I
У Федора Михайловича под окнами толчея, шум, рядом с желтым фольксвагеном-жуком спорят о чем-то южные люди. Узкая улочка пахнет солеными огурцами, укропом и нагретым асфальтом. За звание достопримечательности борются церковь и крытый рынок
По крутой лестнице, охая («Сам-то небось моложе был»), взбирается группа престарелых леди, возглавляемая решительной девушкой в платке, по виду – церковницей.
Вместо папирос хозяина, заядлого курильщика, на столе в гостиной лежит большой кусок стекла - над листом с надписью «Объект на реставрации».
Одна из немногих оставшихся от хозяина вещей - шляпа. И снова под стеклом. Вещи словно в барокамерах. Книги за стеклом, фотографии под стеклом. Критик такой-то. Сначала они дружили, а потом рассорились. Писатель такой-то. Сначала они не ладили, а потом подружились.
И стол под зеленым сукном. Море, корабль и гавань.
II
В квартире у Анны Андреевны ее фото – манерное, из тех, что женщины дарят на память мужчинам, – на столе у хозяина. В ее маленькой комнате – зеркало, из которого глядят призраки.
В гостиной направо хозяйка начала читать стихи, а хозяин: «Анечка, Вы бы лучше почистили картошку».
В последний раз хозяин ушел без плаща. А плащ до сих пор – на вешалке у двери
В столовой сели за круглый стол с белой скатертью. Хозяйка снова частит Наталию Николаевну: «Ей на фото пятьдесят лет, а ума не прибавилось». Кассета шипит, обрывается. Почти от залетейской тени…
III
В квартире Александра Александровича о хозяине говорят «Он» - полушепотом, полуоглядываясь.
-- Это – его кабинет, а вот в этой арке он дежурил – тогда все дежурили. Здесь он лежал и отсюда его вынесли через черный ход. Вы обратили внимание на вид из окна? – Да, я посмотрела в окно. – Он ведь и квартиру эту выбрал из-за вида. Очень ему вид нравился.
«Хорошо, когда окна на запад. Весь закат принимаешь в них. Смотрите на огни»
За окном – еще не закат. Речка, полузаросшая кувшинками. Дальше – какие-то краны - не краны, молоты - не молоты, – индустриальный район. «Порт, доки, корабли. Балтийское море».
--Обязательно зайдите во двор. Он там колол дрова. Дерево только в прошлом году срубили. Оно еще при нем было.
Перед подъездом (ах, да – парадное?) ремонтируют тротуар. Шум и грязь невозможные. Странно, в квартире – тишина. Четвертый этаж, но все же…
«Комната тихая. Темно-зеленая. Низкий зеленый абажур над письменным столом. Вещей мало. Два больших зеленых дивана. Большой письменный стол. Шкаф с книгами». Большое, очень большое, черное, страшное ведро для бумаг под столом.
Ведь я – сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Зеленая, потрескавшаяся по краям афиша. Бенефис Любови Дмитриевны. «Цены местам обыкновенные».
Шесть-Двенадцать-Ноль-Ноль.
Алло?
Испорченный телефончик.