ПРОСТИТУТКА
Она стояла, прислонившись плечом к стене, держа сигарету на отлете. Потрескавшаяся штукатурка пачкала розовый свитер, но ей было все равно. Она наблюдала за людьми, выходящими из здания вокзала.
- Ну, хоть кто-нибудь, - она отбросила со лба слипшуюся под мелким дождем прядь волос. – Суки…
Давно забытое воспоминание качнулось в голове. Отчим насмешливо кривил губы и подмигивал заплывшим глазом.
- Шлюха, - говорил он. – Ну-ка, маленькая стерва, покажи, какого цвета у тебя трусики.
Она рвалась из его рук, всхлипывая от ужаса.
- Саша, оставь, - просила мать, хватаясь за плечи мужа. – Не трогай ее!
- Ты хочешь, чтобы она действительно выросла шлюхой? – спрашивал отчим и тянул из брюк длинный широкий ремень. – Уйди, я сам разберусь.
Потом он начал прижимать ее в углах, ощупывая тело толстыми пальцами, поросшими на фалангах рыжей шерстью. Ей было противно, она опять вырывалась, и опять была бита.
- Ну, а что мне оставалось делать, кроме как уйти? – спрашивала она потом у очередного приятеля, небрежно стряхивая пепел в чайное блюдце, неуверенно качающееся на подушке. – Так бы и ходила сейчас в синяках.
- Я не понял, он что, трахнуть тебя хотел? – округлял глаза приятель, делая вид, что совершенно не понимает ее рассказа.
Она хрипло смеялась и опрокидывала блюдце, пачкая наволочку рассыпавшимся пеплом.
Потом приятелей, приглашающих на ночь, стало меньше, и в один вечер она обнаружила себя в каком-то зачуханном кафе, договаривающейся с грузином, хваставшимся выгодной продажей фруктов на ближайшем рынке. Этот южанин все подливал в ее стакан с томатным соком водку, называл эту смесь «Кровавая Мэри», восхищался рыжим цветом ее волос (крашенных в дешевой парикмахерской) и с сочувствием кивал, когда она роняла на исцарапанный пластик стола пьяные слезы, рассказывая о своей незадавшейся жизни.
А теперь она стояла у вокзала, мечтая о каком-нибудь командировочном, который возьмет ее с собой в гостиницу хотя бы на пару часов.
- Там обязательно должна быть ванна, - шептала она как заклинание, а сигарета шипела и гасла под моросящим дождем. – Ну, в крайнем случае, душ…
Больше она уже ничего не хотела. Когда-то были мысли о волшебном принце, который придет и скажет: «Я люблю тебя!», и увезет с собой подальше от этого серого города, давящего людской суетой. Но принц не появлялся, а бесконечные мужские лица давно слились в одно белесое пятно, все более приобретающее черты ненавистного отчима.
- Две сотни, девочка, - мягко прошептал кто-то за спиной, и она выронила сигарету.
- Поищи другую дуру, - она дернула плечом, доставая отсыревшую пачку и вытряхивая дрожащими холодными пальцами еще одну сигарету. «Вот черт!» – мелькнула мысль. – «Три штуки осталось». Денег не было даже на сигареты. Она выругалась.
- Баксов, девочка, баксов, - опять прошептал тот же голос, и она резко обернулась, рассыпая оставшиеся сигареты беспомощными волшебными палочками на мокрый блестящий асфальт.
Она почувствовала себя так, словно уже не ожидаемый принц все-таки пришел. Двести баксов… да с этими деньгами она могла сама быть принцессой… нет, королевой. Пажи склонились на одно колено, церемониймейстер взмахнул жезлом, и герольды подняли к губам блестящие трубы. Она резко кивнула, королева, принимающая поклонение подданных.
- Пошли, - толстые пальцы, поросшие на фалангах густой рыжей шерстью, сомкнулись вокруг ее тонкой кисти. – Здесь недалеко, девочка.
Она послушно побрела следом, не замечая вжавшихся в запястье пальцев. Две зеленые бумажки качались перед глазами, раскрашивая серый город радугой. «Здоровый мужик, - прикидывала она, разглядывая попутчика. – Ну ничего, за две сотни-то…» Тонкая черно-белая ветровка вздувалась пузырем под ветром, натягиваясь на широких плечах, она едва успевала за ним, все ускоряющим шаг, словно от этой быстроты зависело что-то жизненно важное.
- У тебя комната есть? – спросил он, неожиданно останавливаясь. Она ткнулась носом в его жесткое плечо, не успев затормозить.
- Нет… - страшная мысль мелькнула и забилась бескрылым голубем – вот сейчас он откажется, бросит ее и уйдет, унесет две сотни, а все потому, что нет комнаты, нет квартиры, нет ничего…
- Ладно, - он потащил ее дальше, и она тихо вздохнула. Не бросил. Не ушел. Хорошо… А может… может, это все-таки тот самый принц? Принц на белом коне, который наблюдал за ней долго-долго, а потом понял, что любит, и вот теперь он увозит ее в дальние страны, где нет серого города, моросящего дождя, жадно хватающих рук…
Она уцепилась за толстые пальцы, густо поросшие рыжей шерстью, боясь отстать, потеряться, опять оказаться на углу с последней сигаретой, гаснущей под мелкими каплями дождя.
