Глава четвертая. Любочка

                Глава четвертая

                ЛЮБОЧКА

                “Как цветок, он выходит, и опадает;
          убегает, как тень, и не останавливается”.

                Книга Иова, гл.14.

Перед самым отъездом на живописную практику, во Владимир и Суздаль, к Антону зашел его друг, бывший одноклассник, Сенька и пригласил на “Уик-энд”, ссылаясь на недостаток мужского пола.
- Ну что ж, пора снова выходить в свет, - подумал Антон, - а то, что-то засиделся...
Следующим вечером, приодевшись, два друга направились в гости. По пути, к ним присоединился Михаил. Он учился в параллельном классе, а сейчас, на одном, с Сенькой, факультете. Шли они на День рождения к Сенькиной подруге, с которой он познакомился на “Днях физики”. Это шикарное мероприятие, каждый год устраивалось на физическом факультете университета и длилось целую неделю. Различные конкурсы, викторины, дискотека и многое, многое другое привлекала массы студентов, - не только “физиков”, но и со всего города.
Путь оказался не близким, около часа на автобусе, поэтому друзья вышли пораньше. Приехав, Антон увидел уютный дворик и пятиэтажный дом, послевоенной архитектуры.
- Нам сюда? - спросил он в изумлении.
- Да, ответил Сенька.
- А я здесь уже был, - попутчики недоуменно посмотрели на него, - в этом доме и в этом подъезде живет мой одногруппник, Виталий.
- Вот так совпадение, - удивился Михаил.
- Наверно, Судьба, добавил Сенька, - пошли, нас уже ждут. И они поднялись на пятый этаж.
Небольшая, трехкомнатная квартира, была со вкусом и удобно обставлена. Виновница торжества, - русая, худощавая и высокая девушка, радостно и любезно встретила гостей. Кроме нее в комнате были еще двое. В углу, на диване, сидела красивая, темная девушка, бойкая, как показалось Антону. Она, невысокого роста, средней комплекции, чем-то сразу понравилась ему. Это приятно удивило. Звали ее Татьяна. Вторая девушка, Любочка, также оказалась невысокой, но светлой и конопатой.
Именинница, с помощью Сеньки, представила Антона и Мишу своим подругам. Знакомство завязалось сразу и Антон, себе на удивление, не почувствовал скованности, обычно преследовавшей его в таких случаях. Окрыленный, вновь нахлынувшими чувствами, - он веселился до упада, чем привлек внимание не только Тани, но и Любочки с Валерией. Его “разрывали” на глазах. Эта “всеобщая любовь” не нравилась друзьям - компаньонам и поэтому, Антон, неожиданно, стал более сдержанным, что моментально отразилось на настроении девушек. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не позднее время. Таня стала собираться домой, и Антон вызвался ее проводить. Стал собираться и Миша, а Сенька обиделся, хотя, напротив, должен был радоваться (его оставляли наедине с подругой). Татьяна, Михаил и Антон, поехали одни, - без Сеньки. Миша жил в одном доме, с Антоном, а Таня недалеко от них. Всем было по пути. Антон, вновь влюбленный, как всегда сочинял:

                “ - Татьяне

            Все как-то не так, как было,
            Как будто живу во сне,
            Наверно волшебница это
            Со мною наедине.

                То где-то вдали возникнет,
                То прямо передо мной,
                И голос чуть-чуть серебристый
                Откликнется синевой.

            И вдруг.., подошла так тихо
            Окутанная пеленой:
            Побудь, пожалуйста, милый,
            Хотя бы минутку со мной”.

Проводив Татьяну, - Михаил и Антон возвращались домой.
- Мне показалось, что ты уже знаком с Валерией? - спросил Антон Михаила.
- Да, - ответил он, - надо сказать, что это Я познакомился с ней, а потом познакомил Сеньку. И, если честно, она до сих пор мечется между мной и им. Из-за этого, у нас возникают конфликты. Не понимаю, чего они оба от меня хотят, особенно Валерия.
- Она, весьма непростая девушка, - добавил Антон, - что-то есть в ней отталкивающее. Если честно, она мне не понравилась.
- Да я и сам устал от нее, - поддержал Михаил.
Приятели распрощались, когда было уже далеко за полночь.

Антон уехал на практику. Красота старых Российских городов, тихая, неторопливая жизнь, обычной русской провинции, располагала к творчеству. Кто-то, из студентов, сразу принялся за рисование, кто-то, в основном мужского пола, начал практику, - отмечая прибытие, потом заселение в гостиницу и так далее. Можно было много рассказать про красоты этого удивительного, архитектурного ансамбля церквушек, соборов,  купеческих домов, постоялых дворов и окружающей природы. Многое отразилось в студенческих работах, еще больше отложилось в памяти.
Студенты, а с ними и Антон, под впечатлением увиденного, возвращались домой. Если бы не куча вещей (паспарту, бумага, мольберт, личные вещи), он бы уехал в Керчик - Савров, к Маричке, но дома, его ждал сюрприз:

“Вот начала писать, а сама не знаю - дома ты или в разъездах. Здравствуй, Антон! Письмо пишу, как будто впервые, за Вечность. Давно не писала тебе. Но мне было, наверное, так же некогда, как и тебе, хотя некогда не то слово, у нас говорят: “Некогда умирать будет”. Считаю это справедливым. У меня все это время, было расписано по минутам.
В июне заканчивала практику, в июле работала в колхозе, - в тракторной бригаде №1, третьим поваром, на полевом стане, в трех километрах от хутора; отдых, за этот месяц, был только ночью (и то, часов пять, шесть). Подъем в пять утра, отбой, - и в двенадцать, и в час, и в два ночи, - в зависимости от того, когда заканчиваются танцы. Теперь я дома.
Твое письмо мне, от и до, понравилось. Я его читала, еще раз, перед тем, как начать писать и у меня даже повеселело на сердце. Ты такой счастливый и веселый очевидно потому, что влюбился. Наверное, Таня очень милая девушка, раз ты так быстро меняешься, под действием чувств. Ох, смотри, Антоша, не легкомысличай! Шучу. Я необычайно рада, что у тебя есть новая, хорошая знакомая. Но, только боюсь; так пишу, а вдруг ты успел с ней поссориться, или еще что  ни будь и теперь грустишь, а я шучу так бездумно? А? Ты обязательно помирись с ней, если поссорился. Так весело себя чувствовал, когда писал последнее письмо ко мне, что мне тоже легко стало.
Ты прав в том, что никак не можешь привыкнуть, что я “взрослая, и даже очень, - во взглядах, и немного ребенок, - в поступках”. Я сама к себе, такой, привыкнуть не могу. У меня тоже идет, внутренний перестрой души. И что получится, пока не знаю. Но тебе я очень благодарна за понимание. Да, кажется, как бы мы ни спорили и как бы ни были различны взгляды наши, мы начинаем понимать друг - друга. Тебе не кажется? И даже, если жизнь сложится по-разному, мы всегда будем благодарны нашей дружбе, что она смогла нам кое - в чем помочь, в трудную минуту. И может случиться так, что долго не увидимся, может долгие годы будем готовиться к встрече.
Дело в том, что мое желание приехать к вам, в гости, почти несбыточное. Собираюсь поступать в Педагогический институт, а там экзамены с первого августа, а до этого, не совсем полный месяц, июль, на который и без того много планов. Вот так. Все что-нибудь да мешает. Но ничего, будем жить Надеждой и Мечтой - на скорую встречу, и от этого будет легче. Знаешь, действительно верно, замеченное тобой, что “грусть - собственная выдумка, а жизнь без нее все равно была бы не такой”.
Я сейчас, иногда, загрущу просто так. А потом задумаюсь, к чему? Ведь “грусть - собственная выдумка”. - Сама “вешаю нос”, но, а без этого “через, чур” - Хорошо!?.
До свидания. Пиши и приезжай”.

- Боже, как хорошо, что Ты у меня есть! - подумал Антон, - Есть с кем поделиться собственными переживаниями, думами, не опасаясь, что все это будет истолковано не верно.
Но как бы там ни было, Таня, пока оставалась главной, в голове Антона. Хотя отношения между ними изменились, он все еще надеялся на Чудо. Как-то, в разговоре с Таней, она призналась ему, что, у нее, был парень и после того, как они, внезапно расстались, перестала верить в Любовь. Антон не был с ней согласен, но переубедить так и не смог.
Чуть позже, на ее Дне рождения, “чаша весов” окончательно перевесила в пользу Любочки. Для Антона - быстрая влюбленность и такое же быстрое охлаждение, - было делом привычным, но он все-таки опасался. Люба знала о его влюбленности и о разрыве между ними. Может потому, она всем видом показывала, что он ей нравится, да и Танины подруги, подталкивали Антона, подшучивали над ним. Вероятно, расположение Татьяны, к дружбе Антона с Любочкой, оказалось решающим, - в этой Истории... Новая любовь, вспыхнувшая в сердце молодого романтика, затмила - и влюбленность к Тане, и другие мимолетные увлечения.
Он, все больше и больше, чувствовал свою вину перед Маричкой, но переписываться продолжал. Да и она, не забывала его, хотя чем дальше, тем больше нарастала напряженность, в этом “почтовом романе”.

                “Антон здравствуй!
Вот передо мной твое письмо, под ним, под стеклом и немного сбоку, - твоя фотография. На самом деле ты, наверно, видишь десятый сон (по-нашему, десять тридцать вечера), а для меня сейчас рядом и я молча веду, с тобой разговор - молча и теперь, письменно. Уже четыре дня и четыре ночи сажусь писать тебе ответ и не пишу. Всегда, от твоих писем, много впечатлений, но на этот раз оказалось “через, чур”. Четыре раза читала твое письмо, от “корки до корки”, и четыре раза начинала и бросала писать свое. Вот, наконец, решила - как напишу, сколько получится, так и отправлю.
Теперь я еще больше боюсь и не желаю, чтобы была наша встреча. Мне становится страшно, при мысли, что когда-то наступит миг, и я смогу увидеть глаза человека, который стал невольным свидетелем и слушателем, вернее читателем, моих душевных откровений. Я боюсь, что заочно, ты знаешь обо мне чрезмерно много, так много, что все это не сможет легко и быстро стать очевидным. Надеюсь, понимаешь? Нет, увы, я не знаю, что писать. Извини, бросаю…(12.09.83г.)
“…Грусть – это собственная выдумка, но жизнь без нее все равно была бы не та…” И, к тому же, - грусть – это выдумка бездельников. Единственное, что может по-настоящему, противостоять радости и счастью, так это – страдания”. Лишь доброе, чуткое сердце, может страдать, а грустят те сердца, в которых нет огня, крови, силы, чтобы все было правдоподобно и в тесной связи с реальностью. То есть те сердца, которые не умеют любить”. Кстати то, что в этой фразе выделено – твое, а что еще и подчеркнуто – мое. (Продолжаю писать 14.09.83г.).
Да, жизнь – сложная штука и все же она в наших руках. Мы не можем знать, как дальше сложатся наши судьбы, так же, как не можем знать, какой будет и, вообще, будет ли, - наша встреча.
А жаль, что у той Тани не ты близкий и хороший друг, потому что года через два, у вас была бы свадьба, на которой бы мы встретились, - я непременно приехала бы. Это опять моя глупая шутка, на самом деле мне было очень трудно пересилить себя и написать что-то хорошее, в ответ на твое сообщение, о вашем знакомстве. Я пересилила себя, доказав, что “жизнь – это сложная штука и, что я не смогу встретиться с тобой”, - теперь, когда знаю, что вы, с Таней, не будете вместе, все как-то не так и мне очень легко. Легко и трудно, потому что “и тот, кто уезжает, увозит только четверть страданий”. Я еще пока не знаю, что со мной такое, где найти нужные “пилюли”, но точно знаю, – кто ревнует, тот не любит…
Теперь можно и о делах. Они, у меня, идут куда лучше, чем прекрасно. Последний учебный год – это и последние радости, огорчения, приключения и случаи. Да еще, когда знаешь, что скоро семнадцать лет, а не чувствуешь этого возраста на своих плечах, но уже знаешь и понимаешь, что детство кончается, что рано или поздно наступит прощальный день, становится необычайно весело. Откуда-то приходит непривычное, возвышенное и все-таки, - немного грустное чувство радости, гордости и печали. Необычайно много – много – много хочется жить и знать, что где-то будешь, нужен, кто-то тебя ждет!

