Глава пятая
АНАФЕМА
“И ты будешь стонать после,
когда плоть и тело будут истощены”.
Книга Притчей Соломоновых, гл. 5
Переполненный событиями, восемьдесят четвертый год подходил к концу: “Может в следующем будет полегче”, - думал Антон. Ох, если бы знал, что ему готовит год грядущий…
Город готовился к встрече Нового года. Во всю наряжались елки, украшались витрины магазинов и улиц. Снежные городки, уже замерли, в ожидании. Настроение приближающегося праздника, витало в воздухе. Антон еще не знал, где и с кем. Будет встречать Новый год, но, как это часто бывало, все решалось быстро и неожиданно тридцатого, а иногда и тридцать первого декабря. В католическое рождество, он получил первое письмо от Миши:
“Здравствуй, Антон!
Наконец, урвал время, тебе написать. Ты уже и забыл про меня. Прости, что побеспокоил. Живу хорошо. Скоро будет полтора месяца, как я здесь. В апреле заканчиваю “учебку”, буду командиром отделения, - служу в артиллерии. Так что весной раскидают нас по всему Союзу, - от Европы до Дальнего Востока. А жаль, только коллектив начал создаваться.
Ребята подобрались хорошие, разных национальностей. Особенно много башкиров. Есть грузины, узбеки, таджики, украинцы. Много парней из Подмосковья, есть и наши – сибиряки; из Омска, Иркутска, Алтая и нашего края. Тех, кому за двадцать, набралось с десяток, так что есть люди с близкими интересами, и я не скучаю.
Вообще, тут не плохо. Служим, ходим в наряды, учимся, занимаемся физкультурой. Свободного времени почти не остается. Вот урвал, чтобы тебе написать до этого писал только домой, брату и Лене Балабаевой. Лена прислала Колин адрес, я ему написал, но ответа еще нет.
Почта здесь работает плохо. Письма могут дней по десять не ходить. Вот коротко обо мне. Сейчас просто нет времени. Если ответишь, напишу подробнее. Расскажи, какие у вас дела, какие новости, - все, что знаешь про Сеньку, Валерию, Любочку, Татьяну и всех остальных. Ну, ты знаешь, что меня интересует. Все-таки не мало времени вместе провели. Будешь писать Любочке, для смеха напиши, что служу и изучаю иностранные языки, в основном азиатские, а лучше вообще не говори пока, что я тебе писал. Хочу на днях написать Сеньке и сравнить с тем, что ты напишешь.
Пока. До свидания. Михаил”.
Новый год, Антон встретил нервно. Переполненный чувствами, весь в ожидании, он не находил себе места. И вот, под Рождество, все-таки случилось то, что он так долго ждал:
“Здравствуй, Антон!
Ты извини меня, если сможешь, что заставила ждать, - задержала такой долгожданный ответ на твое “долгое”, как его сам назвал, письмо. Оно тебе нравилось, но меня взволновало настолько, что я несколько раз садилась и пыталась писать ответ, но не могла потому, что после слова “Здравствуй” нужно было что-то писать, а я не знала что.
Прекрасно знаю, как сильно волновался и ждал, что я отвечу, поэтому еще раз, перечитала всю стопку твоих писем. Еще раз нашла в них подтверждение тому, что хранила в тайне, даже от себя самой. Последнее твое письмо, Антон, в общем, такое хорошее, ласковое, так много дающее для души и сердца… Так увлеченно, ты мне еще не писал. В письме скрыт очень большой смысл, который для тебя многое, значит, и пойму я его или нет, для тебя тоже немаловажно.
Да, Антон, я поняла смысл письма и скажу прямо, - сначала была просто очень рада всему, что в нем нашла, даже счастлива, а теперь боюсь… Да, боюсь, всех этих хороших слов, перечитанных десяток раз, почти зазубренных наизусть. Но почему боюсь? Потому, что не верю… Да - да, не верю, боюсь верить.
Посуди сам, полтора года назад, ты был уверен, что влюбился в Таню (прости, что тормошу старое; но ты поймешь, что иначе нельзя). А, когда оказалось, что у нее есть любимый человек, ты, я знаю, был сильно расстроен, и кем нужно быть, чтобы тут же предложить мне, выйти за тебя замуж. Меня, тогда это просто убило, но я специально ничего на это не ответила сразу, потому что поняла, – погорячился. Мне кажется, ты, и сам хорошо понимал, что написал глупость.
Поверь, я никогда об этом не вспомнила и не сделала бы тебе больно, если бы ты сам меня на это не натолкнул. Я знаю, хорошо знаю, – мы очень, очень плохо знаем друг – друга. Эта сухая бумага, хоть и содержит подтверждения и доказательства тому, о чем мы все время думаем, а не может по-настоящему передать все, чем каждый из нас жил эти четыре года переписки, что чувствовал, переживал, а все лишь намеки, догадки и сомнения.
Я сначала успокаивала себя, - но пишем-то мы друг – другу все как есть. Зря успокаивала, ты опять себя подвел, - в твоем последнем письме новый удар; ты как будто бы признаешься в любви мне, немного надеясь на взаимность, а всего год тому назад был уверен, что на всю жизнь полюбил Любочку. Почему? Ты задержал объяснение этому, а вдруг за время, что я не писала, ты разубедился?
