Утро было.
Ленивая муха сползла по стеклу на подоконник. Хотелось заглянуть в ее фасеточные глаза – интересно как она меня себе представляет.
С кровати можно было смотреть прямо в окно. Увидеть край улицы. Мира.
Жить в трущобах все равно, как на крае земли. Отсюда виден мир в перспективе, и легко заглянуть за его край. Туда, где никого кроме тебя и мрака, вечного холода Вселенной… Невеселые мысли страдающего посталкогольным синдромом.
С бодуна, ребятки, все противно. Даже стакан холодного свежего пива. Даже солнечно весенний свет. Даже невнятное щебетанье птах.
И ведь весна была.
Телефон звонил очень долго.
-Але, - говорю.
-Как самочувствие?
Это было отвратительно. Нельзя говорить такие вещи. И я повесил трубку, а он не перезвонил. Даже лучше стало от телефонного молчания.
Когда на кухне бардак, остается одно – идти питаться на стороне. Если денег нет, то надо идти к знакомым. Унизительно, но бывает весьма питательно.
Денег не было, а также не предвиделось. Пошел к Артерию.
-Здорово, - сказал Артерий и пригласил к столу.
Из вежливости немножко пришлось помяться – привычный акт унижения. Потом пообедал на славу. Еще и беседу поимел.
-Ты пойми, Фалес, - говорил этот чудак, - жестокость порождает лишь жестокость. Я тебя очень уважаю, можно сказать признаю твой авторитет и всем говорю: чудаки, Фалес – единственный нормальный человек среди нас!..
-Это не жестокость Артерий, - говорю, - это закон выживания.
А речь шла вот о чем.
Я недавно парня одного завалил. Грохнул. Лишил жизни. Убил, одним словом. Довольно таки при большом скоплении всяческих знакомых: и его, и моих. Вернее, они были его знакомыми, потому как я его завалил. Грохнул. Лишил жизни. Убил одним словом.
Он, понимаешь ли, хотел сигарету с дурью. Попросил у меня, но грубо.
Я ему прямо и сказал:
-Пошел ты к такой-то матери!
А он уже порядком накачался. Ничего не понимает. Закричал, засуетился, и не успел я уследить, как у него в руках нож оказался. И дурак этот, чтоб ему сдохнуть, плечо мне рассек. Ну я и разозлился, вынул пистолет и всадил ему пулю в колено.
-Гад вонючий! – завизжал он. – Лучше добей, а то все тебе кишки выпущу!
Я добил. Профессионально. Раз! Полчерепа его как корова слизнула.
Вот история эта и не давала покоя Артерию. Ему все казалось, что я жестоко поступил.
-Пойми, - говорил он, - ведь так же кто-нибудь другой может тебя убить.
-Естественно, - согласился я. – Может. И будет прав. Но я тоже прав.
-Ты теряешь очки в моих глазах, - сказал он.
-Плевал я на твои очки, моралист вшивый, - говорю.
-Они не мои, а – твои. Это во-первых. А во вторых: убирайся из моего дома!
-Спасибо за еду, - сказал я, уходя.
Вообще, Артерий очень смешной. Особенно весело на него смотреть в компании. Потешно до колик. Он – буддист. Представьте себе: он верит в справедливость.
Пошел один по проспекту. Вечер не за горами, всякий народ выполз на панель и движется, переливается, то бурлит, то затихает. Дряни всякой хватает. Однажды сам видел: валит эта толпа, где-то в середине ее ткнули женщину «пером», сняли шубу, а эти дряни все текли и текли. Текли и текли.
Вот у стен стояли продажные женщины. Не знаю как вам, а мне их как правило жалко. Честно. Есть среди них, конечно, и те, которым такая жизнь в кайф, но большинство из них жертвы обстоятельств. Господи, думаю, да они же навсегда устали от секса. Работа, блин. Рутинная и отвратительная к концу дня.
Еще бывает, меня окатывает, и тогда я думаю, что все мы проститутки.
Но это обычно с похмелья.
-Фалес, здорово! – крикнули сзади.
