1.
Письмо Вольфа меня обрадовало. И я отправил ему полное восторгов и соплей письмо – ответ на такое же полное восторгов и соплей.
Наша виртуальная дружба – не считая тех десяти дней два года назад, которые мы в реале провели в Москве – пережила многое: от скандалов до примирения, от необъяснимой уверенности очень скорой встречи до осознания ее невозможности.
Удивление пришло потом. Подкрепленное чредой фактов из других источников. Вольфу – неизлечимо больному Вольфу, с пораженной поджелудочной, которому каждые два-три месяца хитроумные немецкие врачи что-то там приделывали, чтоб продлить жизнь, – авторитетно было заявлено, что его поджелудочная… самовосстанавливается. Такое бывает?
Одновременно на сайты инета иногда проникали необъяснимые факты внезапного выздоровления выдающегося деятеля в Испании, смертельно раненого в Ираке америкоса или пассажиров очередного упавшего при взлете самолета, неизвестно как оставшихся в живых в этой авиакатастрофе.
Я тупо смотрел на монитор, соображая, как отвлечься от сногсшибательной новости от Вольфа и начать, наконец, работать.
Начальник не заставил себя ждать: длинный и безусобородатый, встал за спиной. Я еле успел на рабочий стол сбросить что-то легальное.
- Ну, как дела? – эти его идиотские подходы раздражали.
Я «обрисовал» первую же пришедшую на ум, в сущности высосанную из пальца проблему.
Начальник секунду-две соображал. В руках он крутил за дужку очки, которые обычно носил на своем длинном носу. Он явно не знал, что с ними делать.
- Да, точно. Упустил. Это сложно – добавить поле в структуру? Два символа?
- Да нет…
- Так в чем дело? Чепуха какая. Вставил – и дело с концом.
- А как оно используется?
- Да особый документ по подразделениям. Потом, все это потом. Подправь код на сервере; до завтра подправь. Завтра посмотрю, чего ты там наваял.
Ушел.
Хорошо, что успел убрать почту со стола.
А! Все равно знает.
Что-то в нем изменилось. Что?
Зе енд! Пора бы и честь знать. Сейчас выложу на сервер последний вариант, и… Девочки уже давно красят губки: готовятся к побегу с работы. Светлана поймала мой взгляд:
- Подвезти?
- Нет. Я сегодня гуляю пешком.
- Ну-ну.
Хорошая баба, но не по мне. У меня есть Ленка.
Вышел под дождь. Надо было со Светланой все-таки ехать. Теперь простуда обеспечена.
Осень. Хорошо еще, что нет ветра. Зимой тот же дождь, но с ветром – вот такая зима.
Сегодня еду домой: тусоваться не хотелось да и не с кем сегодня.
В подземном переходе флейтист что-то фальшивил; люди мелькали в полутьме рукотворной пещеры, под разбитыми и еще уцелевшими тусклыми лампами, мимо разрисованных, помнящих своим фоном белую девственность стен.
Кто-то дотронулся до моего локтя. Я повернулся, продолжая движение. Дурная привычка – оглядываться, не останавливаясь. За мною – странное видение, трудно понять в полумраке перехода, что-то темное с белесым пятном лица. И тут же падение. Там, у самого выхода из перехода – открытая крышка ливнестока. Это я потом уже сообразил. Самого удара я уже не помню.
2.
Слаборазличимый писк, на уровне слышимости. И сразу – огромная перспектива. Я над какими-то полями - желтыми, зелеными клетками, над веревочными растрепанными петлями какой-то реки; легкие разрывались от холода ветра, голова пуста, мозг только фиксирует. И через этот мир слабо проступала - рельефно, бесцветно, контурами - какая-то иная реальность, склонившиеся люди; донеслось бормотание «Он ожил… еще один… не вставайте… спокойно». А параллельно – осознание какой-то досадной ошибки, которую надо исправить, можно исправить…
3.
- Он ожил. Еще один! – я отряхивался от остатков беспамятства.
Разумеется, я ничего не понимал, сознание возвращалось постепенно: сначала звуки. Что-то щебетало. Птицы? Потом и более низкие звуки, например, этот голос. Потом почувствовал неудобство позы: что-то давило в спину. Нет, это я на чем-то жестком лежу. Звон в голове.
Не открывая глаз, инстинктивно попытался приподняться.
- Не вставайте! Спокойно! – меня кто-то мягко удержал.
Опять прикосновение к локтю. Что-то такое уже было. Что?
Неприятное ощущение слипшихся волос. Я провел по голове рукой – чуть влажный сгусток. Кровь? И тут вспомнил: я в переходе: упал, и лежу на ступеньках?
Нет, не сыро, тепло. Открываю глаза и щурюсь от света. Это явно не подземный переход.
Сквозь какое-то полузабытье слышу разговор; понял, что медики. Смысл разговора целиком до меня не доходит. Да этот разговор меня как-то и не касается. У медиков явно какие-то свои проблемы.
Внезапно сознание проясняется настолько, что могу спокойно открыть глаза.
Теперь голоса разом, на полуслове прервались.
- Как вы себя чувствуете?
- Не пойму. Вроде, все нормально. А что со мной?
- Вы ударились головой. Вы ощущаете боль?
- Нет.
Врач обернулся к коллегам:
- Все то же самое.
Потом уже мне:
- Сейчас вам промоют рану и перевяжут голову. Вы в травмопункте. Вы можете встать?
Я шевельнулся. Ничего особенного не чувствовал. Боли не было. Может, они ввели мне что-то от боли? Осторожно сел. Встряхнул головой, отгоняя внезапную слабость.
- Осторожно. – врач помог мне встать на ноги и повел через кабинет и через обшарпанный коридор в соседнюю комнату.
Мне предложили «на всякий случай» (так сказали) обработать «ранку» и перебинтовать голову. Я не сопротивлялся.
Если удар был настолько серьезен, что я потерял сознание, а волосы слиплись от крови, то это не «ранка» у меня на голове, а что-то более неприятное. Головокружения не было, тошноты не было. Что там еще за симптомы при сотрясении мозга? А, память! Ничего похожего на тест, который я смог бы к себе применить, в голову не приходило. Да и возможно ли такое самотестирование при потере памяти? Как меня зовут? Дима. Сколько лет? 25. Какой сегодня день недели? Вторник. Кто меня хотел подвезти после работы? Да Светлана! Никаких проблем.
- Это ваша сумка? – он показал на поясной ксивник. Я кивнул и взял его в руки.
Врач попросил пересесть, а сам потребовал полис, потом начал выспрашивать данные для моей регистрации. Вот он, настоящий и невыдуманный тест. Сунул справку и пожелал больше не падать головой на ступеньки. Указал, где можно вымыть руки и почиститься: все-таки я валялся на грязном полу.
Руки я помыл.
Вышел под дождь, глянул в сторону злополучного перехода, вход в который смутно виднелся в полуквартале. Мне повезло попасть под колеса «скорой помощи»: травмопункт рядом; а как они меня тащили? Я глянул на часы: все это неприятное событие заняло ни много, ни мало, а почти три часа. Ехать домой? Или поехать и до смерти напугать Ленку? Вот: зайду на работу, почищу одежду, позвоню домой, что задерживаюсь. И позвоню еще Игорю.
А что там они говорили про ступеньки? Так я грохнулся головой о ступеньки? Пойду гляну. Нет, потом, сейчас – в тепло. Меня начало неприятно морозить. И не от травмы, как это должно быть, а от осознания того, ЧТО все-таки произошло. И я еще очень легко отделался.
Пока осторожно шел к агентству, вспомнил первую услышанную фразу: «Он ожил». Они что, оживляли меня? Нет, невероятно, не могли они выпустить меня просто так, если бы было со мной что-то серьезное.
Наш отдел в агентстве работает: сервера должны крутиться круглосуточно. Сегодня в ночь дежурит Нинка.
Она сама чуть не упала, увидев меня перебинтованного и грязного. Пока она, заботливая, вынув меня из куртки, пыталась стереть с нее пятна крови и грязи, я сказал младшему брату по телефону, что вот-вот буду дома, и чтоб он это обязательно передал маме. А потом я позвонил другу Игорю: он медик, подскажет, что делать.
Игорь, узнав о моем злоключении, странно как-то замолчал, а потом вызвался приехать за мной на машине и отвезти домой. Теперь я не возражал, чтоб меня кто-то подвез.
4.
--------------------------------------------------
Владимир:
Терроризм и Спаситель
События в Москве, кадры с трупами террористов…
Смерть успокоила хотя бы их…
Одна мысль не дает покоя: неужели эти сильные, молодые женщины были рождены не для того, чтоб родить, а для того, чтоб убивать? А сильные, молодые мужчины – не для того, чтоб строить дома для своих детей, а для того, чтоб разрушать построенные другими?
И где Бог?
Вопрос, ставившийся неоднократно: почему Создатель, запретивший даже самоубийство человека, позволяет самоубийство человечества?
Религии находят ответ в противодействии Богу темных, злых сил. Православие и католичество обвиняет не только дьявола, но и самого человека, придумав «свободу выбора», не замечая, что этот термин – не больше, чем наивная индульгенция Самому Богу, великодушно позволяющая Ему не пачкать Свои белые одежды.
Из этого вырос и атеизм: невозможно такое попустительство со стороны Того, Кто это все придумал! Но вслед за врожденной – даже не звериной - способностью человека уничтожать себе подобных не по воле Бога, но по воле Природы, тянется следствие: принципиальная бессмысленность жизни, цель которой – она сама.
Знаменитые гуманистические заповеди «не убий», «возлюби»… не приносят своих плодов; по крайней мере, их созревание слишком затягивается. Значит, религии не могут выполнить свою миссию? Не потому ли, что человечество должно сначала разувериться в Боге, чтобы научиться самому любить и не убивать, не боясь кары свыше и не дожидаясь наград?
Почему Бог не говорит нам, зачем мы?
--------------------------------------------------
Георгий Владимиру
28.10.02 09:37
Владимир: Почему Бог не говорит нам, зачем мы?
Георгий: Ну почему же не говорит? Говорит. Вот тут почитайте вкратце:
<ссылка на религиозную статью «Цель жизни»>
--------------------------------------------------
Владимир Георгию
28.10.02 19:08
Цель жизни: Чтобы получить смертное тело, опыт и зрелость, которые, как и финальное вечное воскресение, являются необходимыми для совершенствования души.
Владимир: Частично это мы и наблюдаем у террористов-мусульман.
Цель жизни: Чтобы возрастать в знании, развивать таланты и дары
Владимир: Террористы талантливо изучили способы минирования.
Цель жизни: Чтобы быть испробованными и испытанными.
Владимир: Вот их и испытали.
Цель жизни: Чтобы исполнить и осуществить миссии и призвания, которые были возложены или предопределены
Владимир: Ну уж этого террористам не занимать
Цель жизни: Чтобы упражнять свободу выбора, не имея воспоминаний о предземной жизни
Владимир: Аллах их послал.
Цель жизни: Положить основание вечным семейным взаимоотношениям.
Владимир: Это было, но забыто; главное – миссия убить.
Цель жизни: Цель жизни состоит в том, чтобы в продолжение своего смертного существования и по его завершении готовиться войти в присутствие Божие и жить там вечно.
Владимир: Да ради Бога - ставьте любые цели!
Какова только цель этой жизни вечной?
Ну и самое главное: на ссылке явно не слова Бога, а одна из трактовок заданного вопроса проповедника одной из религий.
Но вообще-то странное рассуждение. Бог нас поселил на земле как в некий инкубатор, из которого выберет некоторых особей и что-то с ними сделает. Остальным остается их земная жизнь.
--------------------------------------------------
Андрей Владимиру
28.10.02 19:21
Андрей: Вот ведь куда заводит противление Богу. Теперь оказывается Бог все это специально, значит, затеял. Вы не раз уже пытались открыть свое лицо во всей красе. Но Бог в Ваших личных иллюзиях не нуждается. Он, как и положено, не нарушая свободу, стремится привести все конфликты к оптимально благоприятному исходу. Люди, противники Бога, тешат себя своеволием и получают то, чего желали, а при этом прикрываются Божией несостоятельностью. Смешные и недалекие мыслишки словоблудника.