                До свидания. Привет всем. Пиши. Жду!”

И, буквально, через несколько дней, он обнаружил еще одно письмо, от самой близкой и дорогой подруги:

 “Здравствуй Антон! Мне давно пора привыкнуть, что свои письма ты пишешь сразу, не переписывая. Привыкла. Честное слово, я сама делаю также, поэтому отчасти забываю, что писала в предыдущем письме. Но я никогда, наверное, не привыкну к тому, что письмо достаточно прочитать один раз, чтобы сразу понять настроение, с которым оно писалось. И только лишь потому, что, читая твое письмо первый раз, перечитывая дважды, трижды, а иногда и четырежды, открываю в нем, для себя, всегда что-то новое, что не смогла заметить, читая до этого. Ты даже представить себе не можешь, как меняется мое настроение по мере того, как дочитываю, или только что получаю, или уже просто сидя, думаю над ним. Все так странно и необъяснимо.
Странно еще и то, что некоторые строки писем бывают просто мертвыми для меня, потому что несут сухую, биографическую информацию. Удивительно так же и то. Что, читая твою, либо исповедь, либо проповедь, или искушение (здесь прямо, как в церкви), нахожу “между строчек” то, что нужно мне. То, что посылаешь не подозревая. Разве могла я, когда-либо подумать, что такой обыкновенный человек, современник, станет для меня “Образчиком”. Понимаю, писала уже насчет “Идеала” – это все детское, бессмысленное. А сейчас понимаю, - если и сможет кто “похвастать”, что принимал наиактивнейшее участие в становлении моей личности, так никто иной, как Ты. Да, как-то неназойливо, а так – спорами, разговорами и доказательствами…
Нет, ты не один. У тебя, на втором месте стоим: Я и Таня, а у меня – Ты и Сережа. Он очень хороший парень, сейчас в армии, но ему, как никому я могу рассказать все, что со мной происходит. Он дольше и больше был со мной рядом, чем ты. Знает меня очной лучше, и знает тех, с кем общаюсь сейчас. Все это плюсы, но по сравнению с тобой, у него есть минусы. Пусть даже и знает обо мне все не так, как ты, он, однако не может дать мне того, что даешь ты, - “непосвященный”. Надеюсь, все понятно. И все это читаешь потому, что Я, а не Ты, стала глупой. Да и, скорее,  не столько глупой, сколько просто странной.
Антон, с какого времени можно считать человека взрослым?
Когда ему вручают паспорт гражданина СССР? Когда делает что-то очень нужное людям, или когда начинает осознавать себя? – Когда?
Если бы ты знал, как мне сейчас трудно.… Если бы я была орлицей, давно бы бросилась на скалы. Мне все что-то не так, чего-то хочется и жутко болит внутри. Моя жизнь – прекрасна! Но, в чем смысл моей “жизни”! когда я найду себя?.. Пока”.

- Когда я найду себя? – повторил Антон и подумал про свой “роман” с Любочкой, так быстро разгоревшийся и так быстро потухший. Трещина образовалась еще в ноябрьские праздники.
Антон, со своим впечатлительным и чутким сердцем, заметил, что Люба увлеклась им, в отместку Сеньке, а он, Дурак, поверил. Но на самом деле все оказалось гораздо запутаннее.
Валерии нравился Михаил, но дружила с Сенькой; Любочке нравился Сенька, а дружила с Антоном. Перегибов мог бы все понять и даже простить, но не мог понять ложь, а она обрушилась всей своей, жестокой правдой внезапно. Это так сильно ударило его, что невозможно было терпеть…

            “Не хочу, не желаю, не вижу –
            Крик души вновь раздался в ночи.
            Это я не могу и не слышу
            Пересилить в себе, чем живу.

            Это ты не такая, другая
            И такая, какою была.
            Это я не могу и не вправе
            Обвинять – ты теперь не моя.

            Ты иная теперь, ты другая –
            Не могу, нету сил, все принять
            Так, как есть.., нет неправда,
            Все ложь.., ты иная.

            Как все просто – была, и не стало,
            Была цель, был, любим и люблю.
            Только сердце твое перестало
            Биться в такт, как одно за двоих.
 
            Нет, неправда, не верю, не верю.
            Ты иная, ты лучше теперь.
            Ты все ближе, милей и дороже,
            Ты бесценна, но заперта дверь.

            Что смеяться, грустить или плакать,
            Иль забыться, исчезнуть вообще?
            Но не все в жизни так безнадежно,
            В неизвестность открыты пути.

            Да, смеяться, чтоб ты не грустила,
            Да, смеяться, чтоб боль потушить,
            Чтобы стоны, рыдания и слезы,
            Затоптать, раздавить и убить!

            Я люблю, – значит, я ненавижу,
            Всех, кто хочет любовь задавить,
            Я дышу полной грудью и слышу,
            Как во мне все живое горит!

            Пусть сгорит во мне все, без остатка,
            Пусть развеется прах в небесах.
            Я люблю, я живу и я знаю,
            Что я счастлив лишь тем, что люблю”.

                +       +       +

Антон шел домой. В ушах стояли Любочкины слова: “Прости меня, я тебя не люблю. Давай останемся друзьями, давай останемся друзьями”!
- Прости, я знаю, что тебе больно это слышать, говорила Люба, - но я тебя не люблю. Ничего не могу с собой поделать. Давай останемся просто друзьями. Я не хочу тебя терять.
- Друзьями? – переспросил Антон, - Нет, не получится.
- Почему?
- Не знаю, я чувствую, - нет, не хочу! – Антон поцеловал Любочку.
- Извини, прощай!
Он быстро спустился по лестнице и пошел, как можно быстрее, прочь. В горле все пересохло. Хотелось рыдать, но слез не было. Было такое ощущение, что вся атмосфера давила на него сверху, пытаясь задушить. Кое-как, дойдя до дома, Антон, словно пьяный, упал на кровать и тут его “прорвало”. Слезы сами лились ручьем; чувство бессмысленности жизни, тяготило. Как заснул, не помнил. На утро, проспав две “ленты”, с большим усилием воли, он все-таки, поехал на занятия, приближалась сессия. Пожалуй, это оказалось единственным средством, которое спасло его тогда.
Замкнувшись в себе, никого не посещая и никого не принимая, он целиком ушел в себя, сосредоточившись на занятиях в институте. А письма, бесценной и незаменимой Марички, спасали и успокаивали всегда. И хотя, он  продолжал   безмерно   часто  влюбляться, она  оставалась   
е д и н с т в е н н о й   девушкой, которую ждал, никогда не забывал, ничего не скрывал и которой полностью верил!

Шел январь, тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года:

                “Антон  здравствуй!
Вот, наконец, пишу тебе письмо. Оправдываться в том, что раньше сделать этого не могла, не буду, - знаю, все равно ждал мое письмо. Сейчас я в водовороте событий. Для школьника нет разницы между прошедшим и нынешним годами, все равно учеба, как впрочем, наверное, и для студента.
На зимних каникулах была на экскурсии, в Сухуми. Город, а в основном природа и климат, очень поразительны, - подобно весне – тепло, а лету – зелено. Восемь дней пролетели быстро и интересно, так что воспоминаний и впечатлений осталось много. А в школе опять дела – готовим вечер встречи с выпускниками, начинается подготовка к экзаменам и многое другое. Но сегодня воскресенье и появилась свободная  “минутка”. Вот так, еще не ответила, а уже хочу получить ответ. Как ты там, что нового?
Знаешь, по твоим письмам можно узнать кое-какие черты характера, причем некоторые из них похожи на мои…” (Еще бы, - подумал Антон, - хоть и дальние, но родственники) “… К примеру, - ты слишком часто и быстро меняешься в настроении и как я, - непостоянен в чувствах, что означает полную жизнеспособность. Поэтому, так, долго не зная, как ты там, - меня интересуют твои чувства. И знаешь, я решила напомнить тебе их изменчивость. Мне всегда было любознательно читать в очередном письме какие-либо советы в мой адрес, но я была не менее удивлена, когда заметила, что сам то ты, еще мальчишка.
Объясню эти веские обвинения. Дело в том, что когда однажды, получила твое письмо, где сообщал, что встретил Таню, что на грани счастья, - я была удивлена, было похоже, что влюбился, а чуть раньше утверждал, что на “любовном фронте” ничего у тебя не выйдет. Но я была все равно рада за тебя. В следующем письме твои чувства меняются, чем ты меня и огорчил. А потом, до слез обидел, предложив выйти за тебя замуж, хотя я прекрасно понимала, что сделала это необдуманно. Обида прошла и даже очень быстро. И вот опять письмо, - встретил Любочку и понял, что полюбил. Тут, я просто не знала, как все расценить, ибо не была уверена в том, что уверен в ее любви и оказалась права когда, наконец, в последнем письме, прочитала рассказ сразу о стольких событиях; сначала ты поссорился с Любочкой, потом понял, что она тебя любит и взаимно.
Помнишь, в предыдущем письме, когда еще только узнала, о твоем знакомстве с этой девушкой, я не случайно спросила, - когда человек становиться взрослым? Ты ответил, но мог бы не отвечать. Когда узнала, что понял Любочку, а она осознала свою ошибку, я прочла “почерк” взрослого человека. Не знаю, какие отношения у вас сейчас, но тогда вы были, по-моему, очень счастливы. А я не могла, сразу ответить на твое письмо потому, что запуталась в событиях и чувствах, но одно ясно знала – Люба, очень счастливая девушка, поскольку счастье – это когда тебя понимают. И я была бы рада вполне, если бы эти чувства остались постоянными. Но теперь поняла – когда же, наконец, люди становятся взрослыми.
За все это время, пока получала от тебя письма, которые обсудила, у меня тоже были свои горести и радости, но ни что меня так не успокаивало, как Твои Письма и Стихи, особенно последние. Меня вообще трудно чем-либо привести в равновесие, но хорошие, стоящие стихи, всегда любила, и только они помогали мне “восстанавливаться”. Моя жизнь несравнима с другими, и я не знаю сейчас, где найти покой душе и хороший совет. Дело в том, что у меня есть близкая подруга, с пятого класса, которая понравилась мальчишке, на год старше нас. За пять лет, моя подруга, возненавидела этого парня, а я наоборот.
Марина (так зовут подругу), осенью проводила в армию любимого друга и обещала дождаться. А я, неоднократно, встречалась с Сашей (так зовут парня, которого ненавидит Маринка). Однажды, я его спросила, почему бывает со мной, а он ответил, что ему хорошо. Я многое рассказала подруге, и она обещала ни в чем мне не мешать, потому что была уверена, что Саша еще помнит ее и жалеет, - первая любовь не забывается! Но произошло неожиданное: на своих студенческих каникулах, Александр, был всю неделю дома, ни разу не пришел ко мне (мы в это время учились), а ходил в клуб, куда каждый вечер ходила и Маринка. Говорил, что до сих пор любит ее, хотел, чтобы была с ним. Она ему намекнула обо мне, и Саша сказал, что Я ему нравлюсь, но это совсем не то.
Я ожидала чего угодно, но только не того, что случилось, а Маринка посчитала виноватым его, а не себя. Да и правда, разве она виновата, что нравится парню. Она честно передала мне весь их разговор, но я уже не нуждалась в этом. Просто поняла, что мои хрупкие надежды рухнули, под натиском ее кокетства разве я смогу заменить ее, Сашке, хоть и есть у нас много общего.… Поняла, что должна забыть все и у меня откуда-то появилось чувство, что Саша умер, его нет, а память о нем осталась. Я чувствовала, что не смогу его видеть и разговаривать. Но в субботу, когда Маринки не было в хуторе (она интернатовская и живет в другом хозяйстве), я чего-то ожидала, и сбылось, Александр подошел ко мне и попросил поговорить. И поговорила, - нашлись, и слова, и силы, и оказалось, что если бы Маринка не подходила к нему сама, ничего не было бы.
Теперь все так непонятно и трудно, особенно мне. Я еще не успела полюбить, а уже все так запутанно. Не знаю, что делать? Хочу быть с ним, всегда жду, да и он сказал, что постарается забыть ее, чтобы быть со мной, но я знаю – этого очень долго ждать, тем более что она – моя лучшая подруга.
Антон, я не знаю, как быть, мне трудно. Из-за всего этого не могу делать что-либо другое. Знаю, что и ты не сможешь мне помочь, но все равно рассказала, как на “одном духу”. Ты должен понять меня правильно, кто же еще сможет это сделать, если лучшая подруга и та, сделала только хуже.
Время покажет, что будет. А ты пиши, отвечай скорее на мое письмо. Буду ждать. Извини, если в “горячке” написала что-то не так.

