Прогулки альтруиста

Евгений Лурье
Пролог
Сенная площадь. Вечный приют ушедших ко дну. Потерявших ориентиры. Вечный приют сутенеров и торгашей. Подобно мухам, они оккупировали этот почему-то лакомый им кусок города, погрузившегося в свинцовые воды по самое горло. Благодатные места для бесноватых танцев.
Я отрываюсь от своего периферийного и уютного пространства. Где увядающую тишину нарушают только вялые безвольные сирены ментовских козелков, окрашенных в безумные краски. Мне опостылел замшелый покой. Он тлетворен, как воздух умерших легких. В его липких объятиях застывают в камень уже усталые желания и помыслы. Я встаю. Я иду. Туда. К ним. Грязь, смрад, отбросы, глупость, безнадежность и благодатная тоска. Они меня ждут.

1. Света.
Я приближался. Симптомы разложения возникали то тут, то там. Чем ближе площадь, тем чаще на глаза попадались распущенные цветы юности.
Она прислонялась к обветшалому ларьку, облившемуся яркой полиграфической продукцией. Она жевала резинку. Плотоядно и вульгарно. Вся была вульгарна. Начиная от бездарно и призывно обведенных глаз. Заканчивая гаденькими колготками. Не красива, не уродлива. Что-то, пардон, кто-то на свое несчастье застрявший в самой невыгодной срединной позиции.
Я остановился. Она смотрела в сторону. Не к месту гордый взгляд. Пятнадцать, шестнадцать лет. Скучный школьный опыт. Жизнь узнала сначала через телевизор. Потом на улице. Стало поздно возвращаться в дом.
Заметила мой установившийся взгляд. Подзадрала округлый подбородок.
-Чего уставился? – грубо, как толстая торговка на площади.
-Интересуюсь, - уклончиво ответил я и улыбнулся.
-Интерес денежки стоит! – похабно подмигнула она. – Пивком угостишь?
Я был не против. Мы нашли кабак, в котором мухи не падали в кружки посетителей. Заняли столик подальше в углу.
-Света, - просто представилась она, присев на краешек стула. – А тебя?
-Олег.
-Мило. Пиво закажи.
Бармен был хмур. Неприветлив, как мусорный бачок. Кружки, если бы мог, швырнул бы на стойку. Не мог. Я вернулся и спросил:
-Света, пойми меня правильно, но сколько тебе лет?
Она нахмурила свой едва припудренный лобик.
-Девятнадцать, - солгала она и покраснела.
Пиво было тепловатым и разбавленным. Глотнул побольше.
-А ты симпатичный, - неуклюже заметила она и присосалась к кружке, жадно глотая, шумно, так, что с уголков губ стекали капли. Поставила кружку, выдохнула и вытерла лицо тыльной стороной ладони.
-Вчера тоже один был, - запинаясь заговорила она. – Пивом угощал, чипсы всякие предлагал. Жлобом оказался.
-Я не жлоб, - заверил я.
-Посмотрим, - многообещающе сказала она. – Все вы так говорите.
-Я – не все. Я – особенный.
-Посмотрим, - повторила она.
-Как ты собираешься посмотреть?
-Будто сам не знаешь? Известно как.
-Понятия не имею.
-Рассказывай, - махнула она рукой. – Всем вам одно нужно.
-С чего ты это взяла?
-Знаю, - она потупилась. Нахмурилась. – Купи мне еще пива и фисташек, и пойдем.
-Куда?
-Куда хочешь. Где тебе удобнее.
-Что «удобнее»?
-Ты дурак? – честно спросила она.
-Нет, - честно сказал я.
-Тогда я не понимаю. Тебе чего надо-то от меня? – она достала сигарету и закурила, покашливая.
-Ничего. Посидеть хотел. Поговорить.
-Поговорить, - задумчиво.
-В душу, что ли, лезешь? – догадалась она. – Пива, думаешь, купил, так в душу можно позабираться? Так? Слушай, за пивко ты только одно получить можешь! Понял, гад?!
-Успокойся. Не хочешь - не надо. Говори о чем захочешь, - я понял, что сейчас она встанет и уйдет, гордо подрагивая безвкусной мини-юбкой.
-Да пошел ты! Говорить с тобой… Кто ты вообще такой?
-Писатель.
-Как в анекдоте? Про заек?
-Почему про заек. Про людей.
-А я тебе вместо героини понадобилась? Да?
-Да нет, собственно. Для расширения кругозора.
-С-с-скотина!
Я виновато склонил голову. Наверное, я действительно был скотиной.
-Фамилия-то твое какое, писатель? – с отвращением спросила она.
-Достоевский.
Она удивленно посмотрела на меня. Брови задрала. Почти поверила. И засмеялась – весело и задорно.
-А я уж было купилась, будто ты писатель. Врун ты.
-Нет же. Я в самом деле писатель. Достоевский.
-Достоевский, если ты не знаешь, помер давно. И звали его, если не ошибаюсь, Федор, а не Олег.
-Я – однофамилец, - отчего-то мне стало стыдно, и я разглядывал свои ботинки.
-Тогда понятно, - обрадовалась она. Поднялась, слегка качнулась, допила пиво и пошла к выходу.
-Счастливо, однофамилец! – как бросила она на прощанье.

