Кап! Дробинка дождя превратила её отражение в мозаику черных пятен. Она громко фыркнула и посмотрела наверх: маленькая коварная тучка подкралась с севера и уже готова была поглотить луну, но выдала себя, расхохотавшись злорадно крупными каплями. Третью ночь подряд ей не доставалось лунного света. Она села на краю крыши и принялась изучать пустующие улицы.
Кап! Мутно-белая слезинка скользнула в лоно подсвечника. Подстанцию залило еще вчера, стемнело же из-за туч довольно рано. Толстые парафиновые свечи нелепо смотрелись в антикварных канделябрах и страшно коптили, но давали тот минимум света, который обращал унылую темноту гостиной в загадочный полумрак. «Вынужденная романтика… - подумала она. – Забавно». Подошла к зеркалу и в тысяча первый раз поправила прическу. Она ждала.
Но ничего не происходило. Она зябко поежилась и расправила большие кожистые крылья. Взлетела. Тучи заполнили уже половину неба и продолжали прибывать. Она беспокойно сморщила свою точеную мордочку – она нервничала, ей не нравилось это ощущение, будто что-то затевается.
Она зябко поежилась и поправила большую шерстяную шаль, связанную просто чтобы заполнить несколько вечеров, бывших до него. Свечи сгорели уже наполовину. Их тусклое пламя высветило свежие шрамы беспокойства на её аристократическом, обрамленном темными кудрями лбу. Она нервничала и жалела, что засунула спицы глубоко на антресоли, полагая что больше ей она не понадобятся. Ничего не происходило.
Она повисла в воздухе, раздраженно отмахиваясь от настырных капель, так и норовивших упасть ей на нос. Тучи все прибывали, будто созванные городом на ведовской шабаш, посвященный демону воды. Река вышла из берегов, превратив стройные ряды улиц в подобие каналов. Так и должно было быть когда-то. И город помнил, желал вернуть это. Он звал к себе воду, и вода отвечала ему ревом яростных потоков.
Она стояла на пороге гостиной, раздраженно отмахиваясь от черных мыслей, настойчиво лезших в голову. Тучи все прибывали, темнело, и свечей стало недостаточно. Она раздвинула шторы и вгляделась в оргию воды. «Северная Венеция, блин!» - подумала она со злостью. Река её терпения вышла из берегов. Дрожащей рукой она взяла телефонную трубку.
Он не отвечал. Она тронула его лапкой, перевернула, осторожно укусила за руку. Очевидно было, что Блудница призвала его в свои чертоги. Перед её глазами промелькнуло видение случившегося: он поскользнулся на мокрой мостовой, упал, потерял сознание и утонул. Она взвыла, закоулки вторили её реквиему: Боги, как нелепо! Взмахнула крыльями и позволила ветру подхватить её.
Он не отвечал. Она теребила телефонный провод, кусала ногти, тешила себя надеждой на обрыв линии. Неожиданно её внутреннему взору предстала картинка: он спешит к ней, поскальзывается на мокрой мостовой, теряет сознание от удара, тонет во взбесившихся водах. Обессилевшая, она прислонилась к стене и зарыдала.
Её взгляд привлекает какая-то тень за стеклом. Она приближается и видит по ту сторону другую себя. Единственную и неповторимую. Бесконечно одинокую. И в глазах той, другой её скользит узнавание. И все встает на свои места. И слезы обреченности скатываются по её щекам, и щекам её сестры чтобы присоединиться к своим сестрам в нескончаемом ритуале наводнения.
Её взгляд привлекает какая-то тень за стеклом. Она приближается и видит по ту сторону другую себя. Единственную и неповторимую. Бесконечно одинокую. И в глазах той, другой её скользит узнавание. И все встает на свои места. И слезы обреченности скатываются по её щекам, и щекам её сестры чтобы присоединиться к своим сестрам в нескончаемом ритуале наводнения.
Город получил свою жертву.