Первый сон ++
Море спокойно. Мы с Борландом медленно бредём по песку. Насколько можно видеть, по всему берегу разбросаны тысячи слоновьих черепов. В небе над морем летят гуси. Вдруг, они один за другим начинают взрываться. Взрываясь, разлетаются на мелкие куски, забрызгивая кровью и дерьмом ещё невзорвавшихся. Когда они отстрелялись, я говорю, - Какое странное место.
- Это называется - Пляж в дали. А вон и смотритель пляжа.
У самой воды сидит С.М. Будённый, и что-то пишет на песке рогом носорога.
- Это он оперу пишет на Фурцеву. Не обращай на него внимания, он большой оригинал. Сейчас будем проходить, что-нибудь выкинет.
Завидев нас, он надувает щёки, напрягает живот. И вот он момент истины, происходит выхлоп чёрного облака.
- Фу, - говорит Борланд, - пойдём отсюда. Сколько же можно пользоваться нерафинированным маслом. Не сгорает же до конца. Зато, какой звук получился, не залп, а протяжно так. Заметил, как на Интернационал похоже.
Я вздохнул. Опять начинаются всякие гадости.
- Да, ладно тебе, - говорит Борланд. – Привыкай. Ты же хотел за границу удрать. А там это запросто. На Западе музыкальный пук морально разрешён и на улице, и в ресторане. Они могут и хором. Сидят за столом, женщины высокие ноты, мужчины низкие. Бывает, и ноты специально для этого пишут. Вот, за разговорами и пришли.
Мы перед красивым зданием. Оно всё из стекла и зеркал.
- Это наш дом искусств.
Мы входим внутрь. Идём по первому этажу. Двери, двери. На всех дверях слово – Архив. Одни приоткрыты, на других огромные замки. Перед одной большая очередь. Архивы КГБ и милиции.
- Это наши будущие Сименоны и Агаты Кристи, на них сейчас большой спрос. Ну, ты понял – первый этаж писательский. Второй этаж – тоже не интересно. Там художники. Сегодня там только курсы проявления фотоплёнки и отрезания ушей. Идём на третий этаж –там эстрадники.
На третьем этаже мы попадаем в зал, где толпиться множество возбуждённых юношей и девушек, явно чего-то ожидающих.
- Сегодня первые этапы отбора в звёзды. Это в первый раз интересно посмотреть. Вот смотри, конкурс называется - поразить зрителя в сердце.
Я вижу вырезанное из картона сердце, в которое с десяти метров пытаются попасть плевком конкурсанты. Худенькая девчушечка, одёжка на ключицах висит, объём лёгких в два стакана, уж так сильно хотела быть артисткой. Она помогала себе головой, всем телом, в общем, вкладывала душу. Тут опять голос Борланда.
- Я вижу, печать трагедии лежит на этой девочке. В любом случае трагедия. Трагедия – если не станет великой певицей. Трагедия – если станет. Большая цель не должна достигаться при жизни. Она может оказаться мелкой. Разве вы действительно хотите того, чего хотите?
Начался второй тур. Успешно прошедшие первый, подходили к микрофону и кричали одно слово – ХОЧУ. Конкурс оценивался в децибелах.
- Что они хотят? Почему они кричат именно это слово? – спрашиваю я.
- Это слово потому, что оно самое главное и самое страшное слово в жизни. Любовь – это хочу. Честолюбие, тщеславие – это хочу. Жадность – это хочу. Зависть – хочу. Нет ничего, имеющего иной корень. К тому же, хочу порождает хочу. А чего они хотят, они сами не знают. Может некоторые знают, те кто денег, славы, благополучия. Остальных одолевает желание достижения цели. Лезут, лезут на Эверест, а на вершине думают, зачем это было? Вроде, хотят похвалы. Их хвалят, хвалят, а они такие кислые – чего-то им не то. Больше всего они любят в дырочку из-за кулис на зрителей смотреть. Я не знаю, как эта болезнь называется, когда любят подглядывать. Писатель – аналогично. Сядет сбоку от читающего, аж дрожит, смотрит ему в лицо. Этого, наверное, хотят.
По итогам второго тура начали формировать команду на соревнование в Юрмалу.
- Ты не задумывался, почему на эстраде живут дольше, чем в спорте. Потому, что после Юрмалы они не устраивают больше соревнований. Теперь они все сильнейшие. Со старческими, прокуренными голосами. Чудесно. Сильнейшие пожизненно.
С этими словами Борланд взял да исполнил Интернационал.
Второй сон ++
Борланд курил, засунув сигарету в ухо.
- Ты всё ещё желаешь увидеть жизнь за рубежом?
- Конечно, ты же обещал, - я стараюсь скрыть появившееся волнение.
Борланд достал сигарету из уха и засунул, я даже стесняюсь сказать, куда. В общем, на этом он только что сидел.
-Вот смотри – это называется курение по-тайски. Ну, почти по-тайски. Скажем по-лаосски. Да не вороти ты нос. Ничем там не хуже, чем во рту. Те же выделительные процессы. Между прочим, не сглатывай никогда слюну, не надо. Были бы у меня там зубы, я бы их чистил. А пока только полоскать могу. Показать?
- Нет, не надо, - вздохнул я. - Это все про заграницу?
- Извини, сейчас докурю.
Он хлопнул в ладоши. Откуда-то появился карлик с чемоданом и бритой головой.
- Смотри, какая удобная голова для щелчка. И по высоте и по форме. Давай по фофану поставим?
