Написано для Тани
Какое дело было бы мне до этого человека? Никогда и парой слов с ним бы не обменялась, если б не дело. Я вообще не люблю, не желаю слушать никаких связно-предметных разговоров о делах (что подпадает под глагольные категории вида: что делали, что сделали, что происходит-случилось), всяких бесед о текучке т.наз. жизни, потому что т.наз жизнь, так сказать, не течет: представляется, что мы бродим-бредем в одной и той же реверсивно-застойной «реке». Лично я ищу взято-поданного отвлеченно-абстрактного, разумеемо-понятого просто-сложно, неразрешимо-безвыходно. Мне интересен лишь общественно-морально-философский характер дела-безделицы, что подобно намерению Фр.Кафки, который не хотел ничего, кроме бесед о литературе (о чем см. его «Дневник»)...
Но что поделаешь! К делу: данный человек мне почти родной, знакомей иных родных, и связан со мною неизбежно-крепче. Можно представить, какой скромно-благопристойной фигурой поднимется он ежеутренне часиков в шесть. Полагаю, он умоется, вычистит уши-зубы и сделает прочее бритье. Он соберет в чемодан-саквояж свой-казенный всякие-разные необходимо-нужные вещи-штуки, инструмент-канцтовар для боевой-трудовой своей активности-деятельности и поедет на службу-работу не знаю как и на чем. Доберется, и то важно-хорошо. А с чего бы это ему не доехать-добраться!
Когда я думаю и говорю о том, едва удается сдержать слезы. А жалеть-то некого-нечего и оплакивать ни к чему-незачем, не пристало-некрасиво. И не во что, и не на чем повиснуть кепкой-пальто, как не обнять шарфиком-перчаткой, не смяться в руке-кармане билетиком-талончиком...
Известно: человек из толпы любит последовательно развитый фабуло-сюжет (что говорено-речено, сказано-отвечено) и подробности-детали, данные-сведения, а в запасе ничего, на нет и суда нет, ибо и в лишне-ненужной вашей-нашей т.наз. реальности связного нет ничего; все происходящее же без смеха-слез не возомнишь-не умыслишь, ибо, по сути-толку, ничего и не происходит и не случается.
К примеру, давеча-намедни соседи через дорогу напротив возвратились-приехали из гостей-нелюдей и, нагулявшись-раздраженные, с ходу-разгону-тормозного пути раздавили-размазали и заднюю гаражную стену и прижито-поставленную там стиральную машину как посредное орудие-буфер меж недвижно-застойной конструкции и скоропоспешного в остановке автомобиля. Жать на тормоз-акселератор меньше-больше бы надо. Ничего, теперь-наконец все замазано-залеплено, постукано-исправлено своими-чужими руками-силами. Вовсе ничего. Но пройдемте-проедемтесь, имеемте совесть и разумение, ведь именно нам и вам тут знаком-узнаваем человек-персона от-из штата-персонала-кадров и нужно-надо уважение-внимание.
Однако продолжим. Человек этот-тот на службе-задании, между прочим, не зря и кстати. К нему приходит-прорывается, а точнее говоря, неспроста-договоренно попадает визитёр-посетитель, явлется неверно-легально правовооруженно-необоснованно. Это я. Эка безделица-невидаль!.. Дело лишь в деле.
Шути-издевайся, а прихожу я к нему снова-опять с вечно-непререкаемо важно-серьезным делом. Не раз и не два говорит-сообщает он мне, что начальника-руководителя в кабинете-на месте так просто застать-поймать не с руки и не выйдет; свидание-встречу назначить-записать надо, и ни сном ни духом тому не возражай.
Клерк-человек наш, момента-мгновения наконец дождавшись свободы дела-действия от босса-начальника привычно-обычного присутствия-наличия, скажем так, шуйцею берет мои формально-неинтересные анкеты-прошения и десницею хватает документы об оплате-пошлине или что, а лучше бы купюрой-наличкой, но и так не вернешь, сообщает мне о предстоящих переменах-последствиях-задержках, предвиденно и предсказуемо, этого моего легально-законообязующего шага и уходит-торопится с бумагами в отдельно-секретно организованную каптерку-закуток. Там он, вполне понимая и в курсе, что калиф-начальник его недоступен-недосягаем, дела и вопросы, дача и сауна, берет со склада-бытовки с полки-стеллажа из сейфа-ящика и натягивает на себя скользко-резиновую - подруга, ты ж химик-органик - маску-лицо портрета босса-руководителя, парик и особо-тривиального дизайна галстук, прочищает-прокашливает горло-трахею и с измененно-нарочитым голосом-сигналом выходит с разговором-отказом ко мне.
При мне же звонит он по телефону первоначальному мелкому-важному нашему-вашему-своему секретарю-персонажу, т.е. самому себе неизвестно кому, разносит того за некомпетентно-прекраснодушные, неинформированно-поданные надежды с потенциальной иллюзией путем обещания-попытки ответов на неразрешимо-ненужные, если официально помыслить, запросы-претензии, прошения-моления, что есть деяние в виде почти что взятых и запущенных анкето-заявлений, затем выходит в боковушку-чуланчик, где сдирает латекс-маску шефа-командира и синтетический же того же, на все случаи скорее всего красных тонов, судьбоносный и грозный для некоторых-многих штучно-готово-завязанно-шнурочный галтук на черной эластик-резинке с мелкою пряжечкой (так надежней сохранять узел и управлять толщиной-охватом-объемом-окружностью-массой шеи-загривка-кадыка), кидает-швыряет их, прячет-убирает, опять прокашливается-моргает и становится лицом-боком к ненадежно-враждебно-лишнему миру-материалу. Ля комедия практически финита.
Я помню-знаю, не впервой-новички, и мне не боязно-страшно. Я определенно записываюсь на прием через пару недель-месяцев-лет. Что ж! При ином вроде бы облике-лице стать-фигура его та же, и манера-повадка та же, и зык-голос-писк наверняка-почти, и значок МГо на пиджачке-рубашке-брюках (носки-ботинки упущены нами-мною, к стыду-позору, из виду-внимания) и суть моей-нашей жизни все никак не прогресс-совершенствуется - мы вроде-как бы потеряли друг друга-себя-всех давно, давно, ох тому давно, а все те же для нас данно-радиоактивные периода-полураспада законы-беззакония вершат-правят в наших жизнях-существованиях, как всегда навязчиво-безразлично и гранитно-навечно, и ничто не течет и не меняется.
И не меняется моя тоска по заглохшей, в силу глупостей-условий-обстоятельств, времени-расстояния, настроений-эмоций, интересов и занятости, лучшей в жизни моей-твоей дружбе с химичившим лаборантом, дипломантом всяческих конкурсов, чемпионом и победителем, все в одном лице, и все теперь во мне. Хотелось бы раскаяться в каждом слове и в каждом жесте, но, смех-умора, ничего такого не вспоминается.