»
- А если ему мышцы толком накачать? – спросил плотный охранник из сопровождения, заинтересовавшись бойцовской чудо-крысой настолько, что осмелился вставить слово в разговор начальства.
- Мы планировали скрестить Серого с индийской крысой – вес девочки более килограмма, соответствующие зубы, живёт до шести лет… Но нет валюты, чтобы привезти невесту из зарубежья.
- А ваш боец сколько весит? – спросил гость.
- Триста двадцать шесть граммов чистого веса, при взвешивании перед кормёжкой и после посещения туалета, - на глаз определил вес «бойца» шеф и для важности усложнил процедуру исчисления веса.
- Да-а… - мечтательно протянул охранник, разглядывая бездыханного питона. – Если такому бойцу, да тяжёлый вес – ему ж цены не будет! Это ж будет пахан всего крысиного мира!
- Кстати, анекдот на эту тему, - понимая, что так много и рискованно шефу врать нельзя, решил свернуть разговор на шутливую тему Гаврилыч.
- Про крыс, что ли? – недоверчиво протянул гость. – Всяких анекдотов я слышал, а про крыс – ни разу!
- Сидят зэки в камере, хавают. Вдруг выбегает из норы крыса, хватает корку хлеба и тикать… Молодой зэк бац её по голове кружкой! Убил. Пахан камеры насупился и спрашивает: «Сявка, законов наших не чтишь? За что крысу убил? Она хлеб украла, значит - воровка, и мы тоже воры, значит, ты нашу подругу убил. Не придумаешь до утра, как отмазаться - мы тебя убьем!» На утро молодого спрашивают: «Ну что скажешь, за что крысу убил?» Молодой отвечает: «А что она так быстро убежала - западло с братвой посидеть, что ли?»
Гость довольно загоготал, заулыбалась и свита.
- Ну, молодцы, мужики! И в науке вы молодцы, и в анекдотах! Уговорили, спонсирую я вашего Серого. А живёт он у вас где? Один, что ли? Если всех убивает?
- Один живёт, в трёхкомнатной клетке… - ляпнул Гаврилыч и стал молиться, чтобы гостю не вздумалось проверить, как живёт Серый. – В трёхкомнатной фазенде, то есть, - поправился, опасаясь, что гостю может не понравиться термин «клетка».
- Ну, берегите его. На племя. А невесту из Индии мы вам доставим. Самую толстую! Не то доставали…
Делегация ушла. Сотрудники лаборатории подавленно молчали. Сочувствовали Эдику, угробившему спящего питона. Сочувствовали завлабу, которому влетит от директора и за питона, и за неимоверное враньё о несуществующем эксперименте по выращиванию бойцовской крысы…
- Серого теперь пуще глаза беречь надо. Он теперь наша дойная корова, - переиначила выражение Владимира Петровича Лена.
- Да-а… - протянул Сергей.
- А что! Сделаем мы из твоего тёзки бойцовскую крысу! – воодушевился вдруг Гаврилыч.
- Ну и бизнесмен! – удивился Гаврилыч после небольшой паузы. – Анекдот на эту тему есть. Из зоопарка сбежал слон. Утром мужик просыпается с крупного бодуна, смотрит в окно, а там… Звонит в милицию: «Приезжайте скорее, у меня на газоне стоит огромная крыса, и рвет хвостом траву!» «Ну и что? Подумаешь, хвостом…» «Но она же величиной с грузовик!» «Подумаешь, с грузовик, - зевает в трубку милиционер. – Удивил… Видали мы и с грузовик…» «Но если я скажу вам, куда она траву пихает – вы точно удивитесь!»
=2=
Наверное, нет такой школы из тысяч пока существующих в стране, которая не стонала бы от воспитанника, а то и нескольких, место которым скорее в отделении для буйных, чем в учебном заведении. Стонут школы, ибо полностью беззащитны они от юных злодеев. Ибо лозунг нынче всем - защита прав и свобод человека и ребёнка! Нельзя у нас обижать озорующего, хулиганящего, дерущегося, пакостящего и не схваченного за руку. Свобода личности! И для любого психопата у нас теперь раздолье.
Толстоватого и неуклюжего Сашку-Примера преподаватели любили. И кличкой Сашку наградили не школьные оболтусы. За соответствующие черты характера «Примером» Сашку обозвала его собственная класснуха.
Но разгильдяи-одноклассники Сашку не обижали. Даже уважали - за странное сочетание ума и добродушия. В любой момент Сашка-Пример давал нуждающимся сдуть контрольную или домашнюю работу.
- Списывайте, не жалко, - доставал свою тетрадку Сашка. – Не пачкайте только.
И тут же удивлялся:
- Вы ж ничему не научитесь!
- Жизнь научит! – смеялись пацаны, торопливо сдирая непонятные задачки.
Вот за этот недостаток преподаватели ворчали на Сашку-Примера. Да за неуспехи по физкультуре немножко.
Сашка Пример возвращался домой.
Ох и нелегкий выдался день! Класснуха на своём уроке разоралась, сорок минут вдалбливала классу, что все – дебилы, и место им в училище для придурков, а не в нормальной школе... А новую тему восьмым уроком рассказывала. Папа говорил, что в старину больше шести уроков в школе никогда не было! Физкультура ещё эта одолела…
Смешно оттопырив пухлые губы и не замечая ничего вокруг, Сашка вошёл в подъезд. Перед лифтом стянул с нывшего от усталости плеча тяжёлую сумку с учебниками, повесил на сгиб руки так, чтобы сумка не доставала до грязного пола, ткнул пальцем кнопку, тяжело вздохнул. Наконец-то дома! Восемь уроков – это тебе не булки трескать, как говорит бабушка. Она сегодня, кстати, обещала пирожков напечь.
Сашка принюхался. Ему показалось, что сквозь туалетно-болотный дух подъезда пробивается тонкий аромат его любимых пирожков. Горяченьких! Пышненьких!
Громыхнул раскрывшейся дверью лифт. Сглотнув слюну, Сашка вошёл в кабину. Следом прыгнул незнакомый парень в темной куртке, очках и шерстяной лыжной шапочке.
- Какой этаж?
- Пятый, - рассеянно ответил Сашка и отступил вглубь кабины, чтобы не стеснять человека.
Парень ткнул в кнопку третьего этажа, но едва лифт двинулся вверх, прижал клавишу «стоп» и повернулся к подростку.
«Натрескаюсь сейчас бабулькиных пирожков, - мечтал Сашка, - вздремну часок, потом уроки… Ой!» – Сашка почувствовал жуткую боль в груди... Услышал своё тяжёлое, хриплое, потом булькающее дыхание… Удар, хруст, боль… Сашка закашлялся, ощутил во рту пугающий солоноватый привкус…
Парень бил с молодецким кряканьем, удовлетворённо прислушиваясь к хрусту входящего в грудную клетку ножа, придерживая тело, чтобы не упало на пол раньше, чем он его отпустит.
- Отличничек толстогубый! – презрительно буркнул преступник, приблизив лицо к лицу Сашки. Удерживая подростка у стены воткнутым в грудь ножом, победно заглянул в глаза жертвы. Удовлетворившись зрелищем отходящей жизни, выдернул нож, уронил тело на пол. Пнул ногой упавшего, тщательно отёр нож о куртку жертвы и надавил кнопку первого этажа.
Двери с грохотом распахнулись. Мимо стоящего у лифта мужчины преступник бросился на улицу. Мужчина, увидев лежащего на полу лифта окровавленного ребёнка, беззвучно открывал и закрывал рот, бессмысленно таращил глаза, хватал пальцами воздух перед собой.
В начале лета с осенним постоянством шли дожди. И с таким же постоянством слухи о маньяке, резавшем детей, бродили среди жителей, кочевали по страницам городских газет. И ещё более упорно милиция опровергала их, считая нападения на детей не серийными, а разрозненными преступлениями.
Нападения на детей повторялись как в назойливом сне, превращали жизнь родителей в затянувшийся кошмар.
На некоторое время он затаился. Но не надолго. Однажды шёл по чужому двору, просто так шёл, гулял, и увидел подростка. Чистенький, с умненькими глазами на симпатичненькой рожице!.. Как он ненавидел таких любименьких мамами и папами деточек! Сопельки, небось, такому вытирают, в музыкальную школу и в кружок бальных танцев водят!..
Нож лежал в кармане. Просто так положил нож в карман, когда выходил из дома, на всякий случай положил.
Чуть шевельнув головой, он стрельнул глазами вправо, влево. Ни души. Скользнул вслед за подростком в подъезд, рванул за плечо, ради хохмы прижался щекой к холодной щеке подростка, ощутил чистое детское дыхание. Заглянул на самое дно испуганных и удивлённых глаз жертвы. И на развороте воткнул нож в живот любименькому…
Понравилось и прикосновение, и дыхание. А тем более – трепет испуганного тела.
А через неделю, почувствовав, что сработал чисто, что вокруг «никто и ничего», трижды за день нападал на мальчишек, резал их и отбирал карманные деньги.
Он нападал на свои жертвы без каких-либо сексуальных намерений. Причиной агрессии было чрезмерное желание самоутвердиться, доказать свою «полноценность и мужественность». Доказать «любименьким», что он сильнее.
Озлобленным и мстительным зверем он выходил на охоту. Чисто и добротно одетый подросток с привлекательной внешностью сразу становился «интересен» ему. В голове жужжала только одна мысль, в груди ворочалось только одно желание - отомстить этому «хорошему мальчику». И он шёл за подростком уже не как любопытствующий прохожий, а как дикая собака идет за куском мяса. Шёл, как звери ходят по следу. Понравившегося ребенка он преследовал уже как хищник. Забегал вперед, наклонялся, якобы завязывал шнурок на ботинке, а сам поворачивал голову и заглядывал в лицо будущей жертве, представляя растерянность и страх, которые через минуту появятся в глазах ничего пока не подозревающего мальчика. Ради мгновений, когда чей-то благополучный сынок скорчится у его ног, он и шел на преступления.
В выслеживании жертвы он достиг звериного умения. Минут через тридцать-сорок преследования он начинал чувствовать жертву. Понаблюдав, каким образом жертва обходит препятствия, куда смотрит, как двигается в толпе, он догадывался, в какую сторону жертва повернёт в следующую минуту. Заходил в подъезд, опережая добычу, затем бросался навстречу и с размаху вонзал нож в живот или грудь жертве.
Тринадцать нападений, два убийства...
В этот день он порезал в лифте высотки пацана. Чуть возбуждённый тем, что наказал ещё одного пай-мальчика, сжимая в кармане нож, разгуливал на соседней улице, совсем рядом от предыдущего места преступления, искал очередную жертву.
Мать и старший брат везли раненого Вовку в травмпункт. Слава Богу, рана казалась неопасной. Денег в семье было немного, поэтому ехали троллейбусом. Да и мальчик сказал, что чувствует себя нормально.
Вдруг смотревший в окно Вовка вздрогнул, привстал с сиденья и, указав на идущего по улице парня в тёмных очках, вязаной шапочке и спортивной куртке, закричал на весь салон: «Это он, он ударил меня ножом!». Брат кинулся к водителю, объяснил ситуацию, почти на ходу выпрыгнул из раскрывшихся дверей и бросился за преступником. Не ожидавший нападения преступник почти не сопротивлялся. Маньяка доставили в милицию с ветерком и комфортом – всё же пришлось тратиться на такси...
Опорный пункт милиции размещался на первом этаже жилого дома. Вход с торца здания через «усовершенствованный» балкон вёл в обычную трёхкомнатную квартиру. Учитывая специфику пользования, она давно имела очень неприглядный вид: линолеум на полу истоптан до дыр, стены поцарапаны, колченогая мебель… Никаких зарешеченных «обезьянников». Участковый и дежурные милиционеры водили сюда в основном хулиганствующую молодёжь, дебоширящих алкоголиков и сверх меры отвязавшихся подростков.
У дежурного лейтенанта аж дух перехватило, когда он узнал, кого привезли.
Маньяк, серийный убийца, за которым гонялась вся милиция города! И вот он, на блюдечке с голубой каёмочкой, то есть, на такси, привезён самими пострадавшими! Факт преступления налицо, свидетели-пострадавшие здесь, рожа маньяка типичная, как и рассказывали психологи – перепуганный закомплексованный недотёпа… Лейтенант, ты герой! Ты взял маньяка! Куча благ от начальства обеспечена!
Да, маньяк выглядел довольно жалко - растерян, взволнован, бледный, лицо покрылось испариной, руки дрожат.
Время было предобеденное, коллеги лейтенанта ушли сообразить насчёт поесть…
«Пока они шляются, я этого недотёпу сам расколю! – нетерпеливо расхаживал по кабинету и вздрагивал от внутренней радости лейтенант. – Все лавры и лаврушки мои!»
Он отпустил молодого мужчину везти порезанного брата в больницу, мать пострадавшего отослал в коридор, посадил маньяка на стул перед письменным столом.
Сдерживая возбуждённую улыбку и стараясь придать лицу суровое выражение, молча разглядывал маньяка.
Какой он к чёрту маньяк! Прыщавый, тощий, перепуганный! На такого надави чуть – и расколется! Сопли распустит и в ноги кинется!
Лейтенант подчёркнуто тяжело вздохнул, вытащил из кобуры пистолет, внушительно положил его сбоку себя на стол.
- Ну что, урод, - лейтенант подпёр ладонями подбородок и многообещающе взглянул на пистолет. – Во всём будешь признаваться или пока только самое главное расскажешь?
Маньяк испуганно покосился на пистолет.
- Положение твоё незавидное…
Лейтенант расслабленно откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги, презрительно взглянул на маньяка. Прогнувшись в спине дугой, с хрустом потянулся - до спазмов в мышцах спины, закрыв глаза и застонав от удовольствия. Открыл глаза… и увидел перед носом зрачок пистолета.
«Щёлк!» – предохранитель снят.
«Щёлк-щёлк!» – пистолет готов к стрельбе.
- Мне терять нечего, - нервно дёрнул головой маньяк, - сам понимаешь…
Маньяк осторожно поднялся со стула и попятился к двери.
- Одним трупом больше, одним меньше – сам понимаешь, это мало что изменит в моей жизни…
«Пропал! – запаниковал лейтенант. – Упустил! Меня ж взгреют по первое число! Мне ж начальство голову открутит!»
Лейтенант медленно шевельнулся, намереваясь подняться.
- Сидеть… - тихо, но очень угрожающе произнёс маньяк. И лейтенант понял всю серьёзность пистолета в руках маньяка.
«Сволочь… А казался таким зачуханным!»
Маньяк, не глядя, нащупал ручку двери. Прицелился в лоб милиционера.
«Всё…» – покрылся холодным потом лейтенант. Ноги затряслись и обмякли до абсолютной непослушности…
Маньяк рванул дверь на себя, выскочил в коридор.
- На пол! – рявкнул сидевшей в коридоре женщине. – И не звука, а то убью!
Перепуганная женщина, увидев в руках маньяка пистолет, кулем свалилась со стула, уткнулась лицом в пол и прикрыла голову руками.
У выхода маньяк замер на секунду, сунул пистолет в карман и спокойно шагнул на улицу. Метрах в ста от него по направлению к опорному пункту шли два милиционера с пакетами в руках, о чём-то весело переговаривались.
Маньях сбежал по ступенькам вниз, как сбегают беззаботные молодые люди, быстрым шагом свернул за угол и, скрывшись из поля зрения милиционеров, что есть сил помчался прочь. Пока милиционеры дойдут до своего «опорного пункта», прикинул маньяк с усмешкой, пройдёт почти минута.
=3=
Второй месяц Эдик пережёвывал свой позорный и незаслуженный, по его мнению, выговор. Разве он виноват, что седой пасюк загрыз змеюку? Ударом по самолюбию Эдика было и то, что его не включили в новый проект под условным названием «Мозг в пробирке». Пересадку головы крысе в лаборатории делали уже давно и отработали операцию надёжно. Сделали даже подсадку второй головы крысе, причём, так удачно, что обе головы одинаково ели корм, и иной раз пытались «обежать» предмет с разных сторон. А проект «Мозг в пробирке» подразумевал извлечение мозга из черепной коробки животного и поддержание его жизнедеятельности вне организма, в искусственных условиях. Теоретические разработки Владимир Петрович подготовил давно, а сейчас, получив финансовую поддержку от Чувякова, приступил к осуществлению своего проекта. Дела, похоже, шли успешно. Мозг крысы, помещённый в искусственный ликвор и получавший питание через катетеры, подключённые к сосудам у его основания, судя по всплескам энцефалограмм, жил!
Все ходили, как именинники, шеф – как «старый папа», дождавшийся рождения первенца. Всем слава и награды… Даже Ленке премию выписали! А шеф ей персональную шоколадку принародно вручил за вредные условия труда в коллективе сплошных мужчин. Одного Эдика выговором наградили!
Сергей деловой стал, не подступись к нему! Я, говорит, такой уставший весь из себя, такой уставший! Даже спать не могу – весь сон в бессонницу ректифицировался! Целый месяц, говорит, не сплю уже! А крысы мне в кошмарах снятся!
А тут и Гаврилыч со своим анекдотом про бессонницу.
Приходит, говорит, больной к врачу.
- Доктор, помогите, я уже месяц не сплю спокойно, мне постоянно снятся крысы, которые играют в футбол.
- Вот вам микстура, выпейте, и весь ваш футбол кончится.
- Доктор, а можно послезавтра выпить? А то у них завтра финал!
Все ржут, довольные! Чего ржут? Чего смешного?
Ушли все к своему заспиртованному, или в чём они его там хранят, мозгу. А он здесь должен сидеть… Та-ак… Слово из шести букв… Вторая «ю»…
Дверь лаборатории распахнулась и хлопнула о стену, как от хорошего пинка ногой. В лабораторию вошёл молодой мужичок тяжелоатлетического сложения с коробкой в руках.
- Здорово, братан! – жизнерадостно поприветствовал он Эдика. – Шеф твой у себя?
Эдик поморщился от эдакой фамильярности, отрицательно качнул головой, вопросительно посмотрел на довольного жизнью пришельца. Затылок стриженый, маленький. Челюсть квадратная, большая. Шея бугристая, шире затылка.
Панибратства от незнакомых людей Эдик терпеть не мог.
- Не узнаёшь? Да я с моим шефом здесь на экскурсии был, когда ваш боец удава загрыз. Вспомнил, штоль? Шеф отрядил меня посмотреть, как его крестник живёт. Живой боец-то? Никто у него по чистой не выиграл?
Эдик молча кивнул головой в сторону вольера, где с тех знаменательных смотрин теперь счастливо и безоблачно жил понравившийся гостю крыс. Даже табличку пришлось на вольер пришпилить: «Кличка: Седой. Вес – 320 граммов…». Как точно шеф тогда угадал! Вот ведь… Даже какому-то паршивому пасюку случай помог в люди выбиться! А ему, Эдуарду…
- Ну чё, пацан, скучаешь? – ласково поприветствовал качок старого знакомого крыса. – Ничего, кончилось твоё пресное существование. Мы с шефом тебе такую тёлку привезли! Слышь, братан, - он обратился к Эдику. – Кстати, как тебя зовут?
- Эдуард.
- Эдик, значит. Слышь, Эд, мой шеф баруху вашему пацану велел доставить.
- Чего? – презрительно переспросил Эдик блатного качка.
Качок молча вернулся к коробке, оставленной у двери, поднял её с пола, поставил на ближайший стол, размотал тряпку, укрывавшую коробку. Под тряпкой оказалась не коробка а клетка. А в клетке… В клетке сидела гигантская крыса! Фантастической величины крыса! Крыса, размером с кошку! И передние зубы у неё были как две подушечки жвачки! Такая крыса с такими зубами черенок лопаты с одного хрума перекусит! И хвост у неё был толщиной с годовалого ужа! Длиной с руку!
Качок гордо улыбнулся до ушей, открыл дверцу и смело полез рукой внутрь клетки.
Глаза Эдика расширились от ужаса. Крыса-монстр перегрызёт ему руку!
- А-а… - промычал Эдик по-немому, судорожно дёргая рукой в сторону чудовища.
- Не боись, чувак! Она ласкова, как мечтающая о замужестве вековуха!
Качок подхватил крысу под мышки, вытащил из клетки, взял на руки. Потешно шевеля носом, крыса обнюхала воздух подобно кошке, поднялась к голове человека, ткнулась ему в шею, затем в щеку, в ухо. Качёк ёжился от щекотливых усов, довольно, как ребёнок, гладил пушистого зверя, смеялся, прижимаясь к мордочке животного лицом.
- Любит, зверюга, целоваться! Принимай, Эд, подарок вашему бойцу. Итальянская, или какая там, производительница.
- Индийская, - догадался о происхождении крысы и поправил профана Эдик.
- Только ты гляди, поосторожнее их знакомь! Не дай бог, задавит мамочка вашего чемпиона. У них весовые категории разные.
Качок довольно захохотал.
Эдик показал пальцем, чтобы крысу всё-таки водрузили в клетку.
- Ну, бывайте! – поднял руку в победительском жесте качок, направляясь к выходу.
- А накладные? – удивлённо протянул Эдик.
- Какие накладные, чувак! Это подарок!
- Нет, стой… Это лаборатория, учреждение… Без накладных нельзя, хоть и подарок!
- Да ты чё! – возмутился качок. – Вам подарок индийский дарят, а ты… Он знаешь сколько гринов стоит!
- Нет, без накладной нельзя. Надо знать, откуда животное, из какой климатической зоны, какие прививки… Если накладной нет, животное принять не могу. Забирайте назад!
- Ну ты парень… - качок искренне возмутился до глубины своей тёмной души. – Ладно, я шефу позвоню.
Он достал мобильник, набрал номер:
- Привет, Оль! Шеф у себя? Дай-ка… Владимир Владимирович, тут такое дело… Принёс я крысулю в лабораторию, а здешний лаборант…
- Я, между прочим, научный сотрудник, кандидат наук, - обиженно приврал Эдик.
- … здешний кандидат отказывается принимать её. Говорит, без накладной не положено.
Качок долго и с удовольствием выслушивал журчание слов из трубки, искоса поглядывал на Эдика и насмешливо улыбался.
- Нет, ихнего шефа нету… Ага… Ладушки… Понято!
Качок спрятал мобильник в карман, подмигнул Эдику: славно, мол, тебя мой шеф обложил!
- В общем, крысу я оставляю…
Эдик упрямо дёрнулся было возразить, но качок остерегающе поднял ладонь кверху:
- Слово шефа для меня закон и обсуждению не подлежит. А насчёт накладных-докладных мой шеф твоему шефу позвонит и всё утрясёт. Ну, некогда мне. Бывай - не кашляй, пиши письма и накладные, кандидат-депутат! Пока!
Владимир Петрович «индийской невесте» жутко обрадовался.
- Так её и назовём! – решил он. – Индийская невеста!
- А может короче – Индианка? – спросил Сергей.
- Лучше – Индюшка, - хмыкнул Гаврилыч. – По нашему…
Шеф утвердил Индианку.
- Какой-то дипломат, друг Чувякова, в прошлом году привёз эту крысу из Индии для своей дочери. В Индии таких, как у нас кошек, держат. Ну, а дочь уехала учиться то ли в Англию, то ли в Швейцарию. Вот Чувяков её и выклянчил для нас.
- И как же её оприходовать? – задал больной для себя вопрос Эдик.
- Какие оприходования, Эдик! – возмутился Владимир Петрович. – Сколько крыс у нас жрал питон, сколько крыс гибнет во славу науки… Ты всех оприходываешь или списываешь по акту?
- Прививки должны быть, из-за границы зверь, - гнул своё Эдик.
- Зверь почти год жил у людей, прошёл многократные сроки карантина на дому. Да и через границу зверей просто так не пропускают…
В общем, импортная индийская крыса обосновалась в лаборатории без документов, по-свойски, на правах местной Индианки.
Разработали план научных работ с Индианкой. Гаврилычу поручили сконструировать бластому из генного материала Индианки и Седого, внедрить ген человека, который простимулирует развитие мозга крысы. Крысиный ген, отвечающий за срок жизни, решили заменить геном долгожительства… Много чего, в общем, запланировали наинженерить.
- А почему из материала Седого? Есть же крысы более подходящие для этой цели? – неприязненно спросил Эдик. Всё-таки ему было жаль погибшего питона.
- Большой разницы нет, от какой крысы брать материал, а обманывать по-мелкому неприлично. Поймают на мелком вранье – уважать перестанут, - отрезал всякие обсуждения шеф. - За Седым ухаживайте и берегите пуще глаза. Кто спросит, рассказывайте, как вы вчера стравливали его с дворовой собакой, не забудьте похвастать, что Седой перегрыз ей глотку. Может, слухи о крысе-монстре дойдут до Чувякова и он ещё нам деньжат подбросит.
- С какой собакой? А почему я не знаю? – вытянулось лицо у Эдика.
Пробирки в лаборатории зазвенели от хохота, а крысы испуганно шарахнулись в разные углы клеток.
- Ну, Эдик, - всплеснул руками Владимир Петрович и хлопнул себе по бёдрам, - ну, ты, прямо, как ребёнок!
Эдик оскорблённо насупился.
=4=
То ли маньяк после бегства из милиции и временного затишья изменил поведение и «профиль» преступлений, то ли в городе появился другой преступник, но убивать свои жертвы он прекратил.
Рассказывали, что теперь преступник выслеживает подростков, девушек и молодых женщин, спрятавшись в укромных местах. Перед нападением обнажается полностью или частично, надевает маску, иногда шарф или шапку с прорезями для глаз. Нападает обычно сзади. Догнав убегающую жертву, захватывает рукой шею, закрывает рот, угрожая убийством, заставляет подчиняться. Вынудив молчать, натягивает на лицо жертвы что-то вроде вязаной шапки – наверное, опасается, что жертва может увидеть его. Раздевает жертву полностью или частично, придаёт ей нужную позу. Половой акт совершает всеми способами, иногда мастурбирует рукой жертвы. В процессе насилования любит поговорить с жертвой. Если что-то мешает ему, прекращает насилие и убегает.
=5=
Владимир Петрович докладывал директору института результаты работы лаборатории за месяц:
- Индианку и Седого полностью обследовали. Провели пробное оплодотворение в пробирке, бластома развивается отлично. В следующем месяце, в период готовности матки крысы к имплантации бластомы, запустим эксперимент. С крысиным мозгом в колбе тоже всё в порядке. Мозг пережил все минимальные сроки, планировавшиеся для эксперимента, и чувствует себя, по данным энцефалограмм и анализов тканей, удовлетворительно.
Владимир Петрович гордился работой своей лаборатории. Предполагали, что изолированный от организма мозг проживёт автономно пару-тройку суток, а пошла уже вторая неделя – и мозг, похоже, чувствует себя вполне прилично!
- Что энцефалограммы показывают? – спросил директор. Время от времени он шелестел клавиатурой компьютера, шевелил мышкой, выводил на экран информацию из институтской сети, что-то записывал для себя.
- После постоперационной стабилизации мозг большую часть времени находился в состоянии быстрого сна.
- Всё правильно – операционная травма вызвала сбой в работе гипофиза, следствием чего явилась вегетативная буря и выброс гормонов в кровь, - согласно покачал головой директор.
- Сейчас соотношение альфа и бета ритмов показывают, что мозг основное время находится в состоянии спячки. При раздражении электротоком или при химических раздражениях он активизируется на некоторое время, а потом снова впадает в спячку.
- Хорошо. Что нового из общих исследований?
- Мы исследовали влияние паразитов на поведение их хозяев. Воздействие на крыс паразитических микроорганизмов Toxoplasmia gondii выявило ряд любопытных моментов. Токсоплазмия - одноклеточный организм, способный жить в большинстве млекопитающих, но созревать и размножаться может только в представителях семейства кошачьих. В других организмах токсоплазмия «впадает в спячку», переходит в форму цисты, и, если ее хозяин не будет съеден какой-нибудь кошкой, циста со временем гибнет.
- Владимир Петрович, - директор укоризненно покосился на заведующего лабораторией. – Неужели вы думаете, что я не знаю о токсоплазмии?
- Извините, - словно очнулся Владимир Петрович. – Просто… Тут такие перспективы открываются! Мы поставили несколько экспериментов, в которых часть крыс заражалась паразитом, а часть оставалась «чистой». Обе группы крыс были запущены в лабиринт, некоторые места которого были «ароматизированы» кошачьей мочой. Зараженным крысам было все равно, где ходить, в то время как здоровые крысы как огня избегали помеченных участков. Потому как токсоплазмия образует цисты именно в мозге крыс, напрашивается вывод: при попадании в организм крысы паразит начинает управлять поведением своего хозяина. Паразит подавляет реакцию страха, и крысы становятся легкой добычей кошек.
- И в чём же головокружительность перспектив? – усмехнулся директор.
- Мы выяснили, что токсоплазмия влияет и на психику человека. Исследуя особенности поведения зараженных людей, наши коллеги пришли к выводу, что, несмотря на большой разброс видимых проявлений, общим знаменателем для человека и крыс является риск. Поведение зараженных людей становится более рисковым, опасным. Что, в общем-то, не слишком отличается от поведения крыс, игнорирующих присутствие кошек.
Директор отодвинулся от компьютера, заинтересовавшись информацией заведующего лабораторией.
- Одноклеточные паразиты справляются с задачей изменения поведения высокоорганизованного организма! – восхитился Владимир Петрович. - Думаю, мы не глупее одноклеточных. В сложной биохимической системе, которой является организм человека, мы найдём «выключатели», которые можно включать и выключать посредством химических препаратов или микроорганизмов! Представляете, мы сможем заразить противника инфекцией страха! А нашим солдатам сделать прививку бесстрашия!
- Да, ваши намётки надо представить военному ведомству, думаю, они заинтересуются предварительными исследованиями по этой теме, - одобрительно качнул головой директор и, быстро пошелестев клавиатурой, что-то записал у себя в компьютере.
Владимир Петрович поморщился и погладил предплечье, где у него ясно проступало красное пятно.
- Это что у тебя? – озабоченно спросил директор.
- Да… - Владимир Петрович замялся, – и говорить стыдно. Индианка укусила. Такая добрая тварь, целоваться любит, а укусила!
- Давно?
- Больше недели уже.
- Болит?
- Дёргает…
- Твоя иностранка привита по всем статьям?
- Привита, - кисло подтвердил Владимир Петрович.
- Ты проверь насчёт прививок, себя и крысу проверь, чтоб всё, что положено, было…
Всё, что положено… Дипломат, оказалось, крысу привёз по своим каналам, без контроля ветслужбы. Естественно, ни о каких прививках понятия не имел.
О крысиных прививках Владимир Петрович забеспокоился поздновато. Сначала на него напала какая-то хандра – не до прививок было. Рана на руке хоть и зажила, но постоянно зудела, щекотала, ныла… Владимир Петрович то и дело тёр и пощипывал место укуса. Исчез вдруг сон, чего никогда с ним не случалось. Ночами Владимир Петрович маялся, раздувал несуществующие проблемы, беспрестанно вздыхал и ворочался. Жена от толчков просыпалась, сердилась на мужа и, в конце концов, уходила спать на диван. Донимала беспричинная тревога, предчувствие крупных неприятностей. Владимир Петрович стал раздражительным. Жена спрашивала, не случилось ли чего на работе, коллеги опасливо сторонились сердитого шефа, недоумённо перешёптывались. Владимир Петрович обратил внимание, что, когда он раздражался, щёки у него стали дёргаться в тиках. Смиряя подёргивания, он сжимал челюсти до боли в зубах…
Распекая Эдика за очередную глупость, Владимир Петрович хотел попить воды… и не смог из-за спазма в горле. Владимира Петровича прошиб холодный пот. Сначала депрессия, потом раздражительность, гиперемия и гиперестезии в месте укуса, подёргивания щёк, а теперь – невозможность пить воду… Это же… Боже! Неужели… Гидрофобия!
Владимир Петрович выгнал Эдика из кабинета.
Симптоматика начинающегося бешенства? Крыса привезена из Индии нелегально, по дипломатическим каналам, естественно – не привита. Хоть и жила в России год, максимальный срок для инкубационного периода по бешенству… Но это ни о чём не говорит – в литературе описаны случаи, когда болезнь развивалась и через год после заражения!
Владимир Петрович запаниковал.
Паровозной сиреной ударил по мозгам телефонный звонок. Сильный раздражитель вызвал конвульсивную реакцию - укушенную руку Владимира Петровича скрутило судорогой, голову потянуло назад, в затылке больно заломило. Грудную клетку будто обручами сдавило. От ощущения удушья стало страшно. Так непреодолимо хотелось вздохнуть, как путнику в пустыне – напиться. Напиться… Владимир Петрович посмотрел на стакан с водой, и горло его вновь сдавил спазм. Здоровой рукой Владимир Петрович выдернул телефонный шнур из розетки. Телефон умолк.
Что делать? Что делать?!
Мысли в панике брызнули в разные стороны, как перепуганные резким звуком мыши…
Неужели это бешенство… А что же ещё! Столбняк? Сотрудники лаборатории прививаются от столбняка в плановом порядке… Да и – отвращение к воде… В общем – кранты… Строгай доски… Бешенство – что та лавина: понеслась – не остановишь. Что делать? Бежать в больницу? Сдаваться врачам? Какой смысл? Напичкают успокаивающими, чтобы на стену не лез, запрут в тёмную комнату, чтобы ничего не раздражало… Нет уж, если жить осталось несколько дней, надо провести их с пользой!
Свет из окна резал глаза, от него вновь начали подёргиваться щёки и свело судорогой челюсти.
Владимир Петрович медленно встал, прищурил глаза. Стараясь не смотреть в светлый проём, подошёл к окну, задёрнул штору. Полегчало.
Навалилась апатия. Плечи отяжелели, руки загудели, словно весь день вагоны разгружал. Дышать – и то устал.
Владимир Петрович сел за компьютер, открыл новую страницу, напечатал: «Завещание». Подумал, усмехнулся, удалил написанное. Выдвинул ящик стола, поморщился - так ударил по мозгам скрежет дерева о дерево. Вытащил чистый лист бумаги, взял ручку. Неудобно держать ручку, отвык уже писать на бумаге. Корявыми буквами написал вверху страницы: «Завещание». Первая буква слишком уж корявая, не похожа на «З», да и «е» больше походили на крючки, чем на буквы. Поправил. Опять не похоже. Исправил жирно. Ну, это уже какая-то мазня получилась. Резким движением скомкал бумагу. Ужасный треск ломаемого гигантским прессом пластмассового контейнера ударил по ушам, током прошёл по нервам руки до головы, скрутил мышцы предплечья в канатные жгуты, сдавил челюсти до зубовного скрежета. Застонав, Владимир Петрович прижал голову к плечу, ухватил здоровой рукой больную, замер, ожидая, когда судорога отпустит мышцы. В лаборатории громко захохотали. Во рту захрустел песок, руку стянуло ещё мучительнее. «Что они там…» – разозлился было Владимир Петрович на коллег, но остановил себя: «Они же ничего не знают!» Откуда во рту песок? Похоже, времени остаётся совсем мало… Явно не несколько дней. Надо что-то предпринять и поторопиться с неотложными делами…
Владимир Петрович дождался, когда судороги его отпустят. Стараясь не греметь дверцей, открыл сейф. Что за песок во рту? Пошарил пальцем, достал отломок зуба. Понятно, зубы собственные ломает! Вытащил из сейфа коробку, где хранились наркотики для опытов с животными. Вскрыл шприц-тюбик с морфием, сквозь халат воткнул иглу в руку. Новая жесточайшая судорога скрутила руку. А то как же! Иглу воткнуть – это тебе раздражитель посильнее шуршания бумаги! Владимиру Петровичу показалось, что в бицепсе что-то лопнуло. Удерживая шприц-тюбик неподвижно, подождал, когда мышца расслабится, медленно ввёл лекарство. Через некоторое время полегчало. Снял халат, закатал рукава рубашки, осмотрел бицепсы. Да, похоже, с одной стороны мышца порвалась, привычные контуры явно нарушены. Да и приглушённое жжение в этом месте появилось. Вот так скрутило! То ли ещё будет! Интересно, сколько времени осталось жить? Полсуток? Вряд ли больше… По крайней мере, в здравом уме и памяти… Да, надо спешить.
Морфий помог. Владимир Петрович взял другой лист бумаги, написал: «Находясь в здравом уме и твёрдой памяти…», задумался. Надо морфий списать, а то после смерти у ребят будут хлопоты. Хотел вписать в журнал на своё имя, но подумал, что тупые администраторы могут прилепить ему смерть на почве наркомании, отписал на опыт с крысой.
В кабинет вошёл радостный Гаврилыч, глубоко вздохнул, намереваясь что-то громко сказать, но Владимир Петрович опередил его:
- Не кричи, пожалуйста, голова жутко болит! Сядь, Гаврилыч. Я тебе кое-что скажу. Ничему не удивляйся и прими всё серьёзно.
Гаврилыч моментально перестал улыбаться, спросил озабоченно:
- Неприятности какие, Петрович?
- Да, похоже, неприятности… Для меня – серьёзные.
Гаврилыч терпеливо ждал.
- Ты посиди, я кое-что допишу. Да… Скажи ребятам, чтобы не шумели, а то по мозгам бьёт ужасно.
Гаврилыч тихонько сходил в лабораторию, успокоил коллег, вернулся в кабинет.
Владимира Петровича познабливало.
- Такое дело, Гаврилыч… Как думаешь, с мозгами у меня в порядке?
- Все мы немного сдвинутые… - осторожно ответил Гаврилыч. – Но больших отклонений в вашей психике я последнее время не наблюдал.
- И на том спасибо, друг.
Владимиру Петровичу понравилось, что Гаврилыч пошутил так серьёзно. Значит и остальное воспримет адекватно.
- Такая неприятность, Гаврилыч… Жить мне осталось полсуток-сутки…
Владимир Петрович жестом остановил раскрывшего было рот ошеломлённого известием Гаврилыча.
- Давай лучше о деле! Чтобы не томить твою душу загадками, сообщаю: я подхватил бешенство. Болезнь в стадии клинического развития. А это значит, поезд идёт в одну сторону и финиш близок.
Они одновременно посмотрели на стакан с водой. Рот Владимира Петровича заполнился слюной, но сглотнуть её он не смог – глотку сжал спазм. Пришлось наклониться и «слить» слюну в мусорную урну.
- Знаю, вы сейчас засуетитесь, вызовите скорую… - невнятно продолжил Владимир Петрович после того, как спазмы немного отпустили глотку. Гаврилыч взглянул на шефа и не смог удержаться:
- Гос-споди… - прошептал он, увидев сардоническую улыбку, изуродовавшую лицо Владимира Петровича.
- Толку от этого никакого, но долг, как говорится, обязывает… - Владимир Петрович прикрыл щёки ладонями, словно согревая их от мороза. - Я не могу вам запретить этого. Одна просьба – дай мне час времени. Мне нужно кое-что важное запланировать для вас по дальнейшей научной работе… Да, и подпиши вот это завещание. Которое я написал «в здравом уме» и так далее. Ты согласен, что я в здравом уме?
Гаврилыч согласно качал головой, раздумывая над ужасной ситуацией. Владимир Петрович вряд ли ошибается – клиническое мышление у него на зависть всем.
- Можешь ознакомиться. Там ничего тайного. Так, деловые распоряжения… Богатств я не накопил, так что делить между родственниками нечего. Кстати… После смерти меня распотрашат паталогоанатомы. Я в завещании написал, чтобы мой мозг исследовали в нашей лаборатории. Не хочу, чтобы его пластали на грязном столе в больничном морге. Опыт с Индианкой доведите до конца. Поаккуратнее с ней – это она меня укусила. Обследуйте её на бешенство, боюсь – у неё носительство.
Через час Гаврилыч вызвал скорую. Владимира Петровича к тому времени скрутило так, что не помог даже масочный наркоз реанимационной бригады.
Экспресс-диагностика, проведённая в больнице, показала, что у Владимира Петровича не бешенство, а столбняк. К сожалению, в запущенной форме. Уже во время транспортировки у него развился паралич дыхательного центра с остановкой дыхания. В больнице отказало и сердце. При микроскопии центрифугата крови обнаружили возбудителя столбняка Clostridium tetani, но необычайно крупных размеров. Одно слово – индийская клостридия! Жизнедеятельность мутанта клостридии подавляли только синтетические антибиотики последнего поколения в огромных дозировках.
Прогноз, как выражались медики, был весьма сомнительный.
Потрясённые сотрудники лаборатории молча сидели у стола Гаврилыча.
- Он велел свой мозг забрать для исследования в нашу лабораторию. Не хочу, говорит, чтобы его пластали в грязном морге.
- Чтобы мозг Владимира Петровича стоял здесь, заспиртованный в банке? Ужас какой… - передёрнула плечами Лена.
- Ну почему в банке, - возразил Эдик. – У нас хорошо шли опыты по поддержанию жизнеспособности донорского мозга крысы. Если срочно покумекать, можно попробовать поддержать жизнеспособность мозга шефа. А вдруг опыт удастся? Крысиные мозги у нас уже несколько месяцев живут! В принципе, лаборатория готова к пересадке крысиного мозга. Пересадку голов крыс мы ведь уже проводили. При наличии донорского мозга человеческое тело к нему найти проще! Если запланировать пересадку человеческого мозга – нужно будет собрать сто подписей… И ни один «подписант» не возьмёт на себя ответственность разрешить своей рукой пересадку мозга. А тут «владелец» мозга сам разрешил воспользоваться его донорским органом.
Эдик привычно терзал свой большой палец и исподлобья, как обиженное дитя, ожидающее наказания, наблюдал за коллегами. Пальцы, да и кисти вообще, у Эдика были своеобразного строения: лопатообразно расширенные ногтевые фаланги больших пальцев чрезмерно вытянутые, а основные фаланги наоборот, укороченные. При заметно удлинённых остальных пястных костях, при бугристых межфаланговых суставах, кисти производили впечатление обезьяньих.
Гаврилыч удивлённо уставился на Эдика. Это ж надо! Даже у такого раз в жизни рождается умная мысль! А что… В этой дикой идее есть крохотная доля надежды… Понятно, что методика абсолютно не отработана… Чушь, конечно… Тоже мне, голова профессора Доуэля… Но хоть крохотная надежда есть? А кто разрешит? Да ни у кого разрешения спрашивать не надо! Во-первых, письменное разрешение хозяина мозга есть. А во-вторых, мозг извлекут из черепной коробки после констатации смерти…
«Положим живые мозги шефа в банку и будем тыкать в них палочками, будем наблюдать, как он реагирует на раздражение!», - ухмыльнулся про себя Эдик, вспоминая, сколько «раздражений» получил он от шефа в своё время.
- А что, - задумчиво проговорил Гаврилыч, - в этом есть крохотный процент… Ткани мозга при столбняке патологически не изменены… Надо сказать коллегам в больнице, чтобы держали операционную наготове. На случай, не дай Бог, конечно…
=6=
Из телевизионного сообщения прессекретаря Управления МВД города: «В среду на прошлой неделе около шестнадцати часов в доме номер семь по Богатырскому проспекту совершено тяжкое преступление. Неизвестный напал в кабине лифта на девятилетнего Костю К. Схватив его за горло и придушив, затащил в хозяйственное помещение на пятнадцатом этаже. Подавив сопротивление мальчика, преступник совершил с ним акт мужеложства, а затем, желая доставить потерпевшему особые страдания, разорвал ему промежность. Проникнув рукой в брюшную полость, выдернул через рану кишечник ребенка, полностью оторвав тонкую, толстую и прямую кишки, разорвал уретру.
Благодаря тому, что истекающего кровью мальчика обнаружили довольно быстро, удалось своевременно сделать операцию. В тяжёлом состоянии мальчик находится в реанимации.
В субботу днем в городском парке гуляли десяти- и одиннадцатилетние братья Д. К ним подошёл молодой мужчина с лицом, закрытым шарфом. Убедившись, что рядом никого нет, садист под угрозой ножа повел мальчиков в отдаленное место парка. Затем вытащил из кармана фляжку и заставил школьников поочередно сделать из нее несколько глотков. Жидкость имела неприятный вкус и резкий запах. Подавив волю детей, преступник изнасиловал каждого из них, причинив при этом серьезные телесные повреждения, после чего скрылся.
В воскресенье садист напал на десятилетнего Женю К. в подъезде его дома. Придушив ребёнка, садист затащил его на лестничную клетку и надругался над умирающим.
В понедельник десятилетний Ш. был зверски изнасилован на чердаке дома номер двадцать пять по проспекту Строителей. Ребенок получил страшные раны, которые, по-видимому, сделают его инвалидом.
Управление УВД призывает родителей…»
=7=
Как ужасно болит голова! Боль постоянная, тягучая, как вой автомобиля на длинном подъёме. Так голова болит при резких переменах погоды, когда на фоне магнитных бурь циклон сменяется антициклоном. Голова болит… Всё болит! Руки, ноги, спина… Будто асфальтовый каток наехал… Где я? То черно, то светло, круги, вспышки, мрак, зарево полыхает… зелёное. То ли вижу я, то ли не вижу… Глазами шевелить… О, Боже! Лучше ничем не шевелить… И звук… Какой-то фон… Не пойму, что это. Есть звук – и одновременно нет его. Да что же это, чёрт возьми! Я – есть? Или меня нету?!
Время… Секунды, растянутые в километры… Или часы, спрессованные в крупинки? Смотря от чего начинать и к чему стремиться… Где начало у тебя? Неизвестно… Куда идёт твоё время? Где финиш пути? Непонятно. Значит и время твоё неопределённо. Эко замысловато рассуждаешь, как профессор… Тебя частенько называли профессором… Почему? Не знаю… Кто ты? Как определить твоё место в реальности? Единственная реальность – боль. Постоянная, мучительная, по большей части сильная, в остальное время – невыносимая… Нет, если рассуждаешь – значит, выносимая!
Фантастическая каша из света – несвета, тьмы – нетьмы, звуков – незвуков… Нет рук, нет ног, нет тела… Только боль… Взрывающаяся молниями, если попытаться шевельнуть хоть кончиком пальца, хоть кончиком ресницы…
Лежу я, или стою? Сплю, или без сознания? Существую ли я вообще?
Сколько времени прошло? Минута? День? Неделя? Судя по количеству мыслей, проболевших через сознание… При чём здесь количество мыслей! Когда человек спит, за долю секунды в его мозгу разыгрываются истории, длиной в полжизни!
Вот оно – одиночество в самом страшном своём виде! Пожизненно приговорённый к одиночному заключению ещё не абсолютно одинок - ему приносят еду, он следит за чередованием дня и ночи, он время от времени на горшок ходит, чёрт побери! Я не хочу есть, я не хочу спать, меня омывает чёрное ничто… Я не ощущаю прикосновений к себе, сам не могу ничего коснуться… Даже пальцем пальца не ощущаю… Даже языком – зубов…
Интересно, сколько я проживу? А я ещё живу? Или я уже там… В потустороннем мире?
Узники одиночных камер, в конце концов, истощаются физически и сходят с ума - так разрушительно действует на них одиночество. Я, похоже, в худшем положении…
Так, профессор, давай мыслить рационально… Профессор? Да, профессор. Я почему-то в этом уверен… Я слышал, что какая-то слепо-глухо-немая женщина книги писала, благотворительностью занималась, даже музыку слушала подошвами ног… Не знаю, насколько эстетична вибрация пола от музыки и какое наслаждение доставляла ей эта «музыка», но, главное – смог человек! Давай-ка, и ты прислушайся, прочувствуй, проанализируй, пойми, кто ты и где ты…
Не понять…
Как хочется ощутить хоть какое-то прикосновение! Нет, люди не знают, какое это наслаждение – прикоснуться к чему-либо, ощутить, что к тебе кто-то прикоснулся… Прикосновение, ласка… Это самое прекрасное ощущение на свете! Ощутить лицом – ладонь, телом – тело…
Усталость. Чёрной горой давит непонимание, непостижимость происходящего. Одиночество, отчаянное одиночество… Хоть бы один голос, хоть бы одно прикосновение! Должно же быть какое-то объяснение происходящему!
Неизвестность… Сомнения раскалывают мозг, ломают волю. И дробится рассудок… А вместо земли под ногами… ничто. Ты висишь в… нигде.
Моё существование – млечный путь в черноте неба. Не на что опереться… Не видно, откуда вышел… Не знаешь, куда придёшь. И неизвестно, сколько идти.
Нет места, куда бы хотелось вернуться. Нет вещей, без которых не можешь обойтись. Нет постоянства, нет надёжности, нет покоя в душе, только неопределенность… Память тоже черна. Так, бессвязные сполохи. Грёзы в пути. Мелькание огней. Отблески встреч. Тени людей. Таких случайных и таких родных. На миг заглянувших в глаза, озаривших, согревших. И скользнувших мимо по своим путям, по новым траекториям. Крохотные звёздочки в ночи. Точнее, крупинки света, догнавшие меня через тысячи световых лет… А самой звёздочки, возможно давно уже нет…
Сколько времени прошло? Пять минут? Почему тогда ко мне никто не подходит? Или пять часов? Или пять лет?
=8=
Да, детишки с некоторых пор стали возбуждать его.
Однажды на лестничной площадке он схватил пацана, чтобы вонзить в него нож, и на мгновение задержался с ударом. И что-то почувствовал, что-то ему понравилось в трепещущем теле ребёнка – пацан был маленьким, до подросткового возраста не дорос…
Он угрожающе прижал лезвие жертве под глаз и уволок полубеспамятного от страха ребёнка на чердак.
Это был его первый сексуальный опыт с ребёнком. Он толком и не знал, что с пацаном делать…
Научился!
И так ему это дело понравилось!
Он чувствовал себя удовлетворённым и спокойным недели три. Его не раздражали примерные подростки, его не возбуждали симпатичные детишки… Тех и других он провожал снисходительными взглядами – так сытый кот, грея брюхо на солнышке, прищуренными глазами ласкает прыгающих неподалёку воробышков. До поры…
Но сытость прошла, и какое-то беспокойство выгнало его на улицу. Он опасался гулять в оживлённых местах – вдруг его опять узнает жертва или случайный свидетель. Поэтому вышел подышать свежим воздухом на берег реки.
Между мостом и речным вокзалом увидел двух мальчишек возрастом лет по девять. Почувствовал стеснение в груди. Волнение. И низ живота защекотало. И сердце забилось чаще.
Осторожно скосил глаза в стороны, оглянулся. Пусто.
Прислушался. Никого.
Глупенькие, разве ж можно гулять в пустынных местах без взрослых! Наверняка родители вам рассказывали о нехорошем дяде, который обижает маленьких детишек…
Задышал стеснённо, будто долго куда-то торопился…
Стараясь не привлекать внимания, шёл за детишками.
Глупые дети то выбирали из песка нужные им камешки, то швыряли их в воду, соревнуясь, кто набьёт больше «блинчиков». Он замедлял шаги, чтобы не спугнуть детишек, и изображал беспечного, никуда не спешащего гуляку.
А когда детишки поворачивались к нему спиной и шли дальше по береговой полосе, он убыстрял шаги и торопливо нагонял детей.
Наконец, поравнялся с добычей, схватил обоих за шеи, страшно выпучил глаза и жутким голосом прорычал:
- Ни звука, а то убью! Я маньяк!
Перепугавшиеся до полусмерти детишки не сопротивлялись.
С каким удовольствием и как долго он их насиловал!
На стенах домов и на заборах висели листовки, в газетах и через телевидение показывали фоторобот, составленный с помощью тех, кто видел насильника. Но грубая картинка так сильно отличалась от реального лица! К тому же, выходя на охоту, насильник будто становился другим человеком. В том числе и внешне.
То и дело арестовывали похожих на маньяка людей, но все подозреваемые после установления алиби выходили на свободу.
Отцы города требовали немедленных результатов, газеты строили догадки, где на этот раз заявит о себе гомосексуалист-насильник.
Следующей жертвой едва не стал четырнадцатилетний подросток.
Насильник набросился на него в кабине лифта, несколько раз ударил по лицу, но подросток яростно сопротивлялся. Воспользовавшись тем, что лифт остановился и двери автоматически открылись, мальчишка с криками вырвался из кабины.
Испугавшись шума, насильник предпочел скрыться – зачем рисковать?
В этот же день искалечил очередную жертву.
=9=
- Какой сегодня день?
- Двадцатый.
Гаврилыч и Сергей, одетые в стерильные одежды, стояли в боксе, похожем на небольшую операционную. На столе посреди комнаты возвышалась закрытая прозрачная ёмкость, из дна которой выходило множество толстых и тонких трубочек и проводов. На дне ёмкости покоился человеческий мозг. Точнее, головной мозг плавал в жидкости, у самого дна. Трубочки подходили к основанию мозга, соединялись с сосудами. К разным участкам коры головного мозга были прикреплены датчики, тончайшие электроды входили вглубь мозга. За стеклянной стеной, вне бокса, стоял директор института, по громкой связи задавал сотрудникам лаборатории вопросы.
- Судя по энцефалограммам, - рассказывал Гаврилыч, - первую неделю Мозг ощущал сильную боль. Это естественно – нервные стволы пересечены, нужно пять-семь дней, чтобы раневые поверхности адаптировались. Мы вводили в питающие растворы сильные анальгетики. Сейчас энцефалограммы показывают, что Мозг находится в спокойном состоянии.
- Интересно, что он чувствует… Я имею в виду… как человек. Или он уже… не человек? – сомневаясь и, словно боясь обидеть того, чьё тело уже двадцать дней покоилось на кладбище, а мозг лежал здесь, на столе, негромко проговорил директор. Наверное, он боялся, что Мозг каким-либо образом услышит его слова.
- Ощущает он, вероятно, много чего. Любые неспецифические раздражения черепномозговых нервов вызывают соответствующие ассоциации в зрительных, слуховых, обонятельных и других зонах коры мозга. Вспышки света, шумоподобные звуки, например… И всё это на фоне боли, как показала энцефалограмма.
- Интересно, осознаёт он своё положение?
- Сейчас он глухой, слепой и немой. К тому же, не может ощупать окружающее руками. Он даже не может ощущать окружающего своим телом! Представьте, что связанного по рукам и ногам слепо-глухо-немого внесли куда-то и чудесным образом подвесили в воздухе. Поймёт он, куда его внесли и где он находится?
- Как насчёт опытов, которые Владимир Петрович запланировал?
- Два мозга крыс чувствуют себя великолепно. Вырабатываем у них условные рефлексы. В ответ на наше раздражение они должны отреагировать определённым электромагнитным колебанием. За это мы их поощряем – раздражаем зону удовольствия. Теоретически, так мозг можно научить азбуке Морзе. У Индианки, в связи со смертью Владимира Петровича, мы пропустили один срок удобной имплантации бластомы, но на днях всё сделаем. Мы обеспечим развитие только одного плода. Это, конечно, неестественно для крысы, но надёжнее для чистоты эксперимента.
Эдику поручили контролировать техническое обеспечение жизнедеятельности Мозга: работу насосов, количество растворов, качественное функционирование воздушных фильтров, ультрафиолетовую обработку бокса и тому подобное.
Сначала он воспринял новые обязанности в штыки: «Что я вам, младшая научная уборщица?»
Однажды Эдик пришёл в бокс вне расписания, когда здесь никого не было. Накрыл тёмной тканью сосуд с Мозгом, готовясь провести ультрафиолетовое облучение бокса, включил кварцеватель. Секунд через пятнадцать энцефалограммы мониторов взорвались бешеными кривыми. Эдик кинулся к Мозгу… Ткань закрывала не весь сосуд и ультрафиолет узкой полосой скользил поперёк Мозга. Эдик хотел поправить ткань, но задумался, криво улыбнулся и засунул руки в карманы халата. Перед уходом из бокса он стёр из памяти компьютера «следы ультрафиолетовой пытки».
Эдик стал навещать бокс вне своего расписания каждый день. Смотрел на беснующиеся энцефалограммы, с любопытством думал о том, что ощущает Мозг, когда его серое вещество жарят ультрафиолетом. Он вспомнил, как месяц назад мечтал потыкать палочкой в мозги шефа…
На сороковой день всей лабораторией сходили к жене Владимира Петровича. Помянули.
Жена о Мозге ничего не знала.
На следующий день в лаборатории долго спорили, жив Владимир Петрович или мёртв.
По неизвестным причинам Мозг угасал. Биохимические показатели были неплохими, но энцефалограмма отражала падение активности Мозга. А два мозга крыс успешно зарабатывали себе раздражения центров удовольствия нужным реагированием на раздражители.
Попробовали раздражать центр удовольствия Мозга, но получили такую извращённую, такую пугающую реакцию, что больше экспериментировать в этом направлении не стали.
Шёл сорок третий день со дня начала искусственного поддержания жизнедеятельности Мозга.
Заканчивалась третья неделя беременности Индианки. Впрочем, на её внешности это никак не сказалось. Крысы ведь бывают беременны десятью-двадцатью крысятами – а Индианка ждала только одного.
На сорок пятый день, как ни стимулировали учёные жизнедеятельность, энцефалограммы Мозга тихо сошли на нет.
Глухой, немой, слепой… парализованный… он даже не заметил своей смерти.
