Молодая женщина в легком платье, обтягивающем ее фигуру в струях реки, изо всех сил старается плыть быстрее. Баржа с дорогими для нее крошками удаляется все дальше вперед, холодная вода, окончательно промочив все вещи на ней, сделала их тяжелыми, затрудняющими движения... Она оглядывается и видит, как буксир удаляется от нее в противоположную сторону… А в небе безумный, страшный рев пикировщиков. Трассы пуль вздымают смертельные очереди-всплески вокруг. Где-то позади гигантским буруном поднялся из воды взрыв бомбы…
-Спаси!.. Дай доплыть… Мои детки, мама!..
***
Жизнь продолжалась и на барже. Нужно было питаться, как-то спать, во что-то одеваться и укрываться.
У матери были особенные проблемы с питанием Зиночки, ведь годовалый ребенок и не все может есть. Без последней пары ботиночек она не могла ходить, и надо было ее все время держать на руках, что по очереди делали мама, бабушка и тетя.
Самым самостоятельным был я.
Мама изредка переправлялась на лодке с баржи на буксир, чтобы там сварить что-либо для малышки.
Я всегда волновался, наблюдая, как она садилась в лодку и переправлялась на пароход.
Потом с нетерпением ждал ее возвращения. Тогда была почти единственная возможность подышать свежим воздухом на палубе.
Баржа черного цвета, вся пропитана дегтем и смолою, на ней долгие годы перевозили соль. Кроме спертого "аромата" от выделений сотни людей с детьми, стоял невыносимый запах густого соляного раствора, испаряющегося на солнце.
Стоял конец июля, самая жара.
Широкий Днепр ласково катил воды с мелкими барашками волн, которые разбивались о борта баржи, иногда забрасывая брызги и внутрь.
Один берег Днепра пологий, покрытый заливными лугами, стогами свежескошенного сена. Другой - обрывистый, мимо которых мы медленно проплывали.
Постоянная тревога висела в воздухе. Ее можно было ощутить. Издали доносилась приглушенная канонада орудий, какие-то взрывы.
Мать уже добралась на лодке к буксиру, поднялась на борт. Веселые матросы с удовольствием помогли молодой женщине взобраться на судно. Лодку привязали к корме.
Вдруг стал нарастать неясный гул. Люди заволновались, засуетились. Толпою стали покидать палубу баржи, неловко скатываясь по железной лестнице в трюм. Шум, гам, детский плач.
Гул все усиливался, и вот в небе показались какие-то гудящие, ревущие темные точки, которые, приближаясь, превращались в маленькие аэропланы. Они все увеличивались, шум их моторов превращался в рев, и вдруг от них стали отваливаться какие-то черные предметы и падать вниз.
За нами в кильватере на расстоянии полукилометра двигалась еще одна баржа. Возле нее эти темные штучки упали в воду. Взметнулись фонтаны, столбы, как сказочные грибы, внезапно выросшие из реки.
Всплески взрывов выростали со всех сторон следовавшей за нами баржи. Звук доносился уже после того, как видны были фонтаны вздымающейся воды.
Вероятно, я остался один из немногих на палубе, забытый спешившими внутрь бабушкой и тетей Соней, спасавшими маленькую девочку.
Самолеты (немецкие самолеты со зловещими крестами на крыльях) стали проноситься над нашей баржей и буксиром на очень низкой высоте. Рев их был такой силы, что меня прижало от страха к пропитанным дегтем доскам палубы.*
Страшный гул, какой-то дикий вой (немцы для психической атаки приспосабливали особые сирены к шасси самолетов, чаще «Мессершмидтов») просто вогнал меня в доски палубы нашей баржи.
Пикируя, самолеты выпускали пулеметные очереди. Пули полосками фонтанчиков взрезали воду реки. Боковым зрением я увидел, как трассирующие очереди просекли пространство между баржей и буксиром.
Вокруг - взрывы падающих бомб…
И вдруг раздался страшный удар по борту баржи.
В действительности, я вообще не понимал, что происходит вокруг, кроме дикого всеобъемлющего страха за себя, за маму, за нас всех.
Но задним числом я могу точно воспроизвести пережитое. Оказывается, пулеметная очередь рассекла мощный плетенный железный трос, связывающий буксир с баржей. Туго натянутый, он при обрыве одним концом изо всех сил ударил по барже, и этот-то звук я ощутил и услышал.
Я решил, что наступил конец...
Баржа задрожала, вибрируя от удара, закачалась и медленно продолжала движение по течению реки. Освобожденный буксир, получивший свою порцию удара коротким концом обрубка, стал быстро удаляться по течению.
И вдруг на борту удаляющегося буксира я увидел мать в развевающемся на ветру платье.
-Мама, мамочка!.. Отец, где ты?…
После минуты замешательства она вдруг спрыгнула с кормы буксира и вонзилась, врезалась в воду прямо рядом с работающим винтом парохода.
Несколько секунд, которые показались мне вечностью, ее не было видно...
Самолеты ревели, пулеметные очереди бороздили гладь реки, раздавались взрывы падающих бомб.
И среди этого ада неожиданно появилась голова мамы, и она своим красивым стилем стала плыть против течения по направлению к нам, к барже – спасать своих детей.
-Папочка, папа, прилети. Спаси мою мамочку, вытащи ее из воды, дай ее мне…
Как всегда, особенно в критические минуты жизни, мне не хватало моего дорогого человека. Да и после его преждевременной смерти это же чувство сопровождало меня. Детям так недостает отцов…
Буксир стал медленно разворачиваться вдали.
Отвязали лодку и быстро поплыли спасать бросившуюся в воды реки женщину…