Контакт: socialwork1@yandex.ru
Александр Маркенджани
Пончики с мате
Здесь принято говорить вполголоса, чтобы никому не мешать. Это вообще очень тихое место.
Я тут уже два года, но до сих пор не знаю, как называется это место, и никто из людей не знает. Я долго думал над этим, а потом набрался смелости и спросил у Него. Он мне сказал, что это место никак не называется. Но это же ужасно неудобно, когда нет названия, - сказал я. Мне удобно, - ответил Он. – И тебе должно быть удобно. Ты находишься ЗДЕСЬ, к чему тебе еще какие – то названия? Но если очень хочется, то, конечно, для себя ты мо-жешь придумать этому месту имя.
Я не стал этого делать. Я нахожусь ЗДЕСЬ.
Я не один. Нас здесь много. Так много, что сосчитать невозможно. Но места хватает на всех, потому что ЗДЕСЬ бесконечно велико. Со мной она. Она тут появилась на десять минут раньше меня, значит на десять минут раньше она уйдет отсюда. Я не произношу ее имени, потому что по именам называть друг друга здесь не принято. Снача-ла для меня это было непросто, но потом я привык. Это место без имени и люди здесь без имени. Есть я, есть она. Есть еще миллионы таких же я, она, он, они. А еще есть Он.
Единственное наше занятие – это наблюдение и разговоры. Мы видим всё, что происходит ТАМ, а потом часа-ми обсуждаем увиденное. Больше заняться здесь нечем.
Многим здесь нравиться. И они хотели бы находиться в этом месте бесконечно долго, но нельзя. Надо снова отправляться назад. Сюда приходят и отсюда уходят. Таков порядок.
Часто я сижу на траве, обняв колени руками, и разглядываю новоприбывших. Она сидит рядом со мной и улы-бается. У нее это очень хорошо получается, улыбаться.
Она кормила меня пончиками с мате. Я окунал пончик в сахарную пудру, а затем отправлял в рот. Она делала то же самое. Пончики были очень вкусные.
Мы и сейчас сидим за столом и уплетаем пончики с сахарной пудрой.
Но это уже не я. И это уже не она.
Пончики поедают и запивают их мате наши тени. А мы уже как два года мертвы. От нас остались только скелеты и воспоминания.
Когда – то мы тоже ели пончики и запивали их теплым мате, а теперь мы ничего не едим и не пьем, потому что после смерти ничего такого не требуется.
Нас похоронили рядом, в один и тот же день, хотя никто об этом не договаривался заранее. Случайное совпа-дение. Единственный наш общий друг сэкономил кучу времени, посетив одновременно и ее и мои похороны. Но на поминки он отправился к ее родственникам. Даже здесь она меня обставила. На поминках подавали зеленый борщ и пюре с котлетами по-киевски. Друг был очень голоден и всё с удовольствием съел. На моих поминках ели гороховый суп и гречневую кашу с мясом. Мясо было жестким и застревало в зубах. Так что друг не прогадал, пойдя на поминки к ней.
Я видел, как мое мертвое тело съели червячки. Но мне было на это плевать. Я даже сказал, - приятного аппети-та, кушайте на здоровье. Зачем мне тело, если оно мертвое? После того, как они съели меня, они принялись за нее. Ей стало жаль своего молодого красивого тела, и из ее глаз вытекли три слезинки. Две из левого глаза, одна из правого. Я взял ее за руку и сказал, - не расстраивайся, тебе больше не понадобиться твое тело. Ее глаза и рука, были полупрозрачными и не имели веса, как и у всех умерших. Сожалеть о собственном теле, это то же самое, что сожалеть о состриженных ногтях и волосах, - сказал я. Она перестала плакать, и пожелала червячкам прият-ного аппетита.
Ее муж исправно посещает могилу четыре раза в год. В день ее рождения, в день смерти, и еще пару раз по на-строению. Скоро он повторно женится, и тогда будет приходить реже. Наш общий друг тоже иногда приходит на наши могилы. И ей, и мне он приносит цветы. А ее муж цветы не приносит даже ей, на мою могилу он вообще едва смотрит. Но я не обижаюсь, это нормально. С ее мужем мы были почти не знакомы. Он приходит только к ней. Как хорошо, что наши могилы рядом, для единственного нашего общего друга это очень удобно. Друг сидит на скамейке, вкопанной между нашими могилками, и смотрит то на мой, то на ее памятник. Портрет на памятни-ке изображает ее грустно улыбающейся. Рисунок сделан по фотографии, которую принес ее муж художнику. Кстати, эту фотографию сделал я. За 35 дней до того, как мы умерли.
Оказалось, что жизнь после смерти существует. Но совсем не так, как ее представляют себе люди. Одна моя знакомая, ярая католичка, очень бы удивилась, узнай она, что происходит с человеком после смерти. И неизвест-но, остались ли бы ее религиозные убеждения такими непоколебимыми, как сейчас.
Иногда Он с нами разговаривает, со всеми вместе и по отдельности с каждым. Я всегда задаю Ему много во-просов. В прошлый раз я спросил: зачем мы с ней умерли? Ты такой любопытный, - усмехается Он. – И наивный. Почему? - спрашиваю я. Потому что некоторыми своими вопросами ставишь меня в тупик. Думаешь, я на все знаю ответ? Даже я не знаю. Ответа не существует. Ты веришь мне? Верю, - говорю я.
Любопытный... Я такой с самого рождения. Если бы я не был любопытен, то давно покончил бы жизнь самоубий-ством.