Шёл двадцать второй день беременности Индианки. Крыса из подручных материалов строила в клетке гнездо, собиралась рожать. В то время, как энцефалограммы Мозга угасли, Индианка между делом, почти незаметно для себя родила голого и слепого, как положено природой, крысёнка весом в десять граммов.
- В Индии крыс убивать не разрешают, - заметил по этому поводу Гаврилыч. – Там считают, что в крыс вселяются души умерших.
- Интересно всё-таки, когда умер наш шеф – два месяца назад или сегодня? – Эдик мельком посмотрел на Гаврилыча, ожидая его реакции на больной вопрос. – Если шеф умер два месяца назад, а мы искусственно поддерживали жизнедеятельность его мозга, то есть, не отпускали его душу… А душе ведь надо определиться с местожительством в загробном мире в течение сорока дней после смерти… Не закрыли ли мы шефу дверь в мир иной и не будет ли теперь его душа маяться в нашем мире без покаяния?
Гаврилыч поморщился.
- Эдик, всё ты обгадишь!
- Интересный вы человек, Гаврилыч! Я, что ли, предложил изъять мозг из тела и два месяца втихаря от начальства спиртовал его в лаборатории?
=10=
Эдик снял квартиру и стал жить в гражданском браке с молодой женщиной. Никто из сотрудников о семейной жизни Эдика не знал.
Соседи по подъезду ничего не могли сказать о новых жильцах – пара, как пара… Не пьют, не дебоширят, хлопот соседям не доставляют – и ладно. Правда, иногда через стенку был слышен приглушённый женский плач. Что ж, дело семейное. «Караул» же не кричит!
=11=
Самым опасным для себя местом жители города теперь считали не ночные улицы и плохо освещенные дворы, не темные глухие подворотни и даже не загаженные бомжами подвалы. Больше всего горожане страшились входить в собственные подъезды. В городе продолжал действовать сексуальный маньяк.
Вместе с идущими домой жильцами незнакомец заходил в подъезд, садился в лифт, останавливал кабину между этажами и под различными угрозами насиловал и обирал жертвы.
Каждый день горотдела милиции начинался с просмотра суточных сводок происшествий. И каждый день ситуация повторялась. Ежедневно фиксировались изнасилования в лифтах, нередко сразу по два-три случая. Особенно удручало, что жертвами становились девочки двенадцати-тринадцати лет...
Да, ему стали нравиться девочки.
Однажды он выбрал очередную жертву - стройную светловолосую школьницу в короткой юбочке, и шёл за ней по следу, предвкушая близкое удовольствие. То и дело сглатывая слюну, он ощупывал глазами мелькающие под юбчонкой высоко обнажённые бёдрышки в «загорелых» колготках. И вдруг почувствовал, что не один охотится за девочкой. У самого подъезда шестнадцатиэтажного дома его внимание привлек парень, хищно наблюдавший за жертвой и готовящийся войти следом. Маньяки встретились взглядами, поняли все без слов и... разошлись. Встретились и разошлись, как два хищника на охоте в каменных джунглях современного города.
Потеряв из вида соперника, он усмехнулся. Вот, оказывается, почему газеты и телевидение рассказывали о большем числе преступлений, чем он совершал. Какое разочарование! Он гордился, что запуганные газетчики выдумывают небылицы и приписывают выдуманные истории ему! А тут такая проза - вместе с ним работал ещё один маньяк.
Обычно он выискивал жертвы в одном и том же месте города – в микрорайонах между набережной и парком. Оперативники назвали эту территорию городским Бермудским треугольником.
Был тихий прохладный вечер. Он вышел погулять. Оделся в кожаную куртку, серую рубашку, тёмные брюки. Одеваться надо было разнообразно, чтобы не попасть под описания свидетелей в газетах. В руках держал сумку-визитку черного цвета. Обычный незаметный парень, каких много.
Две идущие впереди него девочки лет пятнадцати-семнадцати свернули во двор. Он прошел за девчонками около двухсот метров, вошел следом в подъезд высотного дома, успел запрыгнуть в закрывающийся лифт. Девчонки всполошённо переглянулись. Чтобы успокоить девчонок, он отвернулся и уставился на кнопки пульта.
Между вторым и третьим этажом остановил лифт, достал нож с зеленой ручкой и обнажил клинок. Показал пятна ржавчины на лезвии и, ухмыльнувшись, сказал, что это кровь. Добавил, что он тот самый маньяк, про которого говорит весь город. Приказал им стоять тихо и снять с себя драгоценности. Та, что была пониже, отдала часы и золотые сережки, подружка - цепочку и кольцо.
Угрожая порезать за непослушание, велел девушкам раздеть друг друга. Девушки разделись до лифчиков и трусиков. Он поставил маленькую на колени и приказал взять в рот его член. Схватив двумя руками за волосы, грубо изнасиловал её в рот. В момент оргазма затрясся как эпилептик, ноги у него подкосились, и он упал на девочку, больно придавив её. Тут же очнулся и повторил насилие с другой девчонкой.
Затем велел жертвам снять с себя остатки одежды, повернул маленькую спиной, и изнасиловал в задний проход.
Потом разрешил жертвам одеться и пригрозил, чтобы они не делали глупостей и никому о нём не рассказывали. Оставив девочек в лифте, вышел на первом этаже, а кабину отправил на самый верх.
Конечно же, в городе изнасилований случилось гораздо больше, чем показывала статистика и рассказывала пресса. Многие жертвы не хотели, чтобы о позорном случае узнали их знакомые. Потерпевшие стремились скрыть несчастье от родных, соседей, одноклассников, предпочитали забыть, уйти от страшного и унизительного воспоминания.
Да и в отделениях милиции, не желая портить статистику изнасилованием несовершеннолетних, старались ограничиться возбуждением уголовного дела только по факту грабежа.
Однажды он шагнул в лифт вслед за молодой матерью с ребенком и в привычной манере, под ножом, изнасиловал женщину на глазах у замершего от страха и ужаса малыша. Мать умоляла:
- Подождите, пусть мальчик отвернется, зачем же вы...
Он сделал свои дела, застегнул молнию на джинсах и сказал:
- Смотри, никому ни слова. Иначе ребенку не жить.
В другой раз зашел в лифт с компанией школьников - трех девчушек и двоих мальчиков. Насильника хватило на троих. Но этого ему показалось мало. Угрожая ножом, он заставил одиннадцатилетних мальчишек последовать своему примеру... Напоследок ублюдок бросил через плечо одной из девчушек:
- Понравилось? Теперь будешь всем давать.
Казалось, пятеро подростков, из них два мальчика, могли себя защитить…
Как-то раз он прихватил с собой фотоаппарат «Полароид» и отщелкал кассету снимков в любимом «интерьере» - кабине грузового лифта шестнадцатиэтажного дома. «Фотомоделями» служили две изнасилованные школьницы. Он заставил их позировать обнаженными, а затем приказал одной фотографировать себя в момент насилия другой жертвы.
Милиция сбилась с ног. У школ и детских учреждений постоянно дежурили оперативники в штатском. Описание насильника - вязаная шапочка, очки, прыщавое лицо - знал каждый патрульный. Ежедневно руководитель группы розыска докладывал о ходе работы начальнику милиции, но преступления продолжались...
После очередного изнасилования в городе объявили оперативное мероприятие «Сирена»: перекрыли перекрестки и улицы, весь личный состав милиции, включая работников паспортных столов, следователей, сотрудников вневедомственной охраны и автопатрулей, подняли по тревоге. Минут через сорок из отделения милиции позвонили начальнику милиции: «Приезжайте, попался!».
Начальник милиции примчался в отделение. «Обезьянник» рядом с дежуркой был до отказа забит прыщавыми очкариками в лыжных шапочках. Каждый похож на фоторобот... Модно стало так одеваться.
После проверки всех задержанных отпустили с извинениями.
Иногда жертвы оказывали ему сопротивление. Однажды он сел в лифт с девушкой спортивной внешности, одетой в джинсы и лёгкую куртку. Когда кабина тронулась, насильник вытащил нож. Но девушка не испугалась, оттолкнула его, смогла остановить лифт и убежать. В милицию не обратилась.
Другая девушка, которую он зажал на лестничной клетке, подняла крик. За ним погнались люди, бежали по лестницам, как в детективе. Но он смог прорваться на улицу и скрыться.
Спасало насильника то, что при малейшей опасности он скрывался. А зачем рисковать, если в городе тысячи домов, и в каждом множество лифтов? Сейчас не получилось - в следующий раз пройдёт гладко. Расчет верный: школьники, испуганные угрозами детины в бандитской шапочке, деморализованные видом ножа или пистолета, активного сопротивления не оказывали и выполняли любые требования насильника.
Власть над человеком, над трясущимся от страха ребёнком, опьяняла его как наркотик.
Ему понравилось нападать сразу на двух, а то и на трёх девочек, он заводил жертвы в квартиры и уже там насиловал, не забывая перед уходом забрать ценные вещи, ювелирные украшения и деньги...
«Здорово совершить изнасилование, а то два или три за день, а потом вернуться домой и всю ночь заниматься сексом с женой. А когда она уснет ещё и поонанировать разок-другой», - хвалился сам себе преступник.
На досуге он любил сидеть перед телевизором, ждал и с удовольствием слушал сообщения о собственных преступлениях. Любил тюремные песни. У него даже слезы на глазах наворачивались...
Примерно в три часа дня он приехал на рынок, купил джинсовую куртку и кроссовки. Опасался, что прежняя, кожаная, уже примелькалась.
Побродил немного по городу, вышел к трём домам в виде башен. Он замечал за собой интересную особенность – теперь при виде жилых домов башенного типа у него возникала эрекция.
Недалеко от одного из зданий заметил двух девочек. Первая была пухленькая и выше ростом. Вторая миниатюрнее, она ему больше понравилась. Девчонки поговорили и расстались. Вторая завернула к дому. Он шёл следом. Вместе вошли в подъезд. Девочка вызвала лифт, подошел грузовой. Когда стали подниматься, он нажал кнопку «стоп» и вытащил нож. Заставил девочку раздеться, велел ей лечь на пол на одежду, изнасиловал. Девочка оказалась девственницей. Потом сказал:
- Ты меня не видела, забудь обо мне. Я тебя знаю, кому что скажешь - убью.
Девочка обещала молчать. Потому что, если узнают родители, они запилят её нотациями.
Насильник вышел, а девочка оделась и поехала на свой этаж.
Милиция не знала покоя. Группы немедленного реагирования выезжали на любой сигнал, были организованы дежурства у школ и в местах возможного контакта насильника. Работа контролировалась начальником областного ГУВД. За ошибки или непрофессионализм наказывали беспощадно, нерадивых и ленивых работников лишали звёздочек, а то и погон.
Казалось, ловушка вот-вот захлопнется. Но ситуация неожиданно осложнилась. Одна из местных газет дала репортаж, в котором уличала милицию в недостаточной бдительности. Половину репортажа занимало интервью с одним из милицейских начальников, в котором он «по секрету и по дружбе» разоткровенничался насчёт планов поимки маньяка.
Благие намерения журналистов помогли не столько потенциальным жертвам, сколько преступнику. Ознакомившись с планами милиции, он сменил тактику - начал действовать по всему городу. Кроме того, изменил облик: сделал другую стрижку, вместо лыжной шапочки стал носить кепку, снял очки, а насиловать жертв предпочитал теперь на чердаках и в других укромных местах.
На чердаке шестнадцатиэтажки в районе Клязьминской улицы он надругался над тринадцатилетней школьницей и ограбил её. Мать девочки сразу позвонила в милицию. Дежурный немедленно ввел в действие оперативное мероприятие «Сирена». Весь район, где было совершено преступление, подняли по тревоге.
Наряд милиции заметил на троллейбусной остановке похожего на фоторобот молодого парня с полиэтиленовыми сумками. Почувствовав взгляды милиционеров, парень ускорил шаг, а затем бросился бежать.
Преследование продолжалось примерно километр. Насильник бросил вещи, несколькими выстрелами из пистолета заставил милиционеров залечь и скрылся.
=12=
Крысёнок развивался великолепно, рос здоровым и подвижным «ребёнком». К десяти дням опушился красивым серебристым волосом. Окрас – светлый агути, записали в журнале. Ещё через пару дней открыл глаза. Активно ползал, с интересом нюхал протянутую руку, спокойно вёл себя на ладони у человека, потешно брал в лапку-ручку протянутое ему семечко или крошку несолёного сыра, смешно сев на задние лапы, с видом явного удовольствия, подобно тому, как дети едят мороженое, грыз подарок. Кстати, первый палец на передних лапках у крысёнка оказался хорошо развитым, в отличие от сильно редуцированных пальцев его родственников. Это было одним из косвенных признаков его интеллектуальной «продвинутости». На пятнадцатый день крысёнок научился есть из кормушки матери. В общем, развивался, как обычные крысята, разве что с небольшим опережением. Да и весом был немного больше обычных пасюков.
Когда крысёнку исполнилось три недели, его перевели в отдельную четырёхкомнатную клетку на двух уровнях. Назвали крысёнка… Профессором.
Эдик крысёнка не любил. «За какие такие заслуги щенку привилегии? Клетку ему, видите ли, специальную построили, двухэтажную, с лестницей, с качелями-мачелями разными, чтоб тренировался, чтоб не скучно было…» И походя, незаметно от коллег, старался ткнуть авторучкой, или чем, крысёнка в бок. Или дёрнуть за свисающий из клетки хвост. Впрочем, Профессор быстро понял, «ху из ху» в лаборатории и, едва Эдик появлялся в помещении, перебирался в глубь жилища, на безопасное от решётки расстояние.
Гаврилычу, которого назначили исполняющим обязанности заведующего лабораторией, позвонил директор института:
- К вам сейчас проведут журналистку… Не получилось отвязаться от прессы. Организуй ей экскурсию. Проведи по… по своему кабинету, расскажи школьные байки о крысах… Ну, ты понимаешь, о чём я. В общем, сделай девушке приятное. Там пресса подняла шум о запрещённых и нечеловечных опытах над животными, вот и произведи на журналистку впечатление, покажи, что мы крысок любим…
Гаврилыч всё понял. Тем более, что журналистка оказалась симпатичной девушкой с умными глазами.
- Мы, Наденька, - полуобняв девушку за талию, ворковал Гаврилыч, направляясь к клетке с Профессором, - работаем только с крысами.
- Фу, какая… - Наденька чуть не сказала «гадость», но удержалась. Сморщив при этом носик.
- О крысах рассказывают много страшного, и многое в этих рассказах правда, - согласно кивнул Гаврилыч. - Крысы жители подземелий, исследователи канализаций поневоле, сталкеры мира четвероногих. Суровая жизнь на задворках цивилизации среди опасных отбросов человеческого бытия сделала их прагматиками, лишенными предрассудков. В борьбе за жизнь в тех ужасных условиях крыса не остановится ни перед чем. И если у крысы шанс на спасение один из тысячи, она воспользуется этим шансом. Но не странно ли: считая это свойство естественным и похвальным для человека, мы находим его отвратительным в других живых существах?
Гаврилыч вопрошающе смотрел на корреспондентку, ожидая от неё положительного ответа на вопрос, но та лишь пожала плечами.
- И всё же большинство слухов о кровожадности крыс – вымысел, - подвёл рукой черту под ранее сказанным Гаврилыч. - Один мой знакомый, обнаружив в гараже крысу, вместо того, чтобы поставить капкан, стал её прикармливать - всё-таки живое существо. Пасюк так привязался к нему, что стал считать гараж своей территорией, сам ничего не портил, и сородичей в гараж не пускал. Особенно забавной была картина, когда водитель во время выпивок с друзьями звал крысу и под общий хохот кормил ее, нацепив закусь на электрод.
Корреспондентка улыбалась, слушая интересный рассказ Гаврилыча.
- Однажды хозяин заболел. Знакомый, пришедший взять машину, не знал о «подруге» хозяина. Увидев крысу, смело разглядывавшую гостя, расценил это, как наглость, и убил её. На следующий день другие крысы изгрызли в гараже буквально всё. Ведь территорию защищать стало некому!..
Корреспондентка лишь удивлённо таращила глаза от историй Гаврилыча.
- Крысы появились на Земле за сорок восемь миллионов лет до человека, они очень умны. Крысы, живущие в коллективе, наслаждаются обществом друг друга - играют в догонялки, делают друг другу массаж, спят в обнимку, понарошку борются и так далее. Их поведение напоминает первоклашек на перемене. Если какой-то крысе хочется покоя, она уходит в уголок, чтобы побыть в одиночестве. Когда снова ощутит потребность в коллективе, то друзья всегда под лапой. У крыс почти аналитический склад ума! У одного уважаемого человека в джипе жила крыска. Декоративная, наподобие наших белых. Каждый день хозяин угощал крысу то яблоком, то колбасой. А однажды забыл покормить. Так она принесла ему кусочек изоленты - мол, не будешь кормить, погрызу провода.
Слушая заливающегося соловьём Гаврилыча, Наденька рассматривала двухэтажную фазенду Профессора с множеством лесенок, качелек, верёвочных переходов и прочных приспособлений.
- А здесь никто не живёт, что ли? – спросила она.
- Ну почему не живёт! Живёт, и очень даже умный наш сотрудник. Вон, на втором этаже, в той коробочке у него гнездо…
Наденька через боковое отверстие очень осторожно заглянула внутрь коробки. Она увидела грязную пятку, край беловатого брюха, хвост и еще кое что, подтверждавшее, что это явно крыс, а не крыса.
- Ой… - смущённо проговорила девушка. – А почему у него… ноги такие грязные…
- Ну-у… - Гаврилыч растерялся от простого, но неординарного вопроса. - Крысы, особенно самцы, обычно не слишком чистоплотны. Чем реже высовываешь нос из норы, тем дольше проживешь, - правило, выработанное поколениями и не очень совместимое с соблюдением чистоты. Да нет, - тут же уверил в положительных качествах воспитанника Гаврилыч, - он у нас чистый, только лапы не всегда моет!
- А можно его… Чтобы он лицом к нам повернулся?
- Можно, конечно, - согласился Гаврилыч, не предпринимая никаких действий.
- Ну-у… потычьте ему чем-нибудь в бок, чтобы он к нам повернулся.
- Да неудобно, вроде. Профессор спит.
- Кто? – удивилась Наденька.
- Профессор. Зовут его так.
- Просто так назвали, или умный очень?
- Сначала… - Гаврилыч вздохнул, - просто так. А потом оказалось, на самом деле парень очень умный.
- Ну… покажите мне его! – нетерпеливо попросила заинтригованная Наденька.
- У вас что-нибудь вкусненькое есть?
- Нету… - виновато произнесла Наденька.
- Быть не может. У девушки в сумочке всегда что-нибудь есть.
Наденька покопалась в сумочке и нашла крохотную сосательную конфетку, завёрнутую в целлофановую бумажку.
- Пойдёт. А вы говорили, ничего нет.
Гаврилыч открыл дверцу клетки, постучал по коробке пальцем.
- Профессор, просыпайтесь! Вам конфеточку принесли!
Не сказать, что быстро, рядом с пяткой, хвостом и прочим появилась заспанная крысиная мордочка.
- Убежит! – забеспокоилась Наденька и захлопнула дверцу клетки.
- Ну что вы, Профессор совершенно ручной. А это его дом. Даже если его выпустить, он вернётся в гнездо сам. Покажите ему конфетку.
Наденька показала Профессору конфетку. Профессор спрятал хвост и заднюю ногу, высунулся наполовину из отверстия коробки, оперевшись на локоть правой лапки, а левую, растопырив пальцы, протянул к девушке в жесте «Дай!»
- Ой, какая прелесть! – запищала в восторге Наденька и хотела протянуть сквозь прутья клетки конфету.
Гаврилыч удержал руку девушки.
- Ай, какой ленивый мальчик! Нет уж, Профессор, извольте встречать гостей на пороге дома! Идите-ка сюда! – он постучал пальцами по порожку открытой дверцы.
Профессор прыгнул на железные прутья, подобно матросу по перилам трапа, скользнул вниз, сел у порожка на задние лапы и снова протянул лапу в жесте «Дай!»
- Можно? – спросила Наденька.
- Можно, - благосклонно разрешил Гаврилыч, и добавил, увидев, что девушка хочет развернуть конфету: - Так дайте, он сам развернёт.
Профессор быстрым движением взял из рук девушки конфету, двумя лапками по-человечьи развернул обёртку и быстро схрумкал конфету.
- Ничего себе! – снова удивилась Наденька. – Я бы с трудом разгрызла!
- Природа не наделила нас с вами таким орудием «разгрызения», как у него, - указал Гаврилыч на острые, как бритва, оранжевые зубы Профессора. - На кончиках резцов при укусе крыса способна развить давление пятьсот килограммов на один квадратный сантиметр, что достаточно для перемалывания бетона и металла. Твердость эмали на резцах пять – пять с половиной единиц по шкале Мооса. Для сравнения, твердость железа – четыре с половиной единицы! То есть, зубы крысы твёрже железа! И если бы у Профессора было желание, он давно бы разгрыз прутья решётки и бегал по лаборатории. Крыса способна грызть долго и неутомимо. Приняв решение проникнуть куда-либо, она будет точить препятствие буквально круглые сутки, делая небольшие перерывы для еды и отдыха. Крысы очень упрямы и крайне неохотно отказываются от своих планов. Если она решит, что вот здесь под дверью, например, нужен проход - не сомневайтесь, дыра будет. Но у Профессора, слава Богу, нет желания покидать своё жилище – ему здесь хорошо!
Гаврилыч ласково почесал Профессора за ушами. Профессор зажмурил глаза от удовольствия и, обхватив палец Гаврилыча, словно требовал: «Чеши ещё!»
- А чем вы его кормите? – полюбопытствовала Наденька.
- В принципе, кормить их можно чем угодно. Мы кормим своих сухим кошачьим или собачьим кормом. Удобно во всех отношениях – сбалансированное питание, жёсткий корм - чтобы грызть, зубы стачивать.
- Витамины даёте?
- В состав корма входят и витамины. Кстати, анекдот на эту тему. В зоомагазин входит женщина с ручной крысой: «Скажите, а у вас для крыс витамины есть?» «Нет». «А для кошек есть?» «Для кошек есть». «А для крыс они подходят?» «Нет». «Так что, у вас для крыс совсем ничего нет?» Пауза, достаточно долгая. Потом продавец отвечает обиженно: «Ну почему ничего? Отрава есть, но она в другом отделе...»
Наденька улыбнулась.
- Нехороший анекдот. А у вас в лаборатории только белые крысы?
- Да. Разных оттенков.
- А почему других цветов нет?
- Ну-у… В Индии считают, что белые крысы приносят удачу. Вот мы и работаем с белыми крысами.
- Шутите?
- Просто белые крысы практически одомашнены, очень добрые, с ними работать проще. Они передают способности к дрессировке своему потомству. Одомашненная крыса - животное преданное. Сравнивать ее с дикой крысой - всё равно что ровнять пуделя с волком. Вы, наверное, знаете, что многие дети держат дома декоративных крыс. Декоративные крысы ласковы и необыкновенно заботливы, всеядны, да еще и приспосабливаются к самым различным условиям. Им нравится чувствовать запах своего владельца, поэтому крысы часто забираются на диван, спят на подушке хозяина, свернувшись клубочком. Эти зверьки охотно отзываются на клички. Запоминают не только свою кличку, но и имена других домашних животных, живущих с ними в одном доме. Идут на зов «кис-кис», как котята. Взбираются на плечо хозяина и ездят на нём, когда он ходит по квартире.
- Вы так хорошо рассказываете, что мне захотелось завести себе крысу, - засмеялась Наденька.
- Будете уходить, мы подарим вам одну, - пообещал Гаврилыч.
- Подарите Профессора! – воодушевилась Наденька.
- Впрочем… Извините… Не получится. На проходной не пропустят.
- Ну вот… - расстроилась девушка.
- Мой приятель завёл себе белую крысу. В клетке. А в квартире у него жил роскошный рыжий кот. Как-то прихожу к нему в гости, вижу такую картину: крыса радостно возится у себя в клетке, а кот сидит напротив и завороженно смотрит на крысу. Приятель кивает на кота: «Третий час уже перед клеткой сидит... Кошачий телевизор! Cериал про любовь!»
Наденька рассмеялась.
- А знакомый психиатр про белую крысу рассказывал такую историю. Была у них в отделении сестра, которая в наркологии всю жизнь проработала. Алкоголичка жуткая, но добрая. И за время работы всяких там белых горячек и тому подобного насмотрелась предостаточно, ходовые диагнозы ставила не хуже докторов. И вот как-то заходит она в кабинет к врачу и говорит: «Доктор, мне б лекарств каких, заболела я...» «Что же с вами приключилось?» – спрашивает доктор, думая о простуде или каком-нибудь расстройстве желудка. Та мнётся-трётся, вроде как стесняется говорить. Потом выдавила таки: «Ну эта... белочка у меня…белая горячка» Доктор посмотрел скептически: женщина, вроде, в здравом уме, не пьяная… «Ну, понимаете... захожу я в кладовку, а там три крысы сидят, две настоящие, а третья-то – БЕЛЫЙ ГЛЮК!!!!!»
Наденька снова рассмеялась, осторожно протянула руку к Профессору, который продолжал спокойно сидеть в двери клетки, сложив передние лапки на груди, подобно благочестивому монашку. Профессор щекотно обнюхал пальцы девушки, обхватил палец лапками, потянул к себе.
- Он хочет, чтобы вы его почесали, - пояснил Гаврилыч.
- Какая прелесть! – завосторгалась Наденька, почёсывая Профессора по бокам мордочки. - Можно я ещё чем-нибудь угощу его?
- Угощайте, - благосклонно разрешил Гаврилыч.
Наденька покопалась в сумочке, ничего не нашла.
- Ничего нет, - вздохнула разочарованно. – Семечко только вот…
- Давайте, - разрешил Гаврилыч. – Ему всё можно.
Наденька протянула семечко Профессору. Профессор ухватил пальцы девушки лапками, потянул к себе, отгрыз кончик семечка.
- Лапки-царапки… Холодные, а нежные! – восторженно шептала Наденька, наблюдая за Профессором.
- А-а-ам! – раздался громкий возглас над ухом девушки. Это Эдик подошёл сзади и решил таким образом подшутить над девушкой.
Девушка и Гаврилыч, не заметившие Эдика, вздрогнули. Пальцы девушки дёрнулись… То ли Профессор в этот момент был неаккуратен, то ли палец, дернувшись, наткнулся на острейший зуб… На подушечке пальца выступила капля крови.
- Укусила… - удивлённо проговорила девушка, побледнела и стала терять сознание.
Гаврилыч подхватил девушку на руки, испуганный Профессор, уронив недоеденную семечку, метнулся к себе в гнездо, Эдик удивлённо вытаращил глаза:
- Я же пошутил!
- Пошёл ты, знаешь, куда со своими шутками! – огрызнулся на него Гаврилыч. – Шутки у тебя… дурацкие!
Подбежала Лена, брызнула в лицо Наденьки водой. Гаврилыч усадил приходящую в себя девушку на стул.
- Крыса - это животное, путь которого усеян упавшими в обморок женщинами, - сделал он вывод из произошедшего.
- Вы простите, пожалуйста, нашего Профессора, - попросила Лена журналистку. – Он добрый! И вот этого… шутника простите, - Лена кивнула на растерянного Эдика. – Шутки у него такие… безобидные.
Палец Наденьки обеззаразили, забинтовали.
Лена вытащила из клетки перепуганного Профессора, прижала его к груди. Профессор спрятал мордочку под подбородком Лены, замер.
Но противостолбнячную вакцину на прощание журналистке всё-таки ввели.
В своей конуре Профессор разводил порядочный свинарник. А с другой стороны, что взять с одинокого холостяка? Поэтому каждый понедельник уборщица довольно бесцеремонно изгоняла Профессора из гнезда – иной раз попросту вытаскивала за заднюю лапу, которая обычно свешивалась из отверстия спальной коробки, и вытряхивала гнездо в мусорку. Недовольный эдакой бесцеремонностью уборщицы Профессор тут же возвращался в коробку и засыпал на голом полу.
Через какое-то время Лена, освободившись от срочных работ, скопившихся за выходные, приносила Профессору пачку салфеток для устройства нового гнезда.
Профессор вылезал из спальной коробки, и, просыпаясь на ходу, направлялся к стройматериалам. Осмотрев и прикинув, сколько салфеток можно утащить в спальню, утеплить её и сделать помягче, а сколько разложить на полу второго этажа, чтобы и там было удобно валяться, если наскучит в спальне. Затем приступал к делу.
Разложив салфетки на отдельные кучки, Профессор принимался таскать их на второй этаж жилища.
Если кто думает, что это просто, Профессор предложил бы ему затащить что-то больше его самого по проволочным лестницам на второй этаж жилища.
Салфетки сопротивлялись, закрывали глаза, опутывали лапы, норовили свалить с лестницы, а иногда вообще отказывались идти вперёд, зацепившись за что-то. Приходилось возвращаться назад, чтобы освободить груз.
Втащив салфетку наверх, Профессор запихивал её в спальню, аккуратно расстилал и отправлялся за новой. Когда, наконец, все бумажки оказывались наверху, несколько салфеток он укладывал по краю клетки, чтобы было удобнее ходить.
После успешного завершения работы Профессор осматривал новое гнездо со всех сторон, исправлял недоработки, если таковые обнаруживались, и громким сопением выражал довольство своими строительными способностями. Затем Профессор притаскивал в новое гнездо чего-нибудь поесть и, закусив впрок, ложился спать.
Сергей услышал по телевизору, что где-то проводили спортивную олимпиаду для крыс. «Олимпийцы» соревновались в скалолазании, эквилибристике, прыжках в длину, поднятии тяжестей и беге. За победу в каждой дисциплине участников награждали «золотой олимпийской» медалью, небольшим мешком овса и отсрочкой от участия в опытах на две недели.
Оказывается, лет тридцать уже в каком-то студенческом общежитии потехи ради тренировали лабораторных крыс. В последние годы на соревнования начали приглашать зрителей, и зрелище стало приносить прибыль. У крысиного движения появились флаг, гимн и сборные факультетов. В будущем организаторы намеревались транслировать соревнования по кабельному телевидению и устроить тотализатор.
Сергей загорелся идеей вырастить из Профессора чемпиона крысиных олимпиад. Разработал план тренировок Профессора, оформил всё, как опыты по развитию интеллекта и физической формы крысы, утвердил план научной работы у Гаврилыча, и на потеху публики занялся тренировками Профессора. Профессор был понятливым крысом, и скоро стал легко бегать по натянутой над головами сотрудников верёвке, балансируя длинным хвостом, легко карабкался по некрашеным бетонным стенам, отжимал изготовленные Сергеем грузики в форме штанг и выполнял множество других фокусов.
Эдик злился на Сергея и завидовал ему: потешается с крысой, как с болонкой в цирке, а отчитывается за научную работу!
=13=
Эдика оставили в лаборатории на ночное дежурство. Для контроля над самочувствием крысы с только что пересаженной головой. Это была очередная несправедливость, обрушившаяся на Эдуарда. Почему именно он?!
Посмотрев на спящую в послеоперационном боксе «больную» со вставленными в неё трубками, опутанную датчиками и стимуляторами, Эдик помаялся некоторое время бездельем в лаборатории, попробовал дразнить Профессора – но тот презрительно, как показалось Эдику, скрылся в своём гнезде, нагло выставив из отверстия коробка свой толстый зад. Сходил на первый этаж к охраннику, посмотрел вместе с ним телевизор. Потыкал пальцем в бока толстому ленивому коту, жившему у охранников. Кот, тайно названный в честь начальника охраны Петром Сидорычем, в конце-концов разозлился. Выпучив бешеные глаза, сердито вякнул, шваркнул Эдика когтистой лапой по руке. Оскалившись, зашипел, как старый примус, и, гневно дёргая хвостом, гордо ушёл под стол.
Делать стало совсем нечего, и от безделья в голове Эдика родилась интересная мысль.
- Хочешь цирк посмотреть? – спросил он охранника, с задумчивой улыбкой глядя на оцарапавшего его кота. – Бери своего зверя и пойдём «на досмотр территории».
- Кот у нас будет за сторожевого пса, что ли? – напряг чувство юмора охранник.
- Экие ты банальности говоришь, - облил презрением недогадливого охранника Эдик и снисходительно объяснил, каким интересным делом они сейчас займутся. А по пути в лабораторию рассказал соответствующий моменту анекдот, услышанный на днях от Гаврилыча:
- В советские времена приходит к директору цирка мужик и говорит: «У меня есть номер - год аншлаги будете собирать по всему миру!» Директор ему: «Ну, показывай!» Мужик снимает мешок с плеча и вытряхивает из него десяток пасюков-крысюков – все в маленьких фраках, бабочках и с маленькими настоящими музыкальными инструментами. Щелкает пальцами, и этот камерный оркестр начинает играть Штрауса, да так, что сорвал бы овации в любом концертном зале мира. Директор смотрел на них, прищурившись, смотрел, потом говорит: «Не пойдет!» Мужик с возмущением: «Да вы что? Почему не пойдет?!!! Подобного номера нигде в мире не было и нет!!!» Директор безразлично пожимает плечами: «Третий слева пасюк - жид! Меня ж с таким артистом из страны не выпустят!»
Охранник, польщённый вниманием и дружеским к себе отношением научного сотрудника института, уважительно рассмеялся. Но всё же решил переспросить о непонятном:
- А почему его с таким артистом из страны не выпустят?
- Тьфу! – рассердился бестолковости охранника Эдик. – Ну, в советские времена евреев за границу не выпускали, боялись, что сбегут на историческую родину!
- А-а-а…- ещё больше зауважал учёного охранник. - Я тоже знаю анекдот про крысу, - похвастал он. - Собрал Лев подчинённых и говорит: «Пришла повестка из военкомата, всех зверей забривают в армию. Завтра сбор в семь ноль-ноль на большой поляне. Чтобы все были подстрижены и с вещами». Утром собрались звери, смотрят, все лысые, один Лев - с гривой. Заяц и спрашивает: «Лёва, а чего это - все подстриглись, а ты нет?» «Мне можно, я - царь зверей!» «Это ты в лесу царь зверей, а в армии мы все новобранцы! Правильно я говорю, крыса?» «Правильно. Только я не крыса, я ёжик!»
И Эдик тактично посмеялся над анекдотом охранника, хотя эту историю уже слышал от Гаврилыча в нескольких вариантах. Чем и не преминул утереть нос служивому:
- А в другом варианте крокодил Гена и Чебурашка попадают в КПЗ и спорят, будут их стричь наголо или нет. И спрашивают о том крысу, которая оказывается стриженым ёжиком. Знаю, всё о крысах знаю! Так что, если какая информация о крысах нужна, ты обращайся ко мне!
За разговорами пришли к лаборатории.
- Ты постой здесь, а я тореадора подготовлю, - Эдик остановил охранника у двери и вошёл в лабораторию.
Кот, учуяв запах крыс из двери, заинтересованно принюхивался и озирался.
Эдик выудил из фазенды недовольного Профессора, посадил его в маленькую клетку, которую в лаборатории использовали для транспортировки крыс, поставил клетку на середину свободного стола. Профессор, в общем-то, привык, что его время от времени то в маленькие клетки сажали, то в лабиринты запускали, то ещё каким образом обследовали, и спокойно обнюхивал пространство, передвигаясь из одного угла клетки в другой.
- Неси Сидорыча! – позвал охранника Эдик. Профессор вздрогнул от громкого голоса.
Охранник вошёл в лабораторию, с любопытством огляделся. Увидев на столе клетку с крысой, ухмыльнулся, подошёл. Кот тоже увидел крысу. Глаза его загорелись, он стал нетерпеливо вырываться из рук охранника.
- Запускай! – скомандовал Эдик.
Сидорыч и сам уже, сильно оттолкнувшись от груди охранника, прыгнул на стол, ринулся к клетке, обхватил её лапами, приник мордой к прутьям, впился взглядом в добычу. Профессор шарахнулся в дальний от кота угол клетки. Он хоть и никогда не видел кота, но инстинкт подсказал ему, что с этим зверем в ладушки не поиграешь.
- Ух ты! – восхитился охранник. – Охотник!
Сидорыч ринулся к другой стороне клетки. Профессор шарахнулся от кота. Так они кружили некоторое время: Сидорыч молча, Профессор с испуганным писком. Зрители покатывались со смеху.
Наконец, кот понял, что таким образом крысу ему не поймать. Профессор тоже освоился, перестал пищать и довольно спокойно убегал на безопасную сторону клетки. И наблюдать за позиционной войной стало малоинтересно.
Но Сидорыч сменил тактику. Просунув обе передние лапы сквозь прутья клетки, распустив длинные когти, он попытался выловить добычу, как выгребают из воды рассыпанную мелочь. Профессор сначала испуганно шарахнулся, но быстро понял, что, если распластаться вдоль дальней стенки, то лапы с когтями опять его не достанут. Нервно пожёвывая, крыс замер вне досягаемости кошачьих когтей. Распушив щёки и задрав хвост трубой, Сидорыч перепрыгнул через клетку, снова сунул лапы внутрь. Профессор тоже сменил диспозицию – и довольно спокойно, к разочарованию зрителей, ушёл за пределы опасной зоны. Глаза кота горели огнём, усы топорщились, щёки раздулись.
- Ну, боец! Ну, боец! – угорал охранник, глядя на разгорячённого охотой кота.
Сидорыч вдруг засунул одну лапу в клетку и шваркнул когтями по противоположной стороне клетки. Профессор с писком подпрыгнул и чудом избежал лапы чудовища.
- О! Вот это настоящая охота! – восхитился охранник.
События развивались с огромной быстротой. Движения кота стали резкими, как удары каратиста. Профессор метался в клетке с быстротой молнии – сунув одну лапу между прутьями по самое плечо, кот доставал крысюка повсюду. Похоже, развязка близилась.
Вдруг кот завопил так, будто ему дверью прищемили хвост или лапу. Согнувшись дугой, рванул лапу на себя, лапа застряла в тесной щели между прутьями. Кот завопил повторно, ещё громче, чем первый раз… Наконец, вырвался из прутьев, сиганул со стола, чуть не столкнув клетку на пол, и умчался через приоткрытую дверь в коридор, оставляя за собой на полу широкие кровяные следы.
- Нич-чего себе! – удивился охранник. – Вот это она его хватила! А всё говорят, что белые крысы добродушные!
- Все мы добродушные, пока нас в угол не загонят, - проговорил Эдик, вытирая тряпкой пол. – Чёрт, придётся идти по следам, кровь подтирать… Где твоя кошара может спрятаться?
- В подвале.
- Слушай, я здесь порядок наведу, а ты в коридоре вытирай. Если не уберём кровь – начальство достанет расспросами: что, почему, да откуда.
Охранник налил в ведро воды, взял тряпку, пошёл в коридор. Эдик подтёр кровь на столе, взялся руками за клетку. Профессор с угрожающим верещанием бросился на стенку клетки. Эдик едва успел убрать руки.
- Спятил, что ль? – недовольно проворчал он.
Попробовал взять клетку ещё раз, но Профессор снова кинулся навстречу его рукам.
Эдик задумался. Крысу из клетки надо убирать в любом случае, потому что пол клетки тоже испачкан кошачьей кровью. Иначе расспросов и разговоров завтра не избежать. Охранник, конечно, растреплет обо всём. Но одно дело, если слухи дойдут потом, когда это вспомнится безобидной забавой, а другое дело, если бешеного крыса коллеги завтра найдут не на своём месте. Он же их любимчик!
Эдик просунул длинную линейку между прутьев, с трудом перенёс клетку к фазенде Профессора. Почуяв запах родного дома, Профессор немного успокоился. Эдик быстро открыл дверь клетки и тут же придвинул её выходом ко входу в фазенду. Профессор сиганул в свою клетку и спрятался в гнезде. Эдик облегчённо вздохнул. Запер клетку, постучал ладонью по решётке. Профессор моментально высунул из гнезда голову, оскалил зубы, испачканные в крови. Никогда ещё ничьи глаза – такие маленькие к тому же – не выражали по отношению к Эдику столько холодной ненависти.
- Да пошёл ты! – выругался Эдик.
Какое нахальное, грубое сознание своей силы источали зеленоватые глаза этой крысы! Похоже, победителем сегодня оказался Профессор.
- Миру между нами не бывать! – погрозил крысе кулаком уязвлённый Эдик.
=14=
Каждый раз, когда Эдик подходил к клетке, Профессор шарахался от него в дальний угол.
- Боис-ся! – удовлетворённо ворчал Эдик.
Профессор не боялся. Он опасался очередной пакости от этого недоброго человека. А то, что Профессор стал избегать контактов с Эдиком, в то время, как к остальным сотрудникам проявлял безграничную доверчивость и доброту, стали замечать все.
- Даже Профессор… не любит… – услышал Эдик однажды шёпот Лены, липнувшейся за каким-то шкафом к Сергею.
Естественно, любовнички сплетничали о нём! Это было слишком. Его, без пяти минут кандидата наук, будут попрекать нелюбовью крысы! Это… это ни в какие ворота не лезет!
Рутинные анализы, общие для всех подопытных животных Эдик и Сергей делали по очереди. Сегодня был день Эдика. Он подошёл к клетке Профессора, надавил на пружинящую дверь, без чего запор не открылся бы, отодвинул защёлку, которая двигалась по сложной траектории, наподобие затвора старинной винтовки. Профессор, ухватив прутья решётки лапками, внимательно наблюдал за движениями пальцев Эдика.
- Что смотришь, зверюга? – ехидно спросил крыса Эдик. - Сбежать хочешь? Учишься, как дверь открывать? Не научишься, мозгов не хватит…
- В два счёта научится, просто он не хочет, - проговорил шедший мимо Сергей, слышавший ворчание Эдика. – У Профессора коэффициент интеллекта выше среднего… У тебя, кстати, какой?
Хихиканье Лены по поводу глупой шуточки Сергея взбесило Эдика. Они ещё будут сравнивать его интеллект с рефлексами безмозглой крысы!
При заборе крови Эдик так всадил иглу в основание хвоста Профессора, что тот истошно заверещал, а Лена из своего угла подчёркнуто громко проговорила:
- О, господи! Животное-то в чём виновато!
Крыс извивался, царапался и пытался укусить Эдика. Эдик сжал его двумя руками посильнее, быстрым шагом отнёс к клетке и швырнул в дверь. Крыс с визгом умчался в гнездо.
- Вечером он не дастся тебе, - вздохнул Сергей.
Эдик промолчал.
Каждый раз, когда Эдик проходил мимо клетки Профессора, тот с верещанием шарахался к задней стенке или убегал в гнездо.
Сергей с Леной тихо шушукались о чём-то. «Естественно – обо мне!» – злился Эдик.
В обеденный перерыв Сергей с Леной ушли куда-то.
«Из-за какой-то поганой крысы вы будете игнорировать меня! Ну уж нет! Или я, или крыса!» – злился на коллег Эдик.
И тут же сделал за всех выбор:
«Естественно – я!»
До конца обеденного перерыва Эдик успел сходить в соседний корпус к химикам:
- Соседский кот замучил! – после дежурных приветствий и вопросов «за жизнь» пожаловался он Борису, знакомому из химлаборатории, на которого наткнулся как бы случайно. – Дверь мою метит, на лестничной площадке гадит. Вонища – не продохнешь! Не подскажешь насчёт радикального средства от котов?
- Нашёл о чём думать! Ты на каком этаже живёшь? – беспечно спросил Борис.
- На четвёртом.
- Записывай самое простое средство: берёшь кота за шиворот и – оп ля-ля! – Борис изобразил, как он хватает что-то и швыряет вдаль, словно пращу, - из окна на лестничной площадке! Записал?
- У моей знакомой кот упал с восьмого этажа, и только лапы сломал. А с четвёртого… - Эдик безнадёжно махнул рукой.
- Пиши второй способ: крысиный яд. Ты же в крысиной лаборатории работаешь!
- Ну, во-первых, у нас в лаборатории нет яда, а во-вторых, хозяйка кота – ветеринар, в два счёта вычислит меня. Тем более, что мы по этому поводу не раз скандалили. Я в качестве подозреваемого о причинах всех кошачьих поносов у неё на первом месте. И она не поленится свозить покойника к себе в лечебницу на вскрытие и анализы.
- Ну тогда… Есть верный способ… - Борис почесал нос и испытующе взглянул на Эдика. – Спецразработка. Как раз химичим над ней, проверяем остаточные компоненты, следы, так сказать, биореакций. Никаких следов! Классное снадобье! Один только минус – в мышцу вводить надо. В пищеварительном тракте снадобье разлагается. Но мы работаем! Скоро и в порошках «средство от котов» придумает. Шприца, случайно, с собой нет?
Шприц «случайно» нашёлся.
- Срок хранения «снадобья» – три-четыре дня, пик действия наступает через пять-шесть часов. Ещё через пару часов «лекарство» инактивируется полностью и без остатка в крови, моче и прочих лабораторно исследуемых тканях.
«Вот и чудненько, - решил Эдик. – Послезавтра у меня дежурная суббота, перед уходом и сделаю укольчик!»
Вечером, когда Эдик попытался выловить Профессора, чтобы взять у него повторные анализы, крыс верещал и отбивался, как бешеный. Эдик обмотал руку полотенцем, прижал Профессора к стенке, затем свободной рукой перехватил зверька за шею и выволок из клетки. Сергея в лаборатории не было, пришлось звать на помощь Лену.
- Заболел он что ли? – обеспокоилась Лена, еле удерживая беснующегося Профессора. Она чувствовала себя предательницей и не могла смотреть, как безжалостно Эдик ковыряется иглой шприца в основании крысиного хвоста.
- Всё? – то и дело спрашивала она, отвернувшись и едва сдерживая слёзы.
- Да никак! – злился Эдик. – Сильно дёргается!..
У него возникла идея. Ждать до субботы… Третий день… «Лекарство», возможно, начнёт инактивироваться… Да и сопоставят, что сдох после его дежурства… А здесь – лаборантка подтвердит, что анализы брал под её контролем…
- Всё, что ли? – ныла Елена.
- Заканчиваю, немного осталось!
Наблюдая за Леной, Эдик отсоединил шприц от иглы, спрятал его под край салфетки, на которой лежал крыс. В кармане халата отсоединил от шприца с ядом иглу, присоединил шприц к игле, торчащей из хвоста, ввёл половину кошачьей дозы в хвост. Вытащил ядовитый шприц с иглой из хвоста, спрятал в карман, а к свободной игле присоединил шприц с кровью и выпустил через неё капельку крови. Всё проведено идеально!
Профессор внезапно перестал дёргаться, странно успокоился.
Эдик похолодел: не дай Бог сейчас кукнется!
- Вы, вон, даже взмокли, - заметила Лена испарину на лбу Эдика.
- Взмокнешь тут… - буркнул Эдик. – Отнеси уж его сама…
Эдик отошёл к раковине и, прежде чем вымыть руки, незаметно вылил остатки яда в канализацию и сполоснул шприц. Затем помыл руки с мылом, вытер. Проходя мимо коробки с использованными шприцами, положил туда свой. Вздохнул с облегчением.
- Как он там? – обеспокоено спросил Лену.
- Странный он какой-то… - задумчиво проговорила Лена. – Совершенно спокойно залез на второй этаж и лёг в гнездо.
- Ну и чудесно, - искренне обрадовался Эдик.
Вошёл Сергей.
- Серёжа, с Профессором что-то непонятное творится! – пожаловалась Лена, не отходя от клетки. – Как взбесился! Вдвоём еле взяли анализ! Может, заболел?
- Это, Леночка, он после утреннего контакта с Эдиком так разволновался! – беспечно посмеялся Сергей, но подошёл к клетке. Обняв Лену за талию и прижавшись к её бедру, посмотрел между делом на Профессора. – Видишь, лежит зверь совершенно спокойно. Стресс у него был.
«Серёжа, Леночка…» - раздражённо передразнил воркующих любовников Эдик.
- Видел бы ты… - вздохнула Лена, ласкаясь ухом о щеку Сергея.
«Как чесоточная трётся!» – злился Эдик.
- Прямо, больной был, - не соглашалась с беспечностью Сергея Лена.
- Ладно, схожу сейчас в лабораторию с его анализом, скажу, чтобы сделали срочно.
Эдик ухмыльнулся.
В лаборатории, естественно, никаких отклонений от нормы в крови Профессора не нашли.
=15=
По лаборатории двигались люди, стрекотал клавишами компьютер, за окном чирикали птицы. А в небольшой клетке с железными прутьями находилось существо, уходившее всё дальше от этой суеты – умирающий зверёк…
Профессор лежал с закрытыми глазами на первом этаже своего домика в том углу, где обычно никогда не спал. Да и вряд ли состояние, в котором он находился, кто-нибудь назвал бы сном.
А люди спокойно занимались повседневными делами.
Время от времени крыс открывал глаза, тяжело, с надрывом вздыхал и опять проваливался в бездну, из которой выныривал всё реже и всё тяжелее. Там, куда он проваливался было темно и страшно. Там жутко не хватало воздуха и давило так, что болели все косточки, и мир тошнотно кружился. Да и мир поначалу странно деформировался, а потом неузнаваемо трансформировался в неприятные световые круги и всплески, больно царапающие глаза и мозги. И цвета вспыхивали ему неведомые, какие-то красные, синие, жёлтые… А откуда он знает, что эти режущие глаза вспышки – красные, жёлтые и какие там ещё?.. Он же не видел, не знал такие цвета раньше! Видел, когда-то знал, только не в этой жизни… Эта жизнь, та жизнь… Нежизнь… И лишь иногда, всё реже и реже, во вспыхивающую удушающую черноту врывались привычные образы, взрывались болью в голове, и всплывала вдруг из ниоткуда решётка клетки, знакомые и незнакомые человеческие лица …
Крыс плошал на глазах. Он не вставал, лишь изредка судорожно шевелился. Дыхание стало затруднённым и хрипящим, как у астматика. В груди что-то клокотало. Страх ушёл. Боль ушла. Да и дышал он лишь по привычке. Хорошо, что не задумывался, а надо ли дышать. И если бы подумал о необходимости дыхания, наверное, перестал бы – незачем это! Силы утекали, как вода из дырявой поилки. Крыс уже не следил за разрушительными переменами в своём организме, это стало ему безразлично. Но его удивляла подлость человеческая! Подлость большого сильного человека по отношению к нему, маленькому пленнику, честно служившему своим тюремщикам. Подлость разрушала организм зверька сильнее, чем яд, введённый людьми в его организм.
Много раз крыс открывал глаза – и уже ничего не видел. Темно. Темно даже при открытых глазах. Сколько времени прошло? Какая разница. Время идёт мимо него. Время не трогает ни его мозг, ни его тело. Впрочем, чуть-чуть времени для него осталось. Оно застыло болью в теле, темнотой в глазах, нежеланием думать и жить. Она остановилась, эта крошка времени, зацепилась за его жизнь. И как только эта капелька решит продолжить свой путь вместе со временем окружающего мира, остатки его жизни вытекут из тела и… Почему снова в глазах свет? А может, прошла ночь и наступило утро? Нет, глаза не в силах смотреть… И опять темно…
Крыс ещё раз очнулся, попытался шевельнуть онемевшими лапками. Нет… Тело не отвечает на приказы мозга. Разве это приказы? Так, вялое, безжизненное пожелание… Вроде бы Лена кричала… Или ему опять пригрезилось? Всё ещё живой? Дверца заскрежетала. Большая прохладная рука аккуратно обхватила безвольное тело и вынесла наружу. Крыс открыл глаза и зажмурился от яркого света. Это лампа над манипуляционным столом. Решили взять кровь из хвоста? Какая она, у крыса, погибающего в эксперименте? Ну-ну, посмотрите, как эффективен ваш яд! Даже чужую смерть изучают…
Его уложили на мягкую подстилку и мягко, но крепко зафиксировали. Затем вытянули одну из задних лапок, и быстро воткнула в неё иглу. Ощущение ужасно неприятное – у него много раз брали кровь и он всегда при этом сопротивлялся. Но сейчас крыс не пищал и не вырвался. А зачем? Бесполезная трата сил. Силы и так кончатся очень скоро… Иглу вынули, лапку отпустили и помяли пальцами. Затем в рот что-то влили – вкуса он уже не чувствовал. Сознание в очередной раз покинуло его.
Профессор был холодный, но живой. Лена дала ему воды в столовой ложке. Крыс уцепился за край ложки слабыми дрожащими ручонками с грязными, сильно отросшими за несколько дней когтями, и, тяжело приподнявшись, долго пил.
Его блестящие выпуклые глазки оставались спокойными и ясными. Что-то изменилось в его мозгу. Смерти он по-прежнему не боялся, но за жизнь теперь хотел держаться до последнего вздоха. В безнадёжной ситуации он расстался бы с жизнью без страха… Но в любом случае жизнью надо дорожить. Откуда-то лабораторному животному было хорошо известно то, что к людям приходит лишь с годами - с опытом горьких потерь, с покаянием за безвинную кровь, с замоленным грехом, угнетающим слабые души...
Устав держаться за край ложки, крыс уронил себя и утонул в тёплой обволакивающей дрёме.
Профессор проснулся. Да, на этот раз он проснулся. Страшная слабость не позволяла ему пошевелить даже лапкой. Около клетки плакала Лена, рядом стояли Сергей, Гаврилыч и какой-то незнакомый человек. Из-за их спин выглядывал Эдик.
- На работу в пятницу пришли, а он лежит, еле живой… - утирала слёзы Лена.
- Если бы вы не утверждали с такой настойчивостью, что никаких токсинов в его крови не обнаружено, я бы сказал, что вашего гениального крыса отравили, - задумчиво проговорил чужак. – В своей ветеринарной практике я видел много котов, собак и крыс, отравленных «добрыми» соседями…
- Биохимики и клиницисты в крови у него даже следов каких-либо токсинов не нашли! - удивлялся Гаврилыч.
Профессора заволокла сладкая истома и он опять провалился в приятный сон.
Профессора разбудил скрип открывающейся дверцы. В клетку просунулась чья-то рука и Профессор ощутил у себя под носом незнакомый, но вкусный запах. Он был свеж, как запах короткого летнего дождя… А что такое летний дождь? Профессор ни разу не видел летнего дождя! Запах был возбуждающ, как аромат первой девушки… Но профессор не знал, кто такая первая девушка! Запах был бодрящ, как крепкозаваренный натуральный кофе свежего помола… Профессор понятия не имел о свежем кофе! Запах будил аппетит, как холодное пиво в конце жаркого дня… А уж что такое пиво – Профессор и слышать не мог, потому что, судя по разговорам в лаборатории, Елена любила джин-тоник, спортивный Сергей позволял себе коньяк только по крупным праздникам, Эдик, чтобы не портить мозги и плодотворнее заниматься научной работой во благо карьере, стоически отказывался от всего спиртного, а Гаврилыч, напившись в молодости досыта, к спиртному был абсолютно равнодушен лет уж как двадцать.
Профессору в нос ткнулось что-то прохладное. Он открыл глаза. Будь Профессор человеком, он увидел бы перед носом нечто ярко красное, покрытое блестящими капельками чистой воды. Но Профессор был крысой, а крысы всё видят в сером и зеленоватом цвете. И красный цвет для них – чёрный цвет. Поэтому Профессор увидел перед собой нечто абсолютно чёрное, покрытое множеством великолепных блестящих капелек. Пофыркивая, Профессор принюхался и нерешительно куснул подарок. Сладкий сок полился ему в рот. Он вспомнил! Жаркое лето… Зелёные грядки… Кусты, увешанные красными крупными ягодами… Профессор укусил ещё раз, и ещё раз… Прекрасный, зовущий жить вкус красной ягоды. Вкус молодости… Вкус лета… Вкус здоровья!
- Кушай, мой хороший, - услышал он ласковый голос Лены. – Кушай, поправляйся, и живи сто лет!
Лена погладила Профессора по мягкой шёрстке.
Да! Теперь всё будет хорошо! Он непременно выздоровеет! И жизнь – она вернётся, полыхнув всеми цветами, оживлённая тем сказочным вкусом, вкусом сказочной красной ягоды… Но откуда он знает о красной ягоде?!
Лена как ребёнка баюкала выздоравливающего Профессора, нежно прижимала его к своей груди:
- Баю-баюшки-баю… - напевала она себе под нос, прохаживаясь между столами.
Профессор лежал передними лапами на плече Лены, облизывал тёплым мягким язычком её щёку, щекотал усами и, небольно покусывая, что-то попискивал девушке на ухо, щебетал, словно птичка, пыхтел и даже покрякивал. Так он разговаривал с Леной.
- Какой у тебя ребёночек! – усмехнулся Эдик и подумал: «Дай Бог тебе на самом деле такого… С такими зубами и в такой шёрстке!» – А как ребёночка зовут?
- А зовут ребёночка Профе-ессор, - промурлыкала Лена, приласкалась к мордочке Профессора щекой и наклонилась, чтобы показать Эдику «ребёночка».
- Утю-тюсеньки… - пропел Эдик и, сделав пальцами «козу», пощекотал Профессора по шее.
