Выщелкнуло на улицу возле пятиэтажки. Иду я домой и вижу, как возле моего окна на втором этаже, на каких-то веревках, спускающихся с крыши, висит мужик с фотоаппаратом и что-то пытается снять внутри моей квартиры. Я собственноручно заклеивал все стекла на окнах зеркальной пленкой, поэтому попытки его вряд ли привели к успеху, но вдруг там где щелочка осталась… По карманам пошарил, пистолета нет с собой, чтобы этого мерзкого шпиена застрелить, поэтому просто крикнул:
– Эй ты, мудак, ты чё там делаешь? Ну-ка слазь!
Мужик на мгновение глянув вниз, дернул за какое-то приспособление, закрепленное на веревке и в одно мгновение исчез на крыше.
– «Ого себе скорость»! – подумал, – «мне бы такой лифт, а то изо дня в день пешком по лестнице подниматься, опускаться. Задрало такое существование».
Поднялся в квартиру, замки на двери целые, но фиг его знает этого фотографа, вдруг это он для отвода глаз возле окна висел, а на самом деле в квартире уже побывал незаметно и к двери взрывчатку привязал с проволочной растяжкой…
Аккуратно ключом дверь открываю, и, спрятавшись за бетонной стеной, пинком открываю дверь.
…Тишина.
Выждал положенные четыре секунды, потом еще добавил сверху десяток, ничего не произошло. Ни взрывов, ни щелчков, ни шипения газа из баллона, ничего. Ну, значит, и бояться нечего, незваных гостей не было. Захожу в квартиру и запираю за спиной дверь. Замки крепкие, надежные, распорки на все четыре стороны, металл прочный. Если и возможно в квартиру проникнуть, так это только если стену вокруг косяка выломать. Но это уже очень шумно будет.
В форточку выглянул, идут двое сосредоточенных гавриков и в мой подъезд сворачивают. На часах половина пятого. Понятно, что по мою душу, к кому еще могут в такую рань идти такие рожи. К двери подошел, прислушался, а шагов на лестнице нет. Странно. Или на улице остались покурить? Снова выглядываю в форточку, нет никого, а с другой стороны фотограф идет, и ствол за пазуху прячет, и тоже ведь гад в мой подъезд. Ну, этот-то точно ко мне, иначе, зачем с фотоаппаратом висел?
Все ящики перерыл, оружия никакого нет. Только бейсбольная бита лежит на шкафу. А впрочем, какое никакое, а оружие. К двери подошел, прислушался, в подъезде возня какая-то идет. То-ли бьют кого-то, рот скотчем залепив, то ли тесто месят громко очень. Наверное, эти двое встретились с фотографом, которого за меня приняли и кости считают. А я немного раньше положенного срока вернулся домой. Хи-хи! Так ему и надо. Однако надо ситуацию разъяснить. Выхожу на лестницу, сжимая биту в руках. Точно! Бьют несчастного фотографа. И бьют жестоко. У него от лица уже почти ничего не осталось, одно кроваво-мясное пятно. Нос, похоже, уже внутри черепа прописался, поскольку ничего не выступает снаружи.
Почему, тогда вопрос возникает, он не кричал? Или может, сознание потерял? Один из прессовщиков оторвался от своего увлекательного занятия и, повернув голову ко мне, сказал:
– Да он хлипкий оказался, этот киллер неудачник, с первого удара кастетом в затылок скуксился. А сейчас мы профилактикой занимаемся, чтобы у него не возникало желания возвращаться к своей невыгодной в плане здоровья деятельности, – и вновь, с силой, саданул ботинком в то место, где у потерпевшего по идее должны были быть зубы. Характерного хруста не раздалось, что навело на невеселые размышления.
– А чего вы такие злые?
Они уже оба с удивлением головы поднимают и, посмотрев на меня, потом друг на друга, хором:
– Во бля! Никакой благодарности…
Потом второй, показывая мне пистолет, изъятый у фотографа, пробубнил:
– Он к тебе ведь в гости шел с береттой. И на роже у него было написано желание выпустить все пятнадцать пуль в твое существо. А мы его, козла драного, приголубили, потому что охранять тебя приставлены.
– Меня охранять? А кто собственно распорядился?
– А вот этого нам не приказано объяснять. У тебя сейчас работка будет нехилая. Пошли к тебе в квартиру, там и потолкуем.
– «Охрана! Зачем она мне? Кто поставил? Какая работка? Ни черта не понимаю».
