Один знакомый, вдруг решивший приобщиться к дальневосточной литературе, пристал ко мне: "Кого нужно в первую очередь прочитать?" А на вопрос, зачем это ему вообще нужно, он непосредственно ответил: "Так ведь пора вспомнить, что я все-таки интеллигентный человек...".
Странно, конечно, почему понятие "интеллигентность" непременно должно включать в себя и знание местных поэтов и писателей. В знаменитом Оксфордском словаре русская интеллигенция определяется как "часть нации, стремящаяся к самостоятельному мышлению". Но при чем тут литература? От нее массовый читатель вообще-то ждет не каких-то откровений, а прежде всего развлечения и отдохновения.
Но вот что интересно. Ровно пять лет назад в журнале "Дальний Восток" было опубликовано эссе Тамары Жариковой "В проеме". Его перепечатало нью-йоркское "Новое русское слово", и тамошней читающей публикой это произведение было отмечено и замечено. Тамара Жарикова враз стала знаменитой за океаном. А кто знает ее у нас? Разве что люди, хоть как-то интересующиеся новостями культуры.
Размышляя об этом, Юрий Кабанков в статье "Жизнь, пушинка безропотная", опубликованной в майско-июньском номере журнала "Дальний Восток", замечает, что хорошая проза - это отвага рассказать о себе не то, чего ждут и что нужно обществу, а то, что действительно чувствуешь и думаешь. Может быть, именно это и нужно тем, кто вдруг вспомнил о своей интеллигентности?
А если уж говорить об обязательном литературном "джентльменском списке", то основные его персоналии можно найти в статье критика Вургуна Мехтиева "Логика карнавальной жизни". Он упомянул в ней многих более-менее заметных дальневосточных писателей.
В 90-х годах прошлого века в журнале "Дальний Восток" было опубликовано несколько произведений, уже вошедших в школьные программы. Среди них, между прочим, и романы обозревателя "Тихоокеанской звезды" Кирилла Партыки "Час, когда придет Зуев" и "Мутант".
Критики почему-то всегда уверены, что им со стороны виднее, что хотел сказать писатель, да не так выразился. Вот и Вургун Мехтиев находит, что для большинства наших писателей творчество граничит с "художеством" - от слова "худо". Чем ущербнее герой, тем лучше. Чем ужаснее и безнравственнее описываемые ситуации, тем азарнее писатель водит перышком по бумаге. С недоумением критик пишет о некоторых литераторах, которые тащат в "героев нашего времени" всяческих маргинальных личностей, которым их "земная оболочка" кажется серой и нерадостной, а все окружающее - тускло и безжизненно. Остается только одно, - как пишет критик, - "уйти в себя, дышать собственным внутренним жаром".
Я попытался представить, как это - "дышать внутренним жаром", но ничего не получилось. Хотя при таком способе дыхания, по уверениям критика, более опытные люди непременно находят в себе "мелкого беса". И, что интересно, не гонят его прочь, а холят и лелеют! Неотразимое чувство замкнутой реальности, по мнению критика, - это то, чем наполнены кругозор и сознание многих персонажей дальневосточных литераторов.
И тут хочу спросить у Вургуна Мехтиева: также прямолинейно смотреть на литературу? Может быть, "мелкий бес", который не дает покоя современному человеку, - это как никогда актуально? Сумасшедший ритм жизни, все эти наши стрессы, глубоко запрятанные комплексы, бремя страстей в невыносимой легкости бытия - все это и многое другое разве только писательская выдумка? И с чего бы это масса народа вдруг стала уходить в виртуальные мифы Интернета, часами просиживать за интерактивными играми и страдать новой и, увы, уже не экзотической болезнью - аутизмом? Да, конечно, это слабости. Но здоровый критик, очевидно, достигнувший прогресса в борьбе с собой, направляет все свои способности на борьбу со слабостями ближних. Вернее, на борьбу с писателями, которым почему-то неинтересно выводить в герои здоровяков, а непременно надо писать о всяких алкоголиках, наркоманах, бомжах, "гегемонах".
У этих литературных героев, по мнению критика, в сознании ничего не осталось для "просветляющего начала". В качестве примера Вургун Мехтиев приводит А. Тоболяка с его "Денежной историей". Герой повести интеллигент, совершивший уголовное преступление, уповает на то, что времена сильно изменились: он не так наивен, как тот же Раскольников, чтобы страдать и мучиться. К тому же, современная медицина изобрела лекарство против больной совести. И стоит ли думать о каких-то высоких материях и заниматься поисками своего "я"?
Анатолий Тоболяк, почти четыре десятилетия назад блистательно заявивший о себе "Повестью о первой любви", не менее страстно исследует нынешнюю реальность. Вургуну Мехтиеву не нравится привычка писателя смотреть на мир глазами "маленького человека". Но, позвольте, вся русская литература вышла из "Шинели" Н.В. Гоголя, которая как известно, повествовала о "маленьком человеке". и как-то так получалось, что великим нашим писателям чаще всего были абсолютно неинтересны физически и психически здоровые люди, и все они почему-то выводили в герои всяких "идиотов", "живых трупов", нездоровых Печориных, ленивых Обломовых и прочих.
Не только в литературе, но ив кино, нас почему-то привлекает как раз "маленький человек". например, герой Чарли Чаплина. С точки зрения здравого смысла ну урод уродом, дурак дураком, и несуразнее его, кажется, не бывает. А ведь любим его. За что же? Может, еще и за то, что он - это мы, и когда смеемся над ним, то смеемся со слезами на глазах над собой - и становимся чище, лучше, умнее, добре.
От отчаяния ли, от искренней ли боли за состояние дальневосточной литературы, от желания ли помочь писателям верно выбирать своих героев Вургун Мехтиев написал свою статью - не знаю. Но он почему-то навязывает литераторам свой способ "освоения реальности". Ему хочется, чтобы в основе творчества лежало духовное здоровье.
Спорить с этим утверждением совершенно не хочется. Оно настолько правильно, что аж скучно. И тем не менее, статья Виргуна Мехтиева интересна хотя бы тем, что критик довольно своеобразно взглянул на дальневосточную литературу. Она, оказывается, не так уж и скучна, если "вывела" столько "маленьких людей" с их болезненностью, закомплексованностью, пороками, маленькими и большими трагедиями. Причем, многими писателями, когда они писали о сознательности. Сознательно писать об ущербном, чтобы защитить вечные идеалы нравственности.
Может быть, моему знакомому, как и некоторым другим людям, захотелось читать книги еще и затем, чтобы взглянуть на себя и свои проблемы как бы со стороны. Как ни крути, а литература так и остается зеркалом нашей жизни. Может быть, кривым, искажающим отражение - как в комнате смеха. Но люди ведь зачем-то ходят в нее. И смеются над собой до слез...