- Ну, здесь хорошо, - он огляделся с улыбкой, странно искривившей тонкие губы, приподнявшиеся над неожиданно белыми зубами.
Она послушно кивнула. Парк… А почему бы и нет? Вот тут, под склоненными ивовыми ветвями, на крашеной мутной зеленью скамейкой, начнется путешествие в иной мир.
Палые листья взлетели, потревоженные порывом холодного ветра, и тут же опять приникли к земле, не в силах справиться с сырой тяжестью.
Он усадил ее на скамейку, и она поежилась, почувствовав мокрый холод, проползающий ядовитой гадиной под тонкую юбку.
- Прохладно, - она подняла глаза на своего принца, упираясь взглядом в серый туманный мир под нависшими рыжеватыми бровями.
- Нормально, - тонкие губы опять приподнялись усмешкой, а пальцы в рыжей шерсти потянулись, расстегивая брюки.
- Минет? – деловито спросила она, отбрасывая со лба мокрые, липнущие противно пряди.
Он продолжал усмехаться, положив тяжелую руку ей на затылок, наклоняя ее голову. Она глубоко вздохнула, подчиняясь движению. «Ну, ничего, пять минут… ну, десять…» – думала она, а перед глазами мелькали две зеленые бумажки, превращаясь в изящные белые здания с колоннами и тонкими шпилями, за которые цеплялись солнечные лучи.
Резко запахло гнилью, словно мир вокруг внезапно покрылся плесенью и начал разваливаться густой тянущейся слизью. Она встряхнула головой, закрывая глаза и представляя теплое море, накатывающееся на белый песок. Где-то резко крикнула чайка, как заплакала. В уши вливался шорох волн, и высокая пальма взмахнула перьями-листьями. Бурый ком водорослей, выброшенный на камни, гнил, отравляя прозрачный воздух пляжа. «Две сотни баксов…» - думала она, раскрывая рот.
- Пошире, девочка, - выдохнул он, и она быстро кивнула. – И глазки открой, посмотри, какой красавец.
Он хохотнул, и она поморщилась. Не хотелось отрываться от моря, но гниющие водоросли настойчиво выталкивали ее на грязно-зеленую скамейку парка. «Две сотни», - напомнила она себе, приоткрывая глаза.
Она закричала, пронзительно, со всхлипами, а гниющие водоросли заполнили все вокруг, и чайка повторяла ее вопли, летая над серыми скалами города и роняя окровавленные перья среди дворов, в которые никогда не заглядывало солнце.
Прямо ей в глаза смотрели злобные алые бусинки, помаргивающие ехидно и презрительно, а навстречу открывалась-открывалась-открывалась растягивающаяся жевательной резинкой пасть, полная белых острых зубов, и белесо-серое тело червя извивалось, пытаясь добраться до ее лица. Тяжелая рука давила на затылок, дергая влажные волосы толстыми пальцами, поросшими на фалангах густой рыжей шерстью, и она никак не могла увернуться от этой пасти, воняющей умирающей гнилью.
- Шире ротик, шире, девочка, - задыхаясь говорил рыжий принц, запрокидывая массивную голову и подставляя туманные глаза мелким дождевым каплям. – Двести баксов, не обману.
Она билась в его руках, выворачиваясь, напрягая шею, молотила кулаками по плотным бокам, обтянутым промокшей джинсовой тканью.
- Шире ротик, - повторил он, с силой толкая ее голову.
Белесый червь дотянулся зубастым поцелуем, впиваясь в ее раскрытый воплем рот, чайка почернела, задевая перебитым крылом мутные волны слизи, и запах гниющих водорослей перехватил дыхание…
* * *
- Бля, как они мне все дороги! – лейтенант стряхнул капли дождя, повисшие ртутным серебром на звездочках погон, и швырнул на стол влажную картонную папку. – Представь, очередной труп. В сквере около вокзала. Документов нет, следов нет, лицо сожрано, как будто там стая волков побывала. И что делать?
- Совсем никаких концов? – поинтересовался его приятель, рассматривая фотографии в папке. Снимки сочились сыростью, края их заворачивались, словно они собирались взлетать.
- Да какие концы… Лимитчица, похоже, очередная. Где тут концы искать? Ну, дурдом настоящий! – лейтенант передернул плечами. – Слушай, сигареты у тебя не найдется?
Капитан усмехнулся, бледные губы приподнялись, обнажая остроту белых зубов, а толстые пальцы, густо поросшие на фалангах рыжей шерстью, вытряхнули из пачки несколько сигарет.
- Угощайся.
Где-то пронзительно закричала чайка, как заплакала, роняя окровавленное перо на серые скалы города. Куча гниющих водорослей растеклась мутной слизью, смываемой тяжелыми темными волнами, и белесый червь пошевелился, облизываясь во сне.
Э3_1. “На грани и за”
8800 зн.