С этими словами, он сделал этот гадкий поступок. Я протянул руку, чтобы пожалеть лилипута, погладить. И вдруг почувствовал сильное желание поставить свой фофан. Получилось очень смачно. Раздался протяжный гул. Пришлось притронуться к голове, чтобы он прекратился.
- Зря ты так, - сказал Борланд. - Сейчас ему 23. Через два года он начнёт расти. К 29 годам его рост будет 228см. Это зафиксируют в книге Гиннеса. Ладно, не будем отвлекаться, - он открыл чемодан. Там находились наушники и, что-то похожее на монитор компьютера, пульт с несколькими кнопками и шариком манипулятором. Наушники он надел на карлика. На экране появилась карта Земли. Какие-то манипуляции с кнопками и масштаб быстро меняется. Европа во весь экран. Затем только кусочек Италии. Город, много воды. Аж пахнуло нечистотами каналов Венеции. Красная кнопка – открылась потайная дверка чемодана. Там несколько тысяч итальянских лир. Карлик сгрeб их в карман. Зелeная кнопка – карлик исчез вместе с наушниками.
- Вот он, смотри.
На экране, где только что был курсор, стал виден лысый карлик в наушниках.
- Очень удобная штука. В любую точку Земли, да еще с командировочными. А в наушниках есть кнопка возврата. Могу уступить по дешевке. Сунул чемодан под кровать, крайне удобно. Пользуйся хоть каждый вечер.
- По дешевке, это сколько? Душу не попросишь?
- Подожди, тут дело не в цене. Торговлю сегодня, вопреки правилам, ведём честно. Уступлю дёшево. Но почему? Дело в принципе работы механизма. Транспортировка происходит следующим образом. Оригинал уничтожается и в другом конце планеты создаётся копия. Сейчас комната полна атомов от лысого. Ты готов постоянно умирать и возрождаться с такой же памятью в другом, очень похожем, теле? Если так, то, что есть ты? Всего лишь скопище мыслей и фактов? Тогда, зачем нужен человек, если важна только информация? Море информации. Солярис информации. Или, только она и существует, а вы часть её, беретесь оттуда? И туда уходите? И, что ты выберешь, если будет выбор: потерять память или потерять тело? Ответь на эти вопросы, и тогда торг будет совершен.
Третий сон ++
Подходя к канадской границе, мы ещё издали увидели большую очередь.
- Ну, вот и пришли. Здесь вам придётся постоять месяцев шесть. А сейчас сдавайте золото, бриллианты, валюту. За границей вам всё вернут.
Все полезли в карманы, а у меня и не в кармане совсем. Мне кажется, канадские пограничники там и искать не будут. Жалко мне мой маленький слиточек. Сполоснуть хоть его что ли? Сдаётся мне, что не увижу я тебя больше. Зря я из-за тебя родину продавал. В тебе три составные части, три справочника внутренних телефонов трёх оборонных объектов.
- Шесть месяцев, почему так долго?
- Ничего не поделаешь, таков срок естественного превращения лузера в велфера.
- Какого велфера? Какого лузера? Я посмотрел вокруг. И правда, кругом одни лузеры. Чем дольше мы здесь стоим, тем больше я в этом убеждаюсь. Если в конце очереди стоят интересные люди. Красиво говорят, знают много языков, обмениваются марками, старинными монетами. С середины очереди начинается тишина. Слышно, как скрипит перо у пишущего донос на соседа. Пара гульденов никогда не повредит. Долго народ стоит.
Вот одна женщина не выдерживает, просится в начало очереди. Говорит, что не может больше голодать. Очень хочет быть велфером. В доказательство демонстрирует сложный трюк. На глазах у всех, в считанные минуты, её двухлетний ребёнок начинает пухнуть с голоду. А она, глядя на это, так же быстро седеть. Интересно, как она будет это повторять на контроле?
- Что же даёт лузеру превращение в велфера? – спрашиваю я у соседа по очереди.
- Ну, велфер может полдня проводить в очереди за продуктами от армии спасения. Ему дадут комнату с картонными стенами, сделанными из коробок, в которых спят лузеры. В конце концов, велфер может смело пойти в чайную лавку, незаметно оторвать ценники со всех пачек нужного ему чая. Потом, воспользовавшись тем, что продавец не помнит цену, выторговать 30 центов.
- Что же, не плохо, - думаю я.
- Почему же народ рвётся в лузеры? Что они, раньше пухли с голоду или писали доносы? К сорока годам они потеряли цель жизни. Дети выросли, любовь ушла, мечты разбились. После тридцати пяти, на работе ты никому не нужен. Жизнь кончилась. Началась клиническая смерть. Приходит коварная ностальгия по юношеским мечтам, по борьбе за место под солнцем. Чтобы начать с начала, нужно стать лузером. Но силы уже не те. И почти все становятся велферами. А, может быть, надо было всё по старинке, испытанным методом? Седина в бороду – бес в ребро.
Четвертый сон ++
Я иду по мрачному коридору. Точнее меня ведут. В стенах вмурованы люди. Торчат одни головы. Я слышал, их кормят. Со временем они сгнивают в своих нечистотах. Через решётку я вижу связанного, лежащего человека. У него на животе перевёрнутый котёлок. Под ним что-то шевелится. Инквизитор раскаляет котелок горящим факелом. Прогрызая тело человека, из-под котелка выбирается крыса. За мной закрывается стена-решётка одиночной камеры. Я гляжу через решётку, что там дальше по коридору? На полу стоит трёхлитровая банка с подсолнечным маслом. Ходит надзиратель. Когда ему становится нестерпимо жарко, он подходит и пьёт из банки. Вот надзиратель отошёл, к банке подкрадывается мышь. Не удержавшись на краю, она падает в банку и начинает тонуть. Я смотрю, как она барахтается. Она уходит на дно. Я вижу страх в её глазах. Представляю себя посреди океана, выбивающимся из сил.