Профессор изо всех своих слабых сил вонзил зубы в палец врага-отравителя.
Гаврилыч написал приказ, дебильнее которого Эдик не читал за всю свою жизнь: «В связи с психологической несовместимостью подопытной крысы по кличке Профессор и младшего научного сотрудника такого-то, последнему запрещается подходить к клетке с подопытным животным ближе двух метров… В случае нарушения… будет рассматриваться, как умышленное невыполнение правил работы с лабораторными животными… « и так далее в том же дурацком духе с угрозами разных наказаний.
Его, Эдика, заведующий поставил на одну планку с паршивым животным! Типа, он склочничает с какой-то крысой?!
По пути с работы Эдик купил баллончик со слезоточивым газом. А на следующий день, выходя из лаборатории последним, фыркнул в Профессора из баллончика. С расстояния в два метра.
Ещё через несколько дней, когда Гаврилыч первым, как обычно, вошёл в лабораторию, Профессора в клетке он не нашёл. Клетка была заперта на щеколду, которую и не каждая обезьяна смогла бы открыть. Вчера из лаборатории последними уходили Сергей и Лена.
Обыскали всю лабораторию, сдвинули с мест все шкафы – ни
Профессора, ни нор или других признаков его побега не обнаружили.
- Лена, - умоляюще складывал руки на груди и чуть ли не на колени становился перед девушкой Гаврилыч, - если ты из жалости забрала Профессора домой, верни, пожалуйста! Ты же знаешь, что по нему идёт финансирование нашей лаборатории! Не будет Профессора, Чувяков не даст нам денег! Мы выделим Профессору отдельную комнату и за ним будете ухаживать только ты и Сергей!
Лена плакала и божилась, что Профессора не брала.
=16=
Накануне он поссорился с женой и был в плохом настроении. Взял две бутылки красного вина, хотел как следует расслабиться. Бродил по парку, встретил гуляющую девушку. Разговорились. Предложил выпить, девушка обрадовалась предложению. Нашли укромный уголок в парке, раскупорили бутылки. Вино подействовало быстро. Девушка сама начала сексуальные ласки.
Любовью занимались долго. Ни имени, ни внешности девушки припомнить потом он не смог. Единственная деталь, оставшаяся в памяти - облегающие брюки. Ох, какие облегающие!
После дел приятных потянуло в сон. Около часа проспали под кустами в обнимку. А когда, проснувшись, он захотел проститься с подружкой, случилось непредвиденное. Вместо прощания девица неожиданно потребовала деньги:
- Давай четыреста рублей, - заявила она. И добавила, что «за так» ни с кем не трахается.
Он платить отказался. Да и не было при себе таких денег. Тогда девица пригрозила:
- Не отдашь бабки - в ментуру сдам.
На него эти слова подействовали мгновенно. Взбешенный, он ударил девицу ногой в живот, подтащил к березе. Жертва почти не сопротивлялась, была в полубессознательном состоянии. Связал ей руки за стволом дерева ремешком, оторванным от её же сумочки, отошел и дважды ударил между ног и в голову. Девушка потеряла сознание. Подобрал неподалёку обрезок ржавой трубы и несколько раз со всей силой ударил девушку по голове.
Позже ее тело, безжизненно обвисшее на дереве с заломленными назад руками, обнаружили случайные прохожие.
Его «клинило» всё чаще.
Проводив жену на работу в ночную смену, он отправлялся в «свободный поиск». В течение двух недель - четыре загубленных жизни. Жертвы были не просто изнасилованы и убиты, они были замучены с особой жестокостью.
Однажды он встретил двух гуляющих девушек. Начал знакомство традиционно:
- Закурить есть?
- Пожалуйста, - девушки-подружки угостили сигаретой, но, на свою беду, оказались слишком игривы. - Больше ничего не надо?
Ему было очень «надо», особенно с младшей из подружек.
Отправились гулять по парку. Та, что ему приглянулась, ушла немного вперед. Вторая шагала рядом. Он достал нож - зачем ненужный свидетель? Дважды ударил девушку в шею. Но, то ли нож соскользнул, то ли девушка успела среагировать... Истекая кровью, она захрипела и бросилась прочь. Он догнал её и добил. Теперь во власти насильника осталась как раз та, от которой он получит удовольствие во всех видах.
Он потащил жертву вглубь зарослей. Дважды девушка пыталась вырваться - за что немедленно получила удар в живот с оттяжкой. Вскоре сломленная жертва перестала сопротивляться.
Он велел ей раздеться. Девушка сняла одежду, легла на нее, не кричала, не плакала. Сделав свое «мужское» дело, он достал нож, дважды ударил. Девушка просила пощады, обещала не заявлять в милицию. Не поверил. Отчаявшаяся жертва попыталась вырваться. Но садист шансов не оставил.
Напоследок, убедившись, что девушка не подает признаков жизни, искромсал ей веки, выколол глаза, через влагалище вогнал в живот палку на глубину в полметра и пошёл «дышать свежим воздухом».
Неужели так сложно было тем девушкам угадать в нем маньяка, вышедшего на охоту? Распознать по азартному блеску глаз, вкрадчивому голосу и настороженно-упругим жестам, словно ждущим команды: “Фас!”?
С самого начала, дав резкий отпор, девушки отпугнули бы его. Маньяки не любят шума, боятся, лишних глаз. А демонстрация испуга и слабости, наоборот, подстегивает маньяков. Не было у девушек даже газового баллончика, да и приёмы самозащиты, в конце-концов, могли бы чем-то помочь. Описывали случай, когда женщина, согласившись удовлетворить насильника оральным сексом, почти откусила ему орган насилия. Но осталась в живых!
=17=
Эдику надоела «семейная» жизнь. Он выгнал «гражданскую жену» и вернулся «на родительские харчи».
Родители подкинули ему деньжат, и он купил себе старенькую иномарку.
=18=
В возрасте двух месяцев длина тела Профессора, не считая хвоста, превысила тридцать сантиметров – длину самого крупного обычного крысюка, а вес тела перевалил за семьсот граммов и приблизился к весу индийских родственников мамы. В два месяца Профессор по всем крысиным законам стал взрослой крысой. А в полтора месяца Профессор уже понимал речь людей. Он пытался разговаривать с друзьями по заключению, тем более, что ультразвуковая вокализация позволяла Профессору общаться с крысами, не привлекая внимание сотрудников лаборатории. Но крысы сообщали ему лишь сигналы опасности, если у них намеревались брать кровь из хвостов, или сигналы радости по случаю раздачи кормов.
Однажды его мозги обследовали в какой-то громадной трубе под названием электронная томография. Профессор очень легко запоминал сложные термины, и у него было чувство, что с названием этой трубы он уже где-то встречался. Гаврилыч, добрый старичок, удовлетворённо сказал, что Профессора по строению мозгов и количеству извилин можно назвать скорее человеком, чем крысой.
- Да, если такого обучить чему надо, и запустить на вражескую территорию, урона врагам он нанесёт больше, чем отряд диверсантов, - проворчал Эдик.
- А если от такого умного крыса расплодится потомство? – спросила Лена у Гаврилыча.
Гаврилыч понял девушку. Да, если от такого гениального крыса пойдут дети, то люди на Земле очень скоро станут не главными.
- Мы народ предусмотрительный, - успокоил Гаврилыч девушку. – Когда занимались манипуляциями с геномом будущего Профессора, чуточку модифицировали его половую хромосому. Профессор вырос совершенно здоровым, но и абсолютно бесплодным. Слушай анекдот про хорошую крысиную жизнь, - осторожно обнял девушку за талию Гаврилыч, пользуясь тем, что Сергея поблизости не было. - В общем, ползут по канализации крыса и крысенок. Вдруг над ними пролетает летучая мышь. Крысенок дергает маму за хвост и зачарованно так говорит: «Мама, смотри - ангел...»
- Ага, ангелы, - брезгливо проворчал Эдик. – И в качестве биологического оружия этим ангелам, по-моему, равных нет. Что стоит заразить сотню крыс и направить их через границу на территорию противника по течению реки, например, или на воздушном шаре, или другим каким образом … Для биотеррористов крысы вообще находка: подсадить несколько зараженных животных в летящий куда надо самолет не представит особого труда.
- Фу, какие вы гадости вечно говорите! – возмутилась Елена.
- Это не гадости, это жизнь в условиях жесточайшей конкуренции на грани выживания нас и истребления противника. Эти гадости – данные науки! – с пафосом произнёс Эдик и назидательно поднял палец кверху.
- Ну, я бы сказал, что это не совсем данные науки, - мягко возразил Гаврилыч. - Я бы сказал, что это научная информация, адаптированная популярными журналами для потребления народом…
- Да, народ неспособен к бестелесным умозрениям, поэтому научную информацию, необходимую для потребления народом, требуется упрощать, - Эдик моментально повернул ситуацию в свою сторону. - Народ может рассуждать только о том, что можно взять в руки, только об имеющем плоть, - презрительно сказал Эдик.
- Но мы с тобой тоже немножко народ, – скептически произнёс и с некоторым сожалением взглянул на Эдика Гаврилыч. Выросшему и воспитанному в советское время, когда он был частью великого народа, Гаврилычу изрядно надоели пренебрежительные к народу, научно-показушные высказывания Эдика, как раз-то и основанные на знаниях из популярных журналов и телепередач. – По мне, так большей жалости достоин не народ, слабый в науке, а дилетант, пролезший в науку.
- Вы имеете в виду меня? – обиделся Эдик.
Гаврилыч улыбнулся.
- У тебя всё ещё впереди. Ты пока студент…
- Аспирант! – обиженно поправил Гаврилыча Эдик.
- Аспирант – тот же студент, только выше разрядом. Учёным станешь ты, или дилетантом от науки – покажет время.
- И кто же такой, по-вашему, дилетант? – капризно спросил Эдик, ещё больше обидевшись на Гаврилыча за причисление себя не к аспирантам, не к молодым, пока «неостепенённым» учёным, а к студентам.
- Дилетант – это член околонаучного сообщества под названием дилетантизм, - уклончиво ответил и усмехнулся Гаврилыч.
- Ну, тогда, что такое дилетантизм? – раздражённо «лез в бутылку» Эдик.
- Дилетантизм – это любовь к науке при совершенном отсутствии понимания её…
- Что плохого, если человек любит науку? – вызывающе перебил Гаврилыча Эдик. – Сначала не понимает, изучит что надо - поймёт! Не все ж такие умные, которым сразу дано понять!
Слушавшие спор, конечно же, поняли, что намёк был в сторону Гаврилыча.
Гаврилыч поморщился. Он не любил резкости.
- Наверное, я неточно выразился. Дилетанты любят не науку, а туманное, неопределённое стремление к ней, в котором раздолье мечтать и льстить себе. Дилетант доволен, что любит, а то, что он не достигает ничего в процессе своей любви, его не волнует ни в малой степени. От такой платонической страсти к науке детей не бывает. Дилетанты – люди энциклопедических знаний. В том плане, что информацию они черпают из популярных энциклопедий. Дилетанты – люди предисловия, заглавного листа. Нахватавшись вершков, вызубрив названия статей, они любят порассуждать о высотах и глубинах большой науки. Дилетанты чувствуют потребность в философствовании, но любят философствовать между прочим, легко и приятно. Они считают, что овладеть наукой легко, что стоит захотеть знать – и всё узнаешь.
- Это вы так считаете. А у других по этому поводу есть другое мнение.
- Это не я так считаю. Так считают все учёные мира. Все учёные, которых объединяет не только их причастность и платоническая любовь к науке, но и работа во имя науки. Тяжёлая, изнурительная работа - добывание знаний. Так считают люди, единые умом. А единение умов движет прогресс человечества. Только в низших, мелких и чисто животных желаниях люди распадаются на так называемые «свободные личности». Да только не личности они, а потребители. Свободные от всего потребители. Жажда насладиться жизнью, упиться себялюбием заставляет их искать везде и во всём только себя - мудрых, красивых и неповторимых…
Гаврилыч задумался. Эдик тоже молчал, задавленный непривычной для него резкой откровенностью коллеги. Серьёзность рассуждений Гаврилыча шла в разрез с привычным образом «старого анекдотчика». Да и едва прикрытая неприязнь обычно сдержанного и избегающего конфликтов коллеги коробила.
- А настоящая личность растворяется в царстве идеи, - подвёл итог своим рассуждениям Гаврилыч.
Да, Эдик был плохим человеком, Профессор это ощущал. Однажды Эдик, пользуясь тем, что в уголке, где стояли клетки с животными, его было не видно, попытался обнять Лену. Девушка отбивалась, возмущённо шептала что-то, явно не хотела «общения» с Эдиком. Но мужчина был сильнее. Профессор, увидев, что Лена не хочет поднимать шум, но и в руках Эдика оставаться тоже не хочет, заверещал что есть силы. На них обратили внимание. Эдик зло посмотрел на Профессора, и отпустил девушку. Мелочь за мелочью, дурацкая конфронтация между крысой и человеком усиливалась. Но что может сделать сидящее в клетке животное, хоть и умное, против свободного человека?
В общем-то, Профессору жилось в лаборатории хорошо. Качественное питание, тренировка мозгов разными лабиринтами и головоломками, спортивная подготовка. Да и любили Профессора люди. Все, кроме одного. Профессор постоянно чувствовал, как от Эдика по лаборатории распространяются волны недовольства, зависти, затаённой злобы человека, который спит с мечтами о лидерстве, но которому лидером никогда не стать.
Когда Лена помогала Эдику делать укол с ядом, Профессор думал, что люди предали его. Очнувшись среди болезни, понял, что недруг у него всё же один. Мелкодушный, подлый, слабый. Но меры его подлостям не было. И после выздоровления Профессор решил уйти. Вечером, когда в лаборатории всё стихло, он подошёл к дверце клетки, сел на задние лапки, задумался, вспоминая, как Эдик открывал дверцу. Упёрся правым плечом в прутья, левой лапкой потянул на себя дверцу, правой лапкой передёрнул запор-затвор. Дверца и распахнулась! Вышел из клетки, запер дверь. Обследовал лабораторию, но возможности покинуть помещение не нашёл. Не обнаружил ни единой щёлочки у пола, окна были заперты, вентиляционные отверстия зарешечены…
Крысы народ упорный. Если в каменной стене надо сделать проход – любая крыса его сделает! Но Профессор сомневался, что успеет прогрызть бетон до нового рабочего дня, поэтому решил не рисковать. Закусив перед утром кормом из общей крысиной клетки – благо кормушка стояла у стенки, и корм легко было достать, просунув лапу сквозь прутья, Профессор поступил в соответствии с правилом: если хочешь надёжно запрятать вещь, положи её на самое видное место.
Когда в лаборатории начался переполох и поиски исчезнувшего крыса, беглец сидел в кадке под широким листом густой пальмы, стоявшей перед окном лаборатории почти на середине комнаты, грыз запасы концентратов, прихваченные из кормушки собратьев, и с интересом наблюдал за суетящимися людьми.
После того, как переполох немного утих, и все примирились с непонятным исчезновением крыса, после того, как Лена поклялась всеми клятвами, что не брала Профессора, и все решили, что к этому «чуду» приложил нечистую руку Эдик, крыс выбрал момент, пробрался к стоящей у двери мусорной корзине, выскользнул за неприкрытую дверь и, загнув хвост саблей, огромными скачками пустился вдоль по коридору.
=19=
Неожиданно след убийцы, еще более кровавый и страшный, появился в Одинцовском районе. И вновь жертвой стал подросток. Его обезглавленный труп нашли в восьмистах метрах от детского лагеря отдыха «Звездный». Голову со следами множества ссадин и длинной ножевой раной поперёк лица обнаружили в стороне, примерно в двухстах метрах от тела. Это значило, что убийца разгуливал по лесу, держа отрезанную голову в руке?!
Один из приятелей погибшего рассказал сыщикам такую историю. Беглый зек, назвавшийся Фишером, познакомился с ним и с погибшим мальчиком, когда они гуляли в роще около лагеря. Сначала бандит попросил помочь ему скрыться от погони. Но, решив, что мальчишки всё равно сдадут его милиции, вдруг набросился на них с ножом. Убийство произошло на глазах чудом спасшегося подростка. Фишер – огромный детина со шрамом на щеке и татуировкой на груди, - расправился с жертвой и, держа отрезанную голову за волосы, удалился вглубь леса.
Был срочно создан фотокомпозиционный портрет, изготовлено и размножено изображение важной приметы - татуировки. Фоторобот и изображение татуировки разослали во все отделения милиции…
Слухи о жестоком убийце по кличке Фишер поползли по области. О преступнике шушукались в электричках, на остановках, в магазинах. Родители боялись отправлять детей на отдых за город, да и сами опасались ездить на рыбалки и дачи.
Сыщики опросили множество детей лагеря «Звездный», воспитателей, вожатых, сотрудников-снабженцев, инструкторов по физвоспитанию, водителей рейсовых автобусов и продуктовых фургонов. Удалось воссоздать последний день жизни погибшего мальчика практически по минутам, узнать об особенностях его характера и поведения.
Никаких зацепок! Фишер как сквозь землю провалился.
Не знали сыщики, что яркие детали трагедии и жуткий облик неизвестного мужчины - не более чем плод воображения мечтавшего оказаться в центре внимания мальчишки. Буйная фантазия словоохотливого подростка-свидетеля направила поиски преступника по ложному следу.
=20=
В технологической лаборатории института электромагнитных установок ночная уборщица Нюрка забастовала: заявила, что видела вот такую огромную крысу! И развела руками в стороны на метр. Сказала, что ходят слухи о гигантском мутанте, сбежавшем из биологического института. Над мутантом посмеялись, насчёт побега крысы не удивились. В прошлом году все читали в газете о стае белых крыс, обнаруженной в лесопарковой зоне Москвы. Грызунов заметил дежурный наряд милиции. Как писала газета, животные были очень вялыми, вели себя неадекватно. Предположили, что крысы жили в какой-то лаборатории в качестве объектов для медицинских исследований, а потом их выбросили за ненадобностью на улицу. Милиция обзвонила НИИ туберкулеза, кожно-венерологический диспансер, другие медицинские учреждения, где могли проводиться исследования, но о массовом побеге лабораторных крыс никто не слышал, что животных выбросили, никто не сознался. Парк оцепили, на место выехали специалисты Госсанэпиднадзора. Два десятка белых крыс отловили, умертвили и отправили в лабораторию особо опасных инфекций. К счастью, никаких возбудителей опасных инфекций не обнаружили.
- Мне знакомая дворничиха рассказывала, - делилась с коллегами Нюрка интересными подробностями о жизни крыс, - что от взрослых людей крысы прячутся. А вот на стариков, детей и больных могут напасть. В подвале одного дома развелась тьма крыс. Зашла дворничиха как-то в отсек, где ёмкости для мусора стоят. А там старая крыса с облезлым хвостом роется в куче отбросов, ищет объедки. Швырнула она в крысу кирпичом… Эта подвинулась немного в сторону, оглянулась недовольно, а сверху на дворничиху другие прыгать начали. Пару штук лопатой прибила - больше не лезли! – уважая подвиг дворничихи, гордо проговорила Нюрка. И тут же скривилась в сочувствии: - Бабы говорили, в подвале бомж ночевал… Так крысы ему ухи обгрызли!
- Ага, - усмехнулся слесарь, - если жрать нечего, сожрёшь и ухо…
Перепуганной Нюрке пообещали мутанта изловить, выдали премию за опасные условия в виде двухсот граммов неразведённой жидкости для протирания и обезжиривания зеркальных поверхностей, чем выпивающую женщину и успокоили.
Скоро уборщица Нюрка рассказывала соседкам у подъезда, что на работе подружилась с огромным белым крысюком.
- Боялась поначалу я его, - честно созналась Нюрка. – А он таким хорошим оказался! Вылез однажды из-за шкафчика, сел у стены – ну, как уставший человек! Спиной привалился, лапки уронил вдоль живота, и смотрит на меня жалостливо. Я немного выпивши была тот раз, а поговорить не с кем. Вот, думаю, и собеседника Бог послал. «Умаялся?» – спрашиваю. А он ручкой так пошевельнул нехотя… Что делать, мол. «Кушать, небось, хочешь?» – спрашиваю. А он вздохнул так горестно. Протянула я ему кружок колбасы, а он и взял ручкой. Держит и откусывает. Ну, чисто ребёнок!
Вспомнив своего умершего в малом возрасте ребёнка, Нюрка заплакала. Спивающаяся женщина была сентиментальной и слезливой.
- Вот и сидим мы с ним вдвоём. Ночь, тишина вокруг. Я ему про жизнь свою горемычную рассказываю. Про ребёночка моего больного, про мужа-предателя. А он ест, слушает и вроде как головой кивает согласно: да, мол, всё ты про жизнь рассказываешь правильно. Никчёртушная она, жизнь наша. И вздыхает тяжело. Он вроде даже прослезился, как про ребёночка я ему рассказала.
Нюрка задумчиво умолкла, тылом руки размазала по лицу обильные слёзы. Вытащила из кармана помятую тряпицу, заменявшую ей носовой платок, громко высморкалась. Грустно улыбнулась, как после третьей рюмки в тихий праздник, и продолжила рассказ:
- Ключи я раз утеряла, целую связку. Меня б завхоз убил за потерю… Пожаловалась ему. Так он нашёл и принёс мне ключи!
Рассказам верили и не верили. Институт - все знали - дело тёмное, всякое там может быть, но и Нюрку все знали, выпивающая она и приврать горазда… А ключи в подпитии теряет часто – это точно!
- Он всё понимает! – уверяла Нюрка соседок. – Говорить только не может. И ростом чуть меньше моего ребёночка…
Нюрка с тихим подвыванием плакала, жалея умершего ребёночка, шмыгала носом, утиралась. Соседки тоже промокали влажные глаза, охали, сочувствовали.
- Приглашала я его к себе, - рассказывала Нюрка соседкам через неделю. - Идём, мол, ко мне жить. А он махнул так лапкой: нет уж, мол… Может, горе у него какое? – спрашивала саму себя Нюрка и тяжело вздыхала. – Точно, горе! Сидим мы один раз, как всегда, в раздевалке. Хлебушек я разложила на лавке, сыр, колбаску. Ужинаю. Он с другой стороны сидит, сырок в лапке держит, угощается…
Соседки ёжились от ужасов, какие рассказывала Нюрка. Что это за крыс такой страшный, величиной с ребёнка, который в лапе держит сыр и закусывает с Нюркой вместе?!
- Я ему про жисть свою забубённую рассказываю, он слушает, поддакивает. Всплакнула я немного, он тяжко так вздохнул, есть даже перестал. Вытащила я чекушку, налила себе сто грамм, да выпила с горя. Он сидит сам не свой, задумчивый весь. И так мне жалко его стало! Выпьешь, может, спрашиваю? Легче станет на душе! Он вроде как встрепенулся, глядит ожидающе. По глазам вижу – выпьет! Налила ему – он и выпил. Слёзки у него из глаз так и покатились…
Соседки всплёскивали руками, слушали, раззявив рты. Ай да Нюрка! С крысом водку пьёт!
- Здесь-то у меня никого нет, одна живу, а там, на работе, ночью, вроде как семья у нас с ним… Спит он со мной…
- Ин-ку-была!.. - страшно выпучив глаза, прошептала загробным голосом Алла Петровна, считавшаяся в подъезде очень знающей в делах мистики женщиной.
Алла Петровна всю жизнь проработала учительницей, лет десять уже была на пенсии. Но из школы её попросили только в прошлом году. Всем известно, что у учителей работа очень нервоистощающая – со временем учителя становятся раздражительными и прочее. А Алла Петровна от профессиональной раздражительности ударилась в мистику. Всей душой верила, что современная молодёжь продалась дьяволу. Ну и боролась с тем дьяволом по мере сил и возможностей. А возможностей изгонять из своих учеников дьявола у неё было много. Ученики, очищаемые от влияния нечистого, стонали и плакали натуральными слезами, изредка получая тройки, а в остальное учебное время – двойки. Общественное мнение, в конце концов, сделало своё дело, и неугомонного борца с сатаной попросили из школы.
- Чего? – недовольная странным словом, переспросила Нюрка.
- Инкубыла он – нечистый, который живёт с нормальными женщинами! – мелко закрестилась Алла Петровна и заоглядывалась попеременно через плечи, будто опасаясь, что за спиной у неё появится нечистый.
Перепуганные соседки тоже всполошено заоглядывались.
- А с ненормальными женщинами который спит, есть? – как-то нехорошо спросила Нюрка.
- Раз с нормальными есть, должны быть и с ненормальными, - уверенно заключила Алла Петровна.
- Тогда это про твоего мужа, - сердито усмехнулась Нюрка, но Алла Петровна не обиделась. – Дура ты! – впрямую оскорбила глупую соседку Нюрка. – Всё б тебе о мужиках! Мы ж с ним так… душевно. Отдыхаю я на лежанке, а он придёт, залезет ко мне, свернётся клубочком под боком… Тёпленький! А я его глажу по шёрстке. Мягонькая! Как волосики на головке у ребёнка…
Нюрка плакала в голос, соседки обнимали страдалицу, утешали. И так всем было хорошо на душе!
- Заколдовал он тебя, Нюрка! – божилась Алла Петровна.
- Тю, повёрнутая! – сквозь слёзы отмахивалась Нюрка от свихнувшейся на чародеях и колдовстве соседки.
- Заколдовал, точно я тебе говорю! – божилась Алла Петровна, воровато оглядываясь по сторонам. – Сейчас я всем докажу!
Она сбегала домой, принесла толстую замусоленную книжку в жёстком переплёте. Женщины сразу поняли, что книжка старинная, стоит больших денег, и книжку зауважали. Алла Петровна открыла нужную страницу.
- Слушай, что умные люди сто лет назад писали…
Заглянула на титульный лист, но не нашла года издания книги, и обмолвилась на всякий случай:
- Или больше. Вот здесь, - она вновь вернулась на нужную страницу и загундосила таинственным голосом, с подвываниями, как колдуны и колдуньи поют свои наговоры. - «Коварное и мрачное существо это владеет силами человеческого ума. Оно обладает тайнами подземелий, где прячется. В его власти изменять свой вид, являясь как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза, подобные человеческим и даже не уступающие человеку, – как его полный, хотя и не настоящий образ. Крысы могут также причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя, как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих одежд и мягкостью речи. Они убивают и жгут, мошенничают и подстерегают; окружают роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценные камни, которым отведены хранилища под землей».
Алла Петровна умолкла и, в ужасе от прочитанного ею же самой, прикрыла рот ладошкой. Соседки тоже сидели с выпученными от страха глазами и молчали.
- Ты от него хоть денег попроси, - посоветовала Алла Петровна Нюрке. Коли уж, мол, продала душу дьяволу, так хоть не продешеви… – Или, чтоб на клад золотой навёл!
- Сумасшедшая, ты и есть сумасшедшая, - отмахнулась Нюрка и продолжила рассказывать спокойно, в отличие от Аллы Петровны, будто о близком родственнике.
- И заметила я, девоньки, что пристрастился мой к зелью! – доверительно говорила она. – Я стопочку – и он се6е просит налить в крышечку от газировки. Я стопочку – и он крышечку. А как захмелеет, плачет всё. Нет, думаю, милок, сопьёшься ты – был у меня уже опыт с одним. Не пей, говорю! И сама пообещала бросить. Не поверите, эту неделю капли в рот не брала… Муторно!
Соседки не поверили.
Нюрка познакомила с крысюком своих институтских приятельниц. Зверь, конечно, не в метр величиной оказался - в две четверти туловище всего, да хвост такой же. Но справный. И мордочка добрая. Если не пугать, угощения и вправду берёт рукой. Приятное, одним словом, существо. Приметливая Нюрка сказала, что на её территории исчезли мыши. Раньше закуску… то есть, обед в раздевалке оставить нельзя было – украдут или погрызут, а теперь лежит нетронутая.
О чудесной крысе узнал завхоз. Схватился руками за голову, закричал, что теперь крыса расплодится и съест весь институт, что его, завхоза, за это выгонят с работы. Велел крысу изловить. Рассказывал страсти, вычитанные в толстых газетках, что на Земле крыс чуть ли не вдвое больше, чем людей, что в Ирландии крысы съели всех болотных лягушек, а на датском острове Дегат из-за крыс исчезли птицы. Врал про знакомого археолога, который божился, что грызуны виновны в гибели гигантских пресмыкающихся: крысы, якобы, высасывали яйца динозавров и прекратили таким образом продолжение динозав-рь-его рода. А в одном зоопарке, рассказывал, крысы загубили слона: ноги подгрызли – и капец слону!
Завхоз добыл где-то яду, разложил в раздевалке под шкафы, все продукты велел спрятать. Нюрка в свою смену тщательно собирала белый ядовитый порошок, посыпала вместо него мел, а крысу своему велела нигде ничего не есть. Уходя с работы, оставляла ему «тормозок» – то булочку, то кусок колбасы.
Завхозу какой-то злыдень подсказал, что яд надо мешать с едой, а чистый яд крыса жрать не станет. Завхоз разложил везде ядовитых приманок, Нюрка в своё дежурство всё просмотрела, какие нашла – убрала. Опять просила своего крыса не есть ничего. Завхоз узнал, сильно ругался. Уволю, грозил, по статье, никто не примет тебя такую!
Нюрка плакала, жаловалась крысу на завхоза, умоляла ничего не есть, а лучше перейти жить к ней. Крыс слушал, качал головой, вздыхал.
- Утащил! Утащил приманку! – восторженно хвастал завхоз, встречая сотрудников в коридоре на следующее утро.
Все надеялись, что это Нюрка убрала отравленную приманку. Оказалось, приманка исчезла из кабинета завхоза.
Всю ночь Нюрка ждала крыса, но крыс не пришёл. Утром Нюрка напилась вдрызг.
Завхоз спорил со своими слесарями, где можно найти тушку. Если такой сдохнет где не надо, вони будет на весь корпус.
В обед слесаря слышали странные звуки под фальшполами первого этажа. К вечеру звуки усилились. Животное мучалось и страдало, изводя всех жалостливым писком. Нюрка в раздевалке выла в голос, нехорошо ругала завхоза садистом. К концу рабочего дня писк и стоны животного стали слабеть. Нюрка, выпив для храбрости бутылку портвейна, пришла к завхозу, обзывала его долго и разно. Наругавшись до устали, сказала, что сама уходит и в этот разэтакий институт больше не вернётся.
Слесарь к концу работы сказал, что после отравления бывает сильная жажда. Сказал, что если что, ночью его дома не будет, свояк пригласил на день рождения. Все пожали плечами: при чём здесь жажда и день рождения? К чему бы это он?
Утром поняли, к чему, обнаружив, что два складских помещения в подвале затоплены – хоть МЧС вызывай, а на половине первого этажа – воды по щиколотку. Напорные шланги охлаждения одной из установок оказались перегрызены напрочь. Завхоз спорил со слесарями, в агонии зверь сотворил это или из мести?
Оказалось, из мести. Пока откачивали и вычёрпывали потоп, видели в разных местах вентиляционной системы белую крысиную морду. Морда любопытная, не заметно, что больная. Прикидывался, сволочной зверь, внимание отвлекал, разозлился завхоз, выслушав доклад слесарей.
Нюркины товарки пробовали подозвать зверя хорошими словами и вкусной подачкой – не шёл, обиделся, людям больше не верил. Ездили вызывать уборщицу Нюрку, дома не застали. Соседки сказали, Нюрка запила, куда исчезла – неизвестно.
Приехал вызванный завхозом профессиональный «чистильщик», дезинфектор-дератизатор. Очень самоуверенный дядька. Рассказывал местным докторам наук, что крыса – дюже умный зверь, а потому обмануть хвостатого и заставить есть яд - целая наука. Сказал, что крысы не едят незнакомую пищу. Даже если они питались гнилой картошкой, а им положили кусок сыра. Пробовать заставляют самого старого или самого слабого крысюка. Чтобы не жалко было, если сдохнет. Поэтому знающие специалисты – при этом дератизатор гордо стучал себе в грудь - раскладывают такую отраву, которая остается на шкурке животного. Крысы - зверьки чистоплотные. Вылизывая шерстку, они слизывают и яд. Предупредил, что отравившиеся грызуны иногда выходят к человеку, давят на совесть, просят помощи: мол, положили яд, значит, обязаны дать и противоядие. Уткнётся такой носом в закуток и прилюдно издыхает.
Рассказав всё о крысах, специалист долго ходил по всем этажам, раскладывал отраву.
На следующий день институт лишился двадцатичетырёхжильного измерительного кабеля и измерительно-питающего шлейфа. Завхоз воспринял действия крыса, как наглый террористический акт.
Весь день одевали в бpоню шланги подачи воды, воздyха, кислоpода. Яд есть он не станет – это без сомнения. Разработали несколько моделей хитроумных крысоловок, изготовили десятка три, расставили по этажам. Вносить пищепродукты на территорию института директор запретил под угрозой увольнения.
Утром слесаря доложили, что половина аппаратов сработала. Пpиманка съедена. Признаков поражения зверя нет.
Весь день завхоз полировал спyсковые механизмы ловyшек, устанавливал аппараты на неизвлекаемость.
Ночью сpаботали все ловушки. Жертв среди крыс не обнаружилось.
- Зверь над нами издевается, - стиснув зубы, сказал слесарям завхоз и, многообещающе прищурив глаза, послал одного настораживать ловушки. – Он думает, что мы днём ловушки не будем ставить… А мы возьмём, да поставим! А он, умник, сдуру и поймается!
Слесарь, которого завхоз послал настораживать ловушки, ухмыльнулся: мол, мы зверя не ловим, а откармливаем.
- Напрашиваешься?! – взвился завхоз. – Ты когда последний раз трезвый на работу приходил?!
К вечеру обнаружили еще два изгрызенных измерительных кабеля.
Заделали кабельные каналы между помещениями. Поставили pешётки на вентилляцию.
- Наша основная задача, - сказал завхоз, «главный стратег войны с белым крысом», - вытеснить зверя из опытно-экспеpиментальных помещений…
Зверь обнаглел. Днём вылез из незамеченной норы за сейфом, в присутствии хозяина перегрыз видеокабель компьютера и с победным верещанием сиганул за сейф.
В ходе погони отшвырнули от стены сейф, который в своё время устанавливали стрелой крана, внедрённой через окно, в нору вылили дюар азота. Оказалось, нора ведёт к месту прохождения труб. Разморозили водопроводные трубы. Слесарь долго и нервно смеялся, что не поймали, и злобно матерился, что разморозили.
- Это наглый вызов! – митинговал завхоз.
Кто-то принёс план подпольных пространств. Устроили совет в Филях - рекогносцировку местности, как выразился непонятными словами директор. Изучали удобные места для засад на противника, планировали стратегию борьбы с врагом. Пришли к выводу, что тактика партизанской войны приносит победы только врагу. Решили изготовить миниустановку шаровой молнии, всунуть кабеля в обнаруженную нору и шандарахнуть зверя киловольтами плазменного заряда. Запускали шары в нору до тех пор, пока установка не отключилась вместе с многочисленной аппаратурой всего института. Оказывается, шаровые молнии каким-то образом вышли на питающие кабеля… В общем, директор сказал, что таких кабелей и в таком количестве ему вовек не сыскать. Да и денег нет…
С кабелем на первое время помогли соседи. Пока электрики тянули времянку по коридору, обнаглевший до беспредела крыс выгрыз метр кабеля у распределительного щитка. Электрик увидел диверсанта, метнул отвёртку. Промазал. Но в глазах зверя видел огонь джихада…
Ночной сторож рассказал, что приходила пьяная Нюрка. Стояла во дворе перед главным входом, то ли молилась, то ли просила. Плакала – это точно.
Неделю завхоз ходил по коридорам на цыпочках, на слесарей не матерился, не верил, что всё работает, ничего не погрызено… Неужели увела?!
=21=
Был погожий августовский день, тихий и безветренный. В нескольких шагах от гаража мальчишки, наверняка хорошо знавшие его владельца, вели в сторону реки двух лошадей. Из окна стоящей рядом одноэтажной канцелярии конного завода толстая бухгалтерша сонно разглядывала снующих по двору людей.
Ночью его глаза были чёрными, как тень в полнолуние. Ночью его глаза по-волчьи мерцали бликами. И в полутёмном подвале, где он чувствовал себя всемогущим властелином, глаза страшно чернели. Днём глаза, если в них удавалось заглянуть, оказывались какими-то неприятно выцветшими.
Он застелил брезентом верстак, разложил топоры, шила, ножи с причудливо изогнутыми хромированными лезвиями, хирургические ножницы, большие и маленькие шприцы. Такие инструменты применяли ветеринары для своих манипуляций, и мясники, разделывая забитых на конюшне лошадей.
Деловито оглядел многочисленные веревки, ремни, цепи, развешенные на вешалках, крючьях и скобах. Глянул на стоявшие в углу испачканные кровью кувалду, молотки и ломики.
Рядом с верстаком стояло старое оцинкованное корыто. Глубокое, с высокими помятыми краями. Хозяйки раньше в таких стирали бельё и купали детишек. Дно корыта на четверть покрывала запекшаяся бурая масса.
Он долго не мог отвести взгляда от темной массы на дне корыта. Может, вспоминал, как пытался выжечь её паяльной лампой?
Он казался похожим на удава - ленивого и безучастного до той поры, пока в его власти не оказывалась жертва.
Маньяк раздел пацана догола, связал ему руки, наклонил и привязал в таком положении к скобе в стене.
- Дяденька, не надо… Что вы хотите делать? Дяденька, не надо… - сиплым от ужаса голосом тихонько подвывал малец.
Да хоть бы и орал – никто не услышит! Из этого бункера, за тремя люками и дверьми, ничто не выходит наружу. Ни звук, ни свет, ни попавший сюда… Здесь его мир!
Он гордился своим подвалом ужасов.
Жестоко, стараясь причинить как можно больше страданий, изнасиловал жертву. Малец протяжно стонал и плакал.
Утолив извращённую похоть, связал руки пацану за спиной, подтянул тросиком к потолку, чтобы ноги едва касались пола.
Руки мальчишки стали вывихиваться из суставов. Пацан вытягивал ноги, пытаясь стать на цыпочки, чтобы хоть немного уменьшить боль.
- Убью я тебя, малец, - флегматично сообщил он пацану, медленно выцарапывая кончиком ножа на груди жертвы матерное слово.
Пацан тихо стонал, поскуливал и умоляюще заглядывал в безразличное лицо истязателя. Но глаза садиста постоянно ускользали от встречи с глазами жертвы.
Он приспустил верёвку, дав возможность мальчику стать на пол. Развязал руки, сделал петлю, набросил на шею жертвы и перекинул конец верёвки через скобу под потолком гаража. Поставил ребёнка на табуретку и выбил ее из-под ног. С интересом понаблюдал, как дёргается жертва. Подождав, пока агония закончится, вынул из петли обмочившегося и обкакавшегося, но ещё живого мальчика. Удерживая голову за волосы, перерезал ножом горло, спустил кровь в то самое корыто...
=22=
Наглый крыс появился в доме инспектора ГАИ Михалыча на второй день после отъезда жены, дочки и кошки за город. Крыс вёл себя крайне бесцеремонно: ночью громко топал по квартире, гремел на кухне посудой, а однажды сожрал половину обрезка копчёной колбасы, оставленной Михалычем с ужина на завтрак. Остальное покусал, сволочь, чтобы хозяину не досталось.
Такими неправомочными действиями бандюга вынудил добродушного, в общем-то, Михалыча, похожего на известного актёра из рекламы пива «Толстяк», вынужденно перейти к репрессиям и объявить в доме операцию «Сирена – антитеррор-1».
Вначале антитеррор свёлся к тому, что Михалыч вынул пневматический пистолет, снял с предохранителя и с превентивными мерами положил на кухонном столе, буркнув свой знаменитый среди водителей округи слоган-бренд: «Отак-от!». Весь вечер Михалыч в тишине и спокойствии, натружено посапывая носом, пил пиво и лакомился шикарной воблой. Воблу в количестве одного ящика ему подарил незнакомый добрый водитель из чувства глубочайшей человеческой симпатии к скучавшему на пустынном шоссе инспектору ГАИ, и в надежде, что остальные ящики доедут до пункта назначения непочатыми. Чего и Михалыч водителю пожелал. Но, заскучав на пустынной трассе, Михалыч опробовал подарок, не утерпел и сообщил по рации своему сослуживцу, что к нему едет транспортное средство, гружёное безумной вкуснятиной. Все инспектора, дежурившие в тот день на шоссе, долго поминали добрым словом вкусную воблу и желали проехавшему мимо них водителю всего хорошего.
Вечер прошёл приятно и незаметно.
Подумав, что наглый крыс испугался оружия и позорно бежал, оставив все пищеприпасы хозяину, Михалыч отправился в спальню. Глубоко удовлетворённый успешно проведённой операцией, инспектор ГАИ Михалыч бережно уложил в чистую постель своё чуть пьяное тело, а рядом пристроил незамутнённую фактами раскрытых взяток и незаконных поборов совесть.
Утром Михалыч возмущённо констатировал, что вкусная вобла в ящике ночью была изрядно попорчена. А, открыв шкаф под мойкой, обнаружил там огромную белую усатую морду, которая с любопытством выглядывала на инспектора из-за мусорного ведра. Весь вид наглой морды выражал сомнение в способности инспектора ГАИ к решительным действиям.
- О как! – в полголоса зауважал противника инспектор.
Забытый с вечера на столе заряженный пистолет лежал на расстоянии вытянутой руки... Михалыч убил две банки и ранил мусорное ведро. После четвёртого выстрела наглый крыс разразился истошными воплями и исчез, оставив на месте, где сидел, тёмное пятно.
Отак-от.
При тщательном обследовании места происшествия обнаружилось, что это не кровь...
Повторно объявив операцию «Сирена – антитеррор-1» успешно законченной и решив, что перепуганный до недержания мочи наглый крыс на контролируемую представителем органов в лице инспектора ГАИ территорию больше не вернётся, Михалыч спокойно отправился блюсти правопорядок на вверенную ему автодорогу.
Но не тут-то было! Вернувшись с утомительного дежурства, Михалыч обнаружил недоеденную им и крысом воблу частично доеденной, а остальной частью окончательно попорченной. Вероятно, таким образом наглый крыс решил отплатить Михалычу за пережитый им при обстреле ужас.
Михалыч объявил операцию «Перехват» и купил крысобойку. Крысобойка представляла собой замечательную классическую, проверенную годами, конструкцию. Предполагалось, что при снимании грызуном кусочка пищи с проволочки освободится пружина, стальная рамка ударит вора и переломает ему кости и позвоночник.
Наивный Михалыч! Он не знал, что его соперник проходил специальную психологическую и физическую подготовку в одном научно-исследовательском институте, а практику по обезвреживанию самых хитроумных (и даже неизвлекаемых) противокрысиных ловушек – в другом научно-исследовательском институте…
Крыс безнаказанно воровал наживку, а в последний раз даже перетащил крысобойку в укромный угол, чтобы там, в спокойной обстановке обезвредить аппарат и полакомиться изысканным хозяйским угощением.
Проникнувшись ещё большим уважением к противнику за выдающиеся способности, достойные ОМОНа, Михалыч решил, что такой боец крысиного спецназа имеет право либо жить, либо погибнуть в честном бою, но уж никак не подохнуть со сломанным позвоночником или размозжённой ногой. Поэтому костоломный механизм был спрятан, и в военных действиях наступило некоторое затишье.
Это затишье крыс воспринял как готовность соперника к компромиссу и признанию его суверенитета и права на самоопределение в границах территории, согласно ордеру ранее принадлежавшей Михалычу. Наглец стал появляться на захваченной территории не только днём, в отсутствии Михалыча, но и по ночам, в присутствии хозяина. Вёл себя шумно и вызывающе, прогрыз в полу рядом с мусорным ведром дырку - то есть обустраивался с наглостью, характерной для самого бессовестного захватчика.
Как-то ночью, когда Михалыч в перерыве финального матча чемпионата по футболу зашел на кухню покурить, крыс ужинал, выкинув половину содержимого из мусорного ведра на пол, чтобы достать со дна что-то вкусное. При появлении Михалыча крыс прекратил есть, подумал немного, шмыгнул за холодильник и целую минуту сидел там тихонечко, демонстрируя свою лояльность к хозяину и то, что он знает свое место. Но уже на второй минуте начал подчёркнуто шумно возиться, напоминая, что кое-кто тут ужинал, и вообще... На третьей минуте крыс не выдержал и торопливо пробежал к мусорному ведру. Ужин - дело святое.
Михалыч, научившийся в самых безнадёжных ситуациях добывать на дороге жизни маленькие радости себе и своей семье, был не только хорошим тактиком, но и неплохим стратегом. Позволив крысу закончить его ужин и дав понять, что он соглашается на паритет в плане пользования кухней, Михалыч взял тайм-аут на обдумывание. Поразмышляв в течение двух сигарет, Михалыч пришёл к заключению, что в силу выдающих личных качеств крыс достоин жизни. Но, к сожалению, замечательный крыс реализует свои таланты, причиняя значительные неудобства ответственному квартиросъёмщику. А потому свободы наглеца придётся секвестрировать. Отак-от.
Дежурство в этот день было не особенно удачным. Но некоторые плоды всё-таки принесло. Точнее – три приятных плода.
В процессе дежурства Михалыч остановил на дороге фуру с лицом кавказской национальности за рулём. Забрал у лица права и накладные-раскладные для проверки.
- Что-то в накладных отут-от… Давай-ка посмотрим, что ты везёшь!
- Эй, дарагой! Зачем сматрет! – отмахнулось «лицо», открывая задние двери. – Ты лучше папробуй! Каньяк вэзу! А бумага… Она – бумага! Что хочешь на ней пиши, всё стерпит!
Михалыч с профессиональной ловкостью вытащил из крайнего ящика бутылку коньяка, и, как представитель заинтересованных органов, понюхал закупоренное горлышко.
- Нет, не эту пробуй, дыругую. Там, в кабине!
- А эти что… Некачественные?
- Абижаешь, дарагой! Качественные. Но – дыля магазина. А в кабине – дыля дырузэй!
Быстро сбегав в кабину, принёс бутылку с засургученным горлышком и без этикетки. Пока шофёр бегал за бутылкой, Михалыч успел засунуть в безразмерные карманы форменных штанов две бутылки из дальнего ящика. Отак-от.
- А чего это она без этикетки и сургучом вручную залита? – засомневался Михалыч.
- Ту, - водитель кивнул на ящики, - машина делает, для всех хороших лудей. С этикеткой. А эту мой папа делает. Руками. Дыля самых хороших дырузей!..
По пути домой Михалыч приобрёл крысоловку несложной конструкции. Но ведь всё гениальное просто! Крысоловка представляла собой камеру предварительного заключения, изготовленную из особопрочной нержавеющей металлической сетки, в глубине которой накрывался, так сказать, стол для любителей качественного бесплатного сыра.
По случаю пятницы, крайнего дня недели для шоферов – сегодня можно пить, в субботу похмеляться, в воскресенье просыхать к продувочному понедельнику! - наливая коньяк из бутылки с этикеткой в низкую рюмку, а без этикетки в высокую рюмку, Михалыч обследовал приобретённый крысоловный аппарат. После третьего дубля Михалыч пришёл к выводу, что вкус содержимого рюмок разнится примерно так же, как вкус пирожков, испечённых любимой бабушкой, отличается от вкуса пончиков ученицы с кухни общепита. На четвёртом дубле дегустатор спутался, в какую рюмку из какой бутылки наливал, и, чтобы не ошибиться, стал наливать в каждую рюмку из обоих бутылок попеременно. Заодно Михалыч насаживал на шампур для приманки крыс в приобретённой клетке то кусок колбасы, то кусок сыра, настораживал крысоловку и карандашом тыкал в сыр. Дверца со страшным грохотом захлопывалась. Но, чтобы захлопнуть её, приходилось трудиться над приманкой и давить на неё с такой силой, с какой человек давил бы на лом, стараясь поднять тяжёлый груз.
Разочарованный приспособлением, Михалыч слил в одну рюмку остатки коньяка из бутылки без этикетки, в другую – с этикеткой. Чтобы не перепутать, в какой рюмке что налито, поставил рюмки в тень соответствующих бутылок… и ушёл спать.
Утром Михалыч проснулся одетым и с тяжёлой мыслью в голове, что зря он вчера мешал коньяк из двух бутылок… Но мысль полегчала при воспоминании, что бутылок было три, а третью из штанов он, вроде, не доставал.
Полазив спросонья руками по обоим карманам и не обнаружив в их глубине ничего крупнее маленького пузырька из-под пенициллина и двух гигантских фасолин, Михалыч с расстройства почти окончательно проснулся.
Обуреваемый сомнениями, а был ли третий пузырь, а если был, то цел ли, пошёл на кухню. По пути следования вспомнил, что перед отходом ко сну наполнил две рюмашки и забыл, к счастью, их выпить. Значит, пошатнувшееся здоровье будет чем поправить!
Михалыч зашёл на кухню и остолбенел. Стопарик, стоявший вечером у бутылки с коньяком без этикетки, в смысле – у коньяка с бутылкой без этикетки, лежал на боку! Ни разлитого коньяка, ни следов высохшей лужицы вокруг стопарика не было! В панике взгляд Михалыча метнулся ко второму стопарику… Цел! Жадно сглотнув, дрожащей рукой Михалыч поднял рюмашку, ритуально выдохнул, собираясь подлечиться, привычно оглянулся, опасаясь приближения начальства… И тут взгляд его скользнул по клетке-КПЗ. Дверца по-прежнему была открыта, но шампур для приманки лишился своего украшения! Посреди клетки недвижимо развалился огромный, величиной с молодую кошку, серебристого цвета крыс! С зажатым в передней лапе недоеденным куском колбасы! Который он нагло снял с шампура!
Дохлый?
Через открытую дверцу Михалыч осторожно тронул крыса за пятку. Холодная или не холодная пятка – трудно сказать. По крайней мере, не холоднее комнатной температуры. Крыс раздражённо брыкнул ногой. И настолько этот брык был красноречив, что Михалыч аж взмок загривком! Надеясь на ошибку в своей стопроцентной уверенности, он развернул к себе клетку тем концом, где была голова крыса и принюхался. Тренированный нос Михалыча идентифицировал бы подозрительный запах и от мыши, употребившей два дня назад глоток безалкогольного пива! Тем более, в момент страдания похмельем.
Крыс был в стельку пьян! Отак-от!
- Ну ты парень даёшь… - обескуражено пробормотал Михалыч. – Значит, вчера ты остопарился, пошёл закусить в крысоловку, и там вырубился?
Михалыч прикинул пропорции стопарика относительно тела крыса и представил, какой величины была бы такая посуда для него. Выходило не меньше полуведра! Отак-от! Зная, как тяжко просыпаться, откушав полуведёрную дозу, и имея сострадание к коллеге по питию, Михалыч поставил рюмашку, которой он было собирался подлечиться сам, на стол перед открытой дверцей крысоловки, и пошёл досыпать.
Через пару часов, когда Михалыч досматривал очередной гаишный, осложнённый похмельными кошмарами сон, со страшным грохотом сработала дверца клетки и отсекла любителю бесплатной закуски единственный путь к свободе. Крыс возмущенно кричал что-то о подлости работников ГАИ, раскачивал крысоловку из стороны в сторону и гремел всеми крысоловочными запчастями.
Вероятно, неосторожно дёрнувшись в похмельном сне, крыс нажал на спусковой механизм и крысоловка захлопнулась.
Михалыч пришёл на кухню, сел у стола, укоризненно посмотрел на пьяно беснующегося крысюка. Укоризненный взгляд инспектора успокаивающего действия не возымел. Тогда Михалыч молча поставил пустую рюмашку перед нарушителем тишины и покоя жилого помещения. Крыс вдруг сник, сел как-то по человечески, опёршись спиной о решётку клетки – так обычно садятся незаконно арестованные люди – и, тяжело вздохнув, безвольно уронил передние лапы вниз по брюху.
- Отак-от оно… - посочувствовал Михалыч товарищу по коньячному несчастью. Товарищ ещё раз печально вздохнул. – На, похмелись, - предложил Михалыч и, приоткрыв дверцу, поставил стопарик в клетку перед заключённым. Крыс задней лапой осторожно отодвинул от себя стопарик и облизнулся сухим языком. – Ну, как хочешь, - не стал настаивать Михалыч. Извлечённый стопарик осушил сам, а крысу налил целительного холодного рассолу из банки с солёными помидорами. Утолив жажду, крыс повернулся в тесной клетке мордой к дверце, взялся лапами за прутья решётки, жалостливо посмотрел на Михалыча: отпусти, мол, брат!
Но Михалыч был неумолим. Нарушитель должен сидеть в тюрьме! Вместо свободы крыс получил утешительный приз в виде нескольких ягод клубники, оставшихся с прошлого посещения дачи, и кусочек сыра, что его на данный момент вполне устроило. Минут через десять крыс оклемался окончательно, у него проснулся аппетит, и он начал уплетать всё, предлагаемое Михалычем.
За хорошее поведение Михалыч решил поощрить заключённого улучшением условий отбывания, а заодно провести ему дезобработку: кто знает, по каким помойкам зверь лазил, и какие болезни в себе носит!
В зоомагазине Михалыч объяснил, что для крыса, не сказать, чтобы плебейского происхождения, но явно одичавшего на свободе и в некоторой степени обнаглевшего, нужна простецкая, но свободная клетка и средство для санобработки. Добрые девушки-консультанты выразили компетентное мнение, что одичавший крыс в клетке жить не будет, есть откажется, а санпроцедуры не переживет точно. Тогда Михалыч объяснил, что это существо с утра только и делает, что жрет, причем даже не в клетке, а в крысоловке - в КПЗ, так сказать. Девушки стушевались и продали Михалычу большой вольер, похожий на клетку для содержания стаи волнистых попугайчиков, и ампулу с лекарством, которое требовалось развести в воде, побрызгать на крыса, а потом высушить его феном. Про себя Михалыч решил, что фен - излишняя роскошь, что крыса после обработки достаточно погонять по клетке, пока сам не высохнет.
Во время процедур крыс громко и возмущенно орал, а когда его оставили в покое, вцепился в прутья своей тюрьмы и стал ожесточенно их трясти и грызть.
Пережив перемещение в большую клетку и санобработку, крыс стал жрать ещё больше. «Нервное!» – решил Михалыч.
Вечером вернулась с дачи жена и дочь с кошкой. Хорошо, что Михалыч был дома. Жена удивилась величине крыса. Михалыч сказал, что это очень редкий декоративный крыс, дарёный благодарным водителем.
Кошка с откровенной заинтересованностью на морде смело прыгнула к клетке. «Дура, не понимаешь, чем рискуешь!» – подумал Михалыч, но глупого зверя останавливать не стал. Кошка – вещь жены... Глупая тварь!
Приближение кошки крыс встретил воплем берсерка. Кошка шарахнулась от клетки и на кухню больше не заходила.
Ночью крыс перегрыз металлические прутья и бежал из заточения.
С одной стороны Михалычу было жалко, что крыс сбежал. А с другой стороны, такой крутой зверь не должен сидеть в клетке. Наверняка со временем он станет крысиным паханом, будет рвать шкуру на груди и кричать: «Да я!.. Да меня вязали трижды! Вся шкура в шрамах! Три срока в клетке!» и т.п.
Что ж, и среди инспекторов ГАИ бывают провидцы! Отак-от!
=23=
В районном посёлке молокозавод обеспечивал молокопродуктами свой посёлок и на рынок за пределы населённого пункта продукты не поставлял. Кефир разливали по старинке, в бутылки.
У стеклянной витрины продуктового магазина, закрытого на обеденный перерыв, толпился народ. Все показывали пальцами на седую крысу, хозяйски обследовавшую пространство магазина перед витриной. Впрочем, при ближайшем рассмотрении знающими людьми, крыса достоверно оказалась крысом, причём огромным. Осмотрев помещение, зверь забрался на край ящика с бутылками кефира, ловко откупорил зубами крышку из фольги. Опустил хвост в бутылку, и, вынув его, одним быстрым движением провёл ртом по хвосту, держа хвост передними лапками, как люди обычно держат шампур с нанизанным на него шашлыком. Потом вновь опустил хвост в бутылку и опять провёл по нему ртом. Эти действия он выполнял быстро, в одинаковой манере, и уровень кефира в бутылке уменьшался буквально на глазах. При этом пасюк совершенно не реагировал на людей, наблюдавших за ним через стекло, не обращал внимания на одобрительные крики, смех, свист и стук, которым люди пытались прогнать крыса.
Наевшись, крыс лениво посмотрел на людей за стеклом, вроде бы как сытно рыгнул, слез с ящика и неторопливо, вразвалочку, пошёл вглубь магазина.
Нет, все знали, что в магазине водятся крысы. Но такого наглеца! Такого наглеца видеть не приходилось. Ну, а что крыс странного цвета и в полтора раза больше всех ранее виденных крыс – этому не удивились. В городе вон сколько секретных институтов, и неизвестно ещё, чем они нас посыпают и что в речку сливают!