В следующий раз ты будешь женщиной, - сообщает Он. – Хочешь быть женщиной? Не знаю, - пожимаю я плеча-ми. - Любопытно. Он долго и оглушительно смеется над моим ответом. Отсмеявшись, Он продолжает, - и она то-же будет вновь женщиной. Ну да что я тебе рассказываю, всё равно обо всем забудешь. Но где – то глубоко в подсознании останется, - говорю я. – И когда я ее встречу, подсознание даст знак, и ... вот так появляются лесби-янки. В прошлый раз я в нее не успел влюбился, но в следующий – обязательно. Он снова оглушительно хохочет. Ты начитался Фрейда, - говорит он. - А знаешь кто теперь Фрейд? Он женщина, китаянка, работает стриптизер-шой в ночном клубе в Токио. Забавно, не правда ли? Забавно, - вздыхаю я.
Она умерла улыбаясь. На нас обвалилась крыша дачного домика, в котором она меня угощала пончиками с ма-те. Ее долго не ремонтировали, вот крыша и обрушилась нам на голову. Она даже не заметила, как это произош-ло. Не успела ни испугаться, ни вскрикнуть. Ее убило сразу, а я еще жил минут десять. Когда всё произошло, я негромко позвал ее по имени. Она, конечно же, не отозвалась, потому что уже была мертва, но тогда я этого еще не знал. В темноте мне удалось нащупать ее руку. Я сжал ее ладонь, и понял, что она умерла. А я жил еще целых десять минут.
Я лежал держа ее за руку и думал о разных вещах. Я точно знал, что умираю. Я почувствовал, что не протяну и минуты. Тогда я попросил того, кого обычно просят в таких ситуациях, еще немного времени, и Он подарил мне десять минут жизни. Десять минут. Много это или мало? Тогда мне показалось достаточно, потому что за это время я успел много чего вспомнить, даже то, что казалась безвозвратно утрачено памятью. Я вспомнил, что мой друг детства так и не вернул мне книжку о страусах. Теперь этот друг жил в Египте. Сохранилась ли у него та детская книжка? Вот о такой ерунде я думал за несколько минут до смерти. Но мне так хотелось, - думать о вся-ких мелочах, потому что я знал, - наша жизнь состоит именно из таких мелочей.
Десять минут отпущенных мне истекли и я умер. Последнее о чем я успел подумать, - это какие вкусные были сегодня пончики.
В тот момент, как она умерла, ее муж сказал сам себе, - что за чертовщина! У него ни с того ни с сего выклю-чился компьютер. Другие приборы продолжали работать.
В тот момент, как она умерла, я лежал на полу придавленный обрушившимися досками, и пытался нащупать в темноте ее руку.
В тот момент, как она умерла, наш единственный общий друг опрокинул стакан с пивом себе на брюки. Хрюша, - сказала его невеста, снимая с него штаны. Когда через десять минут умер я, друг и его невеста увлеченно занима-лись любовью.
В тот момент, как я умер, моя знакомая – католичка, посмотрела в окно, и увидела двух спаривающихся собак.
Жизнь продолжалась. Но уже без нас. Мы умерли. А кто – то об этом даже не знает. Например, не знает ее знако-мый по Интернет – переписке, недоумевающий, почему она не отвечает на его письма. Не знают продавцы фрук-тов на рынке, гадающие, куда пропала их постоянная покупательница. Они ее ждут, но они не дождутся, потому что она умерла, в тот самый момент, когда выключился компьютер ее мужа.
В тот момент, как я умер, я потерял сознание, а пришел в себя уже на том свете. И не было никакого полета по туннелю, и тому подобных вещей. Я просто открыл глаза и понял, что я уже ТАМ. А вскоре я увидел ее и понял, что мы ТАМ вместе.
После нашей смерти ее родители продали дачный участок. Его купил какой - то толстый человек, и построил на месте нашей смерти большой и уютный дом. Теперь его домочадцы и гости жалуются, что иногда видят два привидения, сидящих за столом. Это не привидения. Это наши тени, поедающие пончики с сахарной пудрой и запивающие их теплым мате.
Я хотел навестить своего дедушку, но мне сказали, - ты опоздал, парень, его здесь уже нет. Умер бы ты на го-дик – другой раньше, еще бы застал.
Самое смешное, что мы не были с ней даже друзьями. Она просто однажды накормила меня пончиками с мате.
Когда кто – нибудь из умерших спрашивает меня, кем мне приходится эта девушка, - женой, возлюбленной или сестрой, я отвечаю: мы просто умерли под одной крышей.
Тысячи слов утонули в слюне. Я бы их ей сказал, но мой рот был занят пончиками и теплым мате. А потом она умерла, и я тоже умер, через десять минут. Но теперь я обязательно их скажу. Вот эти слова (не тысячи, но самые важные из тысяч): спасибо тебе, спасибо, за то, что накормила меня пончиками и напоила мате. Было очень вкусно. Такие вещи запоминаются: пончики, мате и твоя улыбка. Я бы сказал, - запоминаются навсегда, но прой-дет еще немного времени, и мы появимся на Земле в образе младенцев, и позабудем о том, кем мы были, позабу-дем друг друга, позабудем как умерли под одной крышей, и уж конечно забудем и о пончиках и о мате, и даже ее улыбка выветрится у меня из памяти. Мы родимся от разных матерей, нас будут разделять тысячи километров. Но я всё равно верю, что когда – нибудь мы снова встретимся, и она накормит меня пончиками с мате. А иначе и не за чем вновь рождаться.