- Страх порождается сомнениями. Главное решить объективно – бороться или нет, - говорит мне старый негр за решёткой через проход. Странно, но мне казалось, что его первые слова будут про прогноз погоды.
- Это в ночь перед судом сомнения не дают спать. А в ночь перед казнью спиться нормально, - продолжает негр. Я вздыхаю и, чтобы поддержать разговор, говорю.
- Я хотел уехать из этой страны. А вот так всё получилось.
- Ладно тебе, Чтобы увидеть дерьмо и понюхать, необязательно ехать в Дермандию. Здесь всё это есть.
- Нет там у них дерьма. Они даже собак с мешочком и совочком выгуливают.
- Знаешь, что я тебе, как старый христианин начинающему, скажу?
- Что-то не сильно ты на христианина похож.
- Поверь мне, когда все наши принимали иудейскую веру, я, в числе немногих, принял христианство. От этого и страдаю. Сейчас бы мне, еврею, как хорошо жилось бы. Так вот, слушай меня. Они берут это самое, собачье дерьмо, добавляют туда гормонов и кормят кур. Потом отрывают им толстые ноги, называют их окорочками. И скармливают их неграм и русским. Неграм, чтобы их баскетболисты были выше и толще, а русским, чтобы голосовали за Клинтона.
- Красиво, собака, говорит, - подумал я.
- А баночное пиво они присылают вам с женскими гормонами. У мужиков со временем бороды отпадают и потенциал тоже. Это покруче ваших ваучеров и страховых полисов. Точно такие же, как и у вас, медсёстры убийцы. Запад – это жиреющее, ленивое общество. Или, как ты думаешь, почему негры любят жениться на русских девушках? И не только негры.
- Ну?
- Что, ну? Через страдания происходит очищение души. Россия страдает и очищается. Женщины рожают очищенных, правда только душой, негритят. И вообще, на западе плохо относятся к неграм.
- Я тоже, - ворчу про себя.
- А, ты что, Майкл Джексон что ли?
- Почему Майкл Джексон?
- Потому, что только он себя не любит. Ты посмотри на себя. Пощупай волосы, нос.
Я посмотрел на руки. Они мне показались очень грязными. Потрогал губы. Они распухли, как будто по ним долго и с удовольствием шлёпали. Я расстроился, отвернулся к стене, закрыл глаза. В голове запрыгали диковинные слова: сегрегация, апартеид. И снится мне сон. Стою я в магазине, в очереди за растительным маслом. Два талона. На каждый из них мне дадут по 100 граммов. Беда, что масло привезли в полулитровых бутылках. Подходит моя очередь. Я достаю из кармана полиэтиленовый мешочек, приготовленный для собаки. Масло мне наливает негр. Он подмигивает мне косым глазом и говорит.
- Аннушка уже разлила масло.
Пятый сон ++
Чистка, которую проводил Борланд, уже не впечатляет меня. Я давно ко многому привык. Подумаешь, ковыряет пальцем в носу и ушах. Заталкивает всё в рот. Обсасывает пальцы. Но рядом лежал белый фрак.
- Тебе бы тоже надо почиститься, - говорит он. -Сегодня будем удовлетворять твою потребность к путешествиям. Ты давно просил показать мою планету.
Он примеряет белый фрак.
- Ты готов?
Готов ли я? Может быть, немного побаиваюсь, но готов давно.
- Время терять не будем, иди сюда. Перемещение произойдёт мгновенно, технологию тебе не понять, так что не бойся. Одну руку сюда на шар. Второй рукой поверни пуговицу у себя на пиджаке.
Я поворачиваю пуговицу, она отваливается.
- Извини, теперь я вижу, что очень хочешь. Даже пуговицу не пожалел. Конечно, всё не так. Для открытия этой двери нужен специальный ключ. Нужно выдавить указательным пальцем правый глаз. Смотри.
Он достаёт из кармана глаз, видно, что косой. Отряхивает его от крошек. Подносит к моему лицу и, неожиданно, резким движением притрагивается к моим глазам. Когда я открываю их, я вижу зелёное яркое солнце. Оно зелёным цветом освещает и без того зелёные луга. Мы идём мимо зелёного стадиона, там идут соревнования, уж очень медлительных, зелёных людей. Прыгун в длину с места, уже сделал два заступа. Неудачной будет и третья попытка, потому что, он совсем ещё зелёный и его внимание отвлекает появившаяся зелёная кошка. Она считает, что зелёный песок в яме насыпали для неё, и начинает пристраиваться поудобней.
Мы поднимаемся на холм. Там деревья машут ветвями как руками. Подходит человек, встаёт в ряд деревьев, поднимает руки. На глазах у нас, в течение нескольких минут, превращается в дерево.
-Это планета деревьев. Растение - царь природы. Оно осуществляет главный великий процесс. Переход от неорганического к органическому.
Птица, наевшись плодов, делает несколько кругов в воздухе. Изо рта у неё появляется ветка. Она падает на землю и быстро разлагается. Из этой каши вверх устремляется дерево.
Вдруг всё пропало. Темнота. Слабое мерцание и еле различимые звуки. Дуновение приносит слабые незнакомые запахи. Ещё через две минуты зажёгся свет. Я там же, откуда всё началось. Слышу, как говорит Борланд.
- Хорошее кино, объёмное, но всего лишь кино. Всё кино в этой голограмме. А водил я тебя кругами по комнате.
Он держит в руках пёструю пластинку.