Уличные крысы едят всё, даже прогнившие доски от ящика, пропитанные соком испортившихся фруктов. Если крысы живут в канализации, не надо рассказывать, чем они там питаются. Но, вместе с тем, трудно найти в мире четвероногих больших ценителей хорошей кухни. Дикие крысы обожают копченый балык со складов магазина, сыр и сервелат. Декоративные крысы любят кашу с подливой, свежий хлеб, ржаные сухарики, суп (только не острый!), свежее или вареное мясо, кедровые орешки (лучше очищенные!), немного фруктов и овощей (без кожуры, пожалуйста!), нежирный кефир, творог, мороженое… Завмаги и завскладами стонут от умения крыс выбирать самые свежие и дорогие продукты.
Осаждая складские помещения, крысы отважны и находят проход в самые защищённые помещения. Они залезут вверх по бетонной стенке и пройдут на огромной высоте по электрошнуру с крыши одного многоэтажного дома на крышу другого. Крысы съдут по полированной поверхности, как с горки, а на полпути оттолкнутся лапками и спрыгнут в сторону. Могут спуститься по висящей одежде. Если между шкафом и стеной оказывается достаточная щель, то крыса сойдёт вниз пешком, упираясь спиной в одну поверхность и топая по другой. Наконец, в крайнем случае, она прыгнет, точно прикинув расстояние до самого высокого из доступных в помещении мест. Иногда самым высоким местом оказывается голова человека, что не смутит крысу. И тогда скажут, что »крыса бросилась на человека».
Сущим бичом склада в подвале магазина были крысы. Они пожирали лучшие продукты, не глядя на ценники и не собираясь платить по счетам. Отравленных приманок не брали, предпочитали продукты повкуснее, добытые с крюков и полок. По вечерам из подпола часто доносилось унылое «грым-грым-грым-грым» - это крысы точили ходы взамен заколоченных накануне.
К обеду после очередной бесполезной дератизации на склад завезли копченый балык. Дорогой продукт подвесили к стене с особым тщанием, чтобы хоть как-то уберечь его от крыс. Буквально через полчаса рабочий зачем-то спустился на склад и увидел толпу жирных крыс, жадно глядящих наверх, а на балыке сидел огромный седой крыс и грыз верёвку, которой балык был подвешен к крюку. Балык рухнул на пол, крысы с писком бросились на деликатес.
В такой ситуации терпение лопнет даже у ангела. На ногах рабочего были кирзовые сапоги, а в руке сама собой оказалась тяжелая железная кочерга. Рабочий закрыл крысиную дыру пяткой сапога, и вредители заметались, обнаружив себя в западне. Они попробовали с боем пробиться к норе, но прокусить толстую кирзу с ходу никому не удавалось. Склад огласился звоном металла и предсмертными воплями крыс. Потерпев поражение, крысиное войско отступило и рассеялось по темным углам и запасным норам.
Смелому рабочему объявили благодарность, выписали премию и новые сапоги взамен продырявленных.
На штатных должностях крысоловов при магазине состояли кошка и кот. Правда, кот Василий Никифорович давно всех разочаровал. В свободное от исполнения супружеских обязанностей время он чаще всего украшал собой прилавок – ленивый, упитанный и отрешенный, как кошачий Будда. Места, где была вероятность встретить крысу, Василий Никифорович обходил стороной.
Серая кошка трудилась за двоих. По вечерам сторожа открывали люк, ведущий на склад, и она уходила на промысел. Наутро у порога обычно лежала задушенная крыса, а то и две. Кошка с мурлыканьем встречала людей, терлась выгнутой спиной о валенки, сапоги и брюки. Крыс она не ела. Днем кошка тихо умывалась в углу, зализывая боевые раны, а к ночи опять уходила «на задание».
Нового сторожа забыли предупредить, что ночью люк закрывать нельзя. Среди ночи ему вздумалось обойти магазин, он увидел открытый люк и закрыл его. В ту ночь кошка исчезла. Она привыкла, что путь к отступлению за ее спиной всегда открыт, и выскакивала наружу, когда становилось слишком жарко…
В магазине появился неприятный запах. Устроили субботник: вымыли полы, перебрали все полки на складе, заглянули за прилавки и во все укромные уголки. Субботник не помог. Скоро и покупатели начали крутить носами. Кто-то заметил, что на прилавке нет ленивого Василия Никифоровича, и вообще в последнее время кота никто не видел.
От кошки даже останков не нашли. А насчёт кота… Бедный, бедный Василий Никифорович! Он был скромным, опрятным котом, и умер так, как это предписывает давняя кошачья традиция. Страшно погрызенный крысами и чувствуя приближение конца, он постарался уйти с людских глаз, схорониться как можно незаметнее. Где ему было знать, что вентиляционный ход – далеко не самое лучшее место для ритуальных целей.
Персонал магазина и их знакомые, вспоминая случаи бандитской крысиной деятельности, поняли, что оживление крысиной войны по времени совпало с появлением в магазине седого крыса! У магазинных крыс появился умный пахан! – решили все.
- Они алкашам носы откусывают! – сообщил кто-то. - Уснул себе в луже, а встал - ба!
Люди объявили войну крысам. Дома была проведена инвентаризация орудий лова. Из под шкафов, из кладовок и сараев были извлечены мышеловки, крысоловки, всевозможные ловушки и капканы всех времён и конструкций. У каждой норы, у каждого подозрительного прохода в подвале магазина выстроились ряды опасных для крысиной жизни приспособлений и механизмов. Маленькие, средние и большие, беззубые и зубастые капканы рядами разинули пасти вдоль стен подвалов и кладовок. Каждое движение неуклюжих рабочих, спустившихся в подвал, сопровождалось треском срабатывающих крысоловок, лязганьем капканов и матом рабочих. Крыс поймали много. Серых. А седого пасюка, как ни искали, не нашли. Видать, ушёл.
Глава вторая. СРЕДИ КРЫС
=1=
Среди прожаренных летним солнцем хлебных полей извивалась дремлющей змеёй тихая неширокая речка. Она то прятала свои петли в заросли камыша и кусты краснотала, то блестела чешуйками волн на дне прорезанного за века через степь, похожего на глубокий овраг, извилистого ложа.
Километрах в восьми за пределами города, покинутого Профессором, изогнув древнее русло подковой в глубине «степного ущелья», речка разлилась небольшим чистым озерцом. Берег одной стороны озера вздымался крутым глинистым обрывом высотой с многоэтажный дом. Замершие водопады изумрудной зелени плакучих ив у подножия обрыва красивыми потоками обрушивались в собственное отражение на зеркально ровной от полного безветрия поверхности воды. Жёлтели кувшинки, белели лилии на замощенных широкими листьями заливах среди камышовых зарослей. Берег другой стороны поднимался вверх отлого. На расстоянии метров тридцати от воды почти сплошная стена краснотала повторяла изгибы береговой линии – досюда, похоже, весной разливалась вода.
Приторно вкусная влага, сдобренная рыбными запахами прогретого берега и хлебным духом окружающих полей, насытила горячий и густой, как прозрачный мармелад, воздух. В эту густоту вплетались нежные ароматы полевых и прибрежных цветов, лёгкая горечь степной полыни. Мармеладный воздух над раскалённой землёй морщился и шевелился маревом. Невидимые жаворонки щебетали в глубине неба, цикады и кузнечики выводили бесконечные токкаты в траве, огромные, с палец, голубые и зелёные стрекозы гремели слюдяными крыльями над камышовыми стеблями. Множество лупоглазых лягушек, блаженствуя брюхом в прохладе воды и подтекая мозгами на жарком солнце, нескончаемо горланили однообразные гаммы: «Бре-ке-ке-ке… Бре-ке-ке-ке …». Не слушая других, каждая самодовольно хвасталась своей музыкальной бездарностью, и каждая была абсолютно уверена в том, что её глупое кваканье и есть великое искусство!
Длинноногие водомерки скользили по аквариумно-стеклянной поверхности заводи. Мальки безмолвной стайкой суетились у самого берега речки, в идеально прозрачной от бьющих со дна холодных ключей воде.
Вдруг рыбёшек словно ветром сдуло… Из чёрной глубины, как в фантастическом фильме, медленно появились длинные кольчатые усы-антенны и страшные клешни-хваталы бронированного чудовища. Огромный тёмно зелёный, почти чёрный рак зловеще выполз из темноты, по-хозяйски подмял под себя какую-то добычу, два раза стрельнул хвостом и молнией исчез в родившем его мраке, оставив за собой быстро опавшее облачко мути.
На этом кишащем жизнью берегу, в полуденной тени густого краснотала Профессор вырыл нору. Узкий вход, широкая удобная спаленка, устланная сухой травой. Под травой в укромных местах Профессор спрятал несколько орехов, пару кучек зерна, съедобные корешки.
Есть в природе такое явление - одинокие крысы. Это сильные взрослые пасюки, которые покидают крысиную популяцию и живут вдали от человеческого жилья и крысиного сообщества. Иной раз найдется где-нибудь над речкой обитаемая нора, подходы к которой замусорены улиточьими панцирями и остатками недоеденных лягушек. Заинтригованные исследователи начинают выяснять, караулить – что за страшный зверь здесь живёт? А живёт здесь обыкновенный пасюк-отшельник.
Крысы, как люди - животные общественные, но не стайные. У них нет такого сложного распределения ролей, как, например, в волчьей банде. Главный крыс в большом крысином сообществе выполняет роль не вожака, а доминанта. И все его доминирующее положение часто выражается в том, что он без помех дает волю своему не всегда ангельскому характеру. Встречаются крысы, которые не мирятся с этим, но и не рвутся к доминирующему положению сами. Чувствуя в них смутную угрозу, доминант преследует таких с утроенной энергией. Вот эти крысы и покидают общество, предпочитая сытой, но полной унижений жизни одиночество и порой совсем не сладкую свободу.
Правда, к людям они тянутся все равно... Кстати, одинокого крыса нельзя назвать вредным грызуном. Ведь отшельник не портит фруктов-овощей, не оставляет потомства, и занимает, скорее, экологическую нишу мелкого хищника.
Вероятно, Профессор по складу характера был из числа пасюков-отшельников.
Охотничий участок Профессора по площади приближался к дачным владениям средней руки «нового русского» - примерно пятьсот на четыреста метров. В разных концах своей территории Профессор устроил несколько нор и убежищ, и отдыхал то в одной прохладной резиденции, то в другой. Территория делилась на центральную зону, длиной около семидесяти метров, которую Профессор ревностно охранял, и периферию, где хозяин хотя и бывал регулярно, но к чужакам относился лояльнее.
Вообще, участок Профессора надо было мерить не площадью, а длиной - частью берега, вдоль которой Профессор разгуливал по своей территории. Иногда Профессор уходил от дома чуть ли не на километр, после чего возвращался домой. Но не от хорошей жизни Профессор совершал длинные прогулки. Всё зависело от того, мог ли Профессор для пропитания поймать достаточно лягушек, улиток, мышей. Мыши, кстати, были излюбленной добычей Профессора.
Одним словом, длительные прогулки Профессора зависели от качества наполнения его живота. Была бы столовая рядом, стал бы зверик лапки бить!
Однажды на территорию Профессора забрёл крысёнок. Скорее, не крысёнок, а не совсем повзрослевший пасючок. В любом случае, молодой крыс – не соперник взрослым крысам ни в плане добывания пищи, ни в деле продолжения рода. Профессор столкнулся с молодым, когда выходил из норы.
Молодой перепугался, увидев белого гиганта, сжался в комок и, вероятно, приготовился к быстрой смерти. Профессор понюхал пришельца, презрительно чихнул, и пошёл на обход территории.
Плотно закусил земляной жабой, полакомился пятком улиток, и, напихав за щеки зёрен в запас, вернулся домой.
Молодой, как это ни странно и неприятно, сидел на прежнем месте, осматривался и принюхиваялся. Большой крыс забрался в нору, заткнул вход, чтобы никто не мешал, спрятал под траву зёрна, и стал думать, нужен ли ему постоялец. Взвесив все «за» и «против», решил, что компаньон – это не так уж плохо. Конечно, он будет есть его еду и спать в его гнезде, но Профессору в последнее время было как-то одиноко и … Пусть живёт. Профессор распечатал вход и позволил новому приятелю войти. Молодой осторожно вполз в нору, принюхался, тут же нашёл припасённые крысом зёрна и стал жадно уплетать их. Профессор вздохнул: оголодал парнишка. Он вылез из гнезда, вырыл из земли вкусный камышовый корешок и положил его перед гостем. Второй корешок съел сам и улёгся спать.
Проснулся оттого, что кто-то тыкал в него прохладным носом. Профессор открыл глаза и увидел перед собой молодого. Тот робко заглянул в глаза большого крыса, и, словно догадавшись, что Профессор любит больше всего, начал покусывать ему давно чесавшееся плечо. Белый гигант благосклонно разрешил пришельцу делать это приятное ему дело, и молодой понял, что они подружились.
Профессору не понравилось, что его новый приятель изрядно перепачкан – сам-то он в последнее время пристрастился к чистоте. С тех пор, как Профессор оказался на воле, он понял, что быть чистым – выгодно. Добыча тебя не чует, значит, охотиться легче. И ты оставляешь за собой меньше пахучих следов – значит, другим хищникам тебя выследить сложнее. Несмотря на протестующие вопли, Профессор завалил молодого на спину и, усевшись на него, вылизал гостя сверху донизу. Процедура молодому в конце концов понравилась. В благодарность он стукнул Профессора лапкой по носу, приглашая старшего товарища поиграть, и побежал вон. На улице давно была ночь, но это не остановило крыс. Крысы не спят всю ночь напролет - они спят интервалами в течение суток. И часто настроены особенно игриво как раз ночью. Профессор решил, что после сна самым полезным делом будет заняться спортом, и бросился за молодым. В течение получаса они носились по всей округе. Молодой был юрок и мог протискиваться в щели, недоступные для большого крыса, но Профессор лучше знал свою территорию и под конец загнал соперника в угол, перевернул его на спину и наградил изрядным шлепком, дав понять, что игра окончена. Вскочив, молодой хотел продолжать игру, но уставший Профессор ушёл в нору и лёг, закупорив вход своим задом и оставив гостя наружи. После тщетных попыток отодвинуть большого крыса, молодой уснул рядом со входом.
Поспав с полчаса, Профессор проснулся и почувствовал, что пора закусить. Он откопал две кучки зерна, одну побольше – себе, другую поменьше – гостю, и пригласил молодого в нору. Молодой тут же кинулся к большой кучке. Профессор оттолкнул гостя, но тот не понял, где ему разрешили есть, и снова кинулся к «столу» Профессора. Профессор сел на своё зерно и притворился, что никакой еды у него нет. Побегав вокруг Профессора, молодой тяжело вздохнул, огляделся и, увидев маленькую кучку зерна, бросился к угощению. Крысы спокойно поели.
Слабая крыса подползает под сильную крысу, когда хочет показать свою покорность. Молодой то и дело подползал под Профессора. Профессору надоело это беспрестанное угодничество и он затоптал крысёнка задней лапой.
Профессору лежать было жёстко, он всё время ворочался, не мог найти удобного положения. Наконец, положил голову на молодого – так ему показалось удобно. Молодой не возражал, даже лизнул Профессора в ухо: гостю стало тепло. Устроившись поудобнее, оба крыса уснули.
За неделю молодой окреп, обследовал окрестности и привык к территории, контролируемой Профессором. А в Профессоре снова проснулся дух бродяги. Оставив надёжно меченую помётом территорию младшему приятелю, Профессор отправился дальше.
=2=
Ближе к вечеру, за околицей одного из бывших совхозов, Профессора накрыл сильный дождь. Профессор огромными скачками помчался к жилищам людей, впрыгнул в какой-то хлев и натолкнулся на крупную чёрную крысу с выводком крысят, кормившихся зерном, рассыпанным хозяевами для семейства индюшки. Свирепо вереща, крыса кинулась на чужака. Профессор не стал связываться со злющей хозяйкой. Натренированный лазить по бетонным стенам, он легко вскарабкался на чердак по кирпичной кладке и спрятался в старой соломе.
По запахам и звукам, возносившимся к нему, Профессор определил, что внизу жило большое сообщество чёрных крыс. Жили крысы беззаботно, вели себя шумно и бесцеремонно: бегали по всему хлеву, играли, дрались, воровали из кормушек домашних животных пищу.
В отдельных загородках жили корова и пять овец. Все жевали сено, какое-то зерно и комбикорм. В маленьком загоне развалилась перепачканная в собственном навозе свинья, которую хозяева кормили пареными отрубями и отходами с кухни. Свинья ела неаккуратно, вышвыривала пищу из корыта. Жирная неряха большей частью спала. Крысы бегали по её клетушке, подбирали еду с пола, залезали в корыто свиньи, а самые наглые грелись на спящей свинье. Свинья недовольно хрюкала и, не открывая крохотных глазок, отмахивалась от надоедливых соседей широким ухом.
В загоне индюшки питалась только Чёрная и её крысята. Похоже, в местном крысином сообществе Чёрная была главной.
Вниз Профессору можно было не спускался. В соломе он нашёл остатки зерна. Судя по запахам – здесь же водилось множество мышей. По углам чердака гнездились сизые голуби, в их гнёздах лежали яйца и недавно вылупившиеся голубята. Так что с пищей проблем не было.
Несколько дней Профессор хозяйствовал на чердаке один - чёрные крысы по стенам лазить не умели.
Однажды в хлев заглянул хозяин. Увидев в загоне индюшки пирующих крыс, громко заругался, прыгнул в загон и передавил сапожищами крысят. Большая крыса успела спрятаться под пол.
Следующим утром хозяин с ведёрком, наполненным зерном, вошёл в хлев, и сердце у него оборвалось. Индюшка в панике бегала по загону, а семнадцать индюшат бесследно исчезли.
Хозяин удивлённо проверял закоулки. Куда делись индюшата? Лисица унесла? Собака загрызла? Но хлев из кирпича, а дверь постоянно заперта!
Вдруг хозяин прислушался. Где-то сдавленно пищали индюшата. Писк доносился из-под пола!
Хозяин взял топор, оторвал одну половицу, другую… Вот они, все семнадцать индюшат! В крысином гнездовье!
Каждому индюшонку крыса перекусила ножки и через дыру в половице перетащила всех в гнездовье, создав запас «живого» корма.
Хозяин вытащил индюшат, сложил их в корзину и унёс. Вернувшись, прибил на место половицы, а возле крысиного лаза поставил капкан на проволоке.
Ночью Профессор слышал, как громко лязгнул капкан, и заверещала от боли Чёрная.
Утром хозяин пришел чистить хлев. Громыхая капканом, оскалившись и хрипя от ненависти, Чёрная бросилась на человека. Хозяин отпрыгнул – он не ожидал, что крыса попадёт в капкан в первую же ночь, не ожидал такой злобной атаки. Крыса бешено визжала. Хозяин отступил ещё дальше, схватил лопату и размахнулся, чтобы прибить зверя. Изогнувшись, чёрная дьяволица словно пилой-циркуляркой отхватила зажатую капканом лапу и, оставив кровавый след, скрылась в подполье.
Хозяин объявил войну крысам. Он наставил в хлеву множество капканов, рассыпал в норы отравленные приманки. Крысы гибли, но гибли не те, кого хотел уничтожить хозяин. Он тщательно осматривал погибших крыс – инвалидки с отгрызенной ногой среди них не было. В отместку крысы изгрызли в щепы пол, устраивали под полом до того громкую возню, что корова не хотела заходить в хлев. На ногах ее хозяин стал замечать кровяные коросты.
Однажды, когда в капкан попалась очередная крыса, разъярённый хозяин облил её бензином и запустил в крысиный лаз. Вереща от ужаса и боли, живой факел скрылся под полом.
Хорошо, что его соседи не умеют лазить по стенам, подумал Профессор. Но от боли и на стену полезешь. Горящая факелом крыса на чердаке с сухой соломой будет очень не кстати, решил Профессор и этой же ночью покинул место локального межвидового конфликта.
=3=
На другой околице совхоза стояло несколько зернохранилищ. Во времена хорошие эти зернохранилища ломились от зерна. Колхозники вполне успешно боролись с мышами и крысами, вовремя травили немногочисленных серых разбойников, периодически появлявшихся в складских помещениях. Но наступили времена смутные, перестроечные, совхоз обнищал, зернохранилища запустели, крестьянам стало не до крыс и мышей – самим бы выжить.
И у крыс существуют свои Колумбы и Магелланы, способствующие распространению вида и сводящие на нет все дератизационные мероприятия хозяйственников и специалистов. В пустующие помещения с разных концов прилегающей территории проникли крысы, принадлежавшие к разным семьям.
Сначала одиночные крысы, поселившиеся в зернохранилище, боялись друг друга. Тем не менее, случались серьёзные драки, особенно, если животные бежали вдоль стены друг другу навстречу и сталкивались на больших скоростях. По-настоящему агрессивными крысы стали, когда освоились с новым местом и принялись делить территории и принюхиваться друг к другу, чтобы объединиться в семейные пары.
Одна пара создалась раньше. Совместными усилиями длиннохвостая семейка начала тиранить одиноких соседей. За три недели они доконали полтора десятка соперников.
Оба супруга победоносной пары вели себя одинаково жестоко к побежденным сородичам. Но он всё же предпочитал терзать самцов, а она - самок. Побежденные крысы почти не защищались, отчаянно пытались убежать и, доведенные до крайности, бросались туда, где крысам удавалось найти спасение очень редко, - вверх. Вместо сильных, здоровых животных по складу бродили израненные, измученные твари, которые средь бела дня совершенно открыто сидели высоко на перегородках или на оборудовании - явно чужие на складе. Задние части спин и хвосты, куда преследователи кусали убегавших, у всех были изранены. Некоторые крысы умирали легкой смертью от глубокой раны и сильной потери крови. Но чаще смерть наступала из-за сепсиса, особенно от тех укусов, которые повреждали брюшину. Многие животные погибали от общего истощения и нервного перенапряжения.
Череда кровавых трагедий привела к тому, что самая сильная пара крыс завладела всем складом.
Самка рожала каждые три-четыре недели по десять-пятнадцать крысят. Кормов в складе оставалось достаточно – то в одном углу огромного зерносклада под полом находили ворох засыпавшегося сквозь щели зерна, то в другом углу. В общем, жили крысы сытно.
В возрасте двух месяцев крысята становились половозрелыми и сами начинали плодиться. Через несколько месяцев поголовье семьи в зерноскладе приблизилось к полутысяче.
Насколько жестока была эта полутысяча?
Казалось, трудно представить себе жестокость сообщества, которое образуется из потомков победоносных убийц! Но… Безжалостный к противникам в недалёком прошлом самец был беспредельно нежен к своим многочисленным внукам и правнукам. Когда малые дитяти шалили так, что покоя от них не было, самец прижимал их передними лапами к земле, причем так, что мальцы оказывались пузом кверху и начинал их воспитывать как любящий папаша.
Миролюбие, даже нежность, чем отличается отношение млекопитающих матерей к своим детям, у крыс свойственны не только отцам, но и дедушкам, а также всевозможным дядюшкам, тетушкам, двоюродным бабушкам и так далее, и так далее - до бесконечной степени родства. Матери приносят все свои выводки в одно и то же гнездо, и вряд ли можно предположить, что каждая из них заботится только о собственных детях. Крысы устраивают «ясли» для малышей и снабжают пищевым довольствием старых слепых собратьев, которых в случае опасности перетаскивают в укромное место. На хворых же собратьев такое великодушие не распространяется: крысы их просто-напросто пожирают.
Даже в волчьих стаях, члены которых так учтивы друг с другом, звери высшего ранга едят общую добычу первыми. У крыс стая сплоченно нападает на крупную добычу, и более сильные ее члены вносят больший вклад в победу. Но затем именно меньшие животные ведут себя наиболее свободно - большие добровольно подбирают объедки меньших. Так же и при размножении: во всех смыслах более резвые животные, выросшие лишь наполовину или на три четверти, опережают взрослых. Молодые имеют все права, и даже сильнейший из старых не оспаривает их.
Серьезных схваток внутри этой гигантской семьи не бывает никогда. Случаются, конечно, мелкие трения, которые разрешаются ударами передней лапки или наступанием задней, но укусами крайне редко.
Внутри стаи не существует индивидуальной дистанции. Напротив, крысы - «контактные животные»: они охотно касаются друг друга. Церемония дружелюбной готовности к контакту состоит в так называемом подползании, которое особенно часто наблюдается у молодых животных, в то время как более крупные чаще выражают свою симпатию к меньшим - наползанием. Интересно, что излишняя назойливость в таких проявлениях дружбы является наиболее частым поводом к безобидным ссорам внутри семьи. Если взрослому зверьку, занятому едой, молодой чересчур надоедает своим подползанием, то первый обороняется: бьет второго передней лапкой или наступает на него задней. Ревность или жадность в еде почти никогда не бывают причиной агрессии.
Если крысы находят новую, до тех пор не знакомую им еду, то в большинстве случаев первый зверек, нашедший ее, решает, будет семья её есть, или нет. Стоит лишь нескольким животным из стаи наткнуться на приманку и не взять ее - ни один из членов стаи к ней больше не подойдет. Подозрительную приманку крысы метят мочой или калом. Хотя метить наверху должно быть крайне неудобно, однако на высоко расположенной приманке часто можно обнаружить помет. Но что самое поразительное - знание опасности какой-то определенной приманки передается из поколения в поколение и надолго переживает ту особь, которая имела неприятности, связанные с этой приманкой. Борьба с крысами тем и усложняется, что крысы передают опыт и распространяют его внутри тесно сплоченного сообщества.
Склады забросили – а кому они нужны, без зерна! Оставили, правда, при складах сторожа, который жил здесь с женой, детьми и собакой. Если за постройками не приглядывать, то хозяйственные крестьяне растащат эти огромные склады по досточкам и кирпичикам для домашних нужд. Пример тому был. Стены коровника, возведённые из железобетонных кубиков величиной с упаковочную коробку телевизора, через пару месяцев после того, как за ними перестали приглядывать, были разобраны и растащены неизвестно куда и незнамо когда. И, главное, как?! Ведь кладку стен из этик «кубиков» в своё время вели с помощью автокрана!
Крыс в заброшенном зернохранилище развелось столько, что десяток одичавших котов и кошек, с риском для жизни добывавших себе пропитание среди крысиного народонаселения, существенного урона тому населения не наносил.
=4=
Дуновение ветра принесло запах огромного количества крыс. Профессор принюхался. Да! Там, в чернеющем горой складском помещении жили его сородичи. Профессор заторопился и скоро прибежал к складу. Нашёл проход в стене, протиснулся внутрь. Что-то насторожило его и не позволило броситься в гущу собратьев. Профессор взобрался на высокий забор, отделяющий один пустой закром от другого. По проводу, опускающемуся из-под потолка, вскарабкался ещё выше, залез на балку.
Голуби, громко хлопая крыльями, взлетели из-под носа Профессора. От неожиданности Профессор шарахнулся в сторону, не удержался и полетел вниз. Он плюхнулся прямо в середину серых крыс, копавшихся в остатках полусгнившего комбикорма. Крысы лишь посторонились от упавшего сверху предмета. Профессор лежал неподвижно. Что-то подсказывало ему: «Затаись, лежи неподвижно!»
Гигантская семья, состоящая из потомков одной пары, основавшей колонию, слишком многочисленна для того, чтобы каждое животное могло персонально знать всех остальных. Принадлежность к семье узнаётся по запаху, свойственному всем её членам. Неизбежно смертоубийство, если член чужой колонии по ошибке забредет не в свою колонию. То, что делают крысы, когда на их участок попадает член чужого крысиного клана - это одна из самых впечатляющих, ужасных и отвратительных вещей, какие можно наблюдать у животных. Крыса из соседней семьи может некоторое время бегать по чужой территории, и местные будут заниматься своими обычными делами, - до тех пор, пока чужая не приблизится к одной из местных настолько, что та учует чужую…
Серые родственники копошились вокруг, не обращая внимания на Профессора, рылись в гнилушках, иногда немного ссорились, но не зло, больше огрызались друг на друга, чем грызлись. Профессор встал на лапы, потихоньку двинулся из центра закрома к стене. Ему почему-то со страшной силой захотелось покинуть общество своих дальних родственников. Профессору особенно не нравился молодой, шустрый тёмно-серый пасючок. Шустрик вдруг заволновался, стал носиться по перерытой земле, обнюхивать рытвины и ухабы. Вслед за ним начали волноваться, оглядываться по сторонам и принюхиваться другие крысы.
Багровая заря вечернего солнца через узкие оконца под крышей здания высветила десятки крысиных глаз, чёрными бусинками блещущие в темноте.
На Профессора натолкнулся крепкий пасюк с дикими глазами, серый с рыжиной, с жемчужным брюхом и тёмным ремнем на спине. Хвост пасюка был словно обрублен до половины. Судя по дикому выражению морды, крыс явно был из шизонутых, нажравшихся какой-то химии, и намерения его к любому, столкнувшемуся с ним, были явно мстительными. Крыс замер, словно окаменел – то ли от неожиданности, что унюхал чужака, то ли от страха, что чужак был раза в полтора, а то и два больше его, и, к тому же необычного окраса. Тут же на Профессора почти наехала задом пятившаяся светло-серая толстуха, надменная дама среднего возраста, само воплощение устойчивости и стабильности, правда, с хроническим выражением недовольства на морде. Оглянувшись на препятствие в виде крупной седой, почти белой крысы, она брезгливо и недоверчиво принюхалась. Учуяв запах Профессора, вздрогнула, как от электрического удара, и в одно мгновение вся колония оказалась поднятой по тревоге. Настроение толстухи, показанное выразительными движениями, как искра метнулось в разные стороны и всколыхнуло колонию. Толстуха разразилась резким, сатанински-пронзительным криком, этот крик тут же подхватили все члены колонии, услышавшие его. От возбуждения глаза крыс вылезали из орбит, шерсть вставала дыбом…
И крысы начали охоту на крысу.
Все пришли в неописуемую ярость, забегали, засуетились в поисках чужака. Члены крысиного клана раздражённо и недоверчиво принюхивались, узнавая друг друга по общему запаху. Светлая толстуха и рыжеватый бесхвостый пасюк натолкнулись друг на друга, в первый момент сцепились и с ожесточением принялись биться лапами и кусаться. Они сражались в течение трех-четырёх секунд, затем внезапно остановились. Сильно вытянув шеи, основательно обнюхали друг друга и мирно разошлись.
Профессор не знал, что сам он пахнет по-другому, он чувствовал себя в обществе серых крыс своим, он был дома, так что свирепые укусы его новых друзей были для него совершенно неожиданны. Даже после нескольких серьезных ранений он всё ещё не пугался и не пытался бежать, как это делают действительно чужие крысы после первой же встречи с нападающим членом местного клана. Когда все окружающие крысы кинулись на Профессора скопом, он почувствовал, что жить ему осталось недолго. Но жить хотелось.
Профессор подпрыгнул высоко вверх и в сторону. Это был чемпионский прыжок, вынесший Профессора из-под навалившегося было на него серого злобного кусачего вала. И ещё один прыжок – поистине гигантский, благо что на Профессора уже не наседали враги-родственники, не мешали прыгать. Профессор свалился на двух неказистых пасюков, получил от них пару мелких укусов и, решив отдать жизнь задорого, мгновенно прокусил своими великолепными зубами одного и другого насквозь. Прыгая, кусая, швыряя противников, Профессор метался по складу. Все крутые зигзаги его перемещения отмечались трупами сородичей. Любой другой крыс на его месте не продержался бы и десяти секунд. Но Профессор, кроме того, что был крупнее любого своего противника, прошёл физическую спецподготовку, курсы логического мышления, тактического движения и стратегического поведения. Профессор уже оценил ситуацию, понял незамысловатую планировку складских закромов и осознанно перемещался из одного закрома в другой. Собранные им в огромную серую волну сотни крыс с диким воем, писком, стрёкотом, подобным крику потревоженного птичьего базара, катились следом, затаптывали оступившихся и упавших сородичей, разбивались прибоем о перегородки, через которые перепрыгивал белый гигант. Трудно было предугадать, кто устанет первым – беглец или преследующая его беспорядочная серая волна.
После очередного гигантского прыжка Профессор приземлился на высокую кучу рваной бумаги, перемешанной с крысиным калом, перегноем, остатками полусгнившего зерна. На этой куче сидел крыс, не поддавшийся всеобщему сумасшествию охоты толпы за одиночкой. Профессор столкнулся с этим крысом нос к носу. Доли секунды им хватило, чтобы обнюхать друг друга. Профессор столько уже метался по складу, столько раз сталкивался с серыми родственниками-противниками, так был испачкан в их крови, что давно уже пах серыми крысами, а не собой.
- Ша! – крикнул бы в подобной ситуации какой-нибудь главарь банды у людей. И в такой славной заварухе вряд ли кто услышал бы крик даже самого грозного главаря. Но крысы часть важной информации передают с помощью ультразвуков, пронзающих обычный гам и шум. Поэтому приказ крысиного главаря услышали все.
Серая волна, блестевшая злыми глазами, белевшая острыми, смертельно опасными зубами, вдруг остановилась и отхлынула. Крысы ещё некоторое время нервно побегали, принюхиваясь друг к другу, в том числе и к Профессору – но все пахли своими, в том числе и белый гигант. Не прошло и полминуты, как крысиное сообщество тихо и мирно продолжило копаться в горах догнивающих отходов зерна, а некоторые группы крыс принялись есть своих погибших или находившихся при смерти товарищей.
=5=
Едва отдышавшись после бешеной гонки и финального боя чемпионата «Белый гигант против всех!», в котором призом выигравшему досталась жизнь, Профессор насторожённо принюхивался к крысу, остановившему кровожадный вал.
- Что, братан, крепко досталось? – услышал он вдруг насмешливые слова. Фраза в то же время прозвучала снисходительно, как будто её произнёс старый, уставший от жизни человек.
От неожиданности Профессор с писком подпрыгнул. Несколько крыс, копошившихся неподалёку, испуганно шарахнулись в сторону. Нервно пожевав, Профессор оглянулся, выискивая, кто с ним разговаривает, да и с ним ли? Ну кто здесь может разговаривать – человек, конечно! Профессор привык слышать разумную речь только от людей. От зверей шли звуки и волны настроения и эмоций, или вербальные сигналы - жесты, движения, мимика. Но человек – в таком огромном стаде диких крыс, в такой опасности?!
- Я это говорю, Король, - неторопливо пояснил тот же голос. - А стадо не опасно, если держать его в лапах. Так… быдло они.
Профессор оторопело уставился на говорящего крыса.
- Ты?
- Я, я, - незнакомцу, похоже, надоело повторять, что говорит он. - Я – Король. Я повелеваю этими толпами. Захочу, пошлю одно стадо в набег на поля – и они уничтожат посевы. Захочу, другим прикажу разорить поселения людей – и крысы подкопают фундаменты, изгрызут стены, разрушат дома и погубят животных, которых разводят люди. И съедят людей, если я прикажу. А захочу – отправлю всех плыть через реку, и они утонут, - как-то безразлично, чуть раздражаясь от бестолковости Профессора, рассказывал Король о своей власти над толпами крыс. - Я – Крысиный Король! – не удержался он от пафоса, в который раз объявляя себя королём.
- Э-э-э… В лаборатории… да…- запнулся Профессор, вспоминая давно слышанное на эту тему, - говорили, что есть крысиные короли. Гаврилыч рассказывал, случай был… Когда сносили старый дом, в подвале нашли хорошо утрамбованную яму, и в ней сидели штук двадцать пять сросшихся хвостами крыс. Верховодила этой семьёй огромная крыса. Передвигаться семья не могла, и крысы приносили им корм…
- Ага, и семейка руководила всеми остальными крысами, жившими в подвале дома, - насмешливо проговорил Король. – Навроде штаба крысиной армии. Чушь всё это, братан. Бывает, срастаются крысы хвостами, - согласился всё-таки Король с достоверностью случая, рассказанного Профессором. - Обычно зимой. Когда сбиваются в кучи и спят штабелями, чтобы не замёрзнуть. Здесь же гадят. Грязь, вонь… - Король брезгливо чихнул. - Двигаются мало. Бывает, голые щетинистые хвосты слипаются. Какая, к чёрту, королевская жизнь! Несчастные звери! Уж я-то знаю. Потому что я – настоящий Крысиный Король! – опять гордо повысил голос Король. - Я знаю жизнь крысиного стада, жизнь этого быдла – и я повелеваю ими. Я – избранный!
- Почему ты решил, что… ты избранный? – осторожно спросил Профессор.
- Потому что стая подчиняется мне. Потому что я понимаю речь людей!
Король явно держал себя много выше подчинённых, искренне и безразмерно гордился своей избранностью, и любил говорить о себе, коронованном.
- Потому что… Да не знаю, почему! – рассердился Король, но тут же остыл. - Ты, кстати, тоже избранный, - между прочим закончил он. – Поэтому я и спас тебя. Стал бы я своё быдло куска мяса лишать из-за простого кролика с длинным хвостом и короткими ушами!
- Я избранный? С чего ты взял?
Профессор немного обиделся, что Король сравнил его с короткоухим и длиннохвостым кроликом. С мутантом каким-то сравнил!
- С того. Знаю – и всё! А откуда знаю – понятия не имею.
- Объяснение исчерпывающее, доходчивое, даже ребёнок поймёт, - хмыкнул Профессор. - И что же мне делать с моей избранностью?
- Что хочешь, то и делай. Я тебе не нянька. Хочешь – живи здесь. Не хочешь – уходи. Но лучше поживи. Скучно мне с ними.
Король с высоты кучи презрительно окинул взглядом копошившихся вокруг серых зверьков, тяжело вздохнул и сник, по-стариковски раздавшись в сидалище.
- Они только жрать да плодиться могут. Глупые, как… Кстати, - проявил интерес, наконец, и не к своей особе Король, - как тебя зовут? И откуда ты к нам забрёл?
- Я вырос в лаборатории. На мне опыты ставили, - скромно пожаловался Профессор.
- По виду не скажешь, что твоё здоровье подорвано опытами во благо науки, - добродушно подшутил Король.
- Мне повезло. Опыты были развивающие. Меня в лаборатории называли Профессором, - без гордости сообщил Профессор. Так иной деревенский парнишка сказал бы, что его зовут Петей.
- Умный сильно? – скептически переспросил Король, допустив такую возможность. - Может быть, может быть… Ну, а что физическая подготовка у тебя отменная, это все видели. И много вас там, в лаборатории, умников?
- Десятка два. Половина - здоровые, половина – «отработанный материал», умирающие. Но я рос в отдельной клетке. Не знаю, почему.
- Двадцать крыс – это не народ. А коли ты с рождения в одиночке сидел, о крысах точно ничего не знаешь…
Что «одиночка» была весьма комфортабельной двухэтажной квартирой, Профессор решил не говорить.
- Почему мы избранные? – внезапно вернулся к непонятному вопросу Король. – Среди крыс встречаются такие, как мы с тобой. Короли, повелители, избранные, что-ли… Вроде бы, в рождающуюся крысу переселяется душа умершего человека… Если в течение сорока положенных дней её не отпустят из этого мира. Ну не знаю я, что и как происходит! В общем, мы избранные – и баста! Наше сознание каким-то образом способно получать нужную информацию… Правда, в зависимости от склонности индивидуума, информация принимается выборочно: одни получают информацию, способствующую развитию общества, другие – разрушению общества. Одни избранные становятся «отцами» крысиного народа, другие – злыми гениями…
Король задумался и надолго умолк.
- Я избранный, ты избранный… Два избранных в одной норе не уживутся, - усмехнулся Профессор.
- Тебе власть не нужна, - лениво отмахнулся Король. – Да, ты силён духом, твоё тело фантастически развито, но… От властолюбцев другой энергетикой веет.
Король рассеянно сгрыз зёрнышко, которое всё это время держал в лапе. Поразмышляв некоторое время, продолжил:
- Ты в нашем мире новичок, а я крысиный мир изучил от и до. И крысиный мир изучил, и мир людей… В той жизни я был не последним, мне кажется, человеком. И ты был человеком. Только не всё из прошлой жизни вспомнил.
Король дёрнулся и, резко перегнувшись назад, с громким хрустом выгрыз что-то у основания хвоста. Наверное, вошка доняла.
- А в принципе, крысиная жизнь, человечья… Они очень похожи. Крысы и люди живут рядом, крысы и люди живут вместе. Мы живём по общим законам! Создавая себе комфортные условия для жизни, человек создает их и для нас, своих извечных спутников… Крысы плодовитее людей, организованнее людей, возможно, крысы умнее всех животных на земле… И то, что крысы пока не умеют строить дома и собирать машины, говорит лишь о том, что крысы ближе человека к природе, что нам достаточно тех благ, которые даёт природа. Вопрос о том, кто является «царем природы» - человек или крыса, вряд ли имеет однозначный ответ. Почему крысы не стали домашними животными у людей, как кошки или собаки? Во-первых, крысы независимы и свободолюбивы. А во-вторых, люди боятся, что крысы превзойдут их в развитии, станут главными в природе. Поэтому люди уничтожают крыс. И мы вынуждены защищаться.
Разволновавшись от рассуждений о соперничестве крыс и людей, Король подхватил с земли палочку и стал нервно перемалывать её передними зубами. Превратив палочку в мелкие опилки, успокоился и предложил Профессору:
- Идём, я покажу тебе мои владения.
Не дожидаясь согласия – короли не ждут! - Король побежал вперёд, рассказывая о достопримечательностях королевства.
Профессор бежал вслед за Королём по изрядно перерытой земле, по вздымавшимся там и сям кучам остатков чего-то, в прошлом сыпучего. Всё, что поддавалось рытью, было пронизано норами. Доски, кое-где прикрывавшие земляной пол, изгрызены и продырявлены ходами. Даже в бетонных стенах виднелись лазы.
- В этом закроме, если хорошо покопаться, можно найти зерно, - указал Король на гору полусгнившего мусора. – Здесь нет бетонного пола и с крыши не течёт, хорошее место для жилья. А в этом углу лучше не задерживайся, - Король обежал стороной заросли травы. - На этом месте раньше хранились ядохимикаты. Тутошний воздух здоровье слабит. Здесь наша молодёжь проходит обряд посвящения во взрослые крысы. Чему ты удивляешься? – уловил Король флюиды удивления Профессора. – Всех подростков, достигших возраста двух месяцев, а если кто почувствует себя взрослым до срока - то и раньше, мы приводим сюда. Посвящаемый должен найти в траве и съесть белый камешек, похожий на мел. Этот «мел» в большом количестве ядовит, и крыса, съевшая его, болеет. Но, выздоровев, становится устойчивее к ядам, с которыми встретится по жизни, да и нюх на яды обостряется. Так что очень полезное посвящение.
Во время экскурсии в разных углах складского помещения между крысами то и дело возникали шумные потасовки, с громким писком, истошными воплями и верещанием. Мимо некоторых драк Король пробегал молча, другие пресекал, едва заметив непорядок.
- Почему ты одним разрешаешь драться, другим нет? – спросил Профессор.
- Крысы – общественные, довольно уживчивые между собой животные, но избежать драк не удаётся, - рассказывал Король. – Я разрешаю безобидные, «ритуальные» драки без большой крови, но наказываю за драки, нарушающие мои законы. Все крысы должны придерживаться «хороших манер»: подчиняйся сильному и сильный не тронет тебя, не смотри в глаза сильному - не провоцируй его на насилие, подползай под сильного – покажи свою покорность… «Хорошие манеры» – это закреплённая моей властью культурная ритуализация. Любое сильное общество в мире руководствуется требованиями «хороших манер», своими ритуалами поведения. Не веришь? А это на самом деле так. Просто в каждом обществе хорошими манерами считаются разные поступки. У крыс, например, по чужой территории ходят сгорбившись и уткнув морду в землю. Это хорошие манеры. У крыс не возбраняется съесть обессилевшего больного. Это ритуал. И этот ритуал во благо стаи. Потому что стая без слабых животных – это сильная стая. А в стаях других животных принято защищать больных. И больные становятся обузой. А ещё есть закон голубиной стаи, когда белые, симпатичные голубки, тихо воркуя, до смерти расклёвывают собрата, на котором заметили капельку крови. Запачкался – умри! В белой стае все должны выглядеть идеально белыми! Но, как говорится, их законы - их проблемы. Гусь свинье не указчик.
Король на мгновение остановился, обнюхал землю, и побежал дальше.
- Только на первый взгляд хорошие манеры – глупость из разряда воспитания, исходящая от тех, кому делать нечего. Назначение «хороших манер» состоит в торможении агрессии внутри сообщества, в создании социального союза, в создании групповой общности. Хорошими манерами и ритуалами мы устраняем из общения агрессивность. И моим крысам хорошие манеры помогают избежать ситуаций, где может возникнуть бесполезное кровопролитие.
Король опять остановился и принюхался. Быстро раскопав землю, поймал крупного жука, с аппетитом съел его и продолжил рассказ об общественном устройстве своей стаи:
- Хорошие манеры, ритуалы помогают упорядочить совместную жизнь крыс, выстроить саморегулирующуюся иерархию и поставить во главе стаи доминанта.
Взбежав на горку, Король так неожиданно остановился, что Профессор ткнулся в его зад. С высоты горки Король осмотрел королевство, гордо усмехнулся и продолжил разглагольствования, стоя, как на трибуне:
- Не знаю, как в других стаях, но в моей стае крысиная иерархия строится на принципах демократии. Любой член нашей стаи волен взобраться по лестнице власти наверх, вплоть до статуса доминанта, или остаться простым серым крысом-одиночкой и даже жить за пределами стаи. Главное достижение моей крысиной демократии состоит в том, что каждый из совместно живущих индивидов знает, кто сильнее его самого и кто слабее, и каждый слабый может без борьбы уступить более сильному. И сильный вправе ожидать, что слабый в свою очередь отступит перед ним, если они попадутся друг другу на пути. Как сильный узнаёт слабого? Ну… Признаков много… Самая уязвимая часть тела крысы, например, хвост. На нем часто видны шрамы от ран, нанесенных сородичами. По шрамам на хвостах – много их или мало, свежие они или давнишние - мы видим, какое положение в обществе занимает крыса, и какой степени уважения заслуживает.
Король поднял морду и стал принюхиваться, смешно шевеля кончиком носа. Не учуяв ни подозрительных, ни вкусных запахов, побежал дальше.
- Ты можешь спросить: чем крысиная демократия лучше прямого запрета на агрессивность по отношению к членам сообщества? А я отвечу. Во-первых, может случиться, что сообществу крыс - скажем, в планируемой войне за территории, богатые кормом - крайне необходима агрессивность по отношению к другим сообществам крыс. И поэтому поддержание агрессии внутри сообщества на определённом уровне полезно для сообщества. Вне сообщества агрессивность должна развиваться до беспредела. Смертоубийство необходимо исключить лишь внутри стаи! А во-вторых, напряженные отношения, возникающие внутри стаи вследствие разрешённой агрессивности и вырастающей из неё иерархии, придают стае полезную структуру и прочность. Каким образом? А таким образом: каждый индивид стремится повысить свой ранг, и между непосредственно ниже- и вышестоящими крысами возникает соперничество и напряженность. Но это соперничество тем меньше, чем дальше друг от друга ранги двух животных. А поскольку крысы высокого ранга, как я, например, обязательно вмешиваются в любую ссору между двумя нижестоящими - эти ступенчатые различия в напряженности отношений имеют благоприятное следствие: крыса высокого ранга всегда вступает в бой на стороне слабой, по рыцарскому принципу: «Место сильного - на стороне слабого!» То есть, иерархия защищает слабых! А с другой стороны… Хе-хе… Крыса высокого ранга, объединившись со слабой крысой, всегда победит претендента, который почувствовал силу и возжелал посягнуть на права сильного! Каково, а? Мудро? Наимудрейше! Контрасты? Контрасты. Я совместил несовместимое! Единство и борьба противоположностей в одной упаковке! Между прочим, аналогичная форма политического самоуправления у кур называется «порядок клевания». С её помощью избегают кровопролития между членами куриного сообщества.
Король остановился, быстро покопался в много раз перекопанной почве, и, естественно, ничего вкусного не нашёл. Так, для порядка копался.
- Другой положительный момент крысиной демократии: с мнением индивида высокого ранга, особенно старого самца, члены колонии считаются значительно больше, чем с мнением молодой крысы низкого ранга. Если, например, молодая крыса напугана чем-то малозначительным, то остальные крысы, особенно старые, почти не обращают внимания на проявления ее страха. Если же подобную тревогу выражает старый самец - все крысы, какие только могут его заметить, поспешно обращаются в бегство. У крыс ведь нет врожденного знания их хищных врагов, каждая особь обучается этому знанию поведением более опытных старших собратьев. Однажды, - Король остановился и принял задумчивую позу, - люди поставили у нас ловушки-слопцы. Проще говоря, давилки. Одной молодой крысе слопцом отрубило полхвоста. Через два дня она опять пришла к этой же ловушке, где и пала смертью глупых. В течение двух дней молодая крыса дважды «наступила на одни и те же грабли»! Опытные крысы стали обегать давилки стороной, и это послужило сигналом, что приближаться к человечьим приспособлениям опасно. Больше ни одна крыса не попалась в ловушку! Поэтому очень важно, чтобы мнению старых и опытных крыс высокого ранга придавался больший вес. Молодые могут ошибиться – старые не ошибаются! Ошибающаяся крыса до старости не доживает!
- Даже очень старый и очень мудрый крыс однажды может ошибиться… - засомневался Профессор. - Пусть единственный раз, но именно этого раза будет достаточно чтобы уверовавшие в непререкаемость его мнения погибли. Не слишком ли страшная ошибки? Чем выше сила сказанного слова, тем выше ответственность… Когда к слову прислушиваются все, мне становится страшно произносить то слово. В таких случаях лучше вообще молчать.
- Ну что ты! Мы, крысы не привыкли гибнуть безропотно, следуя за лидерами. Мы безоговорочно верим только сигналам опасности. Увидев, что погиб наш впередиидущий, мы делаем нужные выводы и сворачиваем с гибельного пути. Сказав, что ошибающаяся крыса до старости не доживает, я имел в виду только её, гибнущую в результате своей ошибки, а не крысиное сообщество.
Король помолчал, давая Профессору время почувствовать значимость сделанного им заключения, и снова продолжил:
- По установившимся в стае законам любой крыс вправе претендовать только на одну ступеньку выше своей. И здесь очень важна не сила, а хитрость и пробивные способности. И знание «порядка клевания». Важно не то, что ты физически сильнее своего соперника, а то, сумеешь ли ты в нужный момент понравиться доминанту – и тогда он поддержит тебя. Ибо по второму закону курятника «каждый вышесидящий имеет право гадить на всех нижесидящих». Или поддержать одного из них на своё усмотрение. У нас он звучит по-другому, но для тебя на примере кур будет понятнее. Этот порядок компенсирует физическую неполноценность слабых крыс и уравнивает в правах сильных и слабых претендентов на высокие ступеньки. Демократия! – порадовался Король и задумался. - Совместная социальная жизнь, несомненно, производит селекционное давление в сторону лучшего развития хитрости и пробивных способностей, - сделал он неожиданное заключение. - И эти способности у общественных животных идут на пользу не только отдельной особи, но сообществу в целом. А, исходя из этого, долгая жизнь, значительно превышающая период половой активности и физической силы, становится возможной у хитрых старцев благодаря тому, что они нужны стае, как руководители.
С полуразрушенной стенки, громко захлопав крыльями, сорвался голубь. От неожиданности Король шарахнулся в сторону, но, поняв, что угрозы жизни нет, облегчённо вздохнул и побежал дальше, заметив, однако, что зря Профессор ведёт себя так беспечно – не попытался укрыться от внезапного шума. Осторожным быть, для крысы – долго жить. «Так шарахаться – от разрыва сердца помрёшь», - скептически принял замечание Профессор. И вспомнил, как совсем недавно, шарахнувшись от шума крыльев взлетающего голубя, он чуть не погиб.
- Такая вот она, польза от хороших манер… - вроде бы подвёл итог длинной лекции Король. - Функция манер, как средства постоянного взаимного умиротворения членов группы, становится ясной, когда мы наблюдаем последствия выпадения этой функции. Я имею в виду не грубое нарушение обычаев, а всего лишь отсутствие таких маленьких проявлений учтивости, как взгляды или жесты, которыми индивидуум обычно реагирует, например, на присутствие своего ближнего. Крысы проходят через чужую территорию в «позе раболепия» - «на цыпочках», выгнув крутым горбом спину, мелкими-мелкими шажками, хвост волочится по земле, морда опущена вниз. Очень смешная поза! Но она говорит о том, что чужак уважает право хозяина на его территорию и готов покинуть её по первому требованию. Если крыса проникает на чужую территорию, не исполняет этого маленького ритуала учтивости и ведет себя, словно не замечает хозяина, - такое поведение вызывает раздражение и враждебность. То есть, несоблюдение правил приличия, хороших манер, равнозначно открытому агрессивному поведению. Поэтому я требую жёсткого выполнения «хороших манер» в своём королевстве. И в общении с членами собственного сообщества мои крысы являются истинным образцом всех социальных добродетелей. Но они превращаются в настоящих извергов, когда им приходится иметь дело с чужаками. А с нонконформистами я обращаюсь так же скверно, как с чужаками.
- Ты уверен, что законы и «приличия», которые ты установил, хороши? Во благо эти законы обществу, или придуманы для твоего удобства? Добро эти законы или зло? И примут ли твои законы те поколения, которые сменят нас?
- Для общества хороши законы, идущие во благо общества. Мои законы предотвращают излишнюю грызню между крысами, но в то же время поддерживают «боевой дух» крыс. А примут ли мои законы следующие поколения – зависит от нас всех. Ведь мы считаем «хорошими» те обычаи, которым научили нас родители, мы свято храним социальные ритуалы, переданные нам традициями нашей культуры. Каждая ритуализованная норма социального поведения приобретает движущую силу за счет эмоциональной подоплеки. Будет общество воспринимать мои ритуалы и законы как «необходимость во благо» – в сознании членов общества эти ритуалы и законы запечатлеются, как хорошие законы, как добро. Способность к различению добра и зла можно воспитать у детей и закрепить привычкой. В принципе нет никакой разницы между упорством в соблюдении правил опрятности, внушенных нам в раннем детстве, и верностью традициям семьи и сообщества, нормам и ритуалам, в соответствии с которыми молодёжь будет строить свою дальнейшую жизнь.
Вдруг по огромному помещению зернохранилища разнёсся тревожный крик. Крысы моментально насторожились и разом кинулись в одну сторону.
- Опять чужак забрёл на мою территорию, - вздохнул Король. – Пойдём, посмотрим, что-ли…
Профессор вслед за Королём скачками помчался в общем потоке крыс.
У бетонной стены одного из закромов огрызалась на серую толпу чёрная крыса.
- Откуда в наши края занесло чёрную крысу? – удивился Король, когда они с Профессором с кучи какой-то перепревшей шелухи разглядели чужака. – Это же корабельная крыса! Да-а… Хоть корабельные крысы и сильны, но эта - не боец, как ты. И удел её жуток. Лучшее, что ей можно сейчас пожелать – чтобы её насмерть сразил шок безмерного ужаса. Потому, что мои подданные через несколько минут растерзают приблудную «родственницу».
Король словно любовался ситуацией травли чёрной крысы, пояснял происходящее Профессору с той любовью, с какой знающий экскурсовод рассказывает зевакам жанровые особенности любимой картины в музее.
- Смотри, как отчетливо видны у животного отчаяние, панический страх – она знает неотвратимость жестокой смерти, и уже готова к тому, что крысы ее казнят: она больше не защищается! Если бы она боролась с крупным хищником, загнавшим ее в угол, подавляюще превосходящему хищнику она противопоставила бы смертельно-мужественную самозащиту, лучшую из всех оборон, какие бывают на свете, - атаку. Кто видел, как бросается на врага с пронзительным боевым кличем загнанная в угол дикая крыса - тот поймет, что я имею в виду. Как бы огромен и силён не был хищник – у крысы всегда есть капля надежды на спасение. А здесь… Здесь всё предрешено.
- Может, отпустить её? – спросил Профессор.
- Ага. Давай отпустим. А завтра сюда придёт стая чёрных крыс – воины они на зависть! - и завяжется такая славная грызня, что очень неизвестно, кто останется в живых. Даже при поддержке нашей стороны таким бойцом, как ты.
Король насмешливо посмотрел на Профессора.
- Да, семья чёрных может прийти сюда, - согласился Профессор и рассказал Королю, как жил несколько дней на чердаке хлева, в котором хозяйничали чёрные крысы.
Местные крысы нападали на чужачку всё агрессивнее и настойчивее. Бедное животное, прижавшись спиной к бетонной стене, устрашающе разевала пасть, показывала страшные резцы, жутко визжала и хрипела. Но на нападавших её устрашающие позы и крики не производили никакого впечатления.