2. Катя.
Я бы к ней и не подошел. На лице ее было все написано. Скорее даже, не написано, а отражалось. Ничего там не было.
Деваха, к двадцати, лицо испитое. Ноздреватое, как блин на масленицу.
Она сама ко мне пристала. Ухватилась за локоть цепко. Сопротивляться было глупо. Я отдался на волю этих бессмысленных волн. Они занесли меня в жутковатую глушь, на самые задворки. Я испугался возможности грабежа. Но очутились мы в довольно милом кафе.
-Екатерина, -  отрекомендовалась она.
Я передернул плечами и представился. Послушно заказал пару мартини, которое не терплю.
-Ты – прикольный, - безапелляционно заявила она. – Мне такие нравятся.
-Я польщен, - я покраснел. – Ты тоже мила, - с отвращением добавил я.
-Значит так. За час – полтинник. За два – восемьдесят. Резинка – десятка. Без извращений.
-Первый, последний не предлагать, - машинально пробурчал я под нос.
-Что?
-Ничего, - я встал. – Прошу прощенья, но мне пора.
Глупость, пошлость, грязь. Я шел к выходу отталкивая страшную троицу от себя.

3. Маша.
Можно было подумать, что она кого-то ждет. Стесняется непонятно чего и ждет. Стояла около входа в книжный магазин, теребила руками дешевенькую сумочку из кожзаменителя и провожала взглядом прохожих. Не знаю, но, глядя на нее, сразу шевелилось непонятное в душе. Жалость какая-то.
Я подошел и сказал властно:
-Пошли!
И она пошла. Да я и не сомневался, что так будет.
Опять кабак, опять скука под потолком, туманный алкогольный дух и ненавязчивая музыка.
-Ты что будешь? – спросил я, когда мы сели.
-Кофе, если можно, - тихо ответила она.
Она избегала смотреть мне в глаза. Она стеснялась меня и нервничала.
-А я первый раз, - сказал я.
-Что «первый раз»? – испуганно спросила она и, кажется, осуждающе.
-Первый раз с девушкой знакомлюсь на улице, - мне очень хотелось, чтобы она расслабилась. Добавил, как бы по секрету: – Я ведь стеснительный.
Она мило, но все еще настороженно улыбнулась.
-Я – Маша, - сказала она.
-А я – Олег.
-Очень приятно, Олег.
-Прости за, может быть, неуместный вопрос, но почему ты пошла за мной?
-Не знаю, - очень просто ответила она и пригубила кофе, - мне показалось, вы – хороший человек.
-Очень мило с твоей стороны так думать, но ведь на моем месте мог оказаться кто-нибудь другой. Нехороший.
-Но ведь его не оказалось, - довольно убедительно возразила она.
-Верно. Ты любишь мороженое?
-Люблю.

Эпилог
Я прижал ее к грязной стене темного подъезда. Она скулила и сопротивлялась, как могла. Я не унимался.
-Зачем? – плакала она.
Я продолжал напор. Мое упругое достоинство мелькало перед ее носом. Она зажимала рот ладонью и рыдала.
-Перестаньте!
-Убери руки! – рычал я.
-Пожалуйста, - умоляла она. Загнанные глаза искали выхода. Она ненавидела, и я тоже ненавидел себя.
-Господи! Я же ничего плохого не сделала!
Я крутил ей руки, лапал, как последняя скотина. Достал бритву и стал угрожать.
-Прекратите. Зачем?!! Отпустите!
-Ты же этого хотела, Маша! – не унимался я. – Признайся!
-Нет! Нет! – стонала она. – Отпустите! Я никогда… Господи, прости… Отпустите!..
Она рыдающая выбежала во двор.
Я стоял, прижавшись лбом к запыленному холодному стеклу и боролся с желанием полоснуть лезвием по венам. Я знал, что трудно будет придти в себя, успокоиться. Но так было надо.
Я шел домой по укутанным вечером улицам и бился головой о встречные фонари.