Зеленая электричка, щелкнув дверьми, с ревом набирала скорость, унося меня все дальше от родного Тушина в строну далекой Истры. Я расположилась у окна в полупустом вагоне и собралась читать книгу. Вдруг из тамбура вышел рослый парень и, увидев меня подошел, спросив: “Огонька не найдется?” Я сказала, что не курю, и он небрежно бросил сумку на скамью напротив меня. Найдя спички в соседнем купе, отправился обратно в тамбур, посвечивая оттуда огоньком сигареты.
Я снова приготовилась читать, но настроения уже не было. Вскоре парень вернулся и спросил: “Не помешаю?” Получив отрицательный ответ, уселся напротив меня. Сонно помаргивая глазами, попросил, чтоб я, если он заснет, разбудила его в Истре. Я пообещала, поинтересовавшись: “Вы плохо себя чувствуете?”
“Нет, - ответил мой собеседник, - просто я работаю в охране на рынке, сегодня было тяжелое дежурство, поспать совсем не удалось”. “А что случилось? - поинтересовалась я. - Запрещает начальство?” “ Нет, - был краткий ответ, - просто местные ребята, вернувшиеся из Чечни, разборки клеили на рынке”. “Что им надо было? Я - корреспондент, меня волнуют такие темы”, - сразу заинтересовалась я. “Да я и сам пишу, а на рынке подрабатываю, чтоб с голоду не подохнуть, как и многие. Но если Вам интересно, я расскажу.” - И он, расположившись поудобнее, начал излагать.
-В полночь, когда остались работать только ночные ларьки, я сидел возле зарешеченной клетки с арбузами.( Мы подрабатываем, охраняя эти арбузы, потому что торгующие ими азербайджанцы дополнительно доплачивают нам - на двоих с напарником по 100 рублей за ночь.) В это время на рынке появилось два здоровяка, они приставали ко всем проходящим мимо мужчинам. Я понял, что это - “наши клиенты”.
Действительно, подойдя к нам, один из них закричал: “Где ваш хозяин?! Где курносый? Хочу арбуза, открывай клетку!” Я объяснил спокойно, стараясь не провоцировать вновь пришедших, что торгаши уже давно дома. “Амбал” крикнул: “Тогда иди сюда сам!” Понимая, что, если послушаюсь, уроню свою достоинство, я остался на месте. “Ты что, не слышал? Иди сюда, где твой хозяин!” - закричал он вновь. Конечно, я заволновался, но ответил, что хозяина у меня нет, и если ему надо, то может сам подойти. Зовущий направился ко мне, вытянув оба кулака в мою сторону. “Выбирай, каким бить тебя, правым или левым” - предложил он.
“ Ты ударишь преподавателя, чтоб завтра в школе дети увидели на его лице синяки и испугались?” - словесно атаковал я. “ Я должен тебя ударить по всем законам чести, - уже смущенно проговорил богатырь. - Ты поманил меня пальцем, а манят только проститутку”. “Но ты же врешь, - бросил я ему, - я не манил тебя пальцем, ты сам придумал”. “Ты чо, смелый, ты - блатной? По каким ты понятиям живешь?”
Я и раньше бывал в подобных ситуациях, и смело ответил: “По понятиям Древней Руси: правда, честь, свобода...” Он поглядел на меня по-другому. “Все равно вы все проиграете, - заявил он. - Ваша правда горит в Чечне под гусеницами танков. Мы в окопах никому не нужны, а вы охраняете “чурок”, которые размножаются здесь в то время, как нас убивают”. “Не все - такие. Я, придя из армии, работаю с молодежью, тренирую их, рассказываю о истории, культуре, готовлю защищать Родину.”
“Вся твоя подготовка - ничто пред нашей. Когда новобранцы приезжают в Чечню, находятся среди них те, что не хотят воевать, рвутся домой. Сержант может застрелить одного такого перед строем, - зато остальные потом воюют классно и сразу понимают, как Родину любить.
Когда ты сидишь, всеми забытый, голодный в окопах Чечни - начинаешь охотиться за травинками. Ты ел когда-нибудь травинки? Это - райское ощущение с голоду. А когда еще ешь землю родимую, то даже испытываешь какую-то сытость. Если подворачивается яблочко, делишь его на 30 человек и просто кладешь в рот, чтобы кусочек таял, - закрыв глаза, можно балдеть час. А если начинается бой, и рядом убивают друга, то первая мысль - не об его смерти, а о той дольке, которую он съел зазря.
В твоей школе не научат быть мужчиной! Я до армии не умел плавать и хорошо бегать, но когда пришел на войну, прапорщик просто приказал, и мы поплыли, и я плыл и бегал не хуже других. Не вы, учителя, а прапорщики научили меня жить! В ваших дурацких школах учат только любить, а меня в Чечне научили убивать.
Ты знаешь, что такое - поймать снайпера? Это - счастье для всей роты. Хватаешь его и отрываешь от живого тела кусочки, а потом бросаешь его на землю, наступаешь ногой на нижнюю челюсть, а верхнюю дергаешь вверх. После этого хватаешь его за язык и выворачиваешь глотку наружу. И это - не садизм, знаешь почему? Потому что “звери”(враги ) учат нас быть такими. Но мы гуманнее их. Мы убиваем их быстро, не давая долго мучаться. Они же могут надрезать тебе горло и, наполняя твоей кровью яму, долго смотреть и издеваться, и только после этого убить. И все-таки мы воюем.
