Here we are
In the maelstrom of love
Waiting for the calm
To soothe our hearts
Here we are
And don't know how to stop
Waiting for the war
To end it all
Love is insane and Baby
We are too
("Salt In Our Wounds" - HIM)
Я понял, что скоморох вернулся еще утром, когда проснулся и услышал, как на кухне часы пробили шесть.
Сегодня в зимний город пришла весна – весна всего на пару дней. Снег тает, ступая в сугроб, ощущаю как нога погружается в пустоту. Проступает черный асфальт, по страшному черный на фоне белых газонов.
Поднимаю голову и вижу проносящиеся надо мной свинцовые облака, хочется нырнуть в это бурлящее небо.
В лицо дует влажный и такой теплый ветер с моря, он приносит ощущение покоя, и я улыбаюсь сам, не зная чему.
Подхожу к перилам моста и берусь за них руками – они холодные и мокрые, но мне они кажутся горячими после стольких недель холода, порождающего безысходность в душах и убивающего веру в существование пути.
Я наклоняюсь и смотрю вниз на потемневший лед реки Мойки. Снег на ее поверхности осел, а по краям у гранитной набережной наросла грязная корка.
Мимо по набережной проносятся автомобили, проходят какие-то люди, в лица которых я вглядываюсь и сразу же забываю. Они словно неживые картины окружающего меня бытия. Я абсолютно один среди людей на этом мосту: только я и мой город, в котором я живу, и который живет во мне, и мы с ним одно целое. Я даже испытываю ревность к этим смутным силуэтам, идущим по освещенной яркими фонарями набережной.
Нет прошлого, нет настоящего, нет добра, нет зла, нет правильного, нет неправильного. В этот момент есть лишь это свинцовое небо, дышащее такой сладкой бесконечностью и свободой, есть ветер, гладящий мои волосы – я закрываю глаза, и голова начинает кружиться от его нежного аромата, призывающего нырнуть в эту непроглядную черноту собственной души – нырнуть и раствориться в ней как в ночных водах Невы.
Это счастье, но я понимаю, что это иллюзия, и тем сильнее я хочу доказать ее реальность, но этого не возможно сделать не потерявшись окончательно среди этих образов, обступивших меня:
Черный проступающий из-под снега асфальт, воды Мойки с блестками от света фонарей, талый снег вперемешку с грязью на моих ботинках, ощущение холода в самих этих ботинках, дымящийся окурок, упавший в снег, маленькая пещерка, возникшая от его умирающего тепла, человек, пристально смотрящий мне в глаза, идущий по мосту, вокруг его шеи обернут красный шарф - «как далеки мы с тобой, находясь в метре друг от друга, а, может, выяснится, что мы одно с тобой, но сначала я должен потеряться..»
…Собака, бегущая по набережной, облезлые стены оттаивающего дома, черная воронка подворотни, выныривающие из нее бледные люди, звук капающей с крыш воды, ржавые водосточные трубы, тепло за стеклами домов, взгляд человека за занавеской, уют неизвестных миров, трагедия ушедших, ожидание тех, что придут, их отчаяние впереди…
…Силуэт неизвестной птицы в темном небе, качающиеся кроны вековых тополей над крышами домов - ветви голы и безжизненны, нет сил поверить в их зеленую листву, в ее шелест на рассвете, дарящий радость светлой тоски.
…Черная труба котельной во дворе, ее белый дым, летящий над домами, над Невой, уносящийся куда-то на край земли, туда, где хочу остаться. Сколько раз мечтал стать этим свободным дымом, сколько раз становился им, летел над городами и лагерями, исчезая в стране вечных снегов, но волей неведомого хозяина снова возвращался сюда, чтобы опять следить с непонятной тоской за этой ночью и этим странным силуэтом над крышами...
…Пожилой грязно одетый человек, роющийся в мусорном бачке, петербургские кошки, которых не вижу среди этих тающих сугробов, но которых вижу в памяти, их пронзительные и проницательные глаза, силуэт уснувшей Петропавловской крепости вдали, свет магазина на том берегу Мойки, люди, пьющие пиво на его пороге, боль воспоминаний, ноющая при прикосновении к гранитным плитам, несбывшиеся надежды, разбитые мечты, осколки которых лежат где-то здесь, и я даже могу найти их, если разрою снег…
А было ли что-нибудь раньше или мир сотворен в это настоящее мгновение со всем его иллюзорным прошлым, вложенным в мою душу? Я понимаю, что так оно все и есть, смотря на этот бледный дым, делающий вид, что не замечает моего присутствия.
