С праздника всё семейство вернулось в радостном возбуждении. Привезённые с Юга невольники показывали экзотические трюки и танцевали под простое хлопанье руками по бочонкам, ораторы читали свои последние сочинения и удивляли слушателей рассказами о своих новых приключениях. Икар, разумеется, понимал, что всё это было вымыслом, и что эти толстобрюхие лысые твари скорей всего передохли бы на пути до любого из портов, о которых они с таким смаком рассказывали. Тем более, что участвовать в боях и сражениях с опасными чудовищами им не позволила бы их розовая, счастливая от частых возлияний конституция. Но… но ведь слушать то их всё равно было интересно. И они слушали. Все, старые и малые, уважаемые граждане и забредшие бродяги садились вокруг оратора и внимали новой реальности.
Вот и нынче по дороге домой он представлял себя в дальних странствиях, на огромных кораблях, рассекающих пространство только лишь для того, чтобы их экипаж мог найти и победить очередное сверхъестественное чудо. Отец шёл рядом и тоже о чём-то думал. Вечером, когда Икар уже побежал помогать Мануилу загонять коз, отец всё ещё думал и в глубоких размышлениях теребил себе бороду, размазывая по ней вино и гусиный жир.
На следующее утро рассвет застал маму в слезах. Она негодующе кричала и звала Дедала. Отца не было. Икар нашёл под столом остатки вчерашней трапезы, набил ими желудок и побежал его искать. Дедал сидел на выгоне в окружении мёртвых гусей. Он аккуратно выдёргивал из их крыльев самые длинные перья и тихо бормотал себе под нос. Икар подошёл и сел в сторонке, не решаясь задавать вопросы, да и вообще отвлекать отца от дела, которым тот занимался. Дедал покосился на него и, продолжая складывать перья в кучку, продолжил бурчать, но уже громче: «Вот вчера говорил мудрец. Он рассказывал про дальнюю страну, где у людей вместо глаз узкие щели и где деревья растут из земли за одну ночь превращаясь в мачты… помнишь, да? Так вот он сказал, что они умели летать, подвешивая корзины с людьми к парусам, которые уносятся в небо… он был прав, я знаю… и человек сможет летать как птица, но мне не нужен парус, я буду летать куда захочу, как лёгкие чайки, рассекая крылами волны и облака. Я всё понял, теперь я сделаю крылья и взлечу… я стану самым уважаемым гражданином города… вся Спарта будет слагать легенды, и даже Олимп... боги примут, воспоют… я…»
Дальше бормотание отца стало невнятным, и Икар потерял интерес к гусям, перьям и новым замыслам Дедала – он побежал смотреть, как в соседнем дворе отрубают руку рабу.
К вечеру отец вернулся домой измотанный, но очень довольный. Он был изрядно покусан, пока собирал воск, его руки были в мозолях, а в волосах запутался пух. Тем не менее, Дедал сиял во весь просторный круг своего лица и был явно расположен отдохнуть в компании вина и матери. Икара выгнали спать во дворе.
***
Семья была допущена к испытаниям, на случай, если они окажутся удачными и впоследствии надо будет подтвердить успех. Ну а на случай, если полёт завершится не очень триумфально, никто кроме Икара и его матери приглашён не был. В свете утреннего солнца на одном из холмов, на которых трава была примята коровами, а камни ещё раньше выкорчеваны крестьянами, отец с гордостью разложил вокруг себя свои новые крылья и встал на мгновение, чтобы прочувствовать момент. Икар попытался подойти к этим огромным белым приспособлениям из тростниковых переборок и прикреплённых к ним воском перьев, но взгляд Дедала его остановил. Отец проверил каждое крыло как лошадь перед покупкой и напялил хомуты себе на предплечья. Получилось немного похоже на плащ. Потом первый в истории человек-птица выкрикнул в небо «Мне поставят статую!» и, переваливаясь, потрусил вниз. Крылья никак не поднимались вверх и в скорости сильно проигрывали тому, кто должен был ими махать. Дедал с отведёнными назад руками сделал титаническое усилие подпрыгнуть, но не взлетел, а больно ударился головой о землю. Какое-то время по склону нёсся смерч из папы, крыльев, перьев и травы и это было очень смешно, но Икар сдержался. Вечером Дедал жену всё-таки побил.