– Ладно,пошли, – разворачиваюсь и успеваю заметить, как они и фотографа с собой собираются волочь.
– Э-э-э, а этого ко мне зачем?
Они на меня с удивлением посмотрели:
– Ну не оставлять же его здесь, соседи ментов вызовут, как тело увидят. А у тебя мы его в ванную положим, укольчик сделаем, чтобы он в себя пришел и рассказал правдивую историю о себе и своих начальниках. А потом вот этот порошочек в ванну с водой и добавим, – тут он достал из бокового наружного кармана пакет, граммов на двести, с грязно бурым порошком, – пошипит немного, побулькает, и лазутчика больше никто и никогда не найдет. Растворитель изумительный.
Тут меня передернуло:
– «Укольчик… Пентонал натрия наверное, чтобы правду говорил, а вот порошочек, что за порошочек? И ребятки похоже из спецуры, раз такие штучки в комплекте с собой носят. Тогда кто я такой и чего им от меня надо? Что за загадка на меня свалилась нежданно негаданно».
Повозились они немного в ванной комнате, и я услышал, как из этого красного куска свежего мяса раздалось бульканье и хрюканье.
– «Как они собираются из него информацию добывать, если сломали все, что можно сломать, и зубы выбили»?
Ребятки и сами похоже это поняли и друг на друга начали орать:
– На хера ты ему морду всю испинал?
– Да ты сам первый начал, а я просто увлекся.
– Идиот, только зря ампулу перевели. Он теперь все равно ничего не скажет, даже при желании. Вон, погляди, не лицо, а осколки одни. Тьфу, черт! Надо же было так неаккуратно! А и хрен с ним.
Повернулся ко мне:
– Ты бы вышел сейчас, а то зрелище не особенно приятное, – и высыпал весь порошок в ванну, уже почти наполнившуюся горячей водой.
Ожидаемого шипения я не услышал. Только вода стала грязного красного цвета. Начали они запихивать этого гаврика в ванну, и только его рука коснулась поверхности воды, как и появилось долгожданное шипение и сдавленный вой фотографа, которого за горло придерживал, как я понял, старший по званию, гость.
Тут я отвернулся, и пошел в комнату, чтобы не наблюдать этой мерзости.
Из ванной донеслось какое-то хлопанье и раздраженный возглас одного охранника:
– Ишь сука, трепыхается.
Через десять минут они оба вернулись в комнату, вытирая полотенцем руки:
– Ну, вот и нет больше злодея.
Я сделал вид, что ничему не удивляюсь, и спросил:
– А какое собственно дело у вас ко мне?
– Ах да, открой окно целиком.
Открываю окно и вижу, что метрах в трехстах появился холм, усыпанный вооруженными по старинке копьями и мечами со щитами людьми. Некоторые на конях, а остальные пешком. Во главе, размахивая кривой саблей на черном и некрупном коне, гарцевал всадник с лохматой шапкой на голове.
– Видишь того черта с саблей? – спрашивает старший.
– Вижу-то, вижу, но почему он так странно вооружен?
– Так это, потому что он Хан Батый, и именно его тебе предстоит замочить.
– Хан Батый? Ну, вы как придумаете… Он же помер еще в шемурнадцатом веке.
– Ты что, забыл, где находишься? Здесь ведь время не имеет значение по причине его отсутствия. Времени не существует.
– Ах ну да… А почему я должен это делать? Вам надо, вы и мочите.
– А у нас полномочий на это нет. Да и сил впрочем, тоже.
– А у меня значит, есть? – поворачиваюсь к чувакам и удивляюсь, потому что одежда на них тоже изменилась.
Облачены они оказались в кольчугу и шлемы. Как в средневековье. На себя посмотрел, никаких доспехов нет, длинная рубашка из белого полотна, перепоясанная таким же белым поясом, на ногах сапоги. Тут же усмехнулся:
– Хорошо хоть не лапти.
И тут этот всадник с гиканьем и улюлюканьем поскакал навстречу нам. Я даже назад от испуга в комнату кинулся. Пацаны меня в спину толкают:
– Ты что, давай, гаси этого гада!
– Да вы что с ума сошли, как я его гасить должен. Я драться не умею, да и оружия у меня нет никакого. Рвать когти надо!
Чуваки опять переглянулись и в спину меня толкать к окну начали:
– Нам сказали, что никто кроме тебя, его не завалит, так что давай!