Попробую объяснить, почему это стало ударом. Ты, кажется, и сам уже попытался в моих письмах найти то, о чем я четыре года боялась признаться даже самой себе. Боялась – поэтому, как будто влюблялась в тех, кто был со мною рядом, - на школьных вечерах и танцах, а не за тысячи километров… Но влюблялась, а не любила. И ты был, Антон, несмотря ни на что, ближе, и в прямом, и в переносном смысле, - понятнее и доступнее. Поначалу, просто объединила все чувства к тебе, словом – Идеал. Но это было по - началу, а потом?..
С приходом каждого письма “Идеал” рос и становился не совсем идеалом, а… Ну вот, я и сейчас, еще боюсь это признать, даже на бумаге, потому что постоянно была сбита с толку тобой и не уверенна в своих чувствах. Я вспоминаю…
Мне становится понятно, что влюблена в Тебя (наконец осмелела) и мне даже кажется, что ты догадываешься об этом и откликаешься взаимностью. Но только кажется, потому что, вдруг приходит письмо с Чистосердечным признанием в Любви к Тане. Я готова была растерзать все и всех от ревности, но как-то постепенно успокоилась, поняв, что между нами слишком много километров и поэтому, мало надежды на такие отношения, как между тобой и той девушкой. Хотя, не скрою; - была рада, что у Тани есть другой, любимый человек. Еще на что-то надеялась, но когда прочитала вдруг твое предложение, в моем сердце притаилась мысль, что ты издеваешься надо мной, смеешься. Но все прошло, и добрые чувства стали расти, и, особенно, с приходом нового письма. Надо ли говорить, что твои письма, Антон, были для меня часто, как рука, протянутая утопающему, - как большая радость, как хорошая умная книга. В таком скромном, письменном общении друг с другом, мы находили все новое и новое. Даже в личных неурядицах, старались помочь друг - другу.
Как сейчас помню, сильно ждала твоего письма, когда непонимание и раскаивание, было между мной и тем парнем, - который встречался со мной, но любил мою подругу, ненавидящую его. Я ждала твоего письма, чтобы успокоиться, утвердиться в своих силах, поднять настроение. Именно так и получалось.
А кому еще, более подробно, известен каждый мой шаг к взрослению, как ни тебе? Разве не вместе, мы ощущали становление моей личности? Да и вообще, если бы не ты, как бы сложилась моя судьба, что было бы со мной? Насколько было возможным, мы о себе все рассказывали, пытались понять друг – друга, дать хороший совет, уберечь от ненужного шага. И сколько не переписывались, – жили одной мечтой, одной целью, - увидеться…
Пусть кто-нибудь попробует утверждать, что ни на таких, искренних отношениях строится чистое чувство. Я всеми силами сумею переубедить этого человека, заставлю в это поверить. Но сам, наши отношения затрудняюсь назвать как-либо. Вот ты сам попробовал во всем разобраться, заново перечитал мои письма, начал искать в них то, о чем постоянно думала. Во многих письмах я старательно маскировала то, что интересовало меня, а в твоих письмах пыталась находить, этим загадкам ответы.
Признаюсь теперь, не верила целый год, что ты действительно знаком с какой-то Любочкой. Не верила, пока ее фотография не оказалась в моих руках. Думала, что ты ее специально выдумал, ради меня. Но я все-таки знала, что не умеешь врать, и очень больно было, когда прочитала в твоем письме о том, что сам ее любишь и она тебя, но скрывает свои чувства. Мне было обидно, что не я на ее месте.
Эх, Антошка, Антошка, и зачем, с тобой, познакомилась! Ты, как “запретный плод”, - и вот рядом совсем, да никак в руки не возьмешь.
Но, Боже мой, как я счастлива, Антон, что понял меня до конца, ждал, что отвечу, - в подтверждение или отрицание. Но не могу, пойми, не могу прямо сказать, что Люблю Тебя. И, в предыдущих письмах догадывалась, что мы любим, друг – друга, но нужна, ох как нужна встреча… Может, ошибаемся оба? И любишь ты Любочку, а не меня, а я – Моисеева, а не тебя. Я даже не верю, что могу любить, а главное быть любимой. И уверенна, что еще никогда не была любима, хотя даю информацию к размышлению и вопрос: “Что нужно, чтобы быть любимой?”
Вот, думаю, что в полной мере, ответила на твое письмо. Правда, несколько долго, но это ведь, по-моему, первое письмо за четыре года, которое раскрыло меня до самого дна, и жалеть об этом не буду.
И если осмыслил все, разобрался во всем и уверен, что любишь Любочку и обязан счастливой сделать, - не думай, что опять обижусь. Моей любви хватит на двоих, лишь бы только знать, что есть где-то человек, которому многим обязана, который, даже, несмотря на смерть, останется моим лучшим другом, лишь бы письма шли почаще, - а ждать я умею!
Пиши мне, Антон, пиши, и даже не старайся приехать. Я смогу еще сколько угодно писать и ждать, только Не Забывай Меня…
Остается добавить о житейских делах. Я сейчас на каникулах, до четырнадцатого января. Погода скверная – гололед; ни выйти никуда, ни выехать. Полугодие закончила на отлично. Вообще, все хорошо. Дома тоже все нормально. Иванова невеста заканчивает РИСХМ и, в недалеком будущем, сыграем свадьбу… “Личность твоя” добралась нормально. Если бы не фотография, забыла бы, какой ты есть. Шучу, хотя это так.
У Саши, из ТРТИ, есть хорошая девушка, Лена. Я его не вижу, уже второй месяц, немного огорчена, но, у меня есть Ты.
До свидания. Надеюсь, Жду и Помню. Маричка.
