...Порождение текста, текста, текста... Текста. Порождение текста такой же скорбный процесс, как и похороны любимой кошки. Вымученные слезы над неглубокой могилкой. Жалкая меховая тушка на сырой земле. Краткая - вперемежку с истеричным хихиканьем - панихида. Подгнившая фанерка с корявыми буквами клички покойной. Все стараются распробовать привкус утраты...
Производитель текста - жалкий, замученный своим детьми-произведениями человек без собственного мнения. Или - что скорее всего - проводник текста, больше похожий на самопишущую машинку. Возможно, (что) в скором времени нас незаметно подменят собой типографские комплексы, оснащенные по последнему слову науки и техники... Я представляю эти внушительные сооружения из - как водится - стекла, железа и бетона; комплексы, которые вытеснят многотысячную пишущую братию на задворки истории - вместе со многими другими позабытыми профессиями: обтесывателя наконечников для стрел, охотника на мамонтов, прачки, посудомойки и т.д. Мы будем с опаской подглядывать за остальным миром, предлагать свои (никому уже ненужные) сомнительные услуги, давать иногда полезные советы, но чаще, конечно, абсолютно лишние. А этот самый покинувший нас остальной мир - с презрительной усмешкой - будет мстительно показывать нехилый кукиш - за все прежние издевательства. И, наверное, поделом...
-Что ты делаешь? Чем занимаешься? - спрашивает вошедшая жена.
Онанизмом, - хочу ответить я, но в последний миг сдерживаюсь.
-Пишу, - говорю после заминки.
-Что?
Оторванное начало первого вопроса смотрится отсеченной головой несчастной жертвы Великой Революции Марии-Антуанетты. Как, вообще, отвечать на вопрос, суть которого оставлена вне - ненужным, а потому сброшенным балластом.
-Всякую ерунду. Тренирую пальцы.
-Это, конечно, хорошо, но неплохо бы и делом заняться...
-А это не дело, что ли? - огрызаюсь я.
Она смотрит на меня так, будто я малый несмышленый ребенок. Еще и капризный к тому же. В сущности - она права.
-Когда ты должен сдать рукопись в издательство? - это даже не вопрос, это убийственный - по ее замыслу - аргумент, который должен меня моментально отрезвить, привести в чувство, заставить работать самопишущей машинкой.
Я угрюмо отворачиваюсь. Тут же она понимает, что совершила ошибку, ее расчет был неверен. Она смягчает скулы своего лица, раздвигает губы - чтобы улыбнуться. Неожиданно голос ее становится похож на голос ласковой медсестры в палате смертников.
-Ну ты же сам понимаешь, что это необходимо, - говорит она.
-А если нет?
-Что - "нет"?
-Не необходимо.
Замешательство. Растерянность. Как быть дальше? Такой поворот событий не был предусмотрен. Все это настолько отчетливо читается на ее лице тривиальными знаками, что мне остается только прикрыть глаза - иначе может и стошнить.
(Когда я последний раз задавался уже привычным вопросом "почему я женился на этой женщине", мне пришло в голову, что - вероятно - меня подкупила ее девственная наивность. После неожиданной (для нее) дефлорации она утратила все. Единственное подходящее сравнение - разбитый кувшин, из которого вытекло все масло.)
-Неужели ты хочешь все бросить? - видно это пришло ей в голову только сейчас - в опустошенных глазах животный ужас.
"Неужели я хочу все бросить?" - подумал тут я. Как-то неожиданно даже для меня она умудрилась четко сформулировать мое настроение. Именно - бросить. Причем, абсолютно все. Я бы мог сказать ей спасибо - она сама подсказала мне нужный путь. Действительно, оставить, словно ненужный хлам, карьеру автора не пользующихся успехом бестселлеров (половину тиража последнего моего романа пришлось распродавать по демпинговой цене, а я, как последний кретин, сидел днями и ночами в магазине и раздавал покупателям автографы - с неизменной идиотской, но довольной ухмылкой), разорвать заключенные контракты, забыть о теперь - это понятно - недосягаемой славе, уйти - в конце концов - от нелюбимой жены... Господи, великолепная картина...
-Почему ты молчишь?