Хан Батый уже вплотную подъехал и орет что-то гортанно на своем лающем языке. На бой вызывает видимо.
Тут меня оторопь взяла:
– Страшный какой, а я и драться не умею, – забормотал я, пытаясь смыться вглубь комнаты.
– Да все ты умеешь, не прикидывайся. Врежь ему, чтоб неповадно было землю русскую топтать копытами. Гаси эту паскуду.
– «Вот блин попал. Мужики на меня надеются, а я так малодушничаю».
– Айи! Пан или пропал, – высовываюсь в окно, Батый шашкой размахивает и на меня зыркнул своими горящими ненавистью глазенками.
– «Ну, и рожа. Страшила, усики отростил, так что свисают ниже подбородка. Как же тебя мочить. Хоть бы дубина в руках была что ли. Но дубины нет, как-то выкручиваться надо».
Монгол шашкой махнул и я, убирая голову, виском стукнулся об раму.
– Ой, ****ь! Ну, сука, держись!
И вытянув руки вперед, схватил этого Батыя за шкирку и выдернул из седла. И не только из седла, но и из сапог, застрявших в стременах. А ноги босые и во многих местах натертые неудобной обувью.
– Ну и дурак, портянки наматывать надобно, чтоб мозолей не было, – со злостью ему проговорил. Хотя понимаю, что он ни черта по-нашему все равно не рубит.
Подтянул его к себе поближе, у того в глазах ненависть сменилась на растерянность.
– Ага урод, смелый, только на коне и в сапоги обутый?
И как двинул ему головой в мелкий и толстый нос, только хрустнуло, а мне, почему-то радостно стало. Вновь глянул на того, вместо носа блин кровавый и струйки вниз побежали.
– Ага! Получил, ну да это только начало!
Подкинул его немного вверх и перехватил за ногу. Шашка у того выпала из руки и звякнула об асфальт. Этот звук окончательно деморализовал монголо-татара и он, болтаясь вниз головой, стал что-то верещать непотребно-жалостливое.
На холме народ оживился, наблюдая это зрелище, и оружием забрякал. Справа и слева на холме вспыхнули два костра, с подвешенными над ними громадными котлами, и возле каждого котла уселись по семь монголов, которые начали что-то заунывное петь.
– Похоронный марш лучше спойте своему главнокомандующему, – совершенно распоясавшись, заорал в сторону холма, и начал размахивать Ханом как мешком с тряпьем, с силой ударяя его телом о стены слева, справа, сверху и снизу, присвистывая молодецки и выдыхая:
– Эх-ха! Ещще раз! И ишшо разок!
С разгоряченным лицом повернулся к соратникам по боевому делу:
– Ну, что, браты, ухнем?
Те только недоуменно головами кивнули и негромко подтвердили:
– Ухнем!
– А чё так тихо бойцы?
– Да ты глянь на армию.
– А что там армия? – поворачиваю голову в сторону холма, и от удивления чуть Батыя почти бездыханного из руки не выпустил.
Холм целиком, вместе со всеми воинами, двигался в нашу сторону, а люди вокруг котлов пели уже громко и в унисон. Звуки раздавались очень стройные и гармоничные.
–А-а-а, так вы колдуны. Сидите возле колданов и мантры распеваете! Ну, так послушайте тогда и мою мантру, – и с этими словами размахнувшись посильнее, размозжил голову Хану Батыю о стену и зашвырнул его как метатель молота в один из костров, хотя до него еще было метров сто пятьдесят.
Труп снес котел с треноги, на которой тот был подвешен и залил содержимым, как сам костер, так и сидящих вокруг него. Те, с воплями вскочили и начали прыгать, размахивая руками. Колдовство поломалось. Видимо, нужна была синхронность между двумя группами и холм, лишившись одного из двигателей, сильно накренился налево, а потом и совсем рухнул, и начал вращаться как танк, взрывом потерявший гусеницу на одном месте. Воины посыпались с него, как горох со стола, теряя амуницию.
Оглянувшись через плечо, горящими глазами окинул свою охрану, и, схватив огромный, сверкающий меч, невесть откуда взявшийся возле подоконника, заорал:
– Вперед в атаку, бей ворогов, – и выпрыгнул в окно. Прямо в седло коня, таким же необъяснимым способом появившегося внизу.