Вот и восемьдесят пятый, Антон! Пусть он принесет много счастья, любви, радости, мира и запомнится весь, от минуты до минуты. И пусть, никогда не пожалеем, что он наступил!
Антон не успевал отвечать, потому что Маричка завалила его письмами, как будто чувствовала, что нужно торопиться:
“…Нет на свете другой пары глаз,
которая следила бы за мной также
пристально…
Монтень.
Антон, здравствуй! Пишу немного с грустинкой на душе, - если бы разговаривали - было понятно по голосу. Пишу и не знаю, будет ли мое настроение влиять на написанное. Вот грустно мне, ужасно и скучно. Но я не жалею об этом. Вот так, грустно и ничего не хочется делать, никого не хочется видеть, чувствовать (не говоря, конечно, о тебе). Но такие минуты дают мне очень многое. Помню нашу, хорошую мысль: “грусть – собственная выдумка, но жизнь без нее, была бы не та”. Да, грустить хорошо, когда еще знаешь, что тебя поймут, утешат. Но сейчас ночь. Я одна.
Три дня тому назад, бросила тебе последнее письмо, исключая это и три дня не нахожу себе покоя – все ли правильно в нем написала? Нет, уверена, что не изменю тем чувствам, о которых писала, но может быть не стоило писать? И так, и сяк, разбирала я судьбу своего письма, а найти определенный ответ никак не могла, просто нужен твой ответ.
Но вот еще, в чем маленький парадокс. Когда получила последнее твое, “долгое” письмо, а на другой день, под сильным впечатлением, пошла на занятия, - на моем лице, очевидно, было что-то отпечатано, потому что одна из девчонок нашей группы, (очень хорошая, милая, душевная девушка, Фатима, - русская казачка), - целый день не отступала. - Что с тобой произошло? Что случилось?
Однажды, уже приходилось делиться с ней своими неурядицами и она, хорошо понимая меня, смогла успокоить, настроить на хорошее настроение. Я рассказала Фатиме о тебе. Что четыре года переписываемся и никогда не думали, что устали от этого, что, переписываясь, жили одной целью – увидеться. Как, с помощью бумаги и ручки, помогали воспитывать свое “Я”, как хорошо научились понимать друг – друга. Но, я, конечно, не сказала ей о том, что у тебя были девушки и есть Любочка, - а о том, что у меня есть знакомые ребята (более тесного общения), Фатима знает.
И вот, когда я ей прочитала кое-что из последнего письма, она меня чуть не побила. Вот ее слова: “Маричка, у тебя есть такой хороший парень, который, ясно как день, любит тебя, а Ты… Неужели ты бесчувственная, безжалостная кокетка, можешь легко заводить знакомых всяких, из ТРТИ, в то время, когда где-то в неверии живет такой парень! Эх, Маричка, глупая ты. Ну, вот что, я возьмусь за тебя, - никаких Саш и каждый день, чтобы писала Антону. Ясно? И попробуй потом, на свадьбу не пригласить!”
Я слова ее только на три процента, немного, сократила. Можешь себе представить, что это были за слова? Огромными глазами смотрела на Фатиму, и глубоко в душе радовалась, и сходила с ума от счастья, - не одной мне понятен смысл твоего письма.
Но я не сказала ей, как к тебе отношусь. Наоборот соврала, что мол, ты мне безразличен, что не верю твоей “писанине”, а все же очень волнуюсь, получая новое письмо. Я очень благодарна ей, что она кое на что, мне открыла глаза. Молодец, сразу все поняла, а мне не дала сбиться. И я верю теперь в серьезность наших, Антон, отношений, переписки, да и разве может быть иначе?!
Вот только Любочка… Все-таки она ближе к тебе… Во всяком случае, я живу под девизом: “Строя свое счастье – не отбирай его у других. Не строй свое счастье на чужом несчастье”, - гласят пословицы. Ох, Антошечка, если бы ты знал, как сейчас тебя не хватает рядом. Хоть бы ответ быстрее приходил! А как хочу, ответ этот не прочитать, а услышать от тебя лично, посмотреть в глаза и все понять, без слов.
Антон, если что-то случилось, если не можешь ее оставить, забыть; если все останется как прежде, прошу, не жалей меня. Так будет легче…
С уважением, твоя Маричка.
Ах, Антон, Антон, что ты сделал, написав это свое “долгое письмо”! Ты разгадал меня, вычислил, разоблачил. А знаешь, как все женщины боятся, что их, рано или поздно “разоблачают”, в чувствах. Я была гордячкой, пока жил, в моем сердце, мой, недоступный, секрет. Но вот, ты раскрыл его и теперь я, как раскрытая книга, вся перед тобой, какая есть. Даже знаю теперь, что смогу долгие годы сохранить свои чувства, пусть даже, еще кого-то полюбишь и женишься. Теперь, для меня, главное, что ты знаешь, что значишь, значил, и будешь значить, - в моей судьбе. Можешь быть уверен, - моей любви хватит на двоих, если не будешь меня любить.
Я не та, Антон, понимаешь, не та, что была, четыре года назад, это точно. А ты, почти тот же. А в Любочке, я глубоко разочаровалась. Не такой ее себе представляла. Но то, что ты, вдруг (может постепенно?) разочаровался в ней, и она наскучила тебе, - меня очень удивило. Ты, кажется, любил ее? Любил ли?
