Мне было тогда лишь семь.
Доктор методично допрашивал меня, какие недуги случались со мной раньше. И мне очень, очень хотелось вспомнить все: больные уши, ангину, разорванные связки на ноге, на левой ноге, да-да ,на левой. Страх упустить что-нибудь сковывал память и напрягал нервы. Доктора, по-видимому, умиляла моя старательность, и он приторным голосом продолжал: может быть, ветрянка или краснуха?…-По сути дела, это был мой первый экзамен. Мне хотелось понравиться доктору, для этого (мне то было совершенно ясно) нужно было точно ответить на все вопросы. В последствии, уже у порога экзаменаторской, меня всегда стерегла эта раздвоенность: понравиться экзаменатору можно ,ответив на все его вопросы – ответить на все вопросы можно, лишь понравившись экзаменатору. И все тот же приторный терпеливый голос:
-А еще какие заболевания?…
А после:
- Вы отвечаете на твердую четверку, но не более.
И еще целый день самоедства (надо же было забыть про краснуху!). Мог ли тогда мой семилетний организм знать, что я стану доктором!
* * *
Жизнь и смерть …похожи на песочные часы. И каждая песчинка совершает неотвратимое падение с верхней чаши в нижнюю. Ее заставляют падать, насильно втискивают в эту узкую воронку лежащие выше, такие же как она сама, только более сильные, им-то еще далеко …Но ведь, наседая на других, они приближают и свой конец!
Я есть человек- горстка песчинок, пересыпающихся из одной чаши в другую под силой собственной тяжести.… И живу лишь надеждой на то, что однажды кто-то перевернет песочные часы, и я снова посыплюсь тем же самым песком, тем же «бессмыслом», но только песчинками в другом порядке…Скоро упадет последняя………………………………………….
…………………………………………………………………………………….
…………А снег все падал. … Падал на крыши, на деревья, на провода и даже на землю. Уже, кажется, десять лет падал снег, падал беспрерывно, без конца и начала. … Падал снег. … И зимой, и летом.
Поговаривали, что на снегоуборочных машинах тонны снега каждый день вывозят куда-то загород, чтобы растопить в мощных печах. Этот снег не мог растаять сам, наверное, он просто не предполагал, что можно растаять …
Когда однажды, в июле, выпал снег, все почему-то обрадовались: дети, счастливые лепили снеговиков, взрослые катались на лыжах с криками и улюлюканьями, в снежки играли влюбленные. Потом обнаружили, что снег не тает (именно потому он и не был холодным). Ученые взялись за работу. Выдвигали теории о проявлении нового агрегатного состояния воды. Фанатики кричали о пришествии, наконец, Мессии на Землю, власти решали вопрос о сохранении спокойствия и порядка в городе…
…А снег все падал. Уже сотню лет. И уже порядком надоело это чудо, с которым все давно свыклись, как с существованием беспокойных соседей за стеной, как с некоторым жизненным неудобством, устранить которое невозможно, да и зачем…
Он помнил, как в первый день столетнего снегопада с высоты девятого этажа глядел на белые хлопья, уносящиеся вниз, в зелень июля. А потом в дверь постучала… она … так тихо, и ничего не надо было ему, кроме этого стука. Она была веселой, запыхавшейся, потому что бежала по лестнице, все восемнадцать пролетов бежала на одном дыхании.
Вот и сейчас она бежала, быть может, еще быстрее, чем тогда, когда выпал снег, вот и теперь ударила в знакомую дверь. … Она слышала его дыханье - там за дверью дышал он, утомленный, измотанный человек.
Еще в первый день снегопада она, ворвавшись в его квартиру, почувствовала что-то тяжелое… День за днем, она не знала как, но этот снег каждой снежинкой прибивал к земле Его жизнь.
И сейчас она колотила в знакомую дверь,… а снег все падал. И только остановившись на миг передохнуть, она услышала, как падает снег, там за окном. Так спокойно и ровно, размеренно.… А тот, кто должен был жить, теперь также тихо опадал вместе со снегом, только этому человеку было холодно, ему одному на всей Земле, когда падал теплый снег. Врачи говорили, что это реакция ослабленного организма на перемену погоды…
Но ведь он никогда не болел. Она помнила, как когда-то, больная гриппом, лежала в постели, а он поил ее чаем с малиной, целовал мокрый лоб, согревал ее ноги – и не заболел ведь! Нет, - это не болезнь…То была какая-то тоска. Что вместе со снегом начала падать на него когда-то. И никто уже не мог вытащить его из-под этого снега из-под этой тоски.
Стук прекратился. … Он понял, что теперь навсегда. Он не слышал шагов уходящих прочь, он уже давно не дышал и даже не заметил этого.
…А снег все падал.… Снег дышал за него.
* * *
Нам с ней снится один и тот же сон. Мы подходим к зеркалу- она там, и я здесь, и в общем-то, одинаковые и там, и здесь. Но вот что-то случается, и в какой-то момент мы уже не равны. Уже можно дотронуться до зеркала, но нет ощущения прикосновения, можно прислониться к стеклу и не почувствовать этого. И мы уходим, Я и Она. Здесь остается лишь тело. Мир, смотрящий в зеркало, и мир в зазеркалье меняются местами. Нам с ней снится один и тот же сон – той девочке, глядящей в зеркало с дырочкой у доктора на голове, и женщине, стоящей перед зеркалом в комнате под небом, где замерзал ее любимый. И обе мы просыпаемся снова и снова в той комнате без дверей и окошек, без света, почти в темноте.