Василий не обладал привычкой верить в чудеса. Почему-то последнее время его силы нудно подтачивала легкая тревога. Возвышенное чувство пребывания в отпуске подослабло и не могло вытеснить из тела ноющее беспокойство души. Василий расстраивался: уже половина отпущенного ему судьбой срока пребывания вне работы отошла в прошлое, а он никак не мог сподобиться начать ремонт. Огонь труда не возгорался ни под каким предлогом.
Солнце регулярно вставало и садилось, луна на небе успела полтора раза состариться, жаркое лето плавно перешло в бабье, отпускные прилично подтаяли, время текло – тяжесть забот усиливалась.
Будучи по жизни глубоко пивным человеком, Василий часто в минуты трудностей стимулировал себя народным заговором: «А не испить ли нам пивка?» Далее следовала реализация. Этим ему обычно удавалось вызвать порцию энтузиазма, после чего быстро что-то начать и иногда даже закончить.
Но сегодня этот фокус не срабатывал. То, что требовало ремонта, Василий называл залом. Оно хмуро синело пятнами неободранной извести, напоминая небрежно побеленную сердитыми дикарями пещеру. Так что исконно пивные слова бесславно уходили в древние стены.
Однако Василий не склонен был сдаваться. Пиво было под рукой, а стакан рядом. На ум в голову пришли слова известного философа, что количество обязательно переходит в какое-то там качество. Только, видимо, количества должно быть достаточно. Василий отчетливо понял это после принятия очередного стакана пива, когда вдруг ощутил прилив биологической энергии, направленной на обшарпанные стены. Окружающее поплыло, импульсивно был взят шпатель, и человек Василий ушел в трудовой транс...
Когда он вышел из состояния бессознательного поведения, то удивленно узрел, что стены очистились от сине-злобного набела, как будто их корова хвостом обшманала. В окружающей среде стоял известковый туман, в котором кружила странная белая птица, отдаленно напоминавшая местного попугая, а из мутного зеркала на Василия лупоглазо смотрело человекоподобное существо мужского обличия, сильно похожее на мельника. «Да-а, – смекнул Василий, – долго он в муке валялся». Но через несколько мгновений времени соображение вернулось, он узнал в мужике свою личность и почти осознал случившееся: «Вот это да! Прямо какая-то каталепсия!» Тревожность уходила из организма, растворяясь в окружающем тумане.
Интеллектуальный вывод Василия был сугубо однозначен: «Пиво чудеса творит!» Он пошел в ванную смывать с себя рабочий налет и отхаркивать набившуюся в легкие известь, пританцовывая и весело напевая:
– Ай-я-я-я-яй, убили негра! Убили негра, убили. Ай-я-я-я-я-яй. Ни за что, ни про что суки замочили!..
В кухонном приемнике «Русское радио» смачно подвывало и подстукивало ему.
Под звуки журчащей из душа воды вернулась с работы единоутробная жена Василия Лариска. Она остолбенело уставилась на картину все низвергающего ремонта, сотворенного ее заполошным мужиком.
Не выдержав окончания его мойки, Лариска стала стучать в дверь ванной и причитать:
– Что же это ты, изверг, тут устроил, а? Чего спрятался? Держи ответ.
– Не мешай, недалекая ты женщина. Я смываю трудовой налет, – логично и уверенно держал ответ Василий.
– Чего-чего, а трудового налета на тебе никогда не было и быть не может – все пивом смылось и в канализацию унеслось, – продолжала ворчать Лариска, но уже не так сердито – видать, что-то разглядела в результатах Васькиного сотворения.
– Ладно уж, выходи. Убирать мусор будем, – устало промямлила она и тут же испуганно вскрикнула, увидев высунувшуюся из зала напудренную результатами Васькиных усилий собачью морду.
– Собаку-то хоть выгулял, терминатор? – спросила Лариска, но вспомнила, что Василий не любил собак, и, взяв на поводок известкового монстра, пошла на улицу.
Гордо, грудью вперед, появилось из ванной туловище Василия, который восторженно заявил:
– То ли еще будет! Было бы пиво, а за нами не заржавеет.
До конца отпуска и ремонта оставалось еще много времени.