Как ни странно, первая неудача вовсе не разочаровала отца, и он снова занялся изготовлением крыльев. Теперь он брал с собой Икара и подробно объяснял ему, почему предыдущий опыт получился неудачным и что он теперь придумал, чтобы прославить свой род на все времена до самого заката человечества. Икар только улыбался – он не мог ни спорить с отцом, ни подтверждать правильность его рассуждений – здесь он был только как ученик и сын человека-птицы. Таким образом, он стал свидетелем и вторых испытаний, где Дедал увеличил площадь крыльев ещё на три растерзанных гуся, и третьих испытаний, где два крыла соединились в одно при помощи тростника и бычьих жил, и четвёртых испытаний, и пятых. Крылья увеличивались и уменьшались, соединялись в одно и распадались на четыре, а отец всё ещё ходил по земле. Его навязчивая идея уже потеряла новизну и начала угнетать. Икар тихо радовался, когда отец во время очередного старта повредил ногу и хромал, опираясь на его плечо, к дому. Но на следующее же утро Дедал заставил Икара принести перья и тростник и занялся восстановлением крыльев.
В этот день он выглядел огорчённым и говорил взвешенно и солидно: «Я слишком стар и тяжёл. Я не смогу стать птицей – мой живот слишком тянет меня к земле, а ноги слишком привыкли чувствовать под собой опору. Мне не помогут эти крылья… - Икар было обрадовался и уже представлял, как бежит с другими мальчишками на рынок воровать у привезённых мавритан деревянные фигурки, но Дедал не закончил - Но есть ты, ты лёгок и сух как перо альбатроса, морской ветер может сбить тебя с ног и без крыльев… ты прославишь нашу семью… ты будешь человеком-птицей!». Не смотря на то, что Икар совершенно не был готов к такому повороту событий, мысль взлететь и пролететь над городом показалась ему заманчивой. Что ж, так было даже лучше – Дедал всё равно не оставлял ему выбора.
На следующий день они снова пошли на холмы, где Икар в новых крыльях бегал взад и вперёд, подпрыгивал, поджимал ноги, махал руками, всё как говорил ему отец, но, как ни странно, тоже не смог взлететь, а только запыхался и сбил себе пятки. Он подошёл к Дедалу и стал ждать дальнейших указаний.
Отец был очень серьёзен. Он рисовал на песке линии и бегающих по ним Икаров. Через пару минут он поднял голову и сказал: «Ведь даже воробьи не учатся летать, разбегаясь по земле, а прыгают из гнезда, правда? Ведь если прыгнуть не вверх, а вниз крылья не будут мешать тебе взлетать, а помешают тебе падать, правда?» Икар молча слушал и смутно понимал, зачем ему отец это рассказывает. Сомнения развеялись, когда Дедал схватил его за тунику и поволок к винограднику. За виноградником холм заканчивался обрывом, на котором ласточки вили себе гнёзда, и с которого Икар с друзьями скидывали бездомных собак, чтобы посмотреть как они будут вертеться в воздухе, визжа и кусая себя за лапы. Теперь он сам чувствовал себя такой собакой – Икар начал хныкать, а Дедал, не глядя на него, рычал снова и снова про величие, про память, людей и богов… Икар встал неподалёку от края площадки за виноградником и тоскливо смотрел на отца. «Ты сможешь, я верю… ты сможешь и позволишь наконец мне тобой гордиться! – отец немного помедлил - ты докажешь, что ты сын, достойный своего отца… а теперь повернись и лети, Икар». Икар шумно выдохнул и побежал.
Дедал подошёл к краю обрыва и посмотрел вниз. «Воск слишком мягкий… солнце топит воск… нельзя летать на солнце… да!» Он резко развернулся и пошёл к дому, а потом долго-долго думал и записывал что-то прямо на стенах куском мрамора.
На следующей ярмарке он нерешительно взошёл на подиум для ораторов...