- Борьба – характерный для всего живого процесс, - рассуждал Король, спокойно наблюдая за развитием ужасных событий. - Крысиная семья - тип социальной организации с особой формой агрессии - коллективной борьбой одного сообщества против другого. В своей гигантской семье крысы не различают друг друга лично, но узнают по родственному запаху и проявляют ко всем, пахнущим запахом семьи, образцовую лояльность. Так у людей члены одной партии узнают друг друга по партийному значку и стараются помочь, или хотя бы не вредить друг другу. Однако с любой крысой, принадлежащей к другой семье, крысы сражаются с ожесточённейшей партийной ненавистью. Такое поведение породила задача сохранения вида. Агрессия, направленная против собратьев по виду, никоим образом не вредна для крысиного вида, а напротив - необходима для его сохранения. Подобную же ситуацию мы наблюдаем в сообществе нашего соседа – человека.
Заметив, что одна из его крыс сделала особенно удачный выпад в сторону чёрной крысы и сумела чувствительно куснуть чужачку в шею, Король даже подпрыгнул от удовольствия.
- Борьбу между различными видами непосвященные ошибочно относят к борьбе за существование, - продолжил разглагольствования Король, с жадным любопытством наблюдая за травлей чёрной крысы. - На самом же деле, «борьба», которая движет эволюцию, - это в первую очередь конкуренция между ближайшими членами стаи…. Для вида, для будущего - всегда выгодно, чтобы область обитания или самку завоевал сильнейший из двух соперников. Ты скажешь, что это естественный отбор, направленный на выживание сильнейших? Нет! Выживают не сильные – сильные гибнут в борьбе «за свободу стаи»! Гибнут и те, которые верят, что без захватнической войны «за свободу стаи» не обойтись. Выживают приспособившиеся, хитрые, научившиеся обманывать сильных внутри стаи. Соперничество и естественный отбор как раз-то происходят внутри стаи! Партийная же ненависть между стаями, переходящая в открытую войну, - это изобретение дьявола, совершенно ненужное виду. Эта война не служит ни пространственному распределению, ни отбору сильнейших защитников семьи, ни какой-либо другой функции.
Для того, чтобы одна стая не истребляла другую, партийную ненависть между стаями крыс должен ограничивать страх одной стаи перед другой. Если одна стая не будет чрезмерно бояться другую стаю, они, соперничая за сферы влияния, в войне уничтожат друг друга. Но постоянная угроза войны, как это ни покажется странным, сохраняет мир! Кроме того, постоянное состояние подготовки к войне, в котором находятся все соседние семьи крыс, должно оказывать очень сильное селекционное давление в сторону все возрастающей боеготовности. Но если бы агрессия была лишь реакцией на определенные внешние условия, то можно было бы изучить и исключить факторы, порождающие эту реакцию, избежать кровопролитных войн. К сожалению, в нашу жизнь часто вмешиваются тёмные силы подсознания, которые подавляют сознание… Преступив разумное, мы входим на территорию дьявола и начинаем действовать по его наущению! По его наущению крысиные стаи проявляют агрессию друг к другу не только тогда, когда им не хватает пищи или жизненного пространства - стаи ожесточённо дерутся друг с другом лишь потому, что они чужие, потому, что особи одной стаи пахнут не так, как пахнут особи другой стаи. Сильные стаи уничтожают слабые стаи, и случись подобное на отдельном острове, выживет, в конце концов, одна стая. Ведь дьявол назначает премию за беспредельную партийную злобу, цель которой – уничтожение противника. Многие люди готовы признавать существование Бога, но категорически отказываются признавать существование дьявола. Кстати, мы имеем яркий пример социального строительства такого кровожадного общества… Не хотел бы я, чтобы мой народ последовал этому примеру…
Король замолчал, раздумывая над чем-то.
- И что же это за пример? – спросил Профессор, не дождавшись завершения фразы.
- Человечество. Человечество… - повторил Король задумчиво, как бы сам себе. – И избранные от человечьей стаи часто выступают в роли дьявола.
Король опять замолчал, наблюдая теперь уже без интереса за тем, как его крысы готовили убийство чужачки.
- Люди иногда заглядывают в подвалы, в заброшенные склады, где живём мы, крысы. Заглядывают вниз, на дно жизни, как они считают. Увидев нашу жизнь, они содрогаются от омерзения: «Как там, на дне, ужасно!» Их проповедники вздымают руки кверху и восклицают: «Человек должен благодарить Бога за то, что тот милостиво укрывает ночью и мраком мерзости, которые человеку видеть не подобает!» Человеческие проповедники лукавят: страшнее мерзостей, чем человек, ни одно животное не творит… Ладно, идём отсюда. Здесь сейчас разыграется действо не для слабонервных. Идём, покажу, где я живу. Выроешь нору рядом, хоть поговорить будет с кем.
- А что… - Профессор кивнул головой в сторону толпы, - с ними разговаривать скучно?
- Быдло, оно и есть быдло. Им бы жрать, да за тёплое место драться. Одно слово – народ! А ведь, если разобраться, вся эта серая масса – мои потомки! – Король начал фразу презрительно, а завершил с нескрываемой гордостью.
- Сюда я пришёл пару лет назад. Тут уже были соперники. Десятка два, может больше… Слабаки! Во-первых, я отбил самку. О-о! Это была профи-убийца! Коварная, каких мало! Она умерщвляла сородичей коронным способом. Медленно подкрадывалась, внезапно прыгала и наносила ничего не подозревающей жертве укус в шею сбоку, прокусывала сонную артерию. Нападение длилось секунду, а то и долю секунды. Смертельно укушенное животное гибло от кровопотери. За неделю мы с ней отвоевали склад. Одних убили, другие сами сбежали. А потом мы начали плодиться. И вот… Нас здесь тьма! Мы самые сильные в округе!
Да, Король гордился своим творением.
- Ты их, похоже, любишь? – спросил Профессор.
- В мире, построенном на безжалостной силе, любовь невозможна, это слишком больно. Любовь - пища для слабых. Сильные идут по головам и по трупам, по телам отброшенных в сторону родственников и сородичей…
Король и Профессор уже почти пришли к норе, как вдруг услышали истошный писк, будто чьей-то жизни угрожала смертельная опасность. Король метнулся на писк. Профессор помчался следом.
Скоро они увидели, что в пустом разрушенном закроме серый рыжеватый крыс с отсечённым до половины хвостом, угрожающе оскалившись, зажал в угол самочку. Та громко верещала, в страхе бросалась на насильника. Профессор учуял, что самец-насильник молодой. Ба-а! Да это же тот бесхвостый пасюк, с которым Профессор столкнулся, когда попал на склад, и который первым кинулся на Профессора!
Король подскочил к насильнику и угрожающе зашипел на него. Насильник отскочил от самочки, тоже «окрысился» на Короля, но как-то смущённо, неуверенно. Король есть король, он главный в огромной семье. И, даже если ты молод и силён, но не набрал общественного веса, по правилу «порядка клевания» обязан подчиниться доминанту такого высокого ранга.
«Странно, - думал Профессор, - молодой крыс должен покориться, а он огрызается. Неповиновение? Вряд ли это пройдёт безвредно для его здоровья».
Короля, естественно, возмутило неповиновение молодого крыса. Вздыбив шерсть и щелкая зубами, Король кружил вокруг противника. Бесхвостый сгорбился и припал к земле, но всё равно злобно скалился. Время от времени Король делал угрожающие выпады, будто намеревался схватить противника. Бесхвостый в ответ шипел, чихал, кашлял и верещал, но делал это всё менее уверенно. Если бы Король сейчас захотел, он прикончил бы противника одним броском. Но такое убийство, вероятно, не входило в планы Короля. Вокруг дуэлянтов давно собрались зрители. Все наблюдали за поединком молча, с затаённым страхом.
Король танцевал вокруг противника долго. Крысы не расходились. По-видимому, этот странный танец чем-то притягивал их. Толпа вокруг дуэлянтов становилась всё больше. Притомившись, Король в последний раз угрожающе чихнул и отвернулся от противника. Профессор напрягся: сейчас бесхвостый одним прыжком настигнет Короля и вцепится ему в хребет острыми как бритва зубами! Но бесхвостый, прерывисто дыша, продолжал лежать на месте. Наверное, дуэль закончена, подумал Профессор и последовал за уходящим Королём. Спрашивать, закончился ли поединок, и на каких правах будет жить в стае непослушный молодой крыс, он не стал, решив, что тема для Короля не особо приятная.
- Вот здесь моя нора, - показал вход Король, никак не прокомментировав схватку. – Сухо, в соседнем закроме прикопан комбикорм, есть выход за пределы склада. Неподалёку течёт ручей - вода для питья, лягушки-улитки на закуску. Всё удобно, всё рядом.
Профессор заглянул в нору Короля. Вдоль стен он увидел разбросанные блестящие пуговицы, хромированные бляшки от ремешков, лежала здесь золотая серёжка с прозрачным камешком, ещё какие-то круглые, квадратные и треугольные блестяшки. Профессор с удивлением оглянулся на хозяина.
- Крысы от рождения больны вещизмом, - смущённо оправдался Король. - Других таких мещан и барахольщиков поискать! Знаешь… какая-то патологическая тяга к блестящему и к правильным геометрическим формам. Ты разве за собой такого не замечал? Потом выроешь себе здесь нору, а сейчас пойдём, закончим начатое дело.
Мещанской тяги к блестяшкам Профессор за собой не замечал. Не спрашивая, что за дело надо закончить, он побежал следом за не особо торопившимся Королём. Каково же было удивление Профессора, когда они прибежали в закром, где несколько минут назад проходила дуэль! Бесхвостый крыс лежал на том же месте и в той же позе, в которой оставил его Король!
Король ещё издали угрожающе оскалился на бесхвостого, но противник в ответ едва зашипел, припав к земле. Король вновь закружил вокруг бесхвостого, делая угрожающие па, словно колдуя и наговаривая проклятья. Скоро бесхвостый умолк совершенно и перестал реагировать на угрозы Короля. Он закатил глаза, потерял чувства, неудобно оплыл на одну сторону и был готов повалиться на бок.
Король закончил танец и отошёл к Профессору.
- Можно его оставить, и к завтрашнему утру он помрёт, - буднично сообщил Король Профессору. – Но из жалости я протанцую вокруг него ещё раз, чтобы он умер быстрее и не мучился.
Профессор удивлённо смотрел на Короля.
- Здесь нет ничего особенного и мистического. Крыса, похоже, единственное животное, которое может убивать собрата на расстоянии, не дотрагиваясь до него. Не всякая, правда, крыса, и не всякую крысу. Доминант, стоящий на несколько ступеней выше простой крысы, может сделать это. Психическое потрясение подчинённой крысы останавливает её сердце.
- И этого, - Профессор посмотрел на молодого крыса, - уже ничего не спасёт?
Король испытывающе взглянул на Профессора.
- Хочешь его спасти?
Профессор смутился.
- Молодой, глупый…
- … наберётся опыта, поумнеет, - насмешливо закончил фразу Король. – Во-первых, не молодой, а уже половозрелый. А значит, волен творить всё, что хочет, но и отвечать за свои поступки должен по полной.
Профессор тяжело вздохнул. Он жалел молодого крыса, который за свою глупую выходку, за непочтение к доминанту, должен расплатиться жизнью.
- Ладно, - вдруг решился на что-то Король. – Всё равно ведь не поверишь, что любой проступок должен быть неминуемо наказан… Потому что прощённые раз предадут во второй раз. Попробую преподать тебе урок на будущее. Учись, пока я рядом. Увидишь, чем грозит безнаказанность. Я по крысиным меркам уже стар, скоро помру или соперники съедят… А у тебя, чувствую, большое будущее… Оживить приговорённого очень просто. Потереби его за усики-вибриссы. Что происходит и почему «затанцованные» после этого оживают – я не знаю. Но вибриссы для крыс очень важны. Знаю лишь, что если крыса опалит вибриссы огнём, или ей обкусают их во время драки, она часто погибает. С головой у неё что-то происходит, с психикой…
- Зря ты это сделал, - посожалел Король, после того, как Профессор потеребил умирающего бесхвостого за вибриссы на мордочке и дождался, когда тот откроет глаза. – Хлебнём мы ещё от него, попомни моё слово! Родственник и друг, пойманный на предательстве и прощённый, страшнее злейшего врага…
=6=
- Ты в вольном крысином братстве новичок, жил в стерильных лабораторных условиях, истории не знаешь. Так что давай я расскажу тебе о нашем народе, - добродушно кряхтел старый Король, устраиваясь поудобнее в своей спальне после того, как Профессор прокопал ход из своей норы и сделал спальню по соседству с королевской, а точнее сказать – расширил королевскую. – Если ты не знаешь истории своего народа – ты потерян для народа. Народ и личность без истории – что ребёнок без матери: его можно обмануть, совратить, обольстить, уговорить, купить, можно вылепить из его сознания всё, что хочешь – народу во вред и врагу во благо.
Общая спальня получилась довольно просторной. В длину оба крыса могли лежать, растянувшись нос к носу, а ширина спальни превышала длину каждого крыса с подогнутым хвостом. Высота спален для крыс была не важна, и обнюхать потолок можно было, слегка задрав голову. В разных концах спальни крысы обустроили себе гнёзда, натаскав в нору сухой травы, бумаги и прочего пригодного материала. Король со смущённым видом сложил у своего гнезда несколько самых ценных, на его взгляд, блестяшек. Зачем они ему – он и сам не мог объяснить. Просто нравились. В спальни едва проникал сумрачный свет через длинные входы, поэтому крысы, с их никудышным зрением, ориентировались по запаху и ощупывая окружающее пространство усами.
- Крысы – древнейшие спутники человека, - рассказывал Король. - Кто знает, может уже в каменном веке мы начали досаждать людям своим присутствием. Трудно назвать другое животное, к которому люди относились бы с таким удивительным единодушием, как к крысам: у большинства людей мы вызываем омерзение и брезгливость. Такое отношение сформировалось в древности, когда появление крыс в городах и деревнях предвещало начало эпидемии чумы. Ужас людей перед «черной смертью» порождал суеверные представления о могуществе крыс и страх перед нами. Но, с другой стороны, в Индии уважение к крысе столь велико, что существует даже храм, где всё создано для крыс. Храм кишит крысами. Если посетитель случайно раздавит зверька, ему придется отлить его из золота или серебра и поставить в храм. Считается, что если человеку повстречается в храме белая крыса, то ему повезет в жизни, так как в образе белой крысы на землю нисходит сама богиня Карани Мата. Так что, ты у нас – олицетворение богини, ты у нас крыса, приносящая счастье! – добро хохотнул Король. - И по японским поверьям, крыса на редкость удачливый и добропорядочный зверек, символ богатства и процветания, приносит счастье и поселяется только в домах зажиточных людей. «Хотите разбогатеть – пригласите крысу», – советует японская мудрость.
Довольный Король вытянулся на сухой подстилке и, прикрыв глаза от удовольствия, наставлял молодого Профессора. Профессор, как и подобает воспитанному крысу, выкусывал блох из шерсти уважаемого им Короля. Впрочем, делал это Профессор не только из чувства уважения к старшему товарищу, но больше из тех соображений, что жить с Королём ему придётся бок о бок, поэтому лучше очистить соседа от беспокойных насекомых сразу.
- Несмотря на новейшие яды и отравы, люди проигрывают войну с нами, с «этими отвратительными созданиями», как они говорят о крысах. А ведь среди людей были мастера, которые собирали крыс в огромные стаи и отправляли их куда угодно. Мне рассказывала моя бабушка, а ей рассказывала её бабушка, которой, в свою очередь тоже рассказывала бабушка, что в старые времена на одной из мельниц, где в большом семействе жила наша прародительница, хозяин решил вывести крыс. Он съездил куда-то и привёз с собой сухонького мужичка. Мужичок ходил по мельнице, заглядывал во все закоулки, стучал по полу и стенам палочкой, да приговаривал: «Ваш повелитель пришел. Слушайте меня». Затем вышел во двор, ножом очертил на земле круг и велел открыть настежь ворота.»Hу, хозяин,- сказал он,- на кого ты сердит? Кому крыс твоих отправить?» «Hи на кого я не сердит,- замахал руками мельник.- Пусть идут куда хотят». Мужичок вышел за ворота и воткнул нож посреди дороги с наклоном рукоятки от мельницы. Потом встал на колени в начертанный круг и начал что-то сосредоточенно нашептывать. Затем резко поднялся, взмахнул рукой и громко сказал: «А теперь идите, куда хотите!» И тут произошло невероятное! Из всех дверей и щелей мельницы повалило огромное количество крыс. Они бежали в полной тишине, без писка, и направлялись прямо за ворота по дороге, куда указывал наклон ножа. И ни одна крыса не переступила круг, в котором стоял мужичок. Прошло несколько минут, и все крысы скрылись вдали. «Закрывай ворота, хозяин,- сказал колдун.- Всех крыс я вывел».
- Наше крысиное сообщество и общество людей по своей социальной организованности очень похожи. Я в своей крысиной семье – король. Я в своей семье царь и бог. Точнее – король и бог. Но выше меня - сторож. Он не царь и не бог, но он охраняет наши склады-зернохранилища. А в другом складе-зернохранилище живёт другая крысиная семья, над которой я не властен. Но над ней стоит тот же хозяин-сторож. Так что, если разобраться, мы, крысиные короли, короли только в своих крысиных стаях-семьях. Как говорят люди, губернаторы в своих губерниях. На правах полноправных королей. А хозяин-сторож над нами президент. Не сказать, что он нам указывает, как жить, чем питаться и где рыть норы, но… При большом желании сторож может очень сильно попортить нам жизнь – развести стаю кошек, например. Хозяйские коты, которые живут у сторожа в доме, наш парламент. Им рискованно появляться среди народа – народ их съест! Но коты-парламентарии устанавливают законы над нами – сколько крыс и когда изничтожить. Если крысы живут тихонько и не покушаются на хозяйское добро, то и коты живут тихо, жрут хозяйскую похлёбку, нас не трогают. Но если крысы обнаглеют и начнут тревожить хозяина, воровать что-нибудь, он натравит на нас котов, и те будут вынуждены отловить несколько крыс нам в назидание и хозяину в оправдание. Котам-парламентариям мы постоянно носим взятки. На изысканные отбросы они не смотрят, крысам приходится красть хозяйские продукты. Коты слушают проклятия хозяина по поводу воров-крыс, утащивших у него колбасу, и прислушиваются к приятному урчанию собственных желудков, в которых переваривается та колбаса.
На слишком наглых крыс хозяин иногда охотится с лопатой: ждёт у выхода из норы и без судебного разбирательства и объявления приговора рубит провинившимся головы. Потому что всякая наглость наказуема. А хозяйский сын, наш олигарх, подкармливает свою крысу-лобби – за это крыса-лобби не пускает к нему в комнату чужаков и не грызёт лишнего.
Каждую весну у нас проходят выборы президента из числа кандидатов, которые могут носить человечьи башмаки. Если у тебя нет башмаков – ты не имеешь права баллотироваться в президенты. Таким образом, в президенты баллотируются хозяин, его жена и сын. Кандидаты в президенты весной выбрасывают старую обувь на помойку, крысы должны проголосовать, отгрызая от понравившейся обуви кусочек. Чей башмак будет сильнее изгрызен – тот и президент. Приезжают мусорщики, увозят мусорный бак на подсчёты результатов. Каждый крыс грызёт башмак в темноте, по запаху. И не знает, чей башмак стал меньше всех. До сих пор нам сообщают, что каждые выборы выигрывает сам хозяин.
- Чушь какая-то! – пробормотал Профессор. – Игры какие-то детские! Парламент, выборы хозяина… Это же… Это же чушь! Зачем это нужно?!
- О, дорогой… Это большая политика! - Король хитро посмотрел на Профессора. – Ты совсем не знаешь моего народа! Народу это очень нужно! Народу надо показать его значимость, народу надо показать, что он движет жизнью, а не жизнь швыряется народом. Народу нравится иллюзия, что он, народ, волен выбрать себе хорошего правителя и сместить плохого. И народу совсем не надо знать, что они всего лишь разменные фишки в руках крупных игроков. И во власти игроков поменять десять зелёных фишек на одну красную, или подарить горсть белых фишек неудачному игроку-приятелю.
Да и сами мои подданные больше всего на свете любят играть. После того, конечно, как хорошо поедят. Если, например, несколько крыс послабее кусают одну посильнее за неправильное поведение, то такая игра называется «критика», а если две группы крыс грызут друг друга за хвосты до тех пор, пока одна из них не подчинит себе остальных, то такая игра называется «политика местного уровня».
Или вот, например… В нашей стае есть крысы, по складу характера не годные к политике и управлению крысиным сообществом. Но они обладают прямо-таки сказочной живучестью. Например, могут съесть любую отраву и, помаявшись поносом, выжить. Поэтому таких крыс мы используем для опробывания незнакомой пищи. Любая нормальная крыса трижды погибла бы на опасной работе, а эти ничего, разве что катар желудков зарабатывают со временем. Это наши крысиные герои! – с пафосом объявил Король и пренебрежительно шевельнул лапой.
Полежали молча. Король думал о народе, Профессор о том, как легко этим народом «рулить».
- Если взглянуть на мой народ со стороны, - сделал философское заключение Король, - то покажется, что все мы одинаковы: одинаковые серые шубки, одинаковые длинные усатые морды, одинаковое тонкое попискивание и одинаковые острые зубки. У всех одинаковая внешность, у всех одинаковое поведение. Но это же великолепно - все так предсказуемы в своей одинаковости! Поэтому я борюсь за одинаковость моего народа. Такими легче управлять!
- Что такое стая? Многие думают, собралось много ворон на падали – они стая. Или сто мух над кучкой. Нет, это не стая. Стая – это когда отдельные особи данного вида реагируют друг на друга сближением. Инстинкт, собирающий животных, обладает огромной силой, и притягивающее действие, которое оказывает стая на отдельных животных, возрастает с размером стаи. Чувство стаи может даже погубить животных. Овец, например, трудно загнать на бойню. Они чувствуют, куда их ведут. Но в любой стае есть вожак. И на многих бойнях есть «подставной вожак-предатель», которого ставят во главу стаи-стада и он ведёт овец на бойню. Отвёл одно стадо на заклание, идёт за другим. Часто – сам идёт, никто его не гонит. Работа у него такая! Или же, к примеру, стадо, которое переходит дорогу… Если одна половина стада уже успела перейти на ту сторону перед движущимся транспортом, вторая половина стада бросается под колёса автомобиля или поезда, устремляясь вслед за успевшими перейти дорогу собратьями. Или, взять крыс, например. Если наша стая найдёт себе место, где очень хорошее питание, то нас расплодится столько, что мы сожрём всё и начнём дохнуть от голода – чувство стаи не позволит большинству покинуть стаю.
Каждая крыса – мелкий хищник. Но объединённые в стаю мы становимся настолько сильны, что нам не страшны ни кошки, ни собаки, ни другие, более крупные враги. Есть, конечно, одиночки, которые покидают стаю… Но возможностей выжить у таких одиночек в бесчисленное количество раз меньше, чем у членов стаи. Наблюдая такое, поневоле засомневаешься в человеческой демократии и станешь сторонником тех политиков, которых люди называют правыми и националистами.
Одним словом, если хочешь стать сильным, объединяйся в стаю. Взять, к примеру, мелких рыб. Каждая из них поодиночке беззащитна перед хищником. Каждая рыба поодиночке слаба, у неё нет зубов, у неё нет ядовитых желёз, ей нечем защищаться. Единственное спасение для таких рыб – сбиться в стаю. Они мельтешат перед мордой хищника, и уже этим сбивают его с толку. Чтобы кинуться на добычу, хищник должен выбрать из стаи одну особь. А как выберешь, если перед тобой мелькают сотни рыб? Люди удалили одной-единственной рыбе из стаи часть мозга, отвечающую за реакции стайного объединения. Такая рыбёшка выглядит, ест и плавает, как нормальная, но ей стало безразлично, если никто из товарищей не следует за ней, когда она выплывает из стаи. Если она видела корм или по какой-то другой причине хотела куда-то, то решительно плыла туда, а вся стая кидалась следом. Искалеченное животное как раз из-за своего дефекта, с деформированным рефлексом безопасности, стало лидером стаи! И, лишённая рефлекса безопасности, такая рыбёшка-псевдолидер погубит стаю!
Не то же самое происходит у людей-политиков?! Такие лидеры теряют ощущение сохранения стаи – ради жирного куска они готовы шарахнуться в любую сторону и если стая последует за ними, многие погибнут! Такому «лидеру» с кастрированными мозгами наплевать на стаю. Он-то останется сыт!
Внутривидовая агрессия, разделяющая и отдаляющая сородичей, по своему действию противоположна стадному инстинкту, так что - само собой разумеется - сильная агрессивность и тесное объединение несовместимы. Однако умеренное проявление обоих механизмов поведения вовсе не исключает друг друга. И у многих видов, образующих большие скопления, отдельные особи никогда не переступают определенного предела: в моей стае крысы постоянно дерутся между собой, но крайне редко драки бывают кровавыми.
Мы, крысы, постоянно живём рядом с людьми. Я наблюдаю за жизнью людей, я изучаю их. Редко какие животные убивают добычу с целью иной, кроме накормить себя и сородичей. Человек убивает просто так. Убивает много, убивает до тех пор, пока есть кого убивать, и есть чем убивать. Человек – самый жестокий хищник на земле. Познав людей, я полюбил зверей…
Наш Бог и их Бог един. Но люди почему-то считают себя богоизбранными. Почему? Потому, что они строят дома? Но и мы роем норы. Потому, что они делают разные сложные машины? Чтобы выжить в природе с помощью машин большого ума не надо. Мы выживаем в самых неприспособленных условиях, в этом отношении мы лучше человека. Потому что мы – часть природы. А человек – отторгнутая природой опухоль, которая уничтожает природу. Так кто же ближе к природе, а значит и к Богу? Мы! И то, что люди изображают Бога в виде бородатого человека – это обольщение человека. Бог выглядит как Бог. А каков Бог – никто не знает.
=7=
К удивлению Профессора, прощённый крыс не только не стал покорнее, но сразу поднялся на несколько ступенек по иерархической лестнице. Он даже заявил о своём праве драться с Королём!
- Всё правильно, - грустно усмехался Король. – В моей семье все, переступившие грань дозволенного, погибали. Он первый из тех, кто нарушил мой закон, и, подвергнутый наказанию, остался жив! Значит, рассуждает стая, Прощённый в чём-то сильнее Короля! Зря я тебе уступил… Правитель должен выслушивать советы и поступать по-своему. Скоро Прощённый наберётся сил, наглости и захочет занять моё место. А мой возраст уже не для драк.
- Я убью его! – пригрозил Профессор.
- Где ты его найдёшь? Он скрылся. И ни одна крыса не подскажет тебе, где он прячется. Психология стаи: укрывать своих, если их ловят. Беда вот ещё в чём: он приблудился к нам совсем маленьким. Любопытным был до безобразия. От чего и пострадал - ему в детстве не только хвост отшибло, но и голову сильно прищемило мышеловкой. Люди выбросили его тело на помойку, но он оклемался. С тех пор ведёт себя не как нормальные крысы. Ненормальная смелость в нём перемешана с патологической трусливостью. Огромное самомнение увенчано изрядной долей наглости. И напрочь отсутствует чувство сохранения вида. В психологическом развитии он тормознулся в возрасте подростка. Подростковое поведение терпимо и простительно в соответствующем возрасте. Но когда взрослый руководствуется подростковыми принципами – это беда. Ярчайшая поведенческая особенность подросткового возраста - пробовать социальные нормы и правила «на прочность» и через это определять границы допустимого в своем поведении. Считая себя революционерами в жизни, «подростки» презирают ретроградов-реалистов, ниспровергают социальные нормы и доказывают несостоятельность классических авторитетов. А главное для ниспровергателей устоявшихся правил общества - не суть, главное для них, и это естественно для психологии подростков – действие, импульс, главное – сам факт ниспровержения, главное – война. С возрастом большинство индивидуумов умнеет и приходит к выводу, что ниспровержение классических авторитетов – дело неблагодарное, и, более того – глупое. Поумневшие с возрастом индивидуумы возвращаются к устоявшимся правилам поведения, к принятым этическим нормам… С возрастом приходит мудрость. К сожалению, иногда возраст приходит в одиночку.
- Вернёмся к нашему Прощённому. До тех пор, пока он - рядовой крыс, недостатки характера Прощённого подвергают опасности только его жизнь. Ну, немножко мешают жить окружающим. Если он станет доминантом, и им овладеет какая-нибудь патологическая идея, для воплощения в жизнь своей идеи он пожертвует стаей. Но сначала он убьёт меня.
- Я буду защищать тебя!
- В жизни стаи бывают моменты, когда доминанту бросают вызов перед стаей, и доминант обязан доказать, что он по праву занимает своё место.
- А снова «затанцевать» ты его разве не сможешь?
- Я могу «затанцевать» только крысу, отягощённую чувством собственной вины передо мной…
Профессор плохо разбирался в политике, но он знал, как поправить и продлить здоровье. Они с Королём стали совершать длительные вылазки по берегу речки, на огороды колхозников, на луга, чтобы найти нужные растения.
- Капуста брокколи богата селеном, она защищает от рака, - указывал Профессор Королю, какое растение на огороде надо грызть. А в клубнике и шпинате много антиоксидантов, они омолаживают организм и продляют жизнь.
- Перепелиные яйца тоже продляют жизнь, - искал гнёзда перепёлок на лугу Профессор.
- Ешь чернику, она улучшает память и координацию движений, - указывал Профессор на кустарник, когда они с Королём обследовали болотце у речки.
И Король на самом деле стал чувствовать себя бодрее и сильнее. По многу раз в день Король дрался с Профессором. Конечно же, это была имитация драки, тренировка. Король стал выносливее и более умелым в драке.
- Похоже, я смогу дать отпор Прощённому, - задумчиво сказал Король. – Но вряд ли он осмелится бросить мне вызов, пока ты рядом со мной. Тебе придётся уйти на время.
Но уйти Профессор не успел. Однажды, когда Король вылезал из своей норы, сверху на него бросился Прощённый, всего один раз моментальным движением куснул Короля в горло и исчез. Учуять противника Король не смог, ведь все крысы пахнут одинаково. Шея Короля стала опухать на глазах. Король терял силу.
- Прошу тебя, - обратился умирающий к Профессору, - не покидай стаю. Прощённый, убивший доминанта, теперь сам станет доминантом – и никто не воспротивится этому. Но он мелок в мыслях. Он погубит семью. Постарайся помешать ему.
- А если я… - Профессор не знал, как высказать слишком уж самонадеянную мысль, которая только что родилась в его мозгу.
- Если ты попробуешь отвоевать себе место доминанта? Ты не сможешь быть доминантом. Ты не лидер стаи. Хоть ты и пахнешь, как все, хоть у тебя и есть голый хвост, но ты не наш. Ты вообще не такой, как мы. Просто помоги стае, когда ей будет трудно… А меня забудут… В стае добро быстро забывают…
Король умер.
Прощённый, как и предполагал Король, стал доминантом.
- Разве вы в свободе жили? – спрашивал он крыс, приносивших ему корм. Никто не вспоминал, что умерший Король искал себе корм сам. – Того нельзя, этого нельзя, сильный не моги обидеть слабого… Я отменяю все старые законы и объявляю полную свободу! Берите свободы кто сколько сможет! Пусть сильный ест больше и живёт лучше, а ленивый пусть ест меньше и живёт хуже! Ты добыл пищу? Она твоя! В твоей воле – дать её ленивому или съесть самому!
- Свобода! Свобода! – ликовали крысы. – Каждый волен делать, что захочет!
Но многие вдруг стали замечать, что эта свобода, вообще-то, странная какая-то… Лучшие места кормёжек доставались самым хитрым и наглым пасюкам, а кто почестнее – зажили впроголодь. Лучшие норы вдруг отошли к самым зубастым, а молодым, не набравшимся сил и опыта, и старым, растерявшим свои силы на защите стаи, пришлось жить где попало…
И раньше в заброшенном зернохранилище с питанием было не густо, а теперь и совсем стало трудно кормиться.
- Я накормлю вас! – гордо пообещал Прощённый Доминант. – Мы завоюем окрестности, а потом и весь мир!
Он разослал во все стороны разведчиков искать место, подходящее для размножения стаи.
=8=
Директор одинцовского конного завода был доволен. Знающих специалистов днём с огнём не сыщешь, а тут специалист сам приехал и попросился на работу совместителем. Биолог с университетским образованием, работает сотрудником в научно-исследовательском институте, желает совместить науку с практикой. Сказал, что нужен материал для диссертации по искусственному осеменению. А когда защитит кандидатскую, то планирует остаться на конезаводе, чтобы заниматься наукой не в скучных лабораториях, а в практической жизни, так сказать.
Парень приятный во всех отношениях, и имя у него интеллигентное – Эдуард.
На работу Эдуард приезжал по выходным. Быстро освоил зоотехнические премудрости и скоро прослыл отличным специалистом.
Осеменением кобыл Эдуард занимался с поразительным желанием. В этом деле он стал таким виртуозом, что даже бывалые зоотехники головами качали от удивления. В то время как рядовые конюхи осеменяли по две-три кобылы, Эдуард успевал обслужить по пять-шесть. Причем во время этой процедуры, запустив руку в половой орган лошади, он даже песни напевал. От удовольствия, наверное.
На краю территории конезавода Эдуард купил неприметный гараж, в который ставил свою иномарку. Гараж с подвалом находился в трёхстах метрах от поселкового отделения милиции.
«Из такого машину не уведут!» – шутил Эдуард в разговорах с новыми сослуживцами.
Под гаражом располагался глубокий подвал, больше походивший на бункер. Тяжелый люк открывал узкий лаз в глубокий забетонированный каземат…
=9=
В некоем небольшом, но славном городке, ну, скажем для приличия, в городке Раздолбайске, находилась крупная торговая база, которой заведовал некий важный, как и положено должностью, завбазой. Прославился завбазой тем, что любил рассказывать знакомым анекдот про то, как один «новорусский» хвалился другому:
- Слышь, Серёга, моя фирма сделала крупные бабки на импорте ежей во Францию, и теперь я покупаю новый «мерс».
- Клёво! Только откуда столько ёжиков?
- Элементарно, братан: берётся крыса, покрывается лаком и сушится феном!!!
Всем раздолбайцам бородатый анекдот изрядно поднадоел, но, выслушивая его в десятый, а кому не повезло – в пятнадцатый раз, раздолбайцы воспитанно улыбались, а особо прилежные заставляли себя смеяться: завбазой - человек нужный и влиятельный…
Однажды на Раздолбайскую базу привезли партию комбикорма, предназначенного для отправки куда-то в свиноводческие хозяйства. Немалую, надо сказать, партию, много десятков тонн. Мешки с комбикормом рабочие аккуратно сгрузили на одном из складов, а опытный завбазой приложил определённые усилия, чтобы следящие за передвижением груза документы уведомили отправителей-получателей, что груз прошёл мимо базы. В стране полным ходом шла перестройка, а всем известно, что всякие гигантские стройки и грандиозные перестройки нужны исключительно в качестве прикрытия воровства в крупных и в особокрупных размерах. Впоследствии важный завбазой, конечно, называл три десятка в высшей степени уважительных причин, по которым предназначенный для голодающих хрюшек Поволжья гуманитарный паёк хранился на его складе.
К несчастью для важного заведующего помещение склада было, как говорят специалисты, крысопроницаемым. Сам виноват, не позаботился заранее - государственные деньги, отпущенные на дератизацию, втихаря приватизировал!
Дальнейшее нетрудно представить: если без дела лежит еда, очень скоро найдутся желающие употребить её по назначению.
Сначала на склад пробрался довольно истощавший в долгом бродяжничестве молодой крыс с обгрызенными ушами. Уши ему отгрызли сородичи за несносный характер: не по возрасту претензий было. А проще говоря – нагл без меры. Если бы к своей наглости крыс имел соответствующую силу, сородичам бы сильно не поздоровилось. Но, слава богу, если где чего лишнего заводится, то в другом месте чего-то обязательно не хватит. Так что, для восстановления порядка, сородичам достаточно было наглого, но не слишком сильного и умного крыса немного пообгрызть.
Проникнув в складское помещение, наглый крыс осторожно принюхался, поводил острой мордочкой из стороны в сторону, огляделся (жизнь и таких учит осторожности!), быстренько шмыгнул в щель между ближайшими штабелями комбикорма. Еды было под крышу!
Сутки или двое спустя по следам наглого крыса на территорию склада вошёл первый отряд крыс из основного состава.
И началось массовое переселение!
В благоприятных условиях набитого комбикормами склада крысы великолепно плодились, и им не было дела до свинок, голодающих где-то на другом конце страны.
Крысы любят грызть. Крыса грызёт, если нужно сделать ход, добраться до еды. Грызёт, если требуется накрошить какой-либо материал для гнезда. Грызть крысе жизненно необходимо хотя бы для стачивания зубов – если крыса не будет грызть, резцы у неё вырастут до неимоверных размеров! Резцы у крыс растут со скоростью двенадцать сантиметров в год! Это не говорит о том, что саблезубой крысе жить легче – всех, мол, перекусаю! С такими зубами крыса погибнет – она не сможет не только твёрдую пищу грызть – манную кашу самостоятельно есть не сможет. Всё большое хорошо до определённого размера…
Крысы грызут из любопытства. Некоторые предметы так легко и приятно грызутся, что сам не замечаешь, как от них остается стружка. Для крысы попробовать предмет на зуб так же естественно, как для человека - посмотреть и потрогать. Из любопытства грызут немного и недолго. Так, пробуют... Даже и не замечают такого грызения. Подумаешь, куснула что-нибудь на ходу! Убедилась, что предмет несъедобен, ни в какое дело не годится, и побежала дальше.
Крысы вообще – народ любопытный. Залезет молодой крыс в кладовку и вовсю гремит флаконами да пузырьками, внимание кошек и хозяев привлекает, а между делом распарывает тюбики зубной пасты, кремы разные, флаконы с моющими средствами. Все эти интересные пузырьки-флакончики так соблазнительно пахнут! А предметы, которые крысы считают на полках лишними, они хватают зубами, волокут на край полки и скидывают вниз. Наводят свой, крысиный порядок.
Может быть, крысы напьются шампуня, отравятся и умрут? Не такие ж они идиоты! От природы крыса обладает очень развитым инстинктом самосохранения. Да и можно ли вообще ждать чего-то иного от существа, предков которого сотни лет пытались отравить самыми зверскими и коварными способами!
Крыса может грызть что-нибудь просто от того, что ей не по себе. Наверное, грызёт, чтобы отвлечься и рассеяться. Такое грызение имеет упорный и бессмысленный характер. Крыса может грызть потому, что ей тревожно, она чувствует какой-то непорядок в жизни - а что ей делать, не имеет понятия. Ей остается делать то, что она умеет. А лучше всего она умеет грызть...
Очень нередко грызучесть направлена на преобразование окружающего мира. Арки, тоннели, гнезда, домики - все это крыса готова построить сама, своими зубами. Комбикорма на складе было так много, что крысы прогрызали норы и строили жилища прямо в еде.
От тесноты крысы не страдали, поскольку норы искусно переплетались в штабелях комбикорма, образуя сложную структуру вроде многоквартирного дома. Слипшийся от мочи и прочего, комбикорм оказался строительным материалом не хуже цемента. Интересно, что снаружи мешки до последнего момента выглядели целыми! А внутри мешков росли, мужали и толстели поколения крыс.
Первооткрыватели старились, росли их дети, плодились внуки - словом, по крысиным меркам, так прошёл долгий период сытой и безбедной жизни. Со временем в каждом штабеле обитало минимум по тысяче серых звериков. Собственно, это уже были не мешки с комбикормом, а мешки с крысами.
Но увы, долго ли коротко ли, а пришел-таки великий день... Раздолбайское начальство вдруг решило, что затерявшийся по бумагам груз комбикормов пора приватизировать, реализовывать и делить между собой кому-что причитается! Пришёл транспорт, пришли рабочие. Двое рабочих взяли крайний сверху мешок за углы, дернули и... О, ужас! Мешок рассыпался, а его серое пушистое содержимое в панике брызнуло в разные стороны. То же случилось со вторым мешком... третьим... пятым... десятым... В туче пыли рухнул весь штабель, затем другой, третий… И пришел конец крысиному мегаполису. Даже бывалые работники склада божились, что не видели столько крыс!
Как эти полчища крыс не загрызли работников склада, разрушивших крысиный город? Крыса, если она не голодна, не запёрта врагом в угол, если не находится в безвыходном положении, в общем-то, не кровожадна. Да, крысы кидались на стоящих у них на пути людей, отталкивались от них, как от любого другого предмета и бежали дальше. Но люди думали, что крысы кидались на них с очень злыми намерениями, отбивались лопатами и чем придётся. Несколько крыс даже убили…
Много, вероятно, белья пришлось стирать в этот день…
Для крыс наступили чёрные дни. Подумать только: жили - не тужили, и вдруг в единый миг закончился крысиный золотой век. «Шоб те жить во время перемен», как говаривали своим недругам простые древние китайцы, в отличие от своих китайцев-начальников, очень любивших разные перемены и перестройки, и плодотворно использовавших перемены для ловли жирной китайской рыбы в мутной воде великой Жёлтой реки Янцзы.
Кстати, завбазой, скормивший тонны овеществлённых денег крысам, сильно пошатнулся психическим здоровьем.
=10=
По пути на конезавод, у шоссе за городом Эдик увидел голосующего мальчика лет десяти, остановился.
- Дяденька, подвезите до Одинцова!
- Садись. Хорошего человека грех не подвезти! - разрешил Эдик и испытывающее взглянул на маленького пассажира. - Чего один путешествуешь? Слышал, наверное, убийцы и насильники везде ходят?
- А я смотрю! – хитро улыбнулся мальчик. – Если у шофёра лицо бандитское, я не сажусь.
- У меня не бандитское? – снисходительно спросил Эдик.
- Не-ет! – весело ответил мальчик.
- Что-то мы не так едем, - засомневался пацан после того, как Эдик свернул с шоссе и поехал по просёлочной дороге.
- Заедем на конезавод, это по пути, возьмём кое-что из гаража, и прямиком в Одинцово, - успокоил пацана Эдик.
Прекрасно ориентируясь в Одинцовском районе, Эдик старательно объезжал посты ГАИ и милицейские пикеты. Он не хотел, чтобы кто-то видел его с мальчиком.
Остановившись у своего гаража, Эдик попросил мальца помочь ему вытащить из подвала и погрузить в машину кое-какие вещи. Мальчик охотно спустился в подвал.
- Здесь ничего не видно! – крикнул он из темноты.
- Иду, иду! – успокоил мальца Эдик. – У меня выключатель внизу, спущусь сейчас и включу свет.
Грохнула тяжёлая крышка люка, клацнул засов, в подвале стало совсем темно.
- Темно… - боязливо прошептал мальчик.
Шёпот не уместился в тесной темноте и скользнул мальцу в уши змеиным шипением.
Вспыхнула лампочка.
От яркого света мальчик зажмурился. Через несколько секунд открыл глаза, с удивлением принялся рассматривать подвал.
На грубой ткани, застилающей верстак, разложено множество каких-то ножей с блестящими железными ручками, пилы, шприцы… Запах какой-то… нехороший… Кровь в тазу! И ножи испачканы в кровь! Пыточная камера!
Вы знаете, как рождается убийца? Серийный убийца, садист, бездушный монстр, который замучает и убьёт десятки людей, испоганит жизнь и сломает судьбы сотням?
Он рождается маленьким, красным, скользким и испачканным. Он истошно орет. А иногда рождается молча, словно опасаясь войти в мир, который ему предстоит содрогнуть ужасом своих деяний. И люди, волнуясь и опасаясь, что будущий убийца умрёт, засуетятся вокруг него, станут торопливо выковыривать из стариковски беззубого рта новорождённого убийцы слизь, хлопать по сине-багровым, с застойной кровью, ягодицам, окунать в холодную и горячую воду, колоть спасительные лекарства – оживлять, одним словом.
Из живота новорождённого убийцы торчит жуткого вида толстая, шишковатая, изгибающаяся затоптанной змеёй с поломанным позвоночником, пуповина. А иногда пуповина, будто заранее выполняя волю Всевышнего, обвивает шею будущего маньяка намыленной петлёй-удавкой…
В общем, отвратительное зрелище.
- А-а-а! – мальчик с диким воплем кинулся к лестнице.
Эдик пинком, как футбольный мяч, отшвырнул мальчика назад, под верстак.
- Я всё папе расскажу!.. – безумно кричал мальчик.
- Никому ты уже ничего не расскажешь, - буркнул Эдик, выбирая подходящую удавку.
Да, ещё ни одна жертва, попавшая в подвал, никому не рассказала об увиденном. Живые отсюда не выходили.
Несколько раз изнасиловав мальчишку во всех видах, Эдик связал ему руки и удушил, перекинув веревку с петлей через ступеньку лестницы. Затем, убедившись в смерти ребенка, подвесил за ноги на вделанный в стену крюк. Для тренировки нанес множество ударов ножом по туловищу. Из любопытства отрезал нос и уши. Наклонившись вниз головой, с интересом стал разглядывать получившийся «арбуз». Смотреть было неудобно, поэтому отчленил голову, поставил на верстак, осмотрел со всех сторон, как смотрит скульптор, изваявший удачное, на его взгляд, творение. Загоревшись творчеством, вырезал внутренние и половые органы. Снял кожу и засолил, сам не зная для чего.
При помощи анатомических ножей и топора расчленил труп.
Устал, работая. Почувствовал, что проголодался.
Из ягодицы вырезал широкий кусок мяса, поджарил на паяльной лампе, стал есть.
Закусывая, задумчиво разглядывал стоявшую на верстаке голову, о чём-то думал.
Закончив есть, взял ножовку по металлу, положил голову удобнее, вскрыл черепную коробку, удалил мозг. Выжег паяльной лампой и отскоблил от кости мягкие ткани. Возился долго, с час, наверное…
Позднее демонстрировал череп другим жертвам для запугивания. Части тела, кроме головы, вывез в лес и закопал.
Садиста уже не удовлетворяли одиночные жертвы. Днём позже он заманил в «подвал смерти» сразу троих детей. Подверг жутким пыткам одного ребенка на глазах его приятелей - обезумевших от ужаса, потерявших силы кричать и плакать. Он заставил мальчишек выбивать из-под ног подвешенного в петле товарища скамейку. Дождавшись окончания конвульсий, расчленил на глазах будущих жертв, привязанных к скобам на стене, ещё теплое тело.
- Вам я сделаю то же, - показывая окровавленные внутренности, уверил мальчишек садист.
Наверное, нет таких пыток и мучений, которые не испробовал бы на своих пленниках одинцовский мучитель. В своей пыточной он устраивал настоящие пиршества смерти, убивая по три ребенка сразу…
Из подвала Удав вывозил трупы детей с абсолютно седыми волосами...
Эдик дал себе кличку Удав.
Психиатры сказали бы, что Удав - классический образец некрофила. Высшее наслаждение, сексуальное и психологическое, он получал, созерцая смерть. Вид обезумевших от страха и боли мальчишек был для него чем-то вроде наркотика.
Говорят, таких рожают женщины, не любящие детей.
Бациллой сексуальной агрессии Эдик заразился в деспотической семье - мать была самым настоящим деспотом. Эдик видел постоянные конфликты между отцом и матерью. Причём, нападала всегда мать на отца.
Мать, похоже, не жаждала близости с отцом. И его ухаживания скорее походили на домогания. Иногда мать «сдавалась» – и родители, застигнутые желанием врасплох, не успевали даже закрыть двери в спальню. Эдик становился свидетелем полового акта – любовью это назвать было трудно. Сама же техника полового акта, стоны матери «в процессе», воспринимались Эдиком как насилие обиженного отца над постоянно обижавшей его матерью. Эти впечатления наслаивались, формировали определенный стереотип поведения, а чувство агрессии и желание причинить другому боль, повторяясь, образовывали первые разрушительные витки смерча в душе растущего мальчика. С возрастом эти витки превратились в мощный водоворот страстей, в котором тонуло всё разумное…
Его родители были заняты только собой. Недолюбленный в детстве, отвергнутый, накопивший агрессию, он – вначале робко, потом всё смелее – мстил миру, который был для него воплощен в образах «хороших детей» и женщины…
=11=
Военный автофургон катил по шоссе. Уже смеркалось, а до родного гаража в военной части оставалось ещё с полста километров.
Лейтенант недовольно косился на водителя. Ефрейтор, как его… то ли Эсамбаев, то ли Исламбаев, был жутким занудой. В какой только степи его воспитали, такого педанта. Положено грузовику ехать со скоростью шестьдесят километров в час, так и пилит со скоростью шестьдесят. И наплевать ему, что на ужин опоздает.
- Прибавил бы… По шоссе едем, не по тундре, - недовольно буркнул лейтенант.
Лейтенант служил недавно, приказывать ещё не привык, а ефрейтор был старослужащим – такие и старших офицеров слушаются по своему усмотрению…
- Я не из тундры, я из степи, товарищ лейтенант, - добродушно улыбнулся узкоглазый водитель. – А в степи у нас знаете как быстро на лошадях скачут! Только ветер в ушах свистит!
- Ну так и прибавь немного. Чтобы нас какая кляча хромоногая не догнала… Бойцам в кузове надоело уж, наверное, …
- Спят бойцы, - беззаботно отмахнулся ефрейтор. – Им без разницы где, хоть в кузове, хоть… Лишь бы начальство не беспокоило. Солдат спит – служба идёт!
Оба устали – и лейтенант, которому надоело трястись в кабине, и ефрейтор, крутивший баранку добрых четыре сотни километров. Только усталость была разная. У лейтенанта – раздражительная, которой он готов был полить любого из окружающих. А у ефрейтора, как у истинного сына Востока, философски добродушная, с горячей тяжестью в ногах и руках.
- Подфарники включил бы, - сердито буркнул лейтенант, всматриваясь в сумрачное шоссе. – Темнеет.
- Включил уже товарищ лейтенант, - с усталой улыбкой сказал ефрейтор и кивнул на светящуюся приборную доску. Весёлость ефрейтора лейтенант воспринял как насмешку: не видишь, мол. – Подфарники со щитками, света не видно.
Водитель включил ближний свет и немного прибавил газу.
«Слава Богу, - подумал лейтенант. – Может, через полчасика доплетёмся».
Серая полоса дороги монотонно ложилась под колёса УРАЛа, мотор ровно гудел, кабина даже не покачивалась.
«Точно, спят служивые в кузове», - вяло подумал лейтенант, покосившись на водителя. И ефрейтор хотел спать, через силу таращил узкие глаза.
«Усталый солдат – засыпающий солдат!» - вспомнил лейтенант истину, которую им, будущим командирам, вбивали в военном училище отцы-преподаватели. А над засыпающим солдатом нужен глаз да глаз.
«Эко раскачегарил, - усмехнулся лейтенант, наблюдая, как деревья на обочинах шоссе слились в свете фар сплошной серой стеной. Появилось ощущение, что машина мчится в туннеле. Лейтенант глянул на спидометр. Стрелка приблизилась к цифре сто. – Через пятнадцать-двадцать минут выедем из леса, а там рукой подать…»
Лейтенант закрыл глаза и задремал.
Вдруг зад машины резко понесло в сторону.
- Вай, шайтан! – удивлённо выругался ефрейтор, что есть сил выкручивая баранку и стараясь удержать машину ровно.
Машина выровнялась, но зад, словно маятник, потащило в другую сторону.
- Твою мать! – ругнулся ефрейтор по-русски, закручивая руль в обратную сторону.
- Газ сбрось! – заорал лейтенант спросонья.
- Уже, - как на маленького, огрызнулся ефрейтор.
- Тормози! – заорал лейтенант ещё громче, наблюдая, что машина развернулась почти поперёк шоссе.
- Нельзя, скользко! – заорал в ответ ефрейтор. И на этот раз ему удалось удержать машину на шоссе.
Уже с меньшей силой машину вновь качнуло маятником. Лейтенант и сам почувствовал, что машина катится по скользкому полотну. Что это? Дождь? Но по мокрому бетону машину так не раскачивает! Разлили масло? Чушь какая…
Машина, наконец, затормозилась до такой степени, что её удалось выровнять. Ефрейтор медленно съехал на обочину. Лейтенант вглядывался в серое полотно дороги. Чёрт! Шевелится! Серые зверьки! Всё пространство, которое высвечивали фары, покрыто бегущими куда-то серыми зверьками! Время от времени некоторые выпрыгивали над общей серой массой…
- Ай-вай! – удивлённо пропел ефрейтор, вглядываясь вперёд.
- Суслики, что-ли? – неуверенно спросил лейтенант.
- Серые… С длинными хвостами… Крысы! – поразился ефрейтор.
Потоки крыс, подобно мутному наводнению, снёсшему защитные дамбы во время весеннего половодья, серой пеной заполнили окрестности.
- Вай, тикать надо! – переполошился ефрейтор и торопливо включил первую скорость.
Вдруг сзади раздался взрыв гранаты. Лейтенант от неожиданности прикрыл руками голову и вжался в сиденье, а ефрейтор на всякий случай опять переключился на нейтралку.
- Что это? – сдавленным, перепуганным голосом спросил он.
Ещё взрыв… Машина просела на одну сторону. Лейтенант дёрнулся открыть дверцу. Ефрейтор грубо отдёрнул командира от двери.
- Нельзя, лейтенант! Крысы! Загрызут! Подними стёкла!
Лейтенант лихорадочно закрутил ручку стеклоподъёмника.
Раздалось ещё несколько взрывов, машина просела на все четыре угла.
- Скаты прогрызли… - безнадёжно закачал головой ефрейтор.
Из кузова послышались перепуганные крики солдат, топот, глухие удары. Крики превратились в вопли пытаемых…
Ефрейтор и лейтенант смотрели друг на друга. Выпученные глаза лейтенанта не выпадали из орбит лишь потому, что остекленели. Ефрейтор тоже понимал, что происходит в кузове. И ничем не мог помочь товарищам.
Мотор вдруг заработал толчками. Сверху на кабину что-то падало. Крысы, царапаясь когтями, скользили по ветровому стеклу, по капоту, скатывались вниз. Мотор задёргался, будто в один из его маховиков кто периодически вставлял палку.
- Крысы в моторе! – простонал ефрейтор сквозь зубы.
Отжал сцепление, включил первую скорость, зачем-то попытался проехать. Машина едва шевельнулась, а мотор, в очередной раз натужено споткнувшись, едва не заглох. Свет фар замигал морзянкой. Ефрейтор поспешно выключил зажигание.
- Зачем?! – испуганно заорал лейтенант, вглядываясь в темноту за окном.
- Если закоротит – сгорим живьем! – заорал в ответ ефрейтор.
Лейтенант замер, с ужасом прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Писк, шкрябанье, хруст чего-то разгрызаемого на фоне постоянного шелеста. Испуганно покосился в сторону кузова. Прислушался. Людей не слышно.
- Может… - умоляющими глазами посмотрел на ефрейтора.
- Не может, - жестоко ответил ефрейтор.
Из-под капота раздался крысиный вопль.
- Поджарилась, с-сволочь! – позлорадствовал ефрейтор. – Я читал в газетке, что где-то за границей крысы таким образом три дня бежали. И будто, на какой-то то ли даче, то ли в отдельном доме, хозяева от крыс отстреливались…
- Ага, отстреляешься от них… - безнадёжно возразил лейтенант. – Если они валом валят… У тебя в кабине нигде дырок нет, в которые эти сволочи могут пролезть?
Ефрейтор обвёл взглядом тёмную кабину, мысленно проверяя, нет ли где дырок для проникновения крыс в кабину.
- Да в основном везде плотно… Разве что за спинками сиденьев… Там технологические отверстия… - ефрейтор показал руками окружности величиной с хороший арбуз.
Лейтенант шарахнулся к лобовому стеклу, стал судорожно отдирать спинку сиденья от задней стенки кабины.
- Тихо, лейтенант! Если лобовое стекло разобьёшь – точно съедят нас крысы, - лениво успокоил лейтенанта ефрейтор. – А дырки я жестью забрал, когда машину ремонтировал. Мы здесь как в танке. Можешь прикорнуть, пока делать нечего.
«Сволочь косоглазая!» – молча обругал ефрейтора лейтенант.
Долго сидели молча. Крысы пищали, скреблись, грызли, шелестели со всех сторон. Лейтенанту казалось, что крысы шевелятся у него под сиденьем, что прогрызли жесть у него за спиной и уже бегают в спинке сиденья. Лейтенант представлял, как крысы набиваются в кабину, как начинают грызть его, живого… От этих кошмарных картинок в животе лейтенанта сжимались внутренности, а между ног становилось так щекотно, что могли приключиться поллюции… И тут же лейтенанту грезилось, как бешеные крысы вгрызаются ему между ног, рвут его тело зубами!..
- Проснись, лейтенант!
- А?!
Лейтенант испуганно подскочил с сиденья, шарахнулся так, что чуть не вышиб стекло. Как ни странно, узкоглазый водитель не посетовал, что лейтенант мог попортить машину.
- Что?! – лейтенант испуганно озирался, ожидая опасности со всех сторон сразу. Увидев полуоткрытую дверцу, нервно дёрнулся, испугавшись, что в кабину ринутся крысы.