Как, все-таки хорошо чувствовать и знать, что кому-то нужен, что где-то есть человек, который в любой момент поймет тебя. Более того, сделает все, лишь бы тебе было хоть немножко лучше. Еще лучше знать, что этот человек чувствует твою взаимность. Это просто счастье…
Я могу, хоть целую вечность, писать тебе, Антон, и быть этим уже счастливой, лишь бы отвечал.
Еще раз, До свидания. Пиши. Очень жду. Маричка”.
+ + +
Надо сказать, что любимый преподаватель Антона, Марина Викторовна, не исчезла из его жизни. Сначала, в трудные минуты, которых было предостаточно; позже, порой от делать нечего, - Антон заходил в гости. Доверительность их бесед и расположение друг к другу, вызывало бурный поток откровенности. Было очень интересно общаться с этим, молодым, преподавателем. Он, естественно, никак не мог представить ее педагогом, даже теперь, когда она выглядела вполне взрослой – для второкурсников. Для Перегибова, она оставалась все тем же, несмелым учителем, как и тогда, в первые минуты знакомства.
Но, как бы там ни было, их духовное общение укреплялось. Разговоры о делах студенческих, переросли в дела сердечные. Поэтому неудивительно, что, к началу восемьдесят пятого года, Марина Викторовна знала обо всем, что происходило с Антоном. Его перемены чувств, волнения, тревоги, радости, огорчения, надежды. Знала она, конечно, и о Маричке. И не удивилась, когда он принес последнее письмо с Дона:
“Здравствуй Антон!
Ты прости, что задержала с ответом. Честное слово, некогда было, хотя, в принципе это не оговорка. Но если бы ты знал, как сейчас живу, ты бы понял меня. Помнишь, раньше иногда писала: “Не знаю, что со мной происходит. Не знаю, куда себя деть, что предпринять, чем успокоить”.
А сейчас, так не напишу потому, что занята “по горло” и нет времени думать, хотя это немножко формально, - ведь успеваю настроение менять. Иногда, задумаюсь сильно так, что меня назад, из раздумий, толчком возвращают…
Живу, сейчас, насыщенной жизнью. Чем только не занимаюсь. Но моя хозяйка уже восстановила справедливость: - “Что это, все ты делаешь? И что, у вас, больше не кому?” Оно и правда, - и рисовать приходится, и оформлять, и даже стихи писать о почтовой связи. Но я даже рада, что так занята. Просто привыкла к этому; это – моя жизнь, так легче, и жизнь бежит не заметно, и быстро.
Антон, ты не представляешь какие думы, сейчас самые главные. Неотступно преследует мысль: “Что я буду делать, когда закончу училище?” Понимаешь, по окончании, отличники могут получить направление в ВУЗ; Институт Связи, Университет, Педагогический, на индустриально – педагогический факультет. Для меня, наиболее реально и желаемо, поступление в Пединститут. Но!? Туда, поступающие по эксперименту, отличники и медалисты, сдают математику устно! Можешь себе представить? Нет, не можешь, - потому, что не знаешь, что в школе из меня был математик такой, как из некоторых математиков (учеников) “русисты”. То есть, натянутая “четыре”, стабильно за десять лет.
Ума не приложу, что делать? А Пединститут, мне просто снится. Правда, моя работа, оператора связи, мне очень нравится, но здесь, чаще всего, взрослые клиенты, а мое призвание – дети. И еще. – Никак не пойму, до конца ли уверена в том, что буду учиться в Педагогическом. То, что мне не хватает знаний, отталкивает от заветной мечты и начинаю думать, что способна лишь работать на почтамте. А иногда, решаюсь, - поступлю, попрошу дочь нашего мастера, преподающую математику в Пединституте, чтобы позанималась со мной.
Но, к сожалению, пока Лидия Алексеевна, наш мастер, болеет, не могу связаться с ее дочерью. Но это, по-моему, единственный, верный шаг. И главное, что Я, только Я сама, должна все решить и обдумать, а понять и посоветовать некому, даже мама, уже немного не желает, чтобы приобрела, все-таки, профессию учителя.
Но нет, хочу быть педагогом! Антон, ты просто Гений! Ты такое нашел объяснение, что ужасно обрадовалась. Влюбляться, - значит восхищаться! Как это справедливо! А я, представь, думала так же, но не имела в виду слово “восхищаться”. И знаешь, больше всего восхищаешься теми, кто больше всех этого заслуживает. У меня нет таких друзей, в которых влюблена просто так.
Как-то, одна моя подруга заметила, что стоит мне познакомиться с хорошим, стоящим парнем, - сразу влюбляюсь. Заметив это, она обругала меня в несерьезности… Очень интересно твое решение – готов спорить, хоть всю жизнь, что мы все же хорошо знаем друг – друга. Ты даже утверждаешься в мысли, своей знакомой, что по письмам лучше узнаешь человека, чем в непосредственном общении. Да, отчасти, вы оба правы. Отчасти… Справедливо то, что по письмам очень хорошо можно узнать душу, духовный уровень, не то, что при общении, когда узнаешь больше привычки, эмоциональность, поведение.
Но согласись, если только на переписку мы четыре года потратили, а встретимся, - не сможем удовлетворять полностью желания друг – друга; не всегда будем знать, как реагировать на те, или иные поступки потому, что, в этом случае, мы будем только узнавать друг – друга.