--------------------------------------------------
Эдик Андрею
28.10.02 21:50
Андрей: Вот ведь куда заводит противление Богу.
Эдик: Да вот же, атеисты говорят, что Бога нету :-), а сами обвиняют Его во всех бедах, странно.
Георгий Владимиру
--------------------------------------------------
Георгий Владимиру
28.10.02 23:37
Владимир: Но вообще-то странное рассуждение
Георгий: Согласен, у Вас странное рассуждение, которое является, как Вы изволили выразиться, лишь одной из трактовок религии :о)
--------------------------------------------------
Алексей Владимиру
29.10.02 16:42
Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.
Николай Гумилев,
1906 г.
--------------------------------------------------
Владимир Андрею
29.10.02 17:52
Андрей: Вот ведь куда заводит противление Богу.
Владимир: Вы ошибаетесь. Никакого противления Богу в моих словах нет. Скорее наоборот: полное Ему подчинение. И речь о Божьей несостоятельности фактически завели вы, христиане.
Андрей: Но Бог в Ваших личных иллюзиях не нуждается.
Владимир: Полагаю, что Вы правы (не знаю, правда, что по этому поводу думает Бог). У каждого они - эти иллюзии - свои.
--------------------------------------------------
Владимир Эдику
29.10.02 17:53
Эдик: Да вот же, атеисты говорят, что Бога нету :-), а сами обвиняют Его во всех бедах, странно.
Владимир: Разве я не четко написал, что атеизм и вырос из ощущения несправедливости, которая нами наблюдается?
--------------------------------------------------
Владимир Георгию
29.10.02 17:56
Георгий: Согласен, у Вас странное рассуждение, которое является, как Вы изволили выразиться, лишь одной из трактовок религии
Владимир: Наверное, странное. Просто я попытался показать, что христианские представления о цели жизни почти не противоречат экстремистским, прикрывающимся исламом. Но ведь это неверно! Так не должно быть!
--------------------------------------------------
Владимир Алексею
29.10.02 17:58
Алексей:
"несравненное право —
Самому выбирать свою смерть. "
Владимир: Вы уверены, что оно существует: это право выбирать смерть?
Те 117 сами ее выбрали? Или кто-то им ее навязал?
Добавлю: Гумилев провозгласил: "не высовывайся!"?
--------------------------------------------------
Алексей Владимиру
29.10.02 18:27
Владимир: Вы уверены, что оно существует: это право выбирать смерть?
Те 117 сами ее выбрали? Или кто-то им ее навязал?
Алексей: Вы предлагаете сделать людей бессмертными?
--------------------------------------------------
Владимир Алексею
29.10.02 18:38
Алексей: Вы предлагаете сделать людей бессмертными?
Владимир: Ни в коем случае!
Я говорю о том, что наш выбор кажущийся. Как и несправедливость. И Бог не нуждается во всевозможных оправданиях.
Но Гумилев говорит именно о выборе пути, с чем я не совсем согласен. Вы, например, считаете эту свободу безусловной. Это что-то меняет? Если бы террористы знали, что не Аллах их посылает, они бы не захватили заложников?
--------------------------------------------------
Феликс Владимиру
29.10.02 19:42
Хочу привести Вам слова о настоящей Любви
"Любовь является основой вашего существования и целью вашей жизни; без нее нет ничего. Не существует Вселенной без любви, вообще никакой жизни, и вы находитесь здесь, чтобы это понять. Я постоянно рядом с вами и всегда готова ответить на ваш призыв о излиянии любви. Во всепронизывающей божественной любви каждый жизнепоток защищен: абсолютно все равно, в какие ситуации он попадает. Эта чистая божественная любовь является жизненным базисом и причиной, и ничто не может ее уменьшить. Все те бремя и переживания, с которыми нижнее "я" конфронтирует, оно само же и создало. Божественная Любовь находится высоко над всем этим, а все земные ситуации вплетены в великий План Бога."
Подумайте над всем в Целом, а не только над возникшей ситуацией, и попробуйте найти решение для всех и нападающих и защищающихся - так действует Любовь Бога.
Если мы Верим, что Бог Всемогущий и Вездесущий, принимайте всё, что происходит в Жизни как Любовь, пытающаяся не дать упасть ниже темным и не попрать невинных. Но призываю всех приложить все усилия в Ваших реальных жизненных ситуациях проявлять Любовь к ближнему и молится за гонящих Вас - так заповедовал Иисус. Будьте на зло Младенцы.
--------------------------------------------------
Эдик Владимиру
29.10.02 21:44
Владимир: Разве я не четко написал, что атеизм и вырос из ощущения несправедливости, которая нами наблюдается?
Эдик: Извините, я не совсем понял, Вы о несправедливости Бога?
Если да, то я и не был против и только подтвердил мнение Андрея, что наблюдение у атеистов примерно такое: если все нормально, атеисты о Боге не вспоминают, но как только происходит какая-то беда, они говорят: «где Бог?» Т.е. Бог должен был им как бы что-то поднести (на блюдечке), но не поднес, и они на Него обиделись, обиделись и говорят: «Он не существует!» Но при этом забыли Его попросить (все вместе).
Ненаблюдательные какие-то атеисты.
--------------------------------------------------
Владимир Феликсу
30.10.02 09:54
Феликс: попробуйте найти решение для всех и нападающих и защищающихся - так действует Любовь Бога.
Владимир: В принципе я рассуждаю таким же образом. Выглядит этот конкретный случай ужасно: невинные жертвы, зло, которое явно себя проявило. Помочь разобраться в этом может не отторжение Бога от дел человеческих, не представление Бога, как "немого свидетеля", бесстрастно взирающего на зло и требующего от нас любви к себе, а активного Деятеля. И кто знает, этот конкретный случай не подвигнул ли кого-то к Богу?
Но не зная общего, невозможно разобраться в деталях.
Религии нашли один из способов разрешить это противоречие безусловной верой, а христианство - своеобразной любовью. Возможно, это универсальный алгоритм. Но не понимая, не чувствуя этой любви, как можно делать из нее цель? По моему мнению, любовь - не цель, а средство, к которому прибегает Бог.
--------------------------------------------------
Владимир Эдику
30.10.02 10:06
Эдик: Извините я не совсем понял, Вы о несправедливости Бога?
Владимир: Вы, как и Андрей с его мыслищами, не увидели того, что именно написано. Наверное, я нечетко написал. Простите.
Я не обвиняю Бога. Я заметил, что и православие боится, как бы кто-то не обвинял Бога, придумав абсолютную свободу выбора для человека.
Напротив, я вообще НЕ считаю, что произошедшее - зло с точки зрения Бога. Зло - это наша интерпретация событий. В том числе - взгляд атеистов, которые считают, что Бог, если уж Он существует, должен так устроить мир, чтоб отсутствовало зло. Но зло относительно, поэтому такая постановка вопроса в принципе бессмысленна
--------------------------------------------------
Эдик Владимиру
30.10.02 16:09
Владимир: Напротив, я вообще не считаю, что произошедшее - зло с точки зрения Бога.
Эдик: Вот именно, что зло. Если Вы считаете, что произошедшее в Норд-осте с точки зрения Бога - не зло, то с точки зрения христианства под Богом Вы имеете в виду сатану. В этом все отличие. Потому что сатана, в отличие от Бога, не любит своих подданных.
--------------------------------------------------
Владимир Эдику
30.10.02 17:33
Эдик: Вот именно, что зло.
Владимир: Цинично рассуждаю.
Любое действие оценивается по результату.
Итак.
1. Террористы убиты и горят в аду.
2. В числе пострадавших были грешники, дальнейшая жизнь которых уже не принесла бы ни им, ни другим пользы и спасения.
3. В числе пострадавших были праведники, которые своею праведностью заслужили царствие небесное, и дальнейшая жизнь стала для них бессмысленной: они уже нашли Бога.
4. За пределами театра у жертв трагедии есть родственники - иовы.
5. Остальные жертвы трагедии еще имеют шансы на спасение, поэтому они и остались живыми, но здоровыми только пропорционально своей праведности. Вариант: за жизнь и здоровье заложников искренне молились, и Бог помог выжить даже недостойным.
На этом остановлюсь, хотя цепочку можно продолжать омоновцами, членами штаба, зеваками, президентом США и генеральным секретарем ООН.
Нет худа без добра.
Другими словами. Мы не знаем, зачем Бог послал эту и другие трагедии, почему мы должны через это пройти. Но думаю, что истинный смысл этого все-таки будет нам открыт. Или мы сами до него додумаемся.
--------------------------------------------------
Эдик Владимиру
30.10.02 20:25
Владимир: Нет худа без добра.
Эдик: Согласен, главное наверно понять, что такое добро и зло, и делать только добро. Хорошо хоть Иисус Христос пришел нам в этом помочь.
--------------------------------------------------
Владимир Эдику
31.10.02 15:23
Эдик: Согласен, главное наверно понять, что такое добро и зло, и делать только добро.
Владимир: Согласен. В Библии есть готовый алгоритм. Но аналогичный есть, например, и в Коране.
Мне иногда кажется, что любая религия, опираясь на общечеловеческие ценности (Например, не убий, не укради...), придумывает еще и локальные, свойственные только ей. И это делает именно эту, конкретную религию оригинальной, что притягивает определенный круг людей.
Но вернемся к моему перечню. Насколько я могу судить, результат нападения террористов на ДК - несомненное благо. Все было под контролем у Бога (особенно в свете молитв верующих всех религий и всех ответвлений этих религий). Непонятно мне, о каком именно разделении на добро и зло в данном конкретном случае Вы говорите, если целью всего этого действа было несомненное добро?
В чем именно я заблуждаюсь? Подскажите.
--------------------------------------------------
Эдик Владимиру
31.10.02 16:53
Я, собственно, не знаю, могу вот только предполагать, и сужу в общем-то только по Новому Завету, а все знать наверно может только Бог и Иисус, как единородный сын. Если Иисус помогал больным, значит, с Его точки зрения непомощь была неправильным делом, т.е. злом, и разделение на добро и зло существует. Думаю если бы вообще не было бы ничего ни с чем сравнивать, тогда как люди узнают, какая сегодня погода? Светлый или пасмурный день? Если есть какая-то точка отсчета, то должно быть и начало. Но это, наверное, только для нас так, нас кто-то создал, поэтому у нас есть начало нашей жизни, но Бога никто не создал, значит, у него нет и начала. Как это может быть - я лично сам не могу представить, и может быть, это невозможно; говорят, это может только Иисус, и только через Иисуса человек может хоть как-то постичь Бога, как это написано в Евангелии от Иоанна: "Бога не видел никто никогда, Единородный Сын, Сущий в недре Отчем Он явил." (1,18). Но это лишь одно из предположений, может быть, и каждый может постичь Бога, кто его знает, может быть, люди Его просто забыли.
Я руковожусь сам таким правилом: если мне тяжело навсегда потерять близких, значит, я их люблю, поэтому для меня убийство - это зло, не могу же я с уверенностью утверждать, что есть жизнь после смерти? Могу только надеяться и искать.
--------------------------------------------------
Владимир Эдику
01.11.02 14:39
Эдик: могу вот только предполагать и сужу, в общем, то только по Новому Завету...
Если Иисус помогал больным, значит, с Его точки зрения непомощь была неправильным делом, т.е. злом, и разделение на добро и зло существует...
Если мне тяжело навсегда терять близких, значит, я их люблю, поэтому для меня убийство - это зло.
Владимир: Не существует Евангелия от Бога, и мы не знаем, что Он по этому поводу думает.
Но Вы совершенно правы: зло не абсолютно.
Размышляю дальше: то, что созидает Бог - всегда только добро, следовательно, добро абсолютно. Можно заявить: существует только добро, благо.