Против нас - телевидение, власти, “черти”(чеченцы), но приходят новые солдаты и творят чудеса храбрости. У нас это - в крови, мы с этим родились. Сами чеченцы недоумевают, что сколько бы они над нами не издевались, мы, как бешеные, лезем на них, и не уходим. И не уйдем!
Когда я пол - недели назад уезжал в Москву, командир плакал и просил меня остаться. Я пообещал, что вернусь скоро. Уже несколько лет я воюю в Чечне, потому что не хочу, чтоб там убивали мальчишек. Лучше пускай меня убьют! Зато чья-то мать не получит цинкового гроба.
Я приехал в Москву на побывку на несколько дней. Моя мама все время подсознательно ждет, что в следующий раз я не вернусь. Моя девушка, та, которую я нежно любил, сейчас ходит с одним из “азеров”, которых ты охраняешь. Меня здесь все знают с детства. Многие “крутые” звали в телохранители. Бывшие сослуживцы те, кого я выносил когда -то из боя, работает в охране, организовали свои ЧОПы, разбогатели.
Один раз я влез в долги. Я обратился за помощью к ребятам, которых вытаскивал ранеными из-под огня. Стоило им “скинуться” по сотне “баксов”, и проблема решилась бы. Но они, имея иномарки, сказали, что “бабок” нет. А спасли меня простые рядовые, которые тут, в Москве, и не развернулись как следует.
Деньги многих портят. Вот и моя блудливая сука повелась с теми, с кем я воюю. Вчера я пришел в кафе, где они сидели. Меня там знают, директор тоже воевал, поэтому мне бесплатно накрыли стол. Я наелся, напился, а потом встал и приказал всем нерусским плясать. Один из них отказался. Я “врезал” ему, и он сразу все понял. После этого я подошел к “азеру” своей девушки, выволок его в коридор и избил. Но бить было неприятно. Он кричал, что он - хороший и честный, и зла мне не желает. Я понял, что, избивая этого труса, только мараюсь. Тогда я вернулся и вылил на голову своей потаскухе тарелку супа. Надеюсь, в таком виде она будет еще красивее, и станет в следующий раз думать, под кого ложиться.
Я сейчас “по гражданке”, но знай, у меня много наград. Только эти награды ничего здесь у вас не значат. Моя мама - честный юрист, а мой папа строил социализм. Теперь отец при смерти, и он никому не нужен. Мои награды не помогут ни мне, и ему в этой жизни. А знаешь, как я люблю папу? Благодаря ему я стою перед тобой, это он научил меня воевать. Он воспитывал меня резиновым жестким шлангом и железным прутом, он учил меня драться с пеленок и отбивать правильно удары, учил терпеть боль. С детства я видел, как он и мои дядьки занимались боксом, борьбой, таскали штанги. Это воспитание закалило и меня. В отличие от прочих московских “маменькиных сыночков”, я в школе мог постоять за себя перед сверстниками и старшеклассниками. Посмотри на мое тело. (Он задрал белую майку. На груди, животе и боках были шрамы и пулевые отметины.) Мне не было особо больно. Зато я умею воевать.
Ты знаешь, вокруг меня погибали профессионалы. А я выживал, потому что дед учил меня всегда бить в центр. ( Он слегка ударил меня кулаком в грудь, в район сердца.)
Однажды я прополз из своего отряда, мимо врагов, к окруженным ребятам. Их обезумевшие от страха командиры распяли меня, не поверив, что я - от “своих”, и стали пытать. А знаешь, кто спас меня, простого татарина, от смерти? Вот этот - из Рязани”,- мой собеседник показал на красивого усатого десантника, пришедшего на рынок вместе с ним. - “Он просто зашел в землянку вместе с ребятами и, увидев, что молодые офицеришки не в себе, дал им по шее, а меня освободил. Ты знаешь, какой это славный человек? Потрясающий стрелок! Один раз нас полмесяца мучил чеченский снайпер, а этот парень под утро выполз в долину, к подножию гор, в полном снаряжении и залег там, выжидая выстрела врага. Он лежал до четырех часов дня на жаре и ждал. На ровной местности он был совершенно незаметен и недвижим. Спросим его, бывало, по рации: “Жив?”, и он нам коротко отвечает: “Жив!”. Смотрим в бинокль - хоть бы что шевельнулось в долине, когда он говорит: “Жив!” Жара выше сорока, а он выдержал и застрелил чечена, а потом встал и пришел к нам, сказав, что маленько вспотел.
Мы - машины смерти, расскажи об этом своим ученикам, пускай знают, что такие, как я, позиций не сдадут. Пускай готовятся к войне - врагов у России много! А теперь я хочу драться - мне нужно кого-нибудь избить.”
Оглянувшись, парень заметил, неподалеку, на автобусной остановке, семерых “кавказцев”. Забыв обо мне, оба солдата, быстро направились к ним. Вскоре послышались глухие удары и крики о помощи.
“Мы - христиане!” - кричали избиваемые, наверно, это были грузины. Вскоре все затихло, и мой недавний собеседник с другом вышли из темноты.
Он обернулся ко мне и поднял руку: “Ты хороший парень, я могу назвать тебя братом, прощай! Расскажи всем об этом, и я подпишусь под твоими словами. Рассказывайте детям правду!”
Оба быстро зашагали прочь по пустой улице. Через некоторое время я вызвал милицию и “скорую”. Конечно же, после такого рассказа я “ничего не видел”.