Издревле пивные бары предназначались для любителей пива. И было их не так много. Сейчас же происходит расширение тенденции. Где эти заведения только не открываются: и в бывших магазинах, и в бывших квартирах, и в заброшенных благоустроенных туалетах. И кто только туда не ходит...
Пивной подвальчик, куда зашли хлебнуть пивка двое друзей, имел замечательное название: «Микробар». Многие его посетители считали, что «пиво без водки – деньги на ветер». Некоторые из них, обычно тихого вида, брали «джентльменский набор»: сто пятьдесят сорокаградусной плюс стакан ладипостовского холодненького – «выпивон» и «запивон». Приняв дозу молча и в одиночку, они незаметно уходили. Их место так же незаметно занимали другие. Люди же компаний пили, размахивали руками и разговаривали обычно громко и долго.
Народа в пивном месте оказалось немного, воздух не обкурен, мужики почти непьяные. Стоячие места не мешали уюту. Слышался легкий гул людского разговора.
Женщина у столика была пьяна и краснокожа лицом.
Она заметно скучала, и о поганом состоянии своей души объявила намеком, но на все помещение:
– Одни мужчины... и одна женщина...
Никто в ее сторону не повелся. Стоя к неспокойной даме спиной вполоборота, Василий мерно отхлебывал из бокала пиво, ритмично сжевывал крабовые чипсы и перебрасывался с Володькой привычными отборными фразами. Выступных пьяных теток он не уважал, но не показывал на это вида, имея в себе такт воспитания.
Дама, пребывавшая в подпитии, качнулась к его левому плечу:
– Можно задать вам вопрос?
– Только один, – через плечо ответил Василий.
– Вы не художники?
Пьяный женский юмор был оценен ответной шуткой:
– Нет, мы поэты. Особенно он, – Василий махнул кружкой в Володькину сторону.
У того сработала понималка, и он изобразил лицо творческого человека.
На этот момент Володька был уже прилично принявши, а в таком состоянии на него часто находит, поэтому окружающие услышали:
– Под вечер в поле розы круты...
Конечно, розы – это избитый стихоплетный символ, но в таком сочетании он звучал впервые. И это было свежо – чувствовался дух эпохи.
Чтец, широко вдохнув, продолжил:
– И не забыть мне той минуты...
Мадам опешила и безмолвно раскрыла рот, ожидая окончания.
Но поэт подземелья молчал. Его физиономия обезличилась, зрачки расширились. Мы-то понимаем, что это был подсознательный уход в себя от ответственности. Василию же об этом никто не сказал. Он искренне порадовался находчивости своего товарища по бокалу, хотя знал, что больше двух строчек не будет – «манера одной рифмы».
Дама не дождалась. Она начала пьяно мямлить по второму кругу:
– Можно вам задать вопрос? Вы не художники?
– Нет, мы... ну, эти...
– Ах, да. Но что в этом городе за дела? Напоили женщину и оставили, – не унималась краснолицая.
– Вы что, неместная? – лениво поддался на провокацию Василий.
– В том-то и дело... Дык... А вы здешние? – продолжалась пресс-конференция.
– Нет, мы приезжие, – последовал очередной лживый ответ.
– А откуда?
– Из города Магадана, – ляпнул Володька, вернувшись из небытия.
Ответ даму, видимо, удовлетворил, так как она заткнулась. То ли нездешность и поэтичность наших героев ее отпугнули, то ли Магадан отшиб пьяный интерес. Откуда-то к ней с приветом подлетела компания из двух почти интеллигентных теток и мужика-парня полукриминального вида. Они лихо затрещали между собой.
Друзья молча допили пиво и поднялись на поверхность.
Василий недовольно отметил:
– Ишь какие. Напьются и пристают к людям. Некорректно.
– А у нас, может быть, свое в беседе, – рассудил Володька, икнув на север.
Мимо прошествовали миловидные, слегка «подштукатуренные» девочки среднего возраста с длинными ногами в темных колготковых штанишках и коротеньких юбочках навыпуск. За ними телепался пьяный. Он улыбался и облизывался. Глядя на него, друзья засмеялись, вновь почувствовав настроение и вкус жизни. Сохраняя пивные улыбки на физиономиях, они поплелись следом, в вечерний город, где закат медленно уходил в приближающуюся ночь.
На этом месте мы их и оставим. Пусть себе идут.