Никакого отношения к нашему восприятию мира это не имеет отношения. Мы сами для себя разными способами определяем то, что на наш взгляд не соответствует нашему пониманию добра. Для нас гибель близких - несомненное зло. Но поскольку "зла вообще" не существует (существует только добро), даже смерть нельзя назвать чем-то плохим, противоречащим Божьему Плану.
Поэтому можно полагать, что Христос не потому исцелил больного, что отказ в помощи – зло, а потому, что оказание помощи было актом, не противоречащим Плану, т.е. благом, добром. Наверняка Христос НЕ оказал аналогичной помощи другим нуждающимся. Но не потому, что «не захотел» или «не смог», а потому что этот отказ тоже был благом. Другими словами, Христос творит добро и только добро по определению, как бы Его действия ни были бы интерпретированы земными свидетелями и толкователями. Существует свет, но не существует антисвет: есть отсутствие света.
Несомненное зло для человека – смерть - на самом деле может оказаться благом. И наоборот, спасение человека – благо - может принести неисчислимые страдания другим.
Христос очень избирателен в Своей помощи: она будет оказана только тогда, когда она не будет противоречить Его пониманию абсолютного добра.
Хочу в свете этих «мыслишек» уточнить: использование понятий «ад», «антихрист», «свобода выбора» и пр. по сути - попытка объяснить, откуда на земле зло. На это я и попытался обратить внимание.
--------------------------------------------------
5.
Я открыл дверцу старенькой копейки Игоря, взгромоздился на переднее сиденье. Игорь странно на меня посматривал при тусклом свете кабинного освещения. Я начал хлопать дверцей, прищемляя ремень безопасности. Наконец закрыл дверь, разобравшись в причине, почему она, эта железная гадина, все-таки не закрывается, поелозил задницей по сиденью, устраиваясь поудобнее, и затих. В машине темно. Тупо смотрю в лобовое стекло, на освещенную улицу. Машина стояла как вкопанная. Я как-то почувствовал озабоченность Игоря. Он молчал и смотрел на меня отблескивающими очками. Ну что ж, будем играть в молчанку.
Кстати, а что означали слова врачей: «Он ожил. Еще один»? Значит, я был не один. Нас, по крайней мере, ожило двое…
Долго он будет меня рассматривать?
Игорь, наконец, дернул машиной, с трудом пронырнул колдобину, повернул налево и поехал. Ни слова. Он что, все и так знает? Наверное, звонил в травмопункт: ему что, работал на скорой. Позвонил и все узнал.
Вряд ли.
Так, о чем бы еще подумать?
Игорь нервно вел, искоса поглядывая на меня. Лучше бы на дорогу смотрел, водила толстая. А то руль чуть не брюхом крутит. За такое штрафовать надо. Друг называется. Да скажи хоть слово!
Игорь был старым, лет тридцати пяти и переехал к нам из Хабаровска. И ему здесь жутко не понравилось. Но застрял: не смог собрать денег на переезд, да и родители, которых он притащил вместе с собакой, вряд ли перенесли бы еще один переезд. Где-то слышал, что один переезд двух пожаров стоит.
Я вообще не мог никак понять, зачем он сорвался. Мы с ним переписывались год, когда однажды он написал, что собирается переезжать в Каменск. А потом, раз уж он упорно хотел уехать, посоветовал на его голову: если уж ехать, то в город побольше. Вот он и приехал. И оказался совсем один. А от меня он сразу как-то отдалился. Пацан я для него. Так родилось шапочное знакомство, пивка попьем – и тем рады. Но мужик он был хороший, понятливый и умный. Вот только одинокий. Жена его бросила. Может, поэтому и уехал?
Я было затянул одну мелодию одной из песен без слов Мендельсона, потихоньку; удивительным образом вытянул своим хронически-ларингитовым горлом «ми» второй октавы и заткнулся, пораженный таким неожиданным фактом.
И вообще. Я ведь здорово продрог, да плюс какие-никакие волнения. Но ингалятор, купирующий приступы, мне до сих пор не понадобился. Я постепенно сходил с ума от этих новых приятных особенностей любимого организма.
Игорь приткнул свою таратайку в какую-то лужу и заглушил движок.
Он как будто прекрасно понимал, что со мной творится.
Он молчал явно не спроста. Он что-то понимал, а я – нет.
- Ты меня домой сегодня довезешь? – сказал я и закусил губу. Ну болтлив! Я же 5 минут назад дал себе зарок с ним не заговаривать, пока не заговорит он!
- А надо? – деловито осведомился Игорь. – Тебе очень туда хочется?
- Да. Надо принять душ. В отличие от некоторых я плавал в луже в переходе. Вот в такой же, в которую ты заехал.
- Не ври, там было сухо. Или тебя девки отжали как следует?
- Ну-ну. – Мне сказать было нечего. Все должен был говорить он. И я вдруг понял, что он не знает, ЧТО сказать или КАК сказать. Как всегда, его надо подталкивать. – Я тебя оторвал от дел? Ты с работы?
- Да, я с работы, сам видишь; я должен был сейчас лежать на диване, задрав ноги, и смотреть последние новости.
- Прости, я не знал, что ты так занят новостями и своими конечностями. Я бы тогда на тебя не посягал. Ты – моя соломка: я просто побоялся, что опять окажусь в цепких лапах незнакомых медбратков, если ноги опять подкосятся. Как они с меня за бинты и антисептики не содрали денег?
- Тебе не были нужны антисептики.
- - Привет! А заражение крови? Столбняки, бешенство, СПИД… Это что, игрушки?
- Тебя просто отмыли от крови.
- Мне там помыли голову? Медбратки теперь подвизаются на мытье голов? Прическу вот странную соорудили. – Я потрогал рукой бинт.
- Можешь его снять.
- Здрасти! А если опять хлынет кровушка моя? Я ее и так много потерял.
Игорь вдруг вцепился в бинт и резко содрал его с моей головы. Я даже не успел опешить, такое вообще не могло мне в голову прийти: врач, срывающий бинт с раны.
- Караул! – сказал я, хватаясь за голову. – Раздевают.
Игорь мял бинт в руках.
Я по инерции неуверенно добавил: «Насилуют».
Я уже сообразил, что бинт «повел» себя странно: он должен был присохнуть к ранке, и такой резкий рывок наверняка должен был отодрать от нее засохшую кровяную корочку. Но боли не чувствовалось. Я осторожно ощупал место ушиба. Крови не было. Не было вообще ощущения того, что я несколько часов назад ударился головой не только о каменные ступни, но вообще ударился: ни шишки, ни ранки. Только в одном месте – остатки осыпающегося манкой под пальцами сгустка крови. Я не верил: голова была цела и невредима. Дома рассмотрю.
6.
Игорь рассказать толком ничего так и не смог. Он не знал причины. Он наблюдал результат. Монолог его был бестолков.
- Ты только сегодня заметил? – начал он с вопроса. Ему не нужен был даже мой кивок. Глядя через лобовое стекло в ночную тусклость чуть освещенного переулка, Игорь без паузы продолжил: - Это для меня началось внезапно. Прибежала мать Келпшо и - ко мне. Радостная. У ее Витьки был тяжелейший случай, запущенный: его год гоняли наши пи…дюки. А тут – ему резко стало легче, он даже встал. Я не верил, но потащился. Сам знаешь, как мне нравится мой участок – мечта альпиниста: то в гору, то под гору к самому Дону. Но он действительно постепенно поправлялся: я его послушал. Потом еще Харсеев… Да что-то я не то говорю. У многих это. Вот теперь и у тебя… А у меня – нет. Сам знаешь, что у меня нет трех сегментов…
Я знал, что у него нет трех сегментов в левом легком. Шрам видел.
- Хорошо и сразу заживают свежие раны. Даже смертельные. А вот застарелые – медленно. Но у меня – 10 лет это много – даже свежие раны не заживают. Нет, заживают, как обычно… Слушай, так у тебя это сегодня и началось? Расскажи, что было перед падением?
У меня были вопросы, но само это сумбурное сообщение именно о моих новых способностях организма шокировало. И даже мысль о несправедливости к Игорю – уж его-то я бы вылечил первого, будь на то моя воля, – как-то промелькнула и зарылась глубоко-глубоко. Что он спросил? КАК это началось? Да никак не началось.
- Точно, что ничего? Ты подумай.
Я сообразил, что Игорь надеется найти причину такого моего счастья. Это ведь очень важно. Но зацепок не было: я ничего особенного не ел, ничего особенного не пил, даже мертвой воды.
- А может, в больнице что-то мне в задницу всадили? Чего-то нового, импортного, заживляющего?
- Дурак. Так тебе и всадили бесплатно панацею от всех болячек. Как будто не знаешь, в каком Гондурасе живешь. Там шприца не допросишься. Да и нет в больницах никакого чудесного лекарства. Нет. Не придумали. Минздрав на ушах стоит. Все это хозяйство особо не афишируется. Причем, не только у нас.
- Чушь какую-то болтает. Как это: не афишируется? Сам в инете видел и не один раз всякое на эту тему… Да и сам ты дурак… Вольф поправляется. – меня в голову опять ударило! Я как и Вольф…
- Написал?
Игорь знал о нашей почти виртуальной дружбе. Тем более, что и с Игорем мы познакомились в каком-то форуме. Или чате. А с Вольфом – гораздо раньше. И про болячку Вольфа знал: я ему специально все рассказывал, может, что подсказал бы. Ничего не подсказал.
- Инет болтает об этих странных случаях.
- Мало болтает. Больше - сообщения о катастрофах. Заметил? – Игорь был прав.
- Это как-то связано?
- Если бы статистику приводили полностью… Это почти так же, как сообщать о каждом случае заболевания гриппом. Понял?
- Ничего не понял. Ты хочешь сказать, что… - я, наконец, понял, что именно он сказал.
- Ага, заткнулся? В нашей поликлинике таких людей процентов 15-20. Соображаешь? На работе не замечал, что хроники некоторые перестали быть хрониками?
И тут я вспомнил начальника. Он сегодня очки так и не надел! И все прекрасно видел!
- А началось это с месяц назад.
Точно: примерно в это же время подскочило количество технических катастроф: крушений, пожаров, взрывов. О таком террористы и мечтать не могли! А если и террористы – это тоже одна из сторон этих самых катастроф, захватывавших землю?
Что-то явно на Земле сломалось.
Мы еще какое-то время порассуждали о судьбах человечества, а потом почти без приключений Игорь довез-таки меня домой.
Почти – не считая заминки минут на 20 за Энергетиков. Двое крепких накачанных до шарообразности ГАИшника приостановили нас. Вышли на охоту, наверное.
Игорь отделался полтинником.
7.
Дома уже все спали.
Я прежде всего засунул грязную куртку и джинсы в корзину с бельем, поглубже, что мама не сразу нашла.
А потом залез под душ. Неприятное ощущение грязного тела и усталости было смыто. Я постепенно превращался в бодрячка. Голодного. Понятно, что голодного. Странно, что голодного до такой степени.
Я вылез из ванны и встал перед зеркалом. На голове не было видно даже намеков на шрам, как я ни крутил головой и не вертелся. И на теле не мог разглядеть никаких синяков или ссадин.
Тело не роскошное, но в меру сильное. Надо еще пресс подкачать. Потрогал член. Вот интересно, а мои сексуальные возможности увеличились или нет? Завтра испытаю.
Завернул бедра махровым полотенцем «с котятами» – никак не могу с ним расстаться с самого детства, так «оно ко мне привыкло».
Потом осторожно пробрался на кухню. На столе ждал остывший ужин, аккуратно накрытый рушником с напечатанными красными петухами. Есть мне хотелось как никогда. Я все съел, вытащил еще что-то из холодильника, опять принялся за «едьбу»... Я так увлекся поглощением пищи, что не заметил, что в кухню зашла мама.
Я не увидел ее, а почувствовал. Или это - движение за спиной, отраженное в кафеле?
- Ты еще не спишь?
- Да нет, не хотелось.
