“Только не сразу...” - услышал он, но они уже валились на кровать. И уже руки его тянули с нее почти ничего не значащие трусики. “Название одно” - так называла она любимый вид этой детальки своей одежды. И предпочитала для них только белый цвет, хотя сильно смущалась, если мужчина ненароком узнавал на ее беленьких трусиках даже небольшие следы естественностей тела. Тогда ее охватывал жгучий стыд, готовый вот-вот брызнуть слезами. Но любимому белому она не изменяла.
Только что нам этот белый цвет ее трусиков - ведь он уж на столе, как и ее, невесть как покинувшее тело, короткое соблазнительное платьице. И ножки ее уже раскинулись, и она видит, что он уж намерен попробовать ее - поцеловать. Кажется животик... Ой, совсем и не животик... А она все никак не может оторваться взглядом от того, что он делает, как будто это происходит не с ней, а с кем-то другим... А он уж вкусил ее и, опять - “Ой” - лижет. Плавно, размашисто. Мурашки вмиг покрыли все ее тело, и задрожали пальчики, и откинулась она, и закрыла глаза. “Сразу...” - отброшено за кровать мысленное слово. “Сразу...” - отозвались вдруг приятным зудом половые губы и почувствовали его пальцы, раскрывающие их для скользкого теплого плуга его языка.
И ей сразу стало лень думать о том, “сразу или не сразу...”. Его язык тронул клитор и пальчики на ее ногах томно поджались, а потом распахнулись короткими веерами. Одна нога будто сама легла на его плечо и стопой поощрительно прижалась к спине. Другая, согнутая в колене, вальяжно отвалилась под прямым углом к телу на крупный рисунок накидки кровати. Руки въехали в его волосы и взъерошили их. А потом раскинулись за ее головой, открыв ему незащищенность боков и подмышек.
Кунни, получаемое от нового, почти незнакомого мужчины, подчинило ее. Мурашки растворились, сменившись ловимыми телом волнами щекочущей истомы, исторгаемыми его языком и губами из ее половых губешек и клитора. А вот обход языком омутка влагалища. И снова пленена губами жилка клитора.
Она терпела удовольствия молча - немного не успевала за его напористым и таким неожиданным началом. А чуть он оторвался от нее - открыла глаза с удивленным выражением: “Что случилось?”. И увидела, что он быстро раздевается, путаясь в одежде. И вот уже идет к ней с восставшим членом, и встает на колени перед ее раскинутыми широко ногами и ведет ее руки, чтобы помогли губкам принять его. И она придерживает их, и смотрит, и видит... И чувствует его внутри. Немного неловко, совсем неглубоко, и губкам не помогла - забыла. “Вот так надо.” - ее пальчики помогают губкам поймать очередное плавное движение его внедрения, и он в ней глубже.. Внутри.
Она слышит свой громкий вздох и чувствует, что он уже снова впихивает ей. Немного тянет касание едва влажных слизистых, и .... приятно... Она закрывает глаза, и он вторгается в нее еще глубже. А ее голос посылает ему с невесть откуда взявшимися на бедрах и животике мурашками приглашающее: “Да....”. И потвердевшие соски уже в его пальцах среди горячей тесной паузы между ног.
Он громко говорит ее имя и она отзывается попытками помочь возобновленному им еще неспешному ритму овладевания ею.
...
После ее немного нервных с едва знакомым мужчиной подрагиваний, после его окаменевшего беспокойного впрыска в ее лоно, после ее залезания в ванную, и возвращения к нему в комнату, и его вставания навстречу ей с уже мягким опадающим членом, и после расслабленных благодарных объятий ей захотелось одеться. Он не стал возражать. Они почти молча, немного удивленно разглядывая друг друга, посидели над чаем в кухне и решили пойти в город.
Не торопясь они спустились по лестнице и ступили в яркое летнее солнце сквозь березовую листву. Целый день у них был впереди, чтобы они могли привыкнуть к тому, что у них произошло, и что может наверное повториться. Он испытывал легкую усталость, а она не до конца верила в то, что ее только что трахнул вот этот мужчина, который обняв ее за талию ведет к остановке.
“Он был в ней! И она кажется кончила... Или - не кончила?” - эта мысль совсем уж было остановила ее посреди парковой дорожки, и он обернулся к ней. “Что с тобой?” - увидела она его зеленые глаза, удивленные ее ершистой нерешительностью. И, посмотрев в них пристально, она, как бы проснувшись, и осознала наконец, что все было. Что он, вот он, которого она еще два часа назад не знала, обладал ею, трахнул ее, взял. И что ей было хорошо. Что тело почти сразу откликнулось ему, и только это ее “сразу - не сразу” не позволило ей всей быть с ним. “А ты симпатичный.” - Подумала она. “Не такой, как я думала, но симпатичный.” Она мягко и открыто улыбнулась ему наконец. И он поцеловал ее в щеку, а ей не захотелось ускользнуть от его губ. И они пошли гулять вместе. Парой.