- Интересная штука, между прочим. Она устроена как человеческая память. На неё накладывай и накладывай информацию под разными углами. И та только переплетается. Ну, и от большого количества, несколько взаимопошаркивается. А потом, только под нужным углом посмотреть, и всё вспомнишь. По неправильному пути, пока у вас развиваются компьютеры. Там информация укладывается ячейка за ячейкой. Это быстрые калькуляторы. Интеллекта невозможно в принципе. А в памяти человека информация доходит до всех ячеек сразу, с разными полярностями. Информация, извлечённая от просмотра под одним углом, вызывает просмотр под другим, и так далее. Это у вас называется мыслью. Персептроны - вот интеллектуальные компьютеры. Что ты скис опять?- он смотрит на меня. - Да не обманывал я тебя. Последние две минуты мы, на самом деле были на моей планете. Ты просто не мог её воспринять. Там нужны другие органы чувств. Твои глаза, уши, нос, не подходят. Потому я и показал тебе сначала кино. Ты ещё не родился для той планеты. Чтобы родиться в одном, нужно умереть в другом. Как ребёнок умирает для утробной жизни у матери, чтобы родиться в вашем мире.
Шестой сон ++
Он начинает меня раздражать. Раньше он появлялся после эротических снов, теперь он обрывает их в самой их середине. Он ворвался и сказал:
- У меня сегодня рекламный день. Спрашивай всё, что ты хочешь знать. Быстро и я ушёл.
Уйти он уйдёт, а то что он прервал, уже не вернётся.
- Нет, мне ничего не надо. У меня всё есть.
- Так, - он плюхнулся в кресло. – Зря пижонишь. Хочешь. сходу назову тебе пять имён женщин, которые любят тебя больше других? Информация, скажу тебе, очень полезная. Но, так как рекламный день …
Вот гад, он хорошо знает меня и моё настроение.
- Ну? - буркнул я.
- Ася, Лиза, Наташа, Катя и Марина. И Ангелина чуть-чуть, почти несерьёзно. Давай про женщин потом, поговорим лучше о бесконечности вселенной. Как ты представляешь себе вечность, бесконечность вообще и бесконечность вселенной в частности?
- А индейское определение вечности не подойдёт? – спросил я.
- Для начала подойдёт всё. Давай.
- Ну, они говорят – вот большая скала. Скажем, 100 на 100 метров. Раз в сто лет прилетает птица и один раз проводит по скале шёлковым платком. И когда всё искрошится в пыль – так это вечность.
- Ладно-ладно, сам-то ты должен понимать, что индейская вечность конечна. Что-нибудь придумай сам. Напряги спинной мозг.
Я вяло напряг спину.
- Ну, это как бесконечное хождение по кругу. Откуда ушёл, когда-нибудь сюда и придёшь. Или это скорее похоже на кольцо Мёбиуса.
Решив, что полностью описал своё представление о бесконечности, я замолчал.
- Мёбиус. Сам ты это слово. Самому-то не кажется, что это плосковато. Слушай сюда. Представим, что у тебя есть сверх-естественно-чудесный микроскоп. Ты крутишь ручку, увеличиваешь и увеличиваешь. И видишь, что, оказывается, вещества состоят из пустоты, в которой иногда встречаются молекулы. Много пустоты. Твёрдость вещества возникает потому, что молекулы суетятся, и кругом море энергии. Крутим ручку дальше. Молекулы состоят из энергии пустоты, в которой плавают атомы. Потом электроны, протоны. Ты можешь докрутить ручку до того, что на одном из атомов, или на каком-либо составляющем, ты увидишь материки, потом города. Потом выкрутишь какого-нибудь чудака, который крутит ручку своего микроскопа. Но это при условии, что ручка твоего меняет ещё и время. Там время очень быстро бежит. Видел, как атомы бегают? Теперь давай крутить ручку в другом направлении. Пустота, в которой вертится Земля, Марс, Солнце наконец. Потом в ход пошли галактики. И всё собирается во что-то единое. Может в мужика с микроскопом или таракана. Итак, мы часть большого таракана и состоим из тараканов. Что до тебя, ты вообще состоишь из дерьма.
Рассказ был интересный, но последняя фраза подпортила впечатление. Можно сказать, не понравилась мне.
- Да ладно тебе обижаться. Обижаются только тогда, когда в этом есть доля правды. Ты что-то нашёл? А слушай, давай проведём сегодня ещё один урок, пока у меня есть время и настроение.
Борланд включил телевизор и нажал кнопку MUTE. На экране появились три человека. Затем к ним подошёл ещё один, и что-то сказал им по очереди. Первый улыбнулся, второй явно огорчился, третий рассмеялся.
- Знаешь, всем троим он сказал одно и тоже – “ты дурак”. Первый - очень умный, уверенный. Второй комплексует из-за своего тугодумства. Он мыслит правильно, но чуть, почти незаметно, медленней чем ему хотелось. Третьего, при желании, можно назвать круглым идиотом.
Смотрим дальше. К ним подходит другой человек. Что-то говорит каждому. Первый огорчается, второй плачет, третий смеётся.
-Знаешь, всем троим он сказал одно и тоже – “ты дурак”. Это их близкий человек, чьим мнением они дорожат.
Борланд выключил телевизор.
- Дальше – не интересно. Затем к ним подойдёт их начальник. Здесь можешь додумать сам. Это будет твоим домашним заданием.