Да, только такая переписка, как наша, сможет открыть друг – друга. Признаюсь, - с троими юношами и одной девушкой, не могу переписываться потому, что они пишут не так, как ты или я, или еще, некоторые мои друзья по переписке. Этих четверых, по письмам узнать почти невозможно, узнать в полной мере. Ну и если отбросить всех, оставить только лучших, то не стану спорить, - по письмам можно хорошо узнать человека.
Весело спорить через бумагу и десятки дней, во времени. Но я еще буду спорить! Ты, скорее всего, опрометчиво и необдуманно написал, что приедешь, во чтобы-то ни стало, даже, если это будет грозить отчислением из института. И еще: “Пусть мечты и не сбываются, это наверно не самое главное в жизни”. Ты, наверное, имел в виду мечты о приобретении профессии, я сразу не поняла. Но эта мысль меня пугает. Выходит, зря мечтаю о Пединституте, - это “ не главное в жизни”, зря имею еще кучу мечтаний и если они не сбудутся, - не беда? Соглашусь, - не беда, если не сбываются просто мечты, но заветные? На то и мечты, чтобы задаваться целью, которую можно достичь.
Не сомневаюсь, будешь спорить. А я, уже хотела предложить, - возьми свои слова обратно. Знаю, какой ты, слов на ветер не бросаешь, от своих не отказываешься, брать обратно не собираешься. А все же? Интересно, что ответишь!?
Я очень – очень хочу тебя видеть, но прошу, - не жертвуй институтом. Ведь он, твое будущее закладывает. Но я, даже, не обратила бы и на это внимание, - так хочу, чтобы приехал. Я сама пожертвую, чем угодно. Ты бы знал, какое желание меня преследует неотступно. - Хочу скорее лета (не знаю точно, увидимся ли мы летом, может зимой), вот хочу лета и все!
Но до лета еще далеко, а пока нужно заниматься. Да, Антон, просьбочка есть. Напиши побольше, что там у вас дома, как дела, здоровы ли, (а то бабуля интересуется, и все мы)? Всем привет от нас.
До свидания. Жду, жду, жду. 6 февраля 85 г.
Читая письмо, Антон подумал о том, что Маричка, боится их встречи, боится увидеть не то, что себе представляла.
- Нет, этого не может быть! – твердил он, - четыре года, срок достаточный, да и переписка была очень откровенная. Но почему боится? – И он пошел в гости. Пошел к Марине Викторовне, чтобы найти подтверждение, своим чувствам.
Возвращаясь, домой, получив заряд энергии, скорее оттого, что излил душу, накопившееся, что ему настоятельно рекомендовали ехать, - Антон шел счастливый и улыбающийся. Мир казался большим и светлым, нежным и чистым; и хотя шел февраль месяц, месяц ветров и частых перемен, - ему было жарко.
Дома ждало письмо от Любочки. Честно говоря, он уже стал забывать о ее существовании, да она и сама не напоминала. Вот только так… Хладнокровно вскрыв конверт, начал читать:
“Здравствуй Антон!
Извини меня за молчание, но ты тоже хорош. Не пришел меня проводить (обещал же!). Конечно, сама виновата в том, что еще тогда не сказала правды. Я выхожу замуж. Свадьба первого марта, в Черемушках. Если сможешь, приезжай. Понимаю, что тебе очень тяжело, но может и ошибаюсь. Поверь, для меня, ты всегда останешься хорошим другом. Надеюсь, что для мужа, Сережи, ты тоже станешь хорошим товарищем.
После свадьбы, может быть на праздники, приедем домой. У меня большая просьба: - позвони мне домой, восьмого или девятого марта, буду ждать. А также и ответ, на мое письмо. Даже если очень трудно и тяжело, все равно напиши мне, хоть несколько строчек.
С уважением Любочка. Жду ответа. 12.02.85 г.
Да, и еще, если знаешь, адрес Миши, напиши ему о моей свадьбе”.
- Да, ты очень - очень сильно ошибаешься, если думаешь, что все это будет долго тянуться, - проговорил Антон, - нет, жизнь коротка, а я еще ничего не сделал. Хватит мне любви “выше крыши”. Надо жить реально.
Раздираемый волнениями, он целенаправленно, снова шел к Марине Викторовне. Если бы его сейчас спросили, почему к ней, затруднился бы ответить: “Почему я пошел сюда, а не в другую сторону, что меня тянет?” – думал Антон, по пути. Еще полчаса, он ходил вдоль дороги, размышляя, стоит или не стоит зайти.
Свет в комнате горел, автобуса не было, а он уже начал замерзать, - поэтому, решительным шагом пошел, поднялся на восьмой этаж и постучал в дверь.
- Входите, открыто, - струящимся тихим голосом, ответили за дверью. Антон осторожно зашел, поздоровался и, оценивающее, остановился. Что-то было не так!
- Здравствуй, Антон, проходи. Я очень рада, что пришел, - сказала Марина Викторовна.
- Да я ничего, замерз только, немного.
- Сейчас, я чайник поставлю, а ты располагайся, - продолжала она, и он заметил, что Марина, вроде как, повеселела.
Присев на кресло и на минутку, задумавшись, вдруг твердо сказал себе: “Все нормально, все хорошо”. Вернулась Марина Викторовна и спросила:
- У тебя, какие-то проблемы?
- Да нет, в общем-то, нет, - ответил Антон.
- А если в частном? – не унималась хозяйка.
- Ну да, тогда они всегда есть. Ладно…
И он рассказал, обо всем происходящем, по порядку. Впрочем, Марина Викторовна знала, - и о Любочке, и о Маричке, за исключением последних волнений и переживаний. Антон так разошелся, в своих рассуждениях, на тему “как быть?”, что не сразу заметил того, что она его не слушает.