- Опять меня ждала?
- Я же сказала, что «нет», просто не спалось. Тут и ты пришел. А почему ты не позвонил, не сообщил, что так задержишься?
Я чуть не подавился. Своему брату, конечно, завтра вставлю. Козел. Я же просил его! Я был зол, как никогда. Даже удивился, с чего бы это на меня накатила злость.
- Мама, мне уже не 17 лет. Я неплохо устроился, зарабатываю получше некоторых. Мне не опека нужна! Мне девок нужно трахать, а не сидеть, как говорит отец, у тебя под юбкой. Ты меня совершенно не понимаешь.
- Сынок… Это родителей начинаешь понимать, когда тебя перестают понимать собственные дети. Ну, как я не могу за тебя не волноваться? – она помолчала и добавила: - Прости, что перестала быть тебе нужной… - помолчала. - Ты уходишь…
И злость исчезла. Мне просто стало стыдно. Я бросил вилку, подошел к ней, обнял за плечи, нагнувшись, прижался щекой к ее волосам:
- Извини. Я сам не знаю, что говорю. Я же тебя люблю.
Она как-то неловко отстранилась, потом прижалась на мгновение лбом к моей груди, легонько оттолкнула меня, не поднимая головы, повернулась и сделала несколько шагов прочь. Боже, какая у нее усталая походка!
Она приостановилась и, не оборачиваясь, бросила: «Спокойной ночи, Дима!» и ушла в темноту.
Потом, когда я уже улегся, уже на самой границе яви и сна, - я даже не почувствовал, а мне пригрезилось, - что мама стояла у моей постели, потом подоткнула мне одеяло и чуть-чуть касаясь губами, поцеловала меня в лоб.
8.
А под самое утро это накатило во второй раз. Я лежал с открытыми глазами. Комната была нереальной, прозрачной, в окно смотрела выпуклым негативом белая чернота. Меня трясло от холода и страха. Я стоял на краю какого-то обрыва, с которого медленно падала, переворачиваясь, машина Игоря. И одновременно я сидел с ним в кабине, видел страшный удар, окровавленное его лицо, взрыв, пламя. Каким-то усилием я вернулся назад и увидел, что его машина едет вдоль обрыва по узкой в этом месте дороге, а потом его подрезала машина с мигалкой.
И все началось заново. Я стою на краю и с ужасом вижу, как машина падает…
А параллельно, буравя мозг, – осознание какой-то досадной ошибки, которую надо исправить, можно исправить. И эту ошибку могу исправить только я, я один, на всем свете…
Кошмар кончился…
9.
На следующее утро весь отдел сбежался меня жалеть: Нинка успела раззвонить, как я обессиленный и обескровленный приполз и припал к двери и царапался в нее, а она меня, стонущего, всю ночь выхаживала и пригревала на груди. Начальник лично ткнул пальцем в голову и спросил:
- Ну и где знаменитая сквозная рана?
- За ночь затянулась и обросла.
- Нет, я тебя домой не отпущу. – вот козел! Знал бы я о такой перспективе – купил бы красный «штрих»! – Вид у тебя не изможденный. Да и работы полно. – он суровым взглядом разогнал толпу и добавил: - Есть разговор. Давай за мной, в кабинет. Минут через десять.
Он повернулся и ушел. И что бы это значило?
В его небольшом неуютном кабинете, обставленном черной мебелью, я бывал не часто; только когда приходилось настроить что-либо в компе шефа. Но и это бывало редко: он предпочитал делать все сам. Даже рутинные установки.
Начальник уже говорил с кем-то по телефону. Он показал мне на стул, и я уселся, осматриваясь. Ухоженные цветы на окне – девочки стараются, доска монитора, мало бумаг. Или много? Папки в шкафу, какие-то книги… Я уловил слова: «…то есть подтверждается его ревайвность. Прекрасно. Приступаю». Что такое «ревайвность»? С кем это он болтает? Но шеф уже закончил разговор по телефону и после осторожной паузы произнес, глядя не на меня, а в сторону:
- Теперь ты тоже званый.
Я не понял его слов. «Званый».
- После вчерашнего…
Ага. Значит это мне. «Званый». Из Библии что ли?
- Давай на чистоту. Если ты не знаешь, то очень скоро узнаешь. Ты стал практически бессмертным.
Так. Речь все-таки о моем вчерашнем приключении.
- Это не так. Просто что-то произошло с иммунной системой…
- Значит, уже знаешь. Твои новые способности – это ведь не случай. А закономерность.
Я молчал. Он ВСЕ знал. Откуда? К чему он клонит? Подожду.
- Не думай, что все их получат, эти способности. Короче. Я тебе предлагаю познакомиться с некоторыми людьми.
- С какими людьми?
- Просто какое-то время назад, когда стало понятно, что процесс проявления людей с новыми способностями стал замедляться, естественно было бы «званым» объединиться.
Начальник неверно понял мое молчание:
- Наше движение набирает силу. Я бы на твоем месте не раздумывал. Хотя… Я тебя прекрасно понимаю. На этот случай возьми вот это, – начальник достал из стола «блин» с серой невзрачной этикеткой на коробке. Я повертел CD в руках.WR. Самопал.
- Что это?
- Это несколько заметок. Экскурс. Если заинтересует – рад выслушать вопросы. Но тебя должно это заинтересовать, - и сказал пароль.
Начальник тяжело смотрел мне в глаза. Раньше за очками я этого не замечал. Я встал.
- Постарайся, чтоб ЭТО не попалось кому-то на глаза. Пока это рано всем показывать. Завтра вернешь.
Я пожал плечами и недоуменно посмотрел на шефа.
- Постарайся, - с нажимом повторил он. И мне ничего не оставалось, как выдавить:
- Хорошо.
- Вот что еще. После обеда можешь быть свободным. Но завтра на работе – чтоб как штык торчал…
Я уселся на свое место. По привычке включил комп. Пока винда грузилась, попытался дозвониться до Игоря. Его телефон нежным девичьим голосом проверещал, что телефон выключен и т.д. А на работе мне ответили, что он еще не появлялся. И не на вызовах.
Я вставил CD. Там был просто один «акробатовский» файл, открывающийся только на чтение.
Тайны… Пароль для чтения… «Не для всех»…
Это - на первой странице большими буквами - называлось: «Кто, кроме нас?» И чуть ниже «Евангелие». Вот не замечал, что мой начальник верующий!
Пересказывать этот грамотно составленный бред нет смысла. Ничего похожего на Евангелия Библии. Даже на апокриф не тянет. С другой стороны… Благая весть?
Главная идея брошюры в том, что на земле рождается новое человечество. Как все просто! Хи-хи. Разумеется, старое, отжившее себя поколение людей, будет сопротивляться, тормозить процесс и даже уничтожать тех, кто по Божественному повелению получил новые качества. И выжить в таких условиях новым людям можно, но только сплотившись. Объявлялось, что во всех странах уже существуют если не крупные организации, то группы, которые являлись оплотом будущего человечества. Они называли себя «последними» («lasters»). И ссылались на Библию, на слова Христа «Так будут последние первыми, и первые последними…» *); мол, были они последними… «Званые» же – намек на то, что надо попасть в число «избранных» *). Мало-де получить новые качества от Бога, надо еще заслужить право обладать ими. Все это было бы ничего, если бы не несколько фраз о том, что надо быть готовым к самой настоящей войне со старым миром.
Не знаю, насколько это далеко зашло, но если текст хоть на 10% правдив, то резвость организаторов альянса сверхчеловеков поражала.
Но вопросов было много. Я пока решил не тормошить шефа, для приличия посидел до обеда, кое-как наляпав очередной блочок задачи. А потом, сделав всем ручкой, сославшись на дикую головную боль и разрешение шефа, ушел.
Диск я переложил в другую коробку и забрал с собой: почитаю дома еще. Пароль записал на нерабочей поверхности карандашом.
День был мерзкий, идти никуда не хотелось. Домой? Нет.
К Ленке похвастаться и за одно перепихнуться? Пожалуй. Так ее еще нет, работает в своем институте с мозгами бедных амнезитиков.
Нет, сначала куплю карточку для мобилы.
Не успел я ее активизировать, как со мной сразу связалась мама. И сказала, что звонили родители Игоря. Петрова. Она замялась и добавила, что Игорь погиб. Подробностей она не знает.
Она даже не спросила, почему у меня куртка в крови. А еще я почувствовал, что она за меня боится. Но это я вспомнил потом.
10.
А тогда, сразу я просто отключил телефон.
Это я, наверное, умер. Один из прохожих даже оглянулся.
Я остановился и по привычке полез искать ингалятор: сейчас должен начаться приступ астмы.
Приступа не было.
Сколько у меня денег? Такси, маршрутка? Маршрутка туда не ходит, только один 70-й автобус. Денег хватит. Частника сейчас поймаю - дешевле… Бред: по Садовой платный проезд... Я побежал на параллельную улицу, остановил колеса, выкрикнул адрес. Названная водилой сумма у меня была. Запрыгнул в машину.
Я ничего толком не мог понять. Попытался снова позвонить по телефону Игорю. Я - идиот, кто его теперь включит?
Машина уже петляла по Нахичевани – когда это он успел сюда заехать? - потом вырвалась на Сарьяна. Теперь быстро. Родители Игоря, наверное, дома. А если нет?
Я, наконец, заметил, что водила на меня косится.
- Друг умер, - объяснил ему я и опять провалился в свои мысли.
Мелькнул высокий мост через Кизитеринку, потом Александровка, выезд на Аксай… Резкий поворот налево и вверх по узкой дороге вдоль карьера.
- Стой! - заорал я. Водила перепугался, резко тормознул, да так, что я чуть не долбанулся в стекло лбом. Я выскочил из машины, подбежал к краю карьера и увидел, как внизу грузят помятую обгоревшую машину...
Неужели это его машина?
Если пройти метров десять вперед – будет как раз то место, с которого я это видел…
Смерть еще не трогала моих друзей. И вот… Начало? Что будет потом? Наверное, смерть не просто унесла Игоря, а забрала с собой кусочек и моей жизни. Так и будет? Понемногу, но настойчиво и неотвратимо. А душа не черствеет, а тоже стареет… Как у меня сейчас.
Меня кто-то тронул за локоть. Водила. Что он там говорит? Ах, да, надо ехать. Да и стоять здесь нельзя.
Родители Игоря. А им-то каково?
Мне плохо.
От осознания этой нелепой смерти, от осознания потери, от осознания того, что я это видел своими глазами.
Вчера он был, сегодня его уже нет. Мне плохо еще и от того, что будь я в той машине, я бы не умер. Да я же был в той машине! И умер вместе с ним!
Я уселся на сиденье и попытался закрыть дверцу.
Господи! Ремень безопасности так же, как и ночью, в его машине, не давал закрыться дверце!
Мне очень плохо.
Мы поехали вверх, выше и выше, к трехэтажным домам, перечеркнутым крестами голых веток деревьев.
У Игоря я был дома только однажды. Отца видел несколько раз, когда они с Игорем искали квартиру. А так… Не получалось. Да и он особенно ко мне не захаживал.
Позвонил в дверь, которую Игорь сам покупал еще пол года назад. Потом заметил, что дверь была незапертой.
Я вошел.
В домах, где кто-то умер, это всегда чувствуется.
В прихожей – занавешенное черным зеркало.
На пороге комнаты, куда я собирался войти, стоял неизвестный мне мужчина и внимательно смотрел на меня. За его спиной я мельком увидел край дивана и сидящего на нем отца Игоря. Я посмотрел в глаза мужчине, он отвел взгляд и пропустил меня.
Заплаканная полуслепая мать Игоря, сразу осунувшийся и похудевший отец. Который попытался приподняться мне навстречу. И сел. Он не узнавал меня, я это понял.
- Я Дима.
Мать Игоря сразу заголосила, взахлеб начала что-то говорить. Она уже осознавала, что Игоря уже нет, но говорила о нем, как о живом. Потом замолчала.