Седьмой сон ++
Вот она долгожданная заграница. Недалеко от светофора стоит большой фанерный щит с надписью – Австрия – Вена. Жарко. Мы сидим под тентом уличного кафе. Борланд размешивает пальцем сок в своём бокале. Второй рукой норовит залезть в мой. Большая муха охотится за его бутербродом. Борланд наблюдает за ней, потом отламывает кусочек, сморкается в него из обеих ноздрей, и кидает на край стола.
- Ешь зараза, - говорит он ласково. И посмотрев в мою сторону, добавляет:
- Сам ты чистоплюй, не знаешь как мухи едят, так молчи. Они сухое есть не могут, у них зубов нет. Они сначала, понюхав, блюют на пищу, а потом эту жижу пьют. И чем хуже пахнет, тем лучше рыгается. Поэтому они так сильно дерьмо уважают.
- Такие гадости, ты хоть в Вене про это не говори, - говорю я и вздыхаю.
- Хорошо, давай о поэзии, чего уж там. Например, хотел бы ты, чтобы в твою честь, как Пушкину, к 200-летию выпустили юбилейные рубли? Чувствую, хотел бы. Каждый хочет оставить в жизни глубокий след. Кто компьютерный вирус миру подарить, кто пирамиды в Египте, кто фигуры в горах Мексики.
- Думаю, что не хотел бы, ни рублей, ни пирамид. Этого я почему-то не хочу.
- Откуда ты знаешь, чего хочешь? Интересно, что ни один из вас не сможет сказать, что он хочет больше, а что меньше. Тут нам надо было исполнить сокровенное желание одного типа. Он всех, и себя в том числе, убедил, что хочет выздоровления сына. А мы посмотрели повнимательней. В общем, он сначала сильно разбогател, а когда сын умер, повесился. Так что, и ты, наверняка, чего-нибудь хочешь.
- Нет, я уже перестал себя настолько любить, чтобы жизненными следами интересоваться.
- Любить, люблю себя, не люблю себя – это всё игра слов. Любить себя больше всего – это протоестественно. Ведь ты же через себя познаешь мир, являясь инструментом познания. Не любить можно только телескоп с трещиной, компьютер с плохими контактами. Себялюбие – вполне нормальное явление. Говоря о самолюбие, вы имеете ввиду внешнее проявление, чаще всего, активный показ. Иной человек так сильно любит себя, что ему хватает своей любви. И он не требует её от других. Активное проявление – это может быть или имидж такой, или недолюбливает он себя. Недолюбливает и пытается восполнить за счёт других. Кстати, ты не слышишь музыку? Пойдём взглянем на чудную вещь.
Я давно что-то слышу, но в голову не приходило, что это музыка. Прошли мы всего ничего, метров двадцать, и сразу за углом наткнулись на две, одиноко стоящие ноги. Верхнюю часть, как стебель цветка, срезали ниже колена и уже унесли. Борланд подошёл поближе, понюхал, осмотрел срез.
- Ага, всё понятно. Вот тебе пример себялюбия. Мамочка отправила младшего сыночка учиться в Вену. Он ей пишет, что всё хорошо, всё чудесно. Самого же раз от дистрофии еле-еле откачали, раз от наркотиков, а теперь ещё этот трамвай. Мамочка, в своей альпийской деревне, волнуется только когда старший домой задерживается. Всех оббежит, всех обзвонит. Не детей она любит, а своё спокойствие. И этот прагматизм в себе, у вас у всех. Иной филантроп – не имей 100 рублей, лучше бы 100 друзей. Он же собой любуется, какой же он хороший. И от друзей этого требует ли, просит. Или эта, как вы считаете парадоксальная фраза. От любви до ненависти один шаг. Какая тут парадоксальность, если вы любите только свои чувства? Только не дай им подкормку, и шаг сделан, так как на человека вам, грубо говоря, наплевать. Ну вот, источник музыки почти рядом. Сейчас ты увидишь, как надо оставлять след в жизни.
Почти напротив здания знаменитой Венской оперы, сидит пожилой мужчина и играет на балалайке нечто похожее на русские мелодии.
- Вот он, между прочим, хоть и еврей, а музыкой раньше не занимался. В России он был доктором математических наук. Сейчас он балалайкой зарабатывает 100-200 долларов в день, чтобы его внуки учились в австрийских университетах. А вам слабо? Ах, дети, дети. С одной стороны как бы и зло, с другой – как бы и ничего. Сколько несчастных браков из-за них не распалось? Опять же, отшельник на болоте, без общества и потомства – это тупиковая ветвь. Ты вот не знаешь, а отшельники тешат себя тем, что всё человечество может оказаться тупиковой ветвью. А что вы думали? Из кого-то вы пришли, в кого-то и уйдёте. Подумали кого будете рожать, киборгов или ходячие персоналки с клавиатурой под мышкой? Или вы ещё в детском возрасте и не задумывались? Не окажитесь холостыми отшельниками в этом мире.
Восьмой сон ++
- Как ты относишься к путешествиям во времени? Алло, почему ты молчишь?
Эти слова вырывают меня из состояния сна без сновидений. Надо мной склонился мой мучитель.
- Ну что, очухался? Так веришь или нет?
- Не знаю, хочу верить, но не понимаю как это возможно, поэтому не верю.
- Зря, теоретически это совсем просто. Что тебя смущает?
- Я считаю, что путешествие в будущее возможно в мечтах, а в прошлое только в памяти.
- Ну, почему же? Я могу засунуть тебя в STINOL, и разморозить в будущем, если будешь хорошо себя вести.
Путешествие во времени меня интересуют и я пытаюсь угадать, что ещё мог придумать Борланд. Так, сейчас моя очередь в диалоге.
- Пусть STINOL - это будущее. А как быть с прошлым? Умные люди говорят, что в одну реку невозможно войти дважды.