- Да, не вовремя пришел, - подумал он, но спросил:
- Марина, с тобой все в порядке?
Очнувшись от неожиданности, что Перегибов назвал ее по имени, ответила:
- Все хорошо, это так. Сейчас пройдет.
- Марина! – Антон напряженно думал и плохо соображал, что происходит. Он посмотрел на нее; увидел добродушные, детские глаза; с трудом проскальзывающую улыбку; взгляд человека, желающего ему всего хорошего…
- Марина! Выходите за меня замуж, - наконец решился он, - Я не шучу, ты согласна?
- Да, - ее глаза озарились светом, и радостью, и неожиданностью, и было еще масса всяких настроений и чувств, - а как же Маричка?
- Маричка.., я ей напишу. Все будет хорошо. – Антон подошел и обнял Марину, она уткнулась ему в плечо, и заплакала. Кто его знает, от чего женщины плачут?
+ + +
Начались каникулы. Марина уже в качестве невесты, уехала домой, на Урал. Антон остался наедине, со своими мыслями:
“Как не хочу, чтоб уезжала,
Как не хочу, чтоб шла одна,
Как я желаю, чтобы рядом,
Всегда со мною ты была.
Как я хочу твой голос слышать
И видеть блески твоих глаз.
Твое дыханье, сердце слышать
И думать только про тебя”.
- Да, три года знакомства и преподаватель становится невестой. Да, жизнь интересная штука, - проговорил Антон, и гордо подняв голову, пошел, уверенно смотря в будущее.
Сразу после своего Дня рождения, получил поздравление от Сеньки, телеграмму, а следом письмо от Марички. Она еще ничего не знала:
“Здравствуй, Антон!
Вот опять пишу тебе и не знаю, как ты. Я полчаса назад приехала из Дворца Спорта, была на концерте Владимира Кузьмина и группы “Динамик”. Не углубляясь в подробности, скажу, что концерт понравился, хотя исполняли старые песни, то есть что и год назад. А концерт, вообще-то, был посвящен Двенадцатому Всемирному фестивалю, - были специальные номера.
Но почему, так взволнована? Когда ехала домой, в трамвае, почувствовала на себе, чей-то взгляд. Один парень сидел напротив меня, я стояла к нему боком, через три сидения. Глянула безразлично в его сторону и отвернулась, но что-то, до боли знакомое, было в его внешности, и я еще раз на него посмотрела, - он отвел глаза. Антон, он был похож на тебя!
Этот парень, и твоя фотография, быстро соединились у меня в голове, и я стала изредка смотреть на него. Но, как-то быстро подъехали к моей остановке, и вышла…
Шла и думала, о тебе. На счастье, никого не было рядом, и никто не мешал. Антон, если бы только знал, как мне сейчас нужен, как мне тебя не хватает. Сейчас остро ощущаю, жуткую потребность во встрече с тобой. Странно, раньше очень ждала твоих писем, но все же дожидалась и этого было достаточно, а теперь, твоих писем не хватает, они идут очень редко и у меня просто нет сил, их дождаться.
Но вот, получила твое письмо и оно меня “обожгло”. Как это жестоко, и непростительно, и справедливо, и немыслимо понять твои слова: “Но если ты вдруг скажешь, - извини, Я люблю другого, - я повернусь и уйду, молча уйду из твоей жизни и постараюсь ничем о себе не напоминать”.
Антон, мне страшно… Я боюсь тебя потерять, я не мыслю свою жизнь без тебя и твоих писем потому, что не хочу верить, что найдется еще такой человек, который поймет меня и полюбит так же, как ты. Не хочу, чтобы такой человек был. Мне все равно не будет хватать твоей непосредственности, твоего особого своеобразия личности, души. Я не смогу полюбить кого-то, зная и помня, что есть ты. Но если кто-то полюбит меня, я его не пожалею и не отвечу взаимностью.
Пишу тебе сейчас об этом и хочу, чтобы ты хорошо понял, и почувствовал это, и боюсь, если что-то будет не так. Я боюсь его… Он возник чисто случайно. Сначала был просто знакомым; потом хорошим знакомым; потом другом, товарищем. Вместе ездили из дома в Ростов (он студент РИСХМа), иногда он приходил ко мне, и мы гуляли по Ростову, ходили в кино, театр. Мне было с ним не скучно и интересно поговорить, обо всем на свете, но чаще всего на “веселой волне”.
Но, однажды, ждала твоего письма (в январе) и несколько дней не могла, ни смеяться, ни веселиться. Он вызвал меня на откровенность, и я рассказала о тебе ему, как товарищу. Он удивился, что четыре года “терплю” переписку, да еще и чувства какие-то имею. Я попросила, сначала, ни чему не удивляться, а потом стала убеждать в нашей, Антон, общей истине, что переписка лучше непосредственного общения.
На другой день, получила от тебя затерявшееся где-то письмо, вернее открытку и стихотворение. Я была просто счастлива и когда, вечером, пришел он, - заметил, что повеселела, и спросил почему. Я ответила. Он вдруг сказал: “Хочешь, Я тебе напишу стихотворение?” Я пожала плечами и сказала, что не отвечу, - мне было все равно, один ты был на уме. На другой день он принес мне стих, в котором, в самом конце была строчка: “Потому, что я тебя люблю!” Когда прочитала, - ужасно разозлилась, меня возмутило его заключение и чувство, что он – вор, подкралось и засело во мне.
