Ее звали Дорой. Она звала так себя сама. Ее-то никто никуда не звал. И уже давно. Одинокая она была, только и разговоров у нее было, что с треснутым зеркалом в ванной.
Однажды в октябре Дора зашла в магазин. Это была гуманитарка на углу. Там Дора покупала себе обновки.
На этот раз она выбрала себе теплые перчатки. Заплатила за них. Украдкой Дора стянула с полочки серый комок. Дора любила делать себе иногда небольшие бесплатные подарки.
Дома Дора разглядела, что она приобрела. Это был тряпичный слон. Дора разочаровалась. Она ждала, что это будет предмет полезный, скажем, тряпка для мытья посуды.
Тем более, что слон оказался уродом. У него недоставало уха и ноги. Из дурашливо распяленной пасти вместо солидных слоновьих бивней торчали два пластмасовых пожелтевших резца.
Наверное, это была слониха.
Дора вздохнула и пожалела уродину. Посадила ее на полочку, рядом с Андреевым, Сологубом и Гоголем, которых уже давно, в прошлом январе, позаимствовала в библиотеке.
Скоро Дора поняла, что уродина-слониха тоже жутко одинока. Только ей еще хуже. Она не может даже выйти на улицу. И Дора направилась в магазин игрушек. Выбирала долго, разглядывала полки. На удивительную старуху, выбирающую себе игрушку, скоро перестали обращать внимание.
Игрушки были красивые. Меховые. Мишки, зайки, киски. Слонихе будет неуютно с ними, стыдно за себя, что она такая уродина.
В углу висел лунатик. Его антенны уныло поникли, шея, за которую он был подвешен, казалась сломанной. Грустные белые глаза смотрели на Дору без всякой надежды.
Его-то она и купила.
Она ждала, что уродине будет веселее с лунатиком. Но не тут-то было. Они подружились, да. Но веселее им не стало. Они, ссутулившись, сидели рядышком на полке и тоскливо следили глазами за Дорой. В их взглядах она читала горький упрек и чувствовала себя виноватой, что принесла их в свой дом без их согласия.
Пришлось снова идти в гуманитарку. Там Дора нашла голубую резиновую ящерицу. Глаза ее были желты, челюсть - груба. Дора взяла ее на руки, и ящерица закивала несуразной головой. Она была не против, чтобы Дора ее купила.
Втроем им стало веселей. Глаза лунатика засветились радостным инопланетным огнем. Слониха по-настоящему улыбалась двухзубым ртом. Ящерица покачивала большой головой на тонкой шее и проницательно ухмылялась. Дора могла сидеть в кресле напротив их полочки, смотреть на них часами, тоже кивая головой и улыбаясь. Тикали часы, и сутки шли незаметно.
Гуляя однажды по рынку, Дора наткнулась на киоск с игрушками. Маленькие меховые существа висели на особой круглой вешалке. Они шуршали и терлись друг о друга. Дора стояла и смотрела, угадывая, кого из них хотели бы видеть рядом с собой ее уродцы.
Кандидатов было предостаточно. Пара угловатых подростков с нитяными всклокоченными волосами. Прыщавая толстуха в фартуке со скалкой в руке. Скудоумный бармалей с обвисшими усами и отпавшей челюстью. Кровожадный вампирчик в черном плаще с багровым подбоем...
Дора протянула руку. С порывом ветра в нее впрыгнул вампирчик.
Компания стала еще оживленнее. Уроды Доры полюбили вампирчика. Он тоже вначале был по уши рад новому обществу. Но скоро он заскучал по старым друзьям.
Он рассказывал новым сожителям о своей жизни на рынке. Только шепотом, так что Дора не могла ничего расслышать. И завидовала уродам, и жалела новенького. Скосив налитые кровью глазки, он шептал и шептал, и уроды слушали его с восхищением, и ящерица мудро кивала головой, а слониха тупо хихикала.
Дора потратила все деньги, отложенные на продукты. Она скупила вместо этого всех уродов в киоске. Всю круглую вешалку.
Тогда начался праздник.