- Говорят-то правильно, да неправильно объясняют, почему. Так, слушай умного человека. В большую реку, также как в большую любовь, невозможно войти дважды потому, как ты там утонешь. Река останется в тебе, и ты останешься в реке, даже если из неё выйдешь. А путешествие во времени возможно, как по этажам. Подниматься вверх, спускаться, естественно вниз. Нет, не так. Представь время как клубок шерстяных ниток. Нет, лучше как клубок из пластиковой трубки, внутри которой находится жизнь. И главное понять, что она не течёт по трубке времени, а стоит, равномерно распределившись по всему клубку. Понимаешь, везде? Жизнь находится одновременно во всех точках времени. Интересный парадокс для вашего понимания? Прошлое, настоящее и будущее влияют друг на друга равнозначно. Вам трудно понять, что действие в будущем влияет на настоящее и прошлое. Сильный раздражитель в любой точке, сотрясает весь клубок. Я бы сказал, что нет прошлого и будущего, но не буду засорять тебе мозги. Так как нам остаётся только проделать отверстие в трубке и перейти в соседнюю точку клубка. Это должно происходить мгновенно, даже быстрее. Проделав дырку здесь, через миллисекунду ты её уже не найдёшь.
Потом что-то было – не упомню хоть бей. И смежная точка клубка отбросила нас на полмиллиона лет назад. Грязные, нечёсаные мужики и тётки проводили у костра собрание жилищного кооператива.
- Какого чёрта ты затащил меня в эту задницу?
- Это не задница, это наша родина, колыбель. Посмотри, какой свободный народ, нигде такого нет. Не связан ни машиной, ни домом, ни дачей, ни должностью. Это так хорошо – встал и ушёл. Борода твоя это не плохо, только очки не одевай. Староват ты, конечно, для них.
- Я не думаю, что из такой грязной колыбели человечество вынесло что-либо ценное.
- Да, ну вас. Не цените свою главную историю. Правление римлян, фараонов – это лишь миг в сравнении с каменным веком. Да хотя бы, раздельное питание. Что сегодня находишь, то и ешь. Неправильное ваше раздельное питание. Утром овощи, днём мясо. Надо неделю - мамонта, месяц - корешки, два – жучки. Миллион лет так привыкали питаться.
В центр круга большого собрания вышел грязный и толстый пращур. У него были шальные глаза, особенно третий, на затылке. Волосы постоянно мешали третьему, и толстяк всё время мотал головой. Он подходил к каждому сородичу, говоря бу-бу-бу или просто сверкая глазами.
- Чем он не доволен? – интересуюсь я.
- Ты знаешь, он много телепатирует, я в этом давно не упражнялся. Это предсказатель. Суть его речи такова. В будущем лучшая жизнь будет в Америке, сексуальные проблемы так не и не решатся. Видимо это вечное. Зерна будет много, после дождя в нём можно будет греть руки и ноги. Человечество же бессмертно и зря бросили есть детей в голодный год. Кто за меня, пойдём на север. Между прочим, ты заметил, что мужчины и женщины одного роста. Сейчас переломный момент. Матриархат кончился, мужиков больше не бьют. Теперь они будут расти быстрей. Человек, на свою беду, пошёл в рост. Гигантизм – признак вырождения вида. Гиганты должны исчезнуть, потому что их не любят маленькие.
Девятый сон ++
Невысокий склон. Я у его основания. Надо мной странный, трапецевидной конструкции дом. Ничего он мне не говорит, ничего он во мне особенного не вызывает. Я, видимо, отвлекся. Потому как я уже узнаю этот пятиэтажный дом. И совсем он не трапецевидный. В этом доме прошло мое детство. Десять безмятежных лет. Замечаю, что вместо некоторых квартир в стене дома зияют черные дыры. Я стараюсь вспомнить, кто же жил на месте этих дыр?
Куда-то я опять пропал. Дом уже на две трети состоит из дыр. Остались крыша, задняя стена и боковые стены. И еще первые два, где-то три, этажа. Ищу взглядом свою квартиру. Вот она. Вижу незнакомую мне мебель. Боже мой, совсем нет потолка. Десять метров пространства и крыша. Надо бы где-то достать доски, положить их поверху стен, вместо потолка. Мало ли что может упасть сверху. Я не могу оторвать взгляд от этих развалин. Вижу это безобразие и не вижу. Как языки пламени запрыгали обрывки мыслей и воспоминаний.
- Что видим, о чем думаем? – слышу я позади себя голос Борланда.
Даже не оборачиваясь, и что к чему, я выдаю.
- Я знаю, почему только женщина может быть сиделкой при умирающем. Потому, что только мужчина способен на искреннее сострадание. У женщин сердце закрыто.
Что-то хрустнуло-треснуло под крышей. Вниз устремилась пыль.
- Ну и что? – слышу я ехидный голос.
- Все люди сволочи. Потерю собственного кошелька переживают сильнее, чем смерть друга, - опять выдаю я. Причем, неожиданно для себя.
- Э, куда тебя потащило. И гляди, слова какие заупотреблял.
- Мужские и женские дружбы возможны только в юности, - перебиваю его я. Пока не завершена половая ориентация. Пока еще мужские и женские начала перемешаны в человеке.
- Это, конечно, интересно. И что, что? Формулируй тогда вывод.
- Дружбы нет. Есть только Я и Sex, - я говорю с домом и с голосом за моей спиной. А, может быть, все-таки, с собой?
Борланд, наконец-то появляется сбоку, смотрит на меня внимательно.