...
Город позволил им нагуляться вволю. Давно каждый из них не бродил бесцельно и не сидел на лавочках невдалеке от огромного собора, и не смотрел в городскую речную воду. Они как два поплавка, долго носившиеся в глубине за большой рыбой, теперь всплыли на поверхность и закачались рядышком на мелкой волне обычного дня. Трогаемые ею, этой волной, но почти свободные в своей беспечности. Они чаще влеклись туда, куда вела их волна прохожих. А иногда по невесть откуда пришедшей прихоти удалялись в небольшой парк и брели там медленно, не разрывая мягкой игры касающихся рук.
Иногда их заносило в метро, и они, теснимые пассажирами, в вагоне незаметно прижимались друг к другу. А потом появлялись на поверхности и заходили в кафе, или магазин, или аптеку. У них не было целей, а было лишь совместное перемещение или остановка.
Он быстро приходил в себя, а она начинала привыкать к нему. Его нескромные касания или взгляды уже не казались ей странными, а будили ее чувствительность. И пару раз она вспомнила, как он, сам немного испуганный, приближался к ней голый со восставшим пенисом. Это родило в ней вопрос: “А как это будет теперь?”. И она поначалу останавливалась на этом вопросе. Но потом, когда городская жара опеленала их в один кокон, она стала более податливой.
А за полдень, когда он все чаще стал в безлюдных местах класть ей ладонь на попку, она поняла, что в каждом новом таком местечке ее попка уже ждет его руки. И уже ожидаемая ладонь ложилась на свое место, и все реже уходила оттуда, когда они проходили мимо мамаш с малышами или старушек на лавочках. Теперь эта ладонь смущала ее все сладостнее.
А потом они стали забредать в магазины. И он неизменно пропускал ее вперед на лестницах и легонько поглаживал икры или бедра, поднимаясь сзади. Сначала она оборачивалась или мягко отстраняла его руку. Но потом освоилась и специально не торопилась подниматься, и вела себя нарочито так, будто он никак не пристает к ней. Шла себе и шла, легонько покачивая бедрами. А он иногда запускал ей ладонь почти в промежность на особенно крутых и старых лестницах. И тогда ей стоило труда не остановиться или не присесть. Она шептала: “Что ты? “, но рука ее касалась его беззастенчивой, хотя и ненаглой руки, почти не отталкивая. И тогда он улыбался ей и позволял идти дальше, тем более, что в это время кто-нибудь да появлялся близко к их лестничному пролету.
А когда солнце начало клониться, они уже играли во всю. Она не запрещала ему уже почти ничего, только старательно делала вид, что ничего не происходит. И терпеливо млела в предвкушении возвращения. Она уже решила сменить “Не сразу” на “Сразу”, и теперь тихонечко влажнела перепонкой трусиков от особенно явных его касаний там. И вдруг они поняли, что пора возвращаться. Она обернулась к нему на людной улице, он посмотрел на нее, и вопросом: “А где здесь метро?” ответил на начинавший терзать ее вопрос: “Скоро ли..?”. Ответ стал десятками минут. Она собрала все силы ожидания, увидела, что их нет, и назло себе сказала: “Давай сначала съедим по мороженому!”. И, увидев, как тучка налетела на его лицо, еще плеснула масла в огонь: “Мы ведь не торопимся?”. И торжествуя, почувствовала, что сильно хочет его, и точно поняла, как именно!
....
Входная дверь прекратила остаток обращенности их игры к внешнему миру. Шум улицы едва проникал в приоткрытые за портьерами форточки. Внутренность квартиры была прохладна и поощрительно спокойна в своем полумраке.
Они не выдержали одновременно. Он посмотрел на нее на длинном выдохе. Ноздри ее в ответ хищно встрепенулись, а глаза посоловели, придав лицу мгновенное нездешнее выражение. Она была впереди, он у двери. Она отвернулась от него всем телом и запустила руки под узкий подол облегающего платья. Снежно белые на фоне ее золотистого тела трусики были извлечены без труда и в невольном ее наклоне вперед и в сторону достигли колен. Ножка, не оставляя туфельку, метнулась вверх и, слегка зацепившись острым каблучком, чуть замешкалась. Но быстро справилась, и покинула белое тканевое колечко. Цокнула каблучком по полу. И тут же отпущенные трусики скользнули по другой ножке вниз.