                До свидания. Пиши. Жду. Твоя Маричка”.

                +       +       +

Ох, молодость, молодость! Не успели еще забыться первые, прекрасные, интимные отношения с заполошной и несчастной Людой, как пришла новая влюбленность. Шел июль месяц, все благоухало. Курсант, трехмесячной, милицейской, сержантской учебки, Митрий Митрофанович Чудило, вместе с доармейским другом Юрием Механко, познакомился с хорошенькими “малютками”…
- Вы идете, как плывете! - игриво сказали друзья.
- Как и Вы, - услышали в ответ.
Девушки были двойняшками. Одна из них, маленькая, похожая на божий одуванчик, Ириша Крошкова, сразу понравилась Митрию. Ее сестренка, Леночка, приглянулась Юрию. “Кавалеры” проводили близняшек до остановки, договорились о встрече и разошлись. Но в назначенное время “голубки”  не пришли.
 Время текло быстро. Чудило, закончил “формальную”, милицейскую учебку и, как по мановению волшебной палочки, с тем же Юрием, встретили еще одну пару двойняшек. На этот раз темненьких, Олю и Свету. Влюбленность снова вспыхнула в молодом, неопытном сердце.
Сестры, как нарочно, были такого же небольшого роста, как и предыдущие. Звездный знак Близнецы, видимо способствовал тому, что Митрий знакомился с “двойнятами”. Они совершали походы в кино, гуляли по парку и вдоль Енисея. Около полуночи, проводив Олю со Светой домой, друзья обсуждали прошедшее и будущее, которое никому не известно. Чудило, завел дневник, куда записывал наиболее интересные моменты. Влюбленное сердце пело и вдохновляло на красивые поступки! В детстве он учился в Детской художественной школе им. Сурикова, но бросил. Занялся вольной, а затем классической борьбой. И вот теперь, влюбленная душа решила возобновить занятия живописью и ваянием, и он поступил в Вечернюю художественную школу. Экзамены, на удивление, сдал хорошо.
Как-то, после работы, Митрий сидел за письменным столом и, через открытое окно, в комнату залетел желто-зеленый, тополиный листок, упав на раскрытую книгу Стендаля “Красное и черное”. Неожиданная ассоциация листочка с названием романа, осенила его. Он достал общую тетрадь, написал на обложке – “Дневник Чудило М.М.” и занес первую запись:

“12 октября 1983г.
Выдался теплый, осенний денек. Мы, с Юрой, взяли пару бутылок портвейна, закуски, кассетный магнитофон и под звуки песни Пугачевой, - “Держи меня, соломинка, держи…” направились к железнодорожному вокзалу. Там, возле пригородных касс, нас уже ждали Оля и Света Гордовичи.
- Привет сестренки! – воскликнули мы.
- Привет ребята! – улыбчиво, и чуть лукаво, ответили сестры.
Сев в электричку, поехали на Восток. Было весело. Мы были влюблены и смеялись от счастья. Двойняшки детски кокетничали, игриво, с полной уверенностью в нашей порядочности. Часто молодости свойственно увлечение, психологическая слепота и желание само утверждаться.
Вышли на станции “Шушун”. Здесь находится родительская дача. Я, как “абориген” этих мест и “Иван Сусанин”, повел друзей знакомыми тропами. Строгий нрав родителей и возможное недовольство соседей, натолкнули меня на мысль, слиться с природой. Под радостное улюлюканье и хихиканье, мы поднимались в гору. Разноцветные листья, под напором ветерка, падали под ноги, украшая живописную тропинку.
Отведав “живой” воды, в кристально чистом роднике, вскоре увидели раздольную поляну. Шум берез и ясная, солнечная погода, содействовали приливу “амурных” сил. Ближе к полудню, приступили к трапезе.
- За ваше здоровье, сестренки! – воскликнули кавалеры.
- И вам того же, - подхватили они.
Отведав импортный вермут, закусив, добавили портвейна и разбились по парам, облюбовав желанный кустик. Я, обнимал и целовал Ольгу, Юра, делал то же самое со Светланой. Природа, тишина, живописный вид, располагали к интиму, но мы не обманули их надежд, хотя девчонки всем видом показывали свои страстные желания. Мы показали себя воспитанными и интеллигентными молодыми людьми.
Около шести вечера, опорожнив последнюю бутылку, тронулись в обратный путь. Хмель, на свежем воздухе, не сильно ударил в голову, наоборот приятно ласкал, делая обыденность чем-то романтичным и победоносным. Вскоре, под любимую песенку “Держи меня соломинка, держи…” сели в электричку, битком набитую. Смеркалось, когда приехали в город. Подруги были довольны. Символически чмокнув нас в щеку, они произнесли:
- Большущее спасибо нашим доблестным “Дон-Кихотам”!
- Рады стараться, наши дорогие “голубки”! – вторили мы.
Обратной дорогой обсуждали “Уик-энд”, “Дон Жуанские победы”, созданные нашим богатым воображением. Придя, домой, я тут же взялся за перо и стал сочинять стихотворение “Осень”…”.
Дневник велся нерегулярно, и поэтому следующая запись появилась только…

“…24 октября 1983г.
Как по заказу, с наступлением холодов, Ольгино отношение ко мне тоже похолодало. А совсем недавно мы были счастливы – на природе. Но я верю, что Оля влюблена в меня, просто я, для нее, наверно, “неопознанный летающий объект” и полеты осуществляю “во сне и наяву”. У Юры со Светой тоже нелады. Чувствую, что все больше нравлюсь ей и она, от ревности, шепчет Ольге, в мой адрес, плохие мысли. Хотя мне от этого не легче.
На службе тоже нелады. Все “гавкаюсь” с Нач. каром, тучным и нагловатым Сергеем Сергеевичем. Сидит, гад, за пультом и попивает молоко с булочкой. Почесывая пузо, торчащее из расстегнутой рубахи, и издавая зычную отрыжку, улюлюкает: “Че, Дима, посапываем на посту. Пойдешь в пеший патруль, а потом “разогреешься” на уличном посту”.
Оля говорит мне, что я влюблен в себя и внушил, что красив, хотя на самом деле вполне обыкновенный. Сочинил ей стихотворение “Порыв души””.
Чудило, закрыл дневник и роман Стендаля, разделся и погрузился в крепкий, здоровый сон. Ему снилась Звезда Надежды, в образе прекрасного женского лика. Она исполняла целую серию удивительных, звездных танцев. Потом протяжно произнесла:
- Верь мне! Ты дождешься свою лю-би-мую. Она будет обожать тебя, а ты ее. Корысть и злоба будут несвойственны ей. Те, кто отвергает тебя, люди другого уровня, не вини их. Они не могут быть твоей судьбой. Прощай и не скучай на жизненной дороге…
- Прямо, как Фрези Грант, у Грина, - подумал Митрий, проснувшись в полдень. Он встал, умылся, поел, оделся и в бодром настроении вышел из дома, навстречу грядущему.
Вещий сон сыграл немалую роль, и, Чудило, стойко перенес разрыв с Ольгой. Стихотворение, написанное в завершении этого романа, говорило, как не странно, о желании искать, искать и искать…

                “ И   с н о в а     п о и с к  .

            Один, опять один и снова поиск.
            Обманутый надеждой постоянства,
            Вот и все.

            Мой снова “барк” плывет,
            Борясь со штормом.
            И снова он обманут миражом.

            Но все же верит он,
            Что там на горизонте
            Желанный остров явится ему.

            Пускай ошибся он,
            Но знает он теперь,
            Что в жизни нет удачи,
            Без препятствий.

            И, что, любуясь миражом,
            Ему нельзя поверить. –
            Пока, на землю острова,
            Не ступишь ты
            И флаг страны твоей,
            Над ним не взвеет.

            Пусть поиск мой,
            Как всякий поиск труден,
            Но верю я, он к цели приведет!

                21 ноября 1983 г”.

Осень быстро сменилась зимой, а первый “юный” снег морозами. Выпив для храбрости сто пятьдесят грамм, Митрий с Юрием, после тщетных попыток познакомиться с прекрасным полом, все же увидели двух “крошек”, одетых в одинаковые шубки. Каково было их удивление, когда в них узнали ранее знакомых двойняшек, Ирину и Лену.
- Здрасте, цыплятки! – воскликнули друзья, - Куда же вы запропастились?
- Мы извиняемся, тогда не смогли! – радостно пискнули они.
Осмелевшие кавалеры, поцеловали в розовенькие губки девятнадцатилетних милашек. Как “снег на голову”, вновь нахлынули чувства. Чудило  с Механко, обняв Крошковых, шли по улице Ленина не замечая шагов и не чувствуя под собой ног, от счастья. Сестры, по болезни, задержались на год в школе, хотя уже должны были ее закончить.
Декабрь близился к концу. В Новый год Митрий дежурил, а Юрий, узнав, что у сестер первого января День рождения предложил отметить это событие. Его брат, подрабатывал сторожем в детском садике, решили, что лучшего места не найти. Начальник караула, в честь Нового года, сдержал свое слово и поставил, Чудило на “теплый” – уличный пост. Холодная сторожевая будка мало спасала; и от мороза, и от ветра. Мороз стоял под сорок градусов. Митрий, укутавшись в старую, милицейскую, меховую шубу зашел в будку и представил себя цепной, сторожевой собакой.
Ровно в полночь зазвонил телефон и ехидный, заплетающийся голос Сергея Сергеевича зазвучал:
- Ты, че не докладываешь. Спишь, небось. С Новым годом! – в трубку были слышны голоса: “Олег, на троих “банкуй”, не увлекайся”.
Отстояв четыре часа на посту, Митрий, клацая зубами от холода, зашел в караулку и направился в комнату отдыха. Пробираясь к свободному топчану он увидел спящих, пьяных – Сергея Сергеевича и усатого старшину Ваську. Слышался протяжный храп и стоял терпкий, зловонный запах Васькиных носок. Оставленный за начальника, сержант Олег спал пьяный прямо за пультом.
Когда, Чудило, проснулся, уже пришла смена майора Ляпина, бывшего криминалиста, пониженного в должности за пьянку и переведенного начальником караула охраны. Он звонко воскликнул:
- Привет коллеги, “старички”! – Ничего, у Вовки Хмелькорина, спиртяжка медицинский есть и закусь что надо. Комдив, майор Бультенко с “глубокого” звонил и интересовался службой. Я заверил командира, мол, будьте спокойны, Михаил Степанович. Сейчас своих “орлов” и “орлиц” разгоню по постам, а ты Сергеич своих по домам и можно будет “кексануть”. Заодно и похмелитесь.
С трудом, стащив с себя форму, Митрий, придя, домой, рухнул на кровать, опьяненный “прекрасно” проведенным Новым годом. Разбудил его Юрий Механко. Чудило, привел себя в порядок, помылся, побрился, поел и, взяв подарки, шампанское с вином и сладости, - тронулись в путь. Юрка был доволен, брат оставил ему ключи, доверив на ночь детский сад. На “крыльях Амура” друзья добрались до “ковчега любви”, где их ждали “Беляночка” – Лена и “Розочка” – Ира. Так их назвал Митрий, вспомнив известную сказку братьев Гримм.
Рассевшись среди игрушек и столиков, влюбленные вручи подарки. Двойнята так похорошели от радости, как будто, по мановению волшебной палочки, превратились в две, прекрасные маленькие розы. В полночь Юрик произнес тост:
- За самых нежных!
- За самым сказочных! – подхватил Митрий.
- Спасибо, наши медвежатки! – пропищали сестры.
Выпив по бокалу шампанского, кавалеры стали приглашать на танго своих очаровательных спутниц любви. Потом начались, чуть ли не детские жмурки и догонялки. И, конечно, поцелуи, объятия, кокетство. Покемарив парами, с первыми лучами солнца, они снова сели за праздничный стол.
Время неумолимо. Пришла пора расставаний.
- Вы наши долгожданные цветочки! – воскликнули ребята.
- А, Вы, наши медвежатки! – вторили сестренки…
Друзья окончательно разошлись по парам и встречались вместе, - только в кино, или на прогулках.