- Ну, ты, блин, даешь. Ты это все в этом доме увидел?
Только что было прохладно. Туман, или сверхнизкая облачность, не давали определить утро это, день или вечер. Стало жарко. Сильный ветер буквально выметает из дома мусор и швыряет его с горячим потоком мне в лицо. Заскрипел песок на зубах. Почему-то напомнило мне скрип снега под валенками. Нет-нет, это скрипят доски на ветру, гуляющем на чердаке падающего дома. Мне кажется, что сегодня меня поменяли с Борландом. Я не понимаю, откуда у меня весь этот хлам? Это все крыша, крыша.
- Давай смелей, говори свои гадости. Опорожняйся, - слышу я.
- Я никому ничего не должен. Долга нет, есть только необходимость. Необходимость оставаться собой. В согласии с собой, с выбранным имиджем. Праведным или неправедным.
Я не понимаю движения головы Борланда. Это согласие или отрицание? Это уже не важно.
- Да, цинизма в тебе сегодня не меньше чем в цинковом гробу, - шепчет он. – Может быть, заодно, ты нам расскажешь, что такое счастье? – шепчет уж совсем невнятно.
Я повернулся к нему. Понятно, почему невнятно. Палец из ноздри надо бы иногда вытаскивать.
- Только не надо лозунгов. Не говори, что это, когда тебя понимают.
Я улыбнулся от мысли, что мне захотелось помочь ему своим пальцем. Что ж, получай.
- Счастье складывается из череды желаний. Несчастен тот, кто ничего не хочет.
- Право, это уже похоже на выпускной экзамен. Может быть, еще про смысл жизни скажешь пару слов?
Он улыбается, чуть сощурив косые глаза, ждет. Я еще раз посмотрел на дом-дыру.
- Смысл жизни – производить себе подобных. Защищать себя и себе подобных от себе и не себе подобных.
Борланд уже не улыбается. В его глазах я вижу искринки-тоскинки. Наверное, ему меня жалко.
- Вообще-то правильно. Еще, быть клоуном при произведенном себе подобном и готовиться к ревизии. Расскажи это людям. Тем, кто слышит.
Дом вздрогнул, собираясь развалится. Но не так как от подземного толчка. У него это получилось как у чихающей собаки.
Я просыпаюсь на родном мне диване. На животе у меня устроилась кошка. Вглядываюсь – моя. Она нагло смотрит на меня глупым взглядом.
- Бездарность, - подумал я, но, на всякий случай, ничего не сказал. Вспоминаю последние слова Борланда. Да, он уже не появится. Это конец.
Послесон не по делу
Ключ стал строить из себя вибратор, стоило ему попасть в замочную скважину. Чего дрожим? Ищу внутри себя. Ой-ой, скорей. Нет, не то. Финская, ещё успеешь окупиться, как только пойдут огурцы с молоком. С молоком ... С молоком? У нас кто первый приходит, тот всё первый и съедает. Не то. Чаще первая пришедшая рука и готовит. Не дрожи рука предвкушая картошки рубку.
Открываю дверь. Кто спёр мой выключатель? В квартире темно. Сразу вспоминаю коренное африканское население. Где-то далеко-далеко загорается огонёк, ещё один и ещё. Свечи одна за другой зажигаются в канделябрах. Что-то новенькое. Вот гады – всё перестроили, мебель сменили. Углом в пах недружелюбно встречает меня длинный дубоватый стол. Затем ряд таких же деревянных кресел начинает ронять меня на пол. После очередного вставания, сквозь головной гул, ясно слышу слова: “Чудик, привет. Никто ничего не перестраивал. Всей этой мебели нет. Вообще ничего нет. Это как любовь – видишь не то, что на самом деле. Эта обстановка – встречный сюрприз. Давно не виделись“.
Бог ты мой. Это же Борланд, его фразы, штучки.
- Борланд, дорогой, какими судьбами? Ужель 11 лет минуло? Ты что, и чай будешь пить?
- Нет, не минуло. Во-первых, у меня сейчас свободное время. Один из ваших, только я пошёл на ревизию, сделал непростительную ошибку – утопился. В расписание дырка, как у тебя в голове. Во-вторых, горю желанием похихикать над твоей говенной книгой. Ну что, набралось хоть два с половиной читателя? Говорил тебе – нельзя про нас писать. Пришлось нам впаривать тебе идею со сраными шрифтами. Сам подумай, разве нормальному человеку, без нашей помощи, придет в голову такая глупость? Хотя, если почитать, - ничего. Особенно хорошо получился мой глаз, которого нет. Он кристально честен от того, что стеклянен. Всё написал, гадёныш. И про религию, и про то, что всем всё пофиг, кроме себя. Сам же понимаешь, кому какое дело до твоей книги. И про богатство, и про любовь. Про вечность, счастье и смысл жизни. Нарубил напрямую, без романтики, с кучей пессимизма. Кругом у тебя все плохо. Всё падает, рушится. Моя, наверное, вина. Не сказал тебе, что жить ещё можно, а мир спасёт красота. И, думаю, она будет женской. Если ты не против и у тебя есть время, готов ли ты к уроку красоты? К уроку о том, чего нет.
- А, что про женскую, если её нет? Давай про мою.
- Твою? Слушай, если бы моя собака была похожа на тебя, я бы гулял с ней только ночью. А вот и наглядное пособие, - обрадовался Борланд. Из темноты образовалась потрёпанная девушка.
- Ненаглядная наша Алиса из Зазеркалья. Она опять нахрюкалась и отсыпалась за трюмо. Пойдем-ка дорогая, - Борланд взял её за руку. – Свежий воздух тебе просто необходим, да и нам тоже, - Он вывел её на балкон, где под ней, часть его благополучно обвалилась.
