ВИКТОР ВИНЧЕЛ
О том, что я не такой, как все, я узнал на улице, будучи шестилетним ребенком. Узнал, когда спросил у мамы смысл слова, которым меня дразнят мальчишки. Мама мне тогда ничего не объяснила. Она, вся в слезах, прокричала мне, что это очень нехорошее слово и что сейчас «она им всем это докажет». Через несколько секунд на улице раздался ее крик, затем ей что-то стали в ответ кричать соседки по двору. Потом началось вообще что-то невообразимое. В результате маме вызвали скорую. Неделю мои родители, проверив, сплю ли я, допоздна шушукались за плотно прикрытой дверью. Объясниться со они не посчитали нужным.
Улица, и затем школа, продолжили мое обучение. Среди моих одноклассников сразу нашлись похожие на меня, но не такие как все. От них я и узнал о том, что принадлежу к древнему народу, давшего миру Библию и Христа. Я стал прислушиваться к звучанию фамилий окружавших меня людей, фамилиям, часто звучавшим в школе на уроках истории, физики, химии, математики и литературы, в телевизионных передачах, посвященных музыке и медицине. Я стал с особым интересом читать биографические статьи в энциклопедиях. Я начал понимать, что мой народ на протяжении тысячелетий дает человечеству талантливейших людей в науке, искусстве, литературе и музыке; что в финансовом мире и в политике вычеркнуть имена выдающихся евреев не удастся никому. Но почему, почему, почему? задавал я себе бесконечные вопросы. Почему мой отец, человек с тремя высшими образованиями, среди которых Ленинградская Военная Воздушная Инженерная Академия, человек, к которому за консультациями по профессиональным вопросам обращались важные знаменитые генералы с широкими лампасами на штанинах, почему мой отец, прослужив в армии 33 года, был отправлен на пенсию в звании майора, хотя вся квартира была заставлена именными часами, подаренными ему к разным праздникам и годовщинам? Почему во все свои школьные годы я сталкивался с самым отвратительным антисемитизмом на бытовом уровне? Я учился в школе на Украине, а она находилась под оккупацией в годы войны с фашизмом. Ведь эти люди знают, помнят, - не раз задумывался я, - сколько ни в чем не повинных еврейских женщин, детей, стариков было задушено фашистами в газовых камерах, сожжено заживо, расстреляно, замучено в концентрационных лагерях. Так за что же, почему и они ведут себя так же, как фашисты? Может быть, они, эти взрослые люди, были полицаями? И вырастили своих детей в том же националистическом духе?..
Поступать в университет я уехал на Урал, в Свердловск. Спазм, застрявший в груди за 12 лет жизни на Украине, долго не рассасывался. Помню, первые месяцы не мог привыкнуть к тому, что вокруг спокойные, доброжелательные, уравновешенные люди. Я не скоро перестал быть похожим на взведенную пружину, готовую мгновенно распрямиться и дать сокрушительный отпор обидчику. О своем украинском детстве до сих пор вспоминаю, как о кошмарном сне. Именно в ту пору я научился ценить доброжелательность и открытость, высокую духовность, искренность, умение войти в положение другого человека. Понял, что такое терпимость. Узнал истинную цену настоящей мужской дружбы…
Жизнь меня заставила гордиться тем, что я еврей. Я научился понимать истоки и причины антисемитизма на религиозном и на бытовом уровне. Я понял, почему люди, отравленные ядом этой отвратительной болезни, оказываются в высоком руководстве и стремятся превратить собственное душевное нездоровье в государственную политику. (Они припахивают, по выражению незабвенного Ф.М. Достоевского, «посконным запахом», родным запахом кухонных антисемитов всех стран и народов и поэтому выглядят в глазах этих людей своими). И я научился предпочитать открытую конфронтацию с этими людьми скрытой борьбе, когда тебе перекрывают кислород, а ты об этом догадываешься уже по внешним признакам удушения…
Сегодня в нашем государстве политический климат переменился к лучшему. И все же когда сдают нервы у видных политиков и они разоблачают себя перед страной во всей своей антисемитской красе, - это подается средствами массовой информации и воспринимается публикой как пикантный спектакль. Но это до тех пор, пока «артисты» не начинают играть более существенные роли на политической арене. Тогда во время их визитов «на места» делается все, чтобы не раздразнить влиятельную персону присутствием в его поле зрения лиц не славянской внешности и с неблагозвучными фамилиями. Все должно быть, как хочется видеть гостю: березки, баня, хлеб-соль. Речи соответствующие…
Есть и в Омске известные люди, которые, не понимая, что именно они творят с собственной репутацией, прилюдно и громогласно несут антисемитскую ахинею. Это зрелище заставляет всего лишь недоуменно пожать плечами... (А, может быть, они понимают?..)
Какое отношение все это имеет к политическому климату в стране? Да самое прямое. Так же, как и 10 тому назад обществу, как воздух, необходимо согласие. Национальные и межконфессиональные конфликты, вспыхнув ярким пламенем, потихоньку затухают. Страна, взбудораженная резким социальным расслоением первого постперестроечного периода, учится направлять энергию раздражения на строительство новых отношений. Ощущение, что каждый житель России сидит на собственной пороховой бочке, и любое неосторожно сказанное слово может стать источником новой гражданской войны, уходит. Приутихли перлы наших политических говорунов. Им теперь нет необходимости публично чиркать спичками. Тополиный пух забивает глаза, раздражает кожу. Его многократно смывают дожди. Наконец, он исчезает вовсе. А через некоторое время пробиваются из земли тополиные побеги…
Похоже, что времена легковерия и иррационального поведения канули в Лету и никакая охота на ведьм не пройдет. Евреи, среди которых выдающиеся деятели науки и культуры России, известнейшие мастера искусств, были и останутся достойными среди достойных, равными среди всех других народов России. Только вот как будут расставлены акценты, где будут стоять запятые в новой политической игре? Помните, известную шутку со смыслом, меняющимся на противоположный? «Казнить, нельзя помиловать». «Казнить нельзя, помиловать…»