Записки начинающего автора с 18-й по 21-ю

Евгений Лурье
Запись 18-я. 5 марта 0000 г. (ночью, после продажи любимого сервиза Вероники)
-...И все же я не понимаю, почему она ушла навсегда, - твердил пьяный Реер, водя у меня перед носом наполненной стопкой.
- Ушла, и все, - повторял пьяный я.
- Я требую аргументации!
- К черту аргументацию! Я знаю!
- Нам, двум таким замечательным мужикам должно быть обидно, что мы потеряли нашу коммунальную женщину!
- Обидно - не то слово. Но поделать уже ничего нельзя!
- В жизни всегда есть место подвигу!
- Молчал бы. Ты свой подвиг уже совершил.
- Намекаешь, что она ушла из-за меня?
- А чего тут намекать? Против правды не попрешь.
Реер шумно потянул воздух и немного откинулся назад.
- Не будь ты моим другом, - с ненавистью проговорил он, - я бы начистил тебе физиономию.
- Не сомневаюсь. Что-что, а чистить физиономии ты мастер.
Образовалось томительное молчание. Реер буравил взглядом стену. Потом хлопнул себя по ляжкам и сказал:
- Хватит взаимных обвинений. Давай выпьем еще. Перед лицом обрушившегося на нас несчастья мы должны объединиться, сплотить свои силы, чтобы выйти из всего этого с честью и достоинством.
Возражать ему было лень - насчет нашей чести и достоинства у меня были изрядные сомнения. И я согласился выпить. Не успели мы унять жжение в глотке, как в дверь сначала позвонили, а потом решительно постучали. Мы вопросительно посмотрели друг на друга. Реер посмотрел на часы - время было позднее.
- Ты кого-нибудь ждешь?
- Нет. А ты?
- Жду.
- Кого? - удивился я.
- Забыл что ли? Ко мне же из КГБ должны прийти.
- Перестань бредить. Ну зачем ты им сдался?
Реер меня не слушал. Пошатываясь от паров алкоголя он удалился к себе в комнату, откуда вернулся с перекошенной гневной физиономией.
- Где?! - взревел он.
Я изрядно испугался. Он был достаточно пьян, чтобы меня поколотить.
- Где пистолет?!
- Почем я знаю! Вероника куда-то перепрятала...
- Суки... Все сговорились, - злобно бросил он мне и пошел открывать дверь.
Стоя в прихожей, придерживаясь правой рукой за стену, Реер бурчал себе под нос:
- Заразы, все против меня!.. Даже она... оставила меня безоружным перед этими гестаповцами... Меня утащат в застенок... Будут пытать... Я знаю: иголки под ногти, плоскогубцами растерзают мошонку, будут светить все время в лицо, изведут многосуточной бессонницей, каленым железом...
- Прекрати нести чушь! - рассердился я. - Какие пытки? Сейчас не тридцать восьмой год! Из тебя такой же диссидент, как из меня балерина!
Реер не реагировал. В дверь снова настойчиво позвонили.
- Там кто-то говорит... И это женский голос. Никогда не думал, что у них могут служить женщины. Наверное, они особо изощренные садистки - плакали мои яйца!
- Да кому нужны твои вшивые яйца! - не вытерпел я и тоже вышел в прихожую. - Давно пора открыть дверь.
- Нет, нет! Не открывай! - схватил меня за руку Реер. - Пусть думают, что нас нет дома. Черт! Если бы у меня был пистолет!..
- Вы откроете наконец или как? - раздалось из-за двери.
- Ну ты и осел, Реер, - сказал я, отпирая замок. - Это же Вероника вернулась.
- Как Вероника? Ты сам говорил, что она ушла навсегда, - Реер начинал потихоньку трезветь.
- Ошибся.
- Ничего себе ошибочка! - возмутился он.
Дверь открылась. Вероника была злая, но как всегда красивая. Плащ на ней был мокрый от дождя.
- Ну и чего это вы так набрались? - поинтересовалась она, проходя в дом.
- Алан сказал, что ты ушла навсегда, - растерянно ответил честный не в меру Реер.
Я покраснел и поспешил предложить даме помочь раздеться.
- Глупые какие. А почему так долго не открывали?
- Тимофей чрезвычайно опасался за судьбу своих детородных органов, - мстительно заявил я. - Он полагал, что за ним пришли из КГБ.
- Да, - не стал спорить Реер. - И кстати искал пистолет, который, как сообщил мне Алан, вы, сударыня, имели наглость перепрятать.
- Наглость - заставлять женщину торчать под дверью!
- Вероника, ты путаешь причинно-следственные связи.
- Сказала бы я, какие связи путаю.
Она оттолкнула в сторону заслоняющего проход меня, прошла мимо и провозгласила из гостиной:
- Да у вас тут пир горой! На какие нетрудовые доходы предаетесь пьянству и чревоугодию?
Реер знаками показал, что надо держать язык за зубами. Я изобразил оскорбленную невинность, мол, о таких элементарных вещах предупреждать меня не следует. Мы с ним живописно застыли в дверном проеме и наблюдали, как Вероника деловито присаживается к низкому журнальному столику, на котором были расставлены выпивка и закуска. Вероника попробовала фаршированные анчоусами маслины, затем подцепила вилкой с тарелки чрезвычайно пикантного цвета кусок красной рыбы, после чего откусила от бутерброда с красной икрой. Хотя бутерброд и был его, Реер смотрел на Веронику с любовью и восхищением.
- Вы так и будете торчать, как два истукана? Вы смущаете бедную голодную женщину, - сообщила Вероника.
- Я полагаю, мы обязаны выпить, - спохватился Реер.
- За мой уход или за мое возвращение? - глаза у Вероники были в этот момент очень озорные.
- Ну-у-у, - протянул я, - поскольку за уход мы с Реером уже выпили - и хочу заметить, неоднократно, - то нам просто необходимо выпить за твое счастливое возвращение!
- Чем же оно счастливое?
- Тем, что осчастливило нас. Этого мало?
- Вполне достаточно. Только сядьте уже наконец, а то у меня шея затекла...