                +       +       +

Жизнь шла своим чередом, когда к Митрию зашел его друг, Антон. Достав стихи, и терпеливо выслушав восторженные восклицания влюбленного друга, он поведал ему о своем новом “романе” с Любочкой. Митрофанович дав, как всегда, эмоциональную оценку стихам, стал расспрашивать о тонкостях их взаимоотношений.
- Есть предложение, - деловито сказал Антон, - пойдем в гости к одной девушке, ее звать Валерия, там будет и Люба, познакомишься. Надо сказать, что к этому времени Перегибов помирился со своей подругой.  Но их отношения не были уже такими страстным и носили, скорее формальный характер.
- Какой базар! Пойдем! Это интересно. А что будет за событие? – спросил Митрий.
- Старый Новый год, - коротко ответил друг.
- Хм, интересная “разведка” получится! – подумал, Чудило.
Старые друзья вышли и быстро, заскочив в подъехавший автобус, поехали на другой берег Енисея. Потом, под мерное покачивание трамвая и бесперебойную речь  Митрия, незаметно добрались до цели. Дверь открылась и, Митрий Митрофанович, увидел русую, высокую, спортивного телосложения, девушку, чем-то похожую на актрису Евгению Симонову. Изучающее посмотрев на пришедших, она улыбнулась, демонстративно протянула руку, и сказала:
- Вот и помощники пришли, - жестом приглашая принять участие в оформлении зала. Митрий, с его высоким ростом, пожалуй, оказался самым подходящим, из всех гостей. Михаил даже обрадовался, приходу Чудило, а Сенька не был доволен. Но Антону было на все это глубоко “начихать”. Выбрав удобный момент, Миша подошел к Антону, и сказал: “Молодец, представляю, что сейчас будет с ними”, - жестом показывая на Митю.
- Посмотрим, ответил Антон.
Темные глаза Валерии торжественно и игриво сверкали. Она была воплощением неисчерпаемого темперамента, страсти и кокетства. Новый гость, казалось, был единственным, на кого обращала внимание. Сеньку это злили еще больше.
Наконец, появилась Любочка, одетая в голубое, праздничное платье и карнавальную, черную маску. Все были в сборе, поэтому сначала немного потанцевали. Полутемная комната проецировала тени и они, двигающиеся по потолку, стенам, полу, придавали таинственность, сияющим лицам присутствующих. Было так загадочно и торжественно, что у Митрия закружилась голова. Все слились в единый, гармоничный “комок”, напоминающий калейдоскоп. Где-то, через час, пришли родители Валерии и наша компания села за стол.
Праздничный стол, обставленный почти по аристократически, с тонким вкусом и сервировкой, поражал. Шампанское, сухие и крепленые вина, закуска, благоухающая ароматом, соления, икра, все это пьянило и без спиртного. Валерия произнесла тост:
- Друзья, мы собрались здесь для того, чтобы отметить Новогодний карнавал! Так выпьем за начало торжества!
- Детки, с праздником вас. Будьте счастливы, любите и уважайте друг - друга! – воскликнула, прослезившись, ее мама, женщина с усталым лицом, лет пятидесяти.
Все шло чинно, Антон, поспорив с Любочкой, вообще отказался пить. Митрий же, так вошел в суть своей “разведки”, что, на удивление пил и ел, как “иностранец” и,  что странно для него, очень мало говорил, но внимательно наблюдал и слушал окружающих. Валерия пафосно объявила: - Все на карнавал! И плавно подойдя к, Чудило, легким жестом, пригласила на танго.
- Ты где витаешь?
- Да так.., - невнятно ответил он. Карнавал продолжался, Митрий увлеченный своей миссией не заметил, как Валерия с Любочкой, “сверлили” его глазами. И одна, и другая пытались вызвать симпатию к ним, но все было напрасно. Вдруг он услышал:
- Пойдем, поговорим?!
Митрий вздрогнул и увидел Любочку. Черная, карнавальная, маска прелестно смотрелась на фоне ее светлых волос и голубых глаз; платье, изящно облегавшее ее тело, придавало своеобразие ее наряду. Но, как можно было отказать в просьбе, такой девушке и Митрий ответил:
- Пойдем.
 Они спустились на лестничную площадку, встали возле батареи и внимательно посмотрели друг на друга.
- Ты, что такой серьезный? – улыбчиво спросила Люба.
- Да так, не спешу себя раскрывать, - ответил он.
- Скажи, Антон твой давний друг?
- Да.
- А чем ты увлекаешься, где работаешь?
- Работаю в милиции, а увлекаюсь рисованием, пишу стихи и прочее, - по мелочам.
- Стихи?! Прочитай что-нибудь, пожалуйста.
- Ладно, покачав головой, сказал, Чудило и начал читать:

                “Ж е н с к а я     д у ш а .
       
            Везде ты женщина:
            И в гимнах, в легендах,
            В сказках и кино.
            Такое видно существо,
            Коль славы много так дано!

            А в старину, из-за тебя,
            Летели жизни на дуэлях.
            Кровь проливалась, а за что?
            Чтоб милую увидеть фрейлин.

            Так было раньше,
            Что ж сейчас?
            Сейчас почти что та же песня.

            И только разница в годах,
            Что не дерутся на дуэлях.
            Природой так уж решено,
            Чтоб к вам, всех нас, тянуть должно.

            Но нам смиряться, не дано,
            Коль так природой решено.
            Ведь есть у нас свое зерно,
            Но рассыпается оно.

            Мужчине многое дано,
            А вот терпенье не дано.
            На том играть вам суждено,
            Хотя вас тоже тянет к нам.

            И глупо так заведено,
            Везде вам делать предпочтение.
            Да, в чем-то есть оно у вас,
            Без вас ведь, не было бы нас.

            Растите вы детей,
            Готовит кое-кто из вас обеды
            И в поисках продуктов, каждый час…
            Но кое-кто берет за “хобот” нас.

            Причина в том,
            Что мы избаловали вас.
            Цветы, меха и кольца – все для вас.
   
            При ссоре мы бежим и умоляем.
            Рыдаем, словно дети, мы рыдаем.
            Честь и достоинство мужчины принижаем.
            С рассудком в ногу не шагаем.
 
            В конце - концов, цены себе не знаем.

            Мне наплевать, что делают основы.
            Здесь есть основа у меня своя.
            Хоть ваша психика коварна и хитра,
            Но ее корень понял я!…”

Митрий с облегчением вздохнул. Любочка, внимательно слушавшая, хотела возразить, но он продолжал читать дальше:

            “…А в корне дела вся разгадка,
            Разгадка женских душ,
            Она – моя звезда!

            И, главное, могу поведать я:
            Настороже держитесь с женщиной всегда,
            Она, как в море камбала.
            Любя, холодною предстанет,
            А, не любя, - к вам руки тянет.

            Что видит лучшее,
            Все это отрицает.
            Терзаться сердце ваше заставляет.
            Так ловко женщина играет…
            Вот эту сущность понял я.
            Теперь не просто провести меня.

            Всех этих козней,
            Сам я жертвой был.
            Так тонко потому все ощутил.

            В конце скажу,
            Кто понял здесь меня,
            О том не пожалеет никогда”!

Когда непризнанный поэт закончил, Любочка выплеснула:
- Как можно быть таким пессимистом, в твои годы?!
Митрий, в растерянности “замер”, а она стремительно забежала в квартиру. “Рассекреченный разведчик” пошел следом и хотел, было войти, но почему-то позвонил. На пороге появилась Валерия и жестко произнесла:
- Ты испортил весь вечер. Прошу покинуть мою квартиру!
Обиженный Чудило, хотел оправдаться, но, видя напористый взгляд, спасовал и попросил позвать Антона. Он вышел и Митрий поплакался “в жилетку”.
- Ладно, одевайся, а я сейчас выйду, только “попрощаюсь”, - сказал Перегибов.
Ждал, Чудило не долго и старинные друзья, в сопровождении Любочки, вышли на зимний двор. Расстроенная случившимся и злая на Валерию, она, загадочно посмотрев на унылого Митрия, помахала, вслед уходящим друзьям, рукой.
- По-моему, я понравился ей, но почему Валерия меня прогнала? – недоумевал, Чудило.
- Плохой из тебя разведчик, - коротко отрезал Антон, - а что касается Любочки, то ты ошибаешься. Друзья, молча и благополучно доехали до дома, сдержано попрощались и разошлись. Неудачливый “разведчик” вспомнил, что у него есть предмет обожания и крепко заснул.

                +       +       +

В стране снова начался траур. Девятого февраля восемьдесят четвертого года, после продолжительной болезни, скончался Юрий Владимирович Андропов, гроза мафии и бюрократии. Появились реальные предпосылки реставрации Брежневского времени. А этого уже никто не хотел. Всего год просияло “солнце” справедливости и законности и снова закатилось. С приходом к власти К. У. Черненко, канули в небытие надежды на порядок в стране.
У Антона, тоже начались перемены. Двадцати двух летний юбилей встречал дома. Собралась неплохая компания: Любочка, Николай, Игорь, Татьяна и Сенька, который к радости и удивлению Антона, пришел с Сюзанной. И это, как не странно, оказалось лучшим подарком. К тому же, Таня и Сюзи, учились вместе в школе, так что небольшая неловкость, вызванная появлением Сюзанны, удачно компенсировалась встречей школьных подруг. Они почти весь вечер проговорили вместе, избавив тем самым именинника от разрешения маленьких проблем.
После этого события, Антон и Сюзанна, расстались почти на одиннадцать лет. Она переехала, и он не знал куда.

Вечер прошел на славу. Не обошлось и без сюрпризов, - Колька влюбился в Таню, а дружба с Любочкой каким-то образом закрепилась. Перемены настроений, как и перемены чувств, одолевали Антона. За неполные три месяца, он метался, как “уж на сковородке”. Любочка, то отталкивала его, то приближала вновь. После очередного выяснения отношений, он чуть было еще раз не ушел в себя, но, вовремя спохватившаяся, Любочка, удержала ситуацию. Правда, ей помогли в этом Сенька и Татьяна.
Как бы там ни было, веселились до упада. Николай, в дупель пьяный, обхаживал Татьяну, что-то играл на гитаре и прочее и прочее. После вечеринки, придя в себя, он рассказал Антону:
- Знаешь, мне так понравилась Танюшка. Таких чувств я давно не испытывал.
- А как же Вероника?
- Да ты знаешь, надоело мне все. Мы с ней фактически давно не живем, она собрала вещи и уехала. К тому же подала на развод. Уже два раза суд был.
- А как же дочь?
- Дочь жалко. Нет, ты веришь мне? Больше всего на свете Иришку, дочь жалко. Веришь?
- Верю, верю! – отвечал Антон, - Ох, Колька, Колька… Говорил я тебе, не женись. Еще хлебнешь. Говорил?
- Говорил то, говорил, но я же не изверг. Сам знаешь, что иначе поступить не мог. Она и так-то уже на шестом месяце была, на регистрации.
- Раньше надо было думать! А теперь то, что, - досадовал Антон.
- Ладно, забудем это, - перебил его Николай, - ничего уже не изменить. Пойду в суд, дам согласие, пусть разводят. Мне теперь все равно.
- А с Татьяной, что собираешься делать?
- Да что делать. Делай, не делай, а она скоро уедет. Да и не восприняла меня всерьез. Жаль. Но что теперь…
Колька грустно попрощался, и друзья разошлись, каждый по своим делам.
Вскоре Любочка и Танюша разъехались, по распределению, в села и поселки края. Жизнь пошла своим чередом, - занятия, занятия и еще раз занятия. Сенька писал диплом, Миша тоже, а Антон готовился к очередной сессии.
Шел апрель месяц. Кое-где уже появились черные пятна земли, зажурчали ручейки. Началось обильное снеготаяние. Это время года Антон не любил. Очень уж много было грязи, а дорожки и тротуары “доблестные строители” строить не собирались. В один из таких, противных дней, когда шел, не то снег, не то дождь, - Антон получил письмо от Любочки:

                “Здравствуй Антон!
Извини, что долго молчала. Пока устроилась на работу, да в общежитие. От “Черемушек” я не в восторге. Молодежи путной мало, а вечерами вообще “тоска зеленая”. Как дела у тебя? Не видел ли Танюшку? Работаю я вместе с Надей, и живем вместе. У меня первая младшая группа. Детей, по списку тридцать семь, а ходят всего двадцать пять, двадцать шесть.
Ужасно скучаю по дому. Что не говори, а дома лучше. С продуктами здесь туго, особенно с молочными. Как дела у Миши и Сеньки? Тринадцатого июня будет год, как знакома с Вами. Как быстро летит время. Знаешь, я только сейчас понимаю, что сделала большую глупость, уехав из “Красного Яра”. Конечно, и здесь неплохо, природа хорошая, чистый воздух, - только скучно. Ну ладно, писать больше не о чем. Жду ответа.
                Люба”.