- Ушли они, лейтенант, - устало и печально сообщил ефрейтор.
Машина стояла над шоссе непривычно низко. Утреннее солнце высвечивало кусты на обочине дороги, саму дорогу метров на пятьдесят вперёд. Дальше всё скрывали клубы тумана. И сверху был туман, лучи солнца проходили сквозь него как-то нереально: вроде было солнце, и вроде нет его. И голоса, какие-то глухие и слишком громкие. Всё как не в этом мире.
- А бойцы? – лейтенант махнул рукой в сторону кузова.
- И бойцы… - ефрейтор тяжело вздохнул.
- Можно на улицу выйти? – не веря, как маленький ребёнок, спросил лейтенант.
- Можно. Я уже ходил.
Лейтенант очень осторожно приоткрыл дверцу, высунул пол-лица наружу, долго прислушивался, принюхивался, приглядывался. Пахло лесом и утренним туманом. И резко - крысами.
Нереальная тишина затыкала уши.
- Тихо как… И птицы молчат.
- И тишина… - грустно усмехнулся ефрейтор. - Сожрали они птиц. Ночью птицы на гнездовьях сидят, вот они их, тёпленьких, прямо на гнёздах, и накрыли…
Лейтенант вышел на ступеньку. Машина распласталась брюхом по бетонке. На местах резиновых колёс топорщились их проволочные основы, присыпанные у асфальта горками резиновых стружек. Брезентовый верх кузова бесследно исчез.
Лейтенант заглянул в кузов. Пусто. Деревянный пол и лавки сильно изгрызены.
- Может ушли ребята? – неуверенно спросил лейтенант.
- Ага… Срезали с себя бляхи от ремней и пуговицы, и ушли.
Лейтенант увидел на полу кузова широкие тёмно-коричневые пятна, шесть блях от солдатских ремней, множество металлических пуговиц. Да, бойцов в кузове было шестеро… Ужасная смерть! Пропитанные кровью доски, и те выгрызли, сволочи…
Ефрейтор тоже вылез из кабины, открыл капот, внимательно что-то разглядывал в моторе.
- Сволочи, все ремни погрызли!
- Ну что, ефрейтор, пойдём домой? – подчёркнуто бодро спросил лейтенант, показывая, что ему и чёрт не страшен.
- Нет смысла. Мы не знаем, куда звери ушли. А если вернутся? Дождёмся лучше попутки.
- Да какая ж теперь попутка?! Крысы всё сожрали!
- Ну не десятикилометровым же потоком они много часов шли! Кто-нибудь скоро подъедет…
Глава третья. КРЫСИНЫЙ МИР
=1=
Поздним вечером полчища крыс без проблем сломили вялое сопротивление частного сектора и захватили окраины города. Собаки позорно бежали. Кошек, не захотевших или не успевших покинуть дома, крысы загнали на деревья, на столбы и на крыши, а большей частью съели. Съели домашних животных и птиц.
Люди, у которых жильё было покрепче, закрылись в домах, включили свет и от крыс, случайно пролезавших в жильё, отбивались палками, лопатами и кто чем мог. Тех, у кого дома были похожи на щелястые скворечники, палки и лопаты не спасли. Бежавших на улице постигла жуткая участь слишком глупых кошек и слишком смелых собак.
Нападение крыс началось и закончилось молниеносно: вопли кошек, вой собак, дикий рёв крупных животных, съедаемых заживо, будто по единой команде вознёсся над окраинами города. От ужасных звуков стыла кровь и поднимались дыбом волосы. Через десяток минут всё стихло.
Обыватели из центра города, услышав странный отдалённый шум, напоминающий рёв стада перепуганных животных, отнесли его к необъяснимым природным явлениям. Да и кому они нужны, эти окраины!
Захватив окраины города и насытившись после долгого похода, крысы ушли в подполье. Точнее, в подвалы, в погреба, в канализацию – в общем, под землю. Уснули, усталые и сытые. Продвижение к центру и захват всего города отложили до следующего дня.
Администрация города узнала о происшествии на следующее утро.
- Алё, слушаю… Крысы напали? Ну что ж, бывает. Ставьте капканы, травите… В Сибири, вон, тоже бывает массовое переселение зверьков. Как их… Ламинарии, что-ли? Ну, которых олени жрут! Поможем, конечно…
Санэпидстанция без перечисления денег массовую дератизацию проводить отказалась. Отматерив санэпидстанцию – а что поделаешь? Финансовый закон! - администрация города к обеду распорядилась отгрузить со складов жидкие и твёрдые отравы. Дворники мешали отравы с зерном, разбрасывали по подвалам, рассыпали порошки по дворам и огородам, надеясь, что безмозглые крысы накинутся на дармовую приманку и перемрут. Умным дворникам останется собирать крыс и вёдрами выносить трупы на помойку… О грандиозности бедствия, постигшего город, в центральных районах никто не предполагал.
Крысы топтались по белым порошкам, чихали от них, травлёные приманки обходили стороной…
По канализации, по кабельным каналам, вдоль труб водоснабжения крысы беспрепятственно двигались к центру города, выскакивали на поверхность то из неплотно прикрытых канализационных люков, то из подвалов. Жители всё чаще видели бегающих по асфальту крыс.
К полудню крысы мельтешили везде! Даже в мэрии! Когда крысы перегрызли кабель мэрского лифта, администрация неофициально объявила в городе особое положение. Для проведения массовой дератизации попытались вызвать химвойска. Долго обсуждали проблему оплаты расходных средств. Химики обещали приехать сразу по перечислении денег.
Местные Кулибины делали из паяльных ламп миниогнемёты, пытались прожарить подвалы, продырявленные крысиными норами… Но палёным мясом пахло, если только кто обжигался сам.
Крысы уничтожили городское кабельное хозяйство - коммуникации и энергоснабжение. То тут, то там возникали пожары: при всей сообразительности, крысы, прогрызшие изоляцию электропроводки и устроившие короткое замыкание, не успевали поделиться ощущениями с собратьями, и сообщить им, чем отличается безобидный телефонный провод от электрокабеля.
Автомобили, стоявшие на открытых стоянках или на улицах оставались целыми. В автомобилях же, закрытых в гаражах, крысы перегрызли всё, что поддавалось зубам: шланги, проводку, сиденья, обивку и даже шины.
На открытых пространствах крысы с опаской перебегали из одного укрытия в другое. Подземная часть города, всяческие тёмные помещения типа складов и кладовых, пространства под фальшполами и над декоративными потолками в магазинах и офисах, неработающие вентиляционные системы, различные внутристенные и межперегородочные пустоты – все эти промежутки были во власти крыс. Люди со страхом прислушивались к шуршанию, поскрёбыванию, писку, раздававшемуся из стен, из вентиляционных отверстий, из-под пола. Дети благим матом орали и кидались в панике на родителей, указывая трясущимися ручонками на вентиляционные решётки, сквозь которые выглядывали серые усатые морды с внимательными глазами-бусинками. Крысы шуршали и пищали везде.
Город лишился электричества, газа, воды.
Как-то внезапно город охватила паника. Паника всегда начинается внезапно. Кто-то грузил скарб на машины, другие тащили кое-какие вещи на тележках и в рюкзаках, некоторые люди бежали, захватив лишь небольшие чемоданчики, иные, потеряв соображение, метались без цели… Нечто подобное показывали иногда по телевидению в фильмах про войну или о катастрофах.
Одни бежали на север, другие на юг. Куда бежать и где найти спасение никто не знал: местные УКВ радиостанции молчали, а центральные передавали рекламу, новости о катастрофах в другом конце земли и политических разборках в столице.
Люди в уличной толчее кричали, ругались, звали потерянных детей и родственников, перемешивались во встречных потоках, толкали и роняли встречных, перешагивали и топтались по упавшим. Беженцы запруживали проезжую часть, автомобили сигналили, выезжали на встречные полосы, давили ручные тележки и бегущих, сталкивались друг с другом. То тут, то там автомобили проваливались сквозь асфальт: крысы выкапывали под проезжей частью огромные ямы-ловушки. Пользуясь всеобщим переполохом, банды молодёжи громили магазины, грабили ошалевших жителей.
Ближе к вечеру город казался вымершим после страшной катастрофы. Разбитые витрины, опрокинутые автомобили, брошенные вещи. Провалы в асфальте с рухнувшими в них автомобилями. По улицам стелился дым, пахло пожарами. Кое-где лежали трупы людей.
И – тишина мёртвого, безлюдного города. Лишь рваная бумага, да листья деревьев шелестели на ветру… Впрочем, если подойти к какой-либо стене и прислушаться, можно было услышать: «Грум-грум-грум…»
Крысы грызли.
За трупы можно было не беспокоиться – ночью от них ничего не останется, крысы наведут в городе порядок.
=2=
Нашествие крыс Алла Петровна и её соседки встретили спокойно. За долгую жизнь всякие катастрофы переживали – переживём, мол, и эту. Сетовали, что плохо работает санэпидстанция, что крыс не травят, что мусор везде – оттого и расплодились…
Когда «сарафанное радио» донесло, что крыс в городе становится бедственно много, Аллу Петровну посетило озарение:
- Наступает час власти малефициума! – вещала она утробным голосом, страшно пучила глаза и потрясала скрюченным пальцем над головами соседок.
- Кто он такой, Малефиций? – боязливым шёпотом спрашивали Аллу Петровну соседки, непосвящённые в тайные науки о дьяволе и его кознях.
- Послан он Диаволом в виде человека или зверя, называемого малефицием, - с важностью, какой позавидовал бы и академик, просвещала любопытствующих Алла Петровна. Она крестилась сама, крестила соседок, соседки зажимали в ужасе рты одной или двумя руками, и крестились, по причине занятости руки, не той рукой. Все знали от Аллы Петровны, что дьявол входит в человека через распахнутый рот, поэтому, когда зеваешь, надо закрывать рот ладошкой, а ещё лучше – крестить его.
- Малефиций – злотворитель! Диавол наделяет малефициев особыми способностями, направленными ко злу. Через малефициев Диавол проявляет своё вредительство на людей, через них всегда и везде старается причинить людям физические страдания, насылает засуху, неурожай, голод, чуму, мор, проказу и иные бедствия. И нравственное зло имеет своим источником Диавола и его помощников, - стращала Алла Петровна, вспоминая бывших своих, продавших души дьяволу, школьников.
Бабки испуганно, но с интересом, наблюдали, как город охватила паника и народ побежал кто куда, давя друг друга. Бабки видели, как посреди двора провалился под землю торговый ларёк – ненависть всех старух и жён, потому что в нём спасались бормотухой никчёмные мужья, накачивали свою наглость отбившиеся от рук наглые пацаны и распутные девки. Ближе к обеду двор и дома опустели, и с четвёртого этажа в театральный бинокль интеллигентки Эльвиры стало видно, что в дальнем конце двора лежит вовсе не упившийся до бессознания мужик, а… свят-свят-свят… убитый человек. Ближе к обеду, когда в подвальных отдушинах стали мелькать страшные крысиные морды, соседки, уже перепуганные Аллой Петровной теоретически, перепугались всерьёз и кинулись искать спасения в освящённой батюшкой, защищённой святыми иконами, мощами и прочими амулетами, тесной квартирке Аллы Петровны.
Вспомнили не принимавшую участия в обсуждении малефициев Нюрку, которая с соседками не дружилась и в одного заливала своё неведомое горе всеми жидкостями, которые пахли спиртом, и не просыхала с тех самых времён, как пропал её крысюк.
- Она! Она тоже малефиций! – грозила в сторону квартиры Нюрки Алла Петровна. – Людей чурается-сторонится, одна всё… И запах от неё адский… Серный! Как из преисподней! Ишь чего! С крысой, с инкубылой спала!
Алла Петровна была возрастом помоложе Нюрки, а не спала уже… в том смысле… Ихи-хи-и! Алла Петровна всегда тяжело вздыхала от этой мысли и завидовала чёрной завистью Нюрке, из квартиры которой после очередной бесшабашной пьянки с новым мужиком, а то и с двумя, раздавались очень откровенные охи и стоны. А то и крики. Алла Петровна не то что криков – вздохов не помнила за собой лет уже сорок.
- Не мылась две недели, запойная, вот и несёт от неё преисподней, - брезгливо морщила интеллигентный, украшенный строгими очками, толстой бородавкой и густыми чёрными волосами весьма внушительный нос Эльвира.
- Диавол насылает на людей всякие болезни и напасти, неурожай, засуху и голод, - бубнила Алла Петровна наизусть цитаты из прочитанных книг, и соседки боялись её взгляда, потому что глаза Аллы Петровны уже нельзя было назвать глазами психически здорового человека. - Диавол превращает человека в животное. Диавол может исказить лицо человека, и даже знакомые примут того человека за животное. Даже родственники не признают, ибо увидят не самого человека, а его фантастикум, отделившийся от него и принявший в силу вмешательства чародейственных сил Диавола образ животного. Этот фантастикум – дьявольское подобие души человеческой, и неисчеслимы случаи во сне, когда от человека отделяется и уносится в бесконечное пространство его фантастикум. Душа – от Бога, а фантастикум от Диавола…
Соседки были уж и не рады, что связались с Аллой Петровной. Они видели, что сознание старухи помрачилось от внезапной, страшной и нереальной опасности. Одна из товарок, Антонина, попыталась незаметно ускользнуть из-под защиты сумасшедшей старухи, но едва высунула нос в сумрачный коридор, как с тихим писком шарахнулась назад и в полуобморочном состоянии осела тут же, в прихожей.
- Что там? – спрашивали Антонину соседки, тормошили и боялись её ответа.
- Крысы… Бегают… Много… - едва смогла вымолвить Антонина.
- Предупреждала я! – потрясая кулаками над головой, бродила по квартире Алла Петровна, натыкалась на мебель, и убеждала, похоже, самою себя. – В школе говорила! Оттуда всё идёт! – указывала трясущимся перстом на заход солнца. – Нравственно порабощённые, будете существовать под властью обращённых Диаволом фантастикумов-малефициев! Им завидовали – под их властью и сгинете!
А крысы шуршали под деревянными полами, совали морды в зарешеченные мелкими сетками от тараканов отдушины, пытались грызть сетки, глядели на старух голодными злыми глазами…
И стали ждать старухи жуткой нехристианской смерти.
- Бух! Бух! Бух! – размеренный громкий стук в дверь встрепенул старух.
Как овцы, сердито переступающие копытами, загипнотизированные опасностью, старухи притянулись дверью и зачарованно уставились сквозь неё на смерть, пришедшую по их души.
- Петровна, открывай, старая ведьма! – раздался за дверью страшный голос.
Если бы старые женщины, запершиеся в квартире Аллы Петровны, были в этот момент способны к восприятию действительности, они сказали бы, что голос, требовавший открыть дверь, очень походил на скрипучий, хриплый голос бабы яги из детского фильма.
Перепуганные крысами, страстями-мордастями Аллы Петровны, громким стуком и страшным голосом неизвестно кого, старухи, и без того слабо соображавшие, потеряли способность соображать окончательно.
- Стриги и ламии, летающие по ночам женщины, пришли к нам! – утробным голосом вещала Алла Петровна. - И свершают они такие ужасные преступления, как высасывание внутренностей из живых людей и пожирание малых детей!
Гром за дверью - не сказать, что такой уж громкий гром, а будто чем металлическим прогрохотали по ступеням каменной лестницы – подтянул старух ещё ближе к двери. Они сгрудились, чтобы подсмотреть творящийся по ту сторону ужас сквозь замочную скважину. Привычка! Надо же взглянуть из-за спасительной досчатой двери на жутких стриг и ламий, питающихся живыми детьми и потрохами людей! Когда ещё случай представится! Но замочной скважины у Аллы Петровны, как на грех, не оказалось.
- А ну, сволочное отродье, отойди от двери! – услышали старухи угрозу с той стороны и разом отшатнулись от двери. Новые раскаты грома подтвердили серьёзность намерений громовержца. Старухи обмерли до полубеспамятства.
За дверью слышалось раздражённое бормотанье и стуки, какие бы издавала клюка ведьмы, бредущей по асфальту. Голос удалялся от двери… Старухи мелко закрестились, а некоторые даже облегчённо завздыхали, но вдалеке снова раздался металлический гром… Сопровождаемое периодическим погромыхиванием, ведьмовское бормотание снова приближалось к двери. Старухи обречённо, тонкими голосами заплакали:
- И-и-и…
- Петровна! Мать твою… Спишь, штоль? … … - густо пересыпая речь сильно нелитературными эпитетами, которых так не любила бывшая учительница, завозмущался голос и загрохотал, вероятно – кулаком, по двери. Да так, что замазка из неремонтированных со времён советской власти косяков посыпалась.
Но старух нелитературные обороты речи за дверью, как ни странно, не испугали. Старухи сначала насторожились, словно прислушиваясь к ругани и вглядываясь сквозь дверь, и вдруг заплаканные недоверчивые лица их стали проясняться.
- Тебя тут крысы чуть не съели… Я ведро своё из-за тебя помяла… Тебя спасаючи от загрызения, старую ведьму… А ты всё поклоны бьёшь, да заклинания… Да пошли вы! – и вновь раздался металлический грохот, а потом стук палки по бетону.
- Это ж Нюрка! – воскликнули в один голос две старухи, услышав знакомые идиоматические обороты, проще говоря - мат. С такой надеждой к соседке воскликнули, с какой можно было воскликнуть лишь: «Спасительница!» – Она ж пьяная! – умилилась интеллигентная Эльвира. – У неё ж с перепою всегда голос такой страшный!
- Нюрка! Родненькая! – запричитали старухи и кинулись отпирать дверь, теснясь и отталкивая друг друга от замка.
Да, за дверью стояла Нюрка. Пьяненькая, одетая наперекосяк, растрёпанная, с помятым железным мусорным ведром в одной руке и поломанной палкой от швабры в другой руке.
- Вы чё, дуры, не открываете… - бурчала Нюрка, пытаясь уменьшить амплитуду движения выписывающих восьмёрки бессмысленных глаз на опухшей от многодневной пьянки роже. Она широко махнула рукой, забыв, что держит ведро. Ведро грохнуло о стену. – Ведро, от, помяла… - заметила Нюрка ведро. – Чё вы тут собрались толпой, праздник, штоль, какой? И свет отключили чевойт… Пошла мусор выносить… Мусорку коммунальщики сегодня чёт аж вымыли – ни бумажки нет… Праздник, штоль?
- Нюрка… - умилялись старухи, слушая пьяное ворчание выкарабкивающейся из многодневного запоя Нюрки.
- Крыс, чёт, бегает тьма… - удивилась Нюрка. – Ведро от помяла, - пожаловалась она ещё раз. Оглянулась на лестницу, где только что гоняла зверьков, увидела там кого-то, незло удивившись, - Обнаглели! – лениво швырнула ведро через плечо. Ведро с грохотом покатилось по ступенькам.
Старухи втащили Нюрку в квартиру, захлопнули дверь, кинулись радостно тискать и обнимать её.
- Да чё вы, чё вы… - смущалась такой небывалой любви к себе, и от того трезвела Нюрка. – Свет опять отключили! Темень - ни черта не видно… - бормотала, тихонько отпихиваясь от непривычных обниманий.
- Не поминай имя господина своего среди тех, кто ему не подвластен, инкубыла! – угрожающе провозгласила подошедшая к подругам сзади Алла Петровна. – Ты спала с главным малефиком – и хвасталась этим! Инкубыла! – угрожающе трясла перстом в сторону Нюрки Алла Петровна.
- Сама ты… кобыла… - без злобы огрызнулась на соседку Нюрка. Она привыкла к причудам Аллы Петровны и не обижалась на неё.
- Умом подвинулась она, умом подвинулась! – шёпотом пожаловались Нюрке перепуганные старухи и стали рассказывать о нешуточном бедствии, постигшем город.
- Мужик во дворе лежит мёртвый…
- Крысы, штоль, загрызли? – недоверчиво спросила Нюрка.
- Не похоже. Или народ затоптал, когда все бегли кто куда, или машиной задавили. А может и прирезали…
- Ну вот, а вы говорите – крысы…
- Крысы ямы копают – страсть! Ларёк пьяный под землю укопали!
- Вы ж сами бога молили: чтоб ларёк провалился! – усмехнулась Нюрка. – Вот он и провалился к…
Нюрка покосилась на Аллу Петровну и предусмотрительно не упомянула имя того, в царство кого пьяный ларёк провалился сквозь землю.
- Инкубыла! – подвывала Алла Петровна, угрожающе размахивая довольно тяжёлым бронзовым крестом в сторону Нюрки.
- Совсем подвинулась от страха! – шептали старухи Нюрке. – А крыс там много? – спрашивали, опасливо кивая на дверь.
- Да разогнала я их, - беспечно жала плечами Нюрка. – Нашли, чего бояться. Крысы – они и есть крысы. Вон, палка… Щас у мусорки была… Подхожу – сидит одна, серая. Ведром я грохнула, она с перепугу шуганулась, головой врезалась в железный бак, аж гул пошёл! Без сознания там лежит…
- Нюрка, миленькая, пойдём к тебе, а? Страшно нам с Петровной! Совсем старуха умом подвинулась!
- Скорую б вызвать, - засомневалась Нюрка. – В психушку б её…
- Да не работает ничего – ни свет, ни радио, не телефон! И скорая не работает! Все ж эвакуировались, как в войну!
- Пойдёмте, жалко штоль… - согласилась Нюрка, польщённая таким настойчивым желанием товарок собраться у неё на квартире. Раньше соседки брезговали к ней ходить. - Только её давайте с собой возьмём. Мало ли что баба может натворить, коль у неё… шифер с чердака посыпался.
Но увести с собой Аллу Петровну не удалось.
- И вы во власти малефиция и инкубылы окажетесь! – грозила безумная и отмахивалась от соседок тяжёлым крестом. Про то, что безумные и сильны безумно – знали все. А ежели к тому же – тяжёлый бронзовый крест в руках…
Старухи ушли, но запасной ключ от двери Аллы Петровны с собой взяли.
Рассевшись в квартире Нюрки на продавленном диване и шатких табуретках, долго разговаривали о жизни, о напасти, постигшей страну пятнадцать… нет, уж двадцать лет, о жути, случившейся сейчас…
- Правильно Алла Петровна говорила, что меченый дьяволом развалил державу…
- А пьяный пропил. Пьяный дьявол не лучше меченого! Всегда Россия от пьянства страдала!
- Да, - охали старухи, - ни одного поколения в России ещё не выросло, чтобы горя-беды не попробовали…
Слушали вопли сумасшедшей Аллы Петровны, гулко раздававшиеся по подъезду:
- Инкубулы!.. Среди людей мало людей!.. А-а!.. Хаос и смерть – зло! Но зло нравственное – страшнее!.. Малефики!.. Сострадание тяжелее страдания!.. Любить и прощать – это крест, ибо нет тяжелее бремени, чем уметь прощать!.. Суккубулы!.. Не все люди есть в зверях, но все звери есть в людях… А-а-а!
К вечеру Алла Петровна стала кричать особенно сильно, неразборчиво, потом утихла. Встревоженные долгой тишиной, соседки пошли проведать сумасшедшую.
Отпёрли дверь. Тишина и густой нехороший дух пахнули из квартиры. Увидев превратившиеся в труху старинные деревянные иконы в святом углу, старухи закрестились. Тиснёные в металле иконы стояли нетронутыми. Свечи, которые сегодня горели у Аллы Петровны весь день, исчезли до последней капельки воска. Перед святым углом, на тёмно-мокром облупленном деревянном полу лежала кучка перемолотой в мелкие клочки одежда Аллы Петровны, её нательный крестик с тонкой золотой цепочкой, крохотная иконка-хранительница. Без бечёвки. Что лежащие на полу лоскутки – одежда Аллы Петровны, признали по цвету и рисунку лоскутков. Чуть поодаль валялся большой бронзовый крест.
Нюрка подняла крест. Тяжёлый. Потёртый внизу, где его рукой держат. Видать, не один век людям служил.
Окоченев от ужаса, старухи прижались друг к другу, оглядывались, не понимая творящегося вокруг. Так крысы перед неизвестной опасностью скучиваются и прижимаются друг к другу. Даже те, которые только что дрались.
Каждый вечер старухи смотрели по телевизору жутики о муравьях-убийцах, о гигантских тараканах, о мертвяках, вылезающих из могил, и от этих ужасов сладко сжималось нутро старух. Старухи знали – эти страсти-мордасти понарошечные, спрятанные за стеклом экрана. И вдруг стекло исчезло. Содом и гоморра из телевизора вошли в их жизнь. И если мужика на том конце двора старухи наблюдали как бы ненатурально, через бинокль, то Алла Петровна исчезла здесь, и лоскутки, оставшиеся от бедной старухи, можно потрогать руками. Каждая из старух предполагала наверное, как… исчезла Алла Петровна, и каждая старалась прогнать эти страшные предположения.
Из вентиляционного отверстия за старухами с любопытством наблюдали глазами-блестяшками крысиные морды. Довольные, сытые крысиные морды.
- Твой-то, не знаешь, где? – заискивали старухи перед Нюркой. – Может замолвила бы словечко? Он ведь у них, небось, за начальника, такой умный да большой!
- От дуры! От дуры! – испуганно косилась на подруг Нюрка, но сказать по этому поводу ничего не могла. Да, белый крыс умный и большой… Но где он – Нюрка не знала.
=3=
В институте вовремя поняли, что масса крыс, распространяющаяся по городу – это не пугливая стая со свалки, а сокрушительная лавина, накрывающая город. Директор института поручил биотехнологической лаборатории обеспечить «комплекс мер, гарантирующих недопущение крыс на территорию института». Времени на разработку дал… один час.
Посовещавшись минут пять, учёные пришли к выводу, что всё самое эффективное – просто. Нечто грандиозное в течение часа не то, что изготовить – разработать нельзя. Решили, что институт спасёт аппарат, генерирующий инфразвуки, которые издают крысы при смертельной для них опасности. За образец можно взять натуральные звуки погибающей крысы. Записывать нужные образцы звуков, смущённо отводя глаза в сторону и отворачиваясь, категорически отказались все, кроме Эдика.
- А как заставить её произносить нужные звуки? – спросил Эдик у Гаврилыча.
- Ну как… - Гаврилыч даже рассердился на бестолковость Эдика, а может на себя, что вынужден подсказывать неопытному юнцу, как добыть подобные звуки. Впрочем, он не очень-то поверил Эдику, что тот не знает, как добыть нужные звуки. – Берёшь крысу, медленно переводишь её из обычного состояния в неживое, записываешь крики, которые она издаст в переходный момент, раскладываешь звуки по частотам… Повторяешь опыт ещё с парой крыс, сопоставляешь фонограммы, выделяешь общий ультразвуковой компонент, записываешь его в чистом виде – вот тебе и звук смертельной опасности… и смертельной боли. Ну а сделать генератор инфразвука с данной частотой – для наших электронщиков дело минутное.
Когда Эдик приступил к выполнению «научной работы», все спешно покинули лабораторию. Проходившие по коридору сотрудники говорили, что крысы за дверью вопили страшно.
Через полчаса генератор нужной инфразвуковой частоты просчитали, набросали схему, и все радиотехники института принялись клепать его в стационарных и автономных вариантах. Подача электричества из города к тому времени уже прекратилась, и институт питался от собственной дизельной станции системы гражданской обороны.
Генераторов наделали вовремя – серых крыс на территории института, в подвалах и даже в коридорах и помещениях появлялось всё больше. Это походило уже на экологическое бедствие.
Стационарных генераторов наставили внутри и по периметру здания на улице, включили – крысы исчезли. Всем, кто выходил наружу, давали автономные аппараты.
- Эдик, сходи к химикам, узнай, чем они могут поделиться с нами в плане борьбы с крысами, - распорядился Гаврилыч. Он послал Эдика по привычке – все его посылали. – Если им нужно, пусть идут к нам за «пугачами», поделимся по братски.
Так в лаборатории стали называть генератор отпугивающих звуков.
- Возьми с собой индивидуальный «пугач». Хоть мы и расставили стационарные генераторы на территории, но… на всякий случай.
- На какое расстояние он действует? – спросил Эдик, рассматривая дюралевую коробку с множеством дырок, гнутую вручную слесарным молотком. С помощью упаковочной бечёвки коробка привязывалась к поясу.
- Ну… Ультразвук – он везде ультразвук. Во-первых, действует на расстояние прямой видимости. А при хорошей видимости… - Гаврилыч задумался. – Чёрт его знает! Ну, метров сто. Ну, пятьдесят. Пятьдесят метров в одну сторону без крыс тебе хватит?
Эдик не знал, хватит ли ему пятидесяти метров без крыс. До соседей-химиков идти метров триста. Через сквер со старыми деревьями.
- А включать как этот аппарат?
- Единственный тумблер: сюда – «вкл.», в другую сторону – «выкл.». Не сложнее, чем компьютер. Компьютер включать умеешь? – пошутил Гаврилыч.
«Пошёл ты! Шутник ржавый…» – обругал про себя Гаврилыча Эдик.
- Питания надолго хватит?
- Примерно, как у настенных часов.
- На год, значит.
- На полгода – точно. За полгода обернёшься?
Эдик молча обложил Гаврилыча ещё раз.
- Сейчас… - Гаврилыч посмотрел на часы, - почти половина двенадцатого… Думаю, за полчаса успеешь. Пять минут туда, десять минут там, пять минут обратно.
Эдик включил «пугач». Крысы в вольере перепугано закричали, полезли на стены-решётки. Эдик спрятал аппарат за шкаф. Крысы успокоились. Снова вытащил – крысы опять метнулись на стены.
- Хорошо работает, - удовлетворился экспериментом.
- Так сам же нужные звуки добывал, - недобро усмехнулся Гаврилыч. – Старался, наверное.
Эдик тоже криво усмехнулся. «Что бы вы без меня делали, малохольные защитники природы!»
- В общем, через полчаса, к двенадцати, постарайся вернуться, а то мы будем волноваться, - хлопнул Эдика по спине Гаврилыч.
Эдик кивнул головой, пошёл к выходу.
В лабораторию Эдик не вернулся ни через час, ни через три часа.
Эдик вышел в коридор лаборатории, включил «пугач».
«Ну, народ! – возмущался Эдик. – Как где грязная работа, так сразу Эдик! Чистоплюи фиговы! Зелёные потомки с голубым гринписом в штанах! Крыс им ради собственного спасения мучить жалко!»
Эдик ворчал скорее по привычке, чем от настоящего недовольства. Ему, в общем-то понравился «эксперимент» с крысами. Жаль, что он не может людьми так повелевать! Будь он руководителем этих чистоплюев…
«Серёженька! - начал бы он ласково. - У нас главная канализационная труба забилась».
А потом железным голосом:
«Иди-ка, прочисть её. Да руками! И чтоб быстро! Что?»
С переходом на презрительный тон:
«Ты научный работник, а не сантехник? Сантехников у нас не хватает, так что я перевожу тебя в сантехники. На неопределённый срок!»
И уничтожающе:
«А подружку твою… Как её? Елена? Ко мне в кабинет! Срочно! Да пусть сначала в душ сходит!»
Выдрыгу тоже встретит ласково:
«Раздевайтесь, мадам. Что? Не хотите?!»
«Не хочет она», - возразил Эдику кто-то в его грёзах.
«Как это не хочет!» – возмутился Эдик.
«Не хочет, и всё!» – возразил Эдик сам себе. А может, тот голос возразил Эдику. Эдик, не понимая ситуации, остановился.
«С кем это я разговариваю?» – спросил сам себя Эдик.
«Со мной», - ответил сам себе.
Эдик огляделся. За мечтами о том, как прикажет Лене отдаться на полированном столе у себя в будущем кабинете, он уже вошёл в парк между корпусами биологов и химиков.
«И с кем это я разговаривал?» – опять спросил сам себя Эдик.
«Со мной, - опять ответил он сам себе. – Посмотри вперёд и, если не слепой, увидишь».
Эдик посмотрел вперёд. Метрах в двадцати от него прямо посередине асфальтовой дорожки сидела серая, с рыжиной, крыса и, время от времени поглядывая на Эдика, что-то грызла.
«С тобой?» – недоверчиво подумал Эдик.
«Со мной», - подтвердил сам себе.
Эдик нервно оглянулся по сторонам и защёлкал тумблером «пугача». Чёрт его знает, работает эта ультрапищалка или нет. Впрочем, других крыс поблизости не было.
«Да работает твоя пищалка, работает. Только мне на эти писки… Как и тебе, впрочем. Я люблю, когда кто-то так пищит. Как и ты. Мы с тобой во многом похожи. Разница лишь, что у меня бесчисленная армия крыс, которая захватила город, и я повелеваю этой армией, а ты – никто. И беда для тебя в том, что если я захочу, то скоро ты станешь к тому же и ничем».
«Чушь какая, - подумал Эдик. – Паршивая крыса будет мне угрожать…»
Он осторожно, боковым зрением, не переставая наблюдать за крысой, огляделся, выискивая что потяжелее, чтобы пришибить наглого зверька.
«На первый и в последний раз «паршивую крысу» прощаю, - прозвучал голос в голове, не принадлежавший ему. Эдик чувствовал это почти уже наверняка. – Так что впредь, ради сохранения собственного здоровья и чего-то поценнее, постарайся не хамить…»
«Да глюки всё это! – возразил Эдик сам себе, начиная верить, что крыса на самом деле разговаривает с ним. – Сам с собой я разговариваю. А крыса сидит на дорожке… от нечего делать».
«Какой же ты тупой! – возмутилась крыса, подняла с асфальта обрывок белой бумажки и… помахала бумажкой в воздухе, как флажком! – Считай меня парламентёром от вражеской армии, причём, парламентёром самого высокого уровня! Ты хочешь быть повелителем крыс?»
Похоже, парламентёр не мелочился.
«Давай сойдёмся поближе, что-ли. А то разговариваем, как через забор!»
Крыса честно пробежала свою половину пути по направлению к Эдику и остановилась, ожидая аналогичного ответного действия. Эдик тоже подошёл. Разглядел крысу подробнее. Крыса как крыса. Шерстяная шкурка, голый хвост. Хвост, правда, наполовину обрубленный. Нос подвижный, нюхает всё вокруг. Глаза чёрными бусинками. Но, какие-то, не по крысиному внимательные. Словно думают над чем-то.
Стать повелителем крыс? Эдик вспомнил, как совсем недавно он с коллегами рассуждал, что воины-крысы могут быть страшнее диверсантов-людей.
«Совершенно верно, - подхватила его мысль крыса. – Если хочешь, я прикажу своим крысам, и они утопят твой институт под землю».
«Нет, пока не надо, - возразил Эдик и задумался. – Он может нам понадобиться…»
«Вот это уже деловой разговор! – обрадовалась крыса. – И, кстати, хватит видеть во мне простую крысу. Я – крысиный король. Точнее – крысиный гегемон. А ещё точнее, чтобы не путать с прочими бывшими или параллельными, из других стай, я – Прощённый Гегемон. А ты у нас будешь… Повелитель… Эдуард… Первый».
Прощённый задумался. И продолжил:
«Большинство из нас ждут вождя, чтобы примкнуть к нему, чтобы стать под его крыло, чтобы почувствовать себя облагодетельствованным тем вождём. А тебе не кажется, что каждый должен ждать случая, чтобы стать вождем самому? А, Повелитель Эдуард Первый?»
Эдик довольно хмыкнул. Круто! Повелитель Эдуард Первый! Кажется, чёрт побери!
«Можно просто Повелитель», - снисходительно разрешил Эдик.
«Договорились. Приступим к делу. Жить где будешь?»
«Дома, наверное», - сомневаясь, предположил Эдик.
«Домой к тебе мы сходим, узнаем, что и как. Но Повелителю жить в обыкновенном жилище, пусть даже и в хорошем, не пристало. Можешь выбирать любое место в городе и окрестностях. Город занят нашей армией, он в твоём распоряжении, Повелитель».
«Тогда… в мэрии».
Эдик даже вспотел от непривычно громадной своей наглости.
«Вот это по нашему, - похвалил Эдика Прощённый и перешёл к делу. – Информирую. Город, как я уже сказал, крысами занят. Наша тактическая задача – дальнейшее распространение войск по прилегающей территории и полный захват близлежащих сёл, деревень и посёлков. Стратегическая задача – захват соседних городов и так далее до установления полного контроля над всей достижимой территорией. Твои предложения по этому поводу?»
Эдик задумался. Да, это тебе не банальная серая крыса, каких ловят капканами и травят крысиным ядом. Это… руководитель! И планы у него наполеоновские. Он – гегемон, а я – повелитель. Да, быть повелителем таких крыс не хуже, чем быть генералом армии.
«Во-первых, нужна информация, - задумчиво проговорил Эдик. - Мне нужно точно знать, есть ли в городе очаги сопротивления крысам. Нужна информация о том, что творится за пределами города. Важно, что знают о нашем городе и захвате его крысами… э-э-э… руководители людей. В области, в стране. Жалко, что не работает радио и телевидение. Хорошо бы найти транзисторный приёмник, чтобы послушать новости. Ещё нужна машина – пешком по городу не находишься. С институтом потом поработаем. Главное для начала – информация. Прошли уже почти сутки, как вы захватили город. Пора ждать неприятностей от противника».
«Будет тебе информация, - пообещал Прощённый и похвалил Эдика. – А ты молодец! С головой берёшься за дело! Лидер!»
Польщённый похвалой Эдик заулыбался.
«Вопрос можно?»
«Спрашивай, Повелитель!»
Засунув руки в карманы, перекатываясь с пяток на носки и разглядывая что-то у себя под ногами, Эдик словно раздумывал, стоит ли задавать этот вопрос Прощённому. Но, поджав губы и тряхнув головой, решил, что стоит.
«Зачем я тебе? Почему ты выбрал меня? И как нашёл?»
«Что тебе сказать по этому поводу? Зачем ты мне? Не обольщайся, я без тебя обойдусь. Так что не вздумай пренебречь мной. Но с тобой я добьюсь большего. Что ты без меня? Не обижайся – без меня ты пыль на подмётках твоих начальников. Что мы вдвоём? Сила, которой сегодня трудно противопоставить что-либо. Сам знаешь, что такое многотысячная армия крыс. Почему я выбрал тебя? Есть люди умнее тебя, есть сильнее тебя… Но иной раз из двух, на первый взгляд - бесполезных деталей, сложенных вместе, получается нечто… сверхъестественное. Я и ты – две половинки такого сверхъестественного. Я и ты – будем смотреть правде в глаза – две половинки зла. А зло ищет и находит зло, чтобы плодиться и преумножать себя. Тебя коробит этот термин – «зло»? Зло понятие сугубо человеческое. Нет никакого «природного», «вселенского» зла. Только человек видит зло. Причём не где-нибудь, а в себе или в других людях. То что причиняет тебе боль есть зло. Для тебя. Но если причиняешь боль ты – это необходимость. Вспомни, как ты добывал звуки для своей «пищалки»! То что является злом для одного не является злом для другого, то есть, является добром. Сколько крыс ты загубил, чтобы настроить свой аппарат? Ты их губил ведь с добрыми намерениями, не так ли? Понятие «зло» основано на каких-то исторически сложившихся моральных устоях, а мораль – понятие расплывчатое...
Прощённый замолчал и словно бы задумался над сказанным. Эдик не возражал. Всё правильно!
«Без сомнения, в данном случае ты, убив крыс, причинил им зло. Но, переступив через правила поведения вашей человеческой группы, ты сделал большее добро для этой группы – смог добыть нужные звуки для своего аппарата и спас институт. В зрелом разуме зло становится позитивной жизненной силой. Поэтому, признаем, ты поднялся над своими бывшими коллегами, ты вышел на иной уровень морали и развития! А что было бы, если ты оказался таким же добрым, как и твои коллеги? Ты не переступил бы через общепринятую мораль, и твои коллеги могли не переступить через себя... Вы, добрые учёные, сидели бы сейчас в институте и жалели бедных крысок. А крысы: «Грым-грым-грым…», грызали бы стены и примерялись к вашим сонным артериям… Добро есть согласие с общей моралью, принятие данных правил уровня, включение в группу. Добро есть смирение, покой, согласие на уничтожение себя кем-то, более сильным и менее разборчивым в нюансах так называемой морали. Зло – это перемены, вызов смирению и застою, переход на более высокий уровень развития… Зло, как и добро, имеет своих героев, сказал ваш философ. Ты хочешь стать героем? И вообще, быть злым даже приятней, чем быть добрым…»
=4=
С помощью крыс Эдик нашёл себе исправный, довольно новый «Ауди». Хозяин, вероятно, поддавшись общей панике, даже ключи из замка зажигания не вытащил. А может и вправду спасался от какой опасности.
Вместе с Прощённым Эдик съездил домой.
Судя по лёгкому беспорядку в квартире, родители собирались второпях. Но отступали без паники, документы и ценности забрали. Предполагая, что постигший город крысиный катаклизм в теперешнем безвременье разразился не на один день, педантичная мать успела даже накрыть мебель простынями.
Запиской, пришпиленной магнитиком к дверце холодильника, отец «уведомлял» сына, что они «эвакуировались», просил звонить на мобильный, если будет возможность. Если сын ещё не успел – призывал срочно покинуть город и ехать к тёте Наташе: «Во времена любых катастроф для обычных людей опаснее самих катастроф становятся их социальные последствия, грязь и муть, поднятые со дна общества - бандитство, мародёрство, убийства умышленные и случайные, убийства со зла, из зависти и по глупости», - не удержался и даже на бумаге повоспитывал Эдика отец.
«Знали бы вы, кто я теперь!» – с гордостью за себя и с некоторым сожалением, что в ближайшее время доказать родителям свою состоятельность во власти не удастся, вздохнул Эдик. Да и не поймут его предки: что за должность – «повелитель крыс»? Фи!
Повелитель крыс… Генерал армии солдат с фантастическими возможностями! Не понимаете вы страшной силы моей голохвостой армии!..
Эдик шёл по гулким коридорам. Он бывал здесь пару раз с отцом – давно, ещё в школьные времена. Эдика не оставляло детское впечатление о грандиозности и важности дел, созревающих в бездонных и бесконечных коридорах мэрии. Он помнил из детства, в каком величественном молчании перемещались люди в космических объёмах тех коридоров. А в светлых, просторных кабинетах за тяжёлыми письменными столами, непременно заваленными горами бумаг, значимо сидели величавые дяди. Перед ними даже отец заискивал! И водопады белых занавесей вдоль высоких окон за спинами тех дядей подчёркивали небесную судьбоносность этих суровых людей. Ребёнок Эдик ощущал, что в гулком и прохладном даже в сильную жару здании всё пропитано властью. Пропитаны тёмно-зелёные дорожки в коридорах и на лестницах, по которым боязно идти – вдруг прибежит важная тётя со шваброй и сердито крикнет: «А ты ноги вытер?» Пропитаны отделанные то деревом, то мрамором стены вестибюлей. Пропитаны огромные, до неба, резные двери, в любую из которых мог бы, наверное, въехать самосвал. Власть капала с великанских, в металлических наконечниках, как у копий, ручек тех дверей. Всё в мэрии сочилось властью. Всё дышало властью. Даже две статуи напротив входа густо дышали на робких просителей душной властью. И маленькому Эдику непреодолимо хотелось стать частичкой - хотя бы крохотной! – в том механизме, который назывался «власть».
Теперешние коридоры немножко оставались теми бездонными и бесконечными коридорами из детства. Но Эдик подавил остатки детского трепета в груди и заставил почувствовать себя хозяином мэрии.
Из под ног с писком разбегались сотни крыс. Крысы сидели кучками и бегали поодиночке, что-то грызли, некоторые играли, другие ссорились. Куда ни глянь, валялись изгрызенные предметы и кучки трухи от перемолотой бумаги. Эдик морщился, замечая продырявленые двери, попорченные плинтуса. Даже в бетонных стенах виднелись проделанные грызунами ходы. Постоянный, заполнивший всё пространство крысиный писк напоминал приглушённый фоновый шум огромного курятника. А может театра, когда свет перед началом представления уже медленно гаснет, громкие возгласы прекращаются, но сохраняется тот однообразный шум, который утихнет с первыми звуками пьесы. Нос раздражал стойкий крысиный запах.
Такой же бардак и такая же вонь, наверное, стояли в Смольном девятьсот семнадцатого года, когда его взяли большевики, подумал с усмешкой Эдик. Он уже почти не боялся грызунов – своих подчинённых нехорошо бояться.
Эдик велел Прощённому, чтобы крысы убрали из коридоров мусор – резиденция Повелителя должна быть чистой! - и найти ключи от дверей.
Скоро крысы притащили Эдику горы ключей. На многих висели бирки с номерами кабинетов. Но апартаменты мэра пришлось вскрывать «подсобными средствами». Эдик пододвинул к двери стол, на него взобрались несколько крыс и выгрызли рядом с замком дыру. Эдик просунул в дыру руку и отпёр дверь.
Кабинет мэра ничего особенного не представлял: офисная мебель из натурального дерева и так далее. Но не зря Эдик выбрал местом расположения своего штаба мэрию - в комнате отдыха за кабинетом нашлось много полезного. Во-первых, радиоприёмник на батарейках. Эдик включил приёмник и, осматривая кабинет, слушал информационные программы. В мире и стране в шестнадцать часов по московскому времени жизнь текла обычным образом. Диктор бодрым голосом сообщил, что из-за «человеческого фактора» на западе разбился пассажирский самолёт и погибло больше сотни людей. Есть версия, что самолёт сбила выпущенная по ошибке учебная ракета. В столице от короткого замыкания сгорел штаб армии вместе с финансовыми архивами, и разобраться, куда какие финансовые потоки ходили некоторое время тому назад, и где они иссякли, стало весьма проблематично. На востоке случайно взорвались склады с боеприпасами, и три дня на окрестные дачи с неба падали какие-то трубы и металлические болванки, пугая садоводов и туристов. Военные предполагают, что их склады подожгли праздничной петардой дачники. О нападении крыс на заштатный город корреспонденты не сообщали.
Эдик щёлкнул выключателем на стене – электричества, естественно, не было. Покрутил вертушки водопроводных кранов – из одного крана потекла холодная вода! Вероятно, в мэрии работало автономное водоснабжение. В шкафах нашёл камуфляжную одежду, оружие, бинокль, мощный аккумуляторный фонарь и небольшие батареечные фонарики – мэр, как и положено мэру, ездил на охоты. В не работающем, но ещё с морозом, холодильнике и в шкафах лежали запасы пищи и питья на разные вкусы. В общем, питанием в течение нескольких дней Эдик был обеспечен.
Ближе к семнадцати часам Прощённый доложил Эдику обстановку в городе и вокруг него:
- Сначала о приятном. Мои разведчики для тебя жёлтых побрякушек насобирали по городу…
Прощённый сиганул в кожаное кресло и завозился, устраиваясь поудобнее. Найдя подходящее положение, мельком взглянул на Эдика и занялся выкусыванием чего-то у себя на пояснице, будто выкусывание в данный момент было самым важным для крыса делом.
- Каких побрякушек? – осторожно переспросил Эдик. Сердце его захолонуло от благостного предчувствия, необычно шевельнулось и приятно-болезненно сжалось, как сжимается оно, когда осторожный палец ковыряет зудяще рубцующуюся рану: если армия крыс прочешет город, наверняка соберёт горсть, а то и две «жёлтых побрякушек»!..
- Ну, - Прощённый громко зашуршал зубами, вылавливая над хвостом блоху, - побрякушки, которые люди вешают себе на уши и носят на пальцах.
- И… много собрали? – зачесалось в сладостном предчувствии сердце Эдика. Получить вдруг, ни с того ни с сего, пару-тройку горстей золота было бы очень недурно.
- Если тебя этими побрякушками засыпать – не откопаешься, - хрюкнул Прощённый. Надо думать, так он смеялся.
Эдик представил гору золота, в которой можно закопаться… Чёрт побери! Три тысячи чертей! И миллион крыс им в придачу! Только ради этого можно…
Эдик спохватился, попытался спрятать мысли, но… А что их прятать? Они откровенно… крысиные. Другого, более удобного термина своим мыслям он не подобрал. Ему страстно захотелось взглянуть на золото, которое собрали для него крысы.
- Пойдём посмотрим, - вполне естественно угадал желание Эдика Прощённый. – Я сам люблю яркие блестяшки.
Он повёл Эдика в соседнее помещение. Эдик открыл дверь… и ему стало дурно. Нет, ему стало хорошо. Так хорошо, так… сладострастно, как не было даже с первой девушкой, которую ему удалось затащить в чью-то постель, когда они с другом пришли к студенткам в общежитие на третьем курсе института. Так хорошо ему не было и со второй девушкой, которую он поимел в неприспособленных условиях в тёмном углу дискотеки, хотя в неприспособленных условиях этим делом ему заниматься понравилось гораздо больше, чем в постели. И на вечеринке у дружков ему не было так хорошо, когда он под шумок изнасиловал какую-то пьяненькую гостью прямо в тёмном коридоре – а это был вообще кайф!
От вида горы золота у Эдика даже голова закружилась. Даже… возможно он даже приплыл… Столько золота, сваленного в кучу, наверное, не видел никто. Может быть, только пираты и богачи в древние времена, когда золото хранилось в сундуках.
Посреди комнаты высилась метровая гора золотой мелочи. Кольца, серёжки, изредка – монеты, всё сливалось в одну приятную золотую кашу.
- Это лишь часть того, что ты можешь получить, если мы поможем друг другу, - угадал мысли Эдика Прощённый.
Когда, наконец, Эдик насмотрелся на золотую гору и восторги, лишившие его способности мыслить, чуть поблёкли, он смог вернуться в кабинет.
Прощённый запрыгнул на кожаный диван, Эдик сел за стол. Прощённый не любил лежать на скользком и быстро выгрыз, будто ножницами вырезал, кусок кожи в углу дивана, освободив мягкую подкладку. Эдик безразлично наблюдал за деятельностью крыса. Покойно вытянувшись на тёплой ткани, излучая довольство военачальника, удачно начавшего долгосрочную кампанию, Прощённый неторопливо попискивал, разговаривая с Эдиком.
Сцепив кулаки на груди, Эдик навалился на край стола и с мрачным лицом слушал Прощённого.
- Зачем тебе моя помощь? – спросил Эдик Прощённого. - Ты ведь и так силён. Вон, какая армия крыс тебе подчиняется!
- Да, я силён! – гордо согласился Прощённый. – Я избранный. Я умнее любой другой крысы, у меня власть… Но я всё-таки крыса. Мы, крысы, не можем пользоваться вашими машинами и аппаратурой… Но это мелочи. Моё мышление, как крысы, и твоё мышление, как человека, сильно разнятся. Ты можешь предполагать далёкое будущее, предвидеть опасность в большей степени, чем я…
Прощённый осёкся и задумался. Зря он это сказал.
В последнее время Прощённый стал много думать. Казалось, совсем недавно он, юнец, убил Короля, своего доминанта. Убил, можно сказать, из глупых амбиций, и главным в его поступке были внезапные эмоции, а не расчёт. И уж никак не мысли… Минуло пара месяцев, а он уже думает! Но месяц в жизни крысы – всё равно, что десять лет в жизни человека! Прощённый сильно поумнел! Сейчас на убийство доминанта, на такое безрассудство, Прощённый не решился бы.
Жизнь идёт, всё изменяется… Сейчас он умный, раньше был глупым сумасбродом, а родился вообще…
Если бы Эдик спросил Прощённого, где он родился и знает ли о своём происхождении, Прощённый ответил бы: «Да, знаю». Но Эдик не спросит. Какое может быть у крысы, даже и у доминанта, происхождение? Родился от крыс, и серые родители затерялись среди тысяч подобных серых, чужих, или рождённых ими же, крыс.
Глупый он, этот Эдик!
Раньше Прощённый не задумывался, где и от кого родился. Теперь многое прояснилось в его слегка помятой голове. То ли завершились процессы выздоровления после того костоломного удара крысоловкой, то ли какие-то процессы созревания в организме дали результаты…
Мать у Прощённого была обыкновенной серой крысой. И её образ в памяти Прощённого на самом деле уже стёрся. А вот насчёт отца нельзя было сказать с определённостью, что он у Прощённого был. Был или не был? А что было?
Сначала Прощённый помнил только ту часть своей жизни, которую провёл в теперешней стае. Потом кое-что из предшествующей жизни. Из жизни в лаборатории.
Вспомнил, как человек взял его за шиворот и швырнул в воду. Хлынувший на Прощённого водопад смыл его вниз, в темноту, и понёс, закувыркал… В потоке воды, без воздуха, любой другой бы сдался и подчинился требованию жаждущих воздуха лёгких, сделал судорожный вдох – и тогда бы грязная жижа заполнила грудную клетку… Но Прощённый хотел жить – и ради жизни остановил бы даже собственное сердце… Водопад выплюнул его в пустоту. Прощённый упал в лужу и, поперхнувшись каплями грязной воды, стал жадно хлебать воздух… Потом уже он забрёл в стаю.
Эдик расценил паузу, как раздумья Прощённого на тему о разностях мышления человека и крысы.
- Ты – избранный. А… я? – осторожно спросил Эдик, надеясь на свою какую-то избранность.
- Любой человек, сознательно или нет, воспринимает себя центром Мироздания, Вселенной. Прочие люди – как планеты вокруг него, великого солнца. Любой человек думает, что Я – это самое значительное в мире. Я - ось Вселенной. Все остальные должны крутиться вокруг Меня. Глубоко в подсознании каждого человека сидит свой избранный, уверовавший в свою мудрость, очарование и бессмертие. И каждый человек на самом деле Избранный, только вы, люди, не хотите своей избранностью пользоваться. А может, не умеете…
Прощённый покрутился на пригретом месте, будто ему стало вдруг неудобно лежать. Покрутившись, лёг так же, как лежал прежде. Быстро пожевал, раздумывая.
- Я избранный, - ещё раз утвердил Прощённый. – А ты… избран мной. Но не просто так избран. Я чувствую, что мы с тобой очень близки. Как будто родственно близки. Близки по крови.
Прощённый снова замолчал, надолго задумавшись.
Прощённый не только чувствовал, что они с Эдиком близки по крови. Он знал, что они одной крови. Откуда знал? Оттуда же, откуда и Король. Потому что и Король был единокровен с ними. Тоже прошёл лабораторный огонь, канализационные воды и медные трубы доминанта. Разнилось только время – Королю его мозги «очеловечили» раньше, а Прощённому позже. Оба они выжили из числа тех крыс, которых Эдику поручили «актировать» по окончании опытов, но которых по недомыслию и из элементарной лени Эдик спустил в канализацию. И оба они были хромосомными наследниками Эдика. Сыновьями, если можно так выразиться относительно живых организмов, в которые помещена часть генома Эдика.
Возможно поэтому Эдик и Прощённый «слышали» мысли друг друга.
Да, в лаборатории стимулировали развитие мозгов Короля, Прощённого и нескольких других крыс, утопленных в канализации. Подопытные крысы стали королями крысиной стаи. По своему развитию они так же отличались от обычных крыс, как боги древней Греции от людей тех времён. Но, то ли травма головы подействовала на Прощённого, то ли крысиная закваска на человечьей основе дала такой дьявольский результат… На дне глаз Прощённого всегда пылал тщательно скрываемый «черный огонь» – применительно к человеку его можно было бы назвать вечной завистью, неутолимой ненавистью, воинствующей пошлостью, беззастенчивой ложью, абсолютным бесстыдством, безграничным властолюбием, попранием духовной свободы, жаждой всеобщего унижения, радостью от погубления тех, кого Прощённый считал лучше себя.
Счастье, что полученные в лаборатории новые видовые признаки – интеллектуализация мозга крыс – оказались наследственно непередаваемыми. От Короля и Прощённого рождались самые обыкновенные крысы.
Счастье, что Прощённый был очень хитёр – как крыса, а не умён – как человек. Иначе это был бы Сатана во плоти.
«Это ж надо – мозгов с горошинку, а рассуждает умнее иного человека!» – думал Эдик.
Родственные чувства? У Эдика не было ни брата, ни сестры. А к своим двоюродным плебеям «от тёти Наташи» он родственных чувств не испытывал.
Вообще, Эдик рос странным ребёнком. Может быть, одной из главных черт его характера было отсутствие любви к близким. С малых лет он не ждал нежностей от матери, а к отцу в чувствах был вообще холоден. Отец как-то в сердцах обмолвился, что Эдик психически болен. И назвал болезнь «холодным бесчувствием», кажется.
Мать Эдика свою жизнь строила не по эмоциям, а согласно плану. И если в плане что-то рушилось, она расчётливо заменяла несостоявшиеся пункты новыми.
В молодости она решила выйти замуж за иностранца и стать госпожой Эн. Предпосылки для того были: красота, ум. Ощущение внутренней аристократичности.
Начиналось всё хорошо. Влюбила в себя богатенького по советским меркам иностранца. Ухаживал, водил в рестораны, привозил «оттуда» тряпки. Одел её – хо-хо! – на зависть подругам. А уж сексуальный был! Не отбиться.