-Вероятно, мне нечего сказать, - подсказываю я.
-Ты меня ни во что не ставишь! - ее голос горек, как плоды мандрагоры.
-В самом деле, куда бы тебя поставить?
-Подонок!
Таковы женщины: сначала она тебя обругает последними словами, а потом заливает слезами половину мира. Она всхлипывала и растирала туш по лицу.
-Я чувствовала... в тебе растет что-то нехорошее... злое... Я ждала, но не думала, что это может так закончится... Ты не любишь меня!
Тон ее заявление заставляет меня ощутить под собой скамью подсудимых.
Прошу слова для защиты, господин прокурор! - мысленно представил я. - Эта женщина самая ужасная...
-Ты вообще никогда не любил меня! - ее плечи сотрясаются, она рыдает.
-Откровенно говоря, скорее всего да, - признаю я свою вину.
-Я ухожу от тебя! - она выкрикивает свой приговор, который я так ждал все последнее время...
...Господи, если бы все так и было... Сколькие проблемы были бы решены. Жаль, но по всей видимости так не будет - реальность никогда не оправдывает наших надежд. Более того...
-Что ты делаешь? Чем занимаешься? - спрашивает вошедшая жена.
-Интеллектуальным онанизмом, - честно признаюсь я.
-О! Твой французский сегодня оставляет желать лучшего.
-Впрочем, как всегда, - соглашаюсь я.
-Что ж, не буду мешать, - говорит она и поспешно выходит.
В последнее время она отвратительно осмотрительна - избегает конфликтов даже тогда, когда я искусно на них нарываюсь. А у самого меня вряд ли хватит сил сказать ей, что я ухожу. Поганая совесть - она не дает мне спокойно совершить единственно верный поступок за всю прочерченную заранее жизнь.
...Вернуться к тексту - немыслимо после подобного нервного переживания. Я загнан в тупик собственной безвольности.
...Вернуться к тексту - немыслимо после подобного нервного переживания. Я загнан в тупик собственной безвольности.
Тупик.
Было бы прекрасно начать все сначала. Скольких бы ошибок можно было избежать. Например, самой главной - появиться на свет. Остаться в бесконечном небытии, не сконцентрироваться в сгусток перепуганных и перепутанных мыслей, не облачаться в хрупкий каркас кальцийсодержащих костей, не трястись в пароксизме дилеммы: "Быть или не быть?"
Тупик.
Вместо сладостного небытия - :
-Что ты делаешь? Чем занимаешься? - спрашивает вошедшая жена.
-Пишу, - без запинки отзываюсь я.
-Что? - она вновь обезглавила тело вопроса.
-А что можно писать кроме слов?
-Это я понимаю. Но из слов, я полагаю, складывается книга. Ты пишешь роман?
-Я же тебя уже сто раз говорил, что роман - как жанр - умер лет сто назад.
-Прости, я совсем забыла. Значит, ты пишешь повесть?
-Какую повесть? О чем ты говоришь? - я театрально хватаюсь за голову. - Я пишу Книгу. Большую, толстую и чертовски гениальную!
-А договор с издателем?
-Да пошел он со своим договором в одно место!
-Ты больше не хочешь публиковать свои книги? - ужас исполосовал ее лицо оврагами морщин - я неожиданно понимаю излишне отчетливо, что время не стоит на месте.
-Это не книги. Это - сортирная бумага.
-Раньше ты так не думал...
-Я раньше вообще мало думал.
Господи, когда же у этого безумного, бездумного диалога неприятных друг другу людей наступит конец?
Сколько бы я не прикидывал в голове варианты финальной черты нашего романа, финальная черта не наступает. Она тянет, откладывает на потом, терзает... Ожидание - бессмысленно. Понятно, (что) надо самому приблизить конец, но - Господи - ведь сил-то не хватает. Застарелая привычка прогибаться подо все и подо всех напрочь атрофировала свободную волю. Инициатива - это где-то в другом мире. У других людей. Мое место - иное. Мое место - подбирать ошметки на обеденном столе Большой Литературы. Я могу прыгнуть высоко - выше Маркеса, Хемингуэя, Толстого и, быть может, Достоевского. Но тяжкий груз прежних рулонов туалетной бумаги выкинет меня обратно на задворки. Мой гениальный труд растворится в кислоте непонимания... Вот здесь-то я и начинаю думать: "Уж лучше бы машины наконец-то сменили нас на постыдном и неблагодарном поприще!" Текст - черт бы его побрал - давно подмял нас всех под себя.