- Как там: “И тот, кто уезжает, увозит только четверть страданий”, - подумал Антон. – Нет, разбитое стекло, как его не склеивай, целым казаться не будет. Так и наш “роман”, один раз кончившись, более уже не восстановится. Не может такого быть! Если я добрый, то не надо думать, что слабый  и мною можно играть, как вздумается. Нет, уважаемая Любочка, ошибаетесь. Да и Сенька, еще свое получит.
Надо сказать, что перед отъездом, Любочка и Сенька, очень сильно поругались, а Антон, послав всех “к черту”, удалился. Лишь Михаил, остался меж двух огней, а это, его никак не устраивало. Антон более не видел, да и не хотел видеть Сеньку и не интересовался его делами. Поэтому, его и удивила, начавшаяся переписка с Любочкой. Особо не обращая на это внимание, Антон жил своей, студенческой, жизнью, да Маричкиной, “почтовой” дружбой.

                “Здравствуй Антон!
Вот уже ты читаешь мое письмо, которое я только что написала, успев дважды прочитать твое. Ужасно быстро бежит время. Я не успеваю проследить, какой по счету день и какая неделя. Поэтому сильно удивилась, когда вчера мне вручили твое письмо. Думала, что, не дождавшись ответа, написал мне, но оказалось, что это был ответ на мое письмо.
Ох, время, чего только оно не делает! Полным ходом, у меня, подготовка к экзаменам, до которых осталось пятнадцать дней. Представить трудно, - что я буду делать без школы, друзей, без всего, что меня окружало десять лет. Знаешь, я все-таки буду поступать в Педагогический институт. Чувствую, что это мое призвание, моя судьба. И, если куда-то в другое место пошла б, учиться, то после, все равно поступила бы в Педагогический.
Скоро мне предстоит расстаться со своими подшефными “пятиклашками”. Знаешь, как жалко оставлять их. Они меня так любят, верят в меня, - а это такое счастье! Нет, - были, конечно, и “ЧП”, и неприятности, но за два года я их всех хорошо узнала, а некоторые готовы даже зареветь (даже мальчишки) от мысли, что я ухожу из школы. Об этом мне, их классный руководитель сказала.
 Двадцать пятого мая у нас традиционный “Последний звонок”. Буду “толкать” речь, но чувствую, что не выдержу… Хорошо тебе – уже столько лет, после школы, не так трудно, а мне… Знаешь, Антон, что я еще за собой заметила? Я заметила, что повзрослела, а мне это так не нужно. Буду стараться оставаться всегда юной, потому что дети любят, когда рядом не просто взрослый друг-учитель, а даже их родственник, в душе, чтобы понимал их. Это я по себе знаю. Вот сейчас, у меня так много чувств, мыслей, но нужно об этом забывать, чтобы повторять и готовиться к экзаменам.
А теперь вернусь к нашим письмам. Знаешь, я не совмещаю и не ставлю рядом месть и любовь! Может мы, просто не поняли друг друга, или я непонятно написала, но считаю, что это варварство – мстить. И если есть зло и месть, не может быть любви, есть что-то другое, я не знаю что! Но только там, где любовь настоящая – только там и существует взаимопонимание. А любовь, я, действительно, понимаю по-своему.
Что касается Любочки и тебя, тут могу поразмышлять. Судя по всему, ты ее любишь по-настоящему, уверен, что и она тебя любит, но разреши задать вопрос: “Хорошо ли ты проверил, что она любит, до конца ли уверен? Это я к тому, что твоя Любочка - девчонка, может быть только чуть взрослее меня, но я то знаю, что по нашим временам, девушки любят, по-настоящему, редко. Есть такие, которые любят тех, кто их любит, а есть такие, которые, еще никогда не любив, вдруг решают, что любят.
К сожалению, нет у меня возможности хорошо знать Любу, по этому выражаю только свое мнение. Не отрицаю, что она любит тебя, но очевидно не может к этому привыкнуть, тем более, если до отъезда была сильно к тебе “привязана”. Мне кажется, если вы будете редко видеться, то люба привыкнет к разлуке и станет просто далеким другом. Это если у нее к тебе маленькая любовь, а если большая, то разлука ей только поможет любить тебя еще сильнее. “Разлука для любви, что ветер для огня – маленькую любовь он тушит, большую раздувает еще сильнее” (Куприн).
Вот и кажется тебе, что вы брат и сестра. Но даже хороших брата и сестру, можно подвести под формулировку Куприна. Но ты не волнуйся. Скажу прямо, тебя если кто и полюбит, то на всю жизнь! Мне одно только не понятно из твоего письма. Это то, что ты как-то странно написал “может, просто я хочу, чтобы это было так”.
Ты еще  так интересно рассуждаешь о том, что, не стал ли скучным? Ты что!! Разве сможешь ты стать скучным для меня. Я ведь только письменно с тобой общаюсь и то, через время, и каждый раз открываю для себя что-то новое. Вот задумаюсь иногда, - почему мы переписываемся уже столько времени и не надоедаем, друг другу своими письмами, более того, узнаем друг о друге что-то новое каждый раз, как после новой встречи. Не правда ли интересная у нас дружба?..
Вот, как будто, ты есть, и тебя нет, и пишу я не ответ на твое письмо, а новую главу дневника, с ежедневными записями моей жизни, как будто сама с собой размышляю. И только иногда очень сильно хочется увидеть тебя, чтобы понять с какими чувствами ты писал те, или иные строки. Прямо целый “почтовый роман”. И неизвестно, когда он кончится.
Я все. Пиши теперь о себе. Кстати, почему ты, когда познакомился с Таней, написал несколько стихов ей посвященных. Они мне понравились. Что ж не похвастаешься своими “творческими достижениями”, или для Любочки ты не писал? (шучу). Нет, серьезно, я хочу, чтобы ты еще какие-нибудь стихи прислал, которые тебе больше нравятся. Я стала просто поклонницей твоего Таланта. Очевидно потому, что у самой это не совсем получается. А в жизни, лирические отступления просто необходимы. По нынешней жизни, любимые Пушкинские или Есенинские стихи не совсем выручают.

Вот и все. Привет всем, большой и горячий.
До свидания (тедуб оно окьлот адгок?).                Маричка.

А это мое… “искусство”, так сказать…

            Я тебе не нужна – ну и что же…
            И не стоит за это казнить,
            Ни тебя, ни меня, коль не можешь
            И не хочешь меня ты любить.

            Может, зря я грущу, но иначе
            Не могу я чего-нибудь ждать,
            Ждать, не зная чего и тем паче,
            О пустом ожидании знать.

            Мне, сейчас, очень трудно, но может,
            Тебе тоже не легче сейчас.
            И решить ты немедленно должен –
            Навсегда я нужна, иль на час?..

                Декабрь – январь  83-84 г.г.”.

Интересные начались времена, особенно на “личном фронте”. Да, это действительно стал фронт. Любочка воспылала чувствами к Антону так, что он не знал, как поступить. Колька страдал по Татьяне, тем более что, к этому времени официально был разведен. Миша и Сенька, выяснили отношения между собой, вернее Сенька выяснял, а Михаил отбрыкивался, как мог. Валерия же, то приближала Сеньку к себе, то отдаляла. То Миша был у нее на первом плане, то Сенька, странно все это было и непонятно. Получив очередное, Любочкино письмо, Антон вдруг сразу повеселел и вспомнил Маричкино письмо: “Как ты была права, умница ты моя, спасибо”?

                “Здравствуй Антон!
Извини, что долго не писала. Времени не было, а если честно, то просто познакомилась с парнем, подружили месяц и разошлись. Теперь решила написать тебе все. Ты знаешь, я поняла, что ты единственный, настоящий друг, который меня ждет дома. Мне пришла посылка от Сеньки, он поздравил с Днем рождения, и прислал замечательную книгу, - методику. Надеется, что я буду ему писать и вернусь, но нет, этого не будет, слышишь Ты! Не знаешь, что произошло между Валерией и Сенькой, они собирались расписаться и вдруг, такая резкая перемена в их отношениях?!
Мы взяли на прокат проигрыватель и я, наверно, в августе приеду домой и возьму диски, что ты подарил. Ладно жаловаться. Как дела у тебя, как сдал сессию. Пиши, как стройотряд. Пиши чаще, жду с нетерпением – скучаю. Да, Сенька еще прислал фотографии, я высылаю тебе одну, а ты вспомни, когда это было. Правда они вышли плохо, но ничего, поймешь. Как дела на “личном фронте”. Когда будем гулять на твоей свадьбе? Ну вот, пока вроде и все. Не обижайся за короткие письма. Как дела у Миши? Передавай ему привет большой, большой. Жду от тебя писем и, если можно, новых стихов.
                До свидания, мой друг. Люба”.