Голодная Дора безрадостно наблюдала за резвящимися уродами. Волосатый крокодил был заводилой, он придумывал все новые проделки. Слониха оказалась самой недалекой из всех. Но ее уважали как первую жительниуцу дома Доры, как основательницу уродской колонии. Лунатик был безнадежно влюблен в нее. А бармалей - не безнадежно. Угловатые подростки, как выяснилось, любили ширнуться. Их идиотские выходки злили прыщавую толстуху. Она уговорила вампирчика укусить их. Он укусил одного и потом долго плевался, проклиная наркотики.
В целом же уроды дружили. На Дору теперь они не обращали внимания. Но ей и так было хорошо с ними, только временами нестерпимо хотелось есть.
Черный урод с раскосыми золотыми глазами появился сам. Он хозяйски осмотрелся. Познакомился с уродами. Поцеловал слонихе ножку. Пошептался с вампирчиком и решил остаться.
Скоро прибыл и его багаж. Это был длинный дерматиновый саквояж. Все интересовались, что там, но золотоглазый только загадочно поводил плечами.
Наутро все увидели на обоях рисунок. Лысый карапуз с мешками под глазами и ртом до ушей. Из этих ушей пучками росли волосы. Рисунок был сделан синим фломастером. Ущербные подростки тут же подошли, стали его нюхать и балдеть.
Дора потрогала рисунок. Карапуз на обоях зажмурил опухший глаз, в который она чуть не угодила пальцем, и страдальчески сморщился.
- Прости, - сказала Дора.
Уроды заинтересованно посмотрели на нее. Они давно о ней забыли. И вот она напомнила о себе.
Черный золотоглазый шепотом спросил насчет нее у крокодила. Все стали выкладывать информацию о ней, но так тихо, что она ничего не услышала.
Вечером они пришли к ней на постель. Сначала она их испугалась. Но они были такие милые. Уроды сели вокруг нее, тихо беседовали, ласкались. Она гладила их и радовалась, что теперь не одна. Черный золотоглазый медленно целовал Доре пальцы, и ее сердце таяло.
Ей никогда не было так хорошо ни с одним человеком, как с уродами в эту ночь.
Все так и заснули под ее одеялом. Наутро золотоглазый, смущаясь, подарил ей свой саквояж. Там оказался набор фломастеров. Дора сразу нарисовала над кроватью выпуклого красного эмбриона.
Уроды пришли в восторг. Они попросили ее порисовать еще. Доре это было нетрудно. И она стала рисовать . Все равно делать ей было нечего, в магазин сходить - не с чем, готовить - не из чего.
Стены покрывались новыми и новыми уродами. Они признавали Дору своей творительницей, но общаться предпочитали с живыми объемными уродами. Доре было горько. Иногда очень хотелось есть, особенно соленых огурцов, но их не было. Дора не худела от того, что не ела, а, странно, еще чуть-чуть пополнела. Но это ее не трогало. Она рисовала и рисовала, борясь с приступами рвоты.
Размножившиеся уроды сидели на полках, болтая ногами, рылись в шкафчиках, наряжались в ее платья, дергали Гоголя за усы, слушали радио. Уроды смотрели на нее со стен, корчили рожи и производили непристойные жесты.
У Доры разболелся живот. Слониха, жирная свинка и толстуха в фартуке вскипятили в кастрюле воду. Лежа на кровати, раскинув ноги, Дора стонала, а золотоглазый гладил ее по руке и по потному лбу. Уроды собрались вокруг, жалели Дору.
Вампирчик ждал крови. Когда он увидел кровь, его глазенки жадно засверкали, но уроды стали его укорять и строго-настрого запретили ему прикасаться к Доре или к кровавой простыне. Вампирчик ушел в угол и со злобы укусил сам себя.
Наконец раздался громкий писк. Уроды возликовали, а Дора потеряла сознание.
Когда она очнулась, первым делом спросила о ребенке. Он был жив и вполне здоров, даже почти не плакал. Слониха кормила его грудью, так как у Доры молока не было. Дора смотрела на сына и не находила в нем ничего от себя. Если бы она не знала, что только недавно сама произвела его на свет, то ни за что не отличила бы его от остальных уродов, живущих в ее доме. Его вывернутые губы хватали одновременно два слоновьих соска, жабьи золотые глазки, скошенные к переносице, сонно мигали, тонкий пятачок смешно посапывал, а щупальца даже сквозь дремоту он тянул к черному уроду.
Уроды уверяли ее, что это самый прекрасный младенец на свете, и Доре хотелось в это верить. В конце концов, теперь у нее была настоящая семья.