Но цивилизованная любовь оказалась суррогатной. Долг, дисциплина, законопослушность для него, оказалось, важны только применительно к своей стране. Узнав, что русская подружка беременна и не собирается делать аборт, джентльмен шарахнулся от неё, забыв о любви и долге.
Трезво оценив ситуацию, она положила глаз на перспективного научного сотрудника. Состоялась скоропостижная любовь – сроки беременности поджимали. Через неделю она затащила задумчивого аспиранта в постель, через месяц – в загс. Претендент на её руку, к разочарованию невесты, оказался не аристократических кровей – из пролетарских выскочек. Но она утешила себя тем, что «народные» – пробивные. Тем более, что старший брат у жениха был уже доцентом.
Ребёнок родился «недоношенным», но, на удивление родственникам, и вопреки недоношенности, крепким.
Молодой папа, будучи не дураком, просчитал ситуацию и пришёл к выводу, что пылкая любовь к нему молодой студентки, довольно быстро охладевшей после свадьбы, есть пожарная мера по поводу незапланированной беременности. И обоснованно не исключал возможности, что к этой беременности он не имеет никакого отношения. Но принял свершившееся, как должное.
Аспирант не оправдал её надежд. То ли терзаемый подозрениями в неверности жены, то ли устав от гонок между аспирантурой и подработками на благо семьи, то ли надломившись от бессонных ночей с криками психованного ребёнка и нервной жены, он потерял интерес к научной работе, пропустил сроки защиты диссертации, прошляпил перспективную должность… Завяз, одним словом.
Она сделала ставку на старшего брата. Тем более, что он довольно откровенно поглядывал на неё в отсутствии близких родственников. Здесь она не ошиблась в расчетах: деверь-любовник оказался «однолюбом», быстро двигался по научной и служебной лестницам, со временем защитил докторскую, стал профессором. Помогал брату, ей, со временем стал помогать племяннику.
Второй раз она беременеть не захотела, чтобы не портить фигуру. Да и тяжело это. В смысле ношения беременности, последующих бессонных ночей и тому подобного.
Отец так и не смог переломить в себе насторожённости к своему-чужому ребёнку. Он понимал, что это неправильно… Но – одно дело, когда ребёнка усыновляют, и не надо обманывать себя, что он твой. Ты решаешься любить чужого ребёнка, как своего. Другое же дело, когда душу точат подозрения о том, что твой ребёнок генетически чужой тебе.
- Любовь и вера – вот что главное в человеке! Ум и воля человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою, – разглагольствовал отец. - Любовь есть основная духовно-творческая сила нашей души. Без любви человек есть неудавшееся существо. Без любви - он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. А если к тому же человек ни во что не верит, он становится пустым существом, без идеала и без цели.
И жил без любви к себе со стороны жены и сына, и без веры к жене.
Мать была холодна не только к мужу, но и к сыну относилась не теплее, чем к важному атрибуту её добропорядочной жизни в глазах светского окружения.
Эдик не знал тонкостей своего появления на свет. Отсутствие тёплых чувств в семье объяснял слабостью характера отца, невозможностью его добиться успехов в жизни и, посему, отсутствием уважения со стороны матери. Зачатый и рождённый без любви, Эдик жил вне любви. И сам не научился любить.
Мать хотела, чтобы в глазах «общества» у неё был идеальный сын. Начитавшись книг о воспитании, она сделала вывод, что ребёнок вырастет добрым и хорошим, если его с малолетства оберегать от любых разочарований и во всем ему уступать. И вырастила невыносимо наглого и амбициозного юношу с огромным самомнением, с величайшими претензиями, буйствовавшими на почве слепой зависти. Вопросы «Почему ты, а не я?», «Почему твоё, а не моё?» нескончаемо меняли друг друга, постоянно витали в отравленном ложью и завистью воздухе, заполнявшем жизнь семьи. Он верил в жизнь физическую, сиюминутную и в свою окончательную смертность, но не верил в жизнь духовную и в вечную жизнь «потом». Он спешил улучшить или использовать свою «земную конъюнктуру», он боялся «упустить» и «не успеть», он торопился, ему некогда было жить. И сама молодость казалась ему кратким мигом и неверным даром. Его манили земные утехи и развлечения. Простые радости естества казались ему главным и даже единственным смыслом жизни. В спешке он пытался ухватить их все, но не успевал почувствовать удовольствия от них. С возрастом росла жажда наслаждений, а с нею вместе и воля к богатству и власти. Трезвые удержи, если и были, ослабли, зачатки разумной меры утратились, порок перестал отталкивать. Совесть смолкла, правосознание зачахло, а честью он и раньше не дорожил. Он не имел художественного вкуса, у него не было ни малейшего представления о культуре. У него было достаточно разумения, чтобы понимать чужие мысли, но недостаточно, чтобы иметь свои. Он их и не имел: повторял без конца затверженные чужие формулы и влагал в них свой неисчерпаемый заряд зависти и карьеризма. Притязая на всепонимание, всеумение и всемогущество, Эдик проявлял свои особенности беззастенчиво и свирепо, ломил по жизни без стыда, оправдывая свою беззастенчивость относительностью нравственных понятий - все в мире условно! Расталкивая других, живя завистью и ненавистью, вожделея мести и расправы, он стремился добиться лучшего и большего для себя, и был готов затоптать слабых и беззащитных насмерть. Из зависти рожденный, он разумел только то, что ее насыщает.
=0=
- Город окружён вашей армией. В смысле – войсками людей. В город никого не пускают.
- А из города?
- И из города. Мои… наши поработали. Люди заперлись в квартирах, на улицу выходить боятся.
- Это хорошо. Войска не пробовали занять город?
- Пытались. Но крысы вели себя, по мнению людей, неадекватно, жутко верещали и как бешенные кидались на солдат. Так что люди подумали насчёт заражённости крыс бешенством и больше город посещать не рискуют.
- Как думаешь, смогли они хоть одну крысу захватить?
- Наверное! Да жалко, что-ли!
- Я не о том. Бешенство лабораторно диагностируется дней десять. В течение этого срока нас будут опасаться… Надо бы жителей из окраин согнать в центр города, чтобы не контактировали с военными.
- Не надо сгонять, они сами из частного сектора сбежали на верхние этажи многоэтажных домов. А все подвалы-полуподвалы и нижние этажи заняли крысы.
- Людей, в смысле – жителей, в городе много?
- Много. Почти в каждом большом доме по нескольку человек.
- Это хорошо. Значит, мы живём. Людей трогать нельзя. И из города выпускать нельзя. Люди – наши заложники, наша гарантия, что войска не отравят город целиком. Окружение, граница города как устроена?
- Сплошная световая полоса за колючей проволокой. Сплошная цепь вооружённых солдат…
- Быстро они нас колючкой опутали, - удивился Эдик проворности военных. – Через колючую проволоку ни один умный дурак не полезет, - пошутил он на кирзовый лад. - Ну, колючая проволока и цепь солдат для наших серых разведчиков не проблема. Пусть сбегают на ту сторону, или наделают подкопов, и разведают подробнее, что представляет из себя наш противник.
- Колючая проволока для крыс не проблема… Но… В некоторых местах, едва крысы перейдут границу группой, сразу появляются люди в масках с хоботами, и из баллонов протравливают очень плохим газом всю местность. Крысы дохнут.
- В противогазах, - поправил Эдик Прощённого.
- Во многих местах за колючей проволокой на столбах развешаны ещё какие-то провода. И как только крысы приближаются к этим проводам, загораются легче комка бумаги. Два-три шага – и крысы обугливаются до несъедобности. А если под землёй доходят до границы, тут же подъезжает машина и непонятным образом убивает крысу прямо под землёй. Тихо и без шума…
- Высокочастотное излучение какое-то. И хорошая сигнализация. Много крыс погибло? – тревожно спросил Эдик.
- А, - беспечно отмахнулся Прощённый, - не расстраивайся. Не стоят они сожаления. Расходный материал!
- Я расстраиваюсь не из жалости. Жалко, что ресурсы тратим зря.
- Мы плодимся быстрее, чем гибнем.
- Сколько у нас вообще… хвостов?
Эдик чуть не сказал «штыков» – так, он знал из книг, говорили во времена древних войн, когда в атаку ходили с винтовками наперевес и разили противника штыками.
- А чёрт их знает! Кто их считал? Тьма… и ещё много сверх того.
- Надо знать хотя бы приблизительно. Планируя военные операции, мы должны учитывать количество предполагаемых потерь, чтобы вдруг не остаться с десятью крысами. Тысяча, пять тысяч, сто тысяч? Сколько у нас крыс?
Прощённый долго соображал, что-то неразборчиво бормотал, шевелил передними лапами, указывал то в одну сторону, то в другую…
- Тыщ десять должно набраться. Но мы плодимся каждый день, а через две недели крысёнок уже бегает почти как взрослый!
- Так… - теперь уже Эдик принялся что-то подсчитывать. - Сколько у нас половозрелых самок? Ты тоже не знаешь… Крыса живёт года два. Половозрелой становится в два месяца. Ну, месяца четыре на старость… То есть, из двадцати четырёх месяцев шесть месяцев выбрасываем на детство и старость. Три четверти жизни крысы плодятся. Половина самцов… Пусть одна треть… - рассуждал о непонятном Эдик . – Пусть у нас десять тысяч крыс… Одна за год расплодится до восьмисот особей… Так, тридцать три процента… Триста тридцать на восемьсот… При наличии хороших условий жизни через год десять тысяч крыс расплодятся почти до трехсот тысяч!
Эдик ошарашено смотрел на Прощённого.
- Слушай, гегемон…
- Если ты имеешь в виду меня, то я – доминант, - поправил союзника крыс. А жратвы в городе – на пять лет хватит!
- Доминант, дорогой! Да мы с тобой обладаем неисчерпаемыми людскими ресурсами!
- Неисчерпаемыми крысиными ресурсами.
Эдик восторженно хлопнул себя по ляжкам и жадно потёр руки. На замечание Прощённого он не обратил внимания.
- Неисчерпаемыми, если противник не применит оружие массового поражения, - опять стал серьёзным Эдик. – Золото, которое ты собрал, оно нам нужно не потому, что мы с тобой любим «блестяшки». За горсть таких «блестяшек» можно пройти любой кордон, хоть до самой столицы. Нам бы только кольцо прорвать и выйти на оперативный простор. Представляешь, что будет, если мы займём крупный город! С населением эдак на миллион или больше! При теперешнем бардаке качественную дератизацию в мегаполисе провести абсолютно невозможно! Представляешь, в миллионном городе мы владеем всем, что расположено под землёй! Да мы их будем держать…
Эдик восторженно протянул вперёд сжатый кулак, будто крепко хватая кого-то за очень неудобное место.
- Мы облазили не весь город, и собрали не всё, что блестит жёлтым. Кроме того, в городе есть хранилища с бумажками, которые так обожают люди, - перечислял Прощённый возможности обогащения. - Есть богатенькие люди, которым пришлось бы везти с собой слишком много, соберись они бежать из города. Они сидят дома и охраняют свои накопления. В городе можно столько всего набрать, что твои соотечественники выстроятся к твоей двери в очередь, чтобы спросить о твоих желаниях, и получить волшебные крохи из гор того, чем мы будем владеть.
Эдик с серьёзным лицом согласно покачивал головой. Некоторое время он думал молча.
- Богатенькими буратинами мы ещё займёмся. А сейчас, я думаю, надо ехать на рекогносцировку.
- Куда? – Прощённый подозрительно взглянул на Эдика.
- На рекогносцировку. Осматривать место предполагаемых боевых действий на местности. Мне надо знать, каким образом люди отслеживают и уничтожают наших разведчиков.
Эдик повесил на шею бинокль из шкафа с охотничьей амуницией, направился к выходу. Взялся за ручку двери, но задумался и остановился. Наверное, нет смысла красоваться перед населением в своём натуральном виде и афишировать себя. Кто знает, как оно ещё обернётся… На всякий случай, надо замаскироваться.
Он вернулся к охотничьим запасам мэра. Переоделся в камуфляжный костюм. Костюм оказался изрядно широк. Эдик потуже опоясался ремнём. А вот ботинки оказались впору. Поглядел на себя, красивого, в зеркало. Как десантник! Сойдёт. Примерил охотничью шляпу. Оказалась велика. Башка у мэра, однако… Снял. Примерил чёрную вязаную шапочку, как у омоновцев. Раскатал края… и нащупал прорези для глаз. Запасливый мэр! Раскатал края шапочки полностью, поправил маску, чтобы прорези для глаз и носа оказались на нужных местах. Вот это, что надо! Прицепил на пояс охотничий нож, хотел взять карабин с оптическим прицелом, но раздумал. Тяжело. Да и не время ещё. Прихватил бинокль, и, следом за скачущим впереди Прощённым, направился к выходу.
Люди из ближайших домов, удивлённые тем, что к мэрии подъехал автомобиль и из него спокойно, не опасаясь полчищ крыс, вышел поджарый молодой человек, удивились ещё больше, когда часа через полтора из мэрии вышел омоновец с закрытым лицом. Омоновец был узок в талии, широкоплеч, с биноклем на груди и кинжалом на поясе. Но самое удивительное и страшное, что омоновца сопровождала стая крыс! Крысы проводили человека до автомобиля, а после того, как человек уехал, зверьки частью вернулись в мэрию, а частью разбежались по площади!
Едва же кто из смелых жителей, по примеру того омоновца, пытался выйти на улицу, как неизвестно откуда появившиеся крысы гнали смельчака назад.
Эдик осторожно подъехал к окраине города и остановил машину в одном из дворов, так, чтобы её не заметили «с той стороны». В сопровождении Прощённого и множества крыс «местного гарнизона» стал пробираться в сторону оцепления.
В наступающих сумерках частные дома окраины выглядели как после войны или грандиозной катастрофы. Чем-то страшным и необычным веяло от брошенных домов. Эдик не сразу понял, чем. Эту необычность придавало абсолютное отсутствие жизни на окраине! Мёртвое запустение. Не было людей, не было домашних животных, не было кошек и собак, не было птиц! Будто чума всех выкосила! Огороды словно выела громада саранчи! Деревянные дома и строения покосились, многие развалились, точно их съела вековая гниль. Не чума выкосила жизнь, не саранча уничтожила огороды, дома съела не вековая гниль, всё съели и изгрызли крысы! В мёртвой тишине было неприятно слышать даже собственное дыхание, даже звуки собственных шагов! А треск палочки под башмаком бил по ушам хуже выстрела. Впрочем, если стать рядом с каким-нибудь строением и прислушаться, можно было различить попискивание, шорохи и обязательное «грым-грым-грым»… Крысы беспрестанно что-нибудь грызли.
Далеко на той стороне включили музыку.
«Веселитесь? Доберусь я до вас, устрою веселье!» – раздражённо подумал Эдик.
Прощённый предупредил, чтобы Эдик прятался за домами и заборами.
- Тебя могут заметить наблюдатели с той стороны.
- Сам знаю! – огрызнулся Эдик.
Он осторожно вошёл в покосившийся сарайчик. Множество крыс прыснули из-под ног. Эдик вздрогнул и остановился. Густой мышиный запах ударил в нос.
- Ни одна крыса не посмеет причинить тебе неприятности, - успокоил его Прощённый. – Ты для них - Повелитель.
- Сам знаю!
Шагнув к окну в задней стене, Эдик небрежно пнул зазевавшуюся крысу и расчехлил бинокль.
Метрах в двухстах от сарая проходила настоящая граница. Сначала, если смотреть с этой стороны, вилась спиралью колючая проволока. Далее тянулась широкая, хорошо разборонованная следовая полоса. Параллельно следовой полосе шла хорошо укатанная грунтовая дорога. Впрочем, нет. Между следовой полосой и дорогой на полутораметровых столбах были растянуты провода с непонятными подвесками. Метрах в двухстах левее сарая, в маленькой рощице, располагался палаточный лагерь военных. По территории спокойно расхаживали солдаты, из лагеря доносилась музыка. Если бы не военная форма, можно было подумать, что здесь остановилась группа туристов. На опушке рощицы стояла автомашина наподобие передвижной радиостанции, с антеннами на крыше. Именно к ней и вели провода от пограничной полосы.
Вдруг откуда-то слева на дороге появилась ещё одна машина с антеннами на крыше. По бокам её висели приспособления, похожие на телевизионные тарелки, направленные вниз. Машина притормозила, тихо проехала метров пятьдесят, затем набрала скорость и помчалась дальше.
- Ну вот, ещё несколько наших под землёй погибли, - довольно безэмоционально сообщил Прощённый.
- От этой машины? – уточнил Эдик.
- Да. Крысы гибнут, когда над ними проезжает эта машина.
- Машина одна?
- Нет, их много. На каждую – определённый участок дороги.
Эдик задумался.
- Вероятно, провода с теми висюльками – аппаратура слежения. Как только под землёй обнаруживают крысу, вызывают эту машину и она каким-то излучением уничтожает нарушителя границы.
- Может, послать крыс, чтобы они массово начали копать норы по всему периметру? – спросил Прощённый.
- Ни в коем случае! Мы только спровоцируем военных начать массовую химическую атаку, – отверг предложение Эдик. – Наоборот, распорядись, чтобы подкопы велись очень редко, но постоянно. Военные должны привыкнуть к неопасным раздражениям. А крысы пусть попробуют копать глубже, на метр, на два метра под землёй. Возможно, глубина притупит чувствительность аппаратуры слежения. Дальше видно будет.
Эдик подумал, не принести ли сюда карабин и не вдарить ли по бензобаку машины… Но отверг эту мысль. Возможно, военные не подозревают, что крысами командует человек. А фактор неожиданности надо приберечь для более серьёзных дел.
«Прошёл день после оккупации города крысами, - рассуждал Эдик. – Но уже за полдня военные смогли изолировать город от внешнего мира. Довольно короткий срок для армии, если даже сделать поправку на армейскую неразворотливость. Вряд ли власти захотят терпеть этот крысиный бардак сколь-нибудь долго. Что они могут предпринять? Во-первых, против чего? Естественно – против распространения крыс. Власти не допустят, чтобы крысиная напасть распространилась на другие города. Значит, они захотят уничтожить крыс. Уничтожить крыс отдельно от жителей города в данных условиях вряд ли возможно. Слишком много крыс. Значит, уничтожат вместе с жителями. Мои армейские противники понимают, что крыс в городе с каждым днём становится всё больше. Крысы плодятся. Если крысы хлынут во все стороны, серый поток сдержать не удастся. Вывод: подготовка к уничтожению крыс займёт короткий срок. Минимальный срок. Может день. Может меньше. Значит, все дела нужно сделать этой ночью. Потому что часа под названием «завтра» может и не наступить».
«Смогут крысы прорвать кордон? – задавал себе вопрос Эдик. – Если мы начнём первыми – смогут. Если уничтожение крыс начнут первыми люди – бежать вряд ли удастся. Значит, надо начинать первыми. Массированная атака по всем направлениям. Даже если прорвётся десятая часть крыс, потом их можно организовать, и через непродолжительное время из расплодившихся крыс вновь создать крысиную армию. Вторая задача – деньги и драгоценности. За ночь нужно собрать наибольшее количество денег и драгоценностей. И спрятать их в нужном месте».
=0=
Прощённый донёс Эдику, что в нескольких шикарных особняках заперлись их владельцы.
Если богатенькие буратины не захотели покинуть свои кукольные театры, думал Эдик, значит, в этих театрах хранятся очень ценные для хозяев декорации!
И решил навестить одного из буратин.
Шёл десятый час вечера. Ночь уже собиралась накрыть город, и наступило то время, когда без фар дорога уже плохо просматривалась, а при включённых фарах терялись из поля зрения окружающие строения.
Эдик увидел, как в сумерках навстречу машине выбежали четыре человека. Людей неторопливыми скачками преследовало десятка два крыс.
- Прощённый! Я же сказал, чтобы люди сидели по норам и не высовывались на улицу! – возмутился Эдик. – Сегодня они перебежками из дома в дом, а завтра выйдут толпой и пойдут за кордон! Если люди сбегут от нас, мы останемся без прикрытия! Люди наши заложники!
- Это мародёры. Таких ничем не остановишь.
Да, мародёров ничем не остановишь. Даже когда Чернобыльская атомная станция взорвалась, рассказывали, в зоне заражения бандитствовали мародёры.
Эдик включил фары. Мародёры оказались в потоке света и от неожиданности остановились. Прикрыв руками глаза, пытались высмотреть, кто прячется за ярким светом.
Сопровождавшие мародёров крысы остановились поодаль.
- Вы кто, чуваки? – насторожённо спросил один из мародёров. – Тут крыс тьма, как бы они нас не погрызли!
Эдик опустил маску на лицо, вылез из машины.
- Стойте неподвижно – и крысы вас не тронут! – распорядился Эдик.
- Ага, не тронут! – пожаловался другой мародёр. – Вон их сколько! Убери свет, чувак! Не видно же ничего! Сам-то кем будешь?
- Я – Повелитель крыс! – гордо сообщил Эдик и выключил фары.
- Повелитель крыс он… - снисходительно проурчал ещё один мародёр. – Ты один, что-ли?
Глаза мародёров привыкли к сумеркам и они увидели, что чудик в машине один. Крысы тоже стояли на безопасном расстоянии. Мародёры осмелели.
- Чувак, мы признаём, что ты – повелитель крыс. Но дело в том, что мы – повелители котов, а это важнее! Так что отчаливай от машины, на ней теперь будут ездить братки покруче тебя!
Мародёры смело направились в сторону Эдика.
- Стоять, если не хотите умереть страшной смертью! – поднял руку вверх Эдик.
- Отваливай, если не хочешь быть расцарапанным нашими страшными котами! – гыгыкнул один из мародёров.
Прощённый на лету поймал мысль Эдика. За разговорами никто не заметил, что вокруг скопилось огромное количество крыс. Вся эта масса ринулась на людей. Серый вал сбил с ног мародёров, накрыл и словно бы размазал по асфальту. Люди страшно кричали, пытались отбиваться, но разве можно отбиться от водопада!
И вдруг серая масса схлынула, оставив лежащих на асфальте совершенно целыми.
- Хватит орать! – прикрикнул Эдик на тихо повизгивающих, свернувшихся калачиками людей, от ужаса потерявших способность не только разумно двигаться, но и издавать громкие звуки. – Сказал же безмозглым, я – Повелитель крыс! Стоит мне шевельнуть пальцем, и вас сгрызут живьём. Поняли, тупицы? Или показать на примере?
- Поняли… поняли… поняли… - бормотали мародёры.
Один из мародёров вдруг вскочил и кинулся в сторону Эдика.
- Убью, сука! Повелитель крысиный…
Было впечатление, что вздыбился асфальт и поглотил кинувшегося в сторону Эдика человека.
- Пусть отгрызут ему ноги! – повелел Эдик, приняв наполеоновскую позу. – А если станет брыкаться, то и руки!
Жуткие вопли разнеслись по микрорайонам.
«Вот какие звуки надо записывать, чтобы спроектировать аппарат, отпугивающий… людей!» – усмехнулся Эдик.
Серая волна утекла, оставив на кровавом асфальте дёргающийся в конвульсиях человеческий обрубок.
Остальные противники потеряли способность не только кричать, но, похоже, и дышать.
- Встаньте! – повелел Эдик.
Двое мародёров приподнялись на корточки, один остался лежать. Приятели попытались приподнять его, но тщетно.
- Вы поняли, кто я? – презрительно спросил Эдик у мародёров.
- Повелитель! Повелитель! – повторял один, упав на колени и беспрестанно кланяясь. Взгляд его прилип к неподвижному обрубку, бывшему недавно его приятелем.
- Пощади, Повелитель! Пощади, Повелитель! – едва слышно бормотал другой.
- Урок последний и окончательный, - презрительно изрёк Эдик.
- Пощади, Повелитель! – в один голос взмолились мародёры и распластались лицами вниз по асфальту.
- Пощажу… Если будете послушнее самых выдрессированных собак, - усмехнулся Эдик.
- Будем! Будем! Гав-гав! Гав-гав!
- Заткнитесь! – снисходительно приказал Эдик. Ему понравилась такая неподдельно рабская послушность. – Дарую вам жизнь, рабы. Которую, впрочем, могу отнять в любую секунду. А теперь заткнитесь и не раздражайте меня. Урок последний… Прощённый, пусть приберутся там, - Эдик указал на недоеденный труп.
Серое покрывало из неразличимых в наступающей темноте отдельных крыс наползло на труп непокорного приятеля мародёров. Писк, хруст, шелест, шуршание раздавались некоторое время. Рабы с ужасом наблюдали, как серый шевелящийся холмик становился всё ниже, ниже… Наконец, крысы разбежались в стороны. Асфальт был пуст.
Рабы елозили на коленях и потешно кланялись, неестественно изгибая шеи. В безумном страхе они не могли оторвать выпученных глаз от Повелителя крыс.
- Подойдите! – приказал Эдик.
Два раба подползли к нему на коленях. Третий продолжал лежать в бесчувствии на месте.
- Вы сделаете всё, что я прикажу.
- Сделаем, Повелитель! Сделаем!
- У вас на плече будет сидеть по крысе…
К каждому на спину кинулось по крысе. Рабы истошно завопили, упали на асфальт, извиваясь так, будто им за шиворот сунули по ядовитой змее.
- Заткнитесь!
Но рабы были в таком ужасе от крыс, что даже прикосновение серых приводило их в бесноватое состояние.
Ударом ноги в живот Эдик лишил возможности дёргаться сначала одного раба, затем подобным же образом прекратил вопли другого. Дождался, пока рабы смогут слушать его.
- Первый и последний случай неповиновения, - предупредил Эдик. – За второе неповиновение вам отгрызут ноги. Но любое неповиновение должно быть наказано. Хотя бы символически. Вниз лицом! Быстро! – рявкнул на рабов Эдик.
- Повелитель… Пощадите! – елозили перед ним рабы, вытирая асфальт животами, коленями и лицами.
- Я сказал, вниз лицом! И – не дышать! Или за неповиновение вам отгрызут ноги!
Рабы замерли, распластавшись вниз лицами.
- Я сказал, что на первый раз наказание будет чисто символическим. Прощённый, пусть им немного обкорнают правые уши!
К рабам метнулись крысы. Доведённые ужасом до полубессознательного состояния, рабы почти не чувствовали, как крысы обгрызали им края правых ушных раковин.
- Встаньте! – повелел Эдик.
Грязные, окровавленные, с безумными лицами, рабы поднялись с асфальта.
- Повиновение должно быть безоговорочным и абсолютным. Вы поняли? – презрительно спросил Эдик.
- Да, Повелитель! – безвольными голосами, как в трансе, подтвердили рабы.
Эдик удовлетворённо кивнул головой. Эти готовы.
- Грузитесь в багажник, поехали работать.
Он открыл багажник автомобиля. Рабы заторможено, вряд ли что соображая, упали в багажник.
- Этот пусть идёт к себе, если очухается, - кивнул Эдик в сторону лежащего на асфальте человека. – Расскажет своим, что с Повелителем крыс шутить нельзя. Поехали работать!
=0=
Микрорайон хоть и располагался недалеко от центра, но был «старым городом». Сначала бизнесмены раскупили здесь под офисы и магазины добротные каменные одно- и двухэтажные старинные постройки, а потом прибирали к рукам чуть ли не кварталами и переделали под «фазенды» рушащийся народный «жилфонд».
Загаженный гусями прудик с прилегающим к нему заболоченным пустырём площадью соток в двадцать, как землю, неудобную для постройки жилья и прочей деятельности, за бесценок приватизировал бизнесмен, приятель начальника из мэрии. Вычистил пруд, забетонировал берега, заложил прямо на земле фундаменты построек, а потом уже обсыпал их до нужного уровня землёй. И вырос за железобетонным забором игрушечный замок неигрушечных размеров с множеством башенок и пристроек, окружённый бархатными лужайками, с песчаными и мощёными дорожками, с голубыми елями вдоль дорожек и с чистым прудом, в котором плавали полуметровые сазаны.
Окна замка в темноте светились неярким, ровным светом.
«Автономное электрообеспечение!» - усмехнулся Эдик и прислушался. Да, из какого-то подсобного помещения слышался приглушённый звук мотора. Вероятно, работал дизельный электрогенератор.
Ворота и калитка, естественно, были заперты.
Эдик нажал кнопку звонка.
- Кто там? – неприветливо буркнул домофон.
- Отнеситесь к этому серьёзно, - предупредил Эдик, не веря, впрочем, что хозяин воспримет его прибытие как надо. – Я – Повелитель крыс.
- Пошёл…
Эдик терпеливо выслушал сообщение о том, как хозяин замка воспринимает Повелителя крыс, и куда рекомендует ему отправиться, чтобы никогда уже не беспокоить достопочтенного предпринимателя. Сообщение было малоинформативным, но богато насыщенным цветистыми эпитетами.
Эдик пожал плечами. Примерно этого он и ожидал.
- Прощённый, сделай подкоп! – распорядился он с некоторым удовлетворением: теперь есть повод для вторжения на чужую территорию.
Масса крыс в темноте прихлынула к забору рядом с воротами.
Яркая, похожая на круглый золотой поднос луна висела над крышей дома. Эдик с удовольствием дышал прохладным воздухом. Ночной воздух освежал мозги, заставлял мыслить чётче. Эдик только сейчас почувствовал, как он устал за этот хлопотливый день.
Чёрт возьми! Весь город пропитался запахом крыс!
«Полная луна – время оборотней, - подумал Эдик, вглядываясь в золотой диск. - На жирное лицо похожа. Вон глаза, вон рот… Будто смотрит сверху. Интересно, почему оборотни любят полнолуние? Мне тоже полная луна нравится. Какая-то… мистическая. Оборотни… А сам-то… Был младшим научным сотрудником – стал Повелителем крыс… В одночасье из мальчика на побегушках оборотился в Повелителя!»
- Готово, - доложил Прощённый.
- Раб! – окликнул Эдик и прислушался. Недовольно поморщился.
- Я здесь! – услышал, наконец, голос раба.
- Слишком долго. Все мои приказания вы должны исполнять сломя голову. Полезай в дырку, открой дверь.
Раб кинулся в дыру, выкопанную крысами, ушибся спиной о бетон, застонал, исчез в темноте.
Скоро открылась калитка.
Эдик вошёл во двор.
- Рабы, за мной! Прощённый, нам понадобится много крыс.
В темноте было видно, как через калитку, через подкоп, да и со всех сторон от забора территорию фазенды заполняли полчища крыс.
Эдик подошёл к входной двери, нажал кнопку звонка.
- Кто? – раздался недовольный голос из домофона.
- Это Повелитель крыс, - терпеливо объяснил во второй раз Эдик. – Судя по тому, что мне не составило труда войти на территорию вашей фазенды, и далее я пройду так же успешно. Есть смысл обсудить некоторые вопросы.
- Пош-шёл ты! – теперь уже коротко послали из домофона.
- Дело хозяйское, - задумчиво произнес Эдик и пожал плечами. – Прощённый! Как там насчёт попасть во вражескую крепость?
- Три двери, все железные. Окна зарешеченные.
- Это для людей они зарешеченные. Рабы! Перебейте стёкла в окнах!
Рабы вывернули несколько камней из бордюров и дорожек, принялись швырять их в окна. Звон разбитых стекол неприятно громко разнёсся по молчащим окрестностям.
Вдруг из какого-то окна грохнул выстрел. Эдик сиганул за угол. Не хватало ещё погибнуть от заряда дроби в живот!
- Рабы! Становитесь слоном к окну?
- Мы не знаем, как стать «слоном», повелитель!
- Тупицы! Вон ящик какой-то, подвиньте его к окну. Один станет на ящик, руки на подоконник. Другой наклонится и обнимет его за поясницу. По вашим спинам крысы побегут в окно.
Рабы стали у окна, крысы по их спинам побежали в разбитое окно. Кап-кап-кап-кап… - капали крысы в окно серыми большими каплями. Две-три крысы в секунду… Полминуты прошло, штук шестьдесят уже там… Выстрел брызнул остатками стёкол из окна, две крысы задёргались в конвульсиях на газоне. Стайки крыс облепили тяжелораненых товарищей, через несколько мгновений на газоне стало чисто.
- Рабы! Сменить диспозицию! – скомандовал Эдик.
Рабы перебежали к другому окну, стали «слоном». Крысиный ручеёк опять потёк в дом.
Выстрел!
- Эй, кончай стрелять! Я не хочу, чтобы ты убивал моих крысок! – насмешливо прокричал Эдик. – А то прикажу своим солдатам, чтобы они отгрызли тебе указательный палец!
- А-а-а! – завопили в доме. – Сдаюсь! Крысиный царь! Сдаюсь!
- Ну вот, - насмешливо крикнул в ответ Эдик. – Не успел я намекнуть, что мои крыски отгрызут тебе палец, как ты лишился пальца. Надеюсь, указательного? Которым ты на курок давил? Открывай дверь, поговорить надо!
Через некоторое время парадная дверь загремела засовами и приоткрылась. Рабы прижались к стенке.
- Не пальнёт? – произнёс один из них.
- Цыц, быдло! Чтоб я не слышал вас, когда не спрашиваю!
Эдик смело вошёл в дверь.
В прихожей его встретил перепуганный мужчина. Указательный палец правой руки он закрывал подолом рубашки, но всё равно сквозь ткань обильно сочилась кровь. Со всех сторон мужчину окружали внимательно следящие и готовые в любой момент броситься на него крысы. Мужчина ещё больше перепугался, увидев совершенно безоружного, одетого в камуфляжную форму, со скрытым лицом человека.
- Ну что, хозяин, веди в дом! – бодро проговорил Эдик.
- Ты кто? – со смесью ужаса и брезгливости спросил мужчина.
- Я - Повелитель крыс. Сколько можно повторять? И это гораздо страшнее, чем повелитель людей. Как говорит мой друг, крыс по кличке Прощённый Доминант… Вот он, кстати, - Эдик указал себе под ноги, где и вправду сидел Прощённый, - зло, как и добро, имеет своих героев. Так вот, я – герой зла. И вообще, где ты встречаешь Повелителя? – Эдик резко переменил тон с насмешливо-доброжелательного на презрительный. - Веди меня в палаты, смерд!
Не дожидаясь приглашения хозяина, Эдик направился мимо него к освещённой двери и вошёл в просторный зал, бывший, вероятно, гостиной. У одной стены зала красовался отделанный мрамором роскошный камин, в котором ярко горело невысоким пламенем несколько увесистых поленцев. «Дубовые полешки», - усмехнулся с завистью Эдик. Перед камином стояло массивное кресло, похожее на трон. Освещали помещения какие-то небольшие лампочки на переноске.
«Хорошо иметь собственный электрогенератор!» – подумал Эдик. Он видел такие, дизельные, в магазинах. Стоили они чуть меньше подержанного автомобиля.
- А вон и самопал хозяйский валяется! – радостно воскликнул Эдик, увидев у окна охотничье ружьё. Точнее – остатки дорогого ружья, потому что все деревянные части его крысы успели перемолоть в труху.
Эдик развернул кресло спинкой к камину.
- Любишь ты себя, хозяин! – поощрительно произнёс он. – Ишь, какой трон завёл! Из ценного дерева, небось?
- Из дуба, - подтвердил хозяин, с опаской оглядываясь на грязных, испачканных в кровь рабов, вошедших следом за странным бандитом, назвавшим себя Повелителем, и на множество крыс, потоком вливающихся в помещение.
Эдик молча указал крысам вдоль стен, и они послушно выстраивались серой полосой метровой ширины по периметру помещения.
Хозяин с ужасом наблюдал за странным человеком, которому повиновались дикие крысы. Похоже, он на самом деле повелевал крысами!
- Ты где-нибудь видел, чтобы длиннохвостые так красиво рассаживались вдоль стен? Мне кажется, они хотят посмотреть какое-то представление! – насмешливо спросил у хозяина Эдик.
- Кто вы? – оглядываясь то на крыс, то на грязно-окровавленных рабов, хрипло прошептал хозяин, нервно накручивая на остатки кровоточащего пальца рубашку.
Нос хозяина щекотал резкий крысиный запах. Сквозь крысиную вонь проскальзывали волнующие струйки запаха свежей крови. Лицо хозяина из бледного на глазах превращалось в мертвенно-землистое.
- Сядь на свой трон, - приказал Эдик.
Хозяин продолжал стоять, поводя глазами вокруг.
- Сядь! – зло указал Эдик пальцем на кресло. – И запомни, я приказываю только раз. Их здесь, - Эдик указал на крыс, - по полста на каждом квадратном метре. Каких размеров твой каминный зал? – насмешливо спросил он хозяина.
- Двадцать на двадцать, - негромко сообщил хозяин.
- Сорок плюс сорок по периметру. По полста крыс на каждый из восьмидесяти метров. Четыре тысячи! Это ж страшная цифра получается! – не поверил сам себе Эдик. – Прощённый! Ты мне говорил, что во всём городе десять тысяч крыс! Неужели крысы с половины города собрались здесь?!
- Нет, здесь совсем мало крыс из тех, которые заняли город. Значит, я ошибся, - насмешливо хрюкнул Прощённый. – У меня с детства плохо с арифметикой.
Эдик удивлённо покачал головой.
Хозяин дома и рабы ошарашенно наблюдали за диалогом Повелителя с крысой. Естественно, они не понимали ответов Прощённого.
- Представляешь, хозяин, если эти тысячи крыс кинутся на тебя? Нет, они тебя не загрызут. Для начала я прикажу им отъесть тебе ноги. Рабы, я правду говорю?
Рабы испуганно закивали головами и одновременно прикрыли ладонями мокрые ещё от крови уши.
- Ты, - указал Эдик на одного из рабов, - скажи, что приключилось с твоим непокорным другом.
- Они отъели ему руки и ноги… - прошептал через силу раб.
- А потом?
- А потом съели его до… Ничего не осталось!
- Так что, слушай меня, хозяин, и повинуйся. Впрочем, что это я тебя всё хозяином кличу? Хозяин в городе сегодня я. Ты будешь… Рабы у меня есть… Ты будешь смерд. Да, смерд! Я приказал тебе сесть, смерд! Ты почему стоишь? Ждёшь, когда я поставлю тебя на колени?
Такого унижения бизнесмен не испытывал ни разу в жизни. Не сдержав возмущения, он шагнул вперёд. Но Эдик ждал этого шага и жестом указал крысам вперёд. Серая масса хлынула к ногам бизнесмена, защищённым лишь шлёпанцами, и остановилась, готовая кинуться на жертву.
Бизнесмен, почувствовал голыми ногами прикосновение множества холодных крысиных лап, сделал движение, какое непроизвольно делают, входя в холодную воду: поднял плечи кверху, нервно защитил ладонями промежность, вдохнул и замер в таком положении, глядя выпученными глазами вниз.
Жестом Эдик вернул крыс к стенам.
- Сядь! – велел он бизнесмену. – Не испытывай моё терпение. Иначе я прикажу им отгрызть тебе ноги. Поверь, это не шутка!
Эдик указал на окровавленных рабов. Те мелко закивали.
Бизнесмен нехотя сел в кресло.
- Привяжите его! – приказал Эдик рабам.
Бизнесмен было дёрнулся, он Эдик одной рукой указал на его ноги, а другой – на крыс. Крысы насторожились.
Бизнесмен со стоном обмяк.
- Я не причиню тебе вреда, если ты ответишь на один единственный мой вопрос, - пообещал Эдик. – На один серьёзный вопрос, - тут же поправил себя Эдик. – Не будешь же ты считать вопросами праздное любопытство о твоей жизни или о твоём настроении в настоящее время! Как настроение, не слишком плохое? – насмешливо спросил Эдик пленника.
Он расхаживал по залу, рассматривая развешенные на стенах семейные фотографии: хозяин с женой, хозяин с детьми, хозяин на охоте… Время от времени Эдик оглядывался и жестами указывал рабам, чтобы они привязали руки и ноги хозяина к подлокотникам и к ножкам кресла, обвязали пленника поперёк туловища. В общем, скоро бизнесмен был упакован не хуже мумии.
- Прощённый, в доме есть ещё люди? – спросил Эдик крыса.
- Самка, прячется на втором этаже, - пропищал Прощённый.
- Жена? – уточнил Эдик.
- Самка, - повторно ответил Прощённый.
Эдик пожал плечами.
- Раб, сходи на второй этаж, приведи женщину, - распорядился он. – Да культурно, без грубости!
Раб пошёл наверх.
Эдик вдруг почувствовал жуткую усталость. Ещё бы! С утра на ногах! За сегодняшний день он принял самостоятельных решений и совершил судьбоносных дел больше, чем за всю предыдущую жизнь. И устал, как за всю предыдущую жизнь. Пить хочется! Да и перекусить недурно бы…
- У тебя пожрать есть? – по-приятельски спросил Эдик у хозяина.
- В холодильнике, - буркнул тот.
Эдик посмотрел в дальний угол, где стоял огромный холодильник. Усмехнулся, качнул головой.
Тяжело подошёл к холодильнику, взял бутылку пива. Подумал, вернул пиво на место. Пиво расслабит, а ему ещё работать и работать! Отломил кусок от вкусно пахнущей копчёной колбасы, взял бутылку кока-колы. Жестом указал рабу поставить ещё одно кресло напротив хозяина, сел. Открыл напиток, отпил несколько глотков, устало расслабился. Хорошо! Откусил колбасы. Вкусная!
Раб вёл по лестнице изящную, перепуганную до смерти девушку, одетую в шёлковый халат. Внушительные груди колыхнулись под тонкой тканью и заставили Эдика вспомнить о том, как он хотел пригласить к себе лаборантку… Увидев привязанного к креслу хозяина, увидев массу крыс вдоль стен, девушка замерла в ужасе и повалилась без сознания. Раб едва успел подхватить её, иначе девушка скатилась бы вниз и наверняка расшиблась. Эдик жестом указал, чтобы девушку поднесли и положили у его ног. Красивая! Явно, не жена.
- Это кто? – спросил он у хозяина.
Хозяин безразлично шевельнул плечом.
- Никто.
- Грубишь, смерд, - зловеще прошипел Эдик.
- Правда, никто, - подтвердил хозяин.
Эдик склонился над девушкой, осторожно хлопнул пару раз по бесчувственной щеке. Прикосновение к нежной коже возбудило его. Он не сдержался и пальцем отодвинул край халата, освободив половину груди. Провёл ладонью по нежному полушарию. Ка-ка-я!.. Испытующе взглянул на хозяина. Тот не реагировал. Ему и на самом деле было безразлично.
Эдик усмехнулся. Делая вид, что приводит в чувство девушку, обхватил ладонью и встряхнул её грудь. Воровато притиснул соблазнительное тело. Ему нестерпимо захотелось секса.
Эдик полил на лицо и грудь девушки холодной кока-колы. Девушка вздрогнула, приподнялась на локтях. Увидев перед собой лицо в камуфляжной маске, с ужасом распахнула глаза, раскрыла рот, собираясь завопить. Эдик приблизил палец в остерегающем жесте ко рту и прошипел:
- Ч-ш-ш-ш… Ты кто? – спросил добро, как большие дяди спрашивают маленьких детей.
- Я… Никто… - испуганно произнесла девушка.
Эдик расхохотался. Это становилось интересным. Хозяин говорит, что она никто, девушка тоже заявляет, что она никто…
- Жена, дети у этого хлыща где, мисс Никто? – Эдик кивнул в сторону связанного хозяина.
- Уехали.
- А ты что здесь делаешь?
- Я живу у него, когда жена уезжает. Прибираюсь и… прочее.
- А жена знает насчёт… прочего? – ухмыльнулся Эдик.
- Знает.
Эдик хмыкнул. Ему нестерпимо захотелось овладеть этой девушкой.
- Ну так своди её в спальню! – пропищал Прощённый.
Эдик испуганно оглянулся.
- Да меня никто, кроме тебя не понимает! – успокоил его Прощённый. – Веди, веди её. Чего маяться? У крыс как? Захотел – овладел! А ты – Повелитель крыс!
Эдик потянул девушку за руку, принуждая сесть. Затем поднял на ноги. Повернулся, чтобы рабы и хозяин не видели передок его штанов. Штаны торчали очень даже неприлично.
- Пойдём, посекретничаем, - Эдик взял девушку под руку и повлёк к лестнице.
Девушка случайно скользнула глазами ниже пояса Эдика и поняла, о чём ей придётся секретничать с мужчиной в камуфляже. Что, впрочем, её ни капли не смутило.
- И жена знает, что ты живёшь здесь? – переспросил Эдик дрожащим от нетерпения голосом, следуя по лестнице на ступеньку ниже девушки и слегка поддерживая её ладонью под упруго подрагивающую попку. Шёлковая ткань халата была так тонка и нежна, что рука Эдика ощущала лишь тело девушки.
- Она меня содержит для мужа, - пожала плечами девушка. – Говорит, что лучше одна, проверенная, чем разные, от которых он подхватит что-нибудь и её заразит.
В коридоре второго этажа Эдик не удержался и припёр девушку к стене. Грубо содрал с хрупких плеч халат, обнажил подрагивающие, отвернувшиеся друг от друга груди. Смял их ладонями, закопался в девичье тело горящим лицом. Маска мешала ощущать тело. Эдик сорвал с лица маску и вновь уткнулся лицом между грудей. Груди показались ему слишком тугими.
Почувствовав перед собой пылкого юношу, девушка обняла затылок Эдика смелее.
- Там спальня, пойдём, - предложила она.
Эдик ухватил девушку за руку, потащил в спальню. Бросил на широкую кровать. Полы халата раскинулись, обнажив восхительной формы бёдра и пухленький, тщательно подбритый бугорок с игривой причёской в виде крохотного хохолка.
Эдик кинулся на девушку. Ощутив нежнейший бархат раздвоенного персика и его раскрывшееся, влажно набухающее нутро у себя в дрожащей ладони, судорожно принялся расстёгивать штаны. Едва выпростал аппарат, едва коснулся им девичьей плоти, как произошёл выстрел…
«Переутомился… Перехотел…» – разозлился на себя Эдик. Да, слишком уж возбуждающими были девушка и шикарная спальня.
- Бедненький, - без эмоций посочувствовала парню девушка. Так уставший, но добрый по натуре инструктор из автошколы сочувствует надоевшему курсанту, у которого на перекрёстке опять заглох мотор. – Даже затвор не успел передёрнуть. Фальстарт! Ну попробуй ещё раз, а то и вспомнить не о чем будет!
Она провела ладонью себе по животу.
- Ого! Долго копил! – похвалила в утешение. Смазала скользкой ладошкой аппарат Эдика и направила куда надо, подвинув свои бёдра для удобства партнёра.
Эдик судорожно стиснул груди девушки, запихал сосок и сколько влезло упругой плоти себе в рот. Вожделенное тело для голодного Эдика казалось таким безмерно соблазнительным, что на втором взлёте он снова пролил, теперь уже остатки, своих мужских запасов.
В грубой камуфляжной форме, в ботинках, опустошённый и разочарованный, Эдик лежал, устало свесив голову с девичьего плеча… У него ни разу не было такой красавицы. Те, которых он насиловал на улице и в подъездах, не в счёт! Он и насиловал их потому, что красивые девушки отказывали ему. А он так мечтал о прекрасной девушке, которая подарит ему своё тело! Сотни раз фантазировал, как своей кожей будет касаться и чувствовать её тело, и как она будет желать его, и что они будут заниматься любовью долго и с наслаждением, и…
- Бывает! У неопытных юношей… – скучно зевнула и прервала душевные стенания Эдика девушка. – Следующий раз обязательно получится. Ну, слезай, а то раздавил меня всю, - проговорила она обыденно, как кучер говорит седоку: «Слезай, приехали!»
«Ах ты сучка! Я, значит, неопытный, а ты опытная? Потаскушка, ты будешь меня жалеть?! Меня – Повелителя?! Да я любого уничтожу – и следов не останется!»
- Или ещё раз попробуем? – насмешливо спросила девушка и бесцеремонно спихнула с себя Эдика. – Ладно, в следующий раз. Сегодня ты, похоже, все патроны уже отстрелял.
«Ты меня видела – а это плохо! Никто не должен видеть моё лицо!»
Эдик схватил потаскушку за горло. Девушка удивлённо выпучила глаза, одной рукой ухватилась за постель. Не имея возможности говорить, пальцем другой руки покрутила у виска: «Дурак, мол!»
Эдик встряхнул девушку, и, что есть сил, ударил затылком о спинку кровати. Ещё раз, и ещё раз… Девушка схватилась было за душащую её руку, Эдик приложил её головой к дубовой спинке кровати ещё раз… На этот раз голова девушки запрокинулась назад как-то слишком уж сильно и неестественно. Руки её разжались, тело безвольно распростерлось по кровати.
«Вот она, лежит, полностью в моей власти! И не скажет уже, что я неопытен! И не посмеётся!»
Эдик вытащил нож из ножен, рассёк пояс халата, раскинул одежду в стороны.
Какое красивое тело! Какое желанное!
Долго, с наслаждением обсасывал губы, смаковал, кусал до синяков груди, мял ладонью и терзал пальцами скользкие складочки, проникал глубоко внутрь девичьего тела. Ощутил вдруг, что из штанов у него торчит несгибаемый ого-го! Откинулся на спину, ухватился за него двумя руками… Не согнуть! Долго, с наслаждением, до пота, до изнеможения насиловал мёртвую. На высоте оргазма вобрал в рот её грудь - много, сколько в рот уместилось - ощутил сосок чуть ли не основанием языка, безжалостно впился в тело зубами, как голодный зверь… Потом, очнувшись после оргазма, в наказание, прокусил вторую грудь… Потом губы… Отгрыз сосок, пожевал, как солоноватую жёсткую жвачку… Опять возбудился, перевернул труп лицом вниз, изнасиловал сзади. Перевернул лицом вверх, чтобы посмотреть ещё раз… Жадно ощупал мёртвую… Сжал губы вместе с чубчиком, подёргал уже не зло…
Можно бы ещё разок оттянуть, но уже не хотелось…
Эдик встал, удовлетворённо заправился. Тщательно протёр испачканный «клейстером» перёд штанов девичьим халатом. Всё равно видно, что штаны мокрые. Взял из цветочного горшка горсть земли, растёр по штанам. Теперь незаметно.
Взглянул на сексуально раскинувшееся на кровати тело. Подумал, что неплохо бы Прощённому здесь прибраться.
«О чём разговор, приберёмся!» – услышал он Прощённого.
Через пару секунд крысы стали заполнять спальню, полезли на кровать.
Эдик отвернулся и пошёл к выходу. Он садистом себя не считал и вид поедаемого крысами тела удовольствия ему не принёс бы.
- Ну что, хозяин, пора о деле поговорить! – весело проговорил Эдик, спускаясь по лестнице в зал, где все ждали его в тех же позах, что и несколько минут назад, и размашисто пережёвывая «жвачку».
После такого интенсивного секса Эдику вновь захотелось есть и пить. Он сплюнул на пол разжёванные соски. Крысы тут же подобрали остатки «жвачки». Взял в холодильнике колбасу, отломил два куска и бросил рабам. Сел в кресло перед связанным хозяином, с удовольствием поел, запил газировкой.
- Я там с твоей красавицей поговорил… - Эдик сделал паузу. Хозяин наверняка понял, что за сексуальный разговор получился у бандита с его любовницей. Но факт овладения чужаком его девчонки хозяина не расстроил. Эту выкинет, другую купит.
- Если ты остался дома, значит, тебе есть за чем присматривать, - усмехнулся Эдик. – В общем, так. Ты отдаёшь мне всё. Всё – деньги, валюту, драгоценности… В обмен на жизнь. В противном случае скормлю тебя крысам.
- Бери, - безразлично пожал плечом хозяин. – Ключи от сейфа в ящике письменного стола, сейф на стене за картиной. Девчонка покажет.
- Стол где? – спросил Эдик, словно не услышав о девчонке.
- Рабочий кабинет напротив спальни, - усмехнулся хозяин, уверенный, что бандит знает, где спальня.
Эдик пошёл на второй этаж. У спальни остановился, прислушался к звукам крысиного пиршества. Не сдержался, заглянул в дверь. Отшатнулся.
- Фу, какая гадость!
Открыл дверь кабинета. И здесь горела тусклая лампочка. Нашёл ключи, за картиной открыл простенький сейф. Несколько пачек российских денег и валюты, какие-то документы, печати, пистолет, запасные патроны.
Разочарованно пожал плечами. Деньги и оружие рассовал по карманам, вернулся на первый этаж.
Сел перед хозяином.
- Ты меня за лоха не держи. Отдай всё или крысам скормлю!
- Остальные деньги на счету в банке, - устало пожал плечами хозяин.
- Врёшь, - жёстко сказал Эдик, увидев побледневшее лицо и забегавшие глаза бизнесмена.
- Мы бы могли съездить в банк, но… ночь. Да и в связи с чрезвычайным положением банки не работают.
Эдик почувствовал в голосе хозяина скрытую издёвку.
- Убеждать словами я не мастер, психологии не учился, - усмехнулся Эдик. – Единственное, что могу тебе сказать – шутить со мной не надо. Это, во-первых. А во-вторых, чего я захочу – добиваюсь обязательно.
Эдик задумался.
- Загляните в кладовки, или где там, - приказал он рабам, - принесите мне обрезок трубы диаметром с бутылку или больше.
Рабы ушли. Хозяин беспокойно взглянул на Эдика.
- Нету, говоришь, дома запасов на чёрный день?
- В банке всё держу! Точно! – скривился в страдальческой гримасе хозяин.
- В банке, так в банке. А многие держат в чулке… Но, где лежит та банка, ты мне покажешь.
Вернулся раб, принёс метровый обрезок пластмассовой трубы диаметром сантиметров десять.
- О! Как раз то, что нужно! Канализацию, что-ли, из таких вёл? – поинтересовался Эдик, не ожидая ответа. – Надёжная, сто лет в земле пролежит… Вот это член! – насмешливо восхитился он, приставив трубу к промежности хозяина.
- Что вы хотите делать? – забеспокоился хозяин. – Не надо этого делать! Не надо этого делать! Если хотите, я напишу доверенность, чтобы вы получили деньги в банке, когда он заработает! Не надо этого делать! Что вы хотите делать?!
- Я хочу простимулировать твою память, - пояснил Эдик, убирая трубу.
Он подал нож рабу:
- Освободи-ка от одежды то место, куда я трубу приставлял.
Раб с удовольствием кинулся исполнять приказ хозяина.
- Что вы делаете?! Прекратите! А-а-а! – завопил хозяин и судорожно задёргался, пытаясь вырваться из верёвок.
Раб со злорадной ухмылкой разрезал одежду на пленнике, освободил его гениталии.
- Да-а… - посочувствовал Эдик пленнику и перевёл свою обиду на него: – Недаром девчонка скучала при таком богатстве… Твои года – твоё богатство, а не это!
Эдик взял трубу, накрыл одним концом гениталии пленника, притиснул трубу к телу.
- Держи! – велел он рабу.
- Прекратите! Всё в банке! Всё отдам! – вопил пленник. Его искажённое ужасом лицо побелело, покрылось липким потом. Он ещё не знал намерений бандита, но сильно опасался за своё мужское достоинство.
Только самые жестокие, самые гнусные палачи посягали на самое ранимое и незащищённое место у человека.
В сорок с небольшим лет удовольствие от секса было едва ли не главным удовольствием для бизнесмена. Тем более, что теперь он мог купить себе любую изысканную девчонку. И даже с разрешения жены!
Эдик слегка наклонил трубу к полу и жестом скомандовал ближайшим крысам запрыгнуть в трубу. Две крысы исполнили приказание.
Почувствовав, как зверьки обнюхивают его хозяйство, хозяин тонко завизжал. И замер в панике, ожидая ужасного. Спазмы прокатились по телу и пережали горло пленника. Ужасного не происходило. Сытые крысы тихо сидели в трубе.
Эдик картинно прислушался, склонив голову к трубе, и, не дождавшись действий, развёл руками.
- Придётся стимулировать!
- Не надо! Не надо! – всё более и более высоким голосом судорожно выдыхал слова пленник, будто тонул в ледяной воде. – Всё отдам! Всё!
- Так отдавай!
- В банке!
- Говори, где банка зарыта.
- В центральном банке!
Эдик разочарованно пожал плечами. Он подошёл к камину, взял в руки щипцы, поворошил горящие поленья. Головёшки выстрелили облаком искр, вспыхнули ярче. Эдик выбрал небольшое, хорошо горевшее поленце, поднял его щипцами.
- Не надо! Я вас умоляю! – слёзно молил хозяин. Он не переносил боли. Образы дымящей, шипящей, смердящей, изуродованной ожогами плоти, не хуже раскалённого железа терзали воображение пленника.
Эдик подошёл к трубе, вопросительно взглянул на пленника.
- Я подпишу все документы, все доверенности! Мы вызовем адвоката…
- Какой к чёрту адвокат! – устало пробормотал Эдик и резким движением засунул горящее поленце в трубу. Крысы задёргались, забились в трубе.
- И-и-и! – чувствуя царапающих коготками и тычущихся в обнажённые гениталии крыс, по-бабьи сдавленно взвизгнул пленник. Сжался под верёвками, зажмурил глаза, лицо его покраснело от напряжения.