Наступило лето. Антон работал в студенческом, строительном отряде. Строили детскую, игровую площадку, которую всю зиму проектировали сами. Это было веселое время. Перегибов отвлекся от надоевших проблем личной жизни и вкушал романтику студенчества. Скучать было некогда. Подъем в восемь, - работа до вечера, - вечером концерты во дворе. Бывали дни, когда весь отряд выезжал на соревнования, фестиваль студенческих строительных отрядов и многие другие мероприятия.
Так прошел месяц. Правда, под конец, Антон выбыл из нормальной, стройотрядовской жизни, - заболел. Что-то случилось с рукой. Загноился локоть так, что его “разбарабанило”. Как не хотелось, но пришлось уйти на больничный.
Маричка закончила десятый класс. Впереди были трудные дни поступления в институт. В одном из писем, она написала одну горскую легенду, которая потрясла и до глубины души тронуло Антона:
“Парень подарил девушке кольцо. Девушка была просто счастлива от такого подарка, - долго его рассматривала и, нечаянно упустила. Колечко покатилось по камням и упало где-то в ущелье. Парню стало жаль девушку, и кольцо, и он полез вниз по скалам искать его. Опустился на дно ущелья и долго-долго, год, и два, и десять лет искал кольцо. Оно ведь маленькое, а ущелье большое. И нашел! Пришел к девушке и увидел, что она стала уже совсем седой и старой.
Девушка, все эти годы, ждала парня, ждала верно, и долго, но все-таки сказала: “Зачем теперь оно нужно, это кольцо, жизнь ведь прошла”? А кольцо все же взяла и стала медленно надевать на палец. И тут свершилось чудо – девушка, и парень помолодели и стали такими, как много лет назад… И каждый, кто хочет, очень сильно хочет, добьется. Перед таким человеком нет преград, и даже время отступает назад”.
Несмотря на все неурядицы, трудности, препятствия, Маричка оставалась, для Антона человеком, с которым он отдыхал.  Ее письма давали прилив новой энергии, бодрости, стремления жить и бороться дальше:

                “Здравствуй Антон!
Получив твое хорошее письмо, была нескончаемо рада. Большое спасибо. Оно пришло вовремя и очень помогло, несмотря на малое его содержание. Пишу тебе, скучающей рукой и сердцем. Я в Ростове. И только теперь хорошо понятно, что такое любовь к Родине и родным местам. Как хочется домой, в Керчик. Тем скучнее, чем больше думаешь об этом, хотя больше думать приходиться об институте и предстоящих экзаменах.
Направление есть и надежда на то, что иду вне конкурса, но все равно боюсь. Ведь сельские, школьные знания, куда сильнее уступают городским, тем более, требования совсем иные. А конкурс, вообще, большой на факультете. Некоторые из моих сверстников, уехали, после окончания школы, поступать в Сибирь и на Дальний Восток, - у кого была возможность. Сделали они, конечно, очень умно, так как и в Новосибирске, и в Архангельске, и в Красноярске конкурса нет, почти во всех Вузах, а нас, здесь – до шести человек на место.
Ну что ж, все еще впереди. Живу пока на квартире, до института полчаса езды. Далековато, но ближе найти трудно. Живем вчетвером, и здесь, мне впервые пришлось лично столкнуться с тем, что сейчас порождает столько споров и разговоров. Двое девчонок, которые живут со мной, курят. Их родители не знают об этом, а хозяйке известно. Девчонки, в общем-то, не плохие, одну из них, правда, с трудом назовешь семнадцатилетней. Так она старше выглядит и, пожалуй, только от этого занятия.
Я когда узнала об этом, не могу объяснить, что почувствовала. Прежде всего, сразу немой вопрос: “Что их заставляет”? с виду и не подумаешь… И разве можно их назвать современными девушками? И еще одно меня волнует, с чем я тоже столкнулась недавно.
Слышала, как один студент говорил: “Любой парень поведет девушку в укромное место, если видит, что она не против, но я лично буду уважать ее больше, если она мне откажет”. Совершенно справедливая фраза для современного молодого человека. Но меня затронуло в ней вот что? Если развить мысль. Парень может повести любую девушку, согласна я, что такие есть, которые часто меняют парней. Но может оказаться так, что у девушки чистые чувства, а он решит что она, как некоторые, и сможет легко обидеть девчонку. Может быть такое? Может.
Мне пришлось о таком случае узнать. Но где же мораль? Ведь девчонка после этого страдает, а ему показалось, что напал на “несовременную дурочку” и неудачно провел вечер. Думаю я об этом и вспоминаю, как ты спросил: “Где смысл слов моего стихотворения: “Навсегда я нужна, иль на час?””.

           Вот и все. До свидания. Жду, пиши. Пока пиши в Керчик. М – К”.

И все было бы нормально, и жизнь шла своим чередом, если бы не Любочка. Ее настойчивое поведение раздражало Антона. Он все же ей писал, но крайне редко. Все было просто, все должно было завершиться логическим концом:

                “Здравствуй Антон!
Извини, что долго молчала. Ты знаешь, у нас всю неделю льет дождь и холодно. Я забыла тебя спросить, пишешь ли ты стихи. Если да, то напиши мне, я очень люблю читать твои стихи. Только постарайся писать крупнее и разборчивее. Последнее время я тебя не узнаю совсем, стал больше курить. Что с тобой? Устал? Ты стал мне очень редко писать. Меня это очень волнует, или ты изменил ко мне отношение?
Я прошу тебя, Антон, милый, возьми себя в руки; брось курить, или мои слова уже тебе безразличны? Получила от Валерии письмо. Обижается на меня за то, что не ответила Сеньке на его поздравление. Про Мишу написала, что в их отношениях есть изменения. Он к ней звонил несколько раз и приезжал два раза, а Сенька пишет, что у них дружеские отношения и не более. Будто я не знаю об их отношениях. Что-то она быстро от Сеньки отказалась и перебросилась на Мишу. Или, она держит Сеньку в резерве и не отпускает от себя?
Ну ладно, хватит о ней. У меня есть идея, давай на седьмое ноября встретимся вдвоем, погуляем. Пиши обо всем мне, очень интересно знать, что у вас там происходит. Интересно, как будет вести себя Валерия, когда Сеньку и Мишу будут провожать в армию. Ну ладно, заканчиваю. Жду ответа. Твоя Любочка”.
Антону почему-то вспомнился один эпизод. Как-то, по осени, он, и Сенька долго задержались в гостях, у Валерии. Антон бы давно ушел, но Сенька (вернее Валерия) уговорил остаться еще. Пришлось заночевать. Родителей дома не было. Как подлиза, “хозяйка” сразу стала “подъезжать” к Антону. Быстро цыкнув на Сеньку, а тот, как “ягненочек”, разделся и лег, - занялась Перегибовым. Но он оказался не “ягненком”, - “тигром”. И упирался до последнего. Но, как Валерия подлизывалась, Боже мой!
- Вот дурак то.., - подумал Антон, - слепой кретин. Неужели не видит, что она его водит вокруг пальца. Надо же таким вырасти. А еще с образованием. Тьфу!   

                +       +       +

Но проблем хватало и без него. В том числе с Маричкой. К этому времени, она работала в винсовхозе “Шалинском”, на уборке винограда. После провала вступительных экзаменов, - двойка по сочинению, поступила в “ТУ связи № 4”, на оператора связи. Учиться всего один год. А мечты занесли ее уже в будущее: могут дать направление на учебу в Институт связи, или университет им. Суслова в г. Ростове – на – Дону, или на спец. предмет, как исключение в Педагогический. Удручающее настроение подруги быстро сменилось на оптимистическое, как и должно было быть:

                “Антон, здравствуй.
Вчера приехала домой и нашла твое письмо. Скажу прямо, оно точь в точь схоже с мнением тех, кто мне близок, в отношении моего положения. То есть, мама, первая учительница, тетка, плюс ты, имеете одно мнение, что учитель из меня негожий потому, что саму еще учить нужно. Это одно; второе то, что все согласны с тем, что хорошая специальность мне не помешает, а институт не убежит. Кстати мой мастер, когда я ей сказала, что уйду из училища, и буду работать учителем, сделала пребольшущие глаза. И сказала мне:
- Детка, тебя за год мы не успеем научить тому, что ты должна уметь, чтобы считаться взрослой вполне, а ты других собираешься учить! Ну, даешь!
Этими словами, она меня заставила густо покраснеть. Почему-то сразу перехотелось, и думать об учительстве. Да и документы из училища мне уже не отдадут, да и самой не хочется уходить. Всего за какой-то месяц привыкла ко всем. А за год и вообще.
Знаешь, мне уже смешно немножко оттого, что совсем недавно считала, глупая, что если ни в Пединституте, то нигде. Теперь, мне кажется, что с рождения мечтала поступить в “ТУ-4”. И никто не верил, что я в Пединститут пробовала поступать. У всех одна реплика: “Ты – учитель! Девчонка!” а если откровенно, мне нравится, что я еще “девчонка”. Но, правда, уже боюсь кому-нибудь признаваться в своей мечте. Тебе не кажется странным такое? Помнишь, в каждом письме хотела найти признаки старения, взросления, а тут вдруг в “детство впала”. А, знаешь, Антон, я на многое стала смотреть по-иному. Появились: желания, цели, и мечты – не покидают меня.
Представь, среди всех желаний выделяю одно, которое равнозначно делиться на А и Б – желания. Точнее; во время пребывания в совхозе, познакомилась со студентом Таганрогского радиотехнического института, Сашей. Как, в таких случаях бывает, - познакомились, месяц прошел, - расстались. А у нас наполовину. Могла бы о нем и не писать, но… О тебе я помню постоянно и мечта встретиться, поговорить, не покидала меня даже в колхозе. А когда познакомилась с Сашей, эта мечта, как бы сбылась. Повторяю, как - бы. Понимаешь, я разговаривала с ним, спорила и казалось, что с тобой.
Но не совсем так, отчасти. Саша просто напомнил мне тебя. Мне он стал большим другом, даже незаменимым. Но прошло время, и уехал в Таганрог, а я домой. Правда обещал приехать в Ростов, и я верю, что приедет. Вот одна мечта – увидеть двух друзей – тебя и Сашу.
Я что заметила, Антон, пока в моей жизни был только ты настоящим другом, исключая подруг; у тебя же, и я, и Таня, и Любочка, - но теперь и у меня еще, кроме тебя будет Саша. Я просто хочу, чтобы был, а будет ли..? Кстати, он  тоже никак не мог представить меня в роли учительницы. Но, вместе с тем был бы не против, если я, на следующий год, поступила - б в Таганрогский педагогический институт. Не совсем скромное желание.
Да, как все-таки интересно - ты старичок! Четвертый курс… а у меня все впереди. Неужели равнодушно отнесешься к тому, что скоро институт закончишь, и ничего не сочинил? Хочу прочитать какое-нибудь новое твое стихотворение. Напиши, пожалуйста, если есть желание. Там, в совхозе, одной моей новой подружке, парень писал стихи. Она давала их мне почитать. Стихи ничего, так себе, но они сильно напомнили мне, как когда-то я, глупая девчонка, просила тебя, написать для меня стихотворение. Ты исполнил просьбу, но написал, что писать по заказу, до этого не пробовал, а пишешь по настроению. А я, потом, стала уважать только юных и молодых авторов, - их, правда, труднее понимать, но если поймешь, многое получишь для души.
Вот видишь, какие в моем письме мнения и размышления, которых ты ждал. И в конце хочу спросить: “Не жалеешь, ты о чем-то, за прожитые годы? Есть ли в твоей жизни счастье”? Вопрос, немного странен, и все же попробуй ответить.
До свидания. Привет всем. Пиши. Маричка”.

Год Крысы, год агрессивности, беспокойства и неразберихи, оправдывал себя. Чем быстрее подходил к концу, тем больше проблем накапливалось.

“Здравствуй Антон!
Получила твое письмо. Сколько раз можно тебя просить, писать поразборчивее и покрупнее. Напиши, какая у вас погода! Холодно ли? У меня будет к тебе просьба, встреть меня, пожалуйста. Прилетаю в семь тридцать вечера, пятого.
Получила  письмо от Валерии, она жаждет со мной поговорить и тоже ждет, к празднику. А поговорить, то, есть о чем. И разговор этот, рано или поздно, должен произойти. Вот так!
Сейчас, дел невпроворот, у нас комиссия из Министерства. Как дела у тебя? Почему не гуляешь по вечерам, кто тебе дал право не отдыхать, позанимайся немного и отдохни. Ну, ничего, вот приеду, дам тебе “взбучку”. Правда, зачем уезжала, не пойму. Мне, иногда, так тебя не хватает. Антошка, ты представляешь, мама мне выслала “бананы” (это она тебя, наверное, послушалась). К моему приезду, чтобы была шоколадка. Между прочим, я тебе приготовила сюрприз. У нас тепло, снега нет. Ходим еще в туфлях и без шапок. Передавай огромный привет Мише. Обязательно нам всем нужно встретиться. Пишу коротко, да и скоро увидимся.
                Целую. Любочка”.

Перед самым приездом Любы, Антон получил долгожданное письмо от Татьяны:

                “Здравствуй Антон!

