Стог удовольствий

Змея
Жара еще закружится плавленым воздухом в полдень. А пока - еще только набирает силу, и он, да она переворачивают сено, что было кошено по вечерней и утренней росам. И теперь заметно поубавившимися от стараний солнца валками лежало перед ними. Деревянные грабельки с дубовыми зубцами аккуратно и бойко чешут стерню, открывая остатки влажно зеленого цвета под шуршащими перекручивающимися валками.
В воздухе дурно от звона полевых малых тварей и жаворонка под солнцем. Бисеринки пота на их лбах не оставляют сомнений, что чувствуют их молодые поющие в такт движениям тела. Они работают одни. Только трактор, для совхоза дублирующий их действия в промышленном масштабе напоминает им о людях. Да они сами - он и она. Иногда они переглядываются и улыбаются. Иногда она зачем-то она машет ему рукой, хотя их разделяет всего-то 50 шагов и летние запахи скошенного и паркого сена. Тогда он охватывает ее взглядом, пытаясь представить, какая она сейчас соблазнительная там под кое-где прилипшей к ней тканью. И не может додумать, потому что это отвлекает от веселого соревнования с летом, которое она, чуть подразнив его распахнутой мокренькой подмышкой, тут же кидается продолжать. Тогда и он, сухо сглотнув, еще размашистее нападает на извилистую травяную ленту, и ловко мешает ее цвета в высыхающий салат с истончающимся ароматом.
Им надо дойти до уже сложенных близ леска стожков. Там ждет их простой обед и вода, которая уже ополовинена ими после веселого бега к ней по только начатому с час назад скошенному лоскуту поляны. И теперь они снова сквозь азарт игры с травой, стерней и своими движениями подбираются к скорому утолению жажды. И вот она не выдерживает. Не жажды конечно, а того, что их разделяет лето! И картинно стирает пот со лба длинным подолом свободного летнего сарафана. И крикнув ему пускается в бег к дальнему стожку.
Он видит - все ее движения с самого выхода из дома только для него. Он понимает их только так! И каждое ловит даже сквозь работу - даже спиной... Смешно и приятно знать, что эта милашка девушка машет грабельками для него. Он уже давно в тихом восторге от ее пышненького быстрого тела. Вот и теперь она ненароком показала ему почти все свои ладные забелевшие среди полевого марева ноги. И он даже не сразу побежал за ней - так неожиданно и ярко ему захотелось ее в этот краткий миг. Но все-таки справился с комком в горле, и - побежал!
И почти догнал ее у стожка, в который она влетела со счастливым визгом загнанной самочки, старательно нараставшим в ней на бегу, а теперь прорезавшимся в тягучий простор лета вокруг. Он попытался остановиться, но тоже влетел в стожок - на нее. Она сразу всем телом и вздрогнула и разомлела под ним. Он испугался - не повредил ли ей чего? Напрягся и стал отпихиваться от сена, чтобы снять с нее, полузаваленной в сладко пахнущую сухую траву, горячий вес своего вдруг ставшего неловким тела. Но только помог им погрузиться глубже в эту щекочую, колкую и мелколомкую волну. Она не двигалась, пока он неловко ерзал по ней, только повернула лицо от травы, да одной рукой немного защищала от колкой щекотки глубокий передний вырез на сарафане. И в него уже просилась выглянуть ее правая грудь. Он наконец смог сползти с нее и оказался весь в травинках у ее ног, неловко приобняв их.
А подняв глаза, увидел в ее взгляде какую-то сонность - какой контраст со стоящим еще в ушах ее визгом при падении в стожок. Рот его приоткрылся в начале несозревшего вопроса. И ее пальчики медленно, как во сне, пришли ему на губы. И с губ ее рука тут же безвольно упала дальше на бедро и осталась там.
Щеки ее запунцовели почти сразу - на его глазах. Она резкой волной смутилась какой-то своей мысли, какого-то чувства... Или его? Он успокаивающе положил ей тяжелую ладонь на открывшееся округлое колено... И они несколько секунд слушали дыхание друг друга сквозь снова наваливающееся на них лето.
И опять она дала сигнал дугой своего тела - его изогнутостью предложив ему подвинуться, чтобы она могла сползти в ворохе сена рядом. В сделанной ими при возне сенной пещерке он дал ей дорогу и через миг глаза их были рядом, и все еще не отрывались, млея. Он не глядя нащупал бутылку с водой, медленно вытащил из сена, отвернул пробку и осторожно прислонил остатки прохлады к ее боку. Она так же не глядя приняла бутылку и сделала глоточек. Помедлила и набрала в рот воды и показала ему, что хочет напоить его. Он открыл рот и запрокинул голову. Она встала на колени над ним и чудесно нависла, помедлив перед самым испусканием тонкой струйки в его рот. А он, ожидая капель, видел и полуулыбку на ее лице и открыто висящие в разрезе сарафана молодой спелости груди, с изюминами сосков. Наконец она опустила свои губы в его распахнутый до предела рот и позволила воде просочиться сквозь них.
Он почувствовал все сразу - и ее губы и часть щеки в своих губах и сладость влаги. И чуть не захлебнулся от удовольствия и легкой судороги от воды в пересохшем горле. Мягко отстранился, закашлялся. А немного успокоившись увидел, что она все еще сонно смотрит на него. По ее подбородку и шее на грудь стекала недопитая им влага. Мокрая ткань на левой груди прорисовала в облипе ягоду соска. И его восторженный выдох был полон ею.
И она вдруг медленно повернулась к нему спиной, привстала и гибко запустив руки под сарафан не спеша вытащила из под него трусики и затолкала в сено. И подняла подол сзади... И нагнулась вперед. Лето! Настоящее сладкое лето улыбнулось ему под ее шикарными белыми ягодицами. Красное, оно звало его в себя! И он, слегка еще раздвинув ее мягкие полупопия, с наслаждением въехал между ними лицом!
Как терпка и влажна женская летняя роза после легкой борьбы с травой!  Можно задохнуться от сладкой какофонии запаха и вкуса! Мгновенье - он замер, потому что чуть не потерял сознание от этого беззастенчивого счастья! И ему захотелось съесть это нежнейшее солоноватое бизе, это сладкое подбрюшье невероятно пикантно завяленной белорыбицы!
Медленно, смакуя и упиваясь, он купал во всем этом богатстве свое лицо, не забывая целовать и полизывать где только можно... И уже через минуту услышал тонкие восхищенные протяжные нотки, которыми она уже не могла не прерывать свое дыхание. И ощутил губами и щеками порывистое вздрагивание ее распахнутой попки. А его ладони, тут же оказавшиеся у нее на спине и груди, в радостном участии с ее бурным забвением ощутили волны редких легких судорог, бегущих по ее позвоночнику от самого затылка в коротких милых кудряшках прямо ему в рот...