Не просто тупик - тиски, предательский капкан мною скроенных произведений. Я склеивал, сшивал и кромсал податливое тело реальности, но в итоге тугая одежка стиснула мою грудь и подчинила извращенному сознанию деформированного мною же мира.
-Ну?! - жена требовательно смотрит на меня сверху вниз.
-Не нукай. Мне все это надоело!
-Что ты имеешь в виду?
Мне, конечно, очень хотелось ответить: "Что имею - то и введу". Но это было бы слишком. Боюсь, (что) она бы не оценила.
-Если ты подразумеваешь, - примирительным тоном - после моего молчания - говорит она, - что тебе наскучило писать детективы, то ведь всегда можно поменять жанр. Почему бы тебе не написать нечто фантастическое?
Наверное, скрип моих зубов она все-таки расслышала.
Ну, Господи, ответь! Как можно убедить эту женщину, что я не капризничаю, что не только детективы - убил бы Агату Кристи - сидят у меня в печенках, но и вся литература утомила меня своим однообразием. Писатели представляются мне так: - Полянка, небольшая уютная полянка посреди чащобы смешанного леса. По полянке слоняются сотни, нет, - тысячи оголодавших творческим началом авторов и ищут всё одно и то же - грибы. Но грибов-то мало - вся полянка вытоптана - и, в общем-то, грибы, как правило, очень похожи друг на друга.
Короче, скажем проще: все уже придумано до нас. Стоит тебе родить - именно родить - оригинальный сюжетец, с радостной пеной у рта прибежать к приятелю-коллеге и начать хвастаться, как он с рассеянной улыбкой подойдет к книжным полкам, небрежно достанет потертый том и ткнет пальцем в нужный рассказ... Ты читаешь этот чертов рассказ, написанной за полвека до твоего рождения, и понимаешь, что это именно то - то самое, что с таким трудом придумал сегодня. ...И повторяется сие из раза в раз. И с каждым разом твой энтузиазм - креативный вектор - становится все меньше, все тупее...
Чем острее на ощупь творческий опыт, тем лучше понимаешь: видимо, в природе существует ограниченное количество - как бы это лучше сказать? - архесюжетов и прафабул. Свое черное дело здесь, конечно, сделало и мифотворчество. А Шекспира я вообще бы придушил. Этот вредный, чванливый, заносчивый англичанин соткал множество драматических ходов, которые теперь не обойти практически ни одному начинающему автору...
-...Правда, почему бы тебе не написать о нашествии марсиан на Землю? - ее невинные глаза ни капли не издеваются, но что-то там такое за ними кроется.
-Вероятно, ты полагаешь, будто это будет чертовски оригинально? - я-то уж насмешки не сдержу.
-А почему бы нет?
-Я, думаю, смог бы назвать тебе книг сто на эту - я с тобой согласен - чертовски увлекательную тему.
-Неужели? - ее удивленное лицо похоже на только взошедшую желтую луну.
-Правда-правда. Только очень ленивый фантаст не напишет об инопланетном вторжении.
-Удивительно. Я раньше и не подозревала...
Снова тупик. Выход из этого болота - нет, не болота, трясины - не так легко найти. И, кажется, я двигаюсь излишне окольными путями. Настолько окольными, что по дороге успеваю забыть куда и зачем направлялся. Странствие при отсутствии цели теряет всякий смысл - превращается в праздношатание.
-Что ты делаешь? Чем занимаешься? - спрашивает вошедшая жена.
-Плюю в прекрасное далеко.
-Что? - она снова и снова обезглавливает вопрос.
-Что "что"? - включаюсь я в эту забавную, но жестокую игру.
-Не дразни меня. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
-Что?
-Я рассержусь!
-Что?
-Прекрати, в конце концов! Что за ребячество? - я мысленно праздную победу - вопросу вернули оторванную сущность; она продолжает. - Почему ты все время надо мной издеваешься? Я же не половая тряпка!