Ты прости меня, за то, что не написала первой, я, конечно, понимаю, что виновата. Но мне сначала было, правда, очень некогда, а потом мне просто было стыдно, вот и все дела. Но я думаю, ты простишь мою грешную душу.
На вокзале, тогда, на самом деле все вышло очень нехорошо и глупо. Хорошо, что ты понял меня и не обиделся. Парнишка, это мой друг, Олег, которому я всегда все прощаю и верю. В общем-то, я тебе ничего не обещала.
Пыталась все рассказать, тогда, помнишь, когда мы гуляли, но ты, кажется, не хотел говорить об этом, а я не настаивала. У меня все нормально. Уже прижилась здесь и мне кажется, что и родилась тут. Устроились хорошо, живем в общежитии, в благоустроенном. Работаю в подготовительной группе, няни нет, ребятишек ходит много. Иногда бывает трудновато и даже кажется, что ошиблась в выборе профессии, но потом это проходит. Я уже так привыкла к своим “гольянам”, что из-за этого не пошла в институт, в этом году. Жалко бросать было. Подружилась с ними, они очень забавные. Решила, - выпущу их в школу, а потом в институт пойду.
А, в общем-то, здесь скучно, никуда не ходим, больше сидим дома. Домой приезжаю почти так же, как и Любочка, но ее давно не встречала.  Она обнаглела, перестала писать, как в воду канула. Поэтому совершенно ничего не знаю про нее, вот. На “личном фронте” изменений нет, все по-прежнему. Получила два письма от Олега и теперь не знаю, что мне делать. Когда приеду домой, не знаю. На праздники, поеду в деревню, к Юрке.
Поздравляю, тебя и Николая, с праздником Великого Октября!
Желаю Вам, по-сибирски быть здоровыми,
По-цыгански быть веселыми,
По-кавказски долго жить,
И по-русски водку пить.
Передавай привет Николаю Павловичу! И остальным нашим общим знакомым.
                Танька. 4 ноября 84 г.”.

Прочитав письмо, Антон поехал в аэропорт, встречать Любочку. Погода была неважная. Дул сильный, пронизывающий ветер. Как обычно, он приехал минут на сорок раньше. Делать было нечего, и спрятаться от ветра тоже некуда. Минут через двадцать, Антон начал медленно замерзать. Если бы самолет задержался, то стало бы совсем худо. Но все обошлось. Любочка привезла много сумок.
- Спасибо, что встретил, а то я даже не знала, как все дотащить.
- Я бы все равно приехал, даже если бы был занят.
Домой добрались на такси. Долго не задерживаясь, сославшись на неотложные дела, быстро ушел.
Седьмого ноября, к вечеру, Антон и Любочка, встретились в центре города.
- Пойдем, погуляем! – предложила она.
- Пошли.
Разговорившись, Антон узнал много нового. Валерия убедила Любочку в том, что она выходит замуж за Сеньку (чуть позже, это оказалось правдой) скорее всего, этому способствовало то обстоятельство, что Михаила, десятого числа, забирали в армию.
- Надежды рухнули, деваться некуда, - подумал Антон, анализируя эту ситуацию, с Валерией.
Любочка хотела спросить у него о перспективах их отношений, но Антон всячески избегал разговора на эту тему. Если честно, он просто устал от всего этого. Душа просила покоя и уединения. Любочка вскоре уехала, Миша ушел в армию, так что время для задуманного было подходящее.

Единственное и незаменимое, духовное окно, для Антона, была и оставалась Маричка Ежова. С ней можно было разговаривать, хоть и письменно, о чем угодно и от этого легко становилось на душе. А все остальное очень сильно давило на него, не давая расправиться, вздохнуть свободно. К счастью, Маричка, принимала и, самое главное, понимала все скачки его мыслей, поступков:

                “Здравствуй Антон!
Спешу ответить. Конечно, будет лучше, если ты будешь мне писать сюда, в Ростов. Дома я по две недели не бываю, письмо приходит и ждет, пока я приеду. Мой новый адрес (поменяла квартиру, теперь хожу пешком, пять минут до училища):
344005, г. Ростов - на - Дону,
ул. Станиславского 101, кв. 8,
Варнавской И.В. (Е.М.)
Понятно? Вот и хорошо. Жду письма здесь. А пока возвращусь к твоему письму. Ты заметил, что повзрослела! Удивительно. Один парень, в отпуск из армии пришел, полтора года не был дома, так он не то, что лицо, голос мой не узнал. А мы, четвертый год не видимся. Конечно, я совсем не та. Нет, не правильно, та же, только повзрослевшая. Но меня сейчас как-то меньше стало интересовать мое взросление, в общих чертах. Меня сейчас, Антон, вот что волнует? Жизнь, да вот, просто жизнь. Примечаю, для себя, многие факты, накапливаю, сравниваю их между собой, а потом со своей жизнью. Это так интересно, если бы ты знал.
Иногда случается так, что ошибаюсь, случаются неприятные столкновения моего характера с окружающей средой, но это приносит небольшой вред, поскольку я чаще, и в большинстве случаев, обсуждаю все молча, в глубине души. Многое, что раньше было непонятным, стало, как ясный день, другое наоборот, стало противоречить моим прошлым мнениям и понятиям. Да и вообще, по-другому стала смотреть на жизнь, совсем по-другому. Ты знаешь, извини, но лучше все объяснить затрудняюсь. Все, что происходит со мной сейчас, во многом зависит от того, где и что могло повлиять на меня. Или кто. Знакомых очень много, в друзьях же хочу видеть лишь немногих.
Точно для себя решила, что, значит, иметь еще одного друга, такого же, как ты. Вернее похожего. Да, скромностью ты не страдаешь, если хочешь быть впереди и важнее Саши. Но, в большинстве случаев, ты прав. Несомненно, ты остаешься и останешься главным, и я многим, что есть во мне хорошего, обязана тебе. Ты дал мне несравнимо много, но… Саша ближе и в прямом смысле, и в переносном. Просто ты кем был, для меня, тем и останешься, а Саша, в любой момент может исчезнуть, как друг, потому, что характер у него более неустойчив и ему свойственно высокомерие, но это не мешает нам оставаться друзьями и мне не хочется его терять. Вот так. Ты, Антон, лучший друг, проверенный годами и я тебя ни на кого не променяю. Ты только помни меня, мне так важно знать, что меня помнят.
О! Твое счастье – мое счастье, как ты прав – “если ты твердо будешь, убежден в том, что кому-то нужен – это прекрасно”. Это счастье, огромное счастье. Да и большего человеку не надо. Честно признаюсь, все это я поняла совсем недавно. Раньше было непонятно. Считала, что счастье - это когда тебя понимают, но случалось так; вижу, - меня поняли, а мне не легче и как будто не хватает чего-то. Знаю теперь, - нужно для счастья чувство значимости личности и нужно чувствовать, что ты не одна, и есть такие люди, которым я нужна, такая вот нужна, какая есть.
Вот, когда сбудется моя мечта и стану учителем, и будут у меня мои ученики, которым буду, нужна, как сейчас нужна подшефным, вот тогда счастье мое будет полным, законченным, жизненным. А пока, счастлива лишь тем, что есть, и на судьбу не обижаюсь. Мне хорошо жить, и жизнь хороша, и думаю, что может быть хуже!
Я очень жду твоих писем, когда чем-то расстроена, чтобы, получив, поднялось настроение и все стало на свои места. И ты еще смеешь спрашивать, не горько ли мне, что уже четвертый год мы не видим друг - друга, а так, заочно, узнаем друг о друге все, что можно узнать таким образом. Я, иногда думаю; - почему все в моей жизни так, а не иначе; - почему какие-то вещи, люди, поступки, сыграли в моей жизни немаловажную роль, а какие-то нет; - почему получилось так, что до четырнадцати лет я тебя не знала, а потом, вдруг, пришлось познакомиться. И ведь сначала я была девчонкой, и ты стал, для меня просто Идеалом, к тому же мужского пола. Но Я, стала девушкой, жизнь не стоит на месте. И ты уже не просто недосягаемый образ, - ты друг, мой настоящий, верный, хороший друг (какие еще могут быть эпитеты).  З а о ч н о !
Не могу даже, сейчас, представить свою жизнь, если бы не было тебя, если бы мы не познакомились. Какой бы она была, - жизнь без тебя??? Разве это разговор для письма?! Трудно так писать об этом. Говорить было бы еще труднее. Но ты просил, чтобы я ответила.
Да, Антон, мне очень больно, горько, просто нестерпимо иногда, что это белая бумага – просто бумага, а не лицо, а строчки – не глаза. И вот, что еще хотела добавить: может быть, и не было бы никакого Саши, похожего или не похожего на тебя, если бы ты был рядом, если бы мы немного чаще виделись.
“Чаще виделись”, - немножко юморно, ведь мы не видимся по сути, а только знакомы. А Саша появился оттого, что человеку всегда полезны хорошие знакомства. Он мог стать моим другом (заметь, начала уже противоречить самой себе). Мог, даже показалось мне, что внутренне похож на тебя, а только, вдруг, - нет его. Нет и все.
И хотя с тобой я знакома заочно, ты есть, был и будешь! И я беру свои слова обратно, что ты для меня останешься тем же. Беру, потому что ты не тот же, что был, а другой, и я другая. Время пройдет и опять все изменится, одно только так и будет: Ты есть и Я есть!
Антон, а ты подумал, что “воруешь”, прости, читаешь на расстоянии мои чувства, когда написал чего мне не хватает к полному счастью? Я когда прочитала, - просто поразилась, - как могли мои мысли прийти тебе в голову?! Это просто ужас, что творится между людьми. Нет, поверить трудно, что ты меня по письмам вычислил. Это ведь, кому не скажи - не поверят.
Я буду еще больше счастлива, когда найду любовь и тогда мое счастье удвоится, его хватит на меня и моего мужа. Но детям подарить жизнь, счастье, - это тоже счастье. Значит, иметь хорошую семью - это тоже счастье, и иметь его - желание многих. Но пока это желание  не может ничем подкрепиться, ведь даже любви, настоящей, чистой и в тоже время суровой, я еще не испытала. Меня даже сомнение берет, - смогу ли я любить. Впрочем, мечтают о любви многие, и нормальные, и ненормальные. А я, больше всего мечтаю о простом женском счастье.
Вот, Антоша, какой откровенности добился ты от меня, своими письмами. Как все-таки хорошо то, что можно не стесняясь, вот так писать тебе. Интересно, что если бы мы не писали друг – другу искренне и откровенно, мы не смогли бы ничего узнать друг о друге.
А в заключении хочу написать, что представила себе идущего пешком, изнуренного, в изодранной одежде (без каких-либо следов, в карманах, от денег), но уверенного в себе, с сияющими глазами - Тебя. Вот подошел и произнес: “Здравствуй, это Я!”, и упал без сознания, измученный, изможденный. Это все, конечно, в шутку. А вообще, когда узнала, что ты серьезно собираешься, это проделать - очень обрадовалась, что, наконец-то мы увидимся. Я жду тебя, Антон, жду, как никто никого не умеет ждать. Даже солдатов так не ждут, - четыре года!

                Пока. До свидания. М-К”.

Это письмо так взволновало Антона, что он не мог не ответить всплеском чувств. Ему захотелось сделать, что-то очень приятное, для нее:

            “Я хочу всем сердцем видеть, как идешь со мной.
            Как смеешься беспричинно, может надо мной.
            Я хочу глазами слышать, как ты хороша,
            Как одним лишь только взглядом, заберешь меня.

            Я хочу глазами чувства окрылить навек,
            Лишь один бы был желанным в мире человек.
            Я хочу, чтоб вместо солнца ты дарила свет,
            Чтобы темными ночами освещала след.

            Чтоб в мороз и злую стужу жарко было мне,
            Чтобы каждую секунду думал о тебе.
            Я хочу губами, слышишь, чувствовать тебя,
            И весь мир большим и светлым сделать для тебя.

            Я хочу в любое время быть всегда с Тобой,
            Человеческому счастью путь открыть большой”!

