Февраль благополучно окончился. И людям стало казаться, что весна вот-вот наступит на них. Однако, принюхиваясь на улице, Василий не ощущал запахов морозной сырости и свежепочерневшего снега, обычно возникавших вслед за женским праздником.
Было похоже, что усталое солнце лишь слегка подогрело надоевшую всем зиму, отчего дни стали более длинными, но еще не весенними. Жители болотного города, забытого всеми партиями и правительствами, упорно ждали тепла. Страна же занималась ожиданием выборов нового президента.
У Василия сложились пивные затруднения в связи с нехваткой наличности при скудном жаловании. В народе поговаривали, что власти обещают прибавить. Типа на пиво, но в апреле. Приходилось ждать.
Коммунисты в разношенных бабушками листовках тоже чего-то обещали. Но было сомнительно, хватит ли этого на возмещение утраченного.
От таких головняков и мельтешащих по ящику рож слегка мутило и хотелось свежего кислорода. Иногда даже больше, чем ладипостовского холодненького. Тоска и бестолковка нагло вторгались в людскую жизнь. В распухшей от длинной зимы и нехватки витаминов голове Василия периодически стали появляться хульные мысли: «Неужели и к выборам весны с деньгами не дадут? Должны дать – всегда чего-нибудь давали».
Наконец-то местами стали заметны своим блеском на солнце асфальтные лужи. Но утренний мороз сохранял ледовое покрытие почти до обеда, подскальзывая прохожих и затрудняя безопасность уличного движения. День ото дня весны становилось больше. И хотя утренняя зябкость держалась, днем уже можно было по-летнему глотнуть пивка из бутылочки прямо на улице. Василий любил иногда воспользоваться этим типом удовольствия. Естественно, в меру присутствия в карманах знаков самоутверждения.
Он, как в детстве, бродил по лужам – обходить их на городских тротуарах было бессмысленно и неловко. Бутылка пива в руке скрасила бы затраты мокнущей обуви, но это казалось роскошью. Лужи растекались вширь и вдаль, лениво стекали на мостовую и прятались в сливной канализации. Кислород в воздухе стал немного увлажненным и приятным на вдох, что помогало терпеть скудость жизни при недостатке живительного напитка.
Дома покоя тоже не было. Там дородные дядьки и тетки пугали с экрана людей своими громкими предвыборными речевками и обещаниями колбасного рая. Смотреть на них было противно, как на рекламу жевательных прокладок. Правда, иногда реклама все же радовала глаз пивной темой, но при проверке потреблением пиво часто не соответствовало по вкусу цене, сдираемой с пивца. При пустоте в карманах телевизионные бутылки раздражали, возникало желание их разбить.
На Васильевой работе, в психбольнице, где он упорно санитарил, опять объявили слух о выдаче очередной половины жалованья, объясняя это грядущим в воскресенье волеизъявлением россиян. Слух немного теплил душу и воскрешал надежды на достойную для пивного человека жизнь, но недолгую – пока деньги не кончатся. Это где-то на неделю-две.
Люди персонала даже улыбались, изображая радость на ртах, чем изрядно напоминали пациентов своего учреждения. При этом больные выглядели гораздо умнее – их так просто обмануть было сложно.
Василий тоже не очень верил, но приходилось – пива-то давно не пил вволю. Однако сомнения высказывал:
– Опять обманут. За что над народом измываются? Без пива голосовать не пойдем! Однозначно.
При этом он часто представлял, что если выйдет с этим лозунгом на улицу, то за ним потянутся другие, и образуется демонстрация. Дальше представлять было неинтересно, так как такую пивную и политическую процессию непременно разгонят по углам, и станет совсем не до пива.
Но заветный день неотвратимо надвигался... И всем на удивление, нищим на радость обмана не состоялось – все было выдано и роздано. Аж два раза. Можно было идти пить пиво. Ну а заодно и проголосовать.