Эдик пропихнул поленце глубже. Запахло палёной шерстью. Крысы задёргались в трубе сильнее…
- А-а-а! – звериным воем заорал пленник.
Крысы, спасаясь от огня, пытались сделать нору, вгрызаясь в человечье тело.
- В подвале! Всё в подвале! Прекратите!
- Точно в подвале? – переспросил Эдик, ещё глубже продвигая поленце в трубу.
Пленник бесновался от ужаса и боли. Крысы грызли самое ценное, что было из его естества! Пленник умолял, рыдал, визжал, рычал, истекал слюной, слезами… Наконец, блевонул, испачкав трубу и едва не облевав мучителя.
Эдик брезгливо отшатнулся и уронил трубу на пол. Подпалённые крысы стриганули из комнаты. Изодранная в клочья промежность хозяина текла кровью.
- В подвале… В подвале… - судорожно повторял хозяин. – Не надо! Я умоляю! Пожалуйста!
- Хорошо, я поверю, - согласился Эдик. – Но если ты обманываешь меня… Где?
- Вы не найдёте, я покажу…
Эдик задумался. Человек, доведённый до крайности, может выкинуть что-нибудь неожиданное… Лишь человек задавленный, утонувший в безнадёжности, послушен и безопасен.
- Хорошо, мы сейчас пойдём, и ты покажешь, где что у тебя лежит. Но, чтобы у тебя не возникло вредных желаний, последняя процедура… Прощённый, отгрызите ему большие пальцы на ногах!
Крысы кинулись к ногам пленника. Животный рёв вырвался из каминного зала и разнёсся по окрестностям.
Один раб упал в обморок.
- Лишь сходящий в ад знает небо, - задумчиво проговорил Эдик. – Я тебе в некоторой степени даже завидую – теперь ты познал великую ценность простых вещей, которые мы обычно презираем или не замечаем, и к которым я до сих пор отношусь безразлично… Представляешь, как это прекрасно, сидеть одному у камина – и чтобы никто тебя не тревожил?..
Крысы отхлынули от ног пленника. Кровь струйками пульсировала из огрызков пальцев, пополняя красную лужицу на полу.
- Стоит сделать лишнее движение, как крысы отгрызут тебе ноги, - предупредил Эдик. – Развяжите его и дайте полотенца, пусть замотает ноги, - приказал он рабам. – В армии служил? Портянки мотать умеешь? – насмешливо спросил палач жертву.
- Ну что, думаю, предприятие закончилось удачно, - обратился Эдик к Прощённому, когда рабы погрузили в машину металлический чемоданчик, наполненный пачками денег и драгоценными «блестяшками». – И, мне кажется, такие свидетели нам не нужны? – он кивнул в сторону дома.
- Ты правильно думаешь, - согласился Прощённый. – Мои крыски позаботятся об отсутствии следов сзади нас.
И подумал: «Человек становится хуже зверя, когда превращается в зверя».
=0=
Да, человек становится хуже зверя, когда превращается в зверя. Лишив себя духовности, он теряет любовь и совесть, предается сознательной порочности и жажде разрушения. В кощунствовании находит удовольствия, в человекомучительстве – наслаждение и превращается в окончательное олицетворение идеального зла.
Прощённый чувствовал, что Эдика пленяет все жестокое, неприкрыто звериное, преступное, и намеренно дразнил в его подсознании дикого, злого человека, человека с радостным брюхом, зверя в человеке. Раздразнив в его душе зверя, Прощённый толкал Эдика дальше, в полный и окончательный мрак духа с низвержением всех принципов и моралей.
Эдик стал орудием, служащим злу, но способным наслаждаться своим отвратительным служением. Утративший себя, Эдик стал земным инструментом дьявольской воли. Стал человекообразным дьяволом.
Тяжело обмякнув в удобном кресле машины, Эдик устало вёл машину по тёмному городу. В голове гудела напряжённая пустота. Рабы сидели в багажнике. Прощённый, как обычно, залез на полку под лобовое стекло и подсказывал Эдику, где надо ехать осторожнее, чтобы не угодить в ямину.
- Ты видишь, что-ли, в темноте? – спросил Эдик. Ему надоело сидеть молча, хоть он и устал до такой степени, что было лень даже думать. Даже удачной операции по добыче ценностей он уже не радовался.
- Я вижу плохо, - ответил Прощённый. – Информацию мне сообщают крысы с улицы.
- А я не слышу ничего! – удивился Эдик.
- Ультразвук.
- Ах, да! – вяло спохватился Эдик. – Как я забыл! Стоп! Мы же общаемся с тобой мыслями – почему я не слышу мыслей других крыс?
- Я – избранный, поэтому могу общаться с тобой. Они простые животные, у них всего четыре эмоции – страх, голод, холод и удовольствие. И такое же количество сигналов для общения. Ты можешь приказать им что-то несложное, лучше жестом. Это они поймут. Но общаться с помощью второй сигнальной системы, обсуждать что-то с повелителем, делать логические заключения и выводы – на такие сложности быдло не способно.
Эдика, как повелителя, ответ удовлетворил.
- В каждом из людей утверждается варвар и дикий зверь, - пользуясь свободной минутой, размышлял Прощённый о том, что есть власть над миром. - Не слабый человек, а варвар и дикий зверь преодолеют все препоны и достигнут задуманного. Варваров и диких зверей среди нас много, но великими становятся единицы. Потому что величие достигается только великим преступлением – а совершить великое преступление дано не каждому. Препятствия, стоящие на пути к величию, люди называют моральными принципами. На самом деле они есть комплексы неполноценности – комплексы вины, справедливости, честности, свободы, любви и тому подобное. Поэтому их надо выкинуть из жизни человека, стремящегося стать великим. Нашими помощниками на пути к величию должны стать свободные личности. Человеческое общество отвергает богохульников и противников морали. Но только их, а также всевозможных беспочвенников, авантюристов и игроков, артистов новых направлений и секс-последователей нестандартных ориентаций, различных символистов и кубистов в живописи, постмодернистов в литературе, и иных приверженцев аналогичного искусства, которое враждебно человеку и действует разрушительно - все отвергнутые слои общества можно считать истинно свободными, не связанными никакими моралями, и способными на великие, ничем не сдерживаемые поступки…
И не было для Эдика радостней мечтания, чем грёзы об уничтожении лучших людей, не было наслаждения выше, чем видеть, как люди шаг за шагом идут к погибели.
«С моим именем будет сопряжено воспоминание о чем-то чудовищном, о поступке, какого никогда еще не случалось на земле, о величайшем преступлении совести, о преступлении против всего, во что верили, чего требовали, что свято чтили. Я не человек, я демон!» – гордился собой Эдик.
- Смотрю я на тебя и думаю… - медленно проговорил Эдик, как бы раздумывая, продолжать мысль дальше, или оставить фразу недосказанной. Но всё же продолжил после некоторой паузы. – Кто ты? Маленькая серенькая крыска, творящая… - Эдик запнулся, подбирая слово поточнее.
- Творящая мелкие пакости, - хрюкнул, усмехнувшись, Прощённый.
- Или великий злодей? Нельзя же предводителя крыс, изгнавшего людей из города, считать обыкновенной крысой!
- Шумлива мелкая пакость в базарной толпе. Она для того и шумит, чтобы привлечь внимание толпы. Великое же зло, зло в чистом виде, делается незаметно. И творится оно не ради возбуждения интереса публики, не ради восхищения толпы, творится оно тихо, ради торжества себя. Часто прикидывается убогой и слабой, обиженной серой мышкой или белым кроликом с розовыми ушками…
=5=
- Ну что, - перешёл Эдик на обсуждение серьёзной темы. – Прошли сутки, как крысы заняли город. Люди не смирятся с таким положением дел. Они понимают, что промедлить с уничтожением крыс – значит потерять контроль над ситуацией и дать крысам возможность покинуть город. Наверняка люди в ближайшее время что-либо предпримут. Я не знаю, что. Газы, отраву… Всё будет зависеть от того, пожертвуют они оставшимися в городе жителями, или постараются спасти их. Пусть крысы стерегут заложников, как самое дорогое для нас! И чтобы с той стороны ни одного человека сюда не вошло. Нам нельзя выпускать из города ни людей, ни информацию о творящемся здесь.
- Крысы сторожат людей, - уверил Эдика Прощённый.
- Думаю, не стоит долго испытывать судьбу. Завтра с утречка надо прорываться и уходить на оперативный простор. Пора занимать более серьёзные территории.
Машина подъехала к мэрии.
- Эй, рабы! Возьмите чемодан! – приказал Эдик, высунувшись из окошка.
Никто не ответил.
Эдик чертыхнулся, вылез из машины, подошёл к багажнику. Открытый багажник был пуст. Эдик посветил фонариком. Свети, не свети – рабы сбежали.
Эдик выругался.
- Если они сразу же не спрятались в какой-нибудь дом, их съели, - успокоил Эдика Прощённый.
- Ладно, надо прикинуть по карте, куда направлять крысиные войска.
Эдик подхватил чемодан с ценностями, пошёл в мэрию. Прощённый запрыгал следом.
Эдик поставил чемодан в комнате с золотой горой. Полюбовался золотом, подумал, что неплохо бы всё это спрятать в надёжное место. Если, не дай бог, люди придумают, как изничтожить крыс, то он, никем не узнанный, сможет потом воспользоваться этими запасами…
Эдик разложил карту района на полу кабинета и они с Прощённым стали размышлять, где удобнее прорывать блокаду и куда вести крысиное войско.
- Я в топографии и в географии не очень, - скромно признался Прощённый. – Ты мне расскажи, что вокруг города есть приличного для размещения и прокорма нескольких десятков тысяч крыс.
Эдик хмыкнул. Поводил пальцем по карте, подумал.
- На первый взгляд, лучшее место для нашей армии – элеватор. Огромное количество зерна…
- Великолепно! – обрадовался Прощённый.
- С одной стороны хорошо, - согласился Эдик. – Но, с другой стороны, зерно легко протравить. Опять же, блокировать элеватор не составит труда – территория по сравнению с городом крохотная… Газ запустить в систему вентиляции, например, очень просто…
- Да уж, - согласился Прощённый.
- Да и нельзя нам останавливаться на одном месте, чтобы люди армию не блокировали и не уничтожили. Предположим, мы прорываем окружение и уходим сюда, на север, - Эдик показал направление. – В пяти километрах от города село. Там фермы, там животные у крестьян, там запасы зерна, овощей, комбикормов и прочего. Пять километров… Ну, за два-три часа мы достигаем села. Съедаем его и идём дальше. Дальше у нас… вот село. Километров семь. Следующее – километров десять. Потом километра два. И так далее. Но беременных крыс придётся оставлять в тех деревнях. Если люди их не заметят - через двадцать дней в тылу у нас вырастет боеспособная армия.
- Как будем прорываться? – спросил Прощённый. – Делать подкопы?
- Глупости это, подкопы. Люди готовы к тому, что крысы попытаются просочиться под землёй. Мы же поступим неожиданно нахально. Противник ведь не знает, что есть я.
Эдик сделал важное лицо и значительно помолчал.
- Я возьму карабин, спрячусь у границы и взорву бензобаки машинам, которые проедут в этом секторе. Люди ведь не ждут, что в них будут стрелять! Уничтожу радиомашину, уничтожу электрогенератор, уничтожу все средства передвижения. Пограничная полоса обесточится, радио нет, излучателей нет, а из автоматов в массу крыс стрелять бессмысленно. Вы валом валите через полосу и… И подавляете противника окончательно. Понимаешь меня?
- Как не понять? – насмешливо чихнул Прощённый. – Съедаем, короче, всё и всех.
- Вот именно, - подтвердил Эдик. – А я последую за вами на машине, когда крысы очистят дорогу от противника. Ну что, завтра с ранья и начнём?
- Начнём, - согласился Прощённый.
«Надо будет часть металла и валюты забросить домой, что-то спрятать в надёжном месте, а остальное взять с собой в машину, - подумал, засыпая, Эдик. – Вдруг с крысами не получится, так хоть жизнь себе обеспечу…»
«Кто он, этот крыс? – думал Эдик в полусне. – Фантастика какая-то, бред, сон… Я разговариваю с крысой! Этого не может быть! На что он там намекал? Или мне это подумалось? Его топили, но он выжил… Потоком несло в грязи, потом темнота… Слушай! Я в лаборатории топил крыс-мутантов с «человеческими» мозгами… Неужели Прощённый – один из них?!»
Эдик взмок и провалился в кошмар, где его несло по огромной канализации, он захлёбывался грязью из разбавленных помоями фекалий…
=6=
- Гражданин, называющий себя «Повелителем крыс»! – разнёсся по городу ранним утром голос из мощных динамиков, расположенных в приграничной полосе. – Объединённый штаб по борьбе с экологическими катастрофами призывает вас освободить удерживаемых в городе заложников и сдаться органам правопорядка! Повторяю! Объединённый штаб по борьбе с экологическими катастрофами призывает вас освободить удерживаемых заложников и сдаться органам правопорядка! Вы можете выйти к любому блокпосту и сдаться органам правопорядка!
Эдик вскочит. Что за чёрт! Откуда они знают про Повелителя крыс?! Откуда… Во-первых, рабы вчера убежали. Во-вторых, не известно, бизнесмен жив или мёртв. В-третьих, когда он вечером брал рабов, один остался лежать. Да и вокруг, небось, много зрителей было… Сдаться им! А этого не хотели?
Эдик хлопнул ладонью повыше локтя и погрозил кулаком в окно.
- Опередили нас немножко, - сообщил Прощённый. Он, как обычно, лежал на диване.
Эдик метнулся в соседнюю комнату, в «хранилище». В пустой комнате у стены лежал пустой чемодан с выгрызенной крышкой.
- Дюралевый чемоданчик, - пояснил Прощённый. – Крысы железо шутя грызут. Ты же хотел вчера спрятать всё в надёжных местах? Вот мы и спрятали. Да ты не расстраивайся! Скажи, сколько чего нужно, через пару минут крысы доставят!
- Внимание граждан города! – вновь ожил далёкий громкоговоритель. - Мы знаем, что вы можете перемещаться в пределах зданий, в которых находитесь. Убедительно просим вас подняться на верхние этажи. Плотно закройте окна и двери, заткните вентиляционные отверстия и прочие щели, через которые в помещения может поступать воздух снаружи. Смочите тряпки раствором пищевой соды и дышите через влажные тряпки. Через некоторое время мы проведём дератизационные мероприятия посредством пуска газа, который тяжелее воздуха и который распространится по земле и подвалам. Вверх газ не поднимется выше второго этажа. Повторяем…
- Прощённый! Прикажи своим немедленно выгнать жителей из домов. Пусть слоняются по улицам! Но на окраину города их не пускайте! – запаниковал Эдик. – Немедленно! Всех на улицу! Людей должно быть много! Не осмелятся они перетравить жителей!
=7=
Огромная крыса галопом мчалась по длинным коридорам института. Народ шарахался от страшного зверя. Крыса ворвалась в биолабораторию, прыгнула на стол Сергея, что-то столкнула на пол. Зазвенело осколками стекло. Сергей отшатнулся от возникшего вдруг перед ним зверя. Лена испуганно завопила.
- Профессор! Профессор вернулся! – радостно заорал Сергей. Схватил крыса за бока, восторженно затряс его.
Профессор сердито верещал что-то, бил лапой по руке Сергея. Сергей отпустил Профессора, прислушался к его верещанию. Задумчиво почесал в затылке.
- Такое впечатление, что он хочет что-то сказать нам, - пробурчал себе под нос Сергей, не особо желая, чтобы его дикую мысль услышали коллеги.
Профессор радостно заверещал, затряс головой.
К Сергею подбежала Лена, подошёл Гаврилыч.
- Чёрт! Он трясёт головой, будто соглашается со мной! – удивился Сергей.
Профессор снова затряс головой, наклонился и лизнул руку Лены. Затем сел, привалившись спиной к перегородке между столами, устало вздохнул, поглядывая то на Сергея, то на Лену, то на Гаврилыча.
- Профессор… - тихонько окликнул его Сергей. Профессор вопросительно взглянул на Сергея. – Ты что-то хочешь нам сказать?
Профессор отрывисто запищал, словно говорил: «Да, да, да!», и хлопнул передними лапами себе по коленкам.
- Без сомнения, он разговаривает с нами! – подтвердил Гаврилыч. – Но как его понять?
- Сергей, - произнесла Лена, указала на Сергея и выжидающе посмотрела на Профессора.
Профессор внимательно взглянул на Лену и коротко чирикнул.
- Сергей, - повторила Лена.
Профессор чирикнул снова.
- Лена, - указала девушка на себя.
Профессор чирикнул немного по другому.
- Гаврилыч, - указала Лена на Гаврилыча.
Профессор прочирикал длинно.
- Лена, - указала на себя.
Профессор чирикнул коротко.
- Он разговаривает! – воскликнула Лена.
- Надо записать словесные пары на магнитофон и пропустить через компьютер! – воскликнул Гаврилыч. – Есть словарь?
- Ого-го! – засмеялся Сергей. – Это сколько времени понадобится? Нужен частотный словарь русского языка. Чтобы начать с самых употребляемых слов. И программистов сюда!
Через короткое время Лена зачитывала слова, а Профессор повторял их на «крысином» языке. Скоро программисты настроили компьютер и Профессор заговорил голосом Лены!
- Ситуация сложная, - рассказывал Профессор. – Эдик решился на прорыв…
- Какой прорыв? – не понял Гаврилыч.
- Крысиная армия прорвёт кольцо окружения и уйдёт из города. Они опустошат окрестности, не пощадят ни зверей, ни людей!
- А причём здесь Эдик? – спросила Лена.
- Так он же Повелитель крыс!
- Эдик – Повелитель крыс?! – в один голос воскликнули Лена, Гаврилыч и Сергей.
- Прощённому нужен был помощник среди людей…
- Кто такой Прощённый?! – взмолился Сергей.
- О-о-о… - застонал Профессор. – Так! Сидите молча, а я расскажу вам всё по порядку…
Профессор вкратце сообщил о том, что произошло после захвата города крысами. Включая уничтожение бизнесмена и его юной любовницы.
- Ужас какой! – качала головой Лена, сжимая щёки обеими ладонями. – Я и не подозревала, что Эдик такой… кровожадный! А казался таким интеллигентным!
- Полуинтеллигентным, - поправил Лену Сергей.
- Верно замечено, полуинтеллигентным. Полу… Вы не представляете, как это «полу» обманчиво и… страшно, - задумчиво усмехнулся Гаврилыч. – Не знаю, видите вы, или нет, но мы сегодня живём под властью полуинтеллигентов.
Все удивлённо посмотрели на Гаврилыча.
- Да, да! Как без малого столетие назад, после революции семнадцатого года, власть в России захватили недоучившиеся семинаристы и сыновья лавочников, окончившие ликбезы кухарки и пролетарии, так и сейчас власть захапали полуинтеллигенты.
Гаврилыч как-то сник и горько покачал головой.
- У полуинтеллигента есть диплом, но нет образования. Он знает мало, а умеет ещё меньше. И абсолютно не ведает, где кончается его знание и умение. Он наслушался и начитался достаточно, чтобы полунаучными рассуждениями внушать другим уважение к себе. Он не имеет своих мыслей, и пугает себя и других чужими, штампованными формулами. А когда пытается выродить нечто самостоятельное, сразу обнаруживает интеллектуальное убожество. Это странно, - Гаврилыч развёл руки в стороны и недоумённо поджал плечи, - но перед полунаукой полуинтеллигенции, поддерживаемой интеллектуально убогими жрецами и рабами из числа колдунов, народных целителей и экстрасенсов, сегодня все склонились с немыслимыми любовью и суеверием. Перед ними, убогими умом, трепещет даже сама Наука и постыдно потакает им. Полунаука и полуинтеллигенция хуже мора, голода и войны, потому что они тормозят развитие человечества.
Гаврилыч указал пальцем в потолок, а затем потряс им, будто угрожая слушателям.
- Сложность и утонченность мира совершенно недоступна плоскому рассудку полуинтеллигента: для него все просто, все элементарно постижимо, все решается без проблем и по знакомству. Духа он не ведает, религию презирает, совесть и честность для него качества вредные. Он бешено обидчив и уязвлённо самолюбив. Он преклоняется перед силой лжи и интриги, он не сомневается в дозволенности порока, он ненасытно честолюбив и властолюбив. Такой человек утрачивает духовный хребет, он становится одержим завистью и жадностью. При этом он знает о своей полуинтеллигентности: он обижен ею, он не прощает интеллигентам их образованности, знаний и умения, их способности естественно ощущать и понимать хорошую музыку, литературу и изобразительное искусство. Он завидует интеллигентам за то, что природа дала им «врождённую интеллигентность», а его обделила этим преимуществом. Он мстит за своё убожество людям и пытается добиться во всем первенства, легко усваивая и практикуя искусство играть на чужой, на массовой зависти.
Наклонив вниз голову, Гаврилыч стоял некоторое время молча, поджимая губы и, словно беззвучно споря сам с собой, затем продолжил уже не отвлечённо о ком-то, а применительно к Эдику:
- Эдик и ему подобные полуинтеллигенты не выносят ни творческого, ни духовного в человеке, они разлагают культурных друзей, коллег и соседей, мечтают занять их высокие должности и денежные работы, а взамен прежних духовных золотых эталонов взгромоздить свою бездуховно-бескультурную пустоту, свое ничтожество. Они сделали себя людьми новой национальности, уничтожившими и забывшими историю своих предков. Они готовы преклонить колено и целовать руки любым иноверцам, которые дадут им «круто рекламируемого» пива и ублажающих похоть зрелищ.
Да, в этом Гаврилыч был прав. Когда заходил разговор о каком-либо фильме, Эдика интересовало в первую очередь не кто режиссёр, не актёры, игравшие в фильме, и, даже не сюжет, а импортный фильм или отечественный. И если фильм оказывался отечественным, Эдик пренебрежительно махал рукой и даже не встревал в обсуждение: отечественного искусства для него не существовало. Ничего отечественного для него не существовало. Предложить ему приобрести что-либо из одежды отечественного производства значило оскорбить в лучших чувствах.
- В миру такие полуинтеллигенты живут хищными зверьми. Во власти парламентарии-полуинтеллигенты становятся взяточниками-авантюристами, политическими разбойниками и профессиональными предателями. Их политические партии превращаются в бандитские шайки, а руководители партий становятся партийными палачами, садистами государственности, артистами клеветы, истребителями праведности и закулисными властолюбцами. Народ для них чернь и быдло. А себя они называют «новыми». Да, они новые… Новые в нашей истории образы порочности.
Гаврилыч, похоже, разволновался. Видно было, как он сжимал и разжимал кулаки в карманах халата. Не сдержав себя, он нервно заходил по проходу.
- Произошедшие из рабов, они так и не изжили в себе рабов. Но всех, кто ниже их по должности и положению, они считают рабами. «Демократических свобод всем! Равных прав!» – кричат они, подразумевая под этим, что равны должны быть рабы. И чтобы раб не смог выбиться в люди, чтобы не смог нарушить их порочное благоденствие, они не пускают тех, кого считают чернью, ни к образованию, ни в науку. Жажда образования уже есть жажда аристократическая. А правом называться аристократами, по их мнению, обладают только они. Они любого гения удушат в младенчестве! Они провозглашают всяческие свободы, но эти демократические права и свободы для народа оборачиваются свободой пьянствовать, правом на сплетни и доносы, а для власти – свободой на произвол. И лишь чернь подведена ими к одному знаменателю, они неустанно добиваются полного равенства черни, абсолютных свобод для черни! И в подвластном им обществе насаждают не свободы вероисповедования, а свободы безбожия, не свободы совести, а свободы от совести - от ответственности, от духа, от правосознания. Свобода стала разнузданностью в нравах, бесформенностью в искусстве. Кино, телевидение и пресса пропагандируют неслыханный разврат. Для чего? Да потому что, где любовь – там семья, а где семья - там желание собственности. А разве они позволят черни покуситься на свою собственность?
Гаврилыч замолчал. Молчали и его слушатели.
- А ты откуда знаешь подробности о властителях крыс? – вдруг спросил Профессора Гаврилыч, резко переменив тему разговора.
- Что знает одна крыса, то через непродолжительное время знают все крысы, - вздохнул Профессор. – Поэтому я знаю всё, что планирует Прощённый.
- Значит, и Прощённый знает всё, что планируешь ты! – разочарованно воскликнул Сергей.
- У меня мозги «нового поколения», как вы говорите о компьютерах. Почти что человечьи. Поэтому мои мысли остаются при мне. А Прощённый – образец старой конструкции.
Гаврилыч вопросительно посмотрел на Профессора.
- Он из тех крыс, с «очеловечиванием» мозгов которых вы работали до меня, - подтвердил Профессор.
- Но мы же… «актировали» тех крыс!
- Вы поручали «актировать» их Эдику. А он лентяй, спускал крыс в канализацию. Прощённый и Король выжили.
- Король? Жива ещё одна крыса из тех?
- Уже не жива. Прощённый убил Короля.
- Ты говоришь, информация распространяется «через непродолжительное время» – это через какое время? – спросил Гаврилыч.
- Трудно сказать. Если сигнал паники – то через секунды. Если информация о пище или о чем другом полезном – через минуты. Если простая информация, то в зависимости от степени возбуждающего действия на мозги крыс – через пять, десять минут. Иногда через полчаса, через час.
- Да, если крысы вырвутся из города, беды наделают много. А если военные запустят в город газ, то отравят жителей. Мы пробовали выйти в эфир на самопальных радиопередатчиках, но военные переговариваются на кодированных частотах, мы их не воспринимаем, а они нас не ждут и не ищут. Так что контакта установить не удалось. Тебе надо на ту сторону, Профессор.
- Увидят, что крыса через полосу идёт – пристрелят! – заосторожничал Профессор.
- Во-первых, ты – белый. Во-вторых, сделаем тебе рюкзачок… Белый флажок воткнём, помашешь на «границе». Военные на уши встанут, увидев такого «парламентария»! Не дураки же они, стрелять с бухты барахты в цирковую крысу, не разобравшись!
- Они не дураки, они – военные! – проворчал Профессор, и непонятно, осуждающе проворчал, или с похвалой.
- Сергей, пусть компьютерщики срочно сделают приставку голосовую, типа декодера, чтобы Профессор на той стороне мог разговаривать. Бегом! – скомандовал Гаврилыч, пропустив мимо ушей замечание Профессора.
Сергей сорвался с места.
Гаврилыч принялся обсуждать с Профессором план действий.
Скоро Сергей принёс небольшой аппаратик с двумя штекерами на тонких шнурах, упакованный в маленький рюкзачок с застёжками.
- Эти штекеры надо воткнуть сюда, - показал он гнёзда позади системного блока компьютера. – Я на бумажке военным напишу...
- Сам воткну, - решил Профессор. Подошёл к компьютеру, стал на задние лапы и довольно легко воткнул штекеры в нужные гнёзда.
- Ну ты даёшь! – восхитился Гаврилыч.
- Зря, что-ли, я его тренировал! – похвалил себя Сергей.
- Уж если я вашу клетку с хитроумным запором отпёр и запер, то какой-то штекер воткнуть… - снисходительно махнул лапой Профессор.
- Профессор, миленький, как ты из лаборатории сбежал? – сгорая от женского любопытства, взмолилась Лена.
Профессор рассказал, что стало последней каплей в чаше его терпения, как он открыл клетку, как отсиживался в цветке, когда лаборатория «стояла на ушах» после непонятного исчезновения «главного крыса».
- Всё, ребята, всё. Надо спешить. А то Эдик пошлёт своё войско в набег, или военные начнут город травить. Одно плохо, а другое и того ужаснее. Профессор, тебе пора идти.
Гаврилыч написал на листке несколько слов, вложил в рюкзачок.
- Доберёшься до людей – отдашь записку, они подведут тебя к компьютеру – подключишься. Сергей, сделай ему флажок.
Сергей почесал в затылке, взял лёгкую пластиковую трубку четверти в две длиной, привязал к ней носовой платок.
Профессор взял «флаг», попробовал помахать им.
- Тяжеловат!
Лена сняла платок Сергея, привязала свой, меньшего размера и из тонкой ткани.
- Этот пойдёт, - одобрил Профессор.
- Ну что, миленький, пора в путь. Мы бы проводили тебя, но наши аппараты почему-то стали действовать только на территории института. А стоит выйти кому за забор, толпы крыс собираются, того гляди съедят!
- Приказ Эдика: людям сидеть по домам. Кстати, теперь приказ другой: всех людей на улицу. Так что скоро крысы начнут выгонять вас из здания.
- Не выгонят! Мы тоже не зря день сидели! Инфразвук…
- Ультразвук, инфразвук… А крысы от ваших звуков только чихают, - проворчал Профессор.
- От этого инфарктзвука не расчихаешься, - посмеялся Сергей. – Наш инфразвук вызывает остановку сердца у крыс.
Со следовой полосы поступил сигнал о нарушении границы. Дежурный оглядел свой участок границы в бинокль.
Что за чёрт! У столбика стоял белый зверёк и… махал белым флажком! Так машут парламентёры!
Дежурный присмотрелся. Чёрт! За спиной у зверя висел рюкзак! «Хорошо, гранатомёта в лапах нет!» – усмехнулся дежурный.
- Товарищ капитан! – позвал он офицера. – Взгляните-ка… Чертовщина какая-то!
Офицер направил бинокль в указанном направлении.
- Ч-чёрт возьми! Это ещё что за мистика! Крыса? Слишком крупная… Сурок? Слишком тощий… Флажком машет… Как парламентёр! Что-то слишком уж всё… необычно!
- А то, что крысы заняли город и не пускают нас туда, а горожан оттуда – это обычно? – возразили дежурный. – А слухи о каком-то то ли руководителе, то ли дрессировщике крыс – это обычно? Может это он и есть, руководитель крыс?
- Да уж… - согласился капитан. И тут же возразил: - Говорили, что крыс надрессировал человек!
- Будем принимать? – спросил дежурный.
- А куда деваться?
- Отключить защиту?
- Ни в коем случае! А вдруг провокация! В общем, сделаем так.
Капитан огляделся.
- Дай-ка мне вон тот ящик, - указал он на упаковочный ящик, - найди метров пять верёвки или проволоки, и что-то вроде жерди или трубы.
Скоро дежурный принёс ящик, пять метров проволоки и трубу.
- Объяви на всякий случай тревогу, - распорядился капитан.
Пока капитан привязывал проволоку к ящику, лагерь поднялся по тревоге. Охрана и специалисты разбежались по своим местам. Свободные солдаты, офицеры и гражданские спецы столпились у следовой полосы. Все покатывались со смеху, разглядывая машущего флагом зверька-парламентёра.
- Ну-ка, посмотрите все внимательно, ничего подозрительного нет?
- Да нет ничего, капитан! Всё спокойно! – через некоторое время уверили зрители.
– Нет, вы поглядите на этого клоуна! – возмутился капитан, приближаясь к следовой полосе и разглядывая парламентёра с близкого расстояния.
Профессор перестал махать флажком, прислонил его к столбику. Стоял на задних лапах, облокотившись одной «рукой» о столбик и подбоченившись другой.
Капитан подошёл к следовой полосе вплотную. Положил ящик на землю, примерился толкать его трубой.
- Отключай! – скомандовал он во весь голос.
- Есть! – ответил дежурный.
Услышав, что провода перестали шуршать и пощёлкивать электричеством, капитан одним движением протолкнул ящик под провода на ту сторону и выдернул трубу.
- Включай!
- Есть!
- Будем надеяться, что парламентёр достаточно умён… - бормотал капитан, показывая жестами Профессору, что ему надо сесть в коробку.
Наблюдатели взвыли от восторга, когда зверёк ловко прыгнул в ящик.
- Выключай! – скомандовал капитан.
- Есть!
Убедившись, что провода перестали пощёлкивать, капитан довольно сильным движением перетянул коробку через следовую полосу.
- Включай!
- Есть!
Капитан наклонился над коробкой, разглядывая сидящего в ней зверька.
Профессор сел в угол, облокотился о края коробки, как облокачиваются, сидя в бассейнах или в ваннах.
- Нет, ты погляди на него… - растерянно бормотал капитан. - Прямо нахал какой-то!
Небрежным движением Профессор вытащил из-за спины бумажку и подал капитану. Так высокородные графья в старину, наверное, подавали королевские предписания выскочкам-баронам.
- Нет, ты погляди… - ошарашено оглядывался капитан на зрителей.
- Капитан, он принёс требование о нашей капитуляции! – хохотали зрители, наблюдая за вольным поведением зверька.
Капитан недоверчиво взял записку, развернул её, стал читать.
- Эх, ни… хм… чего себе! – удивился капитан. – Его из института биотехнологии прислали! Это робот! Очень дорогой, пишут! Аккуратнее с ним, говорят. Пишут, чтобы его к компьютеру принесли, он подключится и всё расскажет! Пишут, что информация сверхсрочная!
Профессор встал на задние лапы, вытащил из рюкзачка штекер и нетерпеливо показал капитану.
- Ну что, мужики, надо бежать!
Капитан опасливо подхватил коробку и потрусил к штабной машине.
- Мужики, настройте-ка компьютер согласно вот этой бумажке, - распорядился он, войдя в автофургон, напичканный электроникой.
Молодой программист пробежал глазами по бумаге, с интересом заглянул в коробку, пожал плечами: крыса как крыса, только большая. Сел за компьютер, забегал пальцами по клавиатуре, время от времени замирая и дожидаясь, когда на экране монитора выплывет очередная табличка.
- Готово! – доложил он капитану.
Капитан стоял в нерешительности.
Профессор недовольно заверещал.
Капитан вздрогнул. Подошёл к столу с компьютером, снова остановился.
Профессор сердито заверещал, ухватил край коробки лапами и стал раскачивать коробку. Капитан растерянно смотрел на Профессора. Профессор указал лапой в сторону компьютера и опять сердито заверещал.
- Ругается! – засмеялся программист. Два других сотрудника подошли поближе, чтобы разглядеть крысу-робота.
- Глянь-ка, рюкзак за спиной! Щас подключится и ка-ак… - предупредил один из сотрудников. – Американцы, говорят, дельфинов научили так подлодки взрывать. Собирай нас потом лопатой по прилегающей территории.
Профессор сердито посмотрел на сотрудника и постучал лапой себе по голове: дурак, мол, ты! И снова указал капитану в сторону компьютера.
Молодые сотрудники покатились со смеху.
Капитан осторожно поднёс коробку к столу, наклонил её, помогая Профессору вылезти. Прикасаться руками к крысе-роботу он опасался.
Профессор вылез на стол, сбросил с себя рюкзачок, подволок его к системному блоку. Вытащил один штекер, воткнул в соответствующее по цвету гнездо. Затем воткнул другой штекер.
- Долго вы, однако, соображаете! – раздался женский голос из динамиков компьютера. Писк Профессора на фоне человечьей речи терялся. – Военные называется!
- Чи… Чиво? – ошалело переспросил капитан.
- Чиво, чиво… Ничиво! Короче, генералы! Времени нет, надо спешить. Передаю важную информацию, которая поможет спасти людей в городе. Я – Профессор…
- Должность, что-ли? – невпопад спросил капитан, потихоньку выходя из поразившего его шока и начиная, хоть и с трудом, соображать.
- Зовут меня так. Вопросы потом, время дорого. Всё нужно сделать в течение суперкороткого времени. Час, полчаса, двадцать минут. Чем быстрее, тем надёжнее. В общем, так…
Капитан убежал звонить начальству, а Профессор привалился спиной к какому-то неработающему аппарату. Сотрудники сгрудились вокруг, молча разглядывали чудо-крысу.
- Мягонькое что-нибудь постелили бы, неудобно сидеть на столе, скользко и жёстко, - капризно заметил Профессор.
Один из сержантов кинулся в бытовой отсек, принёс сложенное в несколько слоёв чистое полотенце, положил рядом с Профессором. Профессор поправил «коврик», расположился удобнее, вздохнул, пожаловался:
- Устал! Чёрт знает сколько отмахал пешком с рюкзачищем за спиной!
Сержанты прыснули со смеху. «Рюкзачище» был величиной с кулак.
- Ага, смеётесь. Если перевести на килограмм веса, он будет соответствовать телевизору для любого из вас! – укорил Профессор молодёжь. – С телевизором в рюкзаке никто в поход не ходил?
- Извини, друг, - смутился один из сержантов. – Так ты живой или… как?
- Живой, живой, только с поправками, - буркнул Профессор. – Нет бы угостить ценного агента. Жрать хочу!
- А ты что…
- Живой же я! Все живые жрать хотят! Подсуетитесь, а то мне скоро назад идти!
- Идём в пищеблок, - предложил сержант.
- Мне от этого компьютера отходить нельзя, вы понимать меня перестанете. Да и начальник ваш может вернуться с ценной информацией! Давай, кто-нибудь, бегом! Мяска варёного, - Профессор показал передними лапами кусок, величиной с грецкий орех. - И водички испить, с полведёрка!
- Может, водочки? – подковырнул умного крыса сержант.
- Нет, водка слабит. А мне пахать и пахать ещё! – серьёзно возразил Профессор.
- Что… употреблял? – удивился сержант.
- Баловался по глупости.
Все рассмеялись. Раз шутит, значит умный!
Сержант побежал в пищеблок.
- Слушай, Профессор, - осторожно спросил программист, - а ты видел этого… повелителя крыс?
- Видел, - пренебрежительно отмахнулся Профессор. – Работал вместе с ним в лаборатории.
- Работал в лаборатории? – удивился программист. – Как это?
- Так это. Он у нас в лаборатории младшим научным сотрудником работал. Неостепенённым. Довольно пакостный вьюныш. Меня чуть не отравил из зависти.
- Из зависти?!
- Из зависти. Меня сотрудники любили, а его нет.
- А как же он стал повелителем?
- Из-за сволочного характера и стал.
- Но каким-то образом он крысами повелевает же! Значит, сила у него или что! Тысячами крыс повелевать – это тебе не машиной рулить!
- Крысами повелевает доминант, крысиный царь, по-вашему. А этот… Эдик, кстати, зовут его… Этот Эдик у доминанта на подхвате. Он и не понимает, что доминант манипулирует им. Сколько времени, мужики? – озабоченно спросил Профессор.
- Двадцать три минуты седьмого.
- Ах, время… Куда ты мчишься, когда хочется, чтобы весь мир замер! – не удержался Профессор и театрально покрасовался перед благодарными зрителями.
=8=
Эдик посмотрел на часы. Двадцать три минуты седьмого. Время побуждать крыс к героическим деяниям. Хоть и не круглая цифра, но… час свершений наступил. Исторические события должны происходить в красивые часы и дни, в час ночи первого числа, например. В семь утра седьмого числа, на худой конец. Но сегодня время не ждёт.
Эдик взял карабин. Из окна кабинета в оптический прицел оглядел окрестности. Вон народишко мелькает в окнах дома напротив. Всех разбудил матюгальник пограничников. Поднялись, как их и предупреждали, на пятый этаж. Глазеют, перепуганные, на здание мэрии. Суетятся, переговариваются беззвучно, в окна тычут корявыми пальцами. Как стая макак, всполошённая появлением леопарда… Знают, что здесь Повелитель живёт! Ожидают событий.
«Чёрт возьми, я же приказал выгнать людей на улицу!» – рассердился Эдик.
Вдруг он увидел, как народ засуетился ещё больше, в страхе кинулся от окон.
Чего они перепугались?
В глубине комнаты мелькнули серые пятна. Ага, это крыски исполняют его приказ!
Ещё через некоторое время народ побежал из зданий наружу.
Крысы сгоняли жителей в одну толпу на краю площади. Много, однако, народу! Это только здесь. А если по всему городу?
Эдик попробовал пересчитать людей одной из групп. Насчитал человек пятьдесят и сбился. Если на этом пятачке полста человек, то во всей толпе… Раз в десять больше. В городе много людей. Тысячи. Нет, теперь военные не осмелятся отравить город! Опередили мы их, удовлетворённо подумал Эдик.
Он передёрнул затвор, прицелился в голову мужчины, который вёл себя в толпе, как показалось Эдику, слишком уверенно и вызывающе, нажал на курок. Раздался сухой щелчок. Эдик криво улыбнулся. А мог бы и убить! Живи пока… Пробовать боевые патроны он не стал. Не надо нагнетать обстановку раньше времени.
Зарядил карабин, повесил на пояс два подсумка с патронами. Мысленно позвал Прощённого.
Доминант не появлялся.
Эдик зло выругался, громким криком позвал ещё раз. Услышал, как в коридоре шарахнулись от двери перепуганные крысы. Прощённого не было.
Эдик забеспокоился.
Может сбежал?
- Здесь я, Повелитель. Не могу сказать, что у нас неприятности, но предупредить о возможности таковой считаю нужным. С моим предшественником, Королём, дружил белый крыс. Здоровый крысяра, тоже избранный, кстати. Когда… э-э-э… - Прощённый запнулся, - власть по стечению благоприятных обстоятельств перешла ко мне, этот потенциально опасный для меня крыс исчез.
- И какова эта потенциальная опасность? – насмешливо спросил Эдик опасающегося Прощённого.
- Если мы встретимся, он убьёт меня, - между прочим сообщил Прощённый. - И вот сейчас я получил информацию, что белый собирается идти к людям. Предполагаю, что от этого крысюка могут быть неприятности…
- Надо было убить его, - укорил Прощённого Эдик.
- Я не знал, где он. У нас не принято выдавать своих. Даже, если этого хочет доминант. Все просто молчат.
- Надо было приказать убить его.
- Профессора не станут убивать – он пахнет своими, - вздохнул Прощённый.
- Как ты его назвал? – чуть не закричал Эдик.
- Профессор. Кличка у него такая.
- Чёрт! Белый, говоришь?! Ах, чёрт! Надо было ему тогда всю дозу влупить! Да, это очень нехороший крыс… И найти его невозможно, говоришь?
- С помощью крыс невозможно. Но, есть женщина, которая хвастает, что знает белого крысюка.
- Где она живёт?
- Место прорыва не будем менять?
- Нет. С других сторон населённых пунктов меньше.
- Тогда по пути следования. В той стороне, - Прощённый махнул лапой в северном направлении.
Эдик напялил маску-шапочку с прорезями, подхватил карабин, кинулся к выходу.
- Времени терять нельзя, но если по пути, заедем к тётке, поинтересуемся насчёт её знакомого.
Эдик выскочил на крыльцо мэрии. Следом примчался Прощённый, за ним стая крыс.
- А с машиной что? – удивился Эдик, увидев, что крышка багажника отсутствует.
Стая крыс запрыгнула в багажник.
- Отгрызли на всякий случай, - пояснил Прощённый. – Ночью делать нечего было, вот и поточили зубки.
Эдик пропустил Прощённого в салон, сел за руль, включил зажигание, рванул с места.
- Туда, - указал Прощённый.
Через несколько кварталов свернули во двор, направились к небольшой кучке людей, окружённой крысами. Перепуганные старики и старухи с удивлением смотрели на лихо катившую к ним машину. Это была первая движущаяся машина, которую они видели за последние сутки.
Машина подъехала к людям, резко затормозила. Из машины вылез омоновец с упрятанным от посторонних глаз лицом. Раз людям не хочет лицо показывать, значит, хорошего от него не дождёшься. Тем более, что следом выпрыгнула крыса, ручная, видать. А из багажника вообще высыпала целая стая серых бандюков!
- Кто из вас Нюрка? – спросил молодым голосом омоновец.
Старики насторожённо молчали.
- Молодой видать, по голосу то… - прошамкала старуха в толпе.
- Я – Повелитель крыс! – гордо представился Эдик. – Все крысы города подчиняются мне…
- Не зря Алла Петровна говорила про этого, как его… Малефеция! – одобрительно буркнула какая-то старуха. И добавила неуважительно: - повелитель он… Сколь мы повелителей разных за свои жизни перевидали… И Никиту-кукурузника, и Лёньку-целовальника, и Мишку-меченого, и главного алкоголика всей страны… Ни от одного добра на грамм не дождались! - заключила неожиданно. – А тебя как же зовут, милок?
- Кто из вас Нюрка?! – занервничал Эдик и «дал петуха» голосом.
- Ишь… Нервничает… Молодой ишшо!
- Ты! Выйди сюда! – ткнул Эдик пальцем в первую попавшуюся старуху.
- А грубый-то какой! – посожалели старухи. – Молодой, а уважения к пожилым никакого!
Эдик указал пальцем на старуху и стая крыс кинулась в её сторону.
Народ взвизгнул истлевшими голосами, отшатнулся назад, оставив свою товарку впереди. Крысы окружили старуху и замерли, готовые кинуться на жертву.
- Считаю до одного – и крысы отгрызут ей ноги! – зловеще пообещал Эдик.
- Я Нюрка, - вышла из толпы растрёпанная, неряшливо одетая женщина с типичной внешностью уборщицы. Двумя руками она держала перед собой огромный бронзовый крест.
Эдик усмехнулся.
- Где Профессор?
Нюрка безразлично пожала плечами.
- Я ушла из института, а все профессоры и дОценты там остались.
- Шутить надумала? Со мной шутки плохи… - Эдик поднял руку и указал на стоящую в окружении крыс старуху. Крысы насторожились. – Где Профессор?
- Так говорю ж, все они в институте остались!
Эдик сделал пальцем знак. Крысы бросились на старуху, та охнула и упала на асфальт.
- Стой, сынок! Стой! Правду говорю! Все профессоры с дОцентами в институте остались! – закричала Нюрка.
Эдик ещё раз шевельнул пальцем. Крысы вгрызлись в ноги упавшей старухи. Старуха чуть слышно взвизгнула, вроде бы попробовала отмахнуться от крыс, терзающих её старую плоть… и утихла.
- Сынок, ты б фамилию того профессора сказал, я, может, и вспомнила, где он! Отпусти бабку-то! – взмолилась Нюрка, сложив руки у лица, со страхом и с жалостью глядя на рвущих мясо старухи крыс.
Эдик понял, что Нюрка не знает Профессора по кличке.
- Белая крупная крыса, с которой ты дружила, где она?
- Не знаю, сынок! Ей бо, не знаю! От те крест, не знаю! – божилась Нюрка. – Только отпусти ты нас, Христа ради! Как я из института ушла, так и не видела его больше! А ушла из института я потому, что завхоз отравил его! Может и погиб мой беленький! – хлипнула Нюрка, сморщив лицо мочёным яблоком.
Эдик разозлился.
«Я его травил, завхоз какой-то его травил, а он всё живой! Время только потеряли!»
- Врёшь, старая калоша!
- Сопляк! – взвизгнула Нюрка. – Ты что ж над нами измываешься?!
Она размахнулась и швырнула крест в Эдика. Эдик не ожидал неповиновения, а тем более, агрессии от слабой старухи, и не успел уклониться. Тяжёлый крест больно ударил его в плечо. Очень неудачно ударил, углом. В глазах вспыхнуло и потемнело. Эдик застонал. Рука повисла, будто парализованная.
«Ах ты сволочь! Прощённый…»
Эдик отвернулся и быстрым шагом направился к машине.
Крысы кинулись на старух.
За спиной Эдика люди негромко охали и стонали. Испуганные до смерти, падали без чувств, а дальнейшее происходило уже тихо и неинтересно.
Почти без двадцати минут семь! Сколько времени зря потеряли!
Эдик погнал машину к окраине.
Чтобы не привлекать внимание наблюдателей с той стороны, Эдик оставил машину далеко от окраины. Прячась в канавах и укрываясь за бугорками, на четвереньках и ползком пробрался к крайнему дому. Ушибленная рука сильно болела, мешала двигаться.
Крысы сильно подпортили старый деревянный домишко. Стены на подрытом фундаменте покосились, дверь и окна вывалились.
«Вот и хорошо, - подумал Эдик. - Не надо открывать. Не будет лишнего шума и движений».
Проскользнул в дверь, огляделся. Бедненькая халупа. Прошёл к обращённой в сторону границы стене. Осторожно выглянул в окно. Чуть наискосок перед ним располагался блокпост. Палатка, машина связи. Людей не видно.
«Наверное, в семь подъём. Живут по гражданскому графику, не торопятся», - разозлился на беспечного противника Эдик.
Тихо как! Птички на той стороне чирикают. Лагерь в туманной дымке. Утренняя сонная окраина. Бодрящий свежий воздух. Как всё-таки крысами воняет! И те, «за границей» – как беспечные туристы.
В будке машины блеснули стёкла.
«Часто они их натыкали! – зло подумал Эдик про блокпост. – В бинокль нас обозревают».
- Прощённый!
- Здесь я.
- Готовы к прорыву?
- Пойдем, проверим готовность.
Эдик вернулся в заднюю комнату, выглянул в сторону города. Всё тихо.
- К земле присмотрись, - посоветовал Прощённый.
Эдик осмотрел местность внимательнее. И ужаснулся. Ямки и ложбинки на всём видимом пространстве тесно заполнили серые крысы!
- Здесь что, крысы всего города собрались?! – поразился Эдик.
- Нет, примерно половина.
Эдик вернулся к переднему окну. Ещё раз оглядел местность. Проволочные ограждения тянулись в две полосы, с обеих сторон от дороги, по которой обычно ездила машина с излучателем.
- Вот мы её и подождём, - злорадно пообещал Эдик. – Прощённый, пошли одну крысу прозондировать, как действует проволочное ограждение.
Он увидел, как в сторону границы сначала скачками, а потом всё более осторожно пробиралась крыса. Эдик нашёл её в бинокль. Где-то на расстоянии полуметра от проводов крыса вдруг высоко подпрыгнула, задымилась и, вспыхнув в воздухе, упала без движения.
- Да, это серьёзно, - пробормотал Эдик. – Значит, будем ждать машину с излучателем. Подожжём машину связи, подожжём излучатель, и у нас будет запас времени, чтобы разобраться с проводами. Пусть крысы снизу покопаются, чтобы машину вызвать.
Эдик посмотрел на часы. Без пяти семь. Подтащил к окну столик, поставил табурет. Сел, оглядел сектор обстрела. Взял карабин на изготовку, примерился, прицелился в сторону машины связи. Машина стояла так, что бензобак располагался с противоположной стороны. Значит, придётся стрелять в мотор, а потом прошить в нескольких местах кузов, авось попадёт в аппаратуру.
Минут через пять послышалось урчание, Эдик увидел приближающуюся машину с излучателями. Она тоже ехала так, что бензобак располагался с другой стороны. Неудачное начало, посетовал Эдик, но откладывать ничего не стал. Хорошо, что на этом блокпосту нет солдат.
Машина с излучателями остановилась, не доезжая блокпоста.
- Прощённый, крысы там, что-ли, роют нору?
- Нет, напротив нас.
Эдик задумался. А может это и к лучшему! Остановлю её там, а здесь почти готов проход на ту сторону. Сколько времени? Семь ноль-ноль. Какое совпадение!
Эдиком овладело некое чувство, ранее им ни разу не испытанное. Это неведомое чувство можно было бы назвать воодушевлением.
Эдик почувствовал себя вышедшим из всех связей повседневного мира и поднявшимся над ними. Теперь он готов был всё бросить, чтобы повиноваться зову Зверя. Все препятствия, стоящие на пути к выполнению зова Зверя, потеряли для него всякое значение. Инстинктивные запреты калечить и убивать сородичей утратили силу. Разумные соображения и любые доводы против действий, которые намеревался совершить Эдик, теперь казались не только безосновательными, но просто ничтожными и позорными.
По спине и по наружной поверхности его рук пробежала электрическая волна, он почувствовал возбуждение зверя перед большой охотой. Мышцы отвердели, осанка стала более напряженной, руки несколько приподнялись, локти развернулись наружу. Голова гордо взметнулась, подбородок выдвинулся вперед, а лицевая мускулатура создала совершенно определенное выражение, всем известное, как «героическое лицо». На спине и по наружной поверхности рук встопорщились редкие кожные волоски. Если бы тело Эдика покрывал мех, он бы в этот момент «священного трепета» взъерошился.
Больше не раздумывая, Эдик выстрелил в мотор автомобиля связи. Через две секунды, почти одновременно, раздались ещё два выстрела, затем ещё один… Прощённого отшвырнуло от окна взрывом, подбросило другим… Прощённый увидел, что вместо головы у Повелителя крыс торчит фонтанирующий кровью бесформенный красный обрубок. Вторая разрывная пуля превратила грудную клетку Повелителя крыс в кровавое месиво.
- Выполнено, командир! – раздался довольно громкий доклад из машины связи. – Три снайпера всё же успели занять исходный рубеж…
Прощённый услышал громкий хлопок – что-то вроде консервной банки упало на пол, комнату заволокло удушливым дымом. Глаза резануло болью, сквозь слёзы стало плохо видно. Дыхание перехватило…
Ошарашенный Прощённый скомандовал крысам атаку, успел добежать до двери и, лишённый спазмами дыхания, упал, мелко дрыгая лапками в смертельных конвульсиях.
Серая волна хлынула к проволочным заграждениям.
На той стороне откуда-то вдруг появилась редкая цепь солдат в противогазах. Из подствольных гранатомётов они сделали залп. Дымящиеся «консервные банки» упали вдоль проволочных заграждений. Ещё залп – едкая дымовая завеса повисла над всей границей.
Удушенные ядовитым газом, крысы подпрыгивали и из последних сил кидались на проволочные ограждения. Попав в зону излучения, дымились и вспыхивали, как сухие ёлочные шишки в костре… Вдоль проволоки росли горы жареного крысиного мяса.
Атака длилась несколько секунд. Затем серая волна хлынула в обратную сторону.
=9=
- Ну дайте мне поесть! – простонал Профессор, после того, как Сергей принёс его, обессиленного, с улицы и положил на стол перед компьютером. – Я за сегодня набегал столько, сколько не бегал всю предыдущую жизнь! Возьмите в рюкзаке рацию, свяжитесь с военными!
Пока Профессор ел, Гаврилыч разговаривал с военными.
- Они предлагают отравить крыс газом.
- В городе слишком много людей! Тысячи! – предупредил Профессор.
- Крысы после неудачной попытки прорыва возбуждены. Если они запаникуют и кинутся на ограждения, то завалят провода жареными трупами и разбегутся кто куда. С таким количеством крыс на большой территории справиться будет очень сложно.
- Я предложу вам вариант. Только вы не отвергайте его сразу, - сказал Профессор и замолчал.
- Говори. Мы выслушаем и молча подумаем над ним, - согласился Гаврилыч.
- Две минуты, - предупредил Профессор.
- Почему именно две? - спросил Сергей.
- Потому что первую минуту вы будете бороться с мыслью, что я сказал чушь. И, лишь привыкнув к ней, начнёте думать.
- Говори, - повторил Гаврилыч.
- У людей есть принцип: разделяй и властвуй. Для крыс он ещё более действенен, чем для людей. Если семью крыс, жившую в одной клетке, разделить и продержать в разных клетках неделю, а потом снова поместить вместе, то хозяева клетки загрызут «чужаков». Потому что бывшие родственники за неделю станут пахнуть по-другому. Собственно, и люди образуют разные партии, разные этнические группировки для того, чтобы у народа был повод грызть друг друга в угоду избранным. Я предлагаю выпустить из города половину крыс. Я поведу их на элеватор, где много пищи. Мы проживём там неделю, потом я верну крыс в город. И между бывшими родственниками начнётся великая война.
- Почему ты уверен, что сумеешь повести крыс туда, куда хочешь?
- Крысы возбуждены мыслью о прорыве. Я лишь подогрею их желание: «Свобода или смерть!», «Вперёд, к сытому будущему!», «Каждой крысе по тонне зерна!» И когда я первый пройду заграждения, стая последует за мной. И я автоматически стану их лидером, их доминантом.
- Захотят ли они покинуть сытый элеватор через неделю?
- Во-первых, я стану доминантом, а слово доминанта – закон для семьи. Во-вторых, я придумаю новые лозунги. Например… «Они доедают наш город – а город принадлежит нам!» Или что-то в этом роде. А в третьих, даже если я и не смогу вернуть крыс в город, вытравить их на элеваторе будет гораздо проще, чем на местности! Достаточно пустить газ в систему вентиляции. И справиться с оставшейся в городе половиной крыс вам будет вдвое легче.
= 10 =
Через неделю серый вал со стороны элеватора хлынул в город, захлестнул окраины и остановился, разбившись о встречный такой же серый, сильный, злой и беспощадный вал. И началось Великое Истребление. Родственники грызли родственников с непримиримостью злейших врагов. Брат кидался навстречу брату, совершенно не заботясь о собственной безопасности и собственной жизни, с единственной целью – убить его, ставшего противником. И потому как сильные крысы той и этой стороны убивали много слабых крыс, погибли все слабые крысы. Потом сильные крысы дрались с менее сильными – и погибли менее сильные. Потом сильные крысы дрались с сильными. И среди них не все были самыми сильными. Трупы крыс скрыли землю.
Немногих оставшихся в живых крыс принялись уничтожать люди.
***
Такова история великой нации крыс, которой руководили избранные Гегемоны, сначала мудрый, потом хитрый… А погубил нацию Профессор.