                +       +      +

Тем временем, Митрий Митрофанович Чудило, продолжал свою службу в органах правопорядка, - ругался с руководством, но упорно тянул свой нелегкий воз правдолюба - “белого ворона”. Любовь к Ирине Крошковой достигла своего апогея. Пылкая страсть готова была в, любой момент, вырваться наружу. Это и радовало его и мучило одновременно.
Мама близняшек, женщина невысокого роста, с пытливыми, пристальными и небольшими глазами, решила познакомиться с Митрием, Юрой и их родителями. “Прием” был весьма пристойным, если не сказать большего, но у матери сложилось мнение, что оба “жениха” для ее дочек не подходят. К тому же мама Чудило, на предложение поженить молодых, всплеснула руками и воскликнула: “Что, Вы, он у меня такой неприспособленный”! А прагматичная Раиса Георгиевна вынесла вердикт: “У кавалеров шизофрения”!
Как бы там ни было, но это наложило свой отпечаток на взаимоотношениях влюбленных пар.
Нач. каром у Митрия стал, получивший еще одну звездочку, младший лейтенант Рыськов Владимир Владимирович. Раньше, когда он был комсомольским “богом” и немного плотничал в Ленинской комнате, отношения Чудило с ним были дружелюбными. Но, когда стал командиром взвода и начальником караула сразу, вся “грязь” вылезла наружу. Недаром говорят: “Если хочешь узнать человека, дай ему власть”.
Новый начальник часто оставлял Митрия после службы и делал “вливания”. “Я наблюдаю за тобой, даже в столовой, и вижу, что ты хочешь казаться умнее других. Будь попроще, мой тебе совет. А то, мы не сработаемся”.
- Дело хозяйское, а я, какой есть, таким и буду и подстраиваться не под кого не собираюсь! – гордо парировал, Чудило.
Одним словом “нашла коса на камень”. И хотя, начальник все же отпускал его на занятия в художественную школу, прямо со службы, - отношения все больше накалялись. Митрофанович стал часто выпивать с сослуживцами. Чаще всего с Каткиным и Проливановым. Первый был смуглый, чернявый, среднего роста и заметно сутулый; второй, высокий, худощавый с заметно покатыми плечами, - серые глаза выдавали темперамент холерика. Его так и звали: “Проливан, покатые плечи”.
Пьянство, хотя и после службы, плохо сказывалось и на отношениях с Ириной. Даже наступление весны, поры любви, осталось незамеченным. Таял снег, повсюду уже блестели лужи, пригревало солнышко, а с крыш падали тяжелые, ледяные морковки сосулек, набухали почки на деревьях. Неутомимый правдоискатель так ушел в запутанный лабиринт конфликта, что не замечал происходящего. Правда, старший сержант Вертлюков, -  сорокалетний, тучный мужчина, прошедший, “огонь, воды и медные трубы”, - часто общался с Митрием. Его зеленовато-серые, пытливые глаза; тонкие, четко очерченные черты лица; средний рост; каштановые волосы с залысинами; слегка штормящая походка и мешковато сидящая милицейская  форма, - дали ему кличку “Швейк – дядя Женя”, на что он очень обижался.
Порою, беседы на различные темы так увлекали Митрия, что он терял чувство ориентации и забывал, что надо идти на другой пост, или в отдыхающую смену. Дядю Женю не любили сотрудники роты за привычку обсуждать всех “за глаза”, поэтому у него часто возникали конфликтные ситуации. И, хотя Евгений Александрович Вертлюков виртуозно лавировал между валунами презрения, стена отчуждения оказалась тверда и высока.
Однажды, в комнате отдыха, он предложил, Чудило, отведать его “домашнего супа”, сказав, что суп ел сержант Васька Литров и остался очень доволен. Митрий согласился, но перед трапезой, минут пять, полежал на топчане. Их разговор могли слышать, - один или два человека, да сидевший за пультом нач. кар.
Сонными глазами, доковыляв до кухни, Митрий разогрел суп, и поел. Через полтора часа, во внутренностях Чудило, началось сильное клокотание. Он сказал об этом Вертлюкову:
- Чем-то, наверное, отравился, но мой суп несколько человек ели и ничего, - ответил обиженно старший сержант.
 Митрий Митрофанович, еле дотянул до конца службы и еле добрался до дома. Лицо его посерело, а колики не прекращались. Немного приведя себя в норму антибиотиками, он заснул. Ему снилось, как какие-то внеземные силы, отчаянно боролись за его жизнь. Одни орали: “К нам его, к нам! Пришел его черед!…” Другие: “ Нет, не отдадим! Это человек Высшего полета, наделенный большим, Неземным Даром, - творческим и лечебным. Миссия его на Земле не закончилась…”.
Он тяжело очнулся ото сна. А он оказался пророческим ибо, через полмесяца, в тяжелом состоянии, с температурой сорок один с половиной градусов, его увезли в городскую больницу скорой медицинской помощи. Скорую вызвала, Ирина, а “заботливые” родители упорно обвиняли в симуляции.
В инфекционном отделении, покачиваясь, чуть не упав, Митрий с трудом выдавил кал на анализ, но моча не шла. Утром медсестра попыталась взять кровь из  вены, но и кровь шла с трудом. Она вынуждена была позвать врачей. Смерили давление, поставили “подключку”, сделав прокол над левой грудью.
- Поедем в реанимацию, - сказали медики.
- А что это такое? - выдавил Митрий.
- Там узнаешь, ответили ему и, перетащив на тележку, повезли.
Больной смотрел на потолок. Мелькали рефлекторы освещения в больничных переходах. И вот, тележка въехала в реанимационную палату. Чудило, чувствовал себя, как ни странно, вполне сносно. Медсестра, слегка полноватая женщина, лет тридцати двух, среднего роста, с карими глазами, - оказалась очень чуткой.
- Ну, держись, дружок. Сейчас давление смерю.
Давление оказалось очень низким, и она добавила:
- Плохи дела, но ничего. А в туалет не хочешь?
Митрий попытался приподняться, на что услышал испуганный возглас: “Здесь не ходят, это реанимационная палата” и проворно поднесла судно, но он не смог ничего сделать и медсестра ввела в его “орган” катетер, измерив предварительно давление, которое оказалось критическим.
Был созван целый консилиум, во главе с Глав. Врачом больницы:
- Как у тебя дела? – спросил он.
- Ничего, нормально, а зачем мне в ноздри вставили кислородные трубки? - спросил, Чудило.
- Поставьте ему гормоны, состояние критическое! - резко распорядился Главный.
Моментально все было выполнено, и Митрий почувствовал, как тело его стало нагреваться изнутри. Три дня он пробыл в реанимации и “Слава Богу”, выжил! Муки, которые пережил, - не пожелал бы и врагу. Только  на четвертый день заработали почки, и моча пошла сама. А до этого, приходилось созерцать, как она медленно стекала в подставленную посуду.
После трехдневной голодовки, стонов тяжелых больных и питания бульоном, Митрофанович заметно похудел. Его перевели в общую палату с диагнозом: “Острая, револинисцентная пневмония с локализацией в средней доле правого легкого и с токсическим шоком”. Врачи говорили, что это исключительный случай, когда с нулевым давлением, в состоянии клинической смерти, человек не терял сознания.
Крошкову Ирину пускали в палату, и она кормила его, в первую послереанимационную неделю “чуть ли не из ложечки”. Иногда, даже больные, наблюдая идиллию двух влюбленных, выходили из палаты.

Дни бежали своим чередом и только – только поставленного на ноги больного, выписали с предположением, что, возможно, он получил сильное отравление. У Митрия, сразу созрела версия о возможной “акции” Рыськова, но улик не было.
Целый месяц он соблюдал режим, ходил на все процедуры. А, как обычно, семнадцатого июня, украсив стол подаренной сиренью, скромно отпраздновал свое День рождения с Ириной и другом Антоном. В этот день, Антон, немного заигрывал с его подругой. Ее задевало то, что Митрий не обращал на это никакого внимания. Но Митрофанович нарочито считал, что коли она, сама кокетничает, значит ей это нравится.
С этого времени на “Эдем” влюбленных стала надвигаться, с каждым разом все темнеющая, тень. На службу, Чудило, вернулся только через два месяца. Вскоре, после очередного рейда, по охране общественного порядка, Владимир Владимирович Рыськов сагитировал его на пикник, в деревню Свищево.
В назначенный день, сев в электричку, несколько сотрудников и сотрудниц, под шутки – прибаутки не заметили, как доехали до платформы “Маганская”. Сержант Маза, “хозяин этих мест”, приехал встречать на мотоцикле. Усадив одну из сотрудниц, с дочкой, в люльку, “дал по газам” и, помахав рукой, быстро уехал. Когда, Митрий с коллегами, добрался до дома виновника торжества, заботливая, ядреная, среднего женщина, его жена Катерина, пригласила всех к столу. Вертлюков предупредил, Чудило, о возможных неприятностях, и он стал считать, сколько выпил водки.
Счет его остановился на трехсот пятидесяти граммах, когда Маза достал заводской спирт. Поколдовав над стаканом с Рыськовым, подвинули его Митрию, сказав: “Тяпни, Дима, ты парень здоровый”! После этого сознание, Чудило, отключилось. Очухался он, в шесть часов вечера, на станции “Первомайская”. Рубаха была порвана и вся в грязи. Внутренний карман пиджака, где лежало служебное удостоверение, оказался оторванным. Огорченный этим, он сел в подошедшую электричку и скоро оказался дома.
Бок, в области печени ныл, голова болела и, когда на следующий день, пришел на службу, сержант Маза бросил:
- Скажи спасибо, что тебя не убили. Ты у меня таких дров наломал!
Рыськов развел народ по постам и, оставив Митрия, стал проводить беседу:
- Ты себя вел, как “свинья”! – резанул он и потребовал, чтобы Митрофанович написал объяснительную, по факту потери удостоверения.
При заступлении на пост, Митрий вновь почувствовал сильные боли, в области печени и позвонил Рыськову, на что получил ответ:
- Ничего, до обеда досидишь!
Еле – еле дотащив службу, на следующий день, он все рассказал, Проливанову, и тот обещал навести справки, - в Свищево, у него живет дядька. Через пару недель, кое-что прояснилось. Проливанов, попивая, в пивном баре, рассказал, Чудило, о том, как сел на старенький  “Запорожец”, доехал до деревни, где и отыскал Мазу. Тот, с глубокого похмелья, выдал тираду:
- Ну, “отпинали бы”, но зачем травить.
- Чем? – заинтересовался Проливанов.
- Да, говорил Рыськов о порошке каком-то. Вроде “токсин”.
Далее, Маза, подогреваемый Проливановской водочкой, спохватился и попросил, чтобы коллега ничего не рассказывал. Как-то основательно порывшись в литературе, Митрий наткнулся на статью, в журнале “Сельская молодежь”. Там было написано, что “токсин” – это яд замедленного действия, применялся “эсэсовцами” в концентрационных лагерях, на обреченных на смерть людях.
Рыськов вернул Митрию служебное удостоверение со словами:
- Скажи спасибо, за мое доброе сердце! Так и быть, командиру дивизиона Бультенко, ничего не скажу. – Но, на самом деле, скорее всего, побоялся разоблачения. Факт отравления, был только версией, доказательств не было, хотя попадание в реанимацию и боли в печени, заставляли серьезно задуматься…
Митрий, стал часто пить.  Бывало, на глазах у Ирины, выпивал, из горла, бутылку вина. Нередко ей приходилось ждать его, пока он “накачивался” хмельным зельем. С Юрой Механко произошел разрыв из-за его матери, которая решила, что Чудило, спаивает ее сына.
И вот, “чаша терпения”, Крошковой Ирины, переполнилась. Наступил день, когда она не пришла на свидание. Митрий Митрофанович рванулся, было на завод, где она работала, цеховой табельщицей, но судьба столкнула их сама. У проходной завода, Ирина с Митрием столкнулись. Решительно, как заготовленную речь, она произнесла:
- Все Митя, прощай! Ты не исправим. К тому же, у меня, появился парень.
Сердце влюбленного сжалось, и он воскликнул:
- Ирочка, не бросай меня! Я исправлюсь. Меня толкала на пьянку, какая-то неведомая сила. Я люблю Тебя!
Но ответа не последовало. С проходной вышел щупленький, темноволосый, среднего роста паренек и Ирина, взяв его под руку, быстро зашагала, - ни разу не оглянувшись.

Стоял, на редкость теплый, ноябрь месяц. Желтый, тополиный листок, упал на плечо. Митрий подхватил его в руки и произнес: “Вот и я, одинок и несчастен, как этот листок. Но он уже прожил свое, а мне еще…” И понуро опустив голову, зашагал домой.