Тут же ощутил, как потоки воздуха раскидали по плечам длинные, волнистые волосы, а, пощупав свободной рукой, лицо заметил, что на нем появилась длинная борода и усы. Ну, прям взаправдашний рыцарь, – ухмыльнулся про себя, – шлема вот только не хватает, хотя так даже красивее скакать на верном коне с развевающимися по ветру длинными волосами. Романтика, твою мать! И подняв меч вверх, пришпорил коня и рванул вперед с бешеным криком:
– За землю русскую! За свободу! За честь и славу нашего народа! Не жалеть себя! Не жалеть врагов! Пленных не брать! Вперед!
И услышал, как целый хор раскатисто за мной проорал последнее слово: – ВПЕРЕ-О-О-О. И раскатистое о-о-о, так и не переросло в Д.
– «Ух ты, целая армия за мной кинулась в атаку на эту нечисть, а я уж собирался в одиночестве крушить вражье племя. А так то оно сподручнее будет».
Целая дружина конная из-за рощицы березовой выскочила с копьями и знаменами в поддержку, и пешком бойцы в легкой амуниции понеслись на этот, уже останавливающий вращение огромный холм, размерами со среднюю деревню. Татары уже успели сплотиться и навстречу с гиканьем понеслись.
Завязалась битва, стрелы засвистели, мечи зазвенели, вопли, крики. Все как положено, головы отрубленные покатились по земле, забрызгивая кровью зеленую травку. Крушу мечом косоглазые бошки, как слышу меня окликает один из гостей:
– Командир, опять твоя рука нужна!
Поворачиваюсь в направлении, куда он указал и вижу, что не ошпаренные колдуны опять кружком сидят, и вокруг них образована стена из огня и периодически из этого круга вылетают синие плазменные шары и прожигают насквозь наших ратников. И доспехи, и щиты и кольчуга не спасает.
–Ах, скоты какие, – пришпорил коня и в их сторону поскакал.
Ведущий круга меня заметил, и сразу всем указал направление для очередного выброса.
Только шар в мою сторону полетел, как я попытался уклониться, а он, как заговоренный тоже траекторию поменял. Самонаводящийся шар, круто! Успел только вдохнуть до предела и, напрягая живот, выдохнуть с криком
– ТХА!
Вокруг тела сверкнула белая вспышка, и появилась стена из золотого огня, быстро расширяющаяся во все стороны разом. Шар об нее стукнулся и с искрами рассыпался, только гудение послышалось. И по всей поверхности стены шарики разноцветные забегали.
– Кто к нам с огнем придет, тот от огня и погибнет, – перефразировал знаменитую поговорку, бросил меч на землю за ненадобностью и, задрав обе руки вверх буквой V, прокричал в небо:
– Я рыцарь белого ордена защиты вселенной, магистратор четвертого уровня ТОРОТ, вызываю огонь божественной любви и всепрощения в сектор дельта си, – оттопырил большие пальцы рук и, соединив их так, чтобы между рук образовался треугольник, обрисовал мерцающий оранжевым цветом контур вокруг всей группы колдунов. Через две секунды, точно над ними появился сверкающий металлом серебристый диск и из него выхлопнулся треугольный столб фиолетового огня. Всего на полсекунды выхлопнулся, а после того, как он исчез, ни колдунов, ни огненной стены вокруг них, ни даже травы под ними не было. Только черный пречерный треугольник.
– То-то же, – сказал я в абсолютной тишине, отряхивая руки, – колдуны малдуны…
– «А почему так тихо»? – подумал, и огляделся по сторонам. Весь народ, побросав оружие, и забыв, о необходимости убивать друг друга, попадал на колени и, вытянув руки вперед, явно молился чему-то, или кому-то. Только двое моих спутников сидели в седлах с открытыми ртами. Но вскоре отошли и наперебой:
– Ну, ты даешь! Мы сначала усомнились в тебе, когда ты Батыя мочить не хотел, но потом, когда народ в атаку поднялся за тобой, сразу просекли, что не зря нас к тебе приставили от всякой шушеры охранять. Великий человек для великих дел предназначен, а в бытовухе за ним нужно следить и оберегать. А последний фокус с огненным столбом, так это вообще полный атас. Как это ты его сделал?
– Да я его не делал, я просто вызвал дестроера трансмутатора в означенный сектор, всего и делов, тарелку, что не видели разве.
– Ты про этот диск сверкающий, из которого пламя жахнуло? А как ты его вызвал? – не унимаются.
– Да *** его знает как! Назвал свои данные, он и прилетел, точнее не прилетел, а телепортировался с базы из соседнего измерения.
