14 июля

Александр Асмолов
      В этот раз моя Рыбка решила взять меня с собой в Париж. То ли чтобы самоутвердиться после разрыва с Валентином, то ли ей понадобилась дорогая игрушка рядом. Так или иначе, все случилось очень быстро и оформление меня вообще не коснулось.

Вчера вечером мы приземлились в Орли, нас встретили и усадили в машину, которая помчалась по ночной столице, разукрашенной к празднику. 14 июля для французов большой день. Утомленные перелетом и суетой, мы нигде не останавливались, оставив все экскурсии «на потом». И все же, не упустили случая и специально прокатились по набережной, чтобы взглянуть на Эйфелеву башню, и завернули на Елисейские поля, сверкающие гирляндами разноцветных огней. Для провинциала, видевшего Париж впервые, остались где-то очень далеко разговоры о Дне Независимости и взятии Бастилии.  Передо мной было море огней, заливающее удивительный город, о котором раньше и не мечталось. Впереди были четыре дня, которые моя Рыбка проведет в переговорах, встречах и презентациях, предоставив мне полную свободу, чтобы узнать мой Париж.

Отель мне понравился мягкими коврами и услужливым персоналом. Но более всего меня пленили запахи.  И раньше приходилось слышать, что французы «великие носы», однако, действительность была потрясающей. Это были не просто запахи каких-то известных фирм, названия которых мне недоступны, это были запахи другой жизни. Они были  удивительно естественны и гармоничны. Впервые чувствуя их, я мог с закрытыми глазами сказать, кому они принадлежат. Определить не только возраст и профессию, но с большой вероятностью угадать, чем живет этот человек. Наверное, эта культура развивалась очень долго и стала неформальным языком общения. Слова, которые цветы говорят друг другу, теперь можно слышать повсюду. Если я правильно  понял, то во французском языке даже есть два разных глагола нюхать: sentir – для людей  и flairer - для животных.  Эх…

Эти мысли не давали мне покоя, и я выбрался из теплой постели на балкон. Утренняя  прохлада была переполнена запахами большого города. Эти ненормальные  разводят столько цветов и до сих пор разносят молоко клиентам, чем-то ароматным драят полы и тротуары, но все это так уравновешенно, так элегантно. О, это бальзам на мою бедную душу. В московской квартире у моей Рыбки в гостях иногда бывают такие компаньоны, что от их парфюма перехватывает дыханье в полном смысле этого слова.

Откуда-то снизу донесся запах  завариваемого кофе, а за ним - и свежих круасанов. Потом – туалетной воды, которой могла пользоваться только стройная невысокая брюнетка лет 30 служащая в офисе. Я заглянул через перила чтобы проверить -  никого, только трава на газоне так  ярко зеленела,  будто ее только покрасили.  Справа зацокали шлепанцы, и на соседнем балконе появился плотный бодрячок с подносом. Не торопясь, он устроился в кресле, и накрыл полотняной салфеткой белоснежный халат на груди. Аккуратно причесанные влажные волосы источали едва уловимый аромат преуспевающего шефа. Он макал только что зарумяненые гренки в огромную чашку  какао и с наслаждением смотрел на утренний Париж. Солнце начало пригревать и стало так хорошо.

На противоположной стороне площади застучали ставни. Затем высокий худой мужчина в длинном белом фартуке начал расставлять на тротуаре столики и стулья у маленького кафе. И тут до меня донеслись потрясающие запахи свежеиспеченных булочек и кремом, сыром, шоколадом… Не знаю, был ли я французом в прошлой жизни, но сейчас мне все это показалось таким родным, что я начал с гордостью смотреть на развивающиеся со всех сторон трехцветные флаги.

Мои плавные мысли о возможном революционном прошлом прервал запах «багета». Эти длинные французские булки из белой пшеничной муки не давали мне покоя. Их  выпекают с такой твердой хрустящей корочкой и горячими выкладывают на прилавок (при этом труба из пекарни выходит куда-то рядом и соблазняет своим густым ароматом).  Это чудо можно есть целиком, обмакивая во что-то вкусное, можно попросить нарезать, вернее – распилить на специальной «пилораме» с десятком маленьких лобзиков - и потом намазывать каждый кусочек новым паштетом, можно положить внутрь ветчину, сыр, сосиски… Боже, как все это пахнет!

Не в силах выносить эту пытку, вскакиваю  и просто врываюсь в комнату. Рыбка моя безмятежно спит на огромной кровати с длинной округлой подушкой. Несмотря на статус стильной  строгой бизнес-леди, обычно она сворачивается калачиком и натягивает одеяло. Когда я занял освободившееся после Валентина место, больше всего меня раздражал телефон, всегда лежащий рядом и постоянно звонивший. Но запах, исходивший от этой женщины, восхищал меня до безумия. Она знала в этом толк.  Мягко подкрадываюсь и, зацепив коготками шелковое одеяло, потихоньку стаскиваю его. Она этого не любит и быстро просыпается.

- Тима, отстань. Дай поспать
- Мяу

Независимость - независимостью, а завтрак во Франции – святое. Распушив свой длинный хвост и мурлыча, начинаю тереться мордочкой о ее щеку, каждым движением показывая, какой я ласковый, теплый, мягкий. Не торопясь, кругами, ласкаясь и тихонько урча от удовольствия, шаг за шагом я буду проникать в ее сон. Изгибаясь всем своим маленьким телом, буду излучать любовь и нежность к этой удивительной, теплой, нежной, милой, ароматной, доброй, красивой, изысканной, обаятельной и самой-самой любимой на свете женщине.  Я знаю, против этого хозяйка не устоит, и куда-то позвонит, и  вкатится стол на блестящих колесиках, и  комната наполнится ароматами соблазна.  Она сядет за стол, по-английски вытянув прямую спину, и строго посмотрит в мою сторону. Потом смягчится и улыбкой разрешить запрыгнуть к ней на колени, и начнется праздник, который французы почему-то называют Fete Nationale.