В комнате была еще какая-то женщина. Соседка?
Мужчина, который стоял в дверях, произнес:
- Вас можно на минутку?
Я прошел за ним на кухню.
11.
--------------------------------------------------
Дима Александру
06.10.02, 18:00
Александр: Истинные проблемы человека - это победа над смертью. Иначе, все остальное бесполезно.
Дима: Вы просто не задумывались, что произойдет, если жизнь будет вечной.
--------------------------------------------------
Александр Диме
06.10.02, 18:21
Александр: Самое смешное, что я не только задумывался над этим, но и интересовался мнением многих своих коллег. И ни разу не было двух одинаковых ответов.
А Вы как думаете - что тогда будет?
--------------------------------------------------
Дима Александру
06.10.02, 18:33
Дима: Человек превратится в эгоиста, трясущегося за свою жизнь. Нужен ли тогда ему будет даже Бог, я уже не говорю о человеческих ценностях?
По крайней мере, Бог уже один раз "попробовал" человеческой вечности. И быстренько нашел предлог, как это прекратить.
Очень давно прочел фантастический рассказ: на Марсе люди стали вечными. Однако, для поддержания существования "рая" постоянно должен быть приток энергии; для ее получения марсиане разрушали планеты. Невзирая на то, что они были населены.
Вот такая наивная аналогия.
--------------------------------------------------
Александр Диме
06.10.02, 18:38
Дима: Человек превратится в эгоиста, трясущегося за свою жизнь.
Александр: Но Вы говорите о другой ситуации - когда жизнь не ВЕЧНА, а лишь не прерывается естественной смертью (т.е. человек в Вашей модели остается смертным от несчастных случаев и от намеренных акций извне).
Я же предлагаю рассмотреть чистую модель - человеческую личность, бессмертную вне зависимости от внешних обстоятельств.
--------------------------------------------------
Дима Александру
06.10.02, 18:55
Александр: Я же предлагаю рассмотреть чистую модель - человеческую личность, бессмертную вне зависимости от внешних обстоятельств.
Дима: 1. На земле это невозможно.
2. В раю (иной вселенной и пр.) это уже не будет человеческой личностью. Это уже будет что-то другое.
3. А самоубийство - это внешнее обстоятельство?
Скажем, вечная жизнь - это и есть отсутствие естественной смерти. Отсутствие внешних связей (если уж надо отгородиться от фатальных обстоятельств) - само по себе деградация и фактическая смерть личности.
Нет, не могу рассматривать "чистую модель".
--------------------------------------------------
Александр Диме
07.10.02, 00:15
Александр: Методически неверно рассматривать человеческую личность, как неразрывно связанную с физическим (биологическим) телом.
Человеческая личность - это информационная конструкция, которая может быть воспроизведена теоретически на любом носителе, причем в любом количестве экземпляров.
В этом случае человек так же бессмертен, как шекспировские сонеты.
И я не вижу никаких причин деградации личности при таком способе существования.
Наоборот, могу привести массу путей развития, недоступных при обычном режиме существования.
--------------------------------------------------
Дима Александру
07.10.02, 10:08
Александр: Человеческая личность - это информационная конструкция, которая может быть воспроизведена теоретически на любом носителе, причем в любом количестве экземпляров.
Дима: Не согласен. Каждый из экземпляров будет уже ДРУГОЙ личностью. Поскольку с момента репликации копия начинает жить своей жизнью.
--------------------------------------------------
Александр Диме
07.10.02, 19:02
Дима: Не согласен. Каждый из экземпляров будет уже ДРУГОЙ личностью. Поскольку с момента репликации копия начинает жить своей жизнью.
Александр: Уточнение: с момента, СЛЕДУЮЩЕГО за моментом репликации каждая копия начинает жить своей жизнью.
Но, учитывая, что в момент репликации копия идентична оригиналу, то в последующие моменты она (или они - если копий несколько) с полным основанием могут считать себя полным преемником копируемой личности.
Обращаю Ваше внимание также на то, что наш обычный подход допускает сохранение личности при необратимой потере довольно существенных блоков данных (личного опыта) - как это бывает при некоторых формах травматической или токсической амнезии.
--------------------------------------------------
Дима Александру
10 октября, 19:22
Александр: в последующие моменты она с полным основанием может считать себя полными преемниками копируемой личности
Дима: Но будет ли эта личность ТАКОЙ ЖЕ, как оригинал?
Речь идет именно о том, что личность личностью делает физическое тело, которое соприкасается с внешним миром. Смена физического тела неизменно влечет за собой такие изменения в мозге и нервной системе, которые приведут к появлению совершенно другой личности.
Я почти уверен, что невозможно создать идеально точную копию физического тела человека. А раз так, то мысль о том, что мышление, память человека - это что-то легко отторгаемое и так же легко внедряемое даже в то же самое тело через какое-то время, невозможна в принципе.
Александр: Обращаю Ваше внимание также на то, что наш обычный подход допускает сохранение личности при необратимой потере довольно существенных блоков данных (личного опыта) - как это бывает при некоторых формах травматической или токсической амнезии
Дима: Т.е. Вы полагаете, что после обширных мозговых травм, личность человека никак не страдает? Человек остается тем же? А как же тот факт, что человеку надо переучиваться (благо наш организм позволяет до определенного уровня компенсировать потери нейронных связей)? Что это как не создание новой личности?
Что такое ЛИЧНОСТЬ?
--------------------------------------------------
Александр Диме
08.10.02, 16:07
Дима: возможно ли учесть ВСЕ те особенности "старого" организма, которые должны быть продублированы в "новом теле"?
Александр: Я полагаю, что их просто не обязательно учитывать. У меня есть серьезные причины считать, что не только особенности, но даже биологическая природа носителя не имеет определяющего значения. В частности, то, что даже при современных (объективно невысоких) возможностях технической кибернетики, уже существуют протезы отдельных специализированых элементов мозга.
Дима: Но будет ли эта личность ТАКОЙ ЖЕ, как оригинал?
Александр: Мне приходилось общаться с людьми, организм которых сильно изменился в результате крайне серьезных повреждений - это были те же личности, что и до изменения. Возможно, таково было лишь субъективное мнение окружающих (и мое в частности), но объективные критерии к таким случаям пока не применяются.
Дима: человеку надо переучиваться (благо наш организм позволяет до определенного уровня компенсировать потери мозговых связей)? Что это как не создание новой личности?
Александр: Видимо, личность человека сохраняется даже при очень существенных разрушениях головного мозга. Впрочем, это - тоже вопрос критерия оценки. Теоретически, можно ввести настолько жесткий критерий, что по нему ложиться спать будет одна личность, а просыпаться - другая. Кстати, Вам не приходило в голову, что когда Вас внезапно будят и Вы забываете свой сон (т.е. теряется непрерывность событийного ряда и субъективного опыта) с Вашей личностью происходит нечто необратимое? По сложившейся практике не принято считать, что выпадение определенного объема воспоминаний или умений означает гибель личности, а восстановление уже несколько иных умений и замена воспоминаний сообщенной пост-фактум информацией - создание новой личности.
Дима: Что такое ЛИЧНОСТЬ?
Александр: Вот это - главный вопрос. Я знаю единственный сравнительно объективный подход - это тесты Тьюринга I и II рода (на существование и на идентичность - соответственно). Разумеется, это не идеальный метод. Кстати, я подобные методы коллекционирую - так что буду благодарен за любую идею из этой области.
--------------------------------------------------
Дима Александру
08.10.02 19:40
Александр: У меня есть серьезные причины считать, что не только особенности, но даже биологическая природа носителя не имеет определяющего значения.
Дима: Т.е. робот во всем заменит человека. Понятно.
Если личность реплицирована в машину, она станет той же личностью? Или это будет машина с мозгами человека? Даже если эта машина будет имитировать физиологические особенности человека?
Абсолютно не согласен: личность определяется именно физическим телом. Это заблуждение, что разум может быть сам по себе, может быть вырван, как чеснок, и пересажен на другую грядку без особого вреда для него.
Александр: Мне приходилось общаться с людьми, организм которых сильно изменился в результате крайне серьезных повреждений - это были те же личности, что и до изменения.
Дима: Я полагаю, что особенности человеческого мозга все-таки позволяют до определенной степени компенсировать потери. Скорее всего, "личность" все-таки хорошо задублирована.
Александр: Вам не приходило в голову, что когда Вас внезапно будят и Вы забываете свой сон (т.е. теряется непрерывность событийного ряда и субъективного опыта) с Вашей личностью происходит нечто необратимое?
Дима: Это что-то меняет? Разумеется, все воспоминания и составляют базу личности. С моей личностью происходит нечто необратимое, если я "забываю" сон. Но вы уверены, что он действительно забыт? Тут уже надо подумать, что такое сон, а потом уж размышлять о том, изменит ли мою личность факт его запоминания. Что вторично: сон или обработка информации мозгом, отблески которой заставили этот сон присниться?
Александр: По сложившейся практике не принято считать, что выпадение определенного объема воспоминаний или умений означает гибель личности, а восстановление уже несколько иных умений и замена воспоминаний сообщенной пост-фактум информацией - создание новой личности.
Дима: Да в первой части. Нет во второй: это уже, скорее, не медицинские выводы, а уже гуманизм. По большому счету: старой личности уже нет, и глупо и безнравственно считать обучающегося кем-то другим.
Но в случае с пересадкой "личности" (всех нейронных связей, всех блокировок, обходов, учете временности большинства связей, переключателей и приоритетов одних связей над другими и пр.) есть ли уверенность, что эти связи заработают именно так, как в голове оригинала? Тут речь идет не о потере или приобретении информации, а о том, насколько точно можно воспроизвести личность. Мозг - это не столько микросхема, сколько программа, ретранслятора для которой не существует. Поскольку эта программа не может быть зафиксирована. Они динамична.
Помните "Солярис"? Океан не должен был продвинуться далее физиологических экспериментов над человеком. Фантастика не в океане, а в том, что он смог создать из воспоминаний донора личность, хотя бы и недоразвитую.
Александр: на существование и на идентичность - соответственно
Дима: Разумеется, это только модели. А есть ли смысл идти дальше?
Мне трудно судить.
--------------------------------------------------
Александр Диме
09.10.02 02:36
Дима: Т.е. робот во всем заменит человека. Понятно.
Если личность реплицирована в машину, она станет той же личностью? Александр: Скажите, а если 20% человеческого организма заменено протезами? ... 50% ... 70%, ... 99%. Где с вашей точки зрения находится граница?
Александр: По сложившейся практике не принято считать, что выпадение определенного объема воспоминаний или умений означает гибель личности, а восстановление уже несколько иных умений и замена воспоминаний сообщенной пост-фактум информацией - создание новой личности.
Дима: Да в первой части. Нет во второй: это уже, скорее, не медицинские выводы, а уже гуманизм. По большому счету: старой личности уже нет, и глупо и безнравственно считать обучающегося кем-то другим.
Александр: Не знаю, сталкивались ли Вы с подобными случаями, а я сталкивался. И я на практике наблюдал, что несмотря на серьезнейшие повреждения (в т.ч. мозга), несмотря на утрату большого объема информации, личность остается узнаваемой. Другое дело, что некоторые специфические повреждения мозга (например, фронтальная лоботомия) наоборот, делают личность неузнаваемой (несмотря на сохранение практически полного объема воспоминаний). Именно в силу этой причины операции типа фронтальной лоботомии запрещены, даже если к тому есть медицинские показания (шизофрения, например) - как юридически эквивалентные убийству.
Дима: Мозг - это не столько микросхема, сколько программа, ретранслятора для которой не существует. Поскольку эта программа не может быть зафиксирована. Она динамична.
Помните "Солярис"?
Александр: Я бы не называл мозг "программой". Программа - это топология нейронной сети мозга, а сам мозг - это материальный носитель, на котором такая сеть реализована. Имитация нейронной сети такого рода на небиологическом носителе существует и действует аналогично оригиналу. Что же касается динамичности - то динамика электрохимических потенциалов характеризует работу "программы", а не ее конструкцию. В противном случае клиническая смерть приводила бы к мгновенному разрушению личности (на практике же такое разрушение происходит только после гибели определенного, сверхкритического процента нервных клеток - т.е. нарушения топологии сети).