– Ни фига как круто такие полномочия иметь…
– Ну, так я же все-таки магистратор четвертого уровня, а это вам не в тапки срать.
Над головами вновь возник сверкающий диск, и оттуда донеслось громовым голосом:
– Уже пятого уровня, с этого самого момента и прекращай хвастаться Торот, иначе на губу отправишься с новыми погонами… Ха-ха-ха! – и тарелка смылась также мгновенно, как и появилась.
Спутники мои головами покрутили:
– Куда он подевался?
– Он уже в бункере запарковался, – отвечаю.
– Так быстро?
– Да ведь времени не существует! – передразнил их.
– А перемещаться в тарелке очень просто. Она полностью управляется импульсами мозга, которые снимаются с бритого черепа через сенсорные датчики. Корпус тарелки состоит из двух дисков, вращающихся в противоположные стороны. А скорость задается мысленным приказом. При скорости вращения равной скорости света, она исчезает в нашем измерении, и появляется в четвертом, а при меньших скоростях возникает в указанных секторах во мгновении ока. А при больших, чем скорость света путешествует по всевозможным мирам. Сидишь в кабине, и только думай, и соотношение скоростей вращения дисков просчитывай грамотно, чтобы очередного тунгусского метеорита не получилось.
– Так это что, тарелка была? – хором спросили спецагенты.
– Не совсем тарелка, а скорее грузовой корабль, он платиновую руду вез с …
– А впрочем какая вам разница откуда он ее вез, пора наших ратичей поднимать, а чурок под землю отправить, чтоб не гадили на расейскую землю.
– Вставайте русские воины, – зычно заорал на все поле брани, – примите честь и славу на свои плечи за великую победу над этой нечистью.
Воины повставали, подняли доспехи и, вернув себе воинский дух, окружили сбившихся в кучу, дрожащих от страха перед неведомым, косоглазых наездников.
Мои напарники спросили:
– А что с пленными делать?
Я глаза округлил:
– Я же в самом начале еще сказал, что пленных не брать. У вас, их кормить ведь нечем. Запас еды насколько я знаю, рассчитывается только на личный состав, а потери у нас я вижу минимальные. Так что пусть яму копают большую для своих убитых. А когда всех в нее стаскают, сами пускай туда же прыгают. Закопать их по горло, также как они с нашими пленными поступают, и пусть под солнышком вялятся, пока не окочурятся.
– Варварский обычай какой-то, неужто будем уподобляться этим косоглазым. Может просто порубить в куски?
– Ишь ты, какой быстрый! А как же русское милосердие? Порубить то проще простого, а так, пока он в земле закопан и смерти ждет, он может, успеет раскаяться в грехах и тогда на небеса угодит чистенький и светленький. Да и опять же закон кармы нужно исполнить.
И, подняв указательный палец в небо, произнес:
– Не делай другому того, что не хочешь, чтобы сделали тебе, – загнул палец на руке.
– Это одна ипостась закона. Они ведь вряд ли хотели бы, чтобы их по горло закапывали и оставляли умирать. Вот и не фиг было так поступать с русскими воинами и иными туземцами
– И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними. Это есть ипостась вторая, – загнул второй палец. Вот мы с ними и исполним обе части закона. Так сказать по всей строгости русского, ведического закона.
– Эти кочевники могли конечно и не знать этого закона, но вы то ведь понимаете, что незнание законов не освобождает от ответственности. Так что в землю по горло живых закопать поверх мертвых. И всему личному составу ратников просьба подробно объяснить закон и его исполнение, чтобы у них не было угрызений совести по поводу содеянного.
– Как завершите идеологическую обработку, приходите вон в ту баньку, – показал на добротное строение на краю деревни, до которой не успели добраться кочевники.
– Я с местными жителями сейчас пойду договорюсь насчет жбана медовухи и ядреных девок, чтоб нас, победителей и защитников, попарили березовыми и дубовыми веничками, ну и всякое такое прочее… – подмигнул помощникам.
– Те хохотнули, и быстро начали командовать построением, чтобы объяснить задачу.
– А я, уколов коня в бока шпорами, понесся к деревне. Но ни медовухой, ни девками со всяким прочим, ни баней, мне не суждено было насладиться, поскольку как только конь пересек некую невидимую черту, как та реальность исчезла, и появилась эта, настоящая. Хотя какая из них настоящее, сказать трудно.