Стоп! Снято!
В Его голове была лишь одна мысль, которая со временем приобретала вид паранойи. Уже несколько дней Он не мог найти актрису на главную роль в своем фильме. В этом патологически пустом городе Он видел только разбухших от холода голубей, нервно вышагивающих взад - вперед в поисках пищи, грязные окна, полные мутного света, которые следили за Ним, и однообразную плоскую улицу. Тяжелое и злое небо кидало на город огромные липкие капли. Тьма ночи затягивала остатки голубизны.
Он держал руки в карманах, периодически вытаскивая их и выдыхая пары теплого воздуха в ладони. Мокрые волосы сосульками висели над глазами, ботинки жадно заглатывали лужи. Окончательно замерзнув, Он зашел в небольшой бар, кишащий подвыпившими людьми. Казалось, что все население города пришло сюда встречать ночь. Он пробрался сквозь густую массу из лиц и одежды, достиг барной стойки и заказал себе чай. За одним из столов было пусто. Осторожно придерживая чай, Он начал огибать спины и приближаться к столу, на котором лежали использованные салфетки, пустые стаканы, капли и крошки. Неожиданно официантка подбежала к столу, смела мусор в корзину и галантно пригласила Его сесть. Стулья были продавленными, вонь забивалась к Нему в нос, стол шатался, вокруг грохотал смех. Прямо над ухом звенел пронзительный женский смех. Он усиливался, приближался и, наконец, его обладательница упала на соседний стул рядом с Ним. Девушка была вульгарно накрашена, на ее запястье болтались металлические дешевые браслеты, уши были истыканы ржавыми серьгами. Он резко, даже автоматически, прижался к стене, левой рукой отодвигая чашку. Смех затих, Она подняла пьяные, бессмысленные глаза и что-то пробормотала. Над ней стоял крупный молодой человек, который беспрестанно швырял злые взгляды то на Нее, то на Него, после чего, громко шагая, влился в гущу людей. Она продолжала лежать, не в силах подняться, хватаясь руками за стол, за стену. Он аккуратно взял Ее под руки и как ребенка усадил рядом с собой. Ее руки растекались по столу, рот продолжал смеяться, а глаза хлопали густым веером ресниц и поминутно ухватывали Его взгляд.
Пять минут. Десять. Час. Он почему-то не уходил. Толпа рассеивалась. Они сидели рядом и пили уже седьмую чашку чая. «Извините, а Вы не хотели бы сыграть в моем фильме?» - сказал Он. «Да…Хочу…Но я не актриса по природе. Я…продавщица..» - Ее все еще пьяный язык сваливал все слова в одну кучу и выливал их нечеткой речью. «Неважно. Главное, чтобы Вы были согласны. Согласны?». «Ну…да…». Он выхватил ручку из кармана, взял салфетку и небрежно написал несколько цифр, которые Она ему сказала. «До завтра. Приятно было пообщаться.»
Он вышел на улицу, когда ночь окончательно затопила город темнотой. Только упрямые звезды пытались прорезать тугое полотно тьмы. Небо стало не агрессивным. Оно просто плакало.
Он радостно брел по мостовым, пока вскоре не пришел на свою съемную квартиру. Быстро скинув промокшую одежду, Он нырнул в кровать. За день Он настолько устал, что забыл выключить свет. Рядом с его головой толпились сны: злые, добрые, сумасшедшие, глупые. Они спорили, толкались, всем им хотелось первыми проникнуть в Его голову. Самые сильные сны моментально влетали к Нему в уши, отталкивая слабых на мутный свет невыключенной лампы, которая моментально плавила их. Расплавившись, они стекали на Его нос и все равно проникали в голову.
Утро не наступило, просто окно в очередной раз поменяло свой цвет. Проснувшись в хорошем настроении, Он ринулся на кухню готовить завтрак. Все в нем торопилось: Он быстро поел, кинул грязную посуду в умывальник. В кармане Он нашел заветный телефон и набрал номер. «Алё! – небрежно крикнула трубка. – Вам кого?» « Извините, помните вчера, в кафе?…Насчет фильма…Вы согласились…» Его перебил уже вежливый и радостный Ее голос. «О, да, конечно! Я помню!» «Приходите сегодня на пробы.»
Вся съемочная группа невзлюбила Ее. Ее дикая вульгарность, грязный взгляд, вечная улыбка не нравились окружающим. Да и Ему тоже. Зато Ей нравилось все. Для Нее яркая жизнь была впервые. Этот одинокий город сильно засасывал молодых людей и выплевывал уже истрепанными, глупыми и однообразными. Теперь в Ее жизни калейдоскопом шумели события. Пробы, съемки, репетиции, веселые компании у Него дома, Его дурацкие замечания. Как-то раз Она обратила внимание на то, что в Ее очерствевшей от скуки душе стало зарождаться что-то маленькое и красное. Это был Он. Он рос с каждым днем, с каждой встречей. Один Он был в жизни, другой – в Ней, который вскоре приобрел такие размеры, что, вылезая, стер всю вульгарность и пошлость с Ее лица. Все время, пока шли съемки, Она жила у Него. Груды разбросанной одежды, утренний смех, взъерошенная кровать и Его полное равнодушие ко всему.
Оставался последний кадр. Она перестала жить, так как являлась только почвой для Него. За все это время в Ней не осталось ничего. Пустота, заполнявшая тело, управляла действиями и мыслями. Он выпил из Нее всю душу, все силы и только теперь оставил Ее в покое. Как раз для последнего кадра.
Ее роль была очень сложной и достаточно безмолвной. Она играла сошедшую с ума девушку. В течение всего фильма описано развития болезни и вот в конце, совершенно сойдя с ума, героиня должна покончить жизнь самоубийством, так как она больше не может избегать галлюцинаций и посторонних голосов.
Внизу натянут батут. Она стоит на карнизе пятого этажа. Ее пожирают прожектора, рассматривают камеры. Даже Он сидит и смотрит на нее. Но не потому, что Она что-то для Него значит, а лишь из-за того, что это Его работа.
После команды «Мотор!» тело срывается вниз, купается в потоке света, моментально падает на асфальт в двух метрах от батута. Бордовые струйки крови начинают плавно очерчивать его, играя все в том же свете прожекторов. Воцарилось полное молчание. Люди остановились в каменном омертвлении. Тишину неожиданно разорвал Его голос:
«Стоп! Снято! Уберите труп!».