Что касается Вашего упоминания о "Солярисе" - то оно уже касается вопроса о тестах на существование личности и на идентичность (точнее - заданную степень подобия) искусственной личности заданному оригиналу.
1-й тест уже проходится некоторыми программами - т.е., человек при общении через обмен письмами не в состоянии отличить такую программу от человека.
2-й тест, возможно, будет пройден в ближайшие годы - т.е. тестирующий не сможет отличить оригинал от копии путем анализа ответов при обмене письмами с первым и со вторым.
Я, как и Вы, не могу судить. Но, не исключено, что уже в течении нашей жизни судить нам придется - хотим мы того или нет (поскольку проблема перейдет из области абстрактной дискуссии в сугубо практическую плоскость). Мне кажется, что более разумным будет подготовиться к такой возможности заранее.
--------------------------------------------------
Дима Александру
21.10.02 19:29
Дима: Человек? Бог не напрасно придумал смерть: это позволяет человечеству развиваться, подстраиваясь под новые условия. Но я забежал вперед.
Дима: Если личность реплицирована в машину, она станет той же личностью?
Александр: Скажите, а если 20% человеческого организма заменено протезами? ... 50% ... 70%, ... 99%. Где с вашей точки зрения находится граница?
Дима: Т.е. понятие «личность» Вы уверенно переводите в плоскость «а где она кончается?» и считаете это ответом.
Хорошо, играем в Вашу игру. Предположим, Вы решили сделать upgrade компьютера. Добавили памяти. Компьютер будет тот же или нет? Потом Вы сменили звуковую карту. Компьютер будет тот же или нет? Можно ли сказать, что компьютер тот же, если там остался хотя бы один шуруп от старого? И где начинается «новый» компьютер: после добавления димки или после установки драйвера для новой карты?
Ответ один: компьютер уже не старый уже после первого действия. Он ДРУГОЙ.
Заменив человеку руку на протез, мы тоже создадим уже другого человека. Не принципиально другого, а «просто» другого. Психика этого человека тоже изменится. Однако останется самоидентификация, да и другие будут человека узнавать, не смотря на протез. Но это не означает, что личность осталась прежней.
Вы можете однозначно утверждать, что «личность», пересаженная в машину, все равно останется «той же личностью»? Или опять начнете считать проценты?
Александр: несмотря на серьезнейшие повреждения (в т.ч. мозга), несмотря на утрату большого объема информации, личность остается узнаваемой…
…некоторые специфические повреждения мозга (например, фронтальная лоботомия) наоборот, делают личность неузнаваемой»
Дима: Ага! Значит, автоматический перенос воспоминаний не гарантирует сохранение личности? Значит, память – это далеко не все, что нужно, чтоб человек однозначно идентифицировал хотя бы себя?
Дима: Мозг - это не столько микросхема, сколько программа, ретранслятора для которой не существует. Поскольку эта программа не может быть зафиксирована. Она динамична.
Александр: Я бы не называл мозг "программой". Программа - это топология нейронной сети мозга, а сам мозг - это материальный носитель, на котором такая сеть реализована.
Дима: Вы лучше меня знаете, что мозг – это нечто цельное, отделить «топологию» от «носителя» невозможно, поскольку программа под названием «мозг» не может ограничиваться теми понятиями, которыми мы оперируем в силу НАШЕЙ ограниченности. И тем не менее, Вы намерены что-то вырвать из мозга, и поместить это что-то на другой «носитель». Мало иметь структуру нейронной сети, чтобы понять, как она все-таки работает. И сама по себе сеть и ее структура – одновременно и носитель, и процессор, и планы работы последнего.
А может, личностью человека делает не стандартная программа, а сбои в этой программе, отклонение от идеала, от нормы? Как снять слепок со сбоев программы? Они могут быть сейчас, а через мгновение могут и не быть.
Александр: Что же касается динамичности - то динамика электрохимических потенциалов характеризует работу "программы", а не ее конструкцию.
Дима: Не упрощайте. Даже физически «конструкция» мозга с течением времени меняется. Или нет? Хотя бы локально? Чем это вызвано? Эти изменения запрограммированы? Ну и рассматривать «конструкцию» мозга только с точки зрения ее структуры и наличия хранилищ информации, отбрасывая функционирование сети, как-то уж совсем нелогично. Это только значительно упрощает задачу, уводя от истины, хотя позволяет решать частные проблемы.
Говоря о динамике, я имел в виду только то соображение, что невозможно зафиксировать «программу» мозга, она каждое мгновение иная и в деталях, и в общем.
Александр: В противном случае клиническая смерть приводила бы к мгновенному разрушению личности
Дима: Вам-то лучше меня известно, что клиническая смерть не означает прекращение работы мозга. Мозг переходит на особый (холостой? экономичный?) режим работы. Некоторые люди даже запоминают видения.
Александр: 1-й тест уже проходится некоторыми программами - т.е., человек при общении через обмен письмами не в состоянии отличить такую программу от человека.
2-й тест, возможно, будет пройден в ближайшие годы - т.е. тестирующий не сможет отличить оригинал от копии путем анализа ответов при обмене письмами с первым и со вторым.
Дима: Какова практическая ценность этих работ?
Только лишь освободить человека от той же рутины. Но это не решает проблемы бессмертия. Я опять забежал вперед.
Александр: …проблема перейдет из области абстрактной дискуссии в сугубо практическую плоскость
Дима: Первый вопрос не по существу. Предположим, люди придумали способ копирования личности на другой носитель. Предположим, что я решил продлить свою жизнь таким вот способом, и мою «личность» заполучило другое тело. Как Вы считаете, мне будет легко уйти из жизни, зная, что мой двойник будет жить дальше? Чего лично я этим добьюсь? Практически моя смерть для меня будет означать только смерть, а мой двойник уже через мгновение после оживления (даже ранее, во время снятия «копии» с моего мозга) никакого отношения ко мне иметь не будет.
Второй вопрос не по существу. Если я соглашусь на такое вот «бессмертие», то должен как-то убедиться в том, что моя личность скопирована правильно и без огрехов. Скажите, если огрех все-таки обнаружится, то в праве ли я буду потребовать уничтожения своего неполучившегося двойника?
Третий вопрос не по существу. Который продолжает рассуждения первого и второго. Бог как-то догадался о том, что мы хотим жить вечно. И придумал нам детей. Которых родители должны по идее воспитать так, чтоб продолжить свой род, продолжить свое «я» после смерти. Причем, передавать достаточно только геном и рефлексы, а приобретенные нами воспоминания (знания) – уже в процессе воспитания. Загвоздка именно в смерти. Зачем Бог нас создал так, чтоб мы умирали? Неужели это Его просчет? А может, расчет? Может, не только не обязательно копировать личность родителя сразу в мозг ребенка, но и опасно и вредно?
Александр: Мне кажется, что более разумным будет подготовиться к такой возможности заранее.
Дима: Вы правы. Но только в том смысле, что это не будет решением проблемы бессмертия. Это будет самоубийством нашего человечества. И рождением чего-то совсем иного. Копирование личности породит монстров.
ЗЫ.
Ах! Но как интересно заниматься такой работой!
--------------------------------------------------
Александр Диме
25.10.02 01:14
Дима: Заменив человеку руку на протез, мы тоже создадим уже другого человека. Не принципиально другого, а просто другого. Психика этого человека тоже изменится. Однако останется самоидентификация, да и другие будут человека узнавать, не смотря на протез. Но это не означает, что личность осталась прежней.
Александр: По-моему, это не очень рациональная позиция – все таки, когда мы говорим об индивидуальном объекте, мы волей неволей должны допускать какие-то пределы допустимых изменений. В противном случае придется констатировать, что человек живет в среднем не 70 лет, а в лучшем случае 70 дней.
Дима: Ага! Значит, автоматический перенос воспоминаний не гарантирует сохранение личности? Значит, память - это далеко не все, что нужно, чтоб человек однозначно идентифицировал хотя бы себя?
Александр: совершенно справедливо.
Исходя из совокупности мнений специалистов, я склоняюсь к тому, что важны не столько воспоминания, сколько топология нейронной сети (которая и нарушается при фронтальной лоботомии).
Дима: Вы лучше меня знаете, что мозг - это нечто цельное, отделить топологию от носителя невозможно, поскольку программа под названием мозг не может ограничиваться теми понятиями, которыми мы оперируем в силу НАШЕЙ ограниченности. И тем не менее, Вы намерены что-то вырвать из мозга, и поместить это что-то на другой носитель . Мало иметь структуру нейронной сети, чтобы понять, как она все-таки работает.
Александр: На самом деле работа нейронной сети как раз определяется ее топологией (по этому поводу есть фундаментальные работы Хопфилда).
Представления о фатальной неделимости мозга и о нашей ограниченности несколько преувеличены. По крайней мере, протезы отдельных частей мозга вполне удовлетворительно работают в сочетании с остальной «натуральной частью».
В отношении изменения мозга во времени – топологические особенности сети при этом, видимо, сохраняются, поскольку сохраняется стиль мышления.
В отношении клинической смерти – то, что происходит с электрохимической активности мозга при гипотермии, при острых интоксикациях или воспалениях мозга, а также при сублетальных поражениях электрическими разрядами не очень похоже на переход к «экономичный режим». Это – полная потеря нормальной регулярной картины электрохимического состояния (кстати – отсюда и специфические последствия таких поражений).
Что же касается практической ценности теста Тьюринга 2-го рода – она как раз и состоит в том, что человеческая личность может быть воспроизведена с такой точностью, что в режиме свободного диалога сторонний наблюдать не в состоянии отличить копию от оригинала. Последствия возможности существования таких копий – предмет отдельной темы.
Дима: Предположим, что я решил продлить свою жизнь таким
вот способом, и мою личность заполучило другое тело. Как Вы считаете, мне
будет легко уйти из жизни, зная, что мой двойник будет жить дальше?
Александр: На самом деле, если Вы решили не создать своего двойника, а именно продлить свою жизнь, то процедура больше напоминает не COPY, а MOVE. О технологии такого «переноса личности» я уже неоднократно писал, как писал и о том, что на определенном этапе развития информационного общества такая процедура будет, видимо, происходить с людьми естественным образом (по мере старения биологического тела). Пока дефекты в этой процедуре никем обнаружены не были.
В отношении теологических аргументов против подобного переноса личности – полагаю, подобные аргументы неприемлемы в споре о таком чисто прагматическом предмете, как бессмертие (точно также, как они были бы неприемлемы при обсуждении кулинарных рецептов).
--------------------------------------------------
Дима Александру
30.10.02 09:12
Александр: По-моему, это не очень рациональная позиция – все таки, когда мы говорим об индивидуальном объекте, мы волей неволей должны допускать какие-то пределы допустимых изменений.
Дима: Разумеется. И тем не менее, человек живет в среднем 70 дней, постепенно «перетекая» в иную оболочку. Что в этом нерационального? И именно это обстоятельство позволяет Вам смело менять руку на протез. В принципе, это просто дискретная замена, а не непрерывная. Как Вы думаете, с мозгом происходит не нечто подобное? Личность непрерывно менЯется?
Александр: На самом деле работа нейронной сети как раз определяется ее топологией
Дима: Понятно. Но только определяется, но не заканчивается ею.
Александр: По крайней мере, протезы отдельных частей мозга вполне удовлетворительно работают в сочетании с остальной «натуральной частью».
Дима: В конце концов, и протез руки работает. Но является ли протез рукой, а не ее имитатором?
Александр: В отношении изменения мозга во времени – топологические особенности сети при этом, видимо, сохраняются – поскольку сохраняется стиль мышления.