Я ничего не ответила, сказала только, что из друзей поклонников не делаю. Антон, я его боюсь. Он приходит, почти каждый день. Когда сказала, что устала от встреч, хочу быть одна, - ответил, что мне нельзя быть одной. Как друг, он нужен и мне интересно с ним, но я знаю, что у него, ко мне, другое отношение.
Почему-то, твое существование его нисколько не волнует. А я не могу так. Как бы хотела быть сейчас с тобой, рядом, и не думать ни о чем плохом. А с этим я сегодня же рассчитаюсь, не могу нести такую обузу.
Но знаешь, Антон, иногда на меня находит “волна”, начинаю думать, что безразлична тебе. Вот узнал, как к тебе отношусь и все, - стало не так что-то, и ты с безразличием и равнодушием, стал обо мне думать. Когда так начинаю думать, мне кажется, что найдутся такие люди, которые поймут меня не хуже. И найдется такой, который полюбит меня, и поймет. И я отвечу ему взаимностью, если не нужна тебе. Но знаешь, это проходит, как только прочитаю (перечитаю) твои письма.
Заметила, твои письма, стимул моей жизни. И, если хочешь показаться себялюбивым, и утвердиться во мнении, что сначала мне помог повзрослеть, - будешь только прав. Так оно и есть! Тебе останется только, увидеть глазами свое “ детище”. Но я себялюбием не страдаю и все же хочу утверждать, что самовоспитание - вторая часть в становлении моей личности. Хотя это вышло из наблюдений, за окружающим миром. Как говорят: “Танцуй от печки”. Так я живу и совершенствуюсь, - от тебя. Шучу, хотя это правда.
Интересно, ты стареешь… Немного юморно и грустно. Больше пока, не могу ничего сказать, по этому поводу – недопонимаю, не могу взять в толк. Но то, что ты не хочешь встретить туже четырнадцатилетнюю – естественно. А мне, как-то даже интереснее вернуться в прошлое. Тогда, для меня, было много загадок, а теперь… еще больше, но не загадок, а неизведанного. Представляю, как будешь на меня смотреть, и не представляю. Неужели, это когда-то будет?
Вот и все, пожалуй, пока. Дома все отлично, но, естественно, простуда, грипп, - и их не обошли. А я тут, пока, в полном здравии. Пиши, как ваши там. Привет всем вам, от всех нас. Мужчины пусть простят, что поздравляем их, с Днем Советской Армии, не официально. Успехов Вам.
16. 02.”.
В стране опять начался траур. Хоронили очередного, третьего, за три года, Генерального секретаря ЦК КПСС. Было ясно, что в партии кризис. И назначение Михаила Сергеевича Горбачева, Председателем правительственной комиссии, - вызвало интерес. Мало того, - после смерти К.У.Черненко, целые сутки не говорили ничего. Становилось ясным, что идет жесткая, политическая борьба “в верхах”.
Итак! Десятого марта, 1985 года, снова сменилась власть. Наконец-то, “рулить” встал, достаточно молодой, для такого ранга, политик, в возрасте пятидесяти четырех лет. Михаил Сергеевич не был известным политиком, но как это обычно водится, наиболее влиятельные люди, до поры до времени, остаются в тени. А для простого жителя страны, надежды остаются надеждами и с каждой сменой власти, люди хотят, чтобы жизнь стала лучше. Но, как это будет на самом деле, покажет время, а мы продолжаем…
Антон, уже столько раз садился писать Маричке ответ, но не мог. Что-то мешало, душило его. Днем, бегая за покупками и оформляя всякие нюансы предстоящего торжества, было некогда думать об этом. Зато ночью, когда оставался один… Это был кошмар, да-да, настоящий кошмар! Он понимал, что этим поступком теряет огромную, если не сказать, значительную часть собственной души, а уж про Друга, Любимую, и говорить не приходится.
Он понимал и очень хорошо знал, что весть о его женитьбе, будет смертельной для нее. Но выбор сделан, и отступать некуда. Молчать было невыносимо, но и говорить тоже не возможно! Читатель, наверняка сразу спросит, а была ли у него любовь, если смог так легко поменять ее; чистую, юную, любящую, - на другую. Да, возможно, Вы правы, но кто скажет, где находится та грань, между верными и неверными поступками, и где написано, что является правильным, в нашей неправильной жизни.
Пришедшие на его имя письма, от Михаила и Любочки, Перегибов воспринял без всякого энтузиазма, да и вообще, без чувств:
“Здравствуй, Антон.
Извини за беспокойство, я опять напоминаю о себе. В первый раз вы не изволили ответить мне. Я подумал, что тебе еще хуже, чем мне, и ты не в состоянии написать, в такую глухомань; где я зимой примерзал к железу, работая с техникой; задыхался от пыли, разгружая вагоны с углем; стирал ноги, пробегая десятки километров, а потом долго заживлял раны и сращивал кости в госпиталях.
Но, к великой радости, до моих далеких мест, дошли вести о том, что твои дела обстоят не так уж плохо. Или я ошибаюсь? Мне, конечно, трудно судить; отсюда плохо видно. И, тем не менее, я хочу тебя и еще кого-то, не знаю кого, поздравить от всей души и пожелать всего самого, самого наилучшего.
Далее, я бы очень хотел, чтобы ты мне написал и рассказал о своем житье- бытие, а также о людях тебя окружающих, но, к сожалению, в ближайшие дни, отправлюсь на спец. задание, - неизвестно куда, потому, даже адреса писать не буду.
