КУКЛА
Я родилась в Стокгольме, в мастерской Карла Густава Эрикcсона. Очень давно, еще до войны, была продана в одно поместье на правом берегу Ботнического залива и стала семейной реликвией. Владельцы обращались со мной очень аккуратно, я находилась на чердаке, подальше от детей и домашних животных, а ключ к заводу хранили в ящике старинного комода в общей зале.
Я умела делать многое. Мягкие и упругие мои многочисленные впадины работали без устали, замедляя и ускоряя темп. Я и сама была активна, стоило только переключить режим смены ориентации. Я умела разговаривать, но в основном приходилось кричать. Мои почти натуральные волосы впитывали любые ароматы, эластичная кожа благоухала по требованию, а всевозможные химические новинки создавали иллюзию мускуса или пенистой человечинки, способной творить чудеса.
Собакам категорически было запрещено мною пользоваться, но любимец старой барыни, дог Ричард, был моим тайным другом. Изумляя нетребовательностью фантазий и острыми прикосновениями, он ласкал меня в неподдельной страсти. Я любила его! Такого волнующего языка не было даже у молодых хозяйских дочек, которые играли все вместе со мной, прекрасно торгуя ключом из комода и девичьим стыдом.
Барыня журила их, отбирала ключ и потом в своей спальне использовала меня. Старуха была так скучна и педантична, что я засыпала посреди монотонного шума моторчика. До сих пор содрагаюсь от холода ее посиневших пальцев с розовым перламутром и остекленевших глаз, устремленных на вышитую картину с изображением Мартина Лютера. К моему счастью бабуля была не темпераментна и быстро уставала. Откидывая дрожащие руки, сбрасывала меня на пол в изнеможении. Вставая, не забывала пнуть меня и отправить в дальний угол под кровать. Дорогой Ричард приходил на помощь, доставал и всячески утешал меня.
Любимый, как он сходил с ума от ревности, когда барчук отправлялся на острова, захватив и меня с собой. Там, в дюнах, мне приходилось испытывать все неудобства стихии и необузданной страсти молодого самца. Белый песок забивал мои щели, издавая ужасные звуки при трении. Желтые цветы, собранные на берегу и причудливо вложенные мне в рот, приклеянные к соскам и старательно утрамбованные в остальных моих сокровенных местах, мешали работе механизмов и засоряли мое тело. Я усиленно моргала, стараясь дать знать любовнику, что жажду влаги и просто хочу домой. Но он оставлял меня на берегу, наедине с пронзающим ветром и пугающей синевой морских далей. Я очень боялась, что окажусь там, на глубине залива, с рыбами и другими вампирами. Очень хотелось к людям, к катерам и лодкам, оттуда доносились запах свежей рыбы, цветущих роз и ощущение безопасности.
Истерзанную и бездыханную он привозил меня домой, я грезила о чердачной тишине, но не тут-то было! Хозяйка неистовствовала, мстя барчуку. О, этот театр сладострастия с дамской истеричностью - он убивал меня. Женщина была зла и отвратительна, как медуза, которую я успела увидеть на море. Ее плоть напоминала желе, пахнущее мертвятиной, мой конь вяз в этих безнадежных топях, не было и намека на удачный конец. Хозяйка ругалась на саму себя и оскорбляла меня самыми последними словами. Я грустно смотрела на нее, даже не пытаясь утешить. Дама еще больше негодовала от моего всепонимающего взгляда. Если бы я смогла тогда, я сказала бы, что без барчука она ничто, что только он способен воспламенить ее существо, будучи пиротехником с детства. Но женщина истязала саму себя, упрямо пытаясь выжечь огонь из дерева.
Когда началась война, я надолго застряла на чердаке. Мне было хорошо в лунном свете, я и забыла про все свои заводы и человеческие страсти. Казалось, люди тоже оставили меня, решив сохранить в качестве музейного экспоната. Ричард давно умер, хозяйка уехала в Париж, а барчук превратился в седовласого зануду. Он-то и напомнил нам обоим былое, сдувая бережно пыль с моего туловища и смазывая заодно мои внутренности каким-то раствором.
Нежность была в его движениях, он умиленно гладил мои спутанные волосы. Усмехался, расправляя пожелтевшие кружева моего белья. ”Моя дорогая, огонь моих чресел и ад воображения, была ли ты верна мне все эти годы?” - с ласковой речью достал ключик, мотор еле завелся. Вдруг любимый заскрипел и стал медленно умирать прямо на моих расширившихся от изумления глазах. Механизм нещадно вибрировал, но старик уже не был способен вынуть свой бедный посиневший орган из моего лона. Глаза любовника устремились в даль, пальцы мертвой хваткой впились в меня. Он продолжал качаться в ускоряющемся темпе, слюна капала на мое лицо, я хотела кричать, но не могла, так как не был отрегулирован режим звука.
Я только моргала и проклянала судьбу. Быть куклой среди людей, видеть все их низменные инстинкты, участвовать и не иметь права голоса! Возненавидев свою плоть, которая услаждала не одно поколение, я даже не могла надругаться над самой собой. О, этот швед- папа Карло, зачем он изобрел меня?
Старик пролежал на мне долго, пока не явилось новое существо, забравшее ключ себе и только после этого позвавшее других. Эта бестия-малолетка, внучка хозяина, много попортила мне крови в дальнейшем, заводя и пользуя меня при каждом удобном случае. Она капала в мои синие глаза соляной раствор, а мои мягкие органы набивала битым стеклом, в нежный полуоткрытый рот вставляла морковку, бесчинствуя яростно и бездушно.
Сейчас я устарела, появились новые куклы, технически совершенные и без разных мыслей в силиконовых головах. Отдыхая на заслуженном отдыхе, я не перестаю удивляться, зачем мастер вложил в меня нечто, что заставляет задумываться над проблемами людей? Передал ли он мне одну из своих способностей или я просто случайно уродилась такой, я не знаю. Но на чердаке яд сомнений разъедает меня, и я жду прихода очередного пользователя. Так хочется общаться!
Э3 "На грани и за"
4870 зн.