Журналист Мморалов сидел дома за компьютером.
Журналист Мморалов набивал пухлыми интеллигентными пальцами статью.
Статью на животрепещущую тему: о подростковой проституции и порнографии.
Мморалов перешел к самой важной и ответственной части: зверское насилие над неокрепшими тельцами.
Мморалов, от праведной злости прикусив слюну, выводил:
«…области работал бордель особого рода, истинный «адский рай» для последышей маркиза де Сада и…»
Мморалов задумался – и забил «и».
«Девочек и мальчиков в возрасте от десяти до пятнадцати лет…
Поразмыслив, вернулся и усугубил:
…от восьми до тринадцати лет подвергали самым чудовищным истязаниям. Каждый вожделеющий извращенец мог за определенную плату взять любого из питомцев борделя, отвести в потайную пыточную камеру и делать с ним все, что заблагорассудится…
Мясистое лицо Мморалова задвигалось от эмоций, но он самоотверженно продолжил:
стегать ремнем, пороть розгами…»
Мморалов прервался, чтоб утереть со лба липкое негодование. К тому же, было жарко, даже в легком халате на голое тело.
«Дело было поставлено на широкую ногу. Существовало даже своего рода гнусное «меню» с расценками на дьявольские услуги заведения: удар ремнем – доллар, розгой – три доллара, плетью – десять долларов, а собственно половой акт…»
Мморалов бросил неловкий взгляд вниз: вздымающееся возмущение мешало работе.
В этот момент он услышал за спиной покашливание, не то что бы деликатное, а скорее наглое. Мморалов обернулся живо и испуганно, отдернув руку: он считал, что один в квартире.
Ошибался: за спинкой рабочего кресла стояли двое и бесцеремонно заглядывали в монитор.
Оба были в серых плащах, среднего роста, худощавого сложения, кожа смуглая. И в остальном похожи, как братья-погодки. Даже уши имели одинаковые: чуть оттопыренные, немного заостренные кверху.
Ах да: еще у обоих были хвосты, длинные, голые и вертлявые.
Эта-то последняя деталь и смутила Мморалова до икоты и одури.
От внезапного оглупления он выикнул дурацкий вопрос:
- Вы-Ы из Фы-эс-бэ?
- Почти! – тот, что был слева, показал крепкие желтые клыки. – Черти мы!
- Уже? – вырвалось у перепуганного журналиста.
Визитер поморщился:
- Да не стремайся, мужик: не по душу твою пришли! Душа нам твоя, брателло, на хрен не нужна. Она, по ходу, ваще никому не нужна!
- А что тогда? – удивился Мморалов, начавший приходить в себя.
Левый черт (назовем его «Первым»: относительное положение в пространстве – штука непостоянная) кивнул коллеге:
- Веля, объясни клиенту!
Второй черт набрал в грудь воздуху, а когда заговорил – обдал Мморалова едким серным перегаром:
- Карроче, так! Замутили надысь в буру погонять, с райской братвой. С ангелами, то бишь. Уговор такой был: они сливают – двигают подляну кому-нибудь, супротив непорочного своего естества. А коль они в триумфе – нам с братаном на доброе дело идти. Ну вот, и подфартило белоперым: опустили нас по полной! Поэтому, карроче, мы здесь: доброе дело щас исполнять будем!
- Аа! – Мморалов совершенно успокоился и даже расцвел в предвкушении. – И какое же доброе дело вы хотите мне сделать?
- Да в жопу тебя трахнуть! – угрюмо ответил Первый черт.
Мморалов поперхнулся. Повисла гробовая тишина.
Наконец, Мморалов нашел слова. Точнее, звуки:
- Ээээ…. Ааааа… Ээээ…
Черти с глумливым интересом наблюдали за его замешательством. Потом первый пояснил, с ухмылкой:
- А ты чего, перхоть ханаанская, думал - ТЕБЕ доброе дело? Хуюшки: для мира дело доброе, добро-етельное! Оберштурмангел так и сказал: «трахнули б вы чем-нибудь, говорит, этого козлища Мморалова, что ли? В край достал, уродец!» А мы и не против: нас ты тоже прилил своими статейками! Все-то у тебя «дьявольский», да «адский»! Думаешь, очень приятно такое про Родину читать? То-то! Короче, сейчас ты за базар и ответишь!
- Подождите! – Мморалов засуетился. – Но как же так-то? И зачем…
- А вот так! – Первый черт развел руками (или лапами?) – Чтоб сиделось тебе веселей, на рабочем-то месте! Нагибайся давай, великомуденник хренов!
- Но…
Первый черт изрыгнул замысловатую тираду из самых грязных адских ругательств: «Эдемаматери иезекиль еванутый! Быстро, я сказал!»
Второй же тряхнул кистью, выпустив дотоле спрятанные бритвенные когти, и с гнусненько-приторной улыбочкой утешил: «Один раз – не Экклезиаст!»
Журналисту Мморалову пришлось, как это ни печально, склониться к конформизму и к столу.
Когда все закончилось (а черти отрабатывали долг чертовски добросовестно и неторопливо), Первый черт, самодовольно лыбясь, посулил на прощание:
- Мы теперь по жизни на тебя играть будем! Запасайся вазелином, страстотерпила! И свечку за здравие вставь…
И похлопал по плечу, дьявольское отродье…
***
Этот противо- и сверхъестественный эпизод поверг журналиста Мморалова в глубочайшее волнение.
На следующий же день он отправился за советом к знакомому священнику, отцу Елистрату.
Мморалов дружил с батюшкой еще с комсомола, и мог быть совершенно откровенен: капитан Елистратов и так знал все и обо всех.
Выслушав исповедь старого приятеля, священник задумчиво потеребил бороду и уточнил:
- А черти были с рогами – или без?
- Кажется, без… - ответил Мморалов, припоминая. – Точно без…
- Неженатые, значит… - пробормотал батюшка.
- Ты мне лучше вот что скажи, Роберт! – проникновенно обратился Мморалов. – Почему такая слабая информированность на верхах, а?
- Ты к тому, что тебе еще в Перестройку сто двадцать первую шили? – усмехнулся Роберт-Елистрат. - Да, наши, получается, оплошали: самую сладостную для тебя милость карой назначили, кхе-хе-хе!
Батюшка мелко и благопристойно засмеялся, а после спросил, заговорщицки подмигнув и поиграв мобильником:
- Ну что, доложить по инстанции – или не надо?
- Да ты что? – Мморалов в испуге приложил пухлый пальчик к пухлой же губе: - А вдруг больше не придут, коли узнают?