Главной целью этого письма, было пожелать тебе, чтобы в душе наступило равновесие, чтобы ты был счастлив. Подумай о том, что другим может быть гораздо хуже, чем тебе. Но они не унывают. Это поможет забыть невзгоды и радоваться жизни. Я сказал все, лишнего говорить не буду, дабы больше не отвлекать Ваше внимание, на свою персону. Но, все - же оставляю за собой право, написать еще раз, когда определюсь на том месте, куда меня забросят.
До скорого свидания. Миша”.
- Да, я виноват пред тобой, за молчание, но Ты прости меня, грешного. Потерпи немного, - с грустью подумал Антон, распечатывая следующее письмо:
“Здравствуй Антон!
Случайно узнала о твоей свадьбе, от Сеньки. Очень рада за тебя. Сенька предложил пойти вместе, так как, с восьмого апреля, у меня отпуск, но я отказалась. Правильно ли сделала? Я не хочу портить настроение тебе и твоей невесте. Понимаешь, Антон, не все так делается, как нам иной раз хочется и думается. Будь счастлив, а меня забудь навсегда, может, уже забыл? А я буду помнить всегда. Очень много рассказывала о тебе моему мужу, и он очень ждал тебя на нашу свадьбу, а ты не приехал. Антон, если забыл обо мне, то, пожалуйста, фотографии наши не уничтожай, а постарайся через Сеньку, передать их Валерии.
Я все фото, где ты и мы вместе, сохранила. Ну что еще могу сказать, очень жаль, что по приезду домой, в отпуск, я тебя больше не увижу. Ты знаешь, как ни странно, но часто вспоминаю наши встречи и разговоры.
Будь ласков со своей женой, как со мной, когда-то. Это, наверно, мое последнее письмо. Если ты хочешь продолжать переписку, напиши. Не прощаюсь и надеюсь, как на друга.
Любочка”.
День свадьбы приближался стремительно, вся подготовка была завершена. Антон, уже познакомился с мамой и бабушкой невесты. Отца у нее не было, погиб еще в молодости. Марину воспитывала бабушка, а мама зарабатывала деньги, чтобы ее вырастить. Надо сказать, что с первой минуты, восприняли они его настороженно, хотя встретили приветливо и дружелюбно. Да и как могло быть иначе. Хмурый вид Антона, в лучшие времена-то, отпугивал незнакомых людей, а сейчас, когда он еще не разобрался со своими проблемами прошлой жизни, его вид оставлял желать лучшего.
Давило сердце, мучила бессонница. Невеста, уже третий день спрашивала, что с ним! Что мог ответить Антон. Он сам не знал, что с ним, просто было плохо. Ответ нашелся сам собой, когда, в канун свадьбы, за четыре дня, долетело письмо, - последняя надежда Марички:
“Здравствуй, Антон!
Антон, я перед тобой виновата и ты меня наказываешь? Может быть, ты меня испытываешь и считаешь это вправе? Что случилось, Антон?! Я не могу понять, почему ты молчишь, два письма и не одного ответа – разве хорошо? Может быть, не хочешь писать мне, а я навязываюсь со своими письмами?
Объясни. Напиши последний раз, напиши, все, как есть, самую горькую правду, но не молчи. Я не могу так. Это что-то новое, с твоей стороны, и я не совсем понимаю это. Уже не знаю, что и думать, - это не похоже на тебя.
Но если и на это письмо не будет ответа, я не буду больше писать тебе. Я обижусь, и это будет единственная, на мою короткую жизнь, не прощенная и не проходящая обида. Но хуже этого – потеря лучшего друга, его негласное предательство. Не знаю, но я бы так, как ты, не сделала, - а ведь ты еще проницательнее и взрослее меня считался, а поступки твои…
Эх, Антон, Антон. Мне очень трудно сейчас и одиноко, а ты молчишь. Разве тебе безразлично, что Я, и как Я, сейчас? Хотя, так оно, наверно, и было все время…”
- Нет, Боже, нет!!! – вырвался, стонущий крик Антона.
“…А чтобы успокоить меня, ты писал “красивые”, припудренные и напыщенные лицемерием, письма. Ты еще, так хотел меня убедить, что только в письмах человек –человека, по-настоящему, узнает. Я убеждена в обратном. Письма, - бумага, и корыстный, лживый человек может написать в них, что угодно, а потом шутя сказать, что все написанное, было давно и неправда.
Так оно и есть, и я тебя, за четыре года, долгих года, так и не смогла узнать, да и зачем это нужно тебе?! Как еще временем жертвовал, чтобы писать мне. Извини, может слишком жестока, но как иначе, - если оно так и есть? Вряд - ли, теперь, убедишь меня в обратном.
А может быть, Я напрасно писала, - есть какие-то серьезные причины на то, что ты молчишь? Извини тогда, если я не права. Но мне, действительно, очень не хватает твоих писем. Так трудно сейчас, а еще твое молчание.
Ну что же, если тебе это нужно – не пиши. Я постараюсь обойтись без тебя, если получится. Не прощаюсь”.
- Боже мой, как больно, - еле сдерживая слезы, выдавил Антон, - какая глупая жизнь, как глуп я. Разбросал всю жизнь по мелочам, раскидал по всему свету.
Безбожник!
Как теперь ее собрать и возможно ли?
В р е м я р а з б р а с ы в а т ь к а м н и . . .