Дима: Да нет, с возрастом меняется и «стиль мышления». Не замечали? Не секрет, что многие связи блокируются, другие начинают доминировать. И это, несомненно, влияет на «стиль мышления». Собственно «я» в некоторых случаях теряется даже для нормальных людей. Например «общий психоз» на стадионах (не попадали?), некоторых религиозных действах и пр. Если «снять копию» с человеческого мозга в этот момент, это будет точная копия личности или копия ее обезличенного состояния в стрессовой ситуации?
Александр: В отношении клинической смерти
Дима: Но ведь при гипотермии происходит лишь замедление обменных процессов в мозге, что до определенной степени компенсирует недостаток кислорода («экономичный режим»). А остальные случаи (интоксикация, воспаление, поражение током) суть не разрушение ли фрагментов мозга?
Александр: Последствия возможности существования таких копий – предмет отдельной темы.
Дима: Но меня, как обывателя, именно это и интересует! Но это уже область социологии.
Александр: если Вы решили не создать своего двойника, а именно продлить свою жизнь, то процедура больше напоминает не COPY, а MOVE.
Дима: Заблуждение. 1. MOVE на самом деле не «перенос», а то же копирование с последующим уничтожением оригинала. 2. Вы хотите сказать, что по мере «переноса» прежняя личность будет постепенно уничтожаться, а вернее «перетекать» в новую? Мозги - это сообщающиеся сосуды?
Александр: О технологии такого «переноса личности» я уже неоднократно писал
Дима: Но меня интересует и моральная сторона дела. По сути «переноса личности» не происходит.
Я вспомнил один фильм. У диктатора был двойник. Понятно, что двойник был максимально проинформирован о прошлом диктатора, обязан был копировать его привычки, манеру разговора и даже «стиль мышления», чтоб выглядеть в случае надобности настоящим диктатором. Но диктатор умер. А двойника оставили диктатором. В конце концов, его даже похоронили под именем диктатора в мавзолее.
Фактически можно представить себе ситуацию, когда можно подменить личность и без ее копирования. Причем, и сам человек себя будет чувствовать другим человеком (так, как он представлял себе эту роль), а окружающие – и подавно.
И следующий шаг. Можно при этом сказать, что жизнь настоящего диктатора была продлена таким вот способом?
Можно придумать 100% технологию переноса личности, но будет ли это бессмертием для донора? Практически реципиент – это уже новая личность с чьими-то воспоминаниями, которые он воспринимает, как свои.
Еще момент. Донор наверняка пожелает какие-то свои неприятные воспоминания стереть. Соблазн велик, возможность есть. Ну и всегда найдется необходимость «подправить биографию» всевозможным «заинтересованным лицам». Все это в совокупности разве не профанация бессмертия?
Александр: В отношении теологических аргументов
Дима: Скажем, я очень старался не прибегать к аргументам такого рода. И привел их не потому, чтоб использовать, как доказательства. Замените в моих словах «Бог» на «Природа» - и прочтите снова.
Я не могу обойти моральные аспекты такой работы, если она вообще возможна в принципе. Уверен в одном, что никакого отношения к продлению жизни эта работа не имеет.
Спасибо. Вы очень много мне дали, не отвернувшись от дилетанта.
--------------------------------------------------
Александр Диме
30.10.02 22:24
Александр: На самом деле, в этой истории вообще нет ни профессионалов ни дилетантов.
Поэтому, на мой взгляд, важно каждое четко сформулированное мнение.
Ваше мнение ближе к концепции Сенеки, который как раз исходил из того, что личность меняется каждый день, и мы воспринимаем ее, как непрерывную (и объективно и субъективно) лишь для удобства и по соглашению между собой.
Есть диаметрально противоположное мнение (которое я, собственно, и изложил) - о существовании некой минимальной топологии, определяющей индивидуальность личности.
У меня есть веские основания предполагать, что в ближайшем будущем практика (как научно-техническая, так и социально-юридическая) будет тяготеть ко второму мнению.
Это не потому, что второе мнение правильное (а первое - нет).
Это потому, что в социально-экономическом аспекте бессмертие (в смысле этого мнения) прагматически мотивировано.
А что из двух мнений ближе к истине (настоящей истине - если таковая вообще есть), боюсь, мы никогда не узнаем.
Огромное спасибо за Ваше мнение и за аргументы.
Искренне Ваш
Алекс
--------------------------------------------------
12.
На кухне мне был показан раскрытым какой-то документ, удостоверяющий, судя по всему, какую-то должность мужика. Я только перечеркнул глазами корочку.
Мне было как-то все равно.
Мы уселись за кухонный столик. Что этот человек вообще тут делает?
Мне было как-то все равно.
Что и как он спрашивал? Его интересовало, кто я и откуда знаю Игоря. Я тупо отвечал на общие вопросы. И по лицу следователя видел, как он быстро теряет ко мне всякий интерес. До тех пор, пока я не произнес, что этой ночью Игорь отвозил меня домой.
Он внимательно выслушал причину, по которой мы с ним встретились этой ночью. И не особенно поверил. Не так. Не то, что не поверил, а хотел знать, чем это все кончилось. Но с другой стороны я не был склонен рассказывать о подробностях: хватит ему пока знать только то, что я упал и ударился, а Игорь все-таки знакомый мне врач, к которому я обратился и т.д.
- Мне все-таки непонятно. А часто Петров вас подвозил?
- Я никогда его не просил. Я не каждый день бьюсь головой. Но пару раз возил. Но в этот раз обстоятельства сложились так. Да он и дежурил как раз и смог подвезти. Что в этом такого непонятного?
Следователь промолчал, с сомнением разглядывая мою голову.
- И потом, он привез меня домой, а сам уехал. И упал в карьер…
- Так. А откуда вам это известно?
Я похолодел.
- Когда ехал сюда, то на дне карьера увидел…
- И решили, что это машина Петрова? Это не он. – мужик это сказал как-то настолько уверенно, что я купился.
- Я видел, как его догнала и подрезала ГАИшная машина.
- И номер помните?
Не видел я номера машины, но вдруг его ВСПОМНИЛ. И сразу сказал.
Следователь начал вставать:
- Так. Я вас вынужден задер…
И это произошло опять.
Время остановилось. Я видел прозрачного мента с открытым ртом, застывшим в своем движении, выражение его лица, озабоченное и удовлетворенное, уверенное, что он что-то очень важное ухватил. Через прозрачные стены – контуры родителей Игоря, застывших в своем горе, и дальше – улицу, прозрачный соседний дом… Все было нереальным, как остекленевшим. И в этом мире только я один был реален.
И через эту окружавшую меня картину проявилось изображение забитой людьми грязной душной комнаты с нарами и решеткой на меленьком окне; странные потные лица, с написанной на них злой безнадежностью…
Нет!
И время повернуло вспять. Это было мерзко, меня просто выворачивало, все неестественно, очень медленно двигалось. И я сразу видел все: как где-то на улице странно взмахивая крыльями летела назад птица, сделал шаг назад мальчишка, как следователь уселся и начал беззвучно открывать и закрывать рот… И я тоже двигался, помимо воли… А сознание отмечало это. Да такого быть не может! Это невозможно физически!
И еще: я вдруг почувствовал, что кто-то грустно улыбнулся моему состоянию и недоумению.
А потом все вернулось на свои места.
- …Это не он. – мужик это сказал как-то настолько уверенно, что я чуть было не купился. И после паузы:
- А как он вообще погиб?
Искорка в глазах следователя погасла.
- Если понадобится, мы вас вызовем.
Я решил доиграть:
- Так как же он погиб?
- Вас чутье не подвело. Ночью он не справился с управлением машины и упал в карьер.
Я промолчал. А потом сказал:
- Скользкая дорога?
- Не знаю. Заключение еще не готово.
Следователь встал и, не глядя на меня, вышел; я поплелся за ним: я был выжат, как лимон, тело болело, меня подташнивало. Как это у меня получилось связно говорить?
Озадаченный своими проблемами мент сразу же ушел совсем, за что ему спасибо.
Дальше я действовал почти на автомате. О чем-то говорил, что-то выслушивал. Что-то обещал устроить, кому-то что-то сообщить. Приходили и уходили какие-то люди. Потом приехали из пункта скорой помощи, где Игорь работал. Стало просто невыносимо. И я ушел, пробыв там с час.
13.
И тут же на мобилу позвонил начальник.
- Планы резко поменялись. Мне нужно срочно с тобой переговорить.
- Я сейчас не могу. У меня умер ночью друг.
Начальник помолчал. Он знал про смерть Игоря.
- Жду тебя к 18-00.
Я глянул на часы: сейчас пол пятого. Есть еще часок. И я позвонил домой Ленке. И она была дома!
- Какая же ты сволочь, - сказала она мне. – Больше никогда мне не звони!
Это было последним ударом.
- Лен!
- Пошел вон!
- Что с тобой?
- Что с тобой! Я не хочу с тобой говорить! Никогда!
И гудки.
Я ничего не понимал, мне было физически больно. Душу раздирала безумная жалость к Игорю, а тут еще и от нее что-то непонятное и несправедливое. Да что происходит? Все, сразу все сломалось и стало никчемным.
Я оперся рукой о мокрый ствол тополя. В просвете между домами, за голыми палками кустов, под низким и тяжелым небом, на возвышенности – серый мокрый от осени город. Аксай. По шоссе, внизу тянулись серые от грязи спичечные коробки грузовиков, прополз кубик автобуса, сновали зализанные легковушки… Все было как всегда: грязная поздняя осень, мир, который переживает еще одну осень, люди, которые не знают, что у меня умер друг, что я почему-то потерял девушку. Все заняты своими, понятными только им делами, и плевать они хотели на мои проблемы.
Я встал и побрел на остановку автобуса: денег на тачку не было.
Конечная остановка. Здесь автобусы отстаиваются. Плетутся через полгорода, приезжают сюда, чтоб выпустить последних пассажиров и со вздохом отгородиться от них заслонками дверей.
А потом… Потом ЭТО, самое последнее, что было сделано - конец всему! - неизменно становится началом.
Началом…
Началом…
Началом…
Я забрался в хвост пустого автобуса, который готовился к началу очередной ходки. Движок был выключен. Водитель ждал своего часа.
И это ожидание, остановка стали вдруг буквальными. Теперь это произошло совершенно безболезненно: я вижу пустой салон, два ряда кресел, наполовину стеклянные стены, спину водителя, курящего в приоткрытое окно. Я вижу это все застывшим, чуть заметным. И лицо Ленки. Заплаканное, в черном платке. И еще одно ее лицо: счастливое, целующее маленького карапуза. Не от меня. И еще одно ее лицо: торжествующее, гордое, победившее. Это было теперь лицо женщины, ставшее от этого неуловимо мудрее и прекраснее. Я заставил себя вернуться.
Автобус фыркнул и поехал.
Лестница вверх кончилась. Ее этаж.
Звонок – шаги.
- Я тебя не звала. – через дверь.
- Прости, что я пришел, я ничего не понимаю. – через дверь.
Дверь открылась. Ленка отстранилась, пропуская меня, и одновременно отринула, защищаясь от моего невольного движения прижаться к ней. Знаю: отринула навсегда.
- Я уезжаю. Совсем. То, что произошло, должно было произойти. Ты не виноват, прости, что накричала на тебя. Но я подумала и поняла, что так даже лучше.
Она закрыла за мной дверь и пошла в комнату. А я безнадежно поплелся за ней.
Все было перевернуто: сумки, вещи на столе, диване, стульях, коробки. И даже был готов большой чемодан.
- Куда ты собралась? Именно сейчас, когда мне ты очень нужна?
Она внимательно посмотрела на меня и усмехнулась, не веря.
- Мне предложили место в Новосибирске. У Ивана.
- Какой Иван? Это тот, который занимается перпетуум мобиле проблемы бессмертия?
- Да. Только все гораздо серьезнее, чем ты думаешь. А я как раз увлеклась этими проблемами, можешь издеваться и дальше. Тебе не впервой. А Иван сейчас в Ростове, и у нас ночью поезд. У меня куча дел, прости. Я решилась только утром…
- Он тебе нравится?