-Нет?
-Мерзавец! Можешь ты говорить по-человечески?!
-О! Так бы сразу и сказала. А о чем это ты?
-Вероятно ты забыл, но у тебя контракт с издательством на еще три книжки и...
-Книжонки.
-Не важно, но, если ты их не напишешь, мы протянем ноги.
-Я жалкий поденщик. Ремесленник пера и бумаги.
-Да не в этом дело. Есть такое слово - "надо".
-Я ненавижу слово "надо". И всячески его игнорирую.
-Меня ты тоже игнорируешь? - по крайней мере ей хватило ума не упирать руки в бока.
-...
-Что?
-Это провокационный вопрос. Я не буду на него отвечать.
-Ах вот ты как заговорил!
-Как?
-Как будто мы чужие люди, - горечь ее голоса горше хинина. - Как будто ты меня ненавидишь.
-Я ненавижу слово "надо".
-Похоже, нам лучше завершить этот разговор, пока мы не наговорили друг другу гадостей.
-Похоже, мы уже наговорили друг другу гадостей.
-Ты жестокий, самовлюбленный, отвратительный кретин!
-Еще бы...
...Нет, не то. Ложные тропы ведут меня не туда, куда хотелось. Верное направление - где оно? Начать, что ли, сначала?
-Что ты делаешь? Чем занимаешься? - спрашивает вошедшая жена.
-Ничем. Совершенно ничем, - я выбираю нелегкий короткий путь напрямик.
-А как же книга?
-Никак, - призрачная финишная черта чертового диалога брезжит наконец впереди.
-Ты что? Не собираешься ее писать?
-Ты удивительно догадлива.
-И тебя не волнует, что нам не на что будет жить?
-Практически - нет.
-Я думаю, тебе стоит отдохнуть. Взять маленький отпуск, - после недолгих раздумий решает она. - Ты слишком перетрудился с прошлой книгой. Тебе нужно время - набраться сил, собраться с мыслями. Может, съездить куда-нибудь...
...Прямая дорога оказалась длиннее, чем я предполагал. Оказалась тернистой, непроходимой и - самое неприятное - завела совсем не в те края.
Хотя... Ведь в чем-то она права. Отдохнуть действительно не мешало бы. Съездить куда-нибудь...
Было бы здорово куда-нибудь приехать. На длинном-длинном поезде, который встанет где-то далеко отсюда у перрона. Чтобы можно было выйти из него и сразу оказаться в совсем другом месте. Например, пусть там будет прекрасный небольшой городок у взморья. Желательно, чтобы там не было назойливых небоскребов - лучше двух- и трехэтажные коттеджи. Во дворах в этом городе будет цвести буйная зеленая растительность и восхитительного аромата цветы. В тени буйной зелени на изящных деревянных скамейках должны прятаться от солнца пожилые милые люди, которые не лезут со своими советами к молодым, но в любую минуту готовы поделиться своим опытом, если таковая надобность действительно возникнет. Город будут населять жизнерадостные, улыбающиеся и загорелые люди, гостеприимные и доброжелательные. Запах соленого моря на городские улочки будут приносить на своих крыльях ослепительно белые чайки. А если выйти на пляж, то можно будет увидеть золотистый песок, белесую кромку прибоя и безграничный горизонт, к которому стремится одинокий пароход...
Трудно представить, что где-то все это существует в действительности. Особенно, когда сидишь в темной комнате, а за окном - задохнувшийся сыростью осенний Петербург.
Бежать, бежать, бежать!.. Было бы прекрасно сбежать от этой сырости. Ведь даже мозги отсырели и теперь плесневеют. Вокруг скопилась атмосфера губительная для сознания. А сердце, черт возьми, и вовсе ржавеет.
Поезд замирает у перрона. Я жду пока откроются двери, а потом выхожу на платформу. Вместе с сотнями, таких же как я, направляюсь к эскалатору, чтобы подняться на поверхность. Все толкаются, готовы в миг озвереть и сбросить человеческую маску. Наверху мы рассыпаемся в разные стороны. Чайки жадно бросаются на голубей. Мы хмуры, нам не до веселья.