- Что у нас других пособий не найдется? - почесал он затылок. Мы вернулись в комнату. Нет уже не в комнату – огромный зал. Свет от свечей не добирался до его стен и потолка. Стол, к которому мы подошли стал заметно длиннее.
- Вот они здесь, выбирай.
На столе находились: широкая чаша, наполненная гадостью, похожей на кровь, и блюдо с женской головой. Настал мой выход на сцену, чем я воспользовался спросив: “Если пить ничего не придется, то можно лучше чашечку?”
- Да ты не бойся, непьющий, - это всё бутафория. Стилизованный под обстановку монитор. Клади на основание ладонь. На поверхности, кажущейся тебе кровью, появится изображение женского лица, а смена цвета от розового до ярко красного, точно покажет твое отношение к лицу.
Гляжу на первое лицо. Так – ничего. Ещё хуже, чем у меня. Фон бледно розовый. Лицо начинает меняться. Чуточку брови, глаза. С таким лицом уже можно жить. И цвет набирает силу. Черты лица продолжают меняться, становятся более выразительными, резкими. Вдруг, как-то быстро резко скакнула в область уродства. Только что ярко-красный фон стал черным. Со следующим лицом происходила такая же штука. Шло нарастание красоты и резкий скачок в уродство. Что подтверждалось фоном. Самый сочный цвет был на границе, когда ты не можешь понять, толи кончилась красота, толи началась страшнота. Получалось, что тебе нравится именно игра перехода. Непонятность переливания в иное качество.
- Правильно, - напомнил о себе, подслушивающий мысли Борланд. – Человеку нравится необычность, что вот-вот должно напугать, но пока не получается. То, что на грани допустимого: большие груди, горбатый нос, маленький носик, пушок под ним, длинные ноги, короткие ножки, толстые попы над ними. Иными словами – война всему среднестатистическому. Но беда пограничной красоты – она быстрей с годами переходит в уродство.
- Всё- всё, я понял, - машу руками, - граница перехода – это Красота.
- Ой, какой ты тугой, - качает головой Борланд. – Завязывай жевать резинки по утрам. Я же тебе объясняю – нет красоты. Как нет добра и зла или белого и черного цвета. Есть только жизнь и оттенки серого. Всё определяется вызываемыми чувствами. Кто сказал, что морщины это не красиво. На планетах системы... по вашему Альфа-Бэта Центавра, молодые щеголяют в морщинах, к старости становятся гладенькими как помидорки. Там старухи страшны из-за отсутствия морщин, которые, в свою очередь, всего лишь индикатор способности к размножению. Вызываемыми чувствами, понял, нет? Например, моя сестра в детстве была такая страшная, что ей на шею вешали котлету, чтобы хоть собака с ней поиграла. Кстати, в жизни очень популярны вечнодетские лица. Они несут в себе чувство отсутствия опасности. Такая же ситуация с врожденными наивными, испуганными, смешными, сонными лицами. Они и привлекают, всё ещё, никто не хочет жить среди опасностей. Хотя, по сути, такие лица – дефекты. А, как мы карликов любим, они же маленькие, беззащитные. В лицо же матери, для каждого, с самого бессознательного возраста вкладывается смысл – пожрать. Ты заметил, как часто внешне похожи муж и жена?
- Мужчина ищет женщину похожую на свою мать, - дотумкиваю я.
- И, к сожалению, часто находит.
- Не понял. В чем беда-то, где подвох сидит? Находит и находит ...
- Вот тут как раз большое противоречие с природным прагматизмом, заложенным в человеке в виде инстинкта. Давай вернёмся к началу, к тому как резко менялся цвет с красного на черное. Итак, в природе, чтобы не было вырождения рода, партнёра должно искать максимально далеко. Где-нибудь на границе с джунглями Бразилии, где водится много диких обезьян, В джунгли не пойдём, там оставим всё как есть, для Маугли. Итак, на опушке красны девки прыгают, в джунглях черные макаки гуляют. Ты смотришь, девки то красные, да мордочки у них немного странные, но хороши. Поэтому-то тебе может до боли нравиться, простенькая азербайджаночка, чучмечичка. Говорят Миклуха Маклай обезумел на островах от большой любви. Правильно будет сказать во множественном числе – от больших любей. А Кука, между прочим, съели от зависти, сразу после 38-ой свадьбы.
Он сделал паузу, посмотрел на меня.
- Ну, что, спутал я тебя? Хотя, у тебя спутать можно только три оставшихся на голове, замученных низоралом, волоска.
- Да нет, нормально всё ты говоришь про красоту. Только это все и к моей красоте подходит. Где у тебя про женскую, если такая вообще есть? Прямо скажи: Есть – Нет? Кому красота важнее, мне или им?
- Подумай еще немного. Кому больше необходима привлекательность, если в выборе партнера мужчинам отведена активная роль, а женщинам пассивная. Опять загадка природы с разгадкой – прагматизм. Вывод – женская красота спасет мир.
Я подумал, потом еще разок. Сделал умный вид и сказал: “Так я что-то не понял, жена должна быть красивая, или как?”
- Ох, как тяжело с тобой, как под штангой. Нет того, что ты спрашиваешь. А то, что ты имеешь ввиду, жене не обязательно. Желательно, чтобы она была глухонемой хозяйкой винной лавки.
И сразу после этих слов Борланд прыгнул с балкона в ночь.
- Он этим хотел сказать, что разговор окончен, - опять дотумкал я. – Теперь уж точно на 11 лет.
2000 г.