- Тебе какая разница? Найдешь себе еще кого-то. У тебя это прекрасно получится. Я даже жалею очередную дуру. Но посоветовать ей ничего не смогу.
- Не ври, что решилась утром!
- Ну и что?
Утром, вечером, вчера, завтра. Буду считать, что она решится завтра, а сегодня ночью она будет ехать с Иваном в поезде навстречу своему решению. То, что она решила сегодня – это всего лишь ее судьба.
Мне некуда было сесть, я чувствовал себя полным болваном посреди этих забот, которым явно мешал. И стоял посреди бытового бедлама, заставляя ее кусать от досады и жалости губы. Это было невыносимо. Ждать, что она не выдержит?
- Я пойду.
- Иди.
Я повернулся.
- Там, у двери, на крючке пакет с твоими вещами.
Это меня добило. Меня заколотило так, что стиснул зубы.
Спокойно.
Пакет, сине-белый, с рекламой «Tom Tailor» висел на крючке вешалки. Я думал мгновение, а потом, повинуясь своему второму, рациональному «я», сунул туда диск, который мне вручил начальник. Пакет вместе с какими-то другими вещами захватит вечером Иван. А блин – WR, и Иван догадается восстановить часть прежних файлов, очень любопытных…
Все. Второе «я» ушло. И опять навалилось горе.
Я тихонько вышел и осторожно щелкнул замком двери. Все было мутно от слез. Смахнул. Все? Так надо? И Ленка ревет, сидя на чемодане.
Я начал было спускаться по лестнице.
Остекленевшее СЕЙЧАС уже меня не удивило. Я начал этим уже жить. Как и своим даром ЗНАТЬ то, чего знать не мог, но мне нужно было знать.
Я увидел своего начальника, что-то говорившего по телефону человеку в сером дорогом костюме. Тот, неуклюже держа трубку, зло черкал что-то на листе бумаги и одновременно жал на какие-то кнопки внутренней связи. Моя судьба решалась бесповоротно.
И сразу я – в кабинете начальника. Ухожу из кабинета в смерть.
Возврат. Я бью его чем-то очень тяжелым, неожиданно и сильно, он умрет через несколько часов. Это преступление – и то, что последует за ним… Какие-то взрывы, мертвецы…
Возврат. Я заставляю его отказаться от планов. И шеф принципиально отказывается подчиняться альянсу сверхчеловеков. Его отстраняют. Опять кошмары террора; они наслаиваются друг на друга, страшные своей реальностью и тем, что они, именно они на первом плане видения.
Возврат. Я просто удираю, прячусь, да так, что они меня никогда не найдут. Его отстраняют. Не сразу, но все-таки...
Десятки вариантов… И все сходятся на том, что он должен остаться на своем месте.
Возврат. Меня убивают. Бояться им нечего. Все идет относительно спокойно и легально. А накажут не моего начальника, а того, в костюме.
И с чего они решили, что я опасен? Я буду действительно им опасен, точно. Даже если соглашусь играть с ними в эту безумную игру.
Мама…
Нет!
Та же лестница, но теперь вниз. Реальность вернулась.
Начальник меня ждал.
Даже не меня, а моего решения. Которое пока не имело никакого значения в его глазах. Одним мною больше, одним меньше в их круге… Он не знал о решении того, в отлично сшитом костюме.
Он плотно закрыл за собой дверь, показал на стул, а сам уселся рядом, а не в свое кресло.
- Дима, мне сообщили, что тобой очень заинтересовались сегодняшние власти. В связи с тем, ну, в общем, сам понимаешь…
Черт, как он деликатен. И наивно думает, что завтра власти будут другими.
- Я тебе гарантирую отличную работу и безопасность... Мы добьемся даже компенсации за твою травму... А то, что свершилось со всеми нами – это евангелие от Самого Господа Бога. Христа можно оставить в прошлом: любовь может быть только избирательной, а не всеобщей.
- Каждый из нас – Христос. Только единицам дано это понять. И только одному из них дано было сказать это всем так, чтобы этому поверили.
Начальник посмотрел мимо. Даже не задумался. Нетерпеливо потер руки: его волновало только одно.
Я знал, что он сейчас вроде заводной куклы, он и сам точно не понимал, зачем и почему так срочно надо было разрубить этот узел. И надеялся, что его старания не напрасны. Он еще что-то буровил по поводу нашего предназначения, высшего смысла, блестящего будущего человечества…
- Нет, - тихо прервал его я.
Он глянул на меня. И стал вдруг соображать.
- Почему?
- Все должно быть не так. Вам придется искать общий язык с остальными. Это – обязательное условие для того светлого прекрасного далёко, что вы тут мне разрисовали.
- Но мы так и собираемся делать.
- Нет, вы собираетесь делать что-то противоположное. И поэтому все получится гораздо хуже. Представьте себе, что вы далеко не так бессмертны, как полагаете. Эгоизм все-таки победит, как средство самосохранения. Не я - необходимость говорит: у вас другое предназначение, не власть, а деятельное сосуществование в стороне. Не силовое, разовое, а терпеливое постепенное движение. И тогда из этого будет толк. Вы, именно вы просто обязаны это понимать, если действительно хотите блага, а не тотального самоубийства. И я знаю, что на этом пути у вас лично все получится.
Он неотрывно смотрел на меня, и я с удовлетворением увидел в его глазах качели приговора. Он еще не понимает, что вскоре услышит мои слова, слова незначительной убитой пешки в их глобальной игре. Но никак не свяжет эти слова со мной: я буду просто давнишним полузабытым укором, ощущением сделанной кем-то глупости и почти несправедливости. А сейчас он просто злился.
- Где диск?
- Я его потерял.
- Мне его необходимо видеть. Где ты мог его потерять? – начальник постепенно зверел.
- Я не помню. Наверное, когда ехал в машине домой к другу…
- Ты должен вспомнить…
- Зачем? – и тут я вывалил ему такую информацию, что начальник побледнел и схватился за бороду. Планы и исполнители, время, цели, списки жертв – я это ЗНАЛ.
- Откуда… Ты просто идиот!
Все, неизбежное свершилось.
- Иди. – я встал и пошел. На плечи давила неизбежность. А это «иди» – как удар хлыста.
Он уже не помнил об этой мелочи - диске.
И я ушел в вечер, к переходу. И видел, как начальник лихорадочно набирает и сбрасывает номер. Слышу тоны, физически чувствую, как бежит сигнал и натыкается на разрыв. Как, наконец, сигнал добирается до адресата. Слышу панический разговор…
Я иду через сквер, мимо людей, сквозь осень. И мне ужасно жалко маму. И того, что наорал сегодня на брата. И вспомнил, как с ним, малышом, возился и играл, гулял и бегал с мячом, а на ночь рассказывал страшные истории.
А человек в костюме уже приказал. Бесповоротно. Он даже не успеет отменить приказ, если даже захочет.
Видишь как, оказывается, я могу знать даже то, что мне знать нельзя. Или мне открывается это специально?
И Вольфу я не послал последнего письма…
И сколько еще не доделано…
Я спустился в переход, навстречу чистой и тонкой мелодии флейтиста: что это с ним сегодня? А я ему ни разу не дал ни монетки. Людей мало, а мне совсем не хотелось до последней минуты заметить того…
14.
Флейтист вдруг прервался на середине такта и что-то крикнул. Эхо испуганно пронеслось по туннелю перехода, напрасно предупреждая меня об опасности.
Я обернулся. Обернулся, продолжая движение. Дурная привычка – оглядываться, не останавливаясь. За мною – странное видение, трудно понять в полумраке перехода, что-то темное с белесым пятном лица. Протянутая ко мне рука. Чуть заметная вспышка, которую я ждал. Я чуть отклонил голову: смерть не будет мгновенной, это важно. А добить не успеет: флейтист. Мне просто необходимы эти 30 часов.
Перед самым ударом я остановил время: тупая обреченность в позе убийцы и замерший в надежде, в стремлении его остановить человек. Всё опять в негативе, почти невидимое. Даже тусклые лампы рельефно водянистыми пузырями-кляксами чуть приподняты над плоским фоном, а не светят.
Но одновременно я вижу что-то совершенно мне непонятное.
Огромное бесконечное пространство. Нет, оно не было залито светом. "Свет" не бил по глазам, но высвечивал только то, что я хотел видеть. И глаза буквально выхватывали из пространства редкие странные фигуры людей. Скорченных, выпрямившихся, сидящих ни на чем, висящих вниз головой. Я не различал их лиц, каких-то деталей. Просто я знал, что это – люди. Образы людей исчезали, а на их месте возникали другие. И совершенно внезапно я понял, что нахожусь среди них. Пустоты не было. И совершенно внезапно я понял, что нахожусь среди них. Я – один из них. И в тот же момент меня закружило и понесло в это пространство, мимо этих гротескных фигур, необыкновенно живых и неживых одновременно.
И тут же я слился с одной из них.
И узнал ту самую грустную улыбку.
«Я привел тебя, - понял я. – Пришло и твое время».
Бездна не открывалась сразу.
Реализаторы Плана.
То, что меня окружало, не соответствовало действительности. Это была моя подсознательная интерпретация колоссального сгустка действия. Действия, которое было изначальным, не инерционным, а ускоренным. Цель-вообще не была ясна мне и сейчас, мне не дано это узнать, пока я не исполню цели-своей. А может, ее мне не узнать никогда.
Ошибка, простая чуть ли не техническая ошибка. Глюк. Просчет, который был предусмотрен Планом. И не был Планом предусмотрен. Мне предстояло вникнуть в проблему, понять ее и найти оптимальный способ развернуть План на другой путь. Не вернуться к Нему, как это было не раз, а… Нет, нЕ был я найден, я для этого был предназначен. И одновременно – найден. Я предназначен для неизбежного решения, которое вот-вот найду.
«Зачем они? Они все – как я?»
Нет, таких как я, - всего несколько за всю историю. Обычно находится приемлемый альтернативный вариант... Да и я могу всего лишь на сантиметр отклонить голову и остаться в живых. Выбор все равно за мной. А Реализаторы… Каждый из решает свою частную задачу, зачастую внешне связанную с каким-то своим реальным делом. Но в результате находят решение для Плана. Почти все они не подозревают, что подключены к программе реализации Плана. А я это буду делать сознательно – слишком глобальная задача.
«Зачем Игорь?»
Случай. Но вмешательство было невозможным. Люди слишком свободны в своих действиях. Но соответствие Плану позволяет спасать вопреки случаю миллионы жизней. Но я его неспроста вытянул из Хабаровска: он выполнил свою роль. Я виноват в его смерти. И не виноват.
«Я все исправлю, я знаю, как исправить».
«Ну-ну».
Грустная улыбка.
«Зачем Лена?»
Из-за меня. Она ушла: прочла в моем ящике на бесплатном сервере какие-то письма, показавшиеся ей доказательством моих измен. Она должна была уйти от меня. Хотя бы из-за этого. Правду она не узнает никогда. Ее функция была на этом этапе завершена, для нее важно было как можно скорее избавиться от меня и от привязанности ко мне, даже таким садистским, несправедливым для меня способом. Это – жест, ведущий к реализации одного из штрихов Плана, который теперь ею исполнен и она теперь уйдет в тень. Пока не появится возможность объявить всем об открытии Ивана.
«Что дальше? Что вообще творится?»
Это последствия ошибки, которую придется приспособить к Плану. Гигантский социальный раскол на земле – и новые открытия, которые позволят уравнять возможности людей. Это новый этап. Начало после явного тупика.
Автобус открыл двери.
И начал, дожидаясь, собирать пассажиров.
Я запустил время.
15.
Утром, на третий день после выстрела, в больнице, так и не выйдя из комы, я умер.
осень 2002 - лето 2003, Ростов-на-Дону
*) Мф 20,16
Использованы тексты форума православного сайта А.Кураева www.kuraev,ru с разрешения (в т.ч. и молчаливого) участников диалогов.