Запись 19-я. 6 марта 0000 г.
...Реер огласил пространство мученическим стенанием и открыл глаза с красными от полопавшихся сосудов белками. Перед глазами у него стоял злосчастный низкий журнальный столик, на котором громоздилась грязная посуда, потемневшие объедки и прочие свидетельства попойки. Под столом калачиком свернулся я. Я храпел.
К окну в торцевой стене комнаты было поставлено кресло. В кресле, закинув ногу на ногу, сидела Вероника.
- Милая, водички бы... - прохрипел Реер.
Вероника поднялась из кресла, медленно подошла, возвысилась над ним и посмотрела сверху вниз.
- Водички тебе, пьянь дремучая?
Что-то в ее тоне насторожило Реера.
- Ага, водички, - сглотнул он.
- Я бы налила тебе водички, но посуда вся грязная. Можно налить в чашку из моего любимого сервиза. Ты случайно не в курсе, где он может быть? - вкрадчиво спросила Вероника.
- Разве его нет на месте? - у Реера покраснели уши.
- Если бы он был на месте, я бы тебя не спрашивала. Так где он?
Я перевернулся на другой бок и захрапел с новой силой.
- Может, Алан знает?
- А, может, лучше ты мне объяснишь, почему врешь и юлишь?
Реер закряхтел и сел на диване. Яростно почесал обеими руками затылок.
- Это трудно объяснить.
- Тогда просто скажи, где мой сервиз?
- Где он сейчас, я не знаю. Честно.
- Признавайся, куда вы его девали!
- Продали, - тихо-тихо признался Реер и поднял к ней лицо, полное сожаления и раскаяния.
Вероника какое-то время смотрела на него с ненавистью, ее ноздри гневно раздувались, а потом она с видимым удовольствием съездила ему по уху. И ушла, громко хлопнув дверью.
- Похоже, теперь ты точно ушла навсегда, - сказал Реер вслед, потирая пульсирующее от боли ухо...

Запись 20-я. 6 марта 0000 г.
...Личная жизнь Реера носила эпизодический характер. Сказать, что он пользовался популярностью у женского пола нельзя. Ни его внешний вид, ни поведение не производили, как правило, на женщин особого впечатления. Так, особа лишившая его девственности по пьяному делу и от скуки, после соития обронила: "Даже не ожидала, что у тебя получится". Оскорбление его мужскому достоинству надолго выбило Реера из состояния нервного равновесия. Он стал еще более замкнутым. В разговорах с женщинами постоянно смущался и вел себя, как полноценный идиот. Что, естественно, только усугубляло ситуацию.
Однако до нашей встречи с Вероникой Реер все-таки имел еще несколько близких контактов с барышнями вольного поведения. Не то чтобы они были распущенными, но весьма раскрепощенными. Это позволяло им сблизиться даже с таким человеком, как Реер.
Реер утратил всякую веру в любовь. Стал считать, что таковое чувство отсутствует в природе и было выдумано поэтами, рвущимися к славе. Он был непоколебим в этом мнении до встречи с Вероникой...

Запись 21-я. 6 марта 0000 г. (после ухода Вероники и моего пробуждения)
- ...Это была твоя идея продать ее сервиз. "Это будет символично!.." - передразнил я.
Реер морщился и мотал головой. Очевидно, его терзало похмелье. А, может быть, и недопропитая совесть.
- Хочу тебе напомнить, что ты не слишком сопротивлялся, - раздраженно парировал он. - И даже с удовольствием нажрался на вырученные деньги!
(продолжение следует)