…Пар, идущий у меня изо рта, исчезающий навсегда; лужа на асфальте, в которой я вижу свое лицо, такое чужое, такое далекое, такое отличное от того, что я видел сегодня утром в зеркале; грохот проносящихся мимо машин, лица людей, сидящих в них: угрюмые, веселые, тоскующие, злые, добрые, говорящие по телефону, молчащие, жующие жвачку, курящие... самые разные, но все тоже совершенно чужие и отсутствующие в моих переживаниях и ощущениях этого зимнего вечера, видящие то же, что и я, но видящие в этих образах свое мироздание, своего Скомороха.
Перехожу мост, увертываясь от проносящихся на большой скорости машин, и спускаюсь в маленький магазин на углу набережной Мойки и Мошкова переулка, он ярко освещен и здесь тепло, прошу бутылку «Петровского», девушка открывает холодильник, но я прошу дать мне теплого с витрины. Делаю глоток и выхожу на улицу, в воздухе пахнет пивом – с крыши на голову течет вода, но мне это даже приятно, в воде есть жизнь, но ее нет во льду.
Прохожу по набережной и сворачиваю в темный двор, прохожу подземным ходом в другой заброшенный двор, на ощупь нахожу вход в парадную и поднимаюсь по лестнице. Стены рождают эхо от падающих вниз струй тающего снега. Мороз, сковывавший город, все эти долгие месяцы, неожиданно разжал свои мертвенные объятия. Словно маньяк, получивший пулю в спину, он медленно сползает на землю на глазах отчаявшейся жертвы…
Выхожу на крышу. Теперь дым из трубы летит прямо на меня, я ощущаю запах гари, этот аромат, смешанный с запахом весны – прекрасен. Ложусь на мокрые ржавые листы крыши и вижу маленькие почки на кустике, проросшему из-под щели между листами.
Я смотрю через эти почки на город, переливающийся огнями, плывущий из ниоткуда в никуда. По крыше бегут ручейки, вода затекает мне под куртку, в ботинки, но я этого не замечаю, так как я увидел скомороха – вот он танцует на соседней крыше, он подпрыгивает и из под его туфель летят брызги, он смешно взмахивает руками и прячется за кирпичную трубу. Но вот я вижу, как он выглядывает уже из-за другой трубы, он подмигивает и громко смеется, раскаты его смеха ветер приносит ко мне вместе с запахом дыма.
Скоморох, наконец, вернулся, его число – один, он - начало, он - конец, его буква – алеф - первая буква еврейского алфавита, его мы ждали, за ним пойдем в этот полночный час, на этот раз он пришел, чтобы призвать нас в последний раз, больше он никогда ничего не потребует от нас и дым навсегда унесется в страну мертвых сосен, чтобы осыпаться пеплом на вечные снега, искрящиеся на потухшем солнце.
В этот миг чернота ночи прервалась чудовищной вспышкой, осветившей косые струи дождя, весь призрачный город на миг слился с небом. Вдали вырос гигантский красный гриб, через несколько мгновений ужасный грохот заполонил все пространство, с Запада принеслось горячее дыхание смерти, я ощутил его всем телом.
Почки никогда не распустятся.
Город погрузился в абсолютный мрак, но вдали я вижу гигантское кровавое зарево, вздымающееся до небес. Все кругом наполнилось криками, открываются окна в соседних домах, люди выглядывают наружу, вглядываясь в последнюю в их жизни зиму. Кто-то бежит по набережной, вот он споткнулся и упал в сугроб, промчалась на чудовищной скорости машина.
Вторая вспышка, на этот раз сильнее, второй ядерный гриб на горизонте. Через несколько секунд – третий…
Скоморох выходит из-за кирпичной трубы и, улыбаясь, берет меня за руку, я поднимаюсь на ноги и вглядываюсь в его поношенный костюм циркача. Вот мои ноги в последний раз касаются материи крыши, и струйкой белого дыма мы ныряем в черноту ночи, смыкающей за нами полы своего плаща…