Оборачиваюсь и вижу. Идет, пижонит. Хромой Овсей, с выбритыми полосками на висках. В хрустящей кожаной куртке. Довольный, что твой кот. Щеголяет суровыми армейского образца ботинками на кованной подошве. Локти в стороны – расталкивать прохожих.
-Ну здравствуй, - говорю. – Как жизнь?
-Прекрасно.
Рожа все таки у него невозможно самодовольная. Можно подумать, что он просто сущий подарок. И мне, и всем. Свой парень.
-Слыхал, Фалес, последние новости о тебе и старине Бимсе, - он похабно подмигнул. – Одобряю и полностью поддерживаю твои действия.
Пошел ты, думаю про себя и говорю:
-Тише ты. Кончай трепаться.
Он действительно попытался учудить серьезное лицо, но улыбка его отвратительная все равно выползла.
-Я тут в гости направился, - значительно заявил он. – Пошли со мной?
-Куда? – говорю.
-Здесь рядом. У Тины много народу собирается. Погудим.
Погудим, говоришь зараза. Ну пошли погудим, думаю. И мы пошли.
Добрались через час. Пока суть да дело, по дороге успели по паре пива навернуть.
Что у Тины гуляют слышно было еще на улице. В окно вылетали пустые бутылки и громкие голоса.
-О! Привет! – сказала девица, открывая дверь. – А у нас все дома.
Была она толста, что бочка. Лицо какое-то неприятное, как не пропеченный блин. Девушка-блин - это смешно. Честное слово.
Мы вошли.
Сидели на побросанных на пол подушках. Сосали пиво, курили всякое. По углам происходило сближение полов.
-Господа, - говорила хозяйка, - поприветствуем уважаемых гостей – Овсея и Фалеса.
Заулюлюкали, в нас полетели какие-то бумажные ошметки. Ну веселитесь, дряни, думаю. Я вам устрою знатное веселье.
В таких вечеринках есть самое смешное. Они ведь – те, кто пришли – считают себя, так сказать, молодежной аристократией. Элитой, мать их. Усядутся бывает кружком, напьются пива, накурятся травы и давай чесать с самым, что ни на есть, серьезным видом, какой замечательный режиссер Тарантино, какой прекрасный писатель Эдик Лимонов, какие классные вещи играли вчера на танцполе, а потом уже недалеко и до разговора о сексе и наркотиках. Можно подумать, что рядом находиться дух Джима Мориссона. Ей богу, смешно становиться от этих страдающих избыточным самомнением придурков.
Подсели мы к ребятам.
-… У Квентина самое замечательное творение, - говорил худенький парень в очках и прыщами на шее, - «Криминальной чтиво». Это неподражаемый образец сцепления авторского и коммерческого кино. Просто супер.
И все остальные закивали и загомонили, что мол да, супер-фильм.
А мне смешно. Дети, обомлевшие от слабой причастности к акту убийства. Не ощутили вкуса крови, но поняли какой силой обладает запах ее. Ее дуновение. Смерти.
Я пока молчал. Только слушал. Еще успеется, думаю.
-А «Титаник»-то - сила, - сказали почти хором.
Вот тут я почти рассмеялся.
Завели музыку. Если так можно назвать то нагромождение ударных и электронных, что понеслись из динамиков. Они вскочили на ноги, задергались, как больные паралитики.
Жалкое зрелище, и я ушел на кухню.
За столом сидела девица. Ничего себе, симпатичная, сразу видно фигуристая. Глаза только нехорошие. Как пуговицы, холодные и пустые.
-Привет, - говорю.
-Здравствуй, - ответила она. – А я знаю кто ты.
-Интересно. Кто же?
-Ты – Фалес, о котором все говорят, что он настоящий псих, но классный.
-Я – псих? – я действительно удивился. Мне-то казалось, что я нормальней их всех вместе взятых. – Любопытная версия.
-Ну да. А еще говорят, будто это ты завалил старину Бимса. Это так?
-Неужели ты думаешь, что я скажу правду?
-Я понимаю. Так это ты?
-Это я.
-Скажи, а как убивать человека? Трудно? – спросила она.