Она полуобернулась к нему со сложенными трубочкой губами. Беззвучно чмокнула ему и, медленно виляя попкой, прошла в коридор, ведущий на кухню. Остановилась. Плавно вскинула руки, потянулась, делая волну всем телом и подогнув в истоме предстоящего стеснительно сомкнувшиеся колени.
Руки ее нащупали полку под потолком и пальцы в плавном движении - специально для него - основательно вцепились в ее край. Он еле слышно вылез из своих туфель и мягко оказался у нее за спиной. Ноги ее выпрямились, локотки чуть согнулись.
Он дотронулся до ее спины и та подалась вперед, позволив попке мягко двинуться ему навстречу. Движением интимным и недвусмысленным. Рука его побежала пальцами по ее ответившим тут же лопаточкам, по позвоночнику к нетерпеливой попке. И вкруговую погладила попку и ободряюще негромко пошлепала. По одной ягодичке, а потом - по другой. Попка вдруг напряглась и плотно сжалась, но тут же растаяла еще сильнее под его остановившейся рукой. И тут она подняла согнув левую ножку и поставила ее коленом на небольшой коридорный комодик. Остренький каблучок лаковой туфельки оказался у стены почти на уровне его паха, но напряжения в ее теле не было - растяжка далась ей легче легкого. Упругая ткань узкого платья почти оголила ее распахнутые полупопия и то, что было меж них. Он захотел, чтобы она была мокренькой, и запустил к ней снизу раскрытую ладонь. Сочная горячая мякоть разломленного персика встретила его и едва уловимым движением подалась к руке. Он плотнее прижал к ней ладонь, и медленно собрал в пальцах готовую на это кипень ****ушки. Она затаила дыхание.
Он оставил ее и на ощупь, не спеша снял брюки и точечно подмокшие трусы, не сводя глаз с ее откровенного задка под складочками платья на пояснице.
“Как славно ...” - ладони его погладили снизу ее ягодички, и она смогла дрожаще выдохнуть.
“Язычком или .. Сразу?” - услышала она его прерывающийся свистящий голос.
“Cccc... рразу...” - сквозь заполняющее ее желание едва ответила она.
“Сейчас, девочка...” - и через секунду она почувствовала, как он скользкой упругой головкой водит ей вокруг входа.
“Нееееет....” - услышал он, и попка ее порывисто еще выпятилась назад - ему навстречу.
“Наааа... ” - и она вся изогнулась гибким луком, ощутив, как член влетел в нее почти весь .
“Сразу!... Как хорошо-то!” - то ли подумала, то ли пропела она сквозь жадное сладкое ощущение долгожданной щекочущей боли и удовольствия.
Он одним движением поднял ее платье к подбородку и схватил за груди. Она вручила ему свои упругости почти повиснув на руках и его члене... “Ддддаа...” - сквозь зубы протянула она. А он, выведя наполовину, всадил ей еще раз. От резкой горячей живой наполненности и от ощущения, как мошонка шлепнула ей по переднему сводику губок, от чувства тягучей сдавленности сосков она низенько замычала. Он оторвал ее руки от полки и стащил через голову не нужное теперь платье. Снова поднял ее руки к полке, плотно обхватил ее талию, и нарочито медленно, почти совсем выведя член, начал показательно удобно устанавливать свои ноги и примериваться. И всадил ей снова только дождавшись ее нетерпеливого сквозь зубы - “Нннннну же...” - уже сопровождаемого нервной дрожью ее бедер и поясницы.
Она приняла удар молча и ответила вздрогнувшей было попкой, но тут же остановилась в какой-то секундной, ожидающей сна нерешительности тела. А он, мгновенно все почувствовав, быстро и резко сунул ей еще раз, со всей силы подав ее тело руками к себе за талию. Она одновременно забурлила озерками дрожи по всей спине, попке и ногам. И ответом на ее следующий то ли вздох, то ли всхлип был новый глубокий посыл его плоти внутрь нее. И, с небольшой паузой, - горячий фонтан в тесноте ее нутра. Она содрогнулась всем телом еще сильнее. С неясными всхлипами и бормотанием. Фонтан в ней в полубреду ожил еще раз и она заплакала, бурно кончая, обвисая на впившихся в полку ногтях, и то ли поддерживаемая, то ли раскачиваемая размеренно въезжающим в нее сзади желанным мучителем.