-Проще простого, - говорю. - Нажимаешь курок – и готово.
-А сколько человек ты убил?
-Неужели это важно? Главное – первый шаг.
-Ты страшный, - сказала она, отпивая из стакана. – Я даже немного боюсь.
-Зря, - сказал я, закуривая. – Я никогда не убивал женщин. Вас труднее убивать. Хотя, наверное, сие - вопрос навыка.
Она очень забавно испугалась моих слов и хлебнула еще.
Вошел Овсей. А потом вышел.
-Как тебя зовут?
-Мара, - ответила она.
-А ты красивая, - говорю, самому противно.
-Ты тоже ничего.
-Ничего – дырка от бублика.
-Потанцуем? – предложила она.
-Я не танцую. Принципиально.
-Понимаю, - ни черта она не понимала, дура эдакая. – Тогда здесь есть свободная комната. Пойдем?
-Почему бы нет, - говорю и действительно так думаю.
Потом она лежала на постели, на мятых простынях, положив одну руку на живот, а другой, гладя меня по спине. Я сидел лицом к двери и курил.
-Ты действительно классный, - с удовольствием сказала она.
-Не сомневаюсь, - говорю, а самому смешно.
Это мое несчастье. Мне все время бывает смешно.
Дверь открылась, и заглянула пьяная рожа.
-Чего вы тут делаете? – это оказался тот самый очкарик.
-Уже ничего, - ответил я, - уже ничего.
Он понимающе хихикнул и сказал:
-А там Хромому морду бьют…
Зря все, подумал я, натягивая штаны. Прямо на голое тело нацепил подплечную кобуру, проверил оружие. И пошел.
В гостиной на самом деле били Хромого. Повалили на пол и пинали ногами. Трое не очень крепких юнцов, рассуждающих о достоинствах Тарантино и Лимонова. Хромой же был уже настолько пьян, что не сопротивлялся. Только кряхтел иногда и отплевывался.
-Лучше бы вам ребятки отойти от него, - говорю.
Они прекратили колотить Овсея и посмотрели на меня. Глаза совсем сумасшедшие. Накурились до одури.
-Ха, Фалес пришел, - заржал один. – Слышь, Фалес, а ты часом не фаллос?
Это он не кстати сказал, ой как не кстати. Если бы он этого не говорил, может быть все по-другому обернулось.
Рана у него в груди еще дымилась, а я уже навел пистолет на его приятелей.
-Ну что, придурки, - говорю, - кто еще считает меня похожим на фаллос?
Они ничего не отвечали и дрожали как листочки на ветру. Но это уже не могло их спасти. Я собирался их застрелить.
Лишь в последний момент я заметил, что справа из-за спины ко мне приближается глупая Мара, еще неодетая, с бутылью шампанского в руке. А потом эта бутыль тяжело хрястнула по моему черепу, и я стремительно быстро увидел надвигающийся пол и выпал из жизни.
Я всегда знал: нельзя доверять глупым симпатичным девицам. Еще минуту назад она сопит и стонет под тобой, а потом вычищает содержимое твоего бумажника. Или того лучше – идет спать с твоим приятелем. Почти кровосмешение, черт побери.
Так бывает: откроешь глаза и не можешь сообразить на каком ты свете. Вот и со мной такое приключилось. Разлепил с трудом веки, а понять ничего не могу. Только звон непрерывный под черепушкой.
Передо мной корячились двое некрепких парней, что-то друг другу объясняли, а один при этом еще и пистолетом размахивал. Моим.
-Ты не понимаешь, - говорил парень с оружием, - «Титаник» – то искусство, которое просто необходимо сейчас людям. В этом фильме преобладают светлые тона: любовь, нежность, самопожертвование, мужество и женственность.
-Я понимаю. Но это розовые сопли для масс. А Тарантино – это все-таки не для всех.
-Ну-ка, ребятишки, - говорю, - отдайте ствол!
-Ха! – нервно заржал тот, что с пистолетом. – Фаллос проснулся. С добрым утром!
Ну дурак, думаю, сейчас я тебе устрою. И попробовал встать. Не смог. Эти придурки прикрутили меня телефонным шнуром к стулу.
-А ну развяжите, - приказываю.
Дурак этот рассмеялся неприязненно, подбежал ко мне и со всего маху врезал ботинком в промежность так, что я опрокинулся вместе со стулом на спину.
Ничего себе почитатель «Титаника», думаю.
Лежу я на полу, смотрю в потолок и думаю, какого черта меня понесло вместе с хромым идиотом. Чего у накурившихся пьяных поклонников голливудского кинематографа в башках твориться – одному Богу известно. А может и ему не известно. И застрелить могут, и еще черти что.
-Зря вы это затеяли, ребятки, - говорю.
Они заржали.
-Да что ты теперь можешь? – издевательски сквозь смех спросил один. – Что ты нам сделаешь? А?
Говоривший появился в поле моего зрения, наклонился и, тыкая мне в живот стволом пистолета, сказал:
-Ты теперь в наших руках… Захотим – убьем, захотим – отпустим.
-Как же мы его отпустим, если он Виталика замочил? – возразил другой. – Нет, отпустить мы его никак не можем.
-Где Хромой? – спрашиваю.
-Мы его выгнали. По лестнице спустили.
-Ага, - подтвердил другой, - он и ушел.
-Чего это вы тут делаете? – услышал я игривый голосок Тины.
-Думаем, как быть с Фалесом. Можешь нам посоветовать?
-Не знаю. Может отпустите?
-Иди отсюда дура! Ни фига ты не понимаешь!
-Сами вы идите! Совсем одурели… А это что такое, - голос ее задрожал. – Это же Виталик. Что с ним?
-Фалес его застрелил, - ответили ей и больно ударили меня в лицо.
Я и не замечал боли. Я только лежал и думал, как мне выбраться из этой заварушки. По возможности – живым. И еще я думал, как все глупо получается. Глупее не придумаешь. Из-за хромого придурка такой сыр-бор разгорелся, что я уже жалел о содеянном. Нет, я не раскаивался в убийстве. Тот парень был действительно не прав, но теперь все понеслось в тартарары. Еще я жалел, что связался с дурехой Марой.
-Надо что-то делать, - вот и она. Мара.
-Надо выпить, - сказал парень с пистолетом.
И они все ушли на кухню.
Я остался один. Рядом лежало тело Виталика. Бледное, словно мрамор. Вдруг нога его судорожно дернулась, а веки задрожали и открылись.
Конечно, я испугался. А вы бы не испугались? Но только в первый момент, а потом нормально. Ясно стало, что парень-то жив остался. Честно, я даже обрадовался немного.
-Сука, - еле слышно сказал он.
-Молчи, дурила, - говорю, - не то околеешь все-таки.
Но он меня не слушал. Он повернулся на живот и пополз ко мне, жадно протягивая мертвеющие руки.
-Я умру, - всхлипнул Виталик, продолжая приближаться.
Вот тут я действительно испугался.
Он крепко уцепился за мое плечо. Попытался схватить за горло. Тогда я перекатился на бок и попытался подняться. С грехом пополам мне это удалось, и я встал, согнувшись в пояснице из-за привязанного стула.
Виталик хватал меня за штаны и протяжно стонал.
Я все думал, как бы мне избавиться от пут. Решение я принял быстро: надо разломать стул об стену. Сказано – сделано. Обломки упали на пол, и я легко освободился от мотков провода. Виталик разочарованно заныл.
-Чего воешь? – спрашиваю, опускаясь на корточки рядом с ним. – Силы бы поберег.
Он пошкрябал пальцами по моим ботинкам, снова обозвал меня «сукой» и умер. Теперь то уже наверняка.
Не зря я ему советовал успокоиться.
Тут они и выскочили. Все четверо. Двое парней, Тина и Мара. Замерли у дверей, и девчонки испуганно отшатнулись, а парень с пистолетом наставил на меня оружие и дрожащим голосом заорал:
-Не двигайся, гад!
Я поднял ладони и говорю:
-Спокойней, приятель. Я никому не хочу зла, - блин, совсем как в дешевом полицейском боевике.
-Не двигайся, я сказал! Сволочь! Я тебе мозги вышибу! – кричал он, сам себе распаляя.
Остальные отошли от него в сторону. Только Мара как то странно мялась у него за спиной, нерешительно поглядывая сначала на меня, потом на него.
Я понял, что сейчас он выстрелит. И даже если он плохой стрелок, то в обойме еще куча патронов. А расстояние между нами небольшое. Рано или поздно он меня завалит.
Я видел как его указательный палец плавно нажимает курок. Тут Мара сделал то, чего никто не ожидал, и я в первую очередь. Видимо все-таки не так она глупа, подумал я. Она подскочила к парню и наотмашь снизу-вверх ударила его по руке, раздался выстрел, и пуля с визгом вошла в потолочные перекрытия. Затем Мара подбежала ко мне и прижалась. Я удивленно посмотрел на нее.
-Отойди, дура! – завопил стрелок.
Дальше понеслось еще круче. У меня за спиной затрещала входная дверь, с грохотом упала и мы услышали казенные голоса:
-Милиция! Никому не двигаться!
Мне не нужно было оборачиваться, я прекрасно догадывался, что там увижу. Действовать надо было с ходу. Я плюхнулся на пол, подминая под себя Мару, так, что между нами и ментами оказался диван.
И началось.
Парень естественно сдуру пальнул. Ну его и нашпиговали, как гуся. Заодно и второго подстрелили. А потом и Тину оприходовали. Один патрон на нее потратили, но ей и этого хватило.
А я лежу, голову руками накрыл, на меня щепки падают и еще что-то горячее – кровь, наверное. Визжит все вокруг, свинец гуляет тут и там. Мара подо мной от плача заходиться.
Когда все утихло, они к нам подошли. Подняли, наручники надели и в отделение повезли.
Еду я и думаю, сколько ж раз я за сегодня на грани смерти был. Со счета даже сбился. Помните мой разговор с Артерием? Все же не то я тогда говорил. Не правы те, кто в меня стреляют. И вовсе мне не плевать на это.
Еду и думаю, не так все это. Не правы все мы. А что делать? Что делать-то?!
На допросе я вкручивал следователю, что ничего не знаю, пришел на вечеринку, а там придурок какой-то отмороженный людей начал валить.
Вот смех! Мара ведь то же самое рассказывала в соседнем кабинете.
Картинка, верно, была умилительная. Мы с ней рука об руку спускаемся по ступенькам отделения.
-Что теперь? – спросила она, заглядывая мне в глаза с каким-то жалким выражением.
-Что теперь? – переспрашиваю. – Знаешь, мне приходит на память один фильм. «Аромат женщины» называется. Не видела?
-Нет.
-Ну так вот, там герой говорит одну фразу, которую я мог бы сейчас немного переиначить и сказать тебе.
-Ну?
-Не знаю, - говорю, - застрелить тебя или в жены взять.
-Ты серьезно?
-Нет, конечно. Это я шучу так, - и я засмеялся.
Она не засмеялась. Все ждала, что же будет.
-Ладно, Мара. Станет у нас с тобой теперь никак. Как в вашем любимом культовом «Криминальном чтиве». Ты забудешь все, что было. Я забуду все что было. И мы больше никогда не увидимся. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Она кивнула, поправила волосы. По щеке ее что-то пробежало. И гордой независимой походкой она ушла по проспекту.
Утро было.
Ленивая муха сползла по стеклу на подоконник. Хотелось заглянуть в ее фасеточные глаза – интересно как она меня себе представляет.
С кровати можно было смотреть прямо в окно. Увидеть край улицы. Мира.
Жить в трущобах все равно, как на крае земли. Отсюда виден мир в перспективе, и легко заглянуть за его край. Туда, где никого кроме тебя и мрака, вечного холода Вселенной… Невеселые мысли страдающего посталкогольным синдромом.
С бодуна, ребятки, все противно. Даже стакан холодного свежего пива. Даже солнечно весенний свет. Даже